Мы встали живой и всемощною цепью
Вдоль вен и сосудов шоссе, растянувшись
На светлые сто километров надежды -
От града Давидова до поселений,
В садах утопающих около взморья,
Где солнце пустыни, сгорая под вечер
От диспутов и автоматного жара,
Бросается в волны, спеша остудиться
В соленых глубинах по имени Вечность.
Мы встали живой и мятежною цепью -
Вчера, накануне Девятого ава,
Дня скорби и муки, стыда и обиды.
Мы - цепь человеческих судеб, чьи кольца
Спаяла тревога о древней и юной,
О маленькой нашей еврейской Отчизне -
Зеленой заплатке на карте эпохи,
Которую демоны междоусобья
Мечтают сорвать, искромсать, уничтожить.
Мы встали живой и булатною цепью -
От вещей Стены иудейского Плача
До Храма, который еще не родился.
В цепи этой трепетной тысячи звеньев -
Сердец, где пульсируют радость и горе.
В цепи этой звеньев еще миллионы -
Сердец убиенных, гонимых, сожженных,
Сраженных мечом и разорванных взрывом
В автобусах, в барах, в постели, в полете.
Мы встали живой и единою цепью -
И черная смушка, и рыжие пейсы,
Кудлатые, лысые, в шортах и в юбках,
Что пыль подметают у тысячелетий,
Веселые, мрачные и заводные
Трудяги, везунчики и недотепы -
Такие вот разные, чтобы все вместе
Торговцам судьбой прокричать: "Не торгуют
землёй, что народу завещана Б-гом!"
Мы встали живой и решительной цепью,
Чтоб это послание в сто километров,
Послание сотен веков услыхали
Вожди, пораженные СПИДом галутным -
Холуйством, смирением и самоедством…
Трубили шофары. И руки сомкнулись,
И ток от ладони к ладони помчался.
Мы пели "Атикву" - все сто километров.
И арфа Давидова в звеньях звенела…
Мы встали живой и пронзительной цепью
У края Надежды, гонимые в бездну.
И все же по лицам струились улыбки,
И слезы лились у жены-нееврейки -
От счастья, от гордости, от единенья…
Был Храм не разрушен. Никто не боялся
Ни "скадов", ни нелюдей с бомбами в чреве.
Был бархатный вечер. Уже подступало
Девятое ава, Девятое ава.
