Kushner1
БОРИС КУШНЕР (ПИТТСБУРГ)

 

ЕВРЕЙСКАЯ СИМФОНИЯ ИСААКА ШВАРЦА


Музыкант играл на скрипке. Я в глаза его глядел.

Я не то чтоб любопытствовал, – я по небу летел.

 

Булат Окуджава, «Музыкант. Исааку Шварцу», 1983

 

 

Исаак Шварц… Одно упоминание этого имени возвращает меня к молодости, в давно отлетевшие времена, и к одной из главных звучащих их примет – песням Окуджавы-Шварца, чудесным жемчужинам, с удивительным единством печально-романтических стихов и такой же музыки… 

 

Исаак Шварц

 

Пение Окуджавы я впервые услышал в начале шестидесятых годов в доме моего однокурсника Саши Хелемского… Слегка хрипловатый голос необычного тембра звучал из огромного магнитофона (это был один из представителей славного семейства «Днепров» с чудовищными катушками)… «Девочка плачет/Шарик улетел…» Меня поразила эта баллада, в которой так просто и так универсально была представлена бесконечная печаль жизни, разыгрываемая снова и снова, каждый раз по-своему и каждый раз всё так же… Мы являемся в этот мир, живём в нём, уходим… А шарик летит…Как летит в Пространстве большой голубой шар нашей планеты… и Солнечная Система летит, и Галактика… Всё летит, улетает и возвращается на круги свои…Много позже увидел я репродукцию страшной картины Лучишкина, которая так и называется «Шарик улетел»… Не она ли навеяла философскую миниатюру Окуджавы? Потом на моём магнитофоне появилось много других бардов-менестрелей, среди них были замечательные художники. Были смелые Беранже, высмеивавшие застойную коммунистическую реальность, были певцы, способные поднять на уровень философского художественного обобщения тот род фольклорной мудрости, который можно услышать в очереди у пивного ларька (специфические неофициальные клубы советской эпохи), но никто из них не достигал поэтического калибра Окуджавы, его способности несколькими самыми простыми словами создать чудо поэзии, прикосновения к вечному, непреходящему… Очень и очень немногим дано услышать весёлого барабанщика с его кленовыми палочками, или стать дежурным по апрелю…

 

Мне доводилось встречать в печати авторитетное мнение Шостаковича, что песни Окуджавы как бы родились с мелодиями. И действительно попытки их обработок, даже признанными мастерами, часто оказывались неудачными (можно вспомнить здесь Матвея Блантера[1])… Тем более поразительно, насколько созвучными оказались таланты Шварца и Окуджавы. В тех случаях, когда Шварц писал песни на стихи Окуджавы, уже известные в авторском, нет, не прочтении, пении, он, по моему мнению, вносил в них новый огонь… Точность и своеобразие мелодического и гармонического языка Шварца замечательны, его творческий почерк обычно узнаваем с первых же тактов…Достаточно вспомнить только несколько великолепных творений двух мастеров: «Кавалергарды», «Ваше благородие, госпожа удача», «Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный», песни и романсы из «Соломенной шляпки»…

 

К сожалению, другие стороны творчества Исаака Иосифовича менее известны широкой публике. Между тем им написана музыка к более, чем ста (!) фильмам, к ряду значительных театральных постановок. Ещё менее известно, что композитор[2] начинал свою творческую деятельность с Симфонии (1955), несколько позже появились два балета (1960, 1967).  Особая тема – Шостакович и Шварц. В 1994 г. Е. Вильсон опубликовала чрезвычайно интересную книгу «Шостакович в воспоминаниях»[3], специально для этой книги она интервьюировала современников великого композитора, в ряде случаев по её просьбе были написаны очерки-воспоминания. Есть в книге и очерк Шварца. Из этих скупых строк можно многое узнать о двух музыкантах. В 1937 г., после ареста отца Шварца, профессора истории и археологии Ленинградского Университета, семья была выслана во Фрунзе. Там же по аналогичным причинам жила тогда и сестра Дмитрия Дмитриевича, которая не осталась равнодушной к судьбе  талантливого юноши. По её просьбе Шостакович принял Шварца в 1945 г. в своей ленинградской квартире. Мастер отнёсся к молодому музыканту сердечно: «В обозримом будущем я буду бывать в Ленинграде только наездами, поэтому я не могу учить Вас, между тем Вам совершенно необходимы регулярные, еженедельные занятия».[4] Шостакович рекомендовал ему учителей, и что ещё более важно рекомендовал его этим учителям. И ещё одна выразительная деталь. В те годы обучение в вузах было платным – нелёгкая ноша для начинающего композитора, с семьёй, с ребёнком. Каково же было изумление и облегчение, когда в 1946 г. внезапно, загадочно, без всяких видимых причин Шварц был от этой платы освобождён. Много позже, на премьере балета «Накануне» (1960) от случайно проговорившегося Ректора Серебрякова, он узнал, что Шостакович конфиденциально платил за его обучение  в консерватории.

 

Шварц посещал классы Шостаковича и, формально не являясь учеником Мастера, вполне мог назвать его Учителем, и именно с большой буквы. Он был рад, когда его принимали за ученика Шостаковича, хотя иногда это имело довольно опасные последствия. Во время печально известной кампании против «формализма в музыке» молодого композитора пригласил к себе секретарь партийной организации консерватории и настойчиво предлагал ему публично осудить Шостаковича. Положение Шварца, которого тоже обвиняли в «формализме» и который был сыном «врага народа» нельзя не назвать отчаянным. Тем не менее, он отказался участвовать в большевистской подлости. Позднее Шостакович ругал его за это: «Вы не имеете права так себя вести. У Вас же есть семья, жена, маленькие дети. Вы должны думать о них, не обо мне. Если меня ругают, пусть себе – это моё дело». Но в глазах говорившего молодой музыкант читал благодарность и симпатию.[5]

 

И вот осенью 2000 г. живущий в Детройте поэт Марк Мордухович в телефонном разговоре сообщает, что 77-летний Мастер создал большое симфоническое произведение и притом на еврейские темы. Через некоторое время Марк любезно присылает мне пакет с кассетой, программами и  несколькими рецензиями.

 

В моих руках пусть несовершенная, скорее всего любительская, но полная запись московской премьеры нового сочинения Исаака Шварца, состоявшейся в Концертном Зале им. Чайковского 29 сентября 2000 г. (Российский Национальный Оркестр, дирижёр Павел Сорокин).  Для оригинальной формы огромной (более чем часовой) сквозной семичастной композиции автор избрал название «Концерт для Оркестра».  По существу можно говорить о своеобразной Симфонии с непрерывным развитием тем и идей. Ни в один момент этого часового общения с Музыкой моё внимание, эмоциональное напряжение не ослабевали. Протяжённость сочинения  гармонирует с размером трагедии, о которой оно повествует...

 

Итак, «Жёлтые Звёзды (пуримшпиль в гетто), концерт для оркестра памяти Рауля Валленберга»… Первое исполнение этой работы состоялось в Петербурге в мае 2000 г. и было приурочено ко Дню Независимости Израиля. В Москве исполнялась новая редакция, и вечер был посвящен сразу и Еврейскому Новому Году, и 60-летию творческой деятельности композитора. Замечательные даты! К ним надо добавить и недавнее (13 мая 2003 г.) восьмидесятилетие Мастера, широко отмечавшееся в России и за её пределами. Уже сами названия частей (исполняемых без перерыва) дают представление и о содержании произведения, и об его необыкновенном генезисе, сочетающем национальные еврейские  и классические европейские элементы: 1) Утренняя молитва. Танец; 2) Хорал и тема с вариациями; 3) Весёлый танец; 4) Ноктюрн; 5) Юмореска; 6) Вечерняя молитва. Последняя ночь в гетто; 7) Финал.

 

В рецензии на ленинградскую премьеру Михаил Бялик пишет: «Шварц сообщает в аннотации, что замысел произведения возник у него под впечатлением рассказа одной из узниц Каунасского гетто об отмечавшемся там весёлом празднике Пурим, ставшем «праздником с верёвкой на шее»»[6].  Композитор передает страшную трагедию Катастрофы лирическими средствами, в композиции нет маршей зла, вообще нет его музыкальных портретов. Вселенский ужас случившегося передан через тёплые, земные человеческие радости и печали, остававшиеся живыми, несмотря на отчаяние,  до самого конца. И эта неодолимость жизни, бессмертие человеческого достоинства (а ведь его-то в первую очередь и пытались убить нацисты) выражены в музыке с огромной силой. Не здесь ли источник ошеломившего немцев мужества восставшего Варшавского Гетто, сражавшегося против немецкой военной машины до самого последнего бойца, державшегося гораздо дольше, чем иные европейские государства… В финале огромной композиции напряжение нарастает в долгом, перехватывающем дыхание crescendo, появляются реминисценции трагической первой части малеровской Пятой Симфонии и Концерт заканчивается могучим forte всего оркестра…

 

Сочинение Шварца пронизано интонациями еврейской музыки, реминисценциями народного клезмерского танца (мне иногда вспоминалась медленная часть Первой Симфонии Малера). Печаль еврейской Судьбы такова, что это уже не танец, а отблеск его в нашей Памяти...

 

Речь идёт о еврейской культуре Идиш с её идиоматической теплотой, вечной улыбкой в слезах. Мне кажется, что сейчас само время разрешает когда-то острое, и в конкретных условиях становления еврейского государства, по-видимому, неизбежное противопоставление языков (культур) Идиш и Иврит. Язык выживания в многовековом вавилонском пленении, язык слёз, счастья, горя, надежд, язык стольких ушедших трепетных душ заслуживает любви и уважения. Идиш был осенён вечным духом библейского Иврита и в свою очередь безмерно обогатил древний язык в Чуде его воскрешения.  Концерт Шварца – также и музыкальный памятник ушедшему миру местечек, миру Шагала, Шолом-Алейхема, миру наших бабушек…

 

При мгновенной узнаваемости еврейских интонаций я не заметил в музыке прямых цитирований, что одно из многих свидетельств мастерства композитора. Вместе с тем, это не «фольклорная» пьеса, в ней представлены все технические достижения европейской симфонической культуры, я уже упоминал о параллелях с Малером, несомненны и параллели с Шостаковичем. Великолепна оркестровка с её многочисленными солирующими линиями, особенно замечательны и развиты сольные партии традиционных «еврейских» инструментов – скрипки и кларнета. Незабываемы и виолончельные эпизоды… Наверняка, оркестрам интересно исполнять эту партитуру. Недавно мне довелось услышать профессиональную запись «Жёлтых Звёзд» и музыка заиграла новыми бесчисленными красками, тембрами, голосами.  Печально, что записи, доступной широкой публике, всё ещё нет...

 

Я не музыковед, поэтому, оставляя подробный технический анализ специалистам[7], скажу только, что  меня как слушателя, новое произведение совершенно захватило. Трудно оторваться от этой музыки, от этого живого потока звуков, воскрешающего народную память, от чудесных мелодий… Спасибо, Исаак Иосифович, поклон Вам от всех нас, от тех, кто не забыл родства и от всех, в ком жива человечность и сострадание.  Спасибо за этот венок на наши могилы, за этот Кадиш по ушедшим... Мир им всем, да благословит Б-г Народ Свой.

 

Крупные композиторы двадцатого века уже обращались к теме Катастрофы. В 1944 г. Дм. Шостакович написал Трио, оп. 67 для скрипки, виолончели и фортепиано. Последнюю часть этого трагического произведения, основанную на еврейской теме, трудно воспринимать иначе, как траурную музыку по погибшим. Ни размер, ни подробности Катастрофы ещё не были известны, но, вероятно, композитор слышал рассказы очевидцев. И, конечно, сказалась интуиция, моральное зрение великого художника. Общеизвестна и 13-я Симфония «Бабий Яр» Шостаковича. Арнольд Шёнберг написал ораторию «Свидетель из Варшавы» (для чтеца, мужского хора и оркестра) на собственный текст в 1947 г. под впечатлением рассказа о группе евреев,  произносивших еврейское кредо «Шма Израэл» на пути в газовую камеру. Этой молитвой и заканчивается  произведение, в котором композитор использовал изобретённую им двенадцатитоновую технику. Музыка звучит как бы не из нашего мира, скорее из Космоса, откуда глядит на нас Суровый, Всевидящий и Печальный Судья. Семиминутная композиция производит потрясающее впечатление[8]...

 

Но и при таких великих предшественниках «Жёлтые Звёзды» Исаака Шварца занимают особое положение. Я не вижу в мировой симфонической литературе произведений на еврейскую тему, которые можно было бы поставить рядом по грандиозности конструкции и более всего по уровню симфонической разработки музыкального языка культуры Идиш. 

 

Исаак Шварц

 

И ещё несколько слов в заключение. На этот раз из нашей сегодняшней жизни. За прошедшие со дня петербургской премьеры три года «Концерт» исполнялся в Киеве, в ходе церемонии в память жертв Бабьего Яра. Состоялось также повторное исполнение в Петербурге. Во всех случаях успех был необычайным. Мне рассказывали, что многие слушали эту Поминальную Симфонию стоя. От начала до конца, весь час с лишним.

 

Московское исполнение Концерта Шварца было поддержано несколькими спонсорами, в первую очередь Российским Еврейским Конгрессом. Мои друзья и я пытаемся привлечь  внимание американской еврейской общественности к музыке Шварца, и организовать исполнение Концерта в США, что, конечно, непросто. Репертуары ведущих американских оркестров расписаны на годы вперёд, в данном же случае речь идёт о целом отделении концерта. И всё-таки при усилиях и спонсорстве еврейских организаций такое исполнение могло бы состояться. Скажем, в День Памяти Катастрофы. Я в первую очередь думаю о великолепных симфонических оркестрах Питтсбурга, Детройта и Балтимора, которыми руководят (или до самого последнего времени руководили) музыканты[9], несомненно, знающие об Исааке Шварце не понаслышке.

 

Но, разумеется, самое первое место на свете, где должна прозвучать уникальная Еврейская Симфония – это еврейская земля, Израиль… В особенности, Яд-ва-Шем...

 

К сожалению, намеченная Вл. Спиваковым на октябрь 2003 г. израильская премьера не состоялась из-за болезни одного из ключевых исполнителей. Будем надеяться, что выдающийся дирижёр  вернётся к этой идее. В 2006 г. он планирует исполнить «Жёлтые Звезды» Шварца в США.

           

         * * *

                    Исааку Шварцу

                                

Время бесповоротно.

Уносит, что ни оставите.

И всё же плыву по памяти –

В сини вольготно

Оранжевым трассам,

Синь бездонная роздана

Коммерческим асам.

Сквозь разреженный воздух

Вижу жёлтые звёзды

Над Каунасом,

Над Варшавой, над Краковом,

В зареве раковом.

Нетленна и вечна,

Вселенная шестиконечна.

Глаза лучезарные –

В вагоны товарные,

Дверь завизжала фальцетом

Для странников, странниц… –

Круги по памяти зыбкой –

Скрипка с кларнетом,

Кларнет со скрипкой –

Танец!

Всё-таки танец –

В слезах и с улыбкой.

Ливень по крыше косо –

Сто барабанов – колёса

Металлическим хором –

Подмога танцорам.

Мосты да погосты,

Неспешна езда,

И ветер, кружа,

Баюкает жёлтые звёзды –

Что ни Звезда –

Душа.

 

7 ноября 2001 г., Johnstown

 

 

 

 

 

 

 


[1] См. об этом интересную статью музыковеда Владимира Фрумкина «Между счастьем и бедой...», Вестник № 19(330), 17 сентября 2003 г.,  http://www.vestnik.com/issues/2003/0917/win/v_frumkin.htm

[2] И. Шварц родился в 1923 г.

[3] Elizabeth Wilson, Shostakovich. A Life Remembered, Pricenton University Press, Princeton, New Jersey, 1994.

[4] Вильсон, стр. 220, обратный перевод с английского.

[5] Вильсон, стр. 221.

[6] Невское Время, Петербург, 12 мая 2000 г.

[7] Это относится и к необычной форме сочинения, несомненно заслуживающей профессионального анализа.

[8] К другому направлению и традиции относится оратория Dies Irae Кш. Пендерецкого (1967 г.), посвящённая памяти погибших в Освенциме. Dies Irae (День Гнева) является разделом традиционной католической заупокойной мессы, Реквиема. Композитор, однако, отказался от канонического текста, написав траурную музыку на собственный коллаж, составленный цитированием псалмов, Апокалипсиса, Эсхила и произведений современных поэтов. Я слышал это значительное произведение в записи ещё в мои московские годы.

[9] Соответственно, Маэстро Марис Янсонс, Неэме Ярве и Юрий Темирканов.

 


   



    
___Реклама___