     Художник редко говорит и еще реже имеет право голоса: его дело рисовать. Слова, как правило, возникают у плохих художников, рука которых не договаривает то, что рвется из художника и точно также писатели и поэты стараются не иллюстировать самих себя. Но что-то заставляло Пушкина и Лермонтова дорисовывать к стихам небрежные наброски - и что-то заставляло Алека Рапопорта писать словами. И мы не можем назвать их неумелыми, а раз так, то следует прислушаться и вглядеться в то, что является дополнением их гениев. Они имеют право слова, поскольку им есть что сказать.
     Если бы мы не знали творчества Алека Рапопорта, мы, прочитав его книгу, сказали бы: вся история этого лидера ленинградских нонконформистов и по сути все творчество художника умещаются в короткий промежуток времени между 1974 и 1977 годами, а все остальное - либо предыстория, либо постистория его жизни и его творений. Но, вопреки себе, пишущему, Алек Рапопорт рисующий и в эмиграции продолжал не просто творить - это был крутой взлет над собой, траектория непрерывного творческого подъема и совершенствования. И в этой устремленности ввысь он и умер, прекратил свое земное существование, но не пал, а продолжил свою траекторию к верхним людям, к Престолу.
     А в книге... в книге перед нами предстает пронзительно честный и наивный человек, безгранично доверяющий людям, включая проходимцев и прохвостов, верящий, что творчество - это путь к Богу и Его постижению, а потому творящий никому не мешает в своем уединенном пути. Еще как мешает! Мешает тем, что идет не в ногу со всеми и не в ту сторону, куда указывает генеральная линия партии либо рынка.
     Алек Рапопорт, подобно другому изгнаннику, Андрею Тарковскому, - образец протестантской этики. Он, раз встав на путь призвания (немецкое понятие Beruf, разработанное М. Лютером, имеет, как и в русском языке, два значения: "призвание Богу" и "профессиональное призвание), он движется по нему и только по нему, равнодушно проходя мимо всего остального. Но зато профессионал он - высшей категории. Он не просто мастер кисти со своим собственным, неповторимым и неподражаемым почерком, он - теоретик и историограф мировой живописи и иконописи, включая его собственную живопись. Он убедителен, когда простраивает эту историческую линию от античных и иудейских картин, от византийских икон, сквозь Возрождение, Сезанна, Фалька, Филонова, Нестерову к ленинградским нонконформистам-семидесятникам, к себе.
     С умилением он пишет о своих товарищах и соратниках: Владимире Шагине, Александре Арефьеве, Владимире Некрасове, Олеге Целкове, Соханевиче, Юрии Дышленко. Исполняя реквием им и другим жертвам зла мира сего, он называет их "уснувшими гениями" -- вероятно, уже догадываясь, что и его ждет высочайшая горечь смерти перед мольбертом с начатой "Троицей".
     Еврей-христианин - это редкий и странный феномен, резко контрастный шелудивым сыном юриста и примитивным до язычества и шаманизма "евреям за Христа". Алек Рапопорт, Давид Финко, Александр Мень - при всей несхожести судеб, характера и способа творческого самовыражения, они и им подобные: не выходцы из иудаизма, не ренегаты, а потому им присуще благоговение перед древней верой отцов. Их приход к христианству доброволен и осознан. Они уязвимы для непонимания, гонений, непризнания, неприятия с обеих сторон и это обрекает их на одиночество, на невхождение ни в какую общину, и такая социо-культурная и духовная позиция, как учит нас опыт, обрекает их на творчество и уединение.
     Добро беспощадно.
     Оно беспощадно ко злу в любом его проявлении: будь то кагэбешник с глазами в штатском, фигляры Комар и Меламид или американский истэблишмент, заменяющий отсутствующую культуру предпринимательством и саморекламой. Вот послушайте Алека: "Funk & Junk Art (мусорное искусство) - это следствие перепроизводства вещей в США. Например, один из "мусорных художников" Брюс Коннер, живя в Мексике, сетовал, что не может делать свои ассамбляжи, т.к. там ничего не выбрасывается. "Сладкой землей Фанка - солнечной страной ужасов" назвал Калифорнию Харолд Парис. Художник Волли Хедрик шел дальше. Нет принципиальной разницы, говорил он, между Боттичелли и Bottom Jelly (вазелином для задницы), между Шопенгауэром и Shopping Hour (деланием покупок). Эти слова он вводил в свои работы в виже надписей или в виде звукозаписи. Хенрик был рабочим по починке домов и лозунг его творчества был: "To paint out what doesn't count" ("изображать то, что не заслуживает внимания"). Постепенно и с трудом представление о том, что можно быть художником не будучи им, вошло, понравилось и прижилось в США." Очередному дельцу и предпринимателю может понадобиться художник со знанием С++ или Джавы, умеющий водить грузовик, блондин и, наконец, художник не умеющий рисовать.
     Находясь в Марракотовой глубинке американской "культуры", Алек Рапопорт, на свое счастье, еще не знал, что картины продаются на квадратные дюймы, как мясо в супермаркете. Я знал одного русского художника-абстракциониста, который как-то пожаловался мне, специалисту по маркетингу, что его композиции плохо идут на рынке. Я посмотрел его запасы.
     - У вас преобладают темно-синие и фиолетовые тона. Как по-Вашему, к какого цвета обоям или стенам это подходит?
     Маэстро задумался.
     - Смените палитру на бежевые, охряные и кирпичные тона: американцы обожают стены цвета слоновой кости.
     После этой рекомендации дела выразителя космических настроений пошли сильно в гору.
     Алек Рапопорт: "Я полагаю, каждый третий калифорниец считает себя художником или поэтом". Я знаком с одним из них. Он ровно сорок минут учился мастерству у приезжего питерского художника и вставил в свое резюме этот факт как учебный курс. Порисовав четверть часа чем-то по холсту, он садится за рояль, брякает полторы ноты Шопена, пересаживается к индийским барабанам, отбивает на них дробь, подсаживается к столу и, почесывая яйца, сочиняет поэтическую нетленку на пол-страницы. Эти антиподы Рапопорта и кончают свою жизнь антиподно: художник Гуч, преподаватель колледжа в Окланде, ушел как-то с занятий в туалет, откуда уже никогда не вернулся.
     На вершине пирамиды армии американских художников располагается 400 счастливчиков, сумевших втюхать публике своих "Голубых псов" или прибой с подсветкой, меняющейся согласно реле времени. Ниже - 400 тысяч тех, кому не повезло. И это не только в живописи. Такова иерархия практически по всем номинациям искусства, литературы и культуры вообще.
     Рапопорт бежал из огня политических преследований в СССР в полымя коммерциализации живописи до полнейшей слепоты и глухоты публики в США. Строго говоря, ему повезло: он умер, не узнав, что и в России ему делать нечего - тут возник смурной советско-американский мафиозный и монструозный кентавр, где отпетые кагэбешники со столь же отпетыми уголовниками приватизировали и захапали все. Возвращаться некуда...
     Ему, как художнику и как мыслителю, одинаково современны античные мастера, пророки, Христос, художники Ренессанса и наветренные мулатки Сан-Франциско. И чем более он во времени, чем шире рамки его исторического существования, тем, с коммунальной точки зрения, он больше выпадает из злобы дня, американского и советского, тем более он не от мира сего. И для него становится нормой: несовпадение с официальной линией художественного поведения и непродажность себя на рынке изобретений художественной продукции есть признание творческого успеха и правильности избранного пути "Нонконформизм продолжается!". И эта принципиальность и предельная честность перед самим собой оправдывают себя: лучшие музеи России, Европы и Америки (Эрмитаж, Ватикан и многие другие) владеют картинами Алека Рапопорта, ими иллюстрируют престижнейшие издания Библии, репродукции печатаются в шикарных и солидных художественных журналах.
     Книга, если не считать текстовых оболочек и завершающего аккорда иллюстраций, состоит из следующих разделов:
     Воспоминания
     Статьи
     Рассказы
     Размышления
     В памяти друзей
     Каждый из разделов по своему интересен и захватывающ. И я горжусь, что мой скромный рассказ "Воскрешение Лазаря", посвященный Алеку Рапопорту, завершает эту прекрасную книгу.
     И тишайшее спасибо и низкий поклон Ирине и Володе (тому самому "мальчику с несоветским взглядом") Рапопорт, совершившим подвиг издания этой книги.