Раздел Ва якхель 22 адара-I 5771 26 февраля 11
АКТУАЛИЯ
«И говорил Ашем Моше, сказав: Говори сынам Исраэля, и возьмут Мне возношение от каждого Мужа, которого подвигнет сердце его, возьмите возношение Моё» (Шмот 25, 1-2). Раши подчеркивает, что любое пожертвование на сооружение Мишкана в пустыне могло быть дано только с чистыми намерениями, без всякого сожаления или желания извлечь ту или иную выгоду. И все сыновья Израиля не только принесли пожертвования, но и приняли участие в возведении переносного Храма с чистым сердцем. Поэтому добрые намерения сыновей Израиля можно считать основанием Мишкана. А Мишкан является моделью всего мира. И, очевидно, что Тора хотела раскрыть нам, что мир, хотя мы это и не замечаем, стоит на той чистоте сердца и доброте, которую сохраняют праведные сыновья Израиля и которой стремятся достичь многие и многие люди из числа нашего народа. Если бы не было этой чистоты помыслов и доброты, мир не мог бы устоять. Таким образом, творение началось с проявления желания делать добро, как сказано: «Всевышний – благо для всех и милость Его – на всех творениях Его» (Теилим 45:9), а существование мира поддерживается добрыми намерениями сыновей Израиля. Они должны проявляться не только в стремлении создать Храм, но и во всех делах. Добрыми намерениями строится и еврейская семья и национальный дом. Тора Израиля – это тот инструмент, при помощи которого раскрывается добро, заложенное в наших сердцах. Рав Дов Бигон
ЗА СУББОТНИМ СТОЛОМ Шломо и Амедай
«И сказал Моше всей общине сынов Исраэля, сказав: это слово, которое приказал Ашем сказать: Возьмите от вас возношение для Ашем, всякий подвигнутый сердцем своим принесёт возношение Ашем: золото и серебро, и медь» (Шмот, 35, 5-6). Сооружение Мишкана было связано со многими чудесами. Так, Моше постоянно видел перед собой конструкцию Мишкана, менора сама вышла из огня, когда в него бросили слиток золота, средний шест, соединявший доски, когда его пропускали в отверстие, сделанное в каждой из них, сам изгибался так, что проходил через все три стенки. Но самое удивительное произошло, когда потребовалось выгравировать на драгоценных камнях, предназначенных для нагрудника первосвященника, имена колен Израиля. Это не мог сделать ни один мастер. И тогда Моше был дан жучок-шамир, который мог прорезать любой, сколь угодно твердый материал. Моше осталось только написать буквы и опустить жучка на камни.
Шамир или рациональный подход
Некоторые из мудрецов Талмуда утверждают, что шамир понадобился еще раз – когда Шломо строил Храм. Тора запретила обрабатывать металлом только камни жертвенника (Дварим, 27:4). А Шломо распространил этот запрет на все элементы конструкции (Сота, 48б; Тосефта, Гитин 68а; Даат Микра). И поэтому металлические инструменты не использовались на территории Храма и его дворов ни для обтесывания досок, ни для подгонки камней друг к другу. Шломо исходил из того, что в сознании людей железо ассоциируется с оружием, несущим разрушение и смерть, и поэтому удалил его от места строительства Храма, который должен являться источником жизненных сил и благословения для всех сыновей Израиля. Некоторые из мудрецов Талмуда считали, что Шломо запретил использовать железные инструменты только на горе Мория, и все необходимое для строительства и облицовки стен и для укладки перекрытий доставлялось полностью готовым. И лишь камни для жертвенника были взяты из потока, где их обточила вода. А другие мудрецы Талмуда говорили, что запрет использовать железо при строительстве Храма был общим и не ограничивался территорией горы Мория. И когда их оппоненты возражали, что это сделало бы невозможным ни высечение каменных глыб из скалы, ни их обтесывание, они отвечали, что у Шломо был жучок шамир, который рассекал скалу точно по прочерченной линии – так, что поверхность получалась прямой и идеально гладкой. При столкновении двух мнений в Талмуде всегда побеждает то, которое предполагает использование реальных, а не мистических средств. Поэтому закон утверждает, что в будущем при строительстве Храма жертвенник должен быть выложен из цельных камней, а при возведении стен самого здания будет запрещено использовать металлические инструменты на горе Мория.
И все таки о жучке
Был жучок или не был, а агада Талмуда сама по себе всегда представляет большой интерес, переносит нас в мир эмоций и переживаний, психологии и внутреннего диалога с Творцом. Рассказывается, что Шломо спросил мудрецов Торы, можно ли построить Храм, не используя для обработки камней железные инструменты. И они напомнили ему, что у Моше был жучок Шамир, который мог рассечь даже самые прочные камни. После долгих размышлений Шломо пришел к заключению, что шамир находится у Сатана – ангела, которому поручено ставить перед испытанием праведных людей. А со временем стало известно, что овладеть жучком можно только с помощью его слуги Ашмедая. И тогда Шломо призвал к себе главу своего войска Бенаяу, сына Йеояды, человека исключительной праведности, и поручил ему связать Ашмедая и привести его во дворец.
Охота
Бенаяу взял с собой цепь и перстень, на которых было написано имя Всевышнего, а также лопату, вино и паклю, и отправился в путь. Он нашел в пустыне гору, о которой сказал ему Шломо, спрятался и стал наблюдать. Оказалось, что Ашмедай поднимается к небесам и учит Тору с душами тех праведников, которые удостоились пребывать в самых высоких сферах духовного мира, затем спускается вниз и слушает слова самых великих мудрецов народа Израиля. Устав, он приходит к колодцу, который запечатан печатью, и, открыв его, пьет воду. Бинаягу – в отсутствие Ашмедая – выкопал яму и пробил дно колодца. Когда часть воды вытекла, он заткнул отверстие паклей. Затем он сделал отверстие в верхней части колодца и вылил в него вино, а образовавшуюся дыру заложил камнем. Открыв колодец, Ашмедай почувствовал запах вина и не стал пить. Но через какое-то время не смог справиться с жаждой, выпил, опьянел и уснул. Бенаяу надел на него цепь и закрыл ее на замок. Проснувшись, Ашмедай попытался разорвать цепь, но когда Бенаяу сказал ему, что на ней написано святое имя, тот смирился.
Где жучок?
Оказавшись перед Шломо, Ашмедай взял палку, отмерил ею на полу четыре локтя и сказал: «Когда ты умрешь и положат тебя в землю, то ты поместишься в совсем небольшом пространстве. Неужели тебе мало власти над всем миром, что ты решил покорить и меня?» Сказал ему Шломо: «Ничего мне не надо от тебя для себя лично, но я хочу построить Храм имени Всевышнего, а для этого мне нужен шамир». Ответил ему Ашмедай: «Не мне передан шамир, а ангелу, управляющему силой морей. А тот в свою очередь передал его духифату – птице пустыни, и заставил ее поклясться, что она будет хранить этого жука и никому не отдаст его. С тех пор духифат приносит шамира на одну из гор пустыни и кладет на нее. Когда скала раскалывается, он приносит семена деревьев и бросает в образовавшуюся трещину. Они падают недалеко от подземных вод и пускают корни. Когда вырастают деревья, на это место приходят люди и строят города и селения». Шломо отправил своих слуг, и те нашли гнездо духифата и закрыли его прозрачным стеклом. Когда птица прилетела и натолкнулась на преграду, она захотела расколоть ее и положила на нее жучка. Спрятавшиеся неподалеку слуги Шломо вспугнули духифата и схватили жука, положили его в свинцовый ящик и принесли во дворец. Это позволило высекать камни из скал и обтачивать их, не используя железные инструменты.
Что произошло потом
Ашмедай находился в плену, пока не был построен Храм. Однажды Шломо спросил его: «Чем ты сильнее людей?» И Ашмедай согласился показать, на что он способен, если с него будет снята цепь и если ему будет дан перстень царя. Когда он был освобожден и получил перстень, то уперся одним крылом в небеса, а другим в землю, и отбросил Шломо на расстояние в четыреста миль. Шломо оказался в незнакомом месте и все, что у него было, – это посох, на который он опирался. Даже куска хлеба ему неоткуда было взять. И об этих днях Шломо сказал: «Какая выгода человеку от всех его усилий, которые он прикладывает (трудясь) под солнцем?» (Коэлет, 1:3). Он ходил от двери к двери и говорил: «Я – коэлет (наставник народа), был царем над Израилем в Йерушалаиме…» (Коэлет, 1:12), а теперь я властвую только над своим посохом». А люди отвечали ему: «Царь Шломо сидит на своем престоле, а ты ходишь тут…» И из жалости ставили перед ним миску с кашей из зерен грубого помола. Он проделал длинный путь и добрался до Санэдрина. Выслушали его мудрецы и сказали: «Не бывает сумасшедших, которые все воспринимают верно, и ошибаются только в чем-то одном. Тогда кто же это перед нами?» Привели Шломо во дворец и дали ему цепь с именем Всевышнего и перстень царя. Увидел это Ашмедай – и сразу убежал (Гитин, 68б). Спорили два мудреца о том, удалось ли Шломо вновь овладеть престолом. Рав сказал: «Был царем, а стал простым человеком», а Шмуэль утверждал: «Был царем, стал простым человеком, а затем вновь стал царем» (Гитин, 68б).
Смысл агады
Речь идет не о событиях, происходивших в реальном мире, а о той внутренней борьбе, которую постоянно вел Шломо. Ему не приходилось противостоять дурному началу, подталкивающему человека к получению удовольствий или безделью. Проблема, стоявшая перед ним, была гораздо сложнее. Он знал, что Храм, который он построит, не будет вечным, все его достижения через триста или четыреста лет будут уничтожены врагом. Это приводило его в уныние и не позволяло ему работать в полную силу. Мысль о будущем разрушении Храма и уничтожении царства, мешавшая Шломо составлять планы и претворять их в жизнь, представлена в агаде как Ашмедай. Основное занятие этого слуги Сатана – постижение Торы на верхнем уровне небес и овладение ее законами в доме учения на земле – отражает борьбу, происходившую в душе Шломо: он пытался найти непреходящий смысл в делах человека и тем самым преодолеть уныние. Он проникал в тайны духовных миров и стремился найти их отражение в повседневной жизни. Но ему это не удавалось. И его попытки «соединить небо и землю» агада представила, как взлет Ашмедая к небесам и его возвращение на землю. Шамир на языке мудрецов, записавших агаду, – это способность человека раскрыть связь творений с источником жизни и преобразовать мир. Мудрецы рассказали об этой способности как о птице, которая при помощи жучка находит под скалами живительный источник и превращает пустыню в цветущий сад. И Шломо, пока шло строительство Храма, мир представлялся домом Всевышнего, дающего жизнь Своим творениям. Но после окончания строительства он утратил живое ощущение Божественного присутствия, и им овладели тяжелые мысли. В агаде об этом рассказывается как о победе Ашмедая над Шломо. Всевышний, сочтя уныние Шломо проявлением неблагодарности, забрал у него мудрость. И тот стал обычным человеком, и ему потребовались совет и помощь, в которых он никогда раньше не нуждался. В агаде об этом рассказывается как о периоде скитаний, когда никто не признавал в нем мудрейшего человека и те, к кому он обращался, давали ему пищу для бедных – разговаривали с ним на самом простом уровне. Пребывание на троне Ашмедая означает на языке мудрецов, что жизнь человека потеряла для Шломо какой бы то ни было смысл. По мнению Рава, Шломо так и не удалось до конца жизни преодолеть подавленное состояние, и он, лишившись всех своих необычных свойств, потерял власть над миром. А Шмуэль утверждал, что Божественное благословение вновь вернулось к царю Израиля. Рав Зеев Мешков Когда мы едины На первый взгляд раздел начинается вполе обыденно: «И собрал Моше всю общину сынов Исраэля и сказал им: эти слова, которые приказал Ашем сделать» (Шмот 35, 1). Но вспомним, что в свитке Торы нет разделения на главы, значит, эта фраза идёт за похожей: «И после этого подошли все сыны Исраэля, и приказал им всё, что говорил Ашем с ним на горе Синай» (Шмот 34, 32). Правда, между ними ещё три строки: «И заканчивал Моше говорить с ними, и давал на лицо своё покрывало. И когда приходил Моше перед Ашем говорить с ним – снимет покрывало до выхода его – и вышел, и говорил сынам Исраэля, что ему приказано. И видели сыны Исраэля лицо Моше, когда лучилась кожа лица Моше – и возвращал Моше покрывало на лицо своё до прихода его говорить с Ним» (Шмот 34, 33-35). Но эти три строки, очевидно, есть общее описание порядка общения Моше с сынами Израиля, порядка передачи им указаний Ашем, и не разрывают последовательность событий. Итак, к Моше «подошли все сыны Исраэля», и сразу «собрал Моше всю общину сынов Исраэля»! Помня об экономном стиле Торы, остается предположить, что, если в первом случае речь идет о чисто физическом, пространственном процессе, в котором участвовал индивидуально каждый еврей, подойдя к Моше, то во втором собрание иное и относится оно к общине, а не к личностям. Понять суть этого собрания можно, посмотрев на следующие указания Моше. Собравшейся общине он передает заповедь о субботе: «Шесть дней будет делаться ремесло, а в день седьмой будет для вас выделенность – шабат шабатон для Ашем, всякий делающий в него ремесло будет умерщвлён» (Шмот 35, 2). Затем идет приказ о сборе материалов и строительстве походного Храма – Мишкана: «И всякий мудрый сердцем среди вас придут и сделают всё, что приказал Ашем. Мишкан, шатёр его и покрытие его, крючки его и брусья его, засовы его, столбы его и подножия его» (Шмот 35, 10-11). Суббота – это особое единство времени, точнее – это время, принадлежащее Единому. Мишкан – это особое единство места, или место, принадлежащее Единому. Для того, чтобы народ смог принять и выполнять заповедь субботы, чтобы народ смог создать такое место, как Мишкан, необходимо особое единство народа – народ должен принадлежать Единому! Только в этом случае народ образует общину сынов Израиля, а не толпу. Как Микдаш состоит из множества деталей, драгоценных и в отдельности (серебро, золото, тхелет, драгоценные камни и т.д.), но только вместе создающих особое пространство, как суббота состоит из множества заповедей, важных и в отдельности (жертва мусаф, молитва, трапеза, изучение Торы, семейный отдых и т.д.), но только вместе придающих великолепие дню, так и народ, состоящий из множества личностей, каждая из которых уникальна, ценна и неповторима, но только вместе они создают общину, достойную называться народом Творца. Но разве это единство народа уже не было достигнуто? Ведь уже до Синайского Откровения: «И двинулись из Рэфидим, и пришли в пустыню Синай, и расположились в пустыне, и расположился там Исраэль против горы» (Шмот 19, 2) и комментаторы отмечают, что «Двинулись,… пришли…» во множественном числе, «и расположился там Исраэль» - в единственном. Перед получением Торы Израиль подсознательно становится единым организмом. Действительно, единство было, его не могло не быть. Тора это национальная конституция Израиля, а не религия одиночек и, поэтому, не может быть принята группой индивидуумов. Но ошибка, допущенная Израилем – изготовление золотого телёнка – разрушила общность. В Иерусалимском талмуде сказано: «Учил рабби Шимон Бар Йохай: тринадцать тельцов сделали евреи». Но Тора говорит про одного? Противоречия нет. Гематрия, числовое значение слова «один» (на иврите – «эхад») равно тринадцати. Отказ от Единого разобщает евреев. Фразу Шимона Бар Йохая можно интерпретировать и так: занимаясь изготовлением золотого тельца, каждый еврей имел свою, эгоистическую цель, пытаясь наладить личный контакт с Создателем. Тора ясно показывает этот процесс распада общности. Когда Моше отправился на гору Синай получать скрижали, «увидел народ, что задерживается Моше спуститься с горы, и собрался народ на Аарона, и сказали ему: встань, сделай нам Эло’им, которые пойдут перед нами» (Шмот 32, 1). Единый народ «увидел», «собрался», но желания идолопоклонства разбивает общность – «сказали»! И все последующие действия по участию народа в создании телёнка идут во множественном числе. Поэтому восстановление единства – первая задача Моше. Никаких особенных действий Моше для этого не предпринимает, ограничиваясь словами. Но, как объяснял Баал Шем Тов, это были слова, обращенные к общине. А слово «община» - «эда» на иврите – однокоренное со словом «ади» - «драгоценность». Только потому, что каждый еврей был драгоценностью в глазах Моше, он смог говорить их сердцам. И слова эти были особенными. Раби Менахем Мендл из Коцка сказал: «Выходящее из сердца попадает в сердце» - только если слова возвращаются в сердце, из которого вышли, то есть только те слова оказываются действенными по отношению к другому, которые действуют на самого говорящего. Другое однокоренное слово «эд» - «свидетель». Община – свидетель происходящего. И об этом достигнутом единстве Израиля, связанном с выделенностью, единстве с Единым мы повторяем каждый раз завершая субботу: «Благословен Ты Ашем, Элохим наш, отделивший между выделенным от обычного (помещение Микдаша), между светом от тьмы (в первый день Творения), между Израилем от народов, между седьмым днем от шести рабочих дней (суббота). Благословен Ты Ашем, отделивший между выделенным от обычного!» Д-р Ури Линец
|