Инна Ослон. ВЕРНУТЬСЯ В АНГЛИЮ

[Инна]

В Англии мне не хватало американского размаха, просторов, знание карты вызывало ощущение близкого берега, и все, как на картине, укладывалось в иной масштаб. Про Англию писать трудно: как найти слова, чтобы выразить неуловимое, сдержанность природы, общую неброскость, приглушенность красок, историческое достоинство.

Англия вспоминается отдельными пейзажными мазками – вот выхваченный взглядом из поезда луг, бегущий вверх по пологому склону; Гайд-парк, где на подстриженной в шахматную клетку бледноватой травке валяются посетители, древние стены Вестминстерского аббатства с пролетающей стайкой розовощеких школьников, набережная в Эдинбурге, уединенная тропка вдоль канала с коричневой водой в Оксфорде, лондонские блестящие черные такси; суета вокзала Виктория.

Что же можно увидеть за семь с половиной дней? Очень много, больше, чем можно потом вспомнить.

Вот хотя бы этот мутный канал...или все-таки речка? Вы говорите, это Темза? Как Темза? Та самая, широченная под Лондоном и Гринвичем, в приливы поднимается на три метра? - Да, а здесь, в Оксфорде она другая, - отвечает местная жительница, вышагивающая между лопухами и осокой. А вот вдоль той же тропинки начали встречаться очень узкие суденышки семейно-прогулочно-спортивного типа, – в местах пошире их с трудом разворачивают, отталкиваясь от берегов шестами. Это тоже Темза или сообщающиеся с ней водные протоки? Не припомню, а местная леди уже далеко.

Оксфорд был не первым впечатлением от Англии, но раз уж память его зацепила... Вот другая речка, огибает ботанический сад. Тут с радостным, но приглушенным визгом катается на плоских лодках студенческая молодежь, весел нет, тоже шесты. Сам сад невелик, но толков и выдает национальное внимание англичан к любой растительности. В нем есть грядки, где растут простые местные овощи: морковь, лук, горох, турнепс...

Но в Оксфорд ездят не ради ботаники. Это небольшой городок с маленьким вокзалом и очень оживленной туристами главной улицей, вдоль которой располагаются и средневековые здания университета, и магазинчики и ресторанчики. Многие студенты на велосипедах. Старина здесь не подавляет, а очень уютна. Больше всего умилил общинный выгон (commons) на задворках университета, который используется так же, как и несколько веков назад: тут гуляют, гоняют мяч, вот только не лошади на привязи на пыльной вытоптанной площадке, а машины. От него идем нетуристскими задами вдоль толстой стены 14 века. Это сколько же веков прошло, за которые ни у кого не возникло мысли ее разрушить. В ней время от времени окошки с занавесками и двери. Это квартиры сегодняшних университетских преподавателей. Что они чувствуют в своих жилищах? Замечают ли вообще, где живут?

Если сравнивать с Америкой, Англия меньше ценит комфорт. Девяносто лет назад студент Набоков удивлялся отсутствию смесителей над раковинами. В 2007 году мы их тоже не видели. А между тем, в британских хозяйственных магазинах смесители есть, но пусть будет, как было, чтобы из одного крана – очень горячая вода, а из другого – холодная. Традиции ценней удобств.

Но кое-что изменилось. Знаменитый Ковент-Гарден, где продавала цветочки Элиза Дулитл, превратили в сувенирный рынок. Британский изоляционизм сменился сверхгостеприимством по отношению к другим цветам кожи. Впрочем, и тут не все равномерно. Расовый состав школьников на экскурсиях в эдинбургских музеях очень отличается от лондонского. Если в Лондоне половина учительниц в мусульманском прикиде, а белых детей можно по пальцам пересчитать, то в эдинбургских группах практически все белесые да веснушчатые.

Лондонские школьники ходят в элегантных формах своих школ, тоненькие женщины-служащие цокают по улице на каблучках, а таксистов в костюмах с галстуком хоть сейчас приглашай в Палату лордов. Вот застройка – разностильная. Старинное соседствует с втиснутым новым и зеркальным. Что не новое - то закопченное, но, наверное, уже невозможно смыть эту память о временах смога, который навсегда отложился в литературе и на стенах.

И ведь не скажешь, что по контрасту зелень вся свеженькая, хотя она и вправду обладает этим качеством, - в Англии нет контрастов, Англия вся состоит из нюансов, из негромких разговоров, приглушенных эмоций. И везде чувствуется рука садовника, разместившего цветы и кустарники на любом клочке так, чтобы они не контрастировали, а дополняли друг друга оттенками, формами, лохматостью, густотой листьев, временем цветения. В Лондоне множество маленьких парков за красивыми чугунными заборами и закрытыми для публики калитками. Не выясняли, кого пускают. Но даже из-за ажурной ограды любоваться на эти парки-скверики – удовольствие.

А через другую ограду можно глядеть на Букингемский дворец, присматривая народным глазом за королевой. А может, это королева присматривает за своим народом, потому и живет в центральной части Лондона?

Королевский дворец какой-то потертый, как и весь Лондон. В Англии я не заметила дешевого блеска и меньше всего вспоминаешь о самоварном золоте. И Кенсингтонский дворец, в котором жила принцесса Диана с семейством, тоже впечатления не произвел. Он стоит в Гайд-парке, по другую сторону извилистого рукодельного озера Серпентайн, и любой зевака мог наблюдать, как Диана и Чарльз выгуливали своих малышей на одеяльце, расстеленном прямо на дворцовом газоне. В том же парке уголок памяти Дианы, но мы не пошли – надоела эта мыльная опера вокруг смерти в автодорожном происшествии. Грустно, что по королеве Елизавете (долгих лет ей жизни) такого всенародного рыдания не случилось бы.

Сентиментальны ли англичане? Бог знает. Может, это была всенародная, всеевропейская, всецивилизационная потеря ориентиров? Что они действительно любят нежной любовью, так это растительность.

Она у меня вызывала такое восхищение, что на Британский музей его уже не хватило. Нет, в нем интересно, но в мире давно появилось множество других, не худших музеев и библиотек, и Британский музей медленно дрейфует на периферию культуры вместе с «Британской энциклопедией».

И до Британского музея, и до любого другого знаменитого места Лондона можно доехать на экскурсионном автобусе, если вам удастся встать на правильной стороне дороги. А это трудно - Англия сбивает с толку своим левосторонним движением. Вот, кажется, на седьмой день усвоили урок и ждем автобус там, где надо, нет, опять ошиблись, и уже не знаешь, где лево, где право. Впрочем, для осмотра достопримечательностей сие не важно, рады прокатиться в любую сторону. Билет ценой в 28 долларов годен в течение суток, маршруты пересекаются, выходи на любой остановке, смотри, что хочешь, потом садись на другой автобус.

Так мы и сделали во второй день, в первый ходили только пешком, - знаменитая центральная часть Лондона не так уж велика, и, если вы хороший ходок, транспорт вам не нужен, а любое место лучше всего почувствовать ногами, особенно Англию, ради духа места, – здесь всегда любили пешие прогулки.

А на третий день мы ездили на метро, купив однодневные проездные. Метро узенькое, поезда узенькие, диванчики с матерчатой обивкой, се приятное и домашнее. Самое старое в мире – построено в 1863 году – как же в нем не побывать! Возраст его таков, что им мог пользоваться Шерлок Холмс, - к тому времени, когда появились первые рассказы Конан Дойля, метро было лондонцами освоено вовсю. Сегодня знаменитый сыщик мог бы доехать до станции «Бейкер-стрит» и полюбоваться на собственный памятник, а потом пройти еще немного до собственной квартиры (если эта станция существовала при его жизни).

Вот и мы решили дойти до квартиры на Бейкер-стрит, в которой расположен музей Шерлока Холмса. Ну пусть не Шерлока Холмса, литературной выдумки, но человек его средств в те годы вполне мог бы делить с приятелем квартиру на этой улице. Даже среднему классу, - частному детективу и врачу, - жить в отдельной квартире было не по карману. И сейчас, кажется, не по карману. Трехкомнатная – 600 тысяч евро. Ну, это мы отвлеклись.

Музей интересен как памятник эпохи. Не знаю, как вы, а я представляла себе другие помещения. Вот миссис Хадсон докладывает Холмсу о посетительнице. «Просите», - и в просторную гостиную входит леди с заплаканным лицом. Из дальнего угла встает высокий худой джентльмен и идет ей навстречу большими шагами. Стоп кадр! Не было всего этого! Некуда там идти! Комнатки маленькие. Удобств – минимум (в спальне – ночной горшок). Вся квартира расположена в четырех этажах, соединенных крутыми узкими лесенками. Можно только пожалеть миссис Хадсон, весь день бегавшую вверх-вниз, - ее собственная спаленка – на третьем этаже, а кухня – на первом, - часто не с пустыми руками. Итак, незнакомка входит в очень маленькую гостиную. Это нам из нашего жилищного прошлого почудились атрибуты капиталистически-помещичьего быта. А как же англичане? Не поленилась заглянуть в оригинал. А Конан Дойлю квартира тоже представлялась просторной. Может, это из Америки все кажется мелким? Поезжайте сами и увидите: комнаты не больше хрущевских. Но они изолированы, жильцы отделены друг от друга перегородками британской «прайвеси», и атмосфера там совсем другая.

А вот в Англию Агаты Кристи я не попала, а очень хотелось. Мечтала побывать в английской деревне или маленьком городке, но дней не хватило. Купила билеты – дорогущие - на поезд от Оксфорда до Эдинбурга, чтобы ощутить британскую железную дорогу (у Агаты Кристи, да и у других писателей, все пользуются именно этим видом транспорта, и убийцы, и убитые) и увидеть эту самую деревушку хотя бы из окошка поезда. Не получилось. Любовались, в основном, промышленным пейзажем. А когда ехали на автобусе из Лондона в Оксфорд, наблюдали поделенные на квартиры убогие длинные одноэтажные строения с чахлыми палисадничками перед дверью.

А кое-где – дело было в начале мая – одетые в затрапезное жители этих клетушек, с лопатами и граблями в руках, весело шли к большому земельному прямоугольнику, расчерченному на крошечные клочки, можно догадаться, что по одному на квартиру. Это не деловое предприятие – даже для собственного прокорма там возиться бессмысленно. Это – страсть, увлечение, желание принести в дом собственный пучок петрушки и две лично выращенные морковинки. Вот и у Агаты Кристи все что-то выращивают, и писательница устами своих героев вечно озабочена ленивыми садовниками.

Может и нет ее уже, Англии Агаты Кристи, с деревнями, населенными отставными полковниками, вдовами с многообещающими сыновьями, приличными старыми дамами, растерявшими семейные состояния из-за послевоенного налогообложения, читай – заползающего в Англию социализма. Которые после завтрака неизменно выходят за покупками, и не столько покупают, сколько общаются, сдержанно и вежливо распространяя деревенские сплетни. Живут скромно, но все равно не работают и сами у себя не убирают – для этого в Англии существует другой класс, и классовые границы тверды. Каждый сверчок знал свой шесток. Дочери уборщицы-поденщицы не подняться до медсестры. Но рухнула империя – рушится и классовая структура. Так я думала, прочитав Агату Кристи.

Что так было, подтвердилось в Шотландии. (Я не собираюсь в пределах этого текста выяснять, можно ли Шотландию относить к Англии или это нечто принципиально иное. На вопрос «Шотландия – это Англия?» ответим так: для приезжих - не совсем, вот даже банкноты и парламент у них свои, для шотландцев – совсем не.)

В Эдинбурге зашли в музей «Георгианский дом». Это не отдельно стоящий дом, а часть красивого трехэтажного здания, полукругом огибающего огромную площадь. Оно разбито на роскошные трехэтажные апартаменты с отдельными входами. В конце 18-го – начале 19-го века это был самый престижный адрес в Эдинбурге, а шотландское дворянство тянулось за лондонским, во всем ему подражая, и ради приобщения к столичному свету было готово на многое. Именно этот период отображен в музее.

Там не только, как обычно, выставлены предметы интерьера (мебель, ковры, посуда, грандиозная кухня в подвале с потрясшим меня кастрюльным богатством), там еще показывают фильм об обитавшей здесь семье: мать, отец, дочь-барышня и сын помладше. Переехали сюда из сельского поместья. С финансами плохо, но на шикарный выезд и грандиозные обеды во много перемен (вот для чего столько кастрюль!) ничего не жалко. В частности, по фильму, к хозяину (разумеется, нигде и никак не работающему) приходит банкир для серьезной беседы о его плачевном финансовом положении, и отец семейства распоряжается продать очередной кусок земли, но из города – ни ногой. Одним словом, шотландский «Вишневый сад». Характерно, что хозяин дома принимает по-джентельменски одетого визитера в ночном колпаке и халате, - труженик-банкир для него мелкая обслуживающая сошка. Быт семейства обеспечивала сошка поменьше - многочисленная прислуга, которая делилась на жесткие иерархические категории. Продвижение вверх допускалось только в тесных пределах. Как и в те времена, которые еще успела застать Агата Кристи (которая, вопреки хлесткому заявлению дарьидонцовского издательства, отнюдь не отдыхает), младшая помощница кухарки хорошо понимала, что за долгие годы она может дослужиться до полноправной кухарки, но не до домоправительницы.

Кстати, благородное семейство на все свое хозяйство и личную гигиену употребляло в 100 раз меньше воды, чем современный человек. Как бы им пригодились неудобные британские краны!

Неудивительно, что им не хотелось уезжать из города. Эдинбург и сейчас очень красив и располагает к тому, чтобы в нем поселиться. Исторический центр состоит из двух частей: старинной средневековой с замком на горе и Нового Города, который тоже насчитывает 200 лет и где находится этот музей.

Эдинбург стоит на берегу Северного моря, но был построен вдали от него, на скале. Теперь-то, конечно, окраины добрались до воды, и по набережной очень приятно пройтись. Северному морю, по крайней мере в этом заливе, не очень подходит его название, особенно в мае, - никакой строгости, море ласковое, на вдающемся в залив острым языком полуострове строятся приветливые многоэтажки с дорогими квартирами.

Самое примечательное в Эдинбурге – замок. Виден отовсюду. С него и начинался Эдинбург. Это не роскошный дворец – это суровая крепость с единственным крошечным газоном, кроме которого – ни травинки. Железные орудия да камни, да каменные подвалы. Есть и парадные залы, но они мало располагают к веселью. Самому старому из того, что мы видим, - скоро тысяча лет, а вообще человечество тут селилось намного раньше.

В полдень оттуда по традиции палят из пушки. Нас, туристов, местные власти заботливо пугали, что как выстрелит – мало не покажется, и мы за пару минут до залпа опасливо вышли за стены территории. Раздался слабенький звук, будто ребенок за ниточку хлопушечки дернул. А ведь раньше гром был такой, чтобы за две мили, на кораблях в бухте, услышали. Видно, туристский выстрел отличается от настоящего, но как они это делают?

После стали спускаться по Королевской Миле, цепочке из нескольких улиц, которые ведут от замка. Тут застоялся 15-17 век. Узкие проходы–ответвления в мрачных стенах, по-местному closes, с улицы читаем сохранившиеся над проемами исторические имена (запомнился Адвокатский дворик). Входишь в них как в тесную подворотню. Поднимаешь голову вверх. В одних квартирах как будто живут (интересно, как сюда затащили мебель?), другие как будто заброшены лет двести назад, и балконы затянулись паутиной. Под этими мрачными домами и закоулками расположены мрачные подвалы с действующими привидениями, а вообще это отдельный город.

После всего этого хорошо попасть в Музей детства, который занимает несколько залов на сложных наземных этажах этого лабиринта, и полюбоваться на детские радости разных времен: велосипедики, железные дороги наших дедушек, кукол в постаревших платьях, прочитать моральные наставления из раскрытых книжек для их маленьких хозяек. Очень живой и любопытый,

как и все на Британских островах, а мы не успели побывать в Уэльсе, в Абердине, в Глазго, в Кембридже, в Рединге, в Бате, в Бристоле, в Брайтоне, в Вустере, в Глостере, на островах Гернси, Джерси и Мэн и во всех остальных местах, а завтра ехать в аэропорт мимо последних эдинбургских пригородов, глядя на них со второго автобусного этажа, мечтая, как верные сыны империи, над которой никогда не заходило солнце, что еще вернемся сюда, помня, что они в историческом масштабе действительно вернулись и стали жить на этом своем первозданном острове.