Мирон Я. Амусья: Эпоха позднего обвинянса

[Архивариус]

Мирон Я. Амусья,
профессор физики
Эпоха позднего обвинянса
(Коротко об историческом ревизионизме или как хорошо, что я не журналист)

Воин, пред коим многие пали
стены, хоть меч был вражьих тупей,
блеском маневра о Ганнибале
напоминавший средь волжских степей.
Кончивший дни свои глухо в опале,
как Велизарий или Помпей.
И. Бродский, «На смерть Жукова»

На основании того, что кто-то "сегодня" считает неумным "тогда", делать серьезные выводы неуместно.
Виктор Снитковский, Бостон

Непосредственным толчком к написанию этой заметки стало появление на сайте «Мы здесь» статьи Виктора Снитковского из Бостона Маршал Жуков и статистика потерь, полной, говоря очень мягко, резкой критике её героя. Отнесённая почему-то к разделу «аналитика», статья эта понуждает к ответу потому, что принадлежит к длиннющей серии сочинений, перетряхивающих прошлое без должных оснований в надежде, что экстравагантность посылов скроет отсутствие уместных доказательств.
Пересмотр списка героев, с непременным вычёркиванием «бывших» – сама по себе не новая процедура, в особенности в применении и к России, и Израилю. Не вчера началась, не завтра кончится. Поражает, однако, что предметом общественной дискуссии становятся имена и события шестидесятилетней, а то и столетней давности. Я имею в виду не споры между историками, но между зеваками, едва коснувшимися обсуждаемых событий, а то и просто «непричастными».
Мне вполне понятна перелицовка прошлого, диктуемая содержанием записок, переданных, согласно анекдоту, Хрущёву Сталиным на смертном одре. Записку первую надлежало прочесть, «когда будет плохо», а вторую – когда «станет совсем плохо». Многие помнят и содержание этих записок – первой – «вали на меня» и второй – «делай, как я». Этим пользовались и пользуются руководители СССР и России. Логика подобных действий понятна, поскольку определяется и естественным мотивом – «стало плохо».
Несколько более сложны причины пересмотра прошлого, оправдываемые вновь обнаруженными документами. Это оказывается уместным изредка, поскольку трудно вообразить ситуацию, когда какой-либо документ вдруг изменял бы известную оценку крупного деятеля – политического или военного, результаты активности которого и так на виду. В такой ситуации дополнительный документ способен лишь добавить «штрихи к портрету».
Не могу без смеха вспомнить весенний день 1952, когда перед экзаменом по истории нас, десятиклассников, обязали придти на консультацию. Учитель сообщила, что «новые документы» проливают зловещий свет на деятельность генерал-лейтенанта Брусилова. Бедные мы: вместо знаменитого «брусиловского прорыва», важного достижения российской армии в 1ой мировой войне, следовало нести ахинею про предумышленную катастрофичность для русской армии его действий, мотивированных немецким приказом, данным бывшему герою, к моменту нашего экзамена зачисленного в «немецкие шпионы».
Я прекрасно понимал причину переоценки роли Ивана Грозного, проведенную в конце сороковых: «корифей всех времён и народов» искал аналогию своему правлению и соответствующую нишу в истории лично для себя. Гораздо труднее мне было понять доктора исторических наук Р. И. Скрынникова, который в брежневские времена на семинаре теоретиков ленинградского физтеха доказывал, что Иван Грозный и его опричники убили в десятки раз меньше людей, чем им ранее приписывалось. Его доводы были несостоятельны, и он буквально сразу был пойман на грубых ошибках. А ведь Брежнев определённо не стремился быть собирателем всея СССР - его задача была не растерять присоединённое другими.
Сегодняшняя борьба вокруг «доброго» имени Сталина имеет очевидный политический подтекст как попытка, зная прошлое, управлять настоящим. Но ведь попытки реабилитации его, да и сатрапов вроде Берии, началась куда более десяти лет назад. Пытались реабилитировать Берия, оправдать врача Тимашук, охотно помогавшую в организации дела врачей, отрицать подготовку депортации евреев в результате победного для Сталина завершения этого дела. На всех этих пересмотрах такие люди, как архивист Костырченко, буквально сделали себе карьеру.
Есть анекдот, где Наполеон говорит: «Если бы у меня была газета «Правда», никто не узнал бы про Ватерлоо. Слегка перефразируя, можно утверждать, что если бы им занялись какие-нибудь «новые историки», оказалось бы, что Наполеон не победил, а проиграл под Аустерлицем. Написав эту, понравившуюся мне самому убедительнейшим примером бесспорной победы фразу, я на всякий случай заглянул в «Википедию», чтобы узнать «позднейшие данные» по Аустерлицу. Оказалось, что «новая история» пришла и сюда. Согласно русскоязычной версии, относящей к победам лишь полное уничтожение армии противника, как было якобы при Каннах, Аустерлиц уже «пожух». В англоязычной версии сообщается о «протесте жителей французских заморских территорий против празднования двухсотлетия битвы», поскольку Наполеон виновен в геноциде против колониальных народов! Уверен, что и на Канны найдут укорот, например, в обществе защиты животных.
Нет нужды пересказывать, полемизируя со Снитковский из Бостона, биографию Г. К. Жукова – её можно найти и прочитать в любой энциклопедии на английском и русском, начиная с авторитетнейшей Britannica 2002, в Encarta Encyclopedia 2000 и т.д.
Поэтому остановлюсь на том, кем Жуков был и остался в моих глазах. В 1941 он не разрешил сдать немцам Ленинград, и тем спас мою жизнь, хотя капитулируй город, и, возможно, удалось бы избежать множества жертв блокады. Мне трудно быть в этом вопросе объективным, поскольку меня капитуляция вела прямо к смерти.
С именем Жукова связана победа под Москвой зимой 1941 – 42 гг. Это была первая победа в тот период войны, когда её исход был далеко не очевиден. До этого Жуков сыграл важнейшую роль в прекращении бегства начальства из Москвы в октябре 1941.
С его именем тесно связана победа в Сталинградской битве, изменившей, во всяком случае, по тогдашней точке зрения, ход Второй мировой войны. Во второй раз с 22 июня 1941 рухнул немецкий фронт и сдался в плен гитлеровский фельдмаршал. Траур, наконец, пришёл и на их улицу.
Это Жуков командовал 1ым Белорусским фронтом, шедшим на Берлин, вместе с двумя другими фронтами проведшим всю берлинскую операцию всего за 23 дня, а сам захват «неприступного» Берлина – за неделю. По его приказу перед важнейшим наступлением более сотни зенитных прожекторов ослепили немцев. Именно он принял 8 мая 1945 под Берлином безоговорочную капитуляцию немцев. Как ласкало ухо это словосочетание!
Даже опала Жукова, формально связанная с отгрузкой трофейного имущества себе лично, делала его героем, решившимся противостоять Сталину.
Подчиняясь его приказу, в июне 1953 Кантемировская танковая дивизия вошла в Москву, положив конец надеждам на приход к власти следующего «эффективного менеджера» - Берии, и отстранение от власти Хрущёва. Столь нужный стране курс на официальное разоблачение Сталина мог вообще и не начаться.
Была ли большая вина Жукова в огромных потерях советской армии, особенно в первый период войны? Несомненно. Хотя пост начальника генерального штаба генерал армии Жуков занял менее чем за полгода до начала Великой отечественной войны.
Кастати, говоря о цифрах потерь Советской армии в годы второй мировой войны, принято ссылаться на открытые сравнительно недавно секретные архивы. Для оценки же в архивах нет нужды. Ещё в начале пятидесятых, просто вычтя из данных ООН полных потерь по всему миру во второй мировой войне (57 миллионов человек) публиковавшиеся данные по другим странам, я пришёл в применение к СССР к цифре в 30-35 миллионов, потихонечку с годами обретающей вес архивного факта.
Потери были вызваны и слабой подготовкой личного состава, и технической отсталостью, и рядом других, исторических и сиюминутных факторов. Всё это явно выходит за рамки данной заметки. Но упмяну, что и Франция заранее не планировала собстенный стремительный разгром, и дела у Великобритании в интервале 1 Октября 1939 – 22 июня 1941 шли совсем без блеска и на море, и на суше. Неудачи преследовали США в их борьбе с Японией. Не готовы к войне были, увы, все эти страны. Печальный и, боюсь, так и не выученный ими урок, хотя и актуальный даже сегодня.
Но вернусь непосредственно к теме своей заметки.
Бывал ли Жуков груб, вплоть до рукоприкладства, и жесток с подчинёнными? Несомненно. Близкие мне люди были тому свидетелями. Можно ли было без этого обойтись на его уровне, в той стране, в то время? Затрудняюсь сказать – отдалённо не имел дело с ситуациями, в которых оказывался этот человек, никем всю жизнь не командовал. Хотел бы верить, что это была распущенность, но не необходимость.
Был ли Жуков способен выступить против Сталина в защиту невинно осуждённого из соображений объективности и гумманизма? Сомневаюсь. И дело тут не только в страхе, но и в самом отношении к власти, да и военной дисциплине. Хотя какую-то роль мог играть и страх. Вот он и сейчас по-прежнему сковывает интеллектуальное сообщество в России, хотя нет богоподобного вождя и расстрельных команд.
Однако Жуков умел идти против течения, когда этого требовало дело. Приведу такой пример. К концу войны и особенно после неё в СССР начал быстро набирать силу государственный антисемитизм. Многих евреев увольняли с высоких хозяйственных должностей, а после войны и из армии. Для меня примечательно, что именно тогда, пониженный до долности командующего второстепенным Уральским военым округом Жуков с проверкой посетил часть, которой командовал дважды герой Советского Союза полковник Д. А. Драгунский. Готовность части оказалась очень хорошей, и Жуков тут же присвоил её командиру звание генерал – майора, на что имел право лишь президиум Верховного Совета СССР. Жуков на своём настоял .
Конечно, многие забыли о военных заслугах Драгунского и помнят его по деятельности на посту печальной памяти Еврейского антифашистского комитета. Однако стоит помнить, что перед многими евреями советская власть открыла неожиданные возможности, и они платили ей не всегда обоснованной верой. Помню своих старших друзей, полковников Пайкина, Кирзнера и Оскотского, командовавших всеми тремя танковыми бригадами ленинградского фронта. Они были, в общем, апологетами Советской власти, верили в то, что «дело врачей» 1952 не вымысел, а обвинение виновных. Их отношение к Израилю было отражением отношения СССР к этой стране. Оно не окрашивалось ощущениями исторической родины и национального очага. Конечно, в большой мере они были слепы, но ведь тогда ещё не каждый знал правду про советскую власть и ощущал острую моральную необходимость отъезда СССР. Знания к многим пришли позднее, как видно, читая некоторые мемуары – задним числом.
Что уже известному мне противопоставляет В. Снитковский в своей статье? Слухи и сомнительные «новые данные». Это подобно имеющим хождение домыслам о том, что специальную теорию относительности Эйнштейн «увёл» у Пуанкаре, а общую – у Гильберта, в обоих случаях, как и в ряде других мест, умышленно опуская ключевые ссылки на предшественников. Много, но без толку на этой неплодотворной ниве поработали академики Логунов и Шафаревич…
Приведу примеры из Снитковского. Вот утверждение, со ссылкой на статью Э.В. Харитонова в журнале «Военно-исторический архив» (№3, 2008) с примечательным названием «Без роду, без племени, но рвался к славолюбию» , что в Первую мировую войну «боевой опыт» Жукова свелся к дезертирству. И молодой дезертир получил два Георгиевских креста, пусть 3ей и 4ой степеней?! Странно, не правда ли? Ордена за дезертирство? Я не слыхал о таком.
Из предложения Жукова на военно-штабных учениях конца 1940 – начала 1941 «вместо 20-процентного преимущества в численности наступающих в зоне главного прорыва иметь двукратное преимущество по всему фронту» делается вывод, что это был план нападения на Германию. Бедная она, жертва несостоявшегося плана! А по мне, так реализуйся такой план, насколько выросла бы моя семья! И не только моя, но и многих из тех шести миллионов и многих миллионов других народностей, память о ком отмечается сейчас ежегодно.
Ничем не подтверждена вина Жукова в расстреле генерал-полковника Штерна, как, впрочем, его инициатива в армейских репрессиях. Прочитав выступление последнего на разборе штабной игры, я никаких существенных замечаний в адрес Жукова не нашёл. Изложение событий Халхин-Гола, как и взаимоотношений Жукова с Рокоссовским в статье Снитковского просто находятся на уровне ляпсусов. Утверждения о том, что «в то время было невозможно остаться в чинах, и уж тем более расти в должности, если не доносить по собственной инициативе или на кого укажут» носит очень общий характер. Им каждый уцелевший в сталинских репрессиях не нуль, например И. Г. Эренбург, автоматически становится доносчиком и палачом. Без какого-либо понимания происходившего на всём фронте СССР- Германия весной и летом 1942 описана Ржевская операция.
Тон статьи Снитковского поражает. Надо совершенно потерять приличие и лишиться здравого понимания соотношения между собой и тем, о ком пишешь, чтобы опуститься до пассажей типа: «Не поумнел маршал Жуков вплоть до самого Берлина, где бездарно устилал трупами солдат Зееловские высоты, а потом и сам Берлин»; «Малограмотный начальник Генштаба подставил свои войска для разгрома на границе так, как это побоялся бы сделать откровенный предатель»; «Увы, и в конце войны Жуков так же бестолково гнал своих солдат на смерть, как и в 1941-м»; «Этот приказ, подготовленный Генштабом во главе с Г.К. Жуковым, лучше всего говорит о том, «что» и «сколько» было на убогом уме советских военных руководителей»; «чудовищный по глупости приказ … говорит о том, что начальник советского Генштаба был, мягко выражаясь, некомпетентен, и, скорее всего, попросту туп».
Впечатляют и авторитетом источника выписки из дневника Геббельса. Воистину, «на всё плевать, коль очень хочется!». Приводя цифры потерь СССР, Снитковский пишет «Надеюсь, читатели поняли, почему Жукова на Западе называли «мясником». В читанных мною его западных биографиях подобного названия не встречал и в контексте реальной войны и того времени утверждение считаю клеветой, от кого бы оно не исходило.
Как человек, занимавший решающе важные посты в военной иерархии СССР, снискавший славу своими известнейшими победами во второй мировой войне, Жуков, несомненно, отвечает и за огромную цену этих побед, за то, как воплощался тогда популярный лозунг «ведь нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим». Здесь уместна исследовательская работа объективного историка, а не пасквиль, написанный в стиле недоброй памяти сталинского генерального прокурора Вышинского. Помнить стоит, что не будь побед Жукова, вряд ли добрался бы живьём Снитковский до Бостона.
Велик вклад в победу над Германией и союзников. Я, как блокадный ребёнок, непосредственно видел их помощь. Однако надо не просто переквалифицироваться в «новые историки», а в «новейшие», чтобы написать «Но если армии западных союзников уничтожили примерно столько же немецких военнослужащих, сколько и Красная армия, если при этом Запад ежегодно поставлял продовольствие для всей 10-миллионной Красной армии, оборудование для производства авиационных двигателей, броню для танков, почти весь грузовой автомобильный транспорт, ж/д локомотивы, рельсы, цветные металлы и значительную часть вооружений, то чей вклад в победу выше?». Надо забыть об Арденнах, о том, что реальный второй фронт - в Нормандии, открылся лишь в 1944, чтобы написать такое.
Памяти Жукова вообще не везёт. Этой теме посвящена статья от 28.04.2009 Михаила Марголина Страна неубывающей лжи. В ней говорится о недавнем фильме «Ржев. Неизвестная битва Георгия Жукова». Автор пишет «Перед творческой группой создателей фильма, которую возглавлял Алексей Пивоваров, стояла совсем непростая задача: им предстояло доказать, был ли Георгий Жуков гениальным полководцем и «спасителем Отечества» или обезумевшим от неограниченной власти военным диктатором, который хладнокровно гнал на смерть сотни тысяч солдат, когда лично считал это необходимым?
Ответить на этот вопрос было совсем не просто, ибо и раньше, и в современной России личность маршала Жукова - объект такого же культа и мифотворчества, как и священный образ самого генералиссимуса». Очевидно, Пивоваров всё нужное доказал: «Создатели фильма на достоверных фактах развенчали миф о Жукове - великом военачальнике, не знавшем поражений». В целом, статья Марголина эмоционально близка к написанной Снитковским, но слегка умереннее в выборе слов.
Задаваясь вопросом о причинах успехов Германии в войне с СССР, оба автора, как и Пивоваров с коллегами, оставляют в стороне общую проблему – почему столь долга и трудна была победа над Германией для всех союзников. Ведь в людском и промышленном потенциале они несказанно превосходили Германию и Японию. Кто и что мешало самим западным странам сокрушить врага, в численном отношении более слабого? Что мешало Англии, Франции и США вместе с Польшей и Чехословакией покончить с режимом Гитлера почти что в зародыше? Конечно, трудно понять, как немцы заняли столь большую часть СССР. А как им удалось взять Париж, Варшаву, Прагу? Эти вопросы вполне актуальны и сейчас, когда семидесятимиллионный Иран рвётся к атомной бомбе, когда терроризм, им прикрываемый, представляет постоянную угрозу миру и стабильности, включая безопасность всех государств прошлой антигитлеровской коалиции, а также бывшим «странам оси».
Как и семьдесят лет назад, царят настроения самоуспокоенности вместо дружного противостояния со стороны суммарно гораздо более сильных потенциальных и реальных жертв террора и будущих ракетных атак Ирана. Что говорить, для НТВ «разбираться» с Жуковым безопасней, чем с политикой той же России вокруг иранского маньяка.
Не знаю, где жил Марголин при Хрущёве, но странно звучит такой пассаж об изменениях, связанных с приходом к власти Хрущёва: «После смерти «вождя всех народов», в результате «подковерной схватки» власть в стране захватили братки Хрущева, развернувшие «не на жизнь, а на смех» борьбу с культом личности, заставив одураченный народ поверить ещё в один миф - грядущую «хрущевскую оттепель»». Что ж, я был в числе множества «одураченных», которые вполне почувствовали позитивные результаты открытых разоблачением Сталина перемен в СССР .
Недавно слышал по RTVi «Особое мнение» Леонида Радзиховского. Он, обычно интересный и глубокий, сообщил, что, хотим мы того или не хотим, но следует признать: «Лицо двадцатого века определили два гения – Ленин и Гитлер». Остальным политикам, даже выдающимся, к примеру, Черчиллю и Рузвельту, оставалось лишь минимизировать в меру сил урон от «двух гениев». «Мысль» была развёрнута, гениальные злодейства уточнены и прояснены. А я, признаться, думал и думаю, всед за Моцартом у Пушкина, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Да и сопоставление Ленина с Гитлером – незаслуженная похвала злодею, сумевшему поднять в своём народе всё то низкое, что было у него. Сопоставление неумное и пошлое, убравшее меня надолго из числа слушателей и читателей Радзиховского. Есть границы, которые неприлично пересекать даже оговоркой. А Радзиховский настаивал на своём сравнении…
С торопливым развенчиванием прошлого гения я столкнулся несколько лет сему назад, когда на собрании лауреатов премии им. А. фон Гумбольта, проходившем в Москве, выступала экономист и историк, посвятившая свой доклад ошибкам К. Маркса, фактически научно его похоронив. У немецких гостей развязная критика Маркса не вызвала одобрения. В перерыве докладчику вежливо, но твёрдо указали, какое реально место занимает Маркс в экономике. Прошло всего несколько лет, экономический кризис лишь начался, нет ровно никаких оснований считать капитализм мёртвым, а уже множество людей во всём мире опять увлеклось Марксом. Бедная профессор теперь прочтёт доклад с восхвалением Маркса? Лучше б не спешила с разоблачениями.
Развенчивание героев в Израиле, увы, никого не удивишь. Начало этому процессу дали так называемые «новые историки» во главе с Б. Морицем. Они немало труда при крайне скудных основаниях потративших на доказательство того, что победы Израиля в войнах определялись слабостью армий противника, который и армий то не имел, а войны – так те вообще можно было избежать, своевременно отступив и уступив, а где требуется – и сбежав.
Обычным стали облыжные обвинения Бен Гуриона, социалистические взгляды которого делают его для новоявленных противников социализма совершенно одиозной фигурой, замешанной во множестве грязных проделок, имевших целью лишь захват власти. И как-то забывают при этом, что в лихую годину подались в созданное им государство, выросшее за 60 лет в десять раз, окрепшее экономически. Государство, которое обеспечивает, например, нуждающихся пенсиями, в этой стране не заработанными в этой стране. Даже ликвидаторам чернобыльской аварии, явно далёкой от Израиля, достаётся некий прикорм. В развязном тоне пишут о Моше Даяне – талантливейшем военном руководителе, без усилий которого Израиль мог и не дожить до сегодняшнего дня. А нередко он предстаёт малообразованным бабником, примазывавшимся к чужим успехам.
Непрестанное некомпетентное перекапывание прошлого обычно оправдывается правом и необходимостью «знать правду», с тем, чтобы не повторить ошибок прошлого. Увы, этот мотив подчас иллюзорен. Сплошь и рядом в виде правды предлагаются наскоро сколоченные «разоблачения», поступкам и проступкам людей прошлого даются оценки, целиком основанные на абстрактых критериях сегодняшнего дня.
Находясь во Франции, я не встречался ни с пересмотром роли Марата, ни Робеспьера с Сен Жюстом. Чрезмерно, на мой взгляд, в чести у них Наполеон, который истребил столько французов, что следы затеянных им войн видны на кривых рождаемости как функции времени и по сей день. Однако счастливы они, возможно, этого не сознавая, поскольку не страдают болезнью, которая сродни некрофилии, хотя и не имеет сексуального оттенка. Отсутствие этой болезни говорит и об определённом здоровье нации. Увы, справедливо и обратное…
Зачем я это пишу? Ведь ни Ленин, ни Маркс, ни Жуков, ни Бен Гурион, ни Даян в моей защите не нуждаются. Это верно. Просто, в их защите нуждается моя совесть. Не больше. Но и не меньше. Ведь я жив, повторюсь, благодаря осмысленно и бессмысленно погибшим. Их памяти в канун дня Победы и посвящаю эту заметку.

Иерусалим