[yehudinfo]

Авигдор Эскин
Солженицын и Израиль: итоги
http://avigdor-eskin.com/page.php3?page ... 0&item=376
дата публикации: 20.06.08

Несколько месяцев назад я обратил внимание на торгующего книгами пожилого человека на Тверской улице в Москве. Пожилой человек продавал какую-то печатную продукцию в малом ассортименте, среди которой выделялась потрепанная желтая книга: Александр Солженицын "Евреи в СССР и в будущей России". А ниже стояло имя Анатолия Сидорченко и названия двух его книг. Оказалось, книгу продавал сам Сидорченко.

Я сразу понял, что речь идет именно о тех солженицынских записках сорокалетней давности по еврейскому вопросу, которые были изъяты КГБ и обнародованы вопреки воле писателя. Внимательное прочтение семидесяти страниц текста приводит к бессомненному выводу, что заметки принадлежат перу Солженицына.

Дальше я оказался перед непростой моральной дилеммой: ответить в полную силу на эту книгу или же умолчать? Сам Солженицын отказывается от этой книги. Возможен вывод, что речь идет о первой попытке сформулировать свой отношение к евреям, которое шлифовалось годами и оформилось окончательно в "Двухстах годах вместе". И разве можно оспаривать право писателя решать самому, что из написанного им публиковать, а что нет? Представим себе, что в наших руках оказались бы записи разговоров на кухне в Горьком между А.Д. Сахаровым и Е. Г. Боннер. Мы бы поспешили предавать их гласности? А мы сами хотели бы, чтобы каждую нашу записку и заметку сделали достоянием всех окружающих? С другой стороны, эта работа русского классика отличается искренностью и эмоциональностью и очень точно показывает, какой душевный настрой стоял за многими солженицынскими опусами на еврейскую тему. Она расшифровывает многие загадки в его настроя по еврейской тематике.

На меня легло это открытие книги тягостным гнетом. Я ведь ходил в апологетах Солженицына почти три с половиной десятка лет – со дня первого ареста в Москве, когда вместе с другом детства Алексеем Алексенко, я протестовал против его высылки. При прочтении некоторых страниц "Евреев в СССР и будущей России" я отчетливо чувствовал пульс совести, требовавшей ответить, разоблачить и покаяться в собственной позиции по Солженицыну. Справедливости ради надо заметить, что я никогда не считал позицию писателя безукоризненной. Вот что я писал в статье "Великое смешение", опубликованной в "Литературной газете" в марте 2003 года: "Правдиво выявив бытийную сторону русско-еврейского симбиоза, писатель не дает ответов на вопросы о метафизической стороне судьбоносной встречи. Главным пробелом в его труде видится использование исторических и философских оценок еврейских либералов и националистов без предоставления слова израильской исконности". А в 2005 году вышла моя статья "Ошибка Солженицына". http://www.rusk.ru/st.php?idar=12355

Тем не менее, на протяжении долгих лет я был среди немногих, кто пытался убедить людей в том, что Солженицын ищет правду, а не ведом юдофобской ненавистью. И вот читаем размышления автора о евреях без ограничений "политической корректности", и получается, что ненависть жила, бурлила и кипела. Эта ненависть потом материализовывалась в главах про Богрова, Френкеля и Бершадера. Разве не обязан я рассказать теперь о прочитанном в выкраденной книге и объяснить писателя в полноте его образа?

Современная юриспруденция не нашла ответа на этот вопрос: американская система не дает права использовать в суде улики, полученные незаконным образом, английские и израильские суды зачастую пользуются такими показаниями. В результате осмысла и обмысла решил я ответить на книгу Солженицына. Но сосредоточиться на тех местах, которые повторены в его более поздних произведениях, а не придираться к случайным залетам гневливого пера человека, успевшего к пятидесяти годам пройти войну, лагеря и раковый корпус. Обозленный и кровоточащий писатель вылил тогда свою ярость именно на евреев. Это смысл книги "Евреи в СССР и будущей России".

А что побудило меня вступиться за Солженицына после публикации "Двухсот лет вместе"? Прежде всего, мне было стыдно за свору обрусевших соплеменников, сознательно и бессовестно перевиравших содержание книги воеже доказательства "антисемитизма" Солженицына. Сам я указал на то, что писатель не увидел и не и не понял главного в еврейской истории двух последних веков, но никак не мог мириться с тоном и доводами нападавших. В один голос они навесили на него ярлык слепого ненавистника и уподобили Шульгину, Шафаревичу и подобным облаивателям и обхаивателям Израиля.

С этого и начнем разбор книги. Приводим оттуда прямые цитаты.

"Израильтяне пришли к Стене Плача – и это был звездный час, дохнуло Библией в радиопередачи двадцатого века. И мы радовались вместе с израильтянами: разве не справедливость их возврат в Иерусалим?..

Мне кажется, обязанность всех наций мира, как имеющих дом к бездомному – помочь евреям этот дом построить. Крайняя дикость, что советское правительство сделало из израильского вопроса свою политическую игрушку.

Я познакомился с сионистами в лагерях, знаю и теперь и хочу заявить, что глубоко их уважаю, искренне сочувствую их усилиям и никогда не испытывал в дружбе с ними даже внутренних немых противодействий. Это все – религиозные люди. Сионизм – за самоопределение и всех других народов. Сионизм – противен (взаимно) большевизму с его первых дней…

Скажу больше: за последний год (осень 1867 – осень 1968) главный вклад в русскую свободу совершали именно евреи. Кто остановил поток "полузакрытых" лживых политических процессов, отрубил это щупальце осьминогого? Павел Литвинов и Лариса Богораз. (Не преувеличу, если и обращение "К мировому общественному мнению", не прикрытое капризами Самиздата, протянутое бесстрашною рукою перед фотоаппаратами чекистов – рубеж советской истории.) Кто те адвокаты, впервые за 45 лет от уничтоженного ползания вставшие на гордые ноги? Каминская и Золотухин, Якир и Ким, Копелев и Балтер – все главные московские интеллигенты, удостоенные партийной кары – евреи. Какой литератор бежал за границу не воли искать для себя, но оттуда насмерть биться пером? Аркадий Белинков, еврей. И, наконец, кто те семеро отважных, кто потянул, погнал свои чугунные ноги на Лобное место 25 августа 1968 года? – не для успеха, и не веря в силу протеста, но жертвой своею смыть русское имя от чехословацкого позора? Вот они: Лариса Богораз, Павел Литвинов, Константин Бабецкий, Виктор Файнберг, Владимир Дремлюга, Вадим Делонэ и Наташа Горбаневская. Евреев – больше половины! И не забудем: их – полтора процента населения…

Это все – не решение, это пока только принципы, да и их еще десять раз оспорят и повернут. Тем более все решение – впереди. Но схема его – на второй день будущей России – рисуется мне так:

1) свободный выезд в Израиль всем желающим;

2) для всех остающихся и заявляющих себя русскими евреями – полная религиозная свобода, культурная автономия (школы, газеты, журналы, театры). Ни в чем не мешать им ощущать себя нацией! Но в занятии высших государственных должностей – примерно те ограничения, что и сегодня…

Надо сказать, что и гражданская война не оставила евреям большой свободы выбора. Руководители белых, не способные охватить и понять совершающееся в России, не способные к гражданскому развитию, усвоили себе закостенелый антисемитизм в форме, даже превосходящее самодержавие. "Жидо-коммунисты" - был лозунг белых агитаторов, и принято было рассматривать евреев поголовно как врагов. Мамонтов (да и только ли он?), въезжая во взятый город, начинал без разбора вешать евреев. В таком положении – какой выбор оставляли им?..

Что Б-г избрал для своего человеческого воплощения именно эту нацию, потому она в самом деле избранная – от этого никуда не деться, во всяком случае христианам. Не вопить, что "нашего Христа распяли", такие-сякие, - то было обычное ожесточение всякой фанатичной толпы против своего пророка, - но вспомнить: а Христос-то их избрал почему-то, хотя рядом были ясноумные эллины…"

А теперь я обращаюсь к самым непримиримым ругателям Солженицына: скажите, такое мог написать юдофоб? Давайте поищем таких высказываний у Шульгина и Шафаревича, давайте прочешем журнал "Наш современник". Мало того, что так не пишет юдофоб. Есть ли более приемлемое для нас отношение к еврейской теме и к Израилю со стороны русского писателя и мыслителя? А мы привели именно выводы писателя, его программу и выделили его отношение к Израилю, что по важности для нас превосходит все остальные поднятые им околоеврейские темы. Пусть кто возразит мне, но ведь никто возразить не сможет!

Перечитаем еще раз приведенное выше. Солженицын писал это в то время, когда сами евреи еще не начали вести борьбу за выезд в Израиль и не заявили о своем желании изучать иврит и еврейское наследие. Неоспоримо, что уже в те годы практические идеи писателя могли бы стать едва ли не идеальной основой для решения еврейского вопроса в России.

Но мы собрались обсудить то написанное некогда Солженицыным, что вызывает при прочтении гнев и возмущение, обличающее писателя как зараженного бесноватой фобией против еврейского народа. Избрав суженные рамки для дискуссии и признавая право любого человека не быть порицаемым за то, что сам не публиковал, мы отметим накал ослепляющей его ненависти, по своей силе превосходящей фобию Шульгина и Достоевского. Здесь вспомним о пронизывающей все его книги симпатии к прибалтам, среди которых он особо любовно выделяет эстонцев. Вот что читаем мы и содрогаемся: ""Когда в 1940 году оккупировали Прибалтику, начальником двинского НКВД был назначен некий Каплан. В своих (общих для того времени) расправах он, очевидно, проявил и национальную линию – настолько, что в 1941 году, едва ушли советские войска, там произошел самопроизвольный (еще до немцев, еще не немцами принесенный) взрыв антисемитизма. И можно подумать, что не в одном Двинске был такой Каплан". Хлестко и сильно сказано о гибели тысяч евреев. Мы не забудем этих слов и никогда не простим. Даже если они были произнесены втихаря в сортире. В нашем же случае они перекликаются с нежной солидарностью с прибалтами, которым Солженицын всю дорогу сулил независимость и снисходительно взирал на реставрацию нацизма этими потомками гитлеровских палачей. Сам Солженицын признается в неприязни к татарам, но - в любви к прибалтам. Я уверен, что если бы писатель приложил всю силу своего интеллекта к распознанию природы латышских стрелков и их перерождения в гитлеровских карателей вместе с их литовскими и эстонскими братьями, едва ли его пристрастия к этим народом выдержали бы его собственную критику. Но что побуждает писателя симпатизировать этим народам, отличающимся русофобией? Уж не их ли фобия по отношению к евреям? Мы говорим о наклонности сердца, а не о выкладках разума.

Важнейшим пунктом солженицынской фобии является задиристое оспаривание исключительности еврейских талантов. Эта тема проскальзывает и в других произведениях писателя, поэтому не погрешим ничуть, ссылаясь на первообразные записки:

"Когда не достает самокритичности и в избытке безудержное хвастовство – особенно опасно перехватить с утверждением своего таланта: можно попасть в смешное положение!

В литературе – повально талантливы – а где великие писатели? В музыке сплошь талантливы – а где великие композиторы? Для такого несравненного народа – достаточно ли в философии – одного Спинозы? В физике – одного Эйнштейна? В математике – Кантора? В психоанализе – Фрейда?

За столько-то веков о еврейских талантах было высказано много – и разное. Аполлоний Мелон, например, еще 2 тысячи лет назад упрекнул евреев, что они неспособны в самостоятельному творчеству, а всегда – подражатели. Отто Вейнингер, которого уж не обвинишь ни в личной ни в национальной зависти, пишет: "Еврей беден тем внутренним бытием, из которого только и может вытекать высшая творческая сила".

Я слышу возмущенный гул еврейских ассимилянтов: как посмел он забыть Пастернака с Мандельштамом и Бродским? Как упустил он Кафку, Малера, Шейнберга и Мендельсона? А я отвечу им: писатель прав во многом, а в споре с вами вовсе прав, если закрыть глаза на безобразный и оскорбительный тон. Мы не являемся народом избранным на творческом поприще Эсава. Более того, мы всегда обречены там на подражательство и вторичность. И уж никак не стоит нам гордиться великими в их мире Фрейдом, Адлером, Марксом. И нет никакой печати избранности на наших ученых, музыкантах и художниках, влившихся в западный мир и обслуживавших его, зачастую принимая его верования и отрекаясь от Торы Израиля. Возможно, в определенное время в некоторых местах планеты евреи выделились в области музыки, математики, финансов и шахмат, но такие успехи никак не заложены в природе Израиля и никак не могут служить объектом избранности или гордости. Как и процент евреев среди лауреатов премии Нобеля.

Это Тора (книга Второзакония) подчеркивает, что наши мудрость и разумение – только в учении, полученном от Творца. И вся наша избранность определена в Книге Исхода: «Царствие священников – народ святой». Мы избранные, когда соблюдаем святость и выполняем свою миссию царствия священников. Нам дано исключительное, выделенное и избранное учение. Соблюдение его законов и углубление в него могут как побочный результат наделять нас и мирскими талантами мира Эсава. Но в этом уж никакой избранности нет. И есть избранность в нашем возвращении в Израиль после двух тысяч лет изгнания, о чем восклицает сам Солженицын. Но это ведь не привилегия, а повышенная ответственность. Нам надлежит строить царствие священников, а не самую приамериканенную демократию на Ближнем Востоке.

Выходит, что Солженицын снова в прав в его споре с нашими либеральными недовыкрестами. Только правота его зрима лишь на фоне этих оторванных листьев от Древа Израиля. По сути же написанное останется неотмывным позором для классика и правдоискателя.

Александр Исаевич, вы говорите о евреях и книгах? А про Книгу Книг неужель не слыхали? Читаемые на Руси искони на дивно-певучем старославянском Псалмы Давида – это что за книга? А принятый вами и отвергнутый нами "Новый Завет" пришел вам от кого? Если бы вклад евреев ограничился одной Книгой Книг, то одно это должно бы обязать вас к трепетному отношению по отношению к самим носителям света веры.

Сотни исписанных страниц и ни слова об истинном Израиле. Солженицын требует от нас эгалитарного отношения к народам мира и к отречению от избранности. Обостренное национальное чувство, столь свойственное сегодня прибалтам, малороссам и армянам, не имеет ничего общего с концепцией избранности Израиля. Просто потому, что об этой избранности объявил Г-сподь, а посему никакому человеку не дано будет ее отменить. И эта избранность передается со времен Авраама и Моисея светом учения через мудрецов Зоара и Талмуда и величайших светил нашего средневековья и гордо приносится нам учителями девятнадцатого и двадцатого века. Оставьте себе Фрейда с Вейнингером. А мы передаем из рода в род Б-жественное откровение на горе Синай, слова пророков, мудрость Талмуда, мессианское учение Зоара, Арии и Виленского Гаона. Кстати, о писателях. В наших домах стоят тысячи книг, написанных мудрецами Израиля, на которых воспитывались верные традиции предки. На них воспитываются наши дети.

Александр Исаевич, вы ухитрились цитировать нам сотни авторов периферийного значения, но словом не обмолвились о тех, кто есть основа, оплот и избранность Израиля.

Мне возразят, что Солженицын пишет не обо всей истории Израиля, но о двухстах годах вместе. Прекрасно, но тогда давайте поговорим о тех выдающихся евреях, которые писали и наставляли и перенеслись в новые времена в подлинном величии духовных классиков. Жил же в Вильно Гаон, рабби Элиягу. Вот передо мной тома его святого учения по Книге Книг, закону Торы и Зоару. Рядом дюжина томов произведений рава Авраама-Ицхака Кука – величайшего мудреца и мессианского провидца двадцатого века. Тоже уроженец России, начавший там свой путь и ставший для обновленного Израиля святителем и провидцем. Тут же десяток томов Хофец Хайима – неоспоримо одного из самых влиятельных еврейских мудрецов и лидеров первой половины ушедшего века. Кстати, а разве ученики Гаона и большинство хасидских авторов жили не на территории России в рамках этих же двухсот лет? Вижу еще множество томов на своей книжной полке. Истинные лидеры и духовные подвижники. Но о них ни слова в книгах Солженицына.

Сперва я объяснял этот упущение тем, что очень мало из творений духа исконного Израиля перенесено на русский язык. Но это объяснение выглядит хилым, особливо в свете последовательных отказов Солженицына встретиться со знатоками вопроса и ознакомиться с существующей литературой.

А ему надобно бы знать об этом, прежде чем бить нас поленом-словом по голове.

Упомянутый выше Хофец Хайим ведь был не просто признанным религиозным авторитетом, но и реальным духовным лидером всемирного движения "Агудат Исраэль". Ему принадлежат слова: "Будь я моложе, сам бы пошел воевать огнем и мечом против еврейских коммунистов так же, как Маккавеи воевали против "эллинизированных" в их время". А потом распорядился наложить смертное проклятие "пульса денура" на Троцкого. (Тринадцать лет назад такое проклятие было наложено на премьера Рабина за преступление землепродавства.) Его позицию разделяли все крупные раввинские авторитеты. Задолго до Солженицына они призывали покаяться всех, кто отошел от Торы и принял участие в кровавом грехопадении. Раз уж говорим о духовенстве, то уместно спросить, а так ли однозначно выступили духовные наставники Солженицына против кровавого Октября?

Тут же остановимся на грубой и косолапой кривде, будто евреи не пострадали от ленинско-сталинского террора до войны, исключая сторонников Троцкого. Интересно, откуда у писателя такие сведения? Неужели он готов всерьез утверждать, что в процентном отношении жертв у евреев было меньше, чем у коренного населения? Ни слова о преследованиях раввинов, среди которых были и такие виднейшие духовные предводители, как хасидские лидеры. Мы располагаем длинными списками замученных и расстрелянных раввинов как в довоенное, так и в послевоенное время. У Солженицына – ни слова. А как сумел он обойти молчанием разгром всех сионистских организаций, которые пользовались до революции поддержкой большинства евреев России? Жить не по лжи. Так и писать не по лжи!

А чего стоят упорные попытки показать, что евреев мало видели на передовой в годы Великой отечественной войны? Писатель сам приводит данные о том, что евреи участвовали в войне наравне с другими, согласно данным Министерства обороны. Это обозначает, что значимо больше других, потому что уже в те времена высокий процент евреев записывались русскими. Тогда говорится, что в армии были, но на передовой мало оказывались. И откуда такие сведения? Ответ: такое впечатление сложилось в народе. Так и написал ведь.

А какое впечатление сложилось в народе о проценте евреев среди власовцев и прочих предателей, перешедших на сторону Гитлера во время войны? И почему бы не написать об этом тоже?

Недавно я изучал книгу офицера КГБ в отставке Вадима Абрамова "Евреи в КГБ". Там он касается источников информации Солженицына. Писатель ведь нередко приводит списки евреев в карательных органах СССР. Оказывается, все эти списки являются калькой с напечатанного бесноватым Андреем Диким, которого стесняются цитировать даже самые заядлые юдофобы. А там о точности речи быть не может, что наглядно доказывает Абрамов. Отсюда короток путь для цитирования патологически ненавидевшего евреев Отто Вейнингера – любимца Гитлера и образца идеального еврея для него. Вейнингер покончил жизнь самоубийством.

Возле цитат из Вейнингера пространные обвинения евреев в отсутствии самокритики. И тут я не могу не воскликнуть: насколько должен быть человек ослеплен ненавистью, что писать такое? Евреи являются несомненными чемпионами мира по самобичеванию. Достаточно приводимых Солженицыным цитат из еврейских ренегатов, чтобы опровергнуть его посыл. Да и смешно даже опровергать такое. Если мы начнем составлять список всемирно известных ассимилированных евреев, бичующих и линчующих словами и делами Израиль, то эту статью придется обратить в книгу. Али не слышал Солженицын, как бойкотировал Израиль его поклонник Егуди Менухин? Или не слышал про Хаммера и Сороса - мощнейших врагов еврейского государства? Может, рассказать про Примакова, про Мадлен Олбрайт или французского Бернара Кушнира? Правда, критика со стороны таких сорняков лишь укрепляет убеждение в правоте. Истинная самокритика и полное покаяние возможны только в религиозных рамках, когда человек начинает испытывать трепет перед величием Создателя и осязать собственную порочность и ограниченность. Но эту сторону еврейского бытия писатель скрывает в своих изысках, и видится так, что он знать об этом не желает. Закроем тему покаяния напоминанием: если достиг сам Солженицын высокого морального уровня осознания первичности самоограничения и покаяния, то это благодаря пророкам и святителям Израиля, которые принесли эту весть городу и миру.

Я верю Солженицыну, что ему лично приходилось сталкиваться с проявлениями еврейской клановости. Но своему опыту изнутри верю еще больше и не могу не списать на бушующую фобию писателя неустанное возвращение к еврейской обустраевомости, когда один приводит и покрывает другого. Такие проявления национальной солидарности вполне приветственны в пределах рамок справедливости и нравственности по отношению ко всем. Но почему мне не пришлось столкнуться даже с этим? Помню, как травили меня в моей 112 школе за выступление в поддержку Солженицына и за сионизм. Самой ядовитой была наш классный руководитель Тамара Григорьевна Хесина, перебравшаяся позже в Америку. А помощь приходила от благородной русской учительницы литературы Клары Павловны Немцовой. И в паре со мной был талантливый и ныне тончайший и добрый человек Алексей Алексенко. Тоже, так сказать, "без прожиди". Сколько раз приходилось мне слышать, как еврей боялся взять еврея на работу. Вдруг в Израиль вздумает уехать, а ему, начальнику, неприятности… Да и как забыть собственных родственников, проклявших меня. Нет, не за Солженицына. Его они ценили за то, что "разоблачил Сталина". А за Израиль, за Тору, за кипу на голове. Правда, с момента присоединения к неофициальному еврейскому движению в Москве, я почувствовал еврейскую солидарность. Я также ее ощутил при общении со сторонником раввина Кахане и с ним самим (опосредованно). Но это была совершенно другого вида общность, ничем не напоминающая солженицынские потуги вписать большинство евреев в потенциальных лагерных придурков.

Еврейско-русский симбиоз отличается силой боли, но и силой радости. Но только фобия может вынудить человека представить еврейское отношение к России как высокомерное и отчужденное. Бесчисленное множество евреев, служивших верой и правдой и бескорыстно "Советской Родине", - это не миф. А это вылилось в мировое лидерство в делах внешней разведки, науки, искусства, военной мощи. Здесь можно говорить о решающем вкладе евреев в мощь СССР. Они руководствовались явно не еврейскими интересами, а именно преданностью СССР и русскому народу. А кто сложил все песни любви к России, русскому полю, к реке Волге? Кто возрождал народную песенную традицию русского народа с такой любовью? Оговорюсь, что самому мне это было чуждо во времена проживания в СССР, но раз уж разбираем наш симбиоз, то во всех подробностях.

В своих противоеврейских выпадах писатель дошел до обвинений в русофобстве в адрес Александра Галича. Этот тончайший знаток своей эпохи был влюблен в Россию всеми фибрами души настолько, что крестился и отдался полностью ее духу. И с такой глубинной нежностью… Эту странную по искренности и неизбывности еврейскую любовь к России учуял в свое время Василий Розанов. Она присуща необъяснимым образом присуща многим евреям столь глубинно, что грубым взглядом не понять ее.

Не удержусь, приведу слова Галича к России:

«То ли сын, то ли пасынок,
То ли вор, то ли князь -
Разомлев от побасенок,
Тычешь каждого в грязь!
Переполнена скверною
От покрышки до дна...

Но ведь где-то, наверное,
Существует - Она ?!
Та - с привольными нивами,
Та - в кипеньи сирени,
Где родятся счастливыми
И отходят в смиреньи...

Птица вещая, троечка,
Буйный свист под крылом !
Птица, искорка, точечка
В бездорожьи глухом.
Я молю тебя :
- Выдюжи !

Будь и в тленьи живой,
Чтоб хоть в сердце, как в Китеже,
Слышать благовест твой !..»



Или:

Когда я вернусь - ты не смейся, - когда я вернусь,

Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу,

По еле заметному следу к теплу и ночлегу,

И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь,

Когда я вернусь, о, когда я вернусь...



Послушай, послушай - не смейся, - когда я вернусь,

И прямо с вокзал, разделавшись круто с таможней,

И прямо с вокзала в кромешный, ничтожный, раешный

Ворвусь в этот город, которым казнюсь и клянусь,

Когда я вернусь, о, когда я вернусь...



Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом,

Где с куполом синим не властно соперничать небо,

И ладана запах, как запах приютского хлеба,

Ударит меня и заплещется в сердце моем...

Когда я вернусь... О, когда я вернусь...



Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи

Тот старый мотив, тот давнишний, забытый, запетый,

И я упаду, побежденный своею победой,

И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои,

Когда я вернусь... А когда я вернусь?



А Галичу в спину плевок: русофоб, чужак, антиклимпетрович…

Коли уж ведем разговор начистоту, с начала "перестройки" я веду диалог с разными группами русских патриотов. И меня странно поражало у многих из них полное пренебрежение своей страной и ее простыми людьми. Особенно когда касалось их исконных чувств и их норм поведения с простым русским человеком. Нам больно, что Галич ушел из мира, уча любви к России и проехав мимо Израиля. Но как отрадно, что в мире есть такая любовь. И наукой ему и ему подобным, отдавшимся службе чужбине: "антиклимпетрович!.."

А теперь читатель хватает меня за бороду: а кто же писал все то, что в начале? Да, это писал Александр Исаевич Солженицын. Умом не понять? Моего ума не хватит на феномен Розанова, поддержавшего кровавый навет на Бейлиса, а потом восхвалившего Израиль так, как никто, если память моя не подводит. А Шульгин защищал Бейлиса, но потом написал погромную брошюру "Почему они нам не нравятся?" Мало кому дано было так понять Израиль, как Сергию Булгакову и Бердяеву: благожелательно, но беспристрастно и правдиво.

А феномен Солженицына, я полагаю, мне понятен куда боле. Наделенный сильнейшими страстями и мощнейшим интеллектом, этот человечище продолжает восхищать меня своей силой стремления в правде. Я не мог не ответить на этот раз, ибо был немалый перекос в моем отношении к его слову и делу. От меня требуется определенная степень покаяния за этот перегиб. Но как надо подвести итог, то я снова увижу в нем правдоискателя и возможного союзника. Отношение Солженицына к Израилю неизменно, и оно остается решающим.

Более того, мы видим, как ослепленный страстью ненависти к евреям, он сумел побороть ее в значительной степени в поисках правды. Это и есть путь от первой книги ко второй. Верный собственным требованиям от себя и своего народа, он пришел к нам с немалой кротостью в книге "Двести лет вместе". Его оценки совместной действительности оказались куда более истинными, чем у его злопыхателей – наших обрусевших. Он, увы, не узрел и не понял главного. Поэтому не удалась его миссия призвать оба народа поразмыслить о прошлом и покаяться в совместном грехопадении. Он мог бы помочь еврейским почвенникам найти общий язык с русскими почвенниками. Но споткнулся. А жаль.