Новые биографии Любавичского ребе

[Архивариус]

Новые биографии Любавичского ребе пытаются за мифом увидеть человека
Сью Фишкофф

САН-ФРАНЦИСКО (JTA) – Через 16 лет после смерти раввина Менахема Менделя Шнеерсона поток новых публикацией свидетельствует не только о том, сколь велик интерес к его жизни и наследию, но и указывает на то, что окружающая его мифология – это настоящее минное поле.
Всегда нелегко писать биографию невероятного человека. А когда эта личность еще и седьмой Любавичский ребе – харизматический лидер всемирного движения ХАБАД-Любавич, обычные трудности, связанные с сортировкой источников и обработкой гор исследовательских материалов, усложняется внутренней политикой, религиозными чувствами, личными предпочтениями и отсутствием надежной информации от первого лица.
А кроме того, есть эта история с Мессией.
До сих пор единственными сказителями жизни Шнеерсона были последователи ХАБАДа. Сейчас появились две новые биографии, написанные учеными, не принадлежащими ХАБАДским кругам. Третья подобная биография еще в работе.
Прошлой осенью со своей работой «Открытый секрет: Постмессианское мессианство и мистическая ревизия Менахема Менделя Шнеерсона» выступил профессор Нью-йоркского университета (NYU) Элиот Вольфсон. Его работа стала анализом лидерства Шнеерсона в контексте еврейской эзотерической традиции.
В следующем месяце в свет выйдет книга «Ребе: Жизнь и послежизнье Менахема Менделя Шнеерсона» Самюэля Хайлмана из городского университета Нью-Йорка и Менахема Фридмана из Университета Бар-Илан. Это анализ ранней поры жизни Шнеерсона и того, что авторы называют его растущими мессианскими притязаниями.
И раввин Джозеф Телушкин, автор нескольких бестселлеров по еврейской жизни и мысли, только начал работу над книгой, посвященной источнику харизмы Шнеерсона и влиянию, которое он до сих пор имеет на жизни людей.
Книга Хайлмана-Фридмана вызвала самые горячие споры. Написанная для светской публики, эта книга представляет миссию Шнеерсона и движения ХАБАД, которое он возглавлял, как движимую мессианством, определяемым как попытку представить мессианскую эру через человеческие действия. Мессианская миссия настолько явно присутствовала в лидерстве покойного ребе, -- утверждают авторы, -- что человек не мог быть последователем Ребе, не будучи полностью приверженным этой идее.
Авторы используют психолого-биографический подход к жизни Шнеерсона, пытаясь влезть в голову этого мужчины, чтобы раскрыть его мотивацию – что всегда дело очень хитрое.
Они пишут о 14 годах Шнеерсона в Берлине и Париже – так называемые «потерянные годы» между его женитьбой в 1927 году на Хае Мушке, дочери шестого Любавичского Ребе, и 1941 годом, когда супруги бежали из нацистской Европы и прибыли в Нью-Йорк, чтобы присоединиться к Любавичскому двору.
Будь он предоставлен сам себе, -- пишут они, -- Шнеерсон предпочел бы «осесть в Париже, стать французским гражданином и жить как еврей с хасидским прошлым, делая карьеру инженера».
Хотя авторы не утверждают безоговорочно, что молодые супруги отошли от своих хасидских корней, они вновь и вновь возвращаются к короткой бородке и светской одежде, которую предпочитал Шнеерсон до своего прибытия в Нью-Йорк, и еще к некоторым аналогичным деталям – свидетельстве ортодоксального, но не ультраортодоксального, образа жизни.
«Нет сомнения в том, что он был соблюдающим евреем, но он жил в тех районах, где хасиды не жили, и делал вещи, которые они делать бы не стали», -- сказал Хайлман корреспонденту JTA.
Как пишут авторы, комбинация вины выжившего – Шнеерсон был единственным из всех его близких родственников, кто спасся от Холокоста – и его невозможностью стать инженером в Америке привела к тому, что в конце 1940-х годов он обратил свой взор на новую карьерную цель: наследовать своему тестю и стать седьмым Любавичским Ребе.
«Весь мир Менделя рухнул, -- пишут они. – Он был бездетным беженцем в Америке, почти сорокалетним, не знавшим или почти не знавшим английского языка. Не имея перспективы найти работу в выбранной им области, он должен был бы впасть в отчаяние из-за тревог, одиночества, дезориентации, вины выжившего, стать тем, чья будущность неясна, человеком, ищущим выхода из этого положения, ожидая ответа от Бога».
Когда Шнеерсон возглавил ХАБАД, -- продолжают авторы, -- он был способен использовать этот житейский опыт, чтобы вывести на тот момент малочисленное хасидское движение на мировую арену, и начал всемирную кампанию по привлечению сторонников, что стало товарным знаком ХАБАДа.
В конечном итоге, -- утверждают авторы, -- Шнеерсон поверил, что он «пророк своего поколения», человек, которому предначертано продлить мессианскую эру. И из-за того, что ребе был очень одинок, и никто из его современников ему не противоречил, авторы вопрошают: «Не заблудился ли он в культуре мессианских иллюзий?».
Эта версия жизни Шнеерсона противоречит официальной Любавичской версии непреклонного восхождения к мантии лидера движения и рассказывает о нюансах его жизни, изгибы и повороты которой могли легко привести к совершенно иному результату.
Даже до выхода эту книгу резко критиковали в ХАБАДских кругах. Одна женщина-эмиссар сказала, что некоторых из ее коллег «инструктировали в штаб-квартире», чтобы удержать их людей от чтения книги.
Любавичи вгрызаются в книгу, оспаривают каждую деталь, всю концепцию в целом, настаивая на том, что она указывает на незнание доступных первоисточников. По словам этих критиков, Ребе никогда не подстригал бороду в Европе -- он ее закручивал, и Ребе регулярно ходил в синагогу в Берлине – это доказывают видео-интервью с евреями, которые видели его в синагоге.
Соображение же, что Шнеерсон провел свои европейские годы в отрыве от деятельности ХАБАДа, чушь, -- говорят они.
Раввин Хаим Рапопорт, Любавичский ученый и декан британского Махона Майим Хайин, указывает на обширную переписку, которая существовала между Шнеерсоном и его отцом. В письмах отец с сыном ведут глубокий талмудический каббалистический диспут.
«Все это очень далеко от заявлений Хайлмана и Фридмана, что отец направлял сына, мало интересующегося хасидским образом жизни», -- говорит он.
В ответ Хайлман написал в электронном письме в JTA: «Мы не отрицаем и на самом деле полагаем, что раввин Леви Ицхак Шнеерсон был изначально религиозным и хасидским наставником своего сына. Действительно мы приводим цитаты из писем, которыми они обменивались. Мы особенно отмечаем письма, написанные во время свадьбы сына с дочерью Шестого Ребе».
Хайлман говорит, что проблему с бородой Ребе читатели смогут разрешить сами, взглянув на фотографии Шнеерсона, прочитав комментарии его тестя и подумав о том, когда эти замечания были сделаны.
В общем, -- говорит Хайлман, -- нет ничего удивительного в том, что некоторые хасиды «видят вещи иначе, чем мы. Но мы представили свою точку зрения, основанную на фактах, которые мы собрали».
«Наша книга доказательно рассказывает о том, что мы узнали о его жизни в Европе, -- говорит Хайлман. – Мы объясняем, что его деятельность тех лет в основном вращалась вокруг главного дела, которое и привело молодых Шнеерсонов в Берлин и Париж. Этим делом была погоня за образованием, карьерой и жизнью, удаленной от районов проживания Любавичей. Когда им хотелось больше Любавичской жизни, они либо возвращались во двор Шестого Ребе или встречались с ним, когда он приезжал туда, где они жили».
«Мы никогда не подвергали сомнению то, как в последствии Ребе знал ХАБАД, или даже его интерес к движению. Но, как мы показываем на основе документов, этот интерес не всегда был центром его забот, пока он увлекался изучением инженерного дела».
Сам ХАБАД через Еврейские Образовательные Медиа намерен распространить более 1.200 страниц документов, касающихся жизни и работы Шнеерсона, на английском и иврите, включая его собственные дневники и важную переписку между ним, его отцом и тестем, Шестым Любавичским ребе.
Один том выйдет в конце июня, а потом последуют и остальные – как в бумаге, так и на сайте chabad.org. Источники в ХАБАДе говорят, что эта информация «прояснит многие заблуждения».
Вольфсон, философ, представляет свой взгляд на мессианство Шнеерсона, который существенно отличается от точки зрения социологов Хайлмана и Фридмана.
Профессор NYU представляет Шнеерсона как человека, обладающего очень глубоким и радикальным пониманием еврейской эзотерики.
«В начале его работы были очень плотными, очень нагруженными каббалистической терминологией, -- говорит Вольфсон. – Я не знаю, сколько людей его действительно понимали; большинство были просто зачарованы его стилем изложения».
Учения Шнеерсона кишат внутренними противоречиями, -- говорит Вольфсон, - включая ниспровержение гендерной иерархии иудаизма и границ между разрешенным и неразрешенным. Но большинство всего этого осталось в области теории. Шнеерсон никогда не стремился это осуществить.
«Каковы были бы социологические последствия, какой стала бы еврейская община, если бы Тора была заменена ‘новой Торой’, о которой он говорил как о законе вне закона? Не думаю, что он продумал это», -- говорит Вольфсон.
Он согласен с Хайлманом и Фридманом, что мессианские идеи «были у Шнеерсона с самого начала».
«Я чувствую, что он использует риторику личного Мессии, чтобы отметить не столько политические перемены, сколько изменение в сознании, которое… включает достижение состояния личного совершенства, превышающее нужду в Торе, какая у нас есть, -- сказал он. – Не думаю, что он понимал невозможность своего собственного видения. И он не предпринимал никаких шагов, чтобы исправить это. Он ничего не сделал, чтобы назвать преемника. Вся история ХАБАДа от Алтер ребе (основателя ХАБАД-Любавич в 18 веке) до Шнеерсона – это мессианская линия, которая закончилась вместе с ним».
Никакая книга не удовлетворит ни строгих критиков из ХАБАДа, ни их близких друзей. Будущее покажет, прольет ли свет на ускользающие аспекты жизни и лидерства Шнеерсона тот поток новых материалов, которые будут опубликованы Еврейскими Образовательными Медиа.
«Подобно многим мифическим фигурам, он был комбинацией противоречий, -- размышляет Хайлман. – Но нельзя знать наверняка, что было у него в голове. Кем он был на самом деле?»