Моше Палхан (он же — Эрнест Трахтман), один из первых преподавателей иврита в Москве, автор познавательных и остроумных обучающих книг, которые мы с фотокорреспондентом, не слишком чинясь, у него позаимствовали не столько даже для съемки, сколько для дальнейшего усовершенствования языка, ныне размещается в небольшом бюро в оживленном центре Петах-Тиквы, окруженном кольцом говорящих по-русски контор.
Haм заранее было известно, что доброжелательный и спокойный наш собеседник, фронтально запечатленный редакционным фотографом (по его мнению, именно так должен выглядеть «прямой американский портрет»), создал в конце 60-х годов уникальную и очень успешную школу преподавания, в результате чего вслед за ним потянулась цепочка учителей. Вплоть до конца 80-х московская община изучала иврит благодаря Моше Палхану; доктор Мика Членов, этнограф и языковед, в свое время даже заметил, что он названную успешную методику засчитал бы за докторскую.
Наш разговор, собственно, и стартовал с этого места; я попросила Моше Палхана, ныне занимающегося частным преподаванием и написанием книг, прежде всего рассказать о том, когда и как начались его языковые увлечения.
— Произошло это в тот момент, когда я понял, что меня насильственным образом лишили связи с моим народом, оторвали от культурного наследия и родного языка, — ну и я решил изменить эту несправедливую ситуацию, — ответил Моше Палхан. — В 1964 году, вернувшись из армии, я взялся за изучение иврита и с тех пор, собственно, существую в атмосфере двух языков.
Вообще же моя семья пыталась репатриироваться в Израиль еще до Шестидневной войны — из Прибалтики тогда некоторых страждущих выпускали, но нам выехать не удалось. После этого против нас были приняты кое-какие репрессивные меры, брата выгнали из института, так же поступили и с моей женой (правда, ей в дальнейшем все же удалось доучиться), мне пришлось сменить место работы.
Преподаванием иврита я занялся в 1967 году, после окончания Шестидневной войны, сопровождавшейся, как вам, конечно, известно, сильнейшим подъемом национальных чувств, неким еврейским пробуждением, которое русские по своим причинам решили не подавлять. В этой связи, кстати, я хотел бы немного отступить от темы, чтобы порекомендовать вам книгу Морозова, в которой собраны документы ЦК КПСС. Так вот, в этом сборнике в том числе публикуется письмо, направленное в Центральный комитет Громыко и Андроповым, которые просят разрешить выезд евреев, поскольку КГБ это необходимо «в оперативных целях». Что это за цели, в общем, понятно.
Но в КГБ, конечно, не подозревали, что евреи столь воодушевятся и что подъем настроения будет сопровождаться, у многих, переменой взглядов. Потом уже не удалось все это задавить, хотя подобные попытки и предпринимались. Тогда, в 1967-м, преподавать было чрезвычайно сложно, иврит считался чем-то вроде марсианского языка, и его современную версию знали в Москве всего семь человек (как вы понимаете, я здесь не принимаю в расчет тех, кого обучали в КГБ).
Литературы практически не было, — дабы ее получить, мне пришлось проникнуть в израильское посольство, ну и еще кое-что привезла мама, гостившая на Святой земле в 1956 году. Кроме того, некоторое время удавалось пользоваться книгами в Библиотеке иностранной литературы, но затем доступ к ним был закрыт, — видимо, кое-кто обнаружил, что евреи до них добрались. Мои товарищи скопировали также один или два приличных учебника, распространенных израильтянами еще до Шестидневной войны, но, к сожалению, в очень малых количествах.
Короче, пользовались мы всем, что удавалось найти, — также и дореволюционными изданиями, хотя они не очень-то подходили тем, кто желал изучать современный язык, В провинции же не было ничего, хоть шаром покати.
Преподаванием я занялся очень активно — речь шла, естественно, не только о языке, но и об основах еврейской истории и культуры. Я набрал несколько групп и вскоре даже оставил основную работу (после армии я занимался переводами, в том числе техническими).
В рамках того, что принято называть сионистской деятельностью, я перевел тринадцатую главу из книги о Катастрофе, написанной бывшим генеральным прокурором Израиля Хаузнером, являвшимся также главным прокурором на процессе Эйхмана. В упомянутой тринадцатой главе Хаузнер приводил массу сведений и свидетельств о том, как во время войны почти все европейские страны бросили на произвол судьбы своих еврейских граждан, а некоторые так просто помогали нацистам. Русским, естественно, было очень неприятно все это читать и видеть, поскольку они сами находились в том же малопочетном списке, и, хотя среди них были те, кто помогал нашим соплеменникам, не следует все же забывать, что в России погибло 2,5 миллиона евреев.
Главу эту мы усиленно распространяли, полагая, что такого рода чтение поможет перестроиться людям, чьи мозги подверглись промывке; некоторые из них впоследствии признавались, что так и произошло и что этот текст как бы подорвал их прежние представления.
Вообще же период интенсивного преподавания продолжался вплоть до моего отъезда в 1971 году. Я подходил к делу чисто практически и потому получил очень неплохие результаты — к тому моменту, когда я собрался уезжать, мои подопечные уже знали язык, большинство из них стали учителями иврита.
— Скажите, Моше, было ли у вас ощущение опасности? Ведь, как известно, некоторых посадили в тюрьму за иврит.
— Безусловно, ощущение такое было, то же самое вам скажут все, кто занимался сионистской деятельностью. Мы ведь делали такие вещи, за которые регулярно сажали на протяжении десятков лет.
Когда у меня родился первый сын, я пошел в загс и там заявил, что хочу назвать его Иудой. «Иудушкой Головле-вым?» — захохотала служащая, я ей ответил, что именно так, она попала в самую точку. Имя, которое я дал сыну, стало для меня гарантией того, что он будет знать о своем еврействе даже и в том случае, если со мной что-нибудь случится или, к примеру, если у меня захотят отобрать детей, — ведь такие случаи тоже были, А дочь я назвал Геулой, что в переводе с иврита означает «Освобождение», — после этого в Москве еще двум девочкам дали такое же имя.
В последний период меня начала беспокоить милиция, обнаружившая, что я официально не работаю и при этом преподаю, — хотели пришить тунеядство, вероятно, могло дойти и до ареста. Но вот случилось так, что отказники устроили первую в Москве демонстрацию, в которой я тоже участвовал, — а после этого почти всех вызвали в ОВИР и дали разрешение на выезд. И это несмотря на то что документы мои устарели, — мы ведь до этого четыре года не подавали на выезд.
— Моше, любопытно было бы узнать, чем вы занимались в Израиле? Что случилось с разработанной вами методикой преподавания иврита, — насколько я понимаю, она не получила широкого распространения?
— Видите ли, образование у меня техническое, а формального лингвистического нет, потому и получилось, что большую часть жизни в Израиле я работал в области высоких технологий, в том числе занимался разработками в фирме, производившей сложнейшую медицинскую диагностическую аппаратуру, между прочим, считающуюся лучшей в мире.
Но поскольку я всегда интересовался языками, то это дело не бросил. Я пытался, как только мог, помочь оставшимся в России преподавателям иврита, — даже пришлось в этой связи обратиться в «На-тив». Помнится, глава Бюро по связям Нехемия Леванрн направил меня в отдел, занимавшийся пересылкой литературы, и вот его начальник мне с гордостью сообщил, что в прошлом году он отправил в город Минск два учебника иврита. Я посмотрел на него и понял, что дело плохо, — едва ли возможно объяснить что-либо человеку, гордящемуся тем, что он послал два учебника в город, где проживают 300 тысяч евреев.
Не говорю уже о том, что нас тогда воспринимали в качестве потенциальных шпионов, — теперь я понимаю, что эти опасения были вполне резонны.
Как мне кажется, прошло довольно много лет, прежде чем в Бюро по связям поняли, что еврейская культура — основа всего и что оторванные от нее люди в Израиль, скорее всего, вообще не приедут, Кстати, впоследствии руководитель «На-тива» Нехемия Леванон в своей книге воспоминаний весьма похвально отзывался о нас с братом, Исраэлем Палханом, как о наиболее серьезных преподавателях иврита, с которыми ему пришлось иметь дело.
— Насколько мне известно, вы также писали и издавали на коммерческой основе свои книги; легко предположить, что это не самое прибыльное предприятие. Что же вас заставило этим заниматься — неужели энтузиазм?
— Вначале мной двигал интерес чисто идеологический, я считал, что евреи — родственники и должны друг другу помогать, и потому издал первое пособие. Остальные мои книги также подразумевают содействие тем, кто изучает иврит, но, к сожалению, ни одна не получила официального одобрения, за исключением «Тринадцати уроков», изданных в 1982 году организацией «Брит иврит оламит», за которой стоял занимавшийся Россией отдел Мосада. Книга была выпущена специальным форматом, заранее рассчитанным на ее нелегальное распространение в России, — и, насколько я знаю, она многим понравилась.
Когда началась алия 1989-1990 годов, мой брат Исраэль Палхан переиздал свои словари и мои учебники коммерческим образом. В общей сложности мною было выпущено восемь или девять книг, самой популярной из которых оказался, естественно, «Словарик грубияна», интересующий в основном мужчин. Этот словарик я бы назвал попыткой помочь человеку, оказавшемуся в новом для него обществе и встречающемуся с некоторым количеством психопатов или же людей, отыгрывающихся на слабых. Я же лично полагаю, что когда человек отвечает обидчику — вне зависимости от того, что именно, — то ему становится легче. Когда проблема мне стала ясна, я написал вот эту книжечку.
Самым серьезным моим трудом является, наверное, фразеологический словарь, могущий помочь как тому, чье знание иврита следовало бы назвать вполне средним, так и тому, кто знает язык прилично. Но, во всяком случае, вся эта литература рассчитана на интеллигентного человека, — ведь трудно предположить, что тот, кто намерен заниматься исключительно черными работами, заинтересуется языком всерьез.
Я хотел бы вам также представить «Пословицы и поговорки», которые, по моему мнению, исключительно важны, ибо тот, кто их знает, чувствует себя как рыба в воде. Остальные мои книги являются скорее учебниками, хотя ни один из них не был принят официальными инстанциями, в которые я обращался, — во всяком случае, Сохнут и министерство абсорбции ими не заинтересовались.
Между прочим, я издал также мемуарную книгу («Кризис»), не относящуюся к обсуждаемой теме. Дело в том, что в свое время я служил в отборной части российской пехоты и был послан на Кубу в составе правительственной экспедиции, оказавшись одним из тех, кто с весьма близкого расстояния наблюдал за развитием Карибского кризиса 1962 года. Вопрос этот не очень-то известен, ведь все, что там происходило, тщательно скрывалось, вот я и написал воспоминания исторического характера.
— Моше, вернемся все же к прежней нашей теме. Как я понимаю, вы весьма критически относитесь к применяющейся в ульпанах системе преподавания иврита. А каковы альтернативные варианты?
— Вы знаете, после приезда большой алии я предложил свои услуги министерству просвещения, занимавшемуся ульпанами, но в ответ услышал, что «люди без образования» там не нужны.
Когда министром абсорбции стал Юлий Эдельштейн, я также решил обратиться к нему в связи с моей методикой, — к тому моменту я, кстати, уже занимался преподаванием частным образом. В общем, я написал письмо Эдельштейну, который, насколько мне известно, изучал иврит у одного из моих учеников. Ответа от него я не получил, — только некую формальную отписку из его ведомства, Е которой нас с братом, занимающимся, кстати сказать, совершенно другими вопросами, приглашали на беседу с референтом.
В другой раз я изложил основы своей методики и предложил ввести изменения в систему ульпанов, — но и это послание осталось без ответа.
Между тем упомянутая система, по моему убеждению, никуда не годится, рассчитана она только на то, чтобы дать заработок учителям. Теперь объясню вам свою точку зрения.
Я исхожу из того, что язык изучают в процессе подражания, его знание достигается благодаря погружению в языковую среду, — но вот эти два принципа были искажены ульпановской системой. Более того, с моей точки зрения, взявшись за обучение взрослых людей, следует, прежде всего, объяснить им различие между их родным языком и ивритом, вместо того чтобы начинать с азов, втолковывая, что такое существительное, а что — прилагательное. В израильских же ульпанах, как вам известно, учительницы прыгают для того, чтобы наглядно продемонстрировать значение слова «ликфоц».
В целом вся эта система порочна и, по моему глубокому убеждению, не годится для интеллигентных людей.
Принципиальное отличие моей методики состоит в том, что я призываю не отрываться от живого языка. Именно по этой причине предназначенные для начинающих «Тринадцать уроков» написаны неадаптированным разговорным языком, в этом их несхожесть с учебниками, издававшимися до сих пор — учебниками, в которых степень сложности материала возрастает ступенчато.
В ульпанах не учитывается и еще одно немаловажное обстоятельство — а именно то, что приехавший в новую страну человек оказывается в непривычном для себя климате, слышит незнакомый язык, и ему к тому же приходится тяжело работать, дабы прокормить себя и семью, — а тут его загружают многими часами домашней зубрежки, которая, на мой взгляд, вообще вредна как таковая. Практически все элементы ныне принятой системы преподавания в ульпанах, с моей точки зрения, отрицательны.
— Моше, в ваших словах мне слышится горечь. Признайтесь, вы разочарованы тем, что в Израиле ваша весьма успешная методика не была востребована по причинам, я бы сказала, бюрократическим.
— Ну, я не отношусь к самому себе как к гению, принесшему нечто новое, что никто не готов принять.
Будучи человеком верующим, я считаю, что каждый должен удовлетворяться тем, чего ему удалось достичь. У меня нет и не было никаких необыкновенных надежд, которые бы не сбылись. Действительно, я предлагал свою методику, книги — но при этом знал, что израильское общество далеко не совершенно, у него полным полно недостатков, да и насчет человеческой природы у меня не было иллюзий.
Я полагаю, что в конечном счете когда-то, в неизвестный мне период, лучшая методика восторжествует и будет принята. Но я не знаю, когда это произойдет и кого будут тогда обучать, — быть может, евреев-эскимосов или евреев-индусов.
=================
"Vesti" 13.6.2002
Scan, OCR, прaвкa - V.Voblin.
Мaтериaл рaссылки yahoo-judaika,
адрес подписки: judaika-subscribe@yahoogroups.com