Fedin1

Город, построенный в дельте Нила Александром Великим (332 г. до н.э.), стал на пороге новой эры крупнейшим культурным и деловым центром Ближнего Востока. Процветанию Александрии способствовали евреи и греки. Евреев там с момента основания города благосклонно поселил Александр, и условия их жизни в Александрии при воцарившихся потом Птолемеях оставались едва ли не самыми благоприятными в древнем мире. Эти властители, столкнувшись с традициями старейшей цивилизации на Земле, не настаивали на своей македонской самобытности и, по примеру Афин, поощряли науки и искусства. Селевк Никатор, основывая новое Сирийское царство, тоже настойчиво переселял евреев из Вавилонии в крупные города своего царства в надежде на их промышленный и предприимчивый дух, уже тогда всем известный. Эта надежда не была обманута. Но Селевкиды совершенно не интересовались музеями и библиотеками, и наиболее свободомыслящие из сирийских евреев стремились в Александрию - второй, после Рима, центр мировой культуры.

Маккавейские войны заставили евреев еще шире распространиться по древнему миру в поисках очагов спокойствия. Египет, относительно спокойный, как мы помним, был важным полюсом притяжения для евреев, бегущих из разрушающейся империи Давида и Соломона. Непрерывные войны и восстания, потрясавшие Сирию во времена Селевкидов, заставляли евреев бежать не только в дельту Нила, они стремились куда угодно, лишь бы там можно было жить тихо и размеренно. Римский географ Страбон писал о результатах этого процесса: "Едва ли можно найти на земле такое место, где бы не было этого племени и которым бы оно не овладело". К Александрии это относилось в наибольшей степени!

Город быстро оказался "столицей" еврейской диаспоры. Они жили самостоятельной общиной, которой управлял алаварх - глава совета старейшин. Признавая главенство Иерусалимского Храма в организации религиозной жизни всех евреев, александрийская община тем не менее в 150 г. до н.э. построила свой храм в точном соответствии с планом скинии Моисеевой. В начале первого века число евреев в Александрии достигло полумиллиона. Главная александрийская синагога была самой большой в мире, вмещая до ста тысяч молящихся. В ней стояло семьдесят одно кресло из чистого золота для алаварха и председателей общин. Во время службы в этом чуде архитектурного искусства приходилось прибегать к сигнализации флажками, чтобы все собравшиеся могли одновременно ответить священнику своим "аминь": никакой человеческий голос не мог покрыть всего пространства этого величественного здания. Грубых попыток повлиять на каноны еврейской религии греческие властители из династии Птолемеев в Александрии не предпринимали. Но, благодаря греческому духу и облику города, в нем возникли благоприятные условия для появления среди самих евреев глубоких и самостоятельных мыслителей, выходящих за рамки слепого выполнения всех 613 повелений и запретов ортодоксального иудаизма.

Александрия богатела, украшалась великолепными зданиями и славилась необычайным оживлением умственной жизни. Еще Птолемей Первый основал в ней знаменитый музей с крупнейшей александрийской библиотекой. Там были прекрасные помещения для ученых, художников и поэтов, со всех концов света съезжавшихся в этот храм наук и искусств. Всеми этими благоприятными возможностями сполна воспользовался талантливейший уроженец Александрии - Филон (20 г. до н.э. - 50 г. н.э.), родившийся всего через десять лет после того, как Октавиан Август, покончив с Антонием и Клеопатрой Седьмой, начал закладывать основы гражданской и экономической организации Римской империи на грядущие полтысячелетия.

Родители - богатые, благочестивые, но космополитичные александрийские евреи - дали мальчику классическое греческое образование. С детства впитав дух стремления к ясности и постижению истины, Филон не только любовался широкими бульварами и великолепными зданиями своего города, но с жадностью впитывал всю мудрость мира, запечатленную в книгах величайшей в мире библиотеки. В отрочестве "проглотив" всю греческую литературу, он сохранил глубокое иудаистское благочестие. Знаток Торы и греческой философии, Филон ввел гераклитово учение о Логосе в контекст книги Бытия и заложил основы экзегетики - искусства аллегорического истолкования священных текстов Библии. Здесь, в Александрии, никто не мог помешать ему проповедовать идею единства иудейской религии и греческой философии.

Он, младший современник Ирода Великого, считал, что греческая мудрость заслуживает самого пристального внимания, ибо ее источником, как он настаивал, является Пятикнижие Моисея. Причиной Маккавейских войн послужило столкновение иудейской веры с греческим язычеством. Но это - печальное недоразумение: ведь учитель Александра, Аристотель, вслед за великими создателями греческой философии, видел за фигурами олимпийских богов совсем иную силу, управляющую Вселенной. Лучшие из греков были очень близки к тому, чтобы признать еврейский монотеизм истинным и благодатным учением.

Так откуда же эта вражда, отравляющая отношения греков с евреями? Для нее, настаивал Филон, нет никаких основательных причин. Надо только задуматься над смыслом тех слов, что записаны Моисеем, и тех, что, тысячелетием позже, говорил Гераклит. Да, на поверхности вещей и событий в нашем земном существовании Гераклит видел непрерывные ссоры, раздор, столкновение противоречий, катастрофы. Наш мир суетлив и олимпийские боги - олицетворение этой суеты. Но за всей этой пестрой динамикой - сферой действия олимпийских богов - греческий мудрец прозревал незримую статику, Высшее начало - Логос. Логос вечен и неизменно равен самому себе, ибо он - "смысл" развития Космоса, способный "отдавать себе отчет" во всем том, что происходило, происходит и будет происходить. И он - творящее Слово.

"А что мы, евреи, читаем в Торе?!" - думал юный философ Филон. - "Послушайте же, перечитайте, откройте глаза и уши: "И сказал Бог: да будет свет… И назвал Бог свет днем, а тьму ночью… И сказал Бог: да будет твердь… И сказал Бог: да соберется вода в одно место и да явится суша… И сказал Бог: да произрастит земля всякую зелень… И сказал Бог: да будут светила для отделения дня от ночи… И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, и птицы да полетят над землею по небу… И сказал Бог: да произведет земля… скотов, и гадов, и зверей земных по роду их… И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему… И сотворил Бог мужчину и женщину… и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю".

Восторг от того, что ему открылись общность и единство в мировоззрениях, раньше считавшихся непримиримо и навсегда разделенными, наполнял душу Филона. Ягве становился философской идеей абсолютного монотеизма. Всевышний - вне мира, он безусловно отличен от мира, но мир - его создание; в силах и явлениях мира раскрывается его благость, могущество и всеведение. Олимпийские же боги становились антропоморфными литературными героями; наивно думать, что их роль и значение хоть в какой-то мере могут быть соизмерены с величием Ягве. С высоты этого знания Филону становилась очевидной нелепость повода, вызвавшего Маккавейские войны.

Статуя Зевса не может быть кумиром ни для просвещенного грека, ни для просвещенного иудея. Оба они - эллинисты, они верят в одного и того же истинного Бога, который, находясь вне Мира, - есть Закон, Причина, Промысел. Имена - разные, суть едина… Евреи гордятся святостью и неизменностью Торы, дарованной им свыше на Синае. Подвижный и пытливый греческий дух шаг за шагом приближается к той же Истине путями разума. И Филон внимательно изучал, каким образом идеи Гераклита были подхвачены и развиты мыслителями школы Сократа. Чтил ли великий последователь Сократа Платон невидимого Бога-Создателя?

В учении Платона Филон с искренней радостью находил подтверждения своего понимания истинного величия Моисеева Пятикнижия, прославлению и доказательству несомненного первородства которого он посвятил свою жизнь. Платон - прародитель эллинистического мира (создатель Академии, из которой вышел Аристотель - учитель Александра Великого) в своих книгах передал Филону крупицу своего всеобъемлющего гения. Филон, конечно, не ведал, что черпает из источника, который породит все принципы и особенности будущей западноевропейской цивилизации; пафос Филона - "всего только" попытка научить греков и евреев жить в мире и не воевать из-за различия их религиозных воззрений.

Ведь Платон, поэт, музыкант, художник, призер Олимпийских игр, триста пятьдесят лет назад доказал грекам, что их почитание телесной красоты и земной любви (Афродиты Пандемос) - лишь первая ступень к постижению мировой гармонии, к восхождению по лестнице любви и красоты: от единичного прекрасного тела - к прекрасным телам вообще, затем - к красоте души (Афродите Урании), затем - к наукам и далее, как бы по ступенькам, все выше и выше, вверх, ради самого прекрасного - вверх, туда, где таится Закон движения звезд, где скрывается от нас Причина всех причин…Логос…Ягве!

Современные философы называют Филона эклектиком. Действительно, он не принадлежал к какой-то определенной школе, его цель - поиск в высказываниях предшественников того, что было ему необходимо для построения и развития собственного учения. Читая стоиков, Филон проникался духом их космополитизма, основанного на убеждении, что перед мировым законом все равны, а мудрец должен стремиться к апатии - бесстрастию природы. Но ведь все это сказано в Танахе! - ликовал Филон. Его взору открывался глубинный, иносказательный смысл священных еврейских текстов, с которым греческая мудрость оказывалась в полном согласии. Что же из этого следует? А вот что.

Грекам надо признать необходимость преодоления идолопоклонства и неизбежность торжества монотеизма. Но и перед евреями в век эллинизма, как стало ясно Филону, возникала необходимость преодоления слепой веры в святость каждой буквы Торы. Надо было научить евреев читать Тору глазами просвещенного человека нового времени, живущего через две тысячи лет после Авраама, Исаака и Якова. Глупо искать в Ягве человекоподобия. Он отличен от нашего мира, но - раскрывается в нем. Мир в своих силах и процессах являет нам творящее Слово. Оно - вместилище всех образов и всех идей. Логос - первообраз Мира, миросозидательная сила, Душа мира, облекаемая телом Вселенной.

Отсюда, учил Филон, вытекает необходимость аллегорического понимания Торы. Начнем с того, что мы - не только евреи, а все люди земли! - созданы по образу и подобию Божию. Как это себе представить? Разумеется, не так, чтобы приписывать Ягве телесный облик, обсуждать цвет и длину его бороды или размеры его помещений на небесах. Истина в том, что нам дарована душа, мы наделены разумом, но то и другое заперто в нашей телесности. Наше тело - темница души.

Наша чувственность - источник греховности. Из этого утверждения вытекала этика Филона, заимствованная у греческих стоиков. Идеал человеческого поведения - аскеза. Надо стремиться к простой жизни, к умерщвлению чувственности. Но Филон был достаточно умен, чтобы понимать: в массе своей людям не дано осуществить такое стремление. Мы - пленники своей телесности. Спастись от грехов своими силами мы не можем. Единственный источник добра - Логос, Бог, Ягве. Приблизиться к нему можно путем самоотречения. Почувствовать идею Добра можно, добившись мистического созерцания Бога, - в состоянии блаженного экстаза. Это - конечная цель человеческой жизни.

Не случайно это учение перекликается со многими местами синоптических Евангелий, и со знаменитым началом Евангелия от Иоанна: Филон - современник Иисуса Христа, но он старше Христа на двадцать лет. И, в отличие от Богочеловека, Филон не пророчествовал, он рассуждал как философ. Он стремился к постижению истины и на языке глубоких абстракций проповедовал взаимопонимание между людьми. Но ему был сужден его особый, аллегорический крест, ибо вовсе не аллегорией была осужденная Библией людская жестковыйность. Она оставалась жестокой реальностью - такой же жестокой в первом веке новой эры, как и за две тысячи лет до этого.

Ни евреи, ни греки богатой и просвещенной Александрии не торопились признать правоту Филона. Евреи высокомерно гордились древностью Пятикнижия, своей избранностью и непохожестью на язычников. Греки, нисколько не облагороженные мудростью Платона, издевались над евреями, повторяя злобные антиеврейские выдумки египетских жрецов Апиона и Манефона. Филон знал, что быстро исправить народные нравы невозможно. Ему была известно, что даже Платон потерпел сокрушительную неудачу при попытке организовать разумную государственную жизнь в Сиракузах. Оставалось стоически принимать удары судьбы и мечтать о мировой гармонии…

Наплыв евреев в Александрию быстро нарастал. Александрийским грекам это не нравилось. Столкновения были неизбежны. В сороковом году антиеврейское движение в Александрии приобрело организованный характер. Потому, видимо, что ортодоксальные евреи презирали спортивные увлечения греков, движение возглавили наставники высшей спортивной школы, некие Дионисий и Лампон. Они и их ученики ходили в белой обуви; поэтому символом движения стал белый башмак. Египетские антисемиты стали называть себя белобашмачниками и, подзадоренные своей сплоченностью, начали бесчинствовать на улицах.

Ни великолепие архитектуры, ни красота прямых бульваров Александрии, ни стеклянный гроб аристотелева ученика Александра в Мавзолее, ни вся мудрость человечества, собранная в Александрийской библиотеке, - не воспрепятствовали этим беспорядкам. Вооруженные знанием еврейской истории, белобашмачники надоумили римского наместника приказать поставить в синагогах статуи императора Калигулы. Они ожидали отказа и не ошиблись. Начались серьезные нападения на евреев.

Евреи решили направить депутацию в Рим, чтобы попросить у императора Калигулы защиты от преследований. Текст петиции написал Филон, красноречиво оправдывая право евреев на особенное поведение. Посольство потерпело неудачу. Император не принимал евреев несколько месяцев, а когда принял, был гневен: "Вы не считаете меня богом, а сами прокляты вашим Богом". Отпуская депутацию, Калигула, впрочем, снисходительно заметил: "Эти люди кажутся мне не столько злыми, сколько несчастными и неразумными, ибо не понимают и не верят, что я получил божественную сущность".

Филон не получил шанса просветить владыку мира относительно природы божественной сущности: в январе сорок первого года Калигула был убит. Преторианская гвардия провозгласила императором болезненного и безвольного дядю Калигулы - любителя истории и филологии Клавдия. При нем правили чиновники -вольноотпущенники: эти люди, не имея политического честолюбия, хорошо управляли ходом имперского механизма. Усилия империи были сосредоточены на завоевании Британии и строительстве предмостных укреплений на правом берегу Рейна, рядом с Майнцем и вокруг открытых Плинием Старшим горячих источников Висбадена.

В религиозных вопросах администрация Клавдия была относительно либеральна. Хромой и неказистый Клавдий вовсе не стремился устанавливать свои изображения вместо снесенных статуй красавца Калигулы. В своем ответе на взаимные обвинения александрийских греков и евреев Клавдий писал: "Я прошу греков-александрийцев вести себя дружелюбно и мирно с евреями, которые издавна живут в этом городе, не оскорблять их религиозных чувств, не мешать им соблюдать их обычаи, как это было во времена божественного Августа, и я эти обычаи подтверждаю". Просьба Филона исполнена? Не совсем: "Евреев же я прошу не стремиться к большему, чем имели, не вмешиваться в военно-спортивные игры гимназиархов, …наслаждаться изобилием благосостояния и… не приглашать евреев из Сирии и других провинций, иначе я применю против них все средства, как против людей, которые будоражат весь мир". Раздоры, увы, продолжались. И не только в Александрии.

Клавдию пришлось выселить из Рима часть евреев, среди которых, как пишет Светоний, разгорелись стычки и беспорядки на правом берегу Тибра из-за непонятных римлянам разногласий между иудейскими ортодоксами и последователями Христа.

В Иудее антигреческие по существу настроения правоверных иерусалимских иудеев начали менять направление: они приобретали открытую антиримскую окраску. Идея элитарного религиозного реформирования "сверху", т.е. задуманного Филоном преодоления античного язычества посредством философской модернизации иудаизма - не осуществилась. Этой идее суждено было постепенно трансформироваться, враждебно противопоставить себя иудаизму и стать греко-христианской религией, чтобы через несколько веков овладеть Римской империей.

Евреи… Греки… Римляне… Как они, эти народы, рисовались Филону, вдумчивому современнику грандиозных событий на переломе эпох? Евреи принесли в мир идею невидимого и непостижимого Бога-Создателя. Заповедь несотворения кумира евреи интерпретировали как запрет на изобразительное искусство, прославившее афинян. Непонимание живописи и скульптуры, дурной вкус в архитектуре сильно дискредитировали евреев первого века - времени великолепного расцвета всех этих художеств.

Не скованные никакими запретами, греки всеми органами чувств воспринимали мир и заложили основы научного постижения его закономерностей. Руководя работой рабских толп, свободные греки заново открыли чудо когерентного взаимодействия сотен и тысяч человеческих рук, одновременно и согласованно действующих по единой команде. Появились невиданные постройки, гребные суда и, наконец, когерентное взаимодействие свободных македонских воинов - фаланга, позволившая покорить Восток и создать непрочную (некогерентную) империю Александра.

Идеи греков подхватили римляне, перенесшие принцип когерентного взаимодействия в построение своей империи. Возникла социальная когерентность системообразующего ядра населения, римских граждан: единообразие быта, архитектуры, этических категорий и, едва ли не главное, - согласованное, быстрое, правильное исполнение команд на всех уровнях рационально построенной иерархии в системе управления.

Практически одновременно евреи и римляне пережили в своих государствах гражданскую войну - разных масштабов, но с одинаково тяжелыми последствиями для общества. В обоих государствах после этих потрясений пришли к власти мощные исторические деятели. Но евреи (вернее - их иерусалимские высшие религиозные круги) своего великого царя сочли "антисемитом", а римляне, ведомые инстинктом высшей ценности государства, гораздо более жестоких первых принцепсов прославили в веках и обожествили при жизни. Фигура Ирода Великого в глазах Филона стояла гораздо выше столь по-разному уродливых Калигулы и Клавдия, но он не мог не видеть: обоим римлянам императорское величие (неважно, истинное или обманное) придают могучие эффекты всеобщего почитания ценностей, присущих римской государственности.

Принцепс же, утративший мужество, милосердие, справедливость, благочестие, умеренность - эти римские доблести правителя, должен быть свергнут и заменен "наследственным" носителем таких качеств. Филону не дано было знать, что евреям никогда за последующие две тысячи лет не удастся достигнуть социальной когерентности, основанной на почитании государства. Возможно, впрочем, что он это предчувствовал: ведь неспроста он всю жизнь неустанно искал способ придания некой эластичности иудейской окаменевшей религиозной ортодоксии…

Умер Филон за двадцать лет до разрушения Иерусалимского Храма и жестоких погромов в Александрии, стоивших жизни пятидесяти тысячам евреев.

Но труды Филона сохранились в веках. Фридрих Энгельс писал, что именно Филон Александрийский - фактический создатель христианства. Это - преувеличение, содержащее, однако, большую долю правды. Нет никаких сомнений, что модернизация иудаизма на основе идей Гераклита, Платона и стоиков никоим образом не могла привести к идее божественности Христа. Слова "Сын Божий" Филон мог понимать только аллегорически. Правда заключается в том, что Филон был убежден: фундаментом будущей религии всего человечества станет именно философский монотеизм, основанный на Синайском Откровении.

Непримиримая неуступчивость священников Храма, соединившись в Иудее с воинствующим экстремизмом простонародных ревнителей грядущего дня, привели к катастрофе, после которой еврейская религиозная верхушка отказалась от намерения указывать путь всему человечеству. Эту миссию взяли на себя христиане, завоевав души народных масс вестью о спасении, дарованном распятым Иисусом. Когда настало время кодификации новой религии, оказалось необходимым провозгласить нерасторжимое единение Ветхого Завета с Новым. Филоновы идеи от телесном воплощении Слова были буквально заимствованы Иоанном Богословом и отцами христианской церкви. На идеи Филона через 1250 лет опирался Фома Аквинский, создавая свою "Сумму теологии", в которой писал о необходимости добиваться гармонии обеих истин: истины разума и истины Откровения.

Очень пригодилась христианским теологам и филонова экзегетика. Для них она - способ постижения слова Божия (любого места Писания) в его изначальной глубине и святости. Необходимо добиться правильного, единственного, канонического понимания, не допускающего никаких разночтений. Антирелигиозный просвещенческий скепсис двадцатого века привел к реакции на христианскую экзегетику в виде возврата к настроениям раннего средневековья, когда было принято разыскивать произвольное иносказание в любой комбинации слов или знаков. Наиболее ярким примером могут служить речи Ленина времен гражданской войны, когда он усматривал, неизменно ошибаясь, признаки наступаюшей мировой пролетарской революции в любом сообщении из Европы или Америки. Разумеется, за подобную экзегетику Филон не несет никакой ответственности…

Трудам Филона две тысячи лет. Ныне живущие евреи, в своем большинстве, далеки от ортодоксального иудаизма. Эти светские евреи уважают историю своих предков и укорененную в этой истории искреннюю веру своих ортодоксальных единоплеменных современников. Но, отойдя от запечатленных в Торе ритуалов еврейской жизни, светские евреи двадцать первого века не могут пройти мимо идей Филона Александрийского, если хотят, не скатываясь к бездумному атеизму, иметь последовательное мировоззрение и видеть его истоки.

Легкомысленные евреи в наши дни иногда позволяют себе высказывания, в которых приравнивают Танах к сочинениям Гомера или Шекспира. Эти люди - язычники. Место Логоса в их головах занято каким-нибудь частным учением или просто очередной злобой дня.

Современные раввины указывают, что можно понимать Танах по-разному (так поступают евреи, не видящие там предсказаний появления Христа, и христиане, не сомневающиеся в ясности этих предсказаний), можно оспаривать его отдельные положения (так поступают мусульмане, ставящие Измаила выше Исаака), но общим для всех остается признание непреходящего значения этой вечной книги. Подобные рассуждения - прямое продолжение традиции, заложенной Филоном Александрийским. Так и хочется сказать, что учение Филона живет и побеждает!