Eygenson2
©"Заметки по еврейской истории"
27 октября 2004

 

Сергей Эйгенсон

 

Московский вечер в Скалистых горах

 



            - Обязательно съездите туда! Это часа три с половиной. Замечательное место. Там они вместо того, чтоб выкапывать, взяли и накрыли обнажение зданием. Так что видишь не отдельные косточки и не собранные скелеты, как у вас в Чикаго, а всё выступает прямо из песчаника. Я, по правде говоря, только тут и поверила, что динозавры по правде существовали,  населяли Землю. Нет, что они сейчас есть, я знала и до этого. А вот что раньше ...  в этих юрских периодах.

Мы в доме давно не виденной московской знакомой. Действительно давно – на четыре года больше, чем нашей без пяти минут тинэйджерке-внучке, которая, открыв рот, слушает хозяйку. Потом она скажет мне: «Знаешь, я только не понимаю, Наташа – такая молодая и энергичная, откуда у нее такая взрослая Вика, что эти картины рисует?» Действительно, мы с час рассматривали странные и завораживающие рисунки и литографии дочери хозяев, профессора графики в одном из университетов Великой Прерии.

Мы приехали в этот дом под вечер воскресенья, после того, как находились до упаду по не совсем обычному для Штатов городу. При желании, можно было бы его для конспирации обозначить как «Лхасу Скалистых гор». Хотя на нашей общей Родине его название приводит, вернее всего, на ум лыжи, коньки или странную ледяную игру керлинг, но сейчас жара, чуть начавшая спадать под вечер. Непривычно пустой даунтаун, только люди, идущие с молитвы или на молитву – как, наверное,  в воскресной Америке девятнадцатого века. Или в субботу в сегодняшних кварталах ортодоксальных евреев. Ну, что ж, вызывает, по крайней мере, уважение со стороны.

И о здешних обычаях мы тоже наслушаемся. Хозяйка и ее муж, люди наблюдательные и сильно закаленные предыдущими советскими десятилетиями, провели тут более, чем достаточно, чтобы увидеть очень разные стороны здешних мест, наконтактировались с самыми разными людьми, чуть ли не от самого далай-ламы и до рядовых погонщиков яков. Ироничный Володя вообще очень производит впечатление, что у дона Рэбы он попал бы под репрессии «за невосторженный образ мыслей». Так что образ здешней, «лхасской» жизни вырисовывается не совсем плакатно-красивым. Но интересным для взгляда со стороны. Однако, и общих сибирских и московских друзей ведь нельзя не вспомнить? Сильно увеличили, прямо скажем, географический кругозор наших соотечественников последние лет двадцать. Вместо прежних рамок, по Аксенову, «от Паланги до Магадана» стало – от Сеула через Хайфу и Мюнхен до Сан-Диего. Так что рассказы про нынешние  местожительства бывших жителей Сургута или Ордынки в одну лишь кириллицу никак не уложишь.

Но тематика беседы – сама по себе, а уж очень хороша сама хозяйка. Знаете, тот запредельный градус обаяния, женского и, как сказал бы Михал Сергеич, «общечеловеческого», при котором можно простить даже то, что обычно никому и нигде не прощается – то, что собеседница умнее тебя. А тут прощаешь почему-то. С первой нашей встречи в ста девяноста градусах к востоку отсюда ... или, наверное, лучше сказать, в ста семидесяти к западу.

Тем временем нить беседы как-то неожиданно ушла совсем в другую сторону. В Грецию. Для нас с женой Эллада – это калейдоскоп смешных, патетических и фантастических масок  и декораций, начиная от совершенно анекдотического персонала консульства в Трубниковском переулке. Как-нибудь соберусь и зафиксирую. Но вряд ли сумею превзойти ту трагикомедию на эгейских берегах, о которой нам рассказывает Наталия Яковлевна.

- Вы же сами понимаете, что в первые годы после переезда денег в обрез, вернее сказать, их нет совсем. Хватило мне только на самый дешевый греческий тур, да и то потому, что Греция, можно сказать, по дороге - на обратном пути из Израиля, где я была на конференции в Вейцмановском Институте.  Прилетела я из Израиля на Санторини, тот самый, где, говорят, затонула Атлантида. Остров – остаток взорванного вулкана. Оттуда поплыла на пароме через ариаднин Наксос, Киклады в афинский порт Пирей. Из Пирея предполагалось продолжение  -  Крит с Лабиринтом, потом возвращение на Санторини. Оттуда уже через Франкфурт в Штаты ...

Теплоход пришёл в Пирей в пять утра, у меня в это время мозги спят, я могу действовать только на автопилоте. Плюс -  каюта была в трюме на двенадцать человек, как в кино про эмигрантов XIX века.  А меня напугали, что в Греции вор на воре, и я еще с вечера сумочку с деньгами и документами положила в чемодан, а чемодан в каюте использовала вместо подушки. Словом, приплыли в пять утра в Пирей, и хочется, конечно, подняться на Акрополь и на Агору. Для этого, конечно, чемодан надо сдать на хранение. Впереди целый день, продолжение пути - в пять вечера.

Все разумно. Мы и сами один раз в Барселоне... А она рассказывает, как начала искать пассажирский терминал, ну, камеру хранения по-советски, чтобы сдать свой чемоданчик и дальше жить налегке. За час поисков в пустынном предутреннем пирейском порту, наконец, набрела на дверь с прикнопленным листком бумаги «PASSENGER TERMINAL», что и должно обозначать камеру хранения.

- Там сидел такой пожилой усатый грек совершенно порнографического вида. Страшно мне обрадовался, забрал чемодан, оторвал клочок от какой-то бумажки или газеты, черкнул на нём зигзаг и выдал мне эту квитанцию. Я тоже страшно обрадовалась, что избавилась от чемодана и могу теперь налегке идти смотреть Парфенон. При мне остались только билет на следующий теплоход и какая-то мелочь, чтобы покупать воду - жара там днём несносная, под сорок или за сорок.

Мне ужасно хочется вставить собственные воспоминания, как мы с женой, поднявшись на знаменитый холм, обнаружили и засняли на видео митинг  по случаю какой-то годовщины местного Сопротивления времен Второй Мировой. Прелестный митинг, с красотками в национальных нарядах, несущими распростертый соток на шесть голубой флаг с крестом, с военными оркестрами у Парфенона и Эрехтейона, с печатающими по неровной скалистой площади шаг гвардейцами в юбках и роскошных туфлях с помпончиками, с почтенными ветеранами в черных костюмах-тройках и алюминиевой сединой на подбородках, со скаутами в галстуках, дружно салютующими, когда оратор муниципального вида прокричит что-то вроде: «К борьбе за дело Янаки, Ставраки и Папы-Сатыроса – будьте готовы!»

Но я наступаю на горло собственной песне – все-таки хочется же знать, что там дальше. Начало пока не обнадеживающее. Ну, а дальше оказывается, что по возвращении Наташи в порт туристский теплоход оказывается на месте, у указанного в билете причала, а вот PASSENGER TERMINAL никак не находится. В сорокоградусную жару носится она по порту в поисках той двери, куда зашла под утро. Как будто нашла - но там при свете дня оказалась подсобка рыбного ресторана. Никаких, хоть бы и бумажных вывесок. Тем более следов того усатого грека. При расспросах (больше жестами, по-английски там почти никто не понимает) получалось даже так, что службы такой - пассажирский терминал - в пирейском порту пока нет. Так куда же она отдала чемодан? Господи, ведь там, помимо денег и прочего, авиабилет в Штаты и все документы! Назад-то как? Ужас ситуации такой, что муж рассказчицы, умница и ироник, и тот несколько затуманился, вспоминая эту двенадцатилетней давности историю. Да и нам это вполне понятно. Вроде советского триллера «Потеря партбилета», заставившего, по старому анекдоту, рыдать жюри Каннского фестиваля.

...Кто-то показал ей дорогу в полицию. Там оказались веселые молодые люди, знающие три с половиной слова по-английски – но не только помощи, даже и намерения что-то сделать у них не нашлось. А круиз уже отходит. Не ночевать же в порту под скамейкой?! И она в грусти пошла на свой теплоход.

Я уж не буду и пытаться до конца пересказать эту леденящую душу историю - все одно, так, как мне рассказали, передать не сумею. Вот может, сама она расскажет в своей новой книге. Точно уж будет поинтереснее, чем в моем исполнении. Но того читателя, который прямо сейчас болеет душой за судьбу соотечественницы, утешу тем, что капитан, а потом еще и греческий доктор, на счастье учившийся по переводному учебнику ее папы, помогли ей разобраться и частично вернуть пропажу. Дверь, действительно, оказалась та самая, только днем через неё вносили в ресторан свежепойманных омаров, а по ночам  с ее помощью подлавливали одиноких доверчивых туристов. Нашли и того усатого грека, выбили из него полуопустошенный чемоданчик вместе с паспортом и авиабилетом и даже, правда с большими приключениями, доставили к ней на Санторини. Веселье полицейских при её появлении в их участке в Пирее тоже нашло своё объяснение. Там у них, оказывается, полиции есть разные, и Наташа принесла свое горе в ту, где занимаются проституцией.  Ну, нынче это и по Москве известно, что менты, борющиеся с этим уродливым явлением, как правило, настроены благодушно и несколько игриво. А капитан теплохода, на котором она возвращалась на Санторини, связался по радио с более подходящей к случаю полицейской службой и те кое-что сделали.

     К самолету в Штаты она успела. Ну, а сердечный приступ, как раз и познакомивший нашу героиню с добрым доктором - так советскому  человеку к таким вещам не привыкать. Раз уж решил отдохнуть, так будь готов. Как выяснила наша приятельница, и в Греции тоже.

Но я слушал и думал, что в этой маленькой модельке отразилось и объяснилось то, что произошло с нашим Отечеством, с его людьми. Помните, было время, когда вполне можно было выпилить ножовкой окошечко в заборе, подставить к нему изнутри ящик из-под  .... да хоть и «Ксерокса». А снаружи пришпилить бумажку с надписью «Инвестиционный фонд «По щучьему велению»». К вечеру полный ящик и накидают. Но ведь не врожденная глупость заставила ее жителей нести непересыхающим потоком деньги всевозможным МММ, «Селенгам», «Чарам», а избирательные бюллетени первому попавшемуся сыну лейтенанта Шмидта или бойцу невидимого фронта. Моя собеседница - куда уж умней?  А вот ... . Со сна, когда все, что видишь, удивительно преломляется в подсознании, оттесняя в сторону разумные советы сознания, много чего можно начудить. У Наташи – это от ночного рейса, а у страны? Тоже ведь была в полусонном состоянии, никак не могла, да и досе не может проснуться от наркотического сна многих десятилетий.

Что уж тут корить?

Однако, нам уже и время собираться. Уходить совсем не хочется. Но пора. Тут ехать до нашего курорта миль сорок всего, но по незнакомой для нас горной дороге, да еще, по национальному обычаю для лета, перегороженной, где только можно, знаками Road Construction. 

Жена целуется на прощание с хозяйкой, хозяин говорит мне ритуальное для Штатов: “Be careful!” – Будьте осторожны. Спасибо, постараемся, конечно. Жизнь такая, иначе нельзя.  

P.S. Признаюсь честно, что в первом варианте этой леденящей душу истории я старательно обозначал нашу собеседницу как NN, «Гостеприимную Хозяйку», «Доктора Химнаук», стараясь никак не называть ее ФИО. Первый же читатель мне сказал: «Что ты дурака валяешь? Шила в мешке не утаить! Кого ты обмануть хочешь – всем сразу будет ясно, что разговор о Наталье, другой такой на свете нету!». Она, мой Первый Читатель, тоже бывает иногда права. Ну, кто еще, кроме НАТАЛЬИ ЯКОВЛЕВНЫ РАПОПОРТ? Однако, город, где нас принимали в гостях, пусть все равно останется зашифрованным.   

 


   



    
         

___Реклама___