Бывая в Бад-Киссингене (некогда это был знаменитый курорт и резиденция Бисмарка), всегда захожу в уцелевший дом еврейской общины. Здесь в 1959 году усилиями Йозефа Вайслера был создан маленький молитвенный зал. Многие недоумевали: зачем? для кого? Ведь евреев здесь не было с тех пор, как бургомистр города отрапортовал 29.5.1942, что Бад-Киссинген judenfrei. Но времена меняются, и пять лет назад этот отремонтированный зал был торжественно открыт как синагога имени Вайслера. Прежняя большая синагога, разгромленная в ноябрьскую ночь 38-го, была взорвана нацистами. Это единственное разрушенное здание в городке: союзники его не бомбили.
В Еврейском доме меня привлекает выставка "Евреи Бад-Киссингена", которую в 1988 году подготовили и организовали старшеклассники местной школы под руководством учителя-энтузиаста. Две недели она проходила в ратхаузе, вызвав большое волнение и неоднозначную реакцию местного населения. Затем её разместили в четырех комнатах Еврейского дома, и она стала маленьким музеем, открытым для посещений.
Каждый раз, когда я появлялась там, меня встречали и провожали глаза Клары Шер. Её фото висит в простенке коридора. Экспонатов на выставке много. Можно удивляться дотошности и тщанию немецких школьников, по крупицам собравших этот материал. Евреи в Бад-Кисингене обосновались давно. В двух шагах от этого дома находится средневековое еврейское гетто (Judenhof). Здесь, за его воротами, жили до 1813 года евреи, взятые под защиту местным властителем. Равные права с немцами евреи Баварии получили в 1871 году. В годы веймарской республики они составляли 5% городского населения. Клара Шер была одною из пятисот евреев Бад-Киссингена.
Большая часть их занималась обслуживанием туристов и курортников. Были среди них и врачи, имеющие свою практику. На ратушной площади до сих пор стоит дом Макса Киссингера, крупного торговца текстилем. Из этой семьи вышел Генри Киссинджер, бывший государственный секретарь США. Внимательно рассмотрев фотографии выставки, я потом легко узнавала эти еврейские дома, гуляя по улицам: вот галантерейный магазин Хайманса, вот банк Лёвенталя, вот вилла Гляйснера, отель-пансион Йейдля, Дом моды Эрлиха, дом придворного ювелира Симона Розенталя... Анна Шер принадлежала к менее состоятельной среде. Её родители переехали в Германию из Вильно, где она родилась в 1894 году. Они поселились вначале в Вюрцбурге, а затем в Бад-Киссингене. Было это в 1903 году. Отец открыл своё дело. После смерти матери Клара вместе с отцом руководила предприятием.
С приходом нацистов к власти, после принятия антиеврейских нюрнбергских законов в сентябре 35-го и следующих один за другим приказов об ограничениях в правах, после множества антиеврейских акций в этом курортном городке, 123 еврея эмигрировали, а 143 переехали в другие города Германии. Среди них был местный кантор и учитель Людвиг Штайнберг со своим пятнадцатилетним сыном Хансом, который в 1988 г. станет нобелевским лауреатом в области физики.
Клара Шер не покинула город, но дело вынуждена была закрыть. Похоронив отца (на кладбище можно видеть и могилы семьи Киссингер, их памятники обновлены заботами американского родственника), она стала работать в еврейских домах. Но вот уже те, кто мог себе позволить иметь прислугу, покинули город. Ей было некуда и не на что уехать. Некоторое время, пристроившись к одному торговцу-еврею на рынке, она распродавала свои вещи и этим жила. Но в 36-м ему было велено очистить место.
Арестована она была по ничтожному поводу. 14 мая 1940 г. Клара остановилась перед газетной витриной и стала переписывать опубликованное в газете стихотворение Стефана Цвейга, которое, как она позже объясняла, ей очень понравилось и было созвучно её душе. Она не отреагировала на замечания прохожих, которые требовали, чтобы она убиралась отсюда. На основании их жалобы группенляйтер НСДРП при полиции города зафиксировал случай и потребовал "поставить на место эту Шер", чтобы она никому здесь впредь не мешала. В протоколе допроса её поступок вырос в преступление, после чего её препроводили в гестапо Вюрцбурга. Напрасно она оправдывалась, что она не знала, что ей нельзя останавливаться перед газетными витринами, и заверяла, что это никогда не повторится. 30 ноября 1940 г. она была отправлена в Равенсбрюк.
Если кому-то трудно поверить в вероятность происшедшего, советую ознакомиться с дневником Виктора Клемперера, немецкого филолога еврейского происхождения, который пережил чёрные годы нацизма и с риском для жизни вёл дневник, записывая "только самое ужасное, фрагменты безумия, в которое мы все погружены". Свою книгу он назвал "Свидетельствовать до конца". И вот среди многих свидетельств - список издевательских постановлений, которые, как удавка, затягивались на шее еврея. В этом списке - 31 пункт. За пятым номером значится запрет выписывать или покупать газеты.
Так что Клара Шер была наказана "по заслугам".
Известно, что Клара Шер скончалась в концлагере от диабетической комы и сердечной недостаточности 28.2.1942 г. Среди экспонатов выставки - письмо из гестапо Вюрцбурга в Страсбург: "Прошу сообщить Сарре Анне Бердичевской, проживающей в Страсбурге (адрес неизвестен), что она может получить урну с прахом сестры, уплатив соответствующий сбор". Оказывается, еврейским пеплом ещё и приторговывали.
Вскоре после гибели Клары - 25.4.1942 - всех оставшихся в живых евреев Бад-Киссингена отправили в Вюрцбург, а оттуда по "крутому маршруту" в Избицу (Польша, близ Люблина). Никто из них не уцелел. Кое-кто из стариков, не дожидаясь депортации, покончил с собой. Среди них - Отто Гольдштайн. Мы видим его на фото среди пяти исполненных самоуважения и достоинства членов "Имперского союза еврейских фронтовиков", одетых в парадную форму. А затем приводятся его предсмертные стихи "Моя последняя песня". Стихи бесхитростны, каковой была и жизнь этого еврея, пошедшего добровольцем на первую мировую войну, пролившего кровь за родной Vaterland, верно служившего рейху и считавшего себя преданным немцем, а ныне потерявшего и честь свою, и свободу и превратившегося в "еврейскую свинью".
Глаза Клары Шер меня не отпускают, они смотрят с тревожной настойчивостью, словно следят за мной. Судьба этой незнакомой женщины, обыкновенной, каких было тысячи, отнюдь не героини, пересеклась с судьбами моих погибших родственников. Они смотрят на меня с фотографий семейного альбома: двадцатилетний студент красавец Илья Злотник, сложивший голову во время Керченской операции; подростки Мусинька и Греточка, сёстры-погодки 14-ти и 15-ти лет, расстрелянные в Ростове в Змеевской балке; исполненная тихого счастья немолодая супружеская пара с трёхлетним сынишкой, которого они выпросили у Бога, не ведая, что скоро им всем суждено упасть мёртвыми или полуживыми в глубокий ров на окраине их родного Бердянска; глаза моей бабушки Ривы, умершей от тифа в 1943 г. в эвакуации. Кроме бабушки я никого не знаю, но я храню их фото: пусть живут в памяти. Пока кто-то помнит хотя бы их имена, они не ушли в небытие. Однако выражение их лиц не сравнить с той мукой, которая застыла в глазах Клары Шер. Они ведь ещё не знают своей страшной судьбы, а эта мученица истерзана многолетним смертельным страхом, голодом и ежечасным унижением.
Покидала я выставку с тяжёлым сердцем. Согревало только одно: благодарное чувство к незнакомым немецким школьникам и их учителю. Я понимаю, что двигало ими. Они-то неповинны, на них нет еврейской крови, но им выпало на долю по вине отцов и дедов смотреть в глаза Клары Шер и отвечать на её немые скорбные вопросы. Многие сегодня норовят отвести взгляд, но эти мальчики заглянули в бездну человеческого страдания. Возможно, таких немецких школьников не так много, но они - совесть Германии.
Я уходила, а Клара Шер смотрела мне вслед. Обернувшись, я пообещала: - Я напишу о тебе, Клара!