Шолом-Алейхем. Вот уже более века это имя повсеместно действует как пароль. Стоит его назвать - и лица смягчаются, озабоченность, хмурость уступают место улыбке. Даже псевдоним, под которым писатель вошел в мировую литературу, исполнен доброжелательности. "Шолом-алейхем" - это древнееврейское приветствие: "Мир дому твоему!"
Одесситы, с их страстью "насчет пошутить", в первоапрельские дни "Юморины" поставили памятник герою многочисленных анекдотов Рабиновичу. Это собирательный образ неунывающего смеющегося еврея. Похоже, никто не имел в виду Шолом-Алейхема, но не символично ли то, что великий еврейский юморист по рождению был Соломоном Рабиновичем ?!
Судьбой было ему положено родиться в Полтавской губернии в 1859 году, рано лишиться матери, голодать, лучшие годы биться в тисках нужды, заболеть туберкулезом, мучительно страдать от недуга и умереть на чужбине в далекой Америке в возрасте пятидесяти семи лет. Судьба послала ему в утешение любимую и любящую, да еще и богатую жену. Но состояние растаяло в его руках, как дым, ибо он был рожден не коммерсантом, не дельцом, а писателем. Хрупкая Годл родила ему шестерых детей, разве это не сокровище?! Судьба наградила его талантом художника, и обстоятельства сложились так, что дар смог реализоваться. Жизненные невзгоды и неурядицы не ожесточили его сердца, которое от природы было настроено на волну доброты.
Всем, кто хочет побольше узнать о детстве и юности писателя, о его окружении, о жизни евреев того времени, советуем прочесть незавершенную биографическую повесть "С ярмарки", первые две части которой вышли за несколько месяцев до его смерти. А вот что он писал близкому другу о своей жизни в 1903 году: "...я полон сейчас мыслей и образов, так полон, что я, право, крепче железа, если я не разлетаюсь на части, но, увы, мне приходится рыскать в поисках рубля. Сгореть бы бирже! Сгореть бы деньгам! Сгореть бы на огне евреям, если еврейский писатель не может жить одними своими писаниями и ему приходится рыскать в поисках рубля! Меня спрашивают те, кто меня знает и видит каждый день, когда я пишу? Я, право, сам не знаю! Вот так и пишу: на ходу, на бегу, сидя в чужом кабинете, в трамвае, и как раз тогда, когда мне морочат голову по поводу какого-то леса, либо дорогого имения, какого-нибудь заводика, - как раз тогда вырастают прекрасные образы и складываются лучшие мысли, а нельзя оторваться ни на минуту, ни на одно мгновенье, чтобы все это запечатлеть на бумаге, - сгореть бы всем коммерческим делам!"
Да, Шолом-Алейхему лишь последние восемь лет удалось всецело отдаться писательству, а до пятидесяти он вынужден был заниматься маклерством, посредничеством, подвизаться в роли биржевого "зайца", иметь дело с "акциями-шмакциями". Не нажив состояния, он приобрел нечто более ценное для писателя: опыт жизни, знакомство со многими человеческими типами и характерами, знание многочисленных мелких профессий, открытых для евреев ( ведь очень многое им было запрещено в государстве, где действовали законы, ограничивавшие права евреев, запиравшие их в "черте оседлости").
Героем Шолом-Алейхема является "маленький человек". Этот образ ввел в русскую литературу Пушкин, написав "Станционного смотрителя". Гоголь углубил его в "Шинели", а Достоевский добился для него права гражданства в большой литературе. Однако в рассказы, повести и романы Шолом-Алейхема маленький человек шагнул не со страниц почитаемых им русских писателей, а с малых уличек и тесных переулочков городских предместий и еврейских местечек. У Шолом-Алейхема есть небольшой рассказ, который так и называется "Город маленьких людей". Это даже не рассказ, это поэма в прозе, в которой возникает неповторимый образ Касриловки. У американцев благодаря Фолкнеру есть Йокнапатофа со своей географией, со своими героями, а у евреев - Касриловка. Рядом с ней - Козодоевка, Мазеповка, Анатовка, Бойберик, а подальше - город Егупец. Эти мифические населенные пункты включены автором в ряд реальных, упоминаются наряду с Одессой, Бердичевым, Жмеринкой, потому представляются вполне достоверными.
Как выглядит, к примеру, Касриловка? Она напоминает подсолнух, густо усаженный семечками. Вам кажутся знакомыми эти скученные ветхие лачужки, скособоченные заборы, эти лавки, лабазы, ларьки, эти синагоги и хедеры, где еврейские дети изучают Тору, эти извилистые улочки, которые то ползут в гору, то бегут под гору? Вряд ли вы видели их "живьем", ведь вы не ровесники века и тем более Шолом-Алейхема. Но вам они до боли знакомы, ибо вы читали его книги и вы видели полотна Марка Шагала, этого волшебника из Витебска. Поэтизируя местечко, он увлек в поднебесный полет влюбленных, он втащил на крыши корову и бесчисленных коз, главную живность местечка, заставил их глядеть на звезды. Шолом-Алейхем - художник близкий Шагалу. Дело не только в сходстве их импрессионистской техники. Их роднит умение открывать необычное в обыденном, видеть поэзию повседневности, поэтизировать быт местечка и самих его обитателей. Шолом Алейхем не только сострадает маленькому человеку, как русские классики, но и уважает его и воспитывает в нем самоуважение. До него такой подход был присущ лишь Диккенсу.
Местечек давно нет, но миф о местечке, сотворенный Шагалом и Шолом-Алейхемом будет жить долго, ибо, как и подобает мифу, в нем схвачены родовые черты народа. Каковы же эти черты и в каких шолом-алейхемских образах они воплотились?
Прежде всего это мудрость древнего народа, воплощением которой стала Библия, изречения из которой, вложенные в уста героев, рассыпаны по страницам книг Шолом-Алейхема. Несомненно, проявлением мудрости является юмор, свойственный многострадальному народу, способность смеяться над собственными невзгодами, шутить в безвыходном положении. Насмешливое отношение героев к самим себе смягчает горечь их беспросветной жизни. Шутка, юмор, смех поддерживают в людях надежду, не позволяют им пасть духом. Обитатели Касриловки славятся "как недюжинные выдумщики, как краснобаи, как неунывающие души, живые создания, убогие достатком, но веселые нравом". В смехе - сила еврейства.
Проницательный ум, философское отношение к жизни, вера в справедливость Творца и несокрушимый оптимизм воплощены в образе Тевье-молочника.
Еврейская предприимчивость в сочетании с неистребимой верой в удачу составляют основу образа Менахема Менделя, одного из тех, кого называют "людьми воздуха". Их стихия - азарт, горение, лихорадочная суетливость, прожектерство. Это люди без определенных занятий, вечные неудачники, не расстающиеся с надеждой на быстрый успех.
Способность падать и подниматься, преодолевая удары судьбы, восставать из пепла, как птица Феникс, - эта родовая черта еврейства просматривается в каждом значительном произведении Шолом-Алейхема.
В письме к Льву Толстому (Шолом-Алейхем обращался к нему в связи с кишиневским погромом 1903 года) он представился как "народный бытописатель". Так оценивали его и многие критики, вернее было бы сказать - недооценивали. Быт, который мастерски изображал Шолом-Алейхем, канул в Лету, но книги его продолжают читать, ибо он не был только бытописателем. Секрет обаяния его книг в том, что в них воплощена душа народа, поэтическая и нежная душа, и дух еврейства, который гнется да не ломится. Разумеется, в его творениях много от него самого. Его личность, его душа неизбежно воплощены в них.
Отношение к местечку было и остается неоднозначным. Не секрет, что уже во времена Шолом-Алейхема еврейская молодежь рвалась из местечка, видя в нем засасывающее болото. Многие выходцы местечек обрели себя в революции, которая их же и пожрала, но речь сейчас не о том. Ведь и сегодня печать местечковости означает ограниченность кругозора, заскорузлость взглядов, пришибленность или, напротив, агрессивность мещанина, что одно и тоже, ибо крайности сходятся. Полагать, что такой проницательный наблюдатель, как Шолом-Алейхем , не ощущал затхлой атмосферы местечка, не видел его убогости, недопустимо. Однако создавая свой миф, он воспевал не убогость, не забитость, не косность. Нет, он восхищался наивностью, честностью, доверчивостью, детскостью, бесхитростной простотой и верой маленьких людей. Он старался внушить им, что они не такие уж маленькие, не такие заурядные, он видел их достоинства, он воспитывал их самоуважение.
Его не раздражает патриархальность уклада Касриловки, ибо он открывает в нем и человечность, и участливость, и заботу о ближнем, и - что для него очень важно - верность Завету, почитание веры праотцов. Его местечко - это большая семья, а точнее - большая коммуналка, в которой, как мы знаем (те, кто помнит до- и послевоенное время), на самом деле все было не столь идиллично. Но были там и некие ценности, по которым мы сегодня ностальгируем. Конечно же, в книгах Шолом-Алейхема силен элемент идеализации, и они могли бы казаться сегодня сентиментальными и даже фальшивыми, если бы не юмор, не усмешка, не ирония. Они служат надежным противовесом.
Шолом-Алейхем предпочитал, по собственному признанию, печальным историям смешные. Но в его книгах возникали и невеселые, и даже трагические ситуации. Горький отмечал печальный и сердечный юмор Шолом-Алейхема. Ему ведом был и гоголевский смех сквозь слезы. Но чаще он трактовал эти ситуации по-своему, а именно - легко, смеясь, в духе мальчика Мотла с его парадоксальной присказкой: "Мне хорошо - я сирота!" Шолом-Алейхем всей душой желал , чтобы и евреи, и все люди на земле больше смеялись, нежели плакали. "Смеяться полезно. Врачи советуют смеяться..."- так закончил он повесть "Заколдованный портной".
Секрет долговечности книг Шолом-Алейхема не только в их неповторимом комизме, но и в том живом чувстве, которое их согревает. Лучше других определил его Горький, прочитав повесть "Мальчик Мотл": "Чудесная книга! Вся она искрится такой славной, добротной и мудрой любовью к народу, а это чувство так редко в наши дни". Мы же в этой любви нуждаемся, как никогда.
Кёльн