- Monday, September 20, 2010 at 05:56:29 (EDT)
Матроскин - Виктору Кагану (окончание)
- Monday, September 20, 2010 at 05:59:35 (EDT)
Уважаемый Виктор Ефимович,Виктор Каган
Из отклика на статью Андрея Пелипенко «Между природой и культурой. Главы из новой книги»:
Давайте всё-таки определимся с тем, что обсуждаем - оригинальную и фундаментальную культурологическую работу или что-то иное... И уж заодно - чтобы обратить внимание на прикладную ценность культурологии: Статья - Юрий АФАНАСЬЕВ, Алексей ДАВЫДОВ, Андрей ПЕЛИПЕНКО. «Вперед нельзя назад!» и полемика по статье.
статья о России очень интересная. Но вместо набора очень умных слов я лучше расскажу подлинный эпизод, в котором, как в капле воды, отражается вся российская действительность от Кремля до деревенского сортира.
В конце 80-х мы с женой решили поехать в отпуск по Золотому Кольцу.
Приехав в Ростов Великий мы увидели полуразрушенный город на берегу изумительно красивого озера. Оказалось, что незадолго до нашего приезда там прошел ураган. Никаких следов ремнотно-восстановительных работ в помине не было.
Следующий город, который мы планировали посмотреть, был Углич. Туда можно было добраться двумя путями: а) через Владимир, сделав крюк более 100 км, или б) напрямую по дороге республиканского значения, как уверял атлас автодорог СССР. Сдуру я выбрал вариант «б».
Заправив свою «шестерку» под завязку, мы рано утром пустились в путь. Выезд на «республиканскую» дорогу представлял собой массу мелко раздробленных пластин тонкого цементного покрытия общей длиной чуть меньше километра. Во мне зародились смутные опасения, но я бодро предположил, что это подготовка к дорожному ремонту. Однако, в конце этого кошмара начался участок с поворотом вообще без покрытия, представляющий собою две глубоких колеи в глинистом грунте, проделанных колесными тракторами. Здесь я совершил вторую стратегическую ошибку – заехал между этими колеями, надеясь, что за поворотом начнется что-то получше. Пройдя поворот я выяснил, что колея уходит за горизонт. В довершение всего начал накрапывать дождик. Если бы я сполз по глине в колею, машина легла бы на днище, и нас мог бы вытащить только вертолет. О том, чтобы вернуться задним ходом не могло быть и речи – через заднее стекло в каплях дождя дороги я не видел. Не оставалось ничего другого, как на первой-второй передаче потихоньку двигаться вперед в надежде, что колеи закончатся и появится площадка для разворота.
Минут через 30 мы испытали шок. Никогда до этого мы не видели мертвой деревни. Черные покосившиеся полуразрушенные дома с выбитыми стеклами, пунктирные заваленные заборы, и ни единой живой души. Ни одного указателя. Съехать с «дороги» и развернуться было невозможно. В воздухе висело ощущение какого-то ирреального мира.
Мы проехали еще 4 или 5 аналогичных мертвых деревень, когда, наконец-то мы въехали в живой поселок, колеи исчезли, и мы увидели автобусную остановку.
Вокруг никого не было, как и ни одного указателя. Возле скамеечки стояла плотно набитая клеенчатая сумка. Мы жутко обрадовались, вылезли из машины, и я пустился на поиски владельца сумки в надежде узнать где мы, и можем ли мы доехать до Углича. Никого не найдя, я вернулся к машине. И тут буквально из воздуха материализовалась маленькая девочка лет десяти по имени Юля, оказавшаяся владелицей сумки. Оказывается, она ждала автобус до Углича, ездившего без расписания. Мы с женой очень удивились, что она едет одна, начали ее осторожно расспрашивать.
С серьезностью маленькой старушки Юля рассказала, что отца своего она никогда не видела. Мать выпивала, и два года назад покончила с собой. После этого Юля жила с бабушкой (маминой мамой) в ее доме. Месяц назад у бабушки заболело сердце, ее отвезли в больницу, где она неделю назад умерла. Это время Юлю кормили соседи, и они же решили, что Юле надо ехать в Углич, где жил родной старший брат мамы с семьей, и собрали ей сумку в дорогу. Адрес дяди у нее был написан на бумажке, и она два раза была у него дома еще с мамой. Он был хороший, потому что не пил и работал. И жена его была добрая и непьющая. Потом она спросила, можно ли ей доехать до Углича с нами, потому что никто не знает, приедет ли автобус?
Мы с женой посовещались и решили, что если она наврала и никакого дяди у нее нет, придется сдать ее в Угличе в милицию. Хлопотно и рискованно, конечно, но и жалко же, с другой стороны. Ладушки, по коням!
Жена устроилась с Юлей на заднем сиденьи и начала угощать ее всякими припасами.
После этой жуткой грунтовки разбитый асфальт казался мне автобаном, а скорость 40-50 км/час была почти космической. Разговор оживился. Подробности, излагаемые этим карапузом с недетской серьезностью, не оставляли сомнений в ее правдивости.
Постоянные пируэты по объезду дырок в асфальте скоро укачали девочку, цвет ее лица приобрел зеленоватый оттенок, она поскучнела. Я спросил ее, не остановиться ли, чтобы она пришла в себя. Юля явно перепугалась, по-видимому решив, что мы не хотим везти ее дальше. Пришось перейти на менее агрессивный стиль вождения.
Примерно через час появился первый за весь день указатель «Углич». Юля сказала, что она здесь выйдет и дальше доберется пешком. Мы хором сказали, что довезем ее до самого дома. Однако, вскоре мы подъехали к огромной луже неизвестной глубины метров 30 длиной уже недалеко от дядиного дома. Я предложил Юле пойти без ее тяжеленной сумки вместе к дому дяди узнать, есть ли кто дома. Нам открыла девочка лет пятнадцати, узнала Юлю и пригласила нас в дом. У меня отлегло от сердца.
Когда мы вернулись к машине за сумкой, Юля произнесла фразу, от которой я чуть не схлопотал инфаркт: «Дяденька, я могу заплатить только три рубля, больше у меня нет». Мы насовали ей в сумку шикарных яблок, которые везли из дому, дали приличную сумму денег с наказом спрятать про черный день и никому не говорить о ней, и я допер ее сумку до самого порога. Когда я вернулся, жена все еще обливалась слезами.
Возвращались мы через Владимир.
