Воспоминания Эрнста Левина

Что бывало...

Moderator: Ella

Forum rules
На форуме обсуждаются высказывания участников, а не их личные качества. Запрещены любые оскорбительные замечания в адрес участника или его родственников. Лучший способ защиты - не уподобляться!
Post Reply
User avatar
Архивариус
Модератор форума
Posts: 1411
Joined: Thu Feb 21, 2008 5:28 am

Воспоминания Эрнста Левина

Post by Архивариус »

Эрнст – Эдмонду
- Thursday, August 20, 2009 at 14:21:57 (EDT)



Шалом, Эдмонд!
Адресуюсь к Вам не как к единомышленнику и не как к оппоненту, а просто потому, что именно Ваш постинг пробудил воспоминание о моих школьных годах, а кроме воспоминаний, у меня в жизни ничего не осталось...
Вы писали И.Л.Дегену (Thursday, August 20, 2009 at 04:37:28 EDT) о случае из его студенческой практики – о профессоре, который мог читать лекцию и понятно, и непонятно. И я вспомнил своего любимого учителя физики Якова Борисовича Мельцерзона.
Но начну с воспоминаний не моих, а гораздо более достойного и многим из вас известного человека (думаю, даже сам Нестор пустил бы его в свой дом:))) – Нобелевского лауреата и академика Жореса Алфёрова, который окончил наш класс за 4 года до меня:
"Выбор мною физики, конечно, не случаен. В послевоенном Минске, в единственной в то время в разрушенном городе русской мужской средней школе N42 был замечательный учитель физики - Яков Мельцерзон. У нас не было физического кабинета, и Яков Борисович читал нам лекции по физике, на которых мы, вообще-то довольно "хулиганистый" класс, никогда не шалили, потому что Яков Борисович, влюбленный в физику, умел передать это отношение к своему предмету нам. На его уроках было слышно, как муха летит. Он даже представить не мог, что кого-то физика не интересует! Он и порекомендовал мне ехать учиться в Ленинград (...) в электротехнический институт (ЛЭТИ)"...
А теперь я продолжу.
Яков Борисович говорил тихо, улыбался редко и как-то всегда кривовато – вроде, иронично. Слушали его завороженно. Однажды (была новая тема – преломление света при переходе в более плотную среду) Я.Б. начал урок не с линз, не со схем и не с диктовки определений и формул. Он молча провёл на доске горизонтальную линию и сказал: "Вот это граница. Выше – твёрдый утрамбованный грунт. Ниже – рыхлая пашня". Потом пересёк её наклонной линией и в точке пересечения показал пунктиром перпендикуляр к границе. "А это,– указал он на наклонную,– идёт колонна солдат. Скажем, по 10 человек в ряду. Как по-вашему, перейдя на пашню, колонна продолжит двигаться прямо по линии? А если отклонится, то в какую сторону и почему?" Короткое совещание (вслух, учитель не мешал) – и потянулись руки... "Правильно, молодцы, – подытожил Я.Б. – Первым вступит на пахоту левофланговый, ему станет трудней шагать. Пока он сделает 1 шаг, остальные (по твердому грунту) – 2 шага и т.д. Фронт колонны повернётся, станет "более параллельным" границе, т.е. направление колонны приблизится к перпендикуляру. А теперь,– улыбнулся он – вернёмся к теории"... "Теория" пошла как по маслу: всё уже стало просто и понятно. И кто-то даже не сдержался: "Здóрово. Как вы просто всё объяснили!" Учитель, сняв и протирая очки, сказал: Видите ли, товарищи... Моя цель – не демонстрировать вам свою академическую эрудицию, а... чтобы вы навсегда запомнили"...
Вот я и помню уже лет 60... И хотя больше любил литературу, по физике (в отличие от Жореса Алфёрова:))) у меня ни одной "тройки" не было.
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Воспоминания Эрнста Левина

Post by Эрнст Левин »

ТРЕТИЙ СЛУЦКИЙ

С чего бы это начать? Был октябрь 1973 года, Война Судного дня. Работал я в Тель-Авивском Техническом Центре Хеврат Хашмаль (ХХ, Энергосистема Израиля), инженером Управления В/В (высоковольтных) сетей.
Начну, пожалуй, небольшой цитатой из собственных мемуаров (часть 2, глава 6, стр.223 или – в нашем альманахе – http://berkovich-zametki.com/2006/Stari ... Levin1.htm):

"В армию меня, конечно, не призвали: меньше года в стране, языка, должно быть, не знает, старик (39 лет) – кому это нужно, с ним возиться! Хоть я в Союзе и доучился до старшего лейтенанта запаса инженерных войск, многое умел, знал мины, переправы и отлично стрелял – здесь я "рядовой необученный"... Мои ровесники в Израиле – уже полковники и генералы!
Оставалось идти в добровольцы по месту работы. И я записался в созданную там аварийно-ремонтную бригаду. Если бомбёжка или обстрел повредят высоковольтную сеть, наша бригада должна будет её восстанавливать: менять опоры и натягивать провода.
Но бомбёжек и обстрелов не было, и мы просто строили новые участки линий электропередач. То есть, я там вкалывал как рабочий-монтажник, сохраняя должность и зарплату инженера".


Так вот, именно в это время я познакомился и подружился с человеком, о котором, увы, в моих пухлых мемуарах, на 500 почти страницах, нет ни одного слова. Звали его Авинóам Слуцкий.
Слуцкий (мы с ним называли друг друга по фамилии, а «Вы» в иврите не существует) не был работником Хеврат Хашмаль. Он был нашим постоянным кабланом (подрядчиком) – хозяином маленькой фирмы, вернее сказать – бригады, выполнявшей для ХХ довольно своеобразный сервис. Почти все В/В линии тогда были ещё воздушными, на металлических или деревянных опорах, а растительность в Стране буйная; деревья быстро дорастали до проводов и устраивали короткие замыкания. Приходилось регулярно делать им «обрезание», чем и занимался Слуцкий и несколько его ловких парней, отслуживших в АОИ, с грузовичками, оборудованными выдвижными вышками. Впрочем, пока парни носились, как матросы по мачтам, Слуцкий сидел со мной в тенёчке и неутомимо рассказывал, рассказывал, рассказывал... Но и в столовой ХХ, перед работой и в обеденный перерыв, он всегда садился за наш «русский» стол и рассказывал не умолкая... По-русски он, слава Богу, не пытался говорить, но его сабровский иврит, яркий и образный, был великолепен. Да и всей фигурой Авиноама Слуцкого я невольно любовался.
Был он лет на 20 старше меня – высокий, сутуловатый, худощавый, но явно крепкий, жилистый (я про себя, будучи склонным к литературным ассоциациям, сразу же окрестил его «Челкаш»). У него были озорные усики, зоркие и чуть лукавые глаза. И походка у него была какая-то насмешливая: будто он не сам по себе идёт, а играет роль – кого-то передразнивает, одновременно подмигивая зрителям. То ли изображает подхалима-чиновника, притворно поспешающего на зов начальства, то ли беднягу, которому срочно нужно в туалет, но бежать он стесняется и движется мелкими торопливыми шажками...

Кстати, о литературных ассоциациях. Именно Слуцкого я всегда представляю себе, когда читаю в «Театральном романе» Мих. Булгакова: «(Режиссёр)... проходил в другую дверь, комически поднимая ноги, чтобы показать, что он старается не шуметь».

Бехаяй, Левин, ну как ты чистишь апельсин?! Смотри: кипэлэ срезал – раз, жопэлэ срезал – два, четыре надреза сверху вниз – и шкурку долой. Только не забудь каждую дольку в соль обмакнуть, как кибуцники делают. Гораздо слаще.
– А ты кибуцник, Слуцкий?
– Разве я похож на колхозника? Я единоличник. Мошавник. Знаешь такой мошав – Нахалал? Это самый первый мошав в Эрец-Исраэль: работали вместе, но у каждой семьи – собственный дом, садик-огородик... Его как раз и организовали такие, что не хотели жить как в казарме. В начале 20х. Шмулик Даян и ещё несколько русских. Моше Даян, министр обороны – это его сын, мы с ним в одном классе учились.
– !!!... Но постой, Моше Даян ведь из кибуца Дгания-алеф, первого кибуца в Палестине. Там у моего друга Цфании Кипниса до сих пор дядя живой, ему уже лет сто, наверно – один из основателей. Он ведь когда основан, этот кибуц? Где-то в 1909 году, кажется?
– Правильно. Дгании-алеф уже лет 65, а Мойше под 60. Он таки родился в Дгании и был там, между прочим, первым саброй. Отца фамилия раньше была Китайгородский, а мать – Двойра Затуловская. Пока они не поженились, её в кибуц не хотели принимать.
– Почему?
– Слишком умная. И красавица. Вдобавок активистка женского движения... Нужны им были диссиденты?.. А когда эта семья ушла из кибуца и поселилась в Нахалале, Мойшелэ уже лет шесть было...
– Ну, расскажи что-нибудь про Даяна. Каким он был в школе?
– Ты знаешь, по-моему, этот пацан был ненормальный. В нем чего-то не хватало. Вот, инстинкта самосохранения, чувства страха у него начисто не было. И потом тоже. Он в Хагане уже с 12-14 лет: стрелять умел, охранял деревню. Когда бедуины набегали – пули кругом свистят, все невольно пригибаются, а он – вроде и не замечает... И везде так. У нас на ферме однажды здоровенный племенной бык с цепи сорвался. В носу кольцо, на бетонной перегородке крюк, а цепку между ними порвал, бандит! Собрались евреи, залезли на перегородку и возятся. Стараются зацепить багром за кольцо и притянуть бугая к этому крюку. Прибегает Мойше: «А что вы тут делаете?» – спрыгнул вниз, схватил за кольцо и насадил его на крюк. Ну?
– Геройский парень, – замечает один из сотрапезников, инженер из Киева (разговор шёл в столовой ХХ), – а как он был по женской части?
– Тут ничего не могу сказать. Женился рано, на своей однокласснице Рути Шварц: ему было лет 20, ей 18. Но это тоже интересная история. Это у него был уже второй брак! Кáк так? А вот тáк: первый раз он женился фиктивно. По просьбе своей невесты на её подружке!
– Это ещё зачем? Ткуфáт нисайóн?! (испытательный срок, пробный период для нового работника перед зачислением в штат.– Э.Л.)?
Ма пит’ом! Девочка бежала из Германии – был уже 1934 год. Без палестинского паспорта её англичане выслали бы обратно. Рут попросила Моше оформить с ней брак, а через год он «развёлся» и женился на Рут. Спасли девчонку. Ладно, хéврэ, пора ехать на работу: вон моя армия уже топчется на выходе. Леитраóт бекарóв! (До скорого свидания!)...

Война Судного дня давно окончилась, я вернулся в Управление В/В сетей, потом перешел в отдел перспективного проектирования, но со Слуцким мы по-прежнему встречались почти ежедневно.
Утром – перед работой – вместе завтракаем в той же столовой ХХ, во дворе Мерказ-а-Тэхни (Технического Центра). По талончику, купленному (за сущие гроши) в буфете, выдают только горячие вторые блюда, которых с утра не хочется. Всё остальное: хлеб, яйца, фрукты-овощи, разные простоквашки, готовые салаты, чай-кофе, соленья-варенья и прочее – выставлено бесплатно для неограниченного самообслуживания. На этот раз не я учусь у Слуцкого есть апельсин, а оба по моему рецепту импровизируем себе моё излюбленное блюдо – эйер мит цибелэ. Тщательно размяв вилкой несколько крутых яиц, крошим туда лук, добавляем оливковое масло, солим, обкладываем маслинками и огурчиками.

– Да-а-а, – продолжаю я тему Моше Даяна. – И ты говоришь, его тесть – знаменитый ерушалаимский адвокат? Неплохая была партия для сельского парня с одним глазом...
– Что ты несёшь! У него тогда оба глаза были на месте!
– А я ещё в Союзе слышал, что Даян потерял глаз подростком – наткнулся на колючую проволоку.
– Враньё! Это 1941 год, ему было, значит, 26 лет. Уже после тюрьмы, и не от проволоки, а от пули!
– Какая тюрьма?! О чём ты говоришь?
– Ой! Слушай сюда, Левин. Кто такой Уингейт, ты знаешь?
– Знаю институт физкультуры имени Вингейта. Около Натании. Английский офицер? Чем-то отличился?
– Шотландец, капитан артиллерии. В 1936-1939 г.г. арабские банды нападали из Ливана, и британцы разрешили Уингейту набрать команду добровольцев из Хаганы – охранять северную границу. Это были таки-ие ребята, что теперь они все, наверно, генералы-спецназовцы.

Авиноам умолчал, и я только через 35 лет узнал из Интернета о том, что и он был одним из этих ребят. Именно он дал отряду, отражавшему ночные атаки арабских банд на нефтепровод Киркук – Хайфа, название "Плугат эш" (огневая рота).
Капитан Чарлз Орд Уингейт (Wingate, Charles Orde, 1903-1944) был направлен на службу в подмандатную Палестину в 1936 г.

Image
Уингейт горячо поддерживал еврейское дело; в ишуве его стали называть „hа-Едид“ (Друг). За просионистскую позицию британцы в 1939 г. отозвали Уингейта из Палестины без права на обратный въезд.
Черчилль высоко ценил его военный талант; в 1943 г. Уингейт сопровождал его на встречу с Ф. Рузвельтом в Квебеке. В 1944 г. Уингейт, уже генерал-майор, погиб в авиакатастрофе в джунглях Бирмы.


– А потом, – продолжал Слуцкий, – эти пограничники стали уже внутри ишува создавать отряды самообороны, и мандатные власти в октябре 1939 года, арестовали больше 40 человек. И Даяна в том числе. Трибунал дал ему 10 лет тюрьмы. Но в феврале 1941 года, когда генерал Роммель шел на Египет, а в Сирии командовали вишисты, друзья Гитлера, наших всех выпустили. И в июле Моше уже командовал группой добровольцев-разведчиков Хаганы, засланной готовить вторжение англичан в Сирию. Вот там ему французы и выбили левый глаз. Понимаешь теперь?
– Всё понимаю, одного не понимаю... В глаз! Пуля ведь – не камешек из рогатки. Как же он живым остался?!
– О! Вот в этом и есть Нэс Гадол (большое чудо)! Он смотрел в бинокль! Бинокль – в лепёшку, линза – вдребезги, а осколки стекла – ему в глаз. Хирургам осталось только их удалить, а дырку зашить...

Заглядывает ко мне в «кабинет» (комнатушка в полуподвале рядом с главным Пультом управления В/В сети:
– Ну, яáлла! (Давай! – араб.) Бо ныштэ кос кафэ б’яхад! (Выпьем чашку кофе вместе! – ивр.)

Кофе в течение рабочего дня приходилось пить несколько раз: жара снаружи и кондиционер в здании совместно почему-то вгоняли в сонливость. Электрочайник в комнате – предмет обязательный. Кофе обычно покупали растворимый или молотый. Последний заливали кипятком прямо в стакане, немного настаивали, и получался так называемый кафэ-«боц» (болото, грязь - ивр.).В отличие от «туркú» (турецкого), «эспрэссо», «афух» (на молоке) и т.д. Но у меня, кофехлёба с юности, «боц» был особый, и Слуцкий это знал.

Свежеподжаренные зёрна кофе я тонко молол дома, смешивал в пропорции 2,5 чайной ложечки сахара на 1 ложечку кофе и брал с собой на работу в плотно закрытой пластмассовой банке. Запарив 3-4 ложечки смеси в стакане, прибавлял чуть-чуть ванилина на кончике ножа.

А выпить «кос кафэ б’яхад» в Израиле – то же, что «полбанки на троих» в России – акт приязни, дружбы, и братского доверия.

– Шалом-шалом, Слуцкий! Ма иньяным? (Как дела?)
– Вот, подождать надо, пока мне распоряжение составляют. Контора пишет.
– Садись, – говорю, включая чайник. – Всё-таки тянет тебя к русским олим, а?
– Гены, хабиби, гены! Все мы когда-то были русские олим.
– Ну ты же сабра, Слуцкий! Ты по-русски, небось, ни слова не знаешь? Кроме «кибенимат», конечно.
– Кое-что помню. А вот мой брат – он на иврите ни слова не знает! А по-русски не хуже тебя.
− Как это?
– Так это! Может быть, и его самого ты знаешь...– Он помолчал. – Борис Слуцкий. Знаешь такого? Борис Абрамович.
– Поэт?! Это твой брат?!
– Двоюродный. Наши отцы – родные.

Теперь я замолчал. Нужно было проявить изумление, восторг, знакомство со стихами Бориса Слуцкого и восхищение ими... Но... К сожалению, я не слишком горячий поклонник Б.Слуцкого. Он не из тех поэтов, которых я перечитываю. Были, конечно, на моих стеллажах, занимавших шесть метров стены с полу до потолка, и его стихи – пять сборничков (1957-1971). Но, пытаясь процитировать Авиноаму строчки, которые мне нравятся, я не мог вспомнить ничего, кроме одной строфы: «Умирают мои старики – мои боги, мои педагоги...»
Зато я помнил наизусть длинное стихотворение о еврее-православном священнике, ходившее в Союзе по рукам и написанное, по слухам, Борисом Слуцким. И стал с увлечением его читать. Авиноам по-русски понимал прилично, но говорить стеснялся. И он, оказывается, знал об этом стихотворении. И был первым, кто уверенно сказал мне: «Это не он написал. Это его хавэр. Они учились вместе». Фамилии Слуцкий не помнил.

В конце января 2010 года я переводил с идиша потрясающее стихотворение скончавшегося в Тель Авиве Аврома Суцкевера (1913-2010)«Телега башмаков». И разыскивая подлинник в Интернете, наткнулся на ещё одно скорбное сообщение.
В этот день, 29 января, в Москве умер другой поэт и бард – Евгений Данилович Агранович (1919-2010).

Image
Это и был хавэр Бориса Слуцкого по Литинституту, автор множества текстов популярных песен из кинофильмов. За несколько лет до смерти он рассказывал журналистке Э.Митиной:
«Со мной на курсе учились погибший на фронте Михаил Кульчицкий, Борис Слуцкий, другие известные впоследствии поэты. Все понемногу печатались, меня же не публиковали совсем. Почему? Да потому что я был не такой, как надо(...) Вот Слуцкий, например, печатался, потому что он был правильно ориентированным человеком — членом партии, к нам пришел из юридического института. Кроме того, он был публицист с прекрасной полемической жилкой. А за мной все время шел шлейф каких-то анекдотов, шуточек не всегда благонадежного характера... Было у меня и стихотворение «Еврей-священник», которое в 60-е годы ходило по рукам... Его приписывали вначале Слуцкому, а через много лет Бродскому. Борис Слуцкий мне рассказывал, что его вызывали в «органы», показывали это стихотворение, пытаясь узнать, чье это сочинение. Слуцкий сказал, что не знает, хотя знал прекрасно, потому что я ему первому дал прочесть, но меня он не продал...


Вечером после этого разговора я стал перелистывать сборники Б. Слуцкого. Хотелось найти что-нибудь такое, что могло бы всё-таки доставить удовольствие его двоюродному брату. Но не получилось. Возможно – потому, что настойчиво звучали в голове слова из песни Александра Галича «Памяти Пастернака»: Мы — поименно! — вспомним всех, кто поднял руку!.. В числе «всех» оказался и Борис Слуцкий, который впоследствии очень тяжело это переживал. Но что мне удалось найти в одном из сборников – так это фотографию Бориса, где он похож на Авиноама.
Image
Сейчас, готовя этот текст, я эту фотографию попробовал немного изменить: удлинил лицо, что увеличило сходство. Нос, усики, брови – почти те же, только у Бориса скулы внизу шире и глаза суровые, а у нашего Слуцкого – лукавые , и лицо как-то мягче, подвижнее...

Наш Слуцкий... Только с полгода назад я понял, что у него, кроме этой, родительской фамилии, есть и вторая – ивритская, которую он никогда не упоминал: в те годы она была ещё «секретной». Когда я начал записывать эти воспоминания, я попросил израильских друзей – Мишу Шаули и Шуламит Шалит – связаться с семьёй Авиноама, уточнить некоторые подробности его жизни (ведь мы расстались в 1982 году!) и получить пару фотографий. Оказалось, что обе его дочери – Ревиталь, работающая на радио, и Яэль, артистка, носят фамилию Амит. Эту же фамилию взял себе, вступив в Хагану в 1940-е годы, их дядя Меир Слуцкий – возможно, последовав примеру своего старшего двоюродного брата Авиноама. Сейчас Меир Амит (1921 - 2009) ז"ל, легендарный генерал, глава военной (Аман) и внешней (Мосад) разведки Израиля, известен всем. Борис Слуцкий – по крайней мере, нам, «русским». А старший из троих двоюродных братьев Авиноам Амит/Слуцкий – почти никому. Ветеран Хаганы, один из основателей и боец "плугот лайла" ("ночных рот") Уингейта, лучший метатель гранаты ("до сих непревзойдённый", по словам дочери) и даже чемпион ишува по шахматам – он рассказывал бесконечно обо всём и обо всех, кроме себя. Рассказывал, как его тётушка посетила СССР в 1964 г, и Борис побоялся с ней встретиться, но – ни слова, конечно, о том, что тётушка эта – мама Меира Амита...

P.S. Очерк не окончен, точнее – то, что вы сейчас прочитали – это черновой набросок начала, примерно четверти того, что я хотел бы рассказать, но боюсь, что ни окончить, ни отредактировать мне не удастся: болезни добивают. Решил поместить без правки, сколько успел. Тем более, что коллегу Тененбаума интересует, как Моше Даян потерял свой «плохой глаз»:)))
mark fux
активный участник
Posts: 86
Joined: Fri Oct 31, 2008 2:19 am

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by mark fux »

За "Третьего Слуцкого" спасибо.
О первых двух знал.
Все что готово, опубликуйте пожалуйста. Интересно. Все детали, даже незначительные, на первый взгляд.
Здоровья!
М.Ф.
Борис Тененбаум
участник форума
Posts: 7
Joined: Mon Mar 10, 2008 3:06 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Борис Тененбаум »

Про "глаз Даяна" я, собственно, знал из американской биографии Даяна, а вот то, что вы рассказали про кузена Б.А.Слуцкого, ужасно интересно ! Эрнст, спасибо вам большое !
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Эрнст Левин »

Меир Кахане (1 августа 1932 — 5 ноября 1990) זכרונו לברכה

3 ноября 1971 г. я получил очередной, пятый отказ в разрешении на выезд. Нач.управления административных. органов МВД БССР полковник Григорьев сказал: "Мы сделали всё, что могли. Ничего не вышло... Вам отказано окончательно. Даже если ваш брат в Ленинграде и уйдёт с секретной работы, то всё равно... мы вас не выпустим до тех пор, пока Израиль не выведет свои войска со всех оккупированных территорий".
Я попросил помочь мне получить бланки для отказа от советского гражданства (Григорьев: "Хорошо, я дам УВД указания" – и мне их выдали). В ОВИР подал заявление: "выпустите жену с 10-летним сыном". Отказали: "Мы не будем разбивать вашу семью". И наконец, 24.11.71 меня согласился принять министр ВД БССР генерал А.А.Климовской. Прочитал мой "реферат", вздохнул и произнёс:
– "Ладно, попробуем ещё раз посмотреть ваше дело"... Вскоре последовал шестой отказ...

Обо всём этом немедленно становилось известно на Западе. С декабря 1971 г. пошли письма и открытки от родных и земляков из Израиля, от сочувствующих из США, Израиля, Англии, Германии, Канады, Швеции... Почти ежедневно звонили разные люди, активисты еврейского движения – по-русски, по-английски, на иврите. Я диктовал им по телефону наши коллективные обращения (уже отправленные по безнадежной советской почте).
С благодарностью помню имена лондонского учителя Майкла Шербурна, кантора Йосэфа Мэловани; Джека Бергера, Альфреда Хомбургера, Шмуэля Даяна, Майкла Меерстайна и других.
Но не помню, кто именно позвонил однажды из Нью Йорка или Тель Авива и, после обмена приветствиями и моей диктовки, сказал: "С тобой хочет говорить рав Меир Каханэ".
Это имя я знал "с хорошей стороны", как говаривал подпоручик Дуб. Знал, что Меир, всего на 2 года старше меня, - это наш верный друг и союзник в борьбе за свободу выезда евреев СССР; знал, что он одновременно с началом этой борьбы, в 1968 году создал "Лигу защиты евреев" – для защиты еврейских кварталов Нью-Йорка от хулиганов-антисемитов и защиты прав евреев во всём мире. И активно поддерживает нас, отказников, и группу "самолётчиков", осуждённых в прошлом году.
Но главным образом знал я Меира Каханэ "с плохой стороны" – из советской пропаганды: ярый антисоветчик, фашист, террорист, мракобес и фанатик... Весной члены его Лиги организовали у советского посольства в Вашингтоне трёхтысячную демонстрацию за свободу евреев СССР – "Отпусти народ Мой!" и взрывы в советских торговых представительствах. В 1970-м – устроили взрывы в нью-йоркском штабе ООП и в помещении Аэрофлота; сожгли три машины советских дипломатов... Человеческих жертв, конечно, не было – уж агитпроп расписал бы наилучшим образом...
Такой вот парень - и хочет со мной поговорить!
Image
Мы поговорили. Я поделился планами, он пожелал удачи, Контора ГБ всё аккуратно прослушала и записала. Но не по этой причине, а искренне считая допустимыми лишь легальные ненасильственные способы борьбы (я и "самолётчиков" не одобрял прошлым летом), я перешёл с английского на иврит и высказал сожаление, что иногда Лига допускает действия, которые её компрометируют.
Слова "политкорректность" в те времена ещё не было, но сама она, подлая, тогда ещё во мне копошилась, а в Меире Каханэ – никогда. Я был неправ. Прав был Меир. Он хмыкнул и сказал с какой-то доброй врачебной убедительностью: "Таамин ли, ма ше ану осым – зэ тов ле еудым" (Поверь мне, мы делаем то, что хорошо для евреев).
5 ноября 1990 года арабский террорист застрелил рава Меира Каханэ, да отмстит Всевышний его кровь. Его вдова Либи Каханэ сказала в скорбную ХХ годовщину: "Главным для Меира была не ненависть к арабам, а любовь к евреям".

С арабами рав Каханэ разговаривал так же, как с нами: называл вещи своими именами.
Ещё в 1979 году, от имени движения КАХ (Лиги Защиты евреев в Израиле):он говорил арабским жителям Страны:
«Мы знаем: только дурак или плут ожидает от вас согласия взять половину того, что, по вашему убежденно, принадлежит вам полностью. Не еврейские "экстремисты" вызвали вашу ненависть к Израилю, а Герцль и Бен-Гурион. И Голда, и Бегин. И киббуцы из "hа-Шомер hа-Цаир". И сам сионизм. Израильский солдат, флаг и само государство приводят вас в бешенство и побуждают к мести... Мы понимаем, что никакие уступки, кроме ликвидации Израиля, не будут для вас достаточными. Для вас не может быть мира, пока существует Еврейское государство, ибо главное, что вас интересует, - это НЕ мир, но то, что вы считаете своими правами: вся ваша земля, ваша национальная судьба, ваша религиозная победа...
МЫ ПРОТЯГИВАЕМ ВАМ РУКУ МИРА, ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ОСТАТЬСЯ В НАШЕЙ СТРАНЕ В КАЧЕСТВЕ ИНОСТРАННЫХ ЖИТЕЛЕЙ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ МЫ ПРЕДЛАГАЕМ ПОМОЩЬ КАЖДОМУ АРАБУ, КОТОРЫЙ ОБРАТИТСЯ К НАМ И ИЗЪЯВИТ ГОТОВНОСТЬ ОСТАВИТЬ СТРАНУ И ПОСЕЛИТЬСЯ В ДРУГОМ МЕСТЕ. ДА ОТКРОЕТ ВСЕВЫШНИЙ ГЛАЗА ВСЕМ, ЧТОБЫ ОНИ УВИДЕЛИ ИСТИНУ!»

Если бы я до сих пор был здоров, способен ходить на своих ногах и ездить на своей машине по своей Стране, я бы налепил на заднее стекло плакатик с надписью: "כהנא צודק" – "Каханэ прав!"
Last edited by Эрнст Левин on Tue Jul 12, 2011 4:07 pm, edited 1 time in total.
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Эрнст Левин »

ЭРНСТ ЛЕВИН -- ВИЛЬЯМУ БАТКИНУ

К очерку В.Баткина «Вернуть себе прадедовское имя…»
(http://berkovich-zametki.com/2011/Zamet ... atkin1.php)
Дорогой Вильям,
Большое Вам спасибо за такой щедрый и обстоятельный очерк – можно сказать, презентацию – Баруха Авни, бывшего Бори Камянова, которого «любит душа моя».
В 2009 году я не смог добраться до Ерушалаима, чтобы встретиться (как хотела Элеонора) и поблагодарить Вас за прекрасные «Камешки для Каханэ», но это, спасибо ему, сделал 20 августа И.Л.Деген. А я присоединяюсь сейчас, при оказии. Если уж зашла речь о Камянове, позвольте добавить и мои «парэ злотых» про этого юношу (на 11 лет младше меня и на 15 младше Вас!) – не о творчестве, а просто так.
А мы любим Борю Камянова –
И трезвого любим, и пьяного,
И праведника, и грешника,
Страдальца и пересмешника,
И если бы вдвое шикарнее,
И даже бы втрое бездарнее
Писал бы стишки он и шуточки –
Любили б не меньше ни чуточки!
Image
Этой импровизацией я ответил лет 15 назад в Тель-Авиве на чью-то недовольную реплику во время посиделки с выпивкой («мы» – это значит «мы с женой») и сейчас восстанавливаю по памяти.
А познакомились мы с Борей Камяновым 35 лет назад, осенью 1976 года, в редакции русскоязычного ликудовского (тогда ещё оппозиционного, «бегинского») еженедельника «Неделя в Израиле». Я принёс редактору Лее Словин очередную статью, а Боря – совсем ещё свеженький оле хадаш – критическую заметку о головотяпстве «Мисрада Клиты» (министерства по приёму репатриантов). Он был очень удручён и настроен воинственно. Кажется, дело касалось квартиры. Я тут же увёз его к себе домой (мы тогда со дня на день ждали рождения дочки), и очень скоро он стал другом нашей семьи.
Грустным и одиноким приехал тогда в Израиль московский поэт, пропойца и забулдыга, «главный специалист по погребению членов Союза писателей», нежный и трепетный Боря Камянов.

«Родился. Маялся. Болел. Учился. Одипломился.
Не призывался. Не сидел. Влюбился. Познакомился.
Женился. Ждали. Родила. Скучала. Изменила.
Ушла. Одумалась. Пришла. Прощения просила.
Развелся. Пережил. Писал. Дружил и не влюблялся.
Поигрывал и попивал. Ни чёрта не боялся.
Душой своей не дорожил, старея понемногу.
Стихи безбожные сложил. ... И отдал душу Богу.» («Судьба», 1975)

«Прощай, моя последняя зима! Прости-прощай, нетрезвая отчизна!
Пропойцы по сошедшему с ума уже справляют горестную тризну.
Прощайте, тридцать-лет-коту-под-хвост, полжизни, что ушла к ебене маме!
Мне мало счастья коммунизм принес: богат я только дочкой да друзьями.
Дочь отобрали. Лучший друг, гоня сомненья прочь, - решает оставаться.
Ты, Русь, и тут ограбила меня, Отняв мое последнее богатство!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я ухожу. Отважился посметь. Бегу ли я за собственною тенью?..
Я сделал шаг, ведущий прямо в смерть. А даст Господь – и в новое рожденье.» (1976)

Господь дал!

«Впервые в жизни в этом мире
Я буду жить в своей квартире!
Ура, Мисрад клита, ура!
Запрусь на ключ, накину цепку,
Просплю неделю крепко-крепко,
А там уже - и жить пора!» (1977)

Дочке Анечке в Россию Борис послал задумчивое стихотворение. Оно было напечатано в журнале «Время и мы»:
ВЕРБЛЮДУИН

Среди желтых дюн, один
Шествует верблюдуин.
Состоит верблюдуин
Из неравных половин:

Половина верхняя -
В меховом плаще.
Половина нижняя -
Без штанов вообще.

Половина верхняя -
Борода со щек.
Половина нижняя -
Девочка еще.

Шеи - две, четыре уха,
Два голодных вечно брюха,
Длинный и высокий рост
И один облезлый хвост.

Две красивых головы
Смотрят в сторону Москвы.
После - так же зорко -
В сторону Нью-Йорка.

Где живет верблюдуин?
Средь безжизненных равнин,
Меж песчаных жарких дюн.
Частью - стар,
Частично - юн,

Горд отчасти и печален,
Частью - мудр и вертикален.
Частью - любит наш народ,
Частью - на него плюет.

Он - лояльный гражданин,
Этот наш верблюдуин.
Я считаю, что пора
Крикнуть в честь его:
Ура!
Я немедленно отозвался в журнале «Круг»
сочувственной пародией, которую Боря
оценил весьма благосклонно:

ВЕРБЛЮДИН

Меж фиордов, скал и льдин
Ходит грустный верблюдин.

У него большое брюхо,
Голова одна – два уха,
Шерсть пушиста как мохер
И хороший, толстый... Словом,
Он живёт в краю суровом,
Среди айсбергов и шхер.

Он живёт совсем один,
Этот славный верблюдин:
Ни людей, ни верблюдей,
Ни признания идей...
Так скажите, на черта
Нам вообще Мисрад-клита?
Прошло время, дочку Анечку мама привезла в Израиль, а в один прекрасный день мы всей семьёй, с сыном и своей 3-хлетней саброй приехали в Ерушалаим на Брит-мила нового сабры – Ашера Авни. На этой фотографии (ей Богу, не помню, послал ли я её Борису) Вы видите счастливого папу вместе с моей женой Асей и сыном Игорем (который перед уходом в ЦАХАЛ отрастил кошмарные патлы).
Image
В следующий раз мы увидели этого мальчика через несколько лет, приехав в очередной отпуск из Мюнхена, с Радио Свобода. Мы заявились к Камянову как раз в тот момент, когда он собирался за сыном в школу (или детский сад?) Эту встречу я описал «онегинским штилем»:
– "Сто лет не видел вас, ребята!
Прошу пожаловать в мой дом! –
Воскликнул парень бородатый
С весёлым круглым животом. –
Постойте, не скидайте шмотки:
Я помолюсь и выпью водки,
И мы пойдём!"
...А я как раз
С героем познакомлю вас.
Борис Камянов, мой приятель,
В Израиль прибыл из Москвы,
Где делал то же, что и вы
Пытались делать, мой читатель:
Писал стихи... Но ни хера
Не вышло из его пера
В печать. А парень был упрямый,
И чтоб пробиться на Парнас,
Он рыл другим поэтам ямы
И хоронил их в добрый час.
А впрочем, ямба от хорея
Он отличал, и – для еврея
Вполне прилично – пил одно
Стаканом хлебное вино,
Порою даже без закуски;
К цыганам вхож, с блядьми знаком,
И изъясниться под хмельком
Он совершенно мог по-русски...
Был там и я: мёд-пиво пил,
Поэтов в проруби топил...

И снова не помню я, склеротик, отдал ли Борису этот стишск и фотографию: проявлял её уже в Мюнхене... – Боря, если прочтёшь это, напомни мне!..
А потом мы вместе пошли за этим сорванцом. Анечка уже служила в а армии. И вот… Ну, никак не могу вспомнить, было это при мне или Борис рассказывал тогда о случае, который произошел раньше – когда Ашер был определенно ещё в детском саду. Но помню, что я сразу очень зауважал этого мальчика. Приходит папа вечером забирать его, а он выбегает – заигрался, раскраснелся, рассеянный... Борис посмотрел на него и строго спросил: «Ашер! А где твоя кипа!?» Пацан спохватился, пощупал голову, сказал «ой» и... выругался матом! Ого-го! Это ещё тот мальчик!
Image
С шести лет Ашер занимался боксом, потом каратэ, и всё ему мало – увлёкся восточными единоборствами и стал одним из лучших израильских мастеров корейского «тэквандо», членом сборной Израиля на европейских чемпионатах. Теперь уже сам известный тренер!
Last edited by Эрнст Левин on Sat Sep 08, 2012 12:00 pm, edited 3 times in total.
Лев Мадорский
ветеран форума
Posts: 510
Joined: Mon Aug 17, 2009 8:17 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Лев Мадорский »

Прочёл с удовольтвием. Легко, живо, интересно. Спасибо, Эрнст.
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Эрнст Левин »


Дружеский шарж из архива
(после телефонного разговора с коллегой по редакции новостей радио "Свобода" Henri (Анри) Волохонским, которого я попросил позвать к телефону его соседа Эйтана Финкельштейна и который ответил: "Ну, знаешь, твоя просьба несколько выходит за рамки".)
Image
Анри Волохонский
МИЛЬ ПАРДОН, АНРИ!
(MILLE PARDONS, HENRI!)

Я к Вам звонил, забыв бон-тон (bon ton)
Какая дерзость!
Я приношу Вам миль пардон (mille pardons):
Ведь это – мерзость!
Я этикетом пренебрёг,
И мне могли Вы
Суровый высказать упрёк,
Но справедливый.
И всё же в голосе у Вас
Звучала ласка! –
И я представил Вас анфас (en face)
В берете баска,
И задрожал мой миокард,
Благоговея:
Я Ваш представил бакенбард,
Муар (moire) на шее,
Свечу, гусиное перо,
Жабо (jabot), крылатку, –
Как Вы сидите за бюро (bureau),
Поджавши пятку,
И как безмолвно в зеркалах,
В неверном свете
Семья проходит на цырлáх
В кордебалете (corps-de-ballet).
И я, виденьям этим рад
Простым и милым,
Решил не лезть в калашный ряд
С суконным рылом.
От сигаретки щуря глаз,
Скребя подмышку,
Я сел на тихий унитаз,
Откинув крышку,
Бумажку взял...
И карандаш...
К сему – слуга покорный ваш –
Эрнст Левин(Levine)
Мюнхен, 24 октября 1989 г.
Last edited by Эрнст Левин on Sun Sep 09, 2012 9:26 pm, edited 1 time in total.
Эрнст Левин
участник форума
Posts: 33
Joined: Sat Apr 05, 2008 9:52 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Эрнст Левин »

Image
Эрнст Левин, 1964 г
ЗНАКОМЫЕ ВСЁ ЛИЦА!
(портреты моих сослуживцев)
В первой половине 1960-х годов, до Шестидневной войны и удушения Чехословакии в братских объятиях, когда диссиденты ещё пели под гитару, а сионисты говорили шопотом, я был мирным инженером-электриком в пусконаладочной организации. Наши объекты чаще всего были в крупных городах, где по вечерам можно было культурно отдохнуть, но случались и долгие командировки в дикие места - например, в посёлок Жабинка под Брестом, монтаж и пуск сахарного завода. Там после работы хоть волком вой - сунуться некуда. Или спирт пей, или стишки сочиняй. Я выбрал второе, так как закусить тоже негде...
Со мной был случай очень странный:
Однажды я проснулся рано,
Протёр глаза, взглянул окрест...
И − не узнал знакомых мест!
Аж пробежал мороз по коже:
Исчез торшер, приёмник тоже;
Какой-то сводчатый альков,
Лежу зачем-то под периной,
Напротив стол стоит старинный,
На нём − пустой зелёный штоф.
Сундук. Комод. Горят две свечки.
Нет радиаторов − у печки
Дровишки кучей на полу
И, чёрт возьми, горшок в углу!

Встал, вышел − те же перемены:
Где был домище современный,
Лабаза вывеску видать:
"ОВЁСЪ и СЕНО" (через "ять");
Идёт полковник в эполетах,
Квартальный тянется во фрунт,
В продаже "Беломора" нету,
А масло − пять копеек фунт;
В церквах звонят, плетётся конка,
Шарманка завывает тонко −
Короче, всё – как было встарь,
Когда страною правил царь,
И на Неве была столица,
И был насильственный режим...
Иду по улицам чужим,
И вдруг... – знакомые все лица!
Куда ни глянь – свои везде!
Верней, похожи, хоть не те...
1
Вот стал извозчик у порога –
Сосредоточен: масса дел!
В раздумье кляче нос потрогал,
Под хвост зачем-то поглядел,
Поправил что-то, что-то дёрнул,
Там подкрутил, тут подвязал...
– Свезёшь ли, братец, на вокзал?
Мужик поскрёб затылок, пёрднул,
Сморкнулся и промолвил так:
"Отседа...значитца...пятак..."
– Постой, да это ж Юндов Лёва!
Голубчик, ты ли? Ну, здорóво!
2
Вот Римма, девка на выдáньи
(Отец – купеческого званья),
Благочестива и томна,
Пристойно села у окна;
С лица пригожая и – в теле,
Слегка припухшая с постели,
Читает рыцарский роман...
3
А вот – учитель Эйдельман:
С унылым носом, с вислым задом,
Протёр пенсне и скорбным взглядом
Обводит оробевший класс:
– "Ну-с, сколько будет дважды два-с?"
4
Вот погулять с похмелья вышел
Поручик Десюкевич Миша:
Игрок, кутила и бретёр
И жёлтой прессы репортёр.
С ним – Далидович, унтер старый:
Из рядовых, аскет, службист,
Прямой, подтянутый, поджарый,
По слухам – тайный морфинист.
5
Студент Берёзкин, вьюнош бледный,
Чтоб свой бюджет пополнить бедный,
Детишек музыке уча,
Брал по двугривенному в час.
Он был субтильный, хрупкий, тихий,
И сердобольные купчихи
Жалели малого до слёз,
Подозревая "беркулёз".
6
Вдвоём с Кошеленковой Ниной,
Своей дородной половиной,
З.Капилевич с давних пор
Содержит постоялый двор.
Какой там "двор"! Ночлежка просто:
Приходят нищие с погоста,
Ворьё – когда карман пустой,
Пропойцы, сутенёры, шлюхи
Да богомольные старухи –
Не платят, черти, за постой!
Грустит хозяин на крылечке...
Жена в обжорной возле печки
Горшки таскает из огня
И матерится, всё кляня:
И духоту, и вонь, и нищих,
Что вшей трясут над самой пищей:
В печёнку, в бога, в смертный грех –
А мужа кроет пуще всех.
А он молчит с улыбкой слабой:
Что сделаешь с проклятой бабой!
7
Большой театр ликовал:
Аплодисментов гром и шквал,
Бис! Браво! – раздавались крики,
В партере реял дамский стон:
В тот вечер пел Жермона Кригель,
Известный в Риме баритон.
8
Вот Иванец, дьячок-расстрига
(Из храма выгнан за разврат),
Теперь – кабацкий забулдыга:
Кто поднесёт – тому и брат.
9
А вот в сатиновой рубахе,
Пригладив маслом волоса,
Пошёл гулять Силюк Петяха,
Слободки гордость и краса.
На ём – картуз, при ём гармошка –
И млеють девки у окошка!
10
В тот год гремел за балом бал,
И князь Сергей Сергеич тоже,
Хотя и член масонской ложи,
Порой к Ростопчиным езжал.
Смирен, комплексии солидной,
Он аппетит имел завидный:
Бычка свободно скушать мог,
И пил, как каждому дай Бог!
11
Вот по проспекту хмуро рыщет,
Надвинув кепи на глаза,
В. Бассалыго – частный сыщик,
Блудниц и бабников гроза.
(А в дни, когда заказов мало,
Он зашибает вышибалой
В весёлом доме на Тверской);
12
Его узрев, с улыбкой грешной
За тумбу прячется поспешно
Пашкун – воришка городской:
Прожжённый плут, весёлый Пашка,
Всегда сияющая ряшка –
Он никогда не унывал,
Хотя изрядно бит бывал...
13
Достойно, безо всякой спешки,
Во фраке, с тросточкой в руках,
Чернилами закрасив плешки
На узконосых башмаках,
Фланирует Чернявский Лёня –
Уездный франт на моционе,
Слегка уставший от побед
Провинциальный сердцеед.
14
Вот адвокат, маэстро Башнев,
В халате, в шлёпанцах домашних
Вкушает сладостный уют;
Ему газету подают,
И он детишкам вслух читает
Нравоучительный рассказ:
Как стыдно, дети, быть лентяем
И как полезен хлебный квас.
15
А вот в трактир у Спаса входит
С горящим взглядом, худ, высок,
Кумир и бог простонародья,
Пропойца Юрий Трубенок:
Дырявый шарф, сюртук не чищен –
В былом – повеса и студент,
А ныне – благородный нищий,
Пропившийся интеллигент.
16
А вот выходит из фиата
(меньшому брату не в пример)
Борис – промышленник богатый,
Уже почти миллионер.
Седой швейцар, склонившись к уху,
С почтеньем шепчет что-то. – Гость
Благодарит, кивает сухо,
Кладёт цилиндр, перчатки, трость,
И бодро всходит в клуб Английский,
Где ждут его бильярд и виски.
17
В каморке к Библии приник
Реб Фридман – цадик местечковый
И толкователь старых книг...
Вот встал, в молчании суровом
Очки поправил на носу,
Во двор выходит прохладиться,
Кряхтя на корточки садится
И доит тощую козу...
18
Тишков был рыжим в балагане.
Он потешал святую Русь:
То верещал по-обезьяньи,
То гоготал, как пьяный гусь;
Скакал, на "проволке" качался,
А день закончив трудовой,
В сюртук потёртый облачался
И в трезвом виде шёл домой
Или в трактире жидкий чай свой
Вприкуску скромненько тянул.
Но говорят – имел хозяйство
И смертным боем бил жену.
19
Лапидус, старикашка хилый,
На шумном рынке в уголке
Сидит на ящике от мыла
С пером заржавленным в руке.
Кругом толпится люд господний:
Из сёл окрестных мужики,
Кухарки, горничные, сводни:
– "Будь ласков, барин, помоги!"
Лапидус всё на свете может:
Составить просьбицу поможет,
Письмишко, жалобу, донос –
Лишь только рожу набок скосит,
Засунет палец глубже в нос,
Перо почистит о волосья –
И вот решён любой вопрос,
Исцелена болезнь любая!
– "Спасибо, барин!" – "Пустяки!" –
И равнодушно, не считая,
В карман бросает медяки.
20
Два околоточных и пристав
Ведут в участок анархиста.
Толпа. Все лезут в первый ряд,
Какой-то Корзун, говорят,
И, дескать, с ним четыре бомбы –
Искал, попробовать на ком бы,
А по секрету говоря,
Убить готовился царя!
21
Бабицкий, красномордый прасол,
У тёплых вод когда-то жил:
Рубил на Молдаванке мясо
И чай с биндюжниками пил.
Предпочитал, конечно, пиво,
Но деньги тратил береживо;
Тверда рука его была –
Зато и вышел в прасолá.
22
На стыке Невского с Садовой,
Среди столичной кутерьмы,
Жил Дименштейн, чиновник вдовый,
Инспектор каторжной тюрьмы.
Хотя снаружи вроде хилый,
Невзрачен, тощ и ростом мал,
А – жилист: тёщу свёл в могилу,
Трёх жён (четвёртую искал);
Всегда наглаженный, опрятный,
Как доктор, тщательно промыт,
Ходил в концерты аккуратно
И украшал искусством быт.
А по ночам, закрывши ставни
И двери заложив на крюк,
Он иногда забавой давней
Короткий скрашивал досуг.
И до прохожих долетали
Палёной шерсти смрад густой,
И леденящий сердце вой,
И характерный скрежет стали,
Знакомый издавна врачам:
Он мучил кошек по ночам.

Жабинка (сахарный з-д),
апрель 1964 г.
Кашиш
участник форума
Posts: 27
Joined: Tue Mar 04, 2008 6:40 pm

Re: Воспоминания Эрнста Левина

Post by Кашиш »

Poisson parisien (рыба по-парижски)

Филе палтуса, камбалы или лососевых рыб натереть солью
и свежемолотым перцем, нарезать кусочками и разложить
на противне. Обжарить на сливочном масле мелко нарезан-
ные репчатый лук и грибы. Не снимая сковороды с огня,
добавить муку, соль и перец, влить струйкой сметану и мешать,
пока смесь не загустеет. Залить ею рыбу и запекать 30 минут
в духовке, нагретой до 190°С. Выложив в тарелки, посыпать
зеленью петрушки. ("Французская кухня")
Мюнхен, 14 сентября 2004 года
(28 Elul 5764, перед Рош-а-Шана)[/color]
DIE DRITTE WAHL(третий сорт – нем.):

Решив парижских "пуасcонов" запечь для праздничного дня,
Купить жестянку шампиньонов жена отправила меня.
Нашёл я цельные грибочки (на банке надпись "Erste Wahl"):
Их нужно резать на кусочки: и лишний труд, и портить жаль.

Был "Zweite Wahl" (без шляпки ножка): дешевле, но опять – крои!
И, наконец, правей немножко – стоят те самые, мои!
На банке: "Dritte Wahl – Geschnitten", и вполцены – съедобный лом
Грибков нарезанных, побитых, возможно – тронутых червём...

Для рыбы нам – вполне сгодятся! Несу домой свои грибы,
И мысли странные роятся насчёт превратностей судьбы –
Судьбы еврейского народа, его последнего исхода,
В котором были, как ни жаль, и "Erste Wahl", и "Dritte Wahl"...

Когда я вдвое был моложе (с тех пор прошло лет тридцать пять),
Еврей в России будто ожил – решился голову поднять!
Не Бог, не трубный глас Мессии, а Шестидневная война
Бесправным пленникам России сказала: "Есть у вас страна,
Где ваш народ – свободный, гордый – воюет, строит и живёт,
И где никто жидовской мордой с презреньем вас не назовёт"!

И вот, нашлось довольно много жестоковыйных бунтарей
(Не зря когда-то даже с Богом боролся именно еврей).
Они, по-видимому, в генах храня библейскую мораль,
Рванулись в бой самозабвенно, и это был наш "erste Wahl".

Пробитый ими путь тернистый стал легче через пару лет,
И повалили конформисты за диссидентами вослед.
"Идея овладела массой". Исчезли масло, сыр и мясо,
И "Память" выползла из нор, зажав зубами свой топор...

А "там", как следует из писем, любой приехавший еврей –
Одет, и сыт и независим: езжайте, братцы, поскорей!
И, обменявшись мудрым взглядом, вздохнули братцы: ехать – надо...
И в очарованную даль с надеждой отбыл "zweite Wahl"...

Однако, скажем откровенно, приехав вместе в город Вену,
Мы разделились в этот раз: кому – в Сохнут, кому – в ХИАС.
Свободный мир! У всех надежды; езжай, куда влечёт душа:
Израиль есть, Канада, США... везде полно еды, одежды,
Машин, вакансий и квартир; благополучие и мир!

Но "dritte Wahl" держался стойко: куда спешить? – не под дождём!
Опять же "гласность, перестройка", на всякий случай подождём...

И дождались! Какое счастье! Советской власти больше нет...
Но как нам жить без этой власти, которой служим столько лет?!
Теперь хозяева, жирея, себе богатства разберут,
А что останется еврею – за верность нашу, честный труд?
За то, что многие крестились и поменяли имена,
И что в Йомкипер не постились, нам не заплатят ни хрена!
За то, что в Партию вступили, и сионистов материли,
И сало жрали, водку пили – порою даже из горлá,
"... а ночка тёмная-а была-а-а"...

– "Так что же делать нам, евреи? сказал один из "dritte Wahl"...
Те, что уехали, – хитрее, а мы, выходит, просто шваль?"

Второй сказал: "Да нет, ребята! Мой братец в семьдесят девятом
Рванул в Израиль – гол и бос, вступил в какой-то там колхоз,
Потом пошёл в солдаты сдуру... А я пойду в аспирантуру –
Теперь же власть другая тут: евреев, кажется, берут,
И я, с дипломом кандидата, спокойно выберу страну,
А стариков – в Израиль к брату, их не погонят на войну".

– "А я б поехал,– молвил третий, – да нам с Маруськой не с руки.
Там в Израúле наши дети считаться будут байстрюки"...

– "Поедем к немцам, им нас жалко, – четвёртый бросил на ходу,–
Посадят всех на социалку, оплатят хату и еду!
Живи, сосиски с пивом лопай, любуйся западной Европой –...
Дадут, чего ни попроси! Вот только крестик не носи"...

И вот, они уж здесь повсюду... И не дивятся немцы чуду,
Не шепчут: "глянь – живой еврей в стране былых концлагерей!"
А на балконах непременно растут "тарелки", как грибы:
Россию ловят вдохновенно её вчерашние рабы.
У них иного нет кумира, и свято все убеждены
Что Пушкин – первый гений мира,
Нет краше "северной Пальмиры"
И "нет другой такой страны"...

А уж в Израиле подавно: «Мы ж всё-таки народ державный,
А здесь – провинция, дыра!» –
И каждый метит чином старше: в главреды лезут секретарши,
И кандидаты – в доктора.
Из Агитпропа прохиндеи, ТАНАХ слюнявя и Талмуд,
Моральный кодекс иудея туземцам там преподают.

А маршируют в День Победы, все «в чешуе, как жар горя»
Лишь военторговские деды или штабные писаря.
Их вражьи пули не достали, остаться выпало в живых,
Но юбилейные медали блестят не хуже боевых...
Кто различит их – «За отвагу» или к столетию царька?
За Будапешт, Афган и Прагу? За сорок лет в строю Чека?

И лишь тогдашним пацанам, героев отличить легко нам:
По шрамам, ранам, костылям, а не полковничьим погонам...
И – по глазам: в них светит, горд, не dritte Wahl, а первый сорт.
Post Reply