Baraz2

14.21. И простер Моше руку свою на море, и отводил Господь море сильным восточным ветром всю ночь. И сделал море сушею; и расступились воды.

Эти слова Торы вместе с двумя предшествующими им стихами (14.19-20), как известно, заключают в себе Шем Гамефораш, т.е. семидесяти двух буквенное имя Всевышнего. Ключ прочтения этого имени имеют посвященные. Знание же его, как считается, дает человеку власть совершать многие чудеса. Одновременно бытует в нашей святой религии убеждение, что Человек из Назарета каким-то (нечестным, разумеется) образом узнал это имя, и благодаря этому и мог творить свои чудеса. Действительно, умножать хлеб и рыбу, превращать воду в вино - все это возможно для посвященного в каббалу. Традиция наша приписывает некоторым мудрецам (в частности рабби Акиве) умение создавать даже живых тельцов.

"Я совершенно уверен, - пишет Мартин Бубер, - что иудейская община в процессе своего возрождения будет оценивать Иисуса не просто как великую личность своей религиозной истории, но также в органическом контексте протекающего в веках развития мессианизма, конечной целью которого является искупление Израиля и мира". Я лично не уверен, что такое признание действительно когда-либо произойдет, однако со своей стороны не могу не заметить, что чем дальше уходил я от христианства, чем больше проникался категориями иудаизма, тем все богаче и глубже представало для меня Евангелие, тем все загадочней и прекрасней казалась личность Учителя.

Христианам очень хочется, чтобы основоположник их религии недолюбливался ортодоксальным иудаизмом, без этого добрая половина их проповеднического пыла будет напрасной. Но здесь все как в излюбленной Кантом поговорке древних: "один козла доит, а другой решето держит". Ортодоксальный иудаизм ведет себя так, как предписывает ему христианский сценарий. Доколе так будет продолжаться? Не естественнее ли все же предположить, что Человек из Назарета был не вором, а вполне праведным каббалистом. По существу даже первым явным из них. Ведь просто поразительно, насколько все последующие мистические движения внутри иудаизма были отмечены теми же чертами, которыми отмечено раннее христианство.

И немецкий средневековый хасидизм, и польский хасидизм Нового времени, равно как и другие не столь массовые движения, основанные на мистике - все они отмечены одними общими "евангельскими" чертами, а именно чудотворением, противопоставлением себя строгому законническому истеблишменту (при сохранении верности галахе), превозношением бедности (в Зогаре бедняки именуются "двором Всесвятого"), наконец, общими высокими нравственными требованиями (следование мидат хасидут). Всем этим движениям повезло больше, чем эвионеям (т.е. первым иудео - христианам, отвергавшим церковную доктрину) только потому, что они никак не распространились во внешнем мире, т.е. не были в собственном смысле слова мессианскими. Ведь разве могут народы не исповедать Царя в качестве самого Бога?

Да и как может быть иначе? Если согласно общим каббалистическим представлениям все еврейские души божественного происхождения, если все они образ Царя, то ни тем более ли Царь-Мессия? В простоте сердца своего я просто не пониманию, чего другого можно было бы ожидать от народов, если не того самого поклонения, которого они Человеку из Назарета и воздают.

Христианство - это лишь одна из искр того поразительного фейерверка, которым является иудаизм, которым является каббала. От этой искры воспламенился Эдом ("Огонь пришел Я низвесть на землю" Лук. 12.49.), и горение его было бы в высшей степени приемлемо, если бы оно не стремилось заглушить свой источник, если бы оно не претендовало считаться самим этим источником.

Но перейдем к собственной теме рассматриваемого стиха: Традиция сообщает еще об одном участнике этого чудесного избавления сынов Израилевых - Нахшоне. Этот человек вступил в море еще до того, как воды стали отступать, и именно тем позволил небесам вмешаться. "Импульсом снизу" назовет подобный религиозный опыт Зогар. Человек должен первый начать поиск, самостоятельно должен пускаться в путь, не зная заранее достигнет ли он конца, таков непреложный духовный закон. Только в этом случае человек вправе рассчитывать на поддержку Неба. Прийдет ли она? Совсем не обязательно, ведь в этом случае получалось бы так, что человек прекрасно знает конец.

Я пустился в путь не будучи уверен, что достигну конца. Действительно, в ту пору когда я формально перешел в иудаизм, я лишь желал быть евреем, то было в первую очередь волевым решением. По своей совести я оставался христианином. "Импульс снизу" в чисто метафизической сфере - дело несколько необычное, и в сущности куда более рискованное, чем любое земное странствие, когда на карту ставится в худшем случае наша земная жизнь и лишь косвенным образом жизнь будущего века (к такого рода "импульсу снизу" я бы отнес свое "Открытое Письмо").

Моя ставка была велика, ведь в случае провала лучшее, что меня ожидало, было просто позором, т.е. возвращением в церковные стены, перечеркиванием десятилетия труднейших поисков. Поэтому велик был для меня день, "в утреннюю стражу" (14.24) которого я почувствовал, что философия "общего" больше не преследует меня. День, в который из еврея по воле я стал превращаться в еврея по совести. Еврей по совести! - мог ли я когда-нибудь мечтать о таком счастье? Плененный "общим" я не предполагал, что смогу когда-нибудь чистосердечно противостать ему.

Разумеется, я ни в коем случае не намерен отрицать ценности западноевропейской цивилизации, эти ценности, представляющие из себя те же иудейские ценности, но именно в "общем", во всеобщем виде - безусловны. Я говорю лишь то, что и "общее" (Эдом) и "частное" (Израиль) целиком взаимообусловлены, взаимоположены ("и народ от народа крепнуть будет"). Просто теперь это перестало быть для меня (только) "общим" рассуждением, а стало также и "частным" убеждением.

Мудрецы наши сравнивают трудность разверзания вод при переходе евреев через тростниковое море с трудностью заключения брака. Чтобы лучше понять этот образ, вспомним, что народ Израиля и земля Израиля сужены друг другу, что разверзание моря было одним из решающих этапов на пути суженых к их встрече. Не случайно и о вступлении в брак, и о проживании в земле Израиля в Талмуде говорится одними и теми же словами, а именно говорится, что делающий это "как бы выполняет всю Тору" (так говорится еще только в отношении тфиллин и цицит).

Каждый шаг на пути жениха к своей невесте, каждый шаг на пути еврея к земле Израиля - каждый этот шаг сопряжен с возвращением Шехины, т.е. с восстановлением поврежденного грехом Адама брачного союза внутри самого Всесвятого. И каждый этот шаг действительно так же труден, как разверзание вод Тростникового моря. Поиск суженых друг другом - это действительно одно из самых трудных, и одновременно самых жизнеутверждающих дел. Но таким же важным является и обитание еврея в земле Израиля. Разделение человечества на Израиль и народы (т.е. собственно человечество) - такое же глубокое и коренное, как и разделение человечества на мужчин и женщин.

Понятие "человек" и понятие "еврей" - понятия соотнесенные; иными словами, "человек" (т.е. христианин, экзистенциалист) - это тот же "еврей", но во всеобщем виде. Однако при этом существенно, что "общий вид" нимало не снимает самого своего "первовида", но напротив, постоянно обогащается в нем. Израиль должен мыслиться христианами как иная тотальность, как иное "общее", как "инообщее". И наооборот, для Израиля признание в экзистенциалистах и христианах "иноевреев" ("Израиль по духу") дает возможность обрести в мире законного своего партнера и сделать свою миссию до конца раскрытой и внятной. Итак, понятие "человек" и понятие "еврей" - понятия соотнесенные. А только то понятие, которое сотнесено с самим собой, является полным, является содержательным.