Nogaller1

     В июле 2003 года отмечается 60-летие завершения величайшего танкового сражения Второй мировой войны. После поражения гитлеровских войск в битве под Курском у них уже не было возможности предпринять крупномасштабное наступление и победа советских войск и их союзников обеспечила успешное завершение 2-ой мировой войны. В этом громадное историческое значение танковой битвы под Курском.
     Автору этих строк пришлось принимать участие в этих сражениях в качестве врача хирургического полевого подвижного госпиталя ( 180 ХППГ ) 2-ой гвардейской танковой армии. Мы не располагаем сейчас соответствующими цифровыми и фотодокументальными материалами, но несколько фотографий из личного архива автора приводится ниже.

Отделение госпиталя. Лето 1943 г.

К февралю 1943 года наши войска освободили от фашистов Курск, продолжая продвигаться на запад, но Орел и Белгород оставались еще у врага. Линия фронта стала изогнутой, за что получила в дальнейшем название Орловско-Курской дуги. Командование Советской армии предполагало быстро разгромить фашистские войска после сокрушительной победы под Сталинградом и продолжало наше наступление. Железнодорожный эшелон с нашим госпиталем прибыл на станцию Поныри, где мы погрузили все свое имущество на грузовики и двинулись к месту назначения. Это была деревня Извеково Курской области. Там мы должны были развернуть свой госпиталь, ибо наша 2-я танковая армия уже вступила в бой с противником. По дороге разыгралась снежная пурга. Пришлось лопатами, руками и ногами расчищать путь машинам. В конце концов грузовики не смогли двигаться вперед и было решено взять с собой самое необходимое и двигаться дальше пешком. Мы отобрали перевязочный материал, инструментарий, шины, редства для наркоза и обезболивания и пошли пешком. Сегодня меня удивляет, как могли мы и молодые 17 летние девчонки - медсестры тащить на себе по 10-15 и более килограммов в пургу, по занесенной снегом дороге около 15 километров в течение 6 часов! Добравшись до деревни, мы обнаружили только несколько сохранившихся домов. Остальные были разрушены или сожжены при отступлении. Срочно стали разгребать снег, устанавливать палатки, в первую очередь для операционной. Пурга прекратилась и грузовики с остальным имуществом на следующий день прибыли в Извеково. Мне следовало организовывать палатки для госпитализации раненых. Вместе с помощниками - сестрами, санитарами укрепили на расчищенной от снега земле палатки, установили печку - бочку из-под бензина, частично настелили на брезентовый пол палатки солому, найденную поблизости. Поток раненых все усиливался, пришлось установить еще несколько палаток, в которых помещалось по 50-60 человек.

С медицинскими сестрами в полевом госпитале. Зима 1943 г.

В Извеково мы простояли до весны. Планировавшееся советским командованием наступление захлебнулось. Наоборот, немцы начали развивать контрнаступление с флангов, окружив большую группировку советских войск и тем самым стремлясь взять реванш за поражение под Сталинградом. Поэтому бои приняли особенно ожесточенный характер и раненые поступали днем и ночью на повозках, машинах, пешком и даже на танке, когда ранили одного из командиров. В мою обязанность входило прежде всего, сортировать поступающих раненых - кого в первую очередь в операционную, кого оставить на месте, а кого можно отправить дальше в тыл, что представляло больше трудности из-за невозможности регулярной эвакуации. Вследствие возникшей угрозы окружения группировки наших войск и отсутствия транспорта, в палатках скапливалось до 600-800 человек. Мест в палатках нехватало. Умерших тут же выносили и трупы складывали на морозе на окраине нашего же палаточного городка. Помогали мне не только немногочисленные штатные санитары, но и легко раненые из так называемой КВ (команды выздоравливающих). Я имел возможность задержать у себя небольшое количество легко раненых от отправки не только в тыл, но обратно в свою часть на фронт. Помню, дал я распоряжение вынести из палатки наружу одного бойца, раненного в голову и не подававшего признаков жизни. И, вдруг, он прошептал - "пить". Раненых в грудь, живот, в голову было очень много. Раненые в руки и одну ногу стремились поскорее выбраться из этого ада в тыл и отправлялись сами пешком к следующему медучреждению. Однажды при обходе в палате меня окликнул раненый. Говорит, что сосед по койке (точнее это были носилки ) умер. Подхожу, действительно никаких признаков жизни. Смотрю карточку передового района, где врачи или фельдшера отмечают характер ранения, а в ней написано - гастрит. А человек уже мертв. Вероятно, в потоке раненых на гастрит никто не обратил внимание, а это была перфорировавшая язва желудка, осложнившаяся перитонитом, который и привел в течение нескольких часов к смерти. Конечно, был я не вполне полноценный хирург, а скорее "хирургоид" - так называли врачей, ставших хирургами лишь во время войны, а до того работавших терапевтами, педиатрами и другими врачами. Но все же я научился не только проводить первичную обработку ран, но и самостоятельно ампутировать конечности, оперировать ранения грудной клетки, живота, удалять осколки при ранении кистей и мягких тканей.

Врачи 180 ХППГ ( слева направо): В.В.Метревели, М.Л.Медовая, В.М.Тетерин,
начальник госпиталя Н.Г.Челышев, армейский хирург Бродский, А.М.Ногаллер. Лето 1943 г.

     Работали и днем и ночью, забывая о еде и сне, передохнув нередко прямо на полу в операционной. Обработка ран, удаление осколков, перевязки, инъекции, предупреждение инфицирования ран, общих заболеваний и в первую очередь пневмоний (воспаление легких) - все это требовало громадных усилий. Вспоминается, как один раненый пришел в госпиталь на своих ногах, поддерживая рукой выпадающие через рану живота внутренности. Никогда не забыть мужество обоженного танкиста. Будучи командиром танкового взвода и получив ранение, он продолжал руководить боевыми действиями остальных машин. Только когда его танк запылал, он с трудом пролез через люк, но потерял сознание. Товарищи доставили его в крайне тяжелом состоянии в наш полевой госпиталь, но и в бреду он продолжал отдавать боевые команды, требуя огня.
     Мороз, вьюга, бездорожье оторвали от нас второй эшелон армии. Враг подвергал ожесточенной бомбардировке все дороги, помногу часов длились авиационные налеты в районе госпиталя. Однако и во время бомбардировок медики ни на минуту не прекращали помощи раненым. Вскоре стала ощущаться нехватка медикаментов, перевязочного материала, продуктов питания. Доставка их из-за метелей и заносов затруднялась.
     Появилась завшивленность, бороться с которой было очень трудно из-за отсутствия лишней воды, мыла, свободного времени. Даже у себя мы обычно находили перед сном несколько вшей и тут же их давили, чтобы в зараженных сыпным тифом особях не успел пройти весь цикл развития риккетсий для инфицирования человека (обычно на это требуется 2-3 дня). Если укусит свежая вошь, то опасность заражения меньше, чем от пробывшей на теле несколько дней вши. Помню, захожу я в операционную, а старший хирург Тетерин говорит мне: "посмотри, рубашка сама движется". Действительно, от обилия вшей на снятой с раненого рубашки создалось впечатление, что она сама движется. В этих условиях появились миксты - раненые, заболевшие одновременно и тифом. Не всегда было легко определить, за счет чего лихорадит раненый - вследствие инфицирования раны и развития сепсиса или же это начало сыпного тифа. Заболевать стали и работники госпиталя. Очень тяжело заболела наша операционная сестра Мария Додонова. Несколько дней она крепилась. Несмотря на лихорадку, она продолжала сутками стоять у операционного стола. Но в конце концов болезнь свалила ее. В постеле (на носилках) она тяжело дышала, бредила и все повторяла " даю скальпель, вот зажим или дайте марлю". Когда приходила в сознание, спрашивала, сколько раненых еще не обработано. Спасти Машу не удалось, медикаментов для лечения сыпного тифа тогда не было, применялись лишь симптоматические средства. Несмотря на ухудшающееся состояние, Мария не думала о себе. Все её мысли были в операционной. Мы пытались поддерживать её бодрость духа и надежду, но на самом деле скорее она нас ободряла, чем мы её. Когда не удавалось попасть в вену она нас утешала, а когда я попал в её вену и начал вводить раствор глюкозы с сердечным средством, она едва слышно прошептала "молодец". Это были её последние слова и при явлениях нарастающей сердечной недостаточности она скончалась. Ни стона, ни упрека, ни жалоб никто от неё не услышал. Худенькая, 18-летняя девушка из г.Азбеста Свердловской области и в работе и в последние минуты своей жизни проявило столько мужества и такую выдержку, которыми не всегда обладают мужчины.
     Образ её никогда не забудется.
     В боях участвовала литовская пехотная дивизия, большинство в которой составляли бежавшие от немцев евреи. У большинства поступивших в госпиталь раненых были типичные фамилии с литовскими окончаниями вроде Гурвичас, Залкиндас, Абрамовичас и т.п. Как-то я спросил одного раненого в живот, продолжаются ли у него поносы. Запомнился его ответ: "Ох, если бы наше наступление так продолжалось, как мой понос продолжается". При первой же возможности я отправил его в тыл. Может он выжил, а может умер в тылу от перитонита.
     Бои весной затихли на нашем участке фронта. Фашистам не удалось замкнуть кольцо вокруг наших вклинившихся частей. Но и нашим войскам не удалось разомкнуть "клещи". Постепенно связь с тылом нашего полуокруженного участка фронта улучшилась, удалось эвакуировать большинство раненых, наладилось снабжение госпиталя.
     Вскоре меня направили в армейский инфекционный госпиталь, где скопилось много больных брюшным и сыпным тифом, дизентерией, туляремией. Когда вспышку эпидемий удалось ликвидировать, меня, примерно через месяц, отпустили в свой родной 180 ХППГ - хирургический полевой подвижной госпиталь.

Встреча ветеранов-медиков 2-ой гв. танковой армии через 40 лет после войны.
В центре (сидит)– бывший начсанарм полковник Чеботарев. Москва.1985 г.

Июль 1943 года запомнился жарким летом и широко известной танковой битвой на Орловской-Курской дуге. Вначале госпиталь наш оставался там же, в Извеково, затем передислоцировался ближе к фронту, располагаясь в сохранившихся лесах и садах. Было не до удобств и нам нередко убежищем на ночь служили две собственные плащ-палатки, натянутые на колья или привязанные к деревьям. Я по-прежнему работал в госпитальном отделении, а жена как хирург в операционной. Говорят: "с милым рай и в шалаше", но тогда шалаши строили, а до рая было очень далеко. Огромный наплыв раненых, почти круглосуточная работа, усталость такая, что и есть не хотелось.

С внуками и коллегами в саду им. Баумана. Москва. 1995 г.

Как известно, гигантская танковая битва летом 1943 года на Орловско-Курской дуге закончилась полным разгромом немецко-фашистских войск. Спустя 40 лет после окончания войны, в 1985 году, мне в составе специального эшелона ветеранов довелось посетить места боевой славы - города, которые освобождала наша 2-я танковая армия. Прибыли мы в Курск и посетили мемориал-кладбище наших бойцов, отдавших жизнь за эту победу, возложили венки на могилы, в том числе и на безымянные. Огромное количество могил со столбиками и дощечками с именами погибших не отражают всех жертв этого величайшего сражения. Мне остались неизвестны и громадные захоронения немецких солдат. В Курске организован большой музей, посвященный этому танковому сражению, в котором большой раздел, наряду с другими танковыми и пехотными частями, отведен и 2-ой танковой армии. Битва под Курском явилась началом почти беспрерывного продвижения нашей армии на Запад, до полного освобождения территории страны от захватчиков. До окончательной победы было еще далеко - почти два года тяжелейших боев в Белоруссии и на Украине, в Румынии и Польше, взятие Берлина. Во всех этих сражениях принимала участие 2-я гвардейская танковая армия под командованием маршала бронетанковых войск С.И.Богданова.