*КИТТЕЛЬ (Kittel) Герхард (1888-1948), нем. протестантский исследователь НЗ, сын Рудольфа *К. Преподавал в ряде нем. ун-тов и в Вене. С 1931 по инициативе К. и под его редакцией начал выходить многотомный «Богословский словарь к НЗ» («Theologisches Worterbuch zum Neuen Testament», Bd.1-10, Stuttg., 1933-79, англ. пер.: «Theological dictionary of NT», v.1-10, 1964-76), в к-ром принимали участие почти все ведущие специалисты Германии. Словарь является одним из важнейших пособий по НЗ, т.к. в этом издании каждое слово греч. текста проанализировано с т. зр. его *семантики и указаны всевозможные варианты его употребления в древнегреч. лит-ре, в эллинистич. иудействе и НЗ. В 30-40-х гг. К. поместил неск. статей в нацистских изданиях, что после войны привело к его аресту оккупационными властями союзников.
u Oden Salomos, Lpz., 1914; Rabbinica. Paulus im Talmud, Lpz., 1920; Die Probleme des palastinischen Spatjudentums und das Urchristentum, Stuttg., 1926; Jesus und die Juden, B., 1926.
l NCE, v.8; RGG, Bd.3, S.1626; E r i c k s e n R., Theologians Under Hitler, New Haven, 1985.
Очерк из книги: Клаудия Кунц. Совесть нацистов. М.: Ладомир, 2007.
Сквозь формализм философии Шмитта и Хайдеггера проступают следы былого религиозного благоговения, теперь выражавшего себя как мечта об этнической целостности, которая надежно защитит от растлевающего духа современности. В один ряд с политической теорией Шмитта и философией Хайдеггера следует поставить и антисемитскую теологию Герхарда Киттеля. Детство Киттеля прошло в академической среде; хотя его монографии были забыты вскорости после его смерти в 1948 году, его внушительный 10-томный Теологический словарь Нового Завета на протяжении десятилетий оставался для специалистов основным пособием. Подобно Хайдеггеру и Шмитту, Киттель как мыслитель испытывал пристрастие к оппозициям. Хотя нацизм поддерживали и другие протестантские теологи, такие как Эмануэль Хирш (Hirsch) и Пауль Альтханс (Althans), только Киттель прямо ввел антисемитизм в круг своих научных интересов.
Детство Киттеля прошло в Лейпциге; следуя по стопам своего именитого отца, он стал изучать протестантскую теологию. Когда в 1914 году разразилась война, 26-летний Киттель уже имел степень доктора философии и был автором работы о еврейском обществе во времена Христа. Преподавая в университете Киля, он исполнял одновременно обязанности флотского священника и написал проповедь на тему «Иисус как пастор», в которой прославлял Иисуса за то, что тот отказался по-
80//81
святить, подобно раввинам, всю жизнь толкованию священных текстов стал вместо этого духовным наставником (Seelsorger) в среде своего Yolk- В 1917 году Киттель получил место в Лейпцигском университете, ректором которого как раз был назначен его отец 65. Подобно Хайдеггеру и Шмитту, он не участвовал в боевых действиях на фронте.
Исследования Киттеля были посвящены параллелям, которые обнаруживаются между иудаистской литературой, с одной стороны, и христианскими притчами, легендами, моральными заповедями и изречениями — с другой 66. Его энтузиазм по поводу еврейской Библии отражал либерализм его отца, но, как и многие ученые его поколения, Киттель испытывал неприязнь к Веймарской республике. Став в студенческие годы членом реакционного Движения немецких христианских студентов, Киттель, рано получивший профессорское звание, не порывал связей с этим движением; он издал серию монографий, в которых ньггался примирить христианство с этническими (volkish) традициями 67. Как Шмитта и Хайдеггера, Киттеля волновали философские оппозиции, в его случае — конфликт между благочестием (которое он отождествлял с верой) и ученостью (которую он отождествлял с разумом) 68. В 20-х годах Киттель написал несколько монографий, где пытался примирить христианство с иудаизмом, и составил свой знаменитый теологический словарь. Несмотря на слабое здоровье, он посещал международные конференции в Стокгольме, Лондоне и Вене. / Киттель (прошедший, что было достаточно необычно, подготовку в двух раввинских учебных заведениях) выделялся среди современных ему библеистов тем, что неустанно подчеркивал важность еврейско-христианского сотрудничества, поскольку, как он утверждал, «корни всей христианской культуры и всей христианской этики — в нравственной чуткости ветхозаветного благочестия» 69. В своей диссертации он выразил признательность своему наставнику-еврею, а в 1926 году посвятил книгу памяти недавно скончавшегося еврейского коллеги. Критикуя антисемитизм своих коллег, он призывал «собратьев по теологическому цеху... сделать раввиническую ученость интегральным элементом наших штудий — и перестать относиться к раввинам как к диковинным, а порой и обременительным (umbequem) птицам» 70. Давайте, писал он, работать вместе, «рука об руку». Несмотря на то, что его «семитофильство» вызывало раздражение у иных христиан, Киттель настаивал на том, что Иисус не только принадлежал к еврейскому « Volk, народности и религии», но что его этика, бывшая центральной частью его учения, выросла непосредственно из еврейской культуры 71 . По образному выражению Киттеля, иудейское богословие «есть тот самый источник, из Которого пил Господь наш».
Подобная широта взглядов Киттеля, представителя традиционно Консервативной сферы учености, вызвала одобрение со стороны либералов 72. Будучи христианским теологом, он не подвергал сомнению превосходство христианства над иудаизмом, но считал бесплодными все споры о сравнительных достоинствах обеих традиций 73. В 1929 году
81//82
Киттель свел всё многообразие взаимоотношений христиан и евреев к четырем основным линиям, три из которых были позитивными («наследие, ветхозаветные истоки и глубинные корни»). Четвертая линия — «фундаментальная оппозиция» — до 1933 года не находилась в центре его внимания; однако после 1933 года ради нее он прочно забыл о первых трех74.
В июне 1933 года, спустя несколько недель после вступления в нацистскую партию, Киттель резко изменил свою точку зрения на «еврейский вопрос» — поводом для публичного выражения этой новой позиции стало 50-летие Христианского объединения, в которое Киттель вступил еще будучи студентом. Признавшись, что ему «непросто» говорить на темы, связанные с антисемитизмом, Киттель отметил, что образованная элита не может не замечать проявлений пагубного влияния еврейства. Но, не обладая аналитическим аппаратом, который позволил бы осмыслить происходящее, интеллектуалы ограничиваются банальными остротами. Настало время прислушаться к грубоватому, но мудрому антисемитизму, давно бытующему в среде Volk 75. В своем сбивчивом вступлении Киттель признал, что вражда к евреям может казаться безнравственной. Ведь Христос, в конце концов, не только повелевал гуманно обращаться со всеми без исключения, но и проповедовал братскую любовь. Но тем не менее он, Киттель, собрался с духом и решил наконец высказаться, чтобы успокоить «угрызения совести» антисемитов.
С педантичностью профессионального богослова Киттель изложил свою точку-зрения по пунктам и категориям. Он выделил три разновидности антисемитизма: «безобидный», «вульгарный» и «несентиментальный». «Безобидный антисемитизм» ушедшей либеральной эпохи — типичный для изнеженных интеллектуалов, художников, либералов и прочих снобов от культуры — не следует путать с вульгарным, поскольку именно эта «выродившаяся» интеллигенция и создала «еврейскую проблему», без оглядки принимая евреев в свой круг. Конечно, «в своей среде» интеллектуалы позволяли себе шутки по поводу «обрезания и прочих ритуалов», однако эти ни к чему не обязывающие остроты, только слегка окрашенные антисемитизмом, не мешали им заключать браки с евреями или, как выразился Киттель, примешивать к этнической немецкой крови «внушительную дозу еврейской». Критически отозвался он и о втором типе антисемитизма — «вульгарном», поскольку искренняя, но лишенная методологической основы ненависть к евреям находит свой выход, как правило, в одних лишь напыщенных тирадах.
Только третий тип антисемитизма, опирающийся на «холодный как лед разум» и эрудицию, способен отразить еврейскую опасность. Киттель высмеял сочувствие к евреям как «сентиментальное недомогание» и во имя разума, знания и любви потребовал их изоляции. «Бог заповедовал нам любовь, но это не значит, что Он хочет, чтобы мы проявляли сентиментальность». Наступило время сурового и мужественного порядка. Киттель с одобрением процитировал нацистского идеолога Готфрида Федера (Feder), заявившего, что «только те, кто доскональ-
83//84 (на с. 83 - иллюстрация)
84// 85
но изучили еврейский вопрос, обладают моральным правом выступать с публичными заявлениями»76. Проведший более 10 лет в академических штудиях, Китгель, эрудированный гебраист, посвятил свои способности служению новому этническому государству.
Всего Китгель выделял четыре способа решения «еврейского вопроса»: «полное уничтожение (Ausrottung)», сионизм, ассимиляцию и исторически обусловленную сегрегацию. Первый способ Киттель отверг. «Истребление евреев путем применения грубой силы не может рассматриваться всерьез» 77. Если уж испанской инквизиции и погромщикам царской России не удалось уничтожить евреев, то уж Германия XX века определенно не справится с этой задачей. Сионизм также не решает проблемы, поскольку Палестина невелика и уже населена мусульманами. Кроме того, добавлял Киттель, суровые условия пустыни потребуют напряженного физического труда, к которому евреи испытывают отвращение. Но наихудшим решением из всех была бы ассимиляция, поскольку христиане не смогут тогда распознавать евреев и, следовательно, от них защищаться, а сами евреи, которые никогда не почувствуют себя «своими», утратив собственное наследие, так и не смогут приобщиться к чуждой культуре 78.
Киттель выступил сторонником четвертого способа решения проблемы, согласно которому евреи должны были бы находиться в состоянии перманентного «отчуждения» («Fremdlingschaft») и не считаться впредь полноценными гражданами. Отвергнув идею географического гетто как неэффективную, Киттель предложил создать аналог гетто в культурном и экономическом плане 79. «Отверженным» позволят жить в доминирующем обществе, но будут относиться к ним как к низшим во всех отношениях. В терминологии Киттеля, граждане еврейского происхождения (независимо от своей религиозной принадлежности) должны будут вести себя как угодливые «гости», изо всех сил старающиеся не обидеть «хозяев» и ни на секунду не забывающие о своем еврейском происхождении, дабы не вводить в заблуждение не-евреев. Чтобы разъяснить этот тезис, Киттель привел в качестве примера поведение гипотетического итальянского дирижера на фестивале в Байрёйте, которому в конце оперного сезона предстоит вернуться в Италию. Однако евреи, которым некуда возвращаться, остаются и «заражают» своих хозяев. Китгель не использовал слово «паразиты», однако, несмотря на его в целом елейный тон, эта метафора напрашивается сама собою. Дабы у читателя не оставалось сомнений, Киттель высказывается и более прямо: если «гости» не будут вести себя в Германии надлежащим образом, «мы безжалостно укажем им на дверь» 80.
Представ в позе бесстрашного трибуна истины столь суровой, что немногие осмеливаются говорить о ней вслух, Киттель использовал свое знакомство с современной интеллектуальной культурой, чтобы дискредитировать иудаизм. Он цитировал работы иудаистских теологов Мартина Бубера, Ганса Иоахима Шёпса (Schoeps) и Йозефа Карлебаха (Carlebach) как наглядный пример внутренней пустоты одновременно
84//85
и прогрессивного (реформированного), и ортодоксального иудаизма в эпоху светского мировоззрения. Умело используя самокритичные заявления еврейских интеллектуалов вроде Франца Верфеля и Альфреда Дёблина, Киттель обличал и ортодоксальный, и реформированный иудаизм: первый — за бесплодность, второй — за извращенность. Сваливая всю ответственность за их беды на самих евреев, Киттель утверждал, что две тысячи лет религиозного сепаратизма привели к необратимой мутации евреев в «расу бродяг»; иудаизм, опасный для христиан, не приносит в то же время утешения и самим евреям. «Хоть на первый взгляд изоляционистский подход может показаться нехристианским», Киттель настаивал, что в конечном счете он наиболее нравствен. Используя форму вопросов и ответов, он вопрошал: не аморально ли изгонять из общества людей, не сделавших ничего плохого? Нет, поскольку законы против евреев имеют в виду коллектив в целом и не относятся к конкретным личностям. Понимая, что христиане еврейского происхождения будут страдать, утратив права, которыми обладали их предки, Киттель вполне допускал, что этот неожиданный остракизм может показаться им несправедливым. Однако он еще и еще раз повторял, что в конечном счете эти меры приведут к общественному равновесию и окажутся благотворными и для христиан, и для евреев.
Прямо говоря о тех нравственных страданиях, которые принесет евреям их новый статус, Киттель как теолог успокаивал совесть христиан, обеспокоенных одним весьма щекотливым этическим аспектом этой проблемы. Веками христианские миссионеры призывали евреев признать Христа своим спасителем. Теперь же Киттель прямо провозгласил, имея в виду новообращенных и их детей: «С полнейшей и недвусмысленной ясностью Церковь должна заявить, что крещение не затрагивает еврейской сущности... крещеный еврей не становится немцем. Правильнее будет называть его иудео-христианином» 81. Дабы придать рациональное обоснование этому предательскому тезису, Киттель приводил аналогии сексуального и расового характера. Цитируя апостола Павла, Киттель уподоблял еврейских и немецких христиан мужчинам и женщинам, равным перед Христом, несмотря на различие их социальных ролей и статуса. Также он приводил в качестве примера миссионеров в Китае, Индии и Соединенных Штатах, которые вовсе не требуют того, чтобы их новообращенные стали частью общества европейского типа. Как бывшие рабы на американском Юге, евреи-христиане (Judenchristen) должны выработать особое, этнически обусловленное вероисповедание. «Еврей-христианин — точно такой же полноценный христианин, как и я сам, но в силу определенных причин он не может быть немецким прихожанином» 82. Когда-нибудь, уверял Киттель, все «нравственные христиане» и «лучшие из евреев» поймут благотворность этих мер. Настаивая, что «разумеется, неправильно называть их антихристианскими», Киттель внушал читателям, что, если евреи-христиане проявят «такт, любовь и понимание», «подобные ограничения не покажутся бессердечными» 83.
85 // 86
Быстрая и решительная чистка, рассуждал Киттель, причинит меньше страданий, чем постепенная изоляция. В отличие от умеренных, предлагавших лишить евреев доступа только к определенным видам деятельности — к государственной службе, например, или к средствам массовой информации, - Киттель настаивал, чтобы полностью устранить евреев из общественной жизни, поскольку, оставаясь хоть как-то
86//87
связанными с Volk, они сумеют воспользоваться этой связью, чтобы распространять свое влияние. Евреи, как ясно давал понять Киттель, должны последовать примеру «итальянского дирижера» и «не задерживаться в гостях» слишком долго. Решать, когда именно закончится срок «пребывания в гостях», Киттель предоставлял христианам-евреям, перекладывая тем самым ответственность за изоляцию евреев на их собственные плечи. Но не забывал он обращаться с увещаниями и к христианам немецкого происхождения: «Мы не должны быть мягкими. Мы не должны допустить, чтобы сохранялись условия, приносящие вред и немецкому, и еврейскому народам», пусть даже евреям и предстоит претерпеть «жестокие тяготы и крайние лишения». Киттель признавал, что «весьма многим евреям придется испытать суровую нужду и голодать в самом прямом смысле слова (aushungem)... тонкие, благородные, образованные люди будут морально сломлены, утратив профессию и источники дохода» 84. Однако Киттель спешил успокоить сердобольных христиан, уверяя, что богатые международные еврейские благотворительные организации непременно придут на помощь. В отличие от Хайдеггера и Шмитта, которые, по-видимому, вообще не задумывались о страданиях преследуемых, Киттель приводил этические аргументы, оправдывавшие «недолгие» мучения евреев долгосрочными выгодами для христиан. Для него продолжающееся «загрязнение» этнической немецкой крови представляло столь очевидную опасность, что определенная душевная черствость как бы диктовалась самим положением вещей 85.
Первое издание «Еврейского вопроса» разошлось быстро, и на Киттеля обрушился шквал критики 86. С точки зрения умеренных, расизм одного ученого уровня Киттеля перевешивал десятки тирад вульгарных антисемитов вроде Штрайхера и Розенберга. Со сдержанностью, которая выглядит невероятной в подобной ситуации, Мартин Бубер упреквул Киттеля за то, что он «порочит иудаизм и евреев». Проигнорировав исключительно корректный тон Бубера, Киттель резко ответил ему, что сравнивать еврейскую и христианскую традицию — то же, что «сравнивать рыб и птиц». В самой еврейской Библии утверждается, что иноверцы должны иметь «статус гостей» 87. Как, вопрошал он с негодованием, может Бубер не замечать того, с каким глубоким уважением отнесся он к его переводу Библии? С каждым новым критическим отзывом Киттель всё более и более преисполнялся уверенностью в собственной непогрешимости. Во втором издании «Еврейского вопроса» он опубликоно письмо Бубера и свою собственную яростную отповедь. В первоначальном тексте Киттель изменил только одну строчку. В том пассаже, где он рассуждал, что физическое уничтожение евреев невозможно по практическим соображениям, он добавил: «и по христианским» 88.
Личные и политические судьбы Хайдеггера, Шмитта и Киттеля Огражают ценностные установки тогдашнего немецкого среднего класса Как и многие их сверстники, эти Doctor Professoren ухватились за этнической солидарности во времена политического смятения,
87//88
экономических неурядиц и культурного плюрализма. В аудиториях и на страницах научных работ они выражали смутное стремление к гармонической общности («Gemeinschaft»). Долгое время наблюдая политический процесс со стороны, все три этих незаурядных мыслителя сделали наконец свой выбор в пользу бывших фронтовиков, воплощавших идеал мужества, напористости и этнической подлинности. О степени популярности Гитлера можно судить по тому, что в 1933 году Хайдеггер, Шмитт и Киттель не только разделили общий энтузиазм этнической солидарности, но и разработали свои глубоко оригинальные концепции общественного развития. Поддавшись настроению битвы — с коммунизмом, культурным вырождением и евреями, — они приняли и этические установки, типичные для воинских объединений 89.
В начале 1933 года нацистская революция дала мощный импульс энергиям этих трех общественно значимых интеллектуалов, которых прежде политические проблемы волновали достаточно мало. Не разделившие, судя по всему, военной лихорадки 1914 года, они с энтузиазмом примкнули ко второй общенациональной мобилизации, которую суждено было пережить их поколению. Объясняя свою приверженность новым идеалам, они прославляли героическую мораль, ставившую общество над индивидуумом, инстинкт — над разумом, «подлинность» — над рационализмом и суровость — над состраданием. Отвергнув веру в общечеловеческие ценности эпохи Просвещения, они применили к человечеству шкалу биологической иерархий, в которой арийцы занимали более высокое место, чем евреи и славяне; генетически полноценные — более высокое, чем «ущербные от рождения»; мужчины — более высокое, чем женщины. В Гитлере они приветствовали возрождение героического начала, которому до тех пор уделяли мало внимания.
Шмитт, Хайдеггер и Киттель оказали неоценимую услугу Гитлеру и его банде политических выскочек. В 1933 году нацистские вожди еще не отыскали действенной формулы для популяризации радикального антисемитизма в не-нацистской среде. Насилие нередко вызывало сострадание к жертвам, бойкоты причиняли неудобства покупателям и раздражали их, грубые лозунги нацистской прессы оскорбляли образованную элиту. Хайдеггер, Шмитт и Киттель предложили «сдержанную», рационалистически обоснованную альтернативу дикому, стихийному антисемитизму «старых бойцов» («Judenkoller»); о подобном уровне теоретического осмысления Гитлер и его окружение могли только мечтать. Гитлер, в 1933 году выступавший со своими проповедями по радио перед аудиторией, насчитывавшей свыше 20 млн слушателей, славил этническое возрождение, но почти не упоминал о евреях. В этот критический момент, когда сам Гитлер обходил эту тему молчанием, Хайдеггер, Шмитт и Киттель, неожиданно ввязавшись в бой, перевели грубые лозунги и шокирующую образность нацистов на респектабельный язык академической науки, которая таким образом оправдывала не только диктатуру Гитлера, но и антисемитизм 90.
88//89
Это неожиданное рвение образованных представителей среднего класса глубоко опечалило их коллег и друзей, изгнанных из кругов, которые они привыкли считать своими. Современник Йозеф Леви с Горечью заметил, что он и его друзья-евреи не были удивлены тем, что большинство немцев приветствовали нацизм, — «но вот от интеллектуалов мы могли бы ожидать большей смелости, большей честности... Куда делись их любовь к ближнему, их гуманизм!» 91. Хайдеггер, Шмитт и Киттель подали пример всем образованным немцам — то есть как раз именно тем, кто наиболее тесно был связан с евреями в личном и профессиональном плане; была заложена твердая нравственная основа для всевозможных ограничений евреев в правах, последовавших за апрельским бойкотом. Все три названных мыслителя, выступив апологетами утопии объединенного этноса 92, заложили прочный фундамент для нацистской совести. Каждый внес свой собственный оригинальный вклад в переосмысление традиционного понятия о доблести, понимаемой теперь как способность беззастенчиво издеваться над слабыми во имя Volk.
Примечания
65 Отец Киттеля восхищался мужеством еврейских солдат, проявленным в рвой мировой войне. См.: Ericksen R.P. Theologians under Hitler... P. 207; \tel R. Leipziger akademische Reden zum Kriegsende. Leipzig: Lorentz, 1919; m. Judenfeindschaft oder Gotteslasterung. Leipzig: Wiegand, 1914.
66 Подробнее о теологической историзации антисемитизма Киттеля см.: Siegele-Venschkewitz Е. Neutestamentliche Wissenschaft vor der Judenfrage: Gerhard Kittels ogische Arbeit im Wandel deutscher Geschichte. Munchen: Kaiser, 1980. S. 7-33.
67 См.: Ericksen R.P. Theologians under Hitler... P. 25-26.
68 См.: Ibid. P. 54.
69 Ericksen R.P. Assessing the Heritage // Betrayal: The German Churches and s Holocaust / Ed. S. Heschel. Minneapolis (MN): Fortress, 1999. P. 24.
70 Siegele-Wenschkewitz E. Neutestamentliche Wissenschaft... S. 63.
71 См.: Ibid. S. 64-66.
72 См.: Ericksen R.P. Theologians under Hitler... P. 205.
73 Подобные дискуссии велись довольно часто, см.: Stern H. Angriff und wehr: Em Handbuch der Judenfrage. Berlin: Philo, 1924.
|74 См.: Siegele-Wenschkewitz E. Neutestamentliche Wissenschaft... S. 69. См. также: Kittel G. Die Judenfrage. Stuttgart: Kohlhammer, 1933. Эту книгу, вышедшую в 50-ю годовщину основания «ферайна» (Verein) — союза немецких студентов в Тюбингене, Киттель посвятил «Братьям по союзу» («Meinen Bundesbrudern»).
75 См.: Kittel G. Die Judenfrage... S. 7.
76 Ibid. S. 9. См. также: Feder G. Das Programm der NSDAP und seine weltanchaulichen Grundlagen. Munchen: Eher, 1933. S. 30.
77 «Идея в любом случае настолько абсурдна, что не стоит тратить усилия на ee опровержение» (Kittel G. Die Judenfrage... S. 14).
78 В переиздании 1934 г. Киттель добавил, что, может быть, другие народы захотят принять немецких евреев, однако он явно сомневался в том, что это
319//320
возможно. Киттель использовал термин «насильственное искоренение еврейства» («eine gewaltsame Ausrottung desjudentums»), см.: Ibid. S. 14, 115.
79 См.: Ericksen R.P. Theologians under Hitler... P. 55—57; Kittel G. Tudenfrapp S. 13-27.
80 Ibid. S. 51.
81 Ср.: Hitler A. Rede auf einer NSDAP-Versammlung, Nuremberg, Jan. 3. 1923// Hitler: Samuiche Aufzeichnungen, 1905-1924/Hrsg. v. E.Jackel. Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1980. S. 776—780. Doc. 454. В этой речи фюрер поносил «христианских евреев», предавших Христа, уверял, что они «эгоистичны, как шлюхи», и объявлял, что заповедь «любви к ближнему» к ним относиться не может. Напротив, по его словам, они заслуживают «только виселицы».
82 Kittel G. Die Judenfrage... S. 105.
83 Ibid. S. 108. 27 сентября 1933 г. две тысячи протестантских священников поддержали идею введения «арийского параграфа», в соответствии с которым священники еврейского происхождения лишались сана.
84 Ibid. S. 68. См. также: Weinreich M. Hitler's Professors... P. 41.
85 См.: Kittel G. Die Judenfrage... S. 67.
86 Протестантский теолог писал: «В Англии никого — ни евреев, ни христиан — не волнуют взгляды профессоров-нацистов, перешедших на сторону Гитлера и погрешивших против света. О таких и говорить нечего... но о Вас мы беспокоимся, о Вас мы скорбим, потому что до сих пор считали, что Вы — на стороне ангелов» (цит. по: Ericksen R.P. Theologians under Hitler... P. 29).
87 Киттель настаивал, что евреи должны считаться посторонними, поскольку они «всегда гости, всегда чужие, всегда существа иного рода» (Ggstsein, Fremdlingsein, Andersartigkeit), отмечая при этом, что его мотивы не имеют ничего общего с ненавистью. Он разъяснял, к примеру, что его утверждение о том, что слишком много посредственных евреев занимаются определенными видами деятельности, не является «порочащим». Порочащим оно было бы только в том случае, если бы он заявлял, что раса делает евреев посредственными, см.: Kittel G. Die Judenfrage... S. 95; см. также: Weinreich M. Hitler's Professors... P. 216—218. По поводу ответа Бубера см.: Friedman J.С. The lion and the Star: Genulejewish Relations in Three Hessian Communities, 1919—1945. Lexington: University Press of Kentucky, 1998. P. 143-144.
88 Его коллеги-теологи были поражены тем, что христианин может писать подобные вещи. Одному из критиков (процитированному Киттелем в примечаниях ко второму изданию) казалось, что Киттель не рекомендует прямое убийство («totschlagen») только потому, «что это могло бы показаться немного бесчеловечным». Один из британских критиков задавался вопросом: «Разве не примечательно, что, когда этот теолог рассуждает о целесообразности погромов... он отказывается [от них] не потому, что они являются злом, но только потому, что они нецелесообразны?» (Kittel G. Die Judenfrage.... S. 115).
89 См.: Bendersky J.W. Carl Schmitt: Theorist for the Reich. Princeton (NJ): Princeton University Press, 1983. P. 203.
90 См.: Weinreich M. Hitler's Professors... P. 41-42.
91 LevyJ.B. Die guten und die bosen Deutschen // Sie durften nicht mehr Deutsche sein:Judischer Alltagin Selbstzeugnissen, 1933-1938/Hrsg. v. M. Limberg, H. Riibsaat Frankfurt am Main: Campus, 1990. S. 178-182.
92 Утопия объединенного этноса. — Немецкая национальная идея виделась нацистам как идея создания единого национального государства, объединяющего многочисленную немецкую диаспору в соседних с Германией странах. Многие откровенно восприняли эту идею как утопию. (Примеч. Н.Л.)