London1

В первой четверти 20-го века литературы на иврит и на идиш всё ещё находились, вопреки всем усилиям стать современными и самостоятельными, под влиянием европейских литератур, в особенности -- русской литературы. Она являлась питательной средой для обеих еврейских литератур, начиная с середины 19-го столетия, но каждая из них подвергалась русскому литературному влиянию по-своему. История отношения к Андрееву в начале 20-го века может дать нам какое-то представление об этих различиях в двух еврейских литературах, а также и о динамике взаимоотношений иврита-идиш-русского в тот период.

При исследовании европейского контекста ивритской литературы принято обращаться к именам наиболее выдающихся и наиболее известных творцов, таких как Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, а также Ницше, Рильке и т.д. Тем не менее, довольно часто именно писатели, которые сегодня считаются менее значимыми и даже вовсе неизвестными израильскому читателю, оказывали большее влияние на еврейскую литературу, чем писатели, известные нам как столпы русской литературы. Например, Тургенев, Некрасов и даже Надсон, Фруг и Чириков имели большее влияние на ивритскую литературу, чем Толстой и Пушкин. У этого явления три причины:

Во-первых, популярность писателя в указанный период, во-вторых, его близость к еврейской тематике и его личное отношение к тяжёлому положению евреев в России. И, в-третьих, тематика и мотивы, дающие возможность найти аналогию в творчестве того или иного русского писателя, с положением евреев: преследования, страдания, оторванность от привычной среды и т.п.

В случае с Леонидом Андреевым (1871-1919) действовали сразу все три вышеупомянутые факторы. В первое десятилетие 20-го века Андреев был очень популярен в России и за её пределами и его творчество было высоко оценено профессиональной литературной критикой. В 1909 Блок писал, что Андреев наиболее читаемый писатель в России. В конце первого десятилетия прошлого века имена Горького, Чехова и Андреева произносились на одном дыхании и не только русскими читателями, но и Йосефом Хаимом Бренером (1881-1921), известным писателем, творившим, в основном, на иврите, одним из классиков современной ивритской литературы. Произведения Андреева переводились тогда на все европейские языки. Начиная с 1906 г. пьесы Андреева ставились в России и в других странах (Бренер упоминает об энтузиазме, с которым произведения Андреева были приняты в Лондоне).

В СССР Андреев был вычеркнут из русской советской литературы за то, что он выступал против революционного насилия и за его нападки на большевиков. Последние годы жизни он провел, в основном, в Финляндии, где писал статьи против Ленина. Он также опубликовал призыв, под названием "SOS" (1919), в котором требовал вмешательство Запада против захвата России большевиками. В 20-е годы произведения Андреева были запрещены в СССР, и только после смерти Сталина вновь пробудился интерес к Андрееву в России и на Западе.

Интерес еврейских писателей к Андрееву связан как с художественными особенностями творчества Андреева, так и с его позицией в еврейском вопросе. Критики, современники Андреева, определяли его как символиста, реалиста, декадента и романтика. Сам он определял своё творчество как "нео-реализм". С ретроспективной точки зрения заметна и явная близость его творчества к экспрессионизму ещё до того как экспрессионизм оформился в литературное течение в Германии. Творчество Андреева отражает шок от столкновения с темными неосознанными сторонами человеческой души и со страшной социально-политической действительностью его времени. Герои его произведений оказываются со своими верованиями на краю бездны или перед глухой стеной и это вызывает у них тревогу, страх, потрясение и парализующий волю шок. Просвещенные люди, идеалисты и даже романтики открывают в себе низкие уродливые и даже страшные страсти. Они обнаруживают ханжеское лицемерие в котором жили до сих пор. Этим творчество Андреева близко по духу с творчеством писателей писавших на иврите и на идиш, таких как Бердичевский, Номберг, молодой Шнеур, Гнесин, Шофман, Ан-ский и Дэр Нистэр.

Интерес евреев к Андрееву был вызван необычайно важной ролью еврейской тематики в его творчестве, его сочувственным отношением к еврейскому вопросу, а также тем, что он занимал резко критическую позицию по отношению к русской православной морали. Этот вопрос он неоднократно характеризовал как "горб" русского человека и как "гвозди, вбитые в наши головы". Виктория Левитина в своей книге "Русский театр и евреи" выразила мнение, что его интерес к еврейскому вопросу возник у него после ознакомления в 1904 с пьесой Евгения Чирикова "Евреи". Не менее важным является еврейское происхождение его второй жены(факт, который не упоминается ни в одной биографии Андреева). Главный герой его первой пьесы "К звёздам" (1906) -- гениальный астроном, стремления которого непонятны обществу. Астроному помогают три ассистента – русский, поляк и еврей по имени Йосиф Абрамович Лунц. В противовес двум другим ассистентам, которые представляют собою карикатурное отображение национальных свойств, еврей является олицетворением другого, чужого, страдающего от вечного одиночества. Он единственный, который покидает Храм науки и уходит в жизнь, в революцию, т.е. совершает, по мнению автора, правильное нравственное деяние.

Пьеса была запрещена цензурой к показу в Москве, запрещена за оскорбление религиозных чувств, но она прошла с огромным успехом в Вене и в Берлине (1906), а в 1912-м – в Гамбурге.

В повести "Иуда Искариот" (1907) отражается ужас страданий Иуды, в которых, быть может, больше святости, чем в страданиях Христа. Такое восприятие еврейской судьбы ещё сильнее выражено в пьесе "Анатэма"(1909), в которой судьба главного героя, Давида Лейзера явно напоминает судьбу Христа. Пьеса была запрещена цензурой в 1910 после нескольких спектаклей. Еврейская судьба является темой трагикомического скетча "Упрямый попугай" (1911), герой которого -- еврей Мендл. Страдания современного ему еврея, которые, по мнению писателя сродни мучениям Иова и Христа занимали Андреева и в его очерке "Ночной разговор"(1915) и в рассказе "Раненый" (1916), в котором описывается одиночество умирающего в военном госпитале солдата-еврея во время Первой Мировой Войны. Андреев написал ряд произведений на библейские и евангельские мотивы, и во всех этих произведениях страдания еврея ужаснее страданий нееврея.

Андреев участвовал в общественной деятельности по защите прав евреев в России. В 1914 он опубликовал статью "Первая ступень (о еврейском вопросе)", которая появилась в виде отдельной брошюры в Одессе (1914) и в Москве (1915). В этой статье Андреев писал об антисемитизме, который он ощущает на себе как горб, позорящий его и весь русский народ. В статье он приводит цитату из поэмы Бялика.."Над бойней" (в переводе Жаботинского): "..О, доколе, доколе, доколе?". В 1915 он, вместе с Горьким и Фёдором Соллогубом, принял участие в создании "Российского общества по изучению еврейской жизни", которое начало свою деятельность с опроса писателей и русских общественных деятелей по поводу антисемитизма. Вторым мероприятием Общества явилась публикация обращения против антисемитизма, которую подписали свыше двухсот русских писателей и общественных деятелей. Третьим мероприятием явилось составление сборника "Щит", который был посвящён защите гражданских прав еврейского населения России. В нём были опубликованы десятки статей и художественных произведений видных русских писателей. Этот сборник, который вышел в трёх изданиях в 1915-1916гг, начинался со статьи Андреева "Первая ступень", в нём был также помещён его рассказ "Раненый".

Деятельность Андреева в защиту евреев была отмечена прессой на иврите. Его манифест "SOS" против советского строя, который вышел в России в 1919 году, был переведён на идиш в Нью-Йорке в том же году. Нетрудно понять, почему Лейб Яфе взял на себя труд поехать в 1917г в Финляндию, для того чтобы мобилизовать Леонида Андреева на деятельность за улучшение положения евреев России.

В 1990-1996гг в России вышло в свет шеститомное академическое издание произведений Леонида Андреева, но в примечаниях о переводах его произведений на многие языки не упоминаются переводы на иврит и на идиш. В действительности же Андреева очень много переводили на идиш. Во второй половине первого десятилетия 20-го века вышли в свет не менее десяти заглавий книг писателя в переводе на идиш, среди них четыре пьесы, которые были изданы, в основном, в виде брошюр, каждая из которых состояла, всего лишь, из одного произведения .Во втором десятилетии было издано 5 книжных заглавий, одно из них – собрание сочинений Андреева в четырех томах, в которых были напечатаны 27 рассказов, а один том состоял из четырех пьес. В первой половине двадцатых годов вышли в свет ещё 11 книжных заглавий. Всё это, не принимая во внимание переводы его рассказов и пьес, которые были опубликованы в журналах и не были напечатаны книжными издательствами. Кроме того, в журнале "Литерарише блэтэр" и в газете "Haynt" были опубликованы, в переводе на идиш, воспоминания Горького о Леониде Андрееве.

Следует особо упомянуть Йосефа Хаима Бренера, чей единственный перевод на идиш рассказа Андреева "Марсельеза" был опубликован ещё в 1907, Сарру Рейзен, сестру Аврома и Залмана Рейзенов, которая ещё в 1906 поместила в виленскую газету "Фолксцайтунг" свой перевод на идиш рассказа Андреева "Губернатор" (рассказ был опубликован в этой газете с одиннадцатью продолжениями), а также поэта Довида Гофштейна и Моше Катца, переводчика произведений Андреева на идиш в четырех томах.

В переводах пьес(частично это были сценические обработки его рассказов) довольно часто указывалось, что перевод был сделан для той или иной театральной постановки. Многие пьесы и сценические обработки его рассказов и впрямь шли в переводе на идиш на подмостках театральных трупп в России, Польше, в странах Балтики и в Америке.

Периодическая печать на идиш мгновенно отреагировала на пьесы Андреева, посвящённые еврейской тематике. В "Ундзер лебн" за январь 1909 был опубликована заметка Б.Н. о пьесе "Дни нашей жизни", которая была напечатана в 26-ом номере газеты "Знание" за 1908 год. Эта пьеса была впервые поставлена в Петербурге 6-го ноября 1908 года, а затем, в начале 1909 года, в варшавском театре "Александрина". Автор заметки отметил, что "пьеса полна скептицизма, знакомого нам по его (Андреева) рассказу "В тумане"(впервые опубликован в 1902г.).Он также отметил влияние Андреева на русско-еврейского писателя Юшкевича. Это влияние особенно заметно в пьесе "В городе", в которой описывается еврейская жизнь. Эти отзывы свидетельствуют о том, что Андреев получил известность ещё в самом начале своего творческого пути.

Берлинская постановка пьесы "Анатэма" удостоилась статьи на пяти страницах в журнале "Ди Цукунфт", в которой автор статьи разъяснил философию Андреева и его воззрения на национальную идентификацию евреев. Больше всего восхитило автора статьи то, что Андреев показал еврея, героя своей пьесы, как "великого космополита". Автор, также, был в восторге от реалистического впечатления, которая оставила пьеса, несмотря на её символическую форму.

Литературные критики (в том числе и Нахман Майзель) с энтузиазмом отнеслись к постановкам пьес Леонида Андреева театральным коллективом "Ди вилнер трупе" – "Виленская труппа", которая сыграла их также в Варшаве и в Черновцах. Обилие критических заметок в 1918, 1919,1923,1926 и 1927гг свидетельствуют о том, что пьесы Андреева стали важной частью репертуара этой труппы. Один из многочисленных критиков нашёл сходство между героем пьесы Андреева "Тот, кто получил пощёчины" (1916) и Хананом, героем драмы Ан-ского "Дибук"(1918). Б.Карлиниус (Бер Карлинский, 1886-1935) писал о спектакле "Дни нашей жизни" в постановке "Виленской труппы" во время её гастролей в Польше, в 1919 году, что пьеса, которая прошла с большим успехом в России и которая стала частью постоянного репертуара "Виленской труппы", тем не менее не даёт правильного представления о величии Андреева – наследника Эдгара По и Достоевского, " который любит проникать в глубочайшие слои человеческой души и в болезненном экстазе препарирует каждый нерв, каждый трепет, каждый слабый и нежный отзвук". Карлиниус подверг критике непрофессиональную постановку пьесы, использование дешевых эффектов, а также, неудачный перевод пьесы на идиш.

Пресса на идиш часто реагировала на пьесы Андреева ещё до того, как они ставились на идиш или даже на русском, основываясь на публикациях в журнале "Знание". Его первая пьеса "К звездам" удостоилась восторженного отзыва в виленской газете "Фолксцайтунг", еще до того как она появилась на российской сцене (первая постановка в России была 27-го мая 1907), возможно в результате успеха первой постановки этой пьесы в Австрии, в 1906 , а возможно, из-за её публикации в журнале "Знание" в октябре 1906.

О готовности литературной и театральной критики на идиш отзываться на переводы и на постановки произведений Андреева свидетельствует тот факт, что только в 1926 году появились в прессе на идиш шесть критических заметок о творчестве Андреева, из них три рецензии о спектакле "Мысль", которую поставил режиссер Зигмунт Турков. Было опубликовано довольно большое количество статей и монографий о жизни и творчестве Андреева. Даже по поводу кончины его матери (в 1926 году), описанной в мемуарах его сестры, был опубликован довольно длинный трогательный очерк. В 1928 году вышла книга воспоминаний Горького о Леониде Андрееве в переводе на идиш.

Леонид Андреев оказал значительное влияние на современную литературу на идиш начала 20-го столетия. Нахман Майзель отмечает влияние Андреева на пьесы Шолом Аша и на произведения Довида Бергельсона. Залмен Рейзен указал на явные признаки влияния Андреева в пьесах Переца Гиршбейна.

Вопреки тому энтузиазму , с которым Андреев был встречен в литературе на идиш, восприятие его на иврите было менее восторженным. Первым откликом на творчество Андреева была критическая заметка о его рассказе "Жизнь Василия Фивейского", которая была опубликована в "Hador" в октябре 1904 почти сразу же после появления этого рассказа на русском языке. На двух первых страницах этой заметки давалась высокая оценка психологическому таланту Андреева и излагались его воззрения на трагедию человека, отдавшегося, в силу житейской ограниченности и неспособности оценить самого себя, Великому Божеству. Остальные десять страниц являются подробной и эмоциональной парафразой самого рассказа.

Лишь в 1920 впервые появился перевод большого рассказа Андреева на иврит. Это был рассказ "Христиане", который перевёл драматург и детский писатель Элияу Гендельзальц.

Этот ивритский перевод был издан в Варшаве в форме брошюры (перевод на польский появился в 1907). В рассказе описывается сценка из зала суда: странная проститутка упрямо отказывается присягать на Библии, так как не считает себя достойной христианкой и все попытки судей и присутствующих в зале убедить её терпят неудачу. Нетрудно догадаться, что побудило переводчика на иврит перевести этой рассказ, высмеивающий институт буржуазного ограниченного христианства. Ещё один рассказ "Петька на даче", один из немногих рассказов, в которых описываются страдания ребёнка, был напечатан в 1919 году в молодёжном ежемесячнике, редактором которого был Яаков Фихман, который, очевидно, и перевёл этот рассказ на иврит. Фихман, также, написал короткую заметку в ежемесячнике "Маабарот", который сам же и редактировал. В этой заметке автор рассказывает от имени своего поколения, о том сильнейшем впечатлении, которое произвел Андреев на его современников и об отрезвлении от него из-за неспособности этого писателя "освободиться от излишней идейности и сделать своё творчество более свободным по содержанию". Свою заметку Фихман заканчивает так:" То небольшое влияние, которое Андреев оказал на нашу литературу было не во благо. Мы должны полностью освободиться от литературного пафоса. Мы стремимся к честной , выразительной и немногоголосой прозе. Пафос Андреева покинул искусство, его поступь едва слышна. Этим путём мы не пойдём".

В 1923 году был сделан перевод на иврит пьесы "Дни нашей жизни". Перевод этот непосредственно связан с началом творческого пути театральной труппы "Любители ивритской сцены", которая была основана в Тель Авиве до прибытия "Габимы" в страну. В тот год эта труппа играла три пьесы Андреева: "Океан", "Дни нашей жизни" и "Тот кто получает пощёчины". Пьеса "Дни нашей жизни" шла в тель-авивском зале "Эдэн" третьего мая 1923 года. А 10-го мая того же года – в Иерусалиме. В связи с этими спектаклями был напечатан текст этой пьесы на иврите в переводе Исраэля Душмана (1884 – 1947, репатриировался в 1905). Все три спектакля удостоились отзывов в ивритской печати подмандатной Палестины. О пьесе "Океан" Авигдор Амеири написал критическую статью в газете "Doar hayom". В своей статье Амеири уделил довольно много места "главной проблеме" пьесы, которую он сформулировал следующим образом: "Вся культура является самой большой ложью", но, по его словам," ивритская публика не понял ни слова из всего вышесказанного, (т.е. из всех объяснений об этой проблеме) и если бы администрация дала по крайней мере короткую программу,в которой было бы резюме этого театрального действа, тогда бы публике не пришлось ломать себе головы над тем как спасти пылинки своего минимального понимания от этого символического действа, характер и содержание которого, в любом случае несколько далеки от нас"(подчеркнуто в оригинале). Действительно трудно понять, почему пьеса "Океан", которая и в России считалась спорной и не имела большого успеха, была избрана стать первой пьесой Андреева на ивритской сцене. Но театр, очевидно, извлек урок из своей ошибки и обратился к пьесе "Дни нашей жизни". Эта биографическая пьеса о студенческой жизни в Москве пользовалась намного большим успехом. И всё же редактор газеты "Doar hayom", Итамар Бен Ави написал о ней: "Жаль, что так много таланта и энергии были потрачены на представление, содержание которого чуждо и странно для большей части иерусалимской публики".

После этого ни один театр в Израиле не ставил ни одной пьесы Андреева до девяностых годов, когда приехавшие из России режиссеры поставили несколько пьес Андреева в театральной школе Ниссана Натива.

В конце шестидесятых было издано произведение Андреева "Рассказ о семи повешенных" в переводе И.Леванона" в рамках серии : "Недельный роман-избранные романы мировой литературы". В 1984 вышел сборник рассказов Андреева в переводе К.А.Бертини с его послесловием : "Леонид Андреев – мастер рассказа".

Творчество Андреева произвело огромное впечатление на двух ивритских писателей: У.Н.Гнесин и Й.Х.Бренера.

После того, как Гнесин прочёл рассказ Андреева "Жизнь Василия Фивейского" он, в письме к своему другу писал: "Воистину говорю, мы все не стоим мизинца Андреева, чёрт бы его побрал, этого Андреева, вы, господа будете смеяться, но было бы очень желательно, чтобы такой рассказ был бы написан на иврите одним из "новых евреев" в полном смысле этого выражения,(...) клянусь Богом.Жаль, только, что он русский по своей сути и труд его, в каком-то смысле, русский. Но в таком случае следует сожалеть о том, что и мы сыны России". Таким образом, Гнесин в своем письме выражает не только своё преклонение перед Андреевым, но и подчеркивает необходимость писать на иврите как Андреев.Гнесин указывает на сходство литературного стиля Андреева со стилем "новых евреев", т.е. тех писателей, которые пошли по пути Бердичевского.

Ицхак Бакун был убежден во влиянии рассказа Леонида Андреева "Молчание" на рассказ Гнесина "Трапеза перед постом", который был написан, примерно ,в то же время. Можно, также, заметить явное сходство между рассказом Гнесина "В садах"("Баганим"), который он написал одновременно на иврит и на идиш и рассказом Андреева "Бездна"(1902). В этих двух произведениях рассказывается о наивном и чистом отроке, который вышел на природу и там он стал свидетелем жесткого извращенного изнасилования. Отрок с ужасом обнаружил в самом себе тяготение к сексуальности подобного рода.

"Бездна" была впервые опубликована в январе 1902, в газете "Курьер" и вызвала возмущенную реакцию. Автор рассказа был обвинен в порнографии, а супруга Льва Толстого даже написала письмо в редакцию, в котором она назвала этот рассказ "грязью". В дискуссии, которая разгорелась вокруг этого рассказа, участвовал и Владимир Жаботинский, который, якобы, от имени героини рассказа, написал письмо в защиту Андреева, которое было в марте 1903 опубликовано в "Одесских новостях". Этот рассказ, вместе со статьёй Толстого и двумя письмами Жаботинского и Андреева, под вымышленными именами, был снова напечатан в Берлине в 1903. Можно, таким образом, предположить, что Гнесин был знаком с этим рассказом.

Проза Гнесина считается , в основном, лирической или импрессионисткой, а также, прозой, опередившей так наз. "поток сознания".Это верно по отношению к его рассказу "Hatsida"("В сторону") и к его повестям. Но в рассказах – "Трапеза перед постом", "В дедовском доме", и "В садах" присутствуют и основы пре-экспрессионизма, которые Гнесин, возможно, получил от Андреева. "В садах" – это единственный рассказ, который Гнесин написал и на иврите и на идиш. Сходство этого рассказа с андреевской "Бездной" и популярность Андреева среди читателей на идиш возможно и побудило Гнесина написать этот рассказ, также, и на этом языке.

Бренер несколько раз упоминал Андреева в своих заметках и письмах. Летом 1908 Бренер с жестокой насмешкой отреагировал на сборник рассказов Ицхака Фернгофа "Из жизненных легенд", который был издан в том же году. Об одном из этих рассказов "Руководство к действию" Бренер писал: "Руководство к действию" – это острая сатира на предвестника чудных видений, который лежит в поле и мечтает о всеобщем вызволении и свободе". И вот, на него напали "двое ужасных разбойников", которые сказали ему," что их цель – нападать на людей и грабить их". А он, предвестник чудных видений, лежит себе разлегшись и добровольно отдается в их руки, для того, чтобы действительно узнать как ведут себя поклонники Горького, Андреева и Чехова".

Сходство между фабулой и темой "Руководства к действию" и андреевской "Бездной" совершенно очевидно и доказывает, что Гнесин был отнюдь не первым в литературе на иврит,который подвергся влиянию этого рассказа Андреева. Бренер, со своей стороны, высмеивает Фернгофа за ироническое упоминание Горького, Андреева и Чехова, которых он открыл для себя довольно поздно (Цафра тава – Доброе утро- как насмешливо заметил Бренер) , в то время как всем другим(и Бренеру в том числе) эти имена были уже давно известны . Он, также, высмеивает сотрудников издательства "Мицпе", которые не в состоянии воспринять молодую русскую литературу.

Тем не менее, два года спустя, сам Бренер упоминает Андреева в несколько критическом духе. В заметке о творчестве Номберга Бренер пишет: "Произведения Номберга холодны и умерены. Правда, именно поэтому он спас себя от кричащего примитивного пессимизма , и который, таким образом, является неприятным и антихудожественным, риторическим, андреевским приёмом в русской литературе, следы которого видны и у нас".Неясно, где же Бренер обнаружил эти следы, но следует отметить, что Бренер написал эту заметку в 1910 г. после того, как в в 1908 и в 1909 гг многие, в особенности Бялик, Гнесин и Любецкий обвиняли самого Бренера и его журнал "Hameorer" в тех же похабных свойствах, в которых он , в свою очередь, обвинил Андреева: в плаксивом пессимизме, художественной примитивности, крикливости и даже вое.

Причина отрицательного отношения Бренера к Андрееву становится более ясной из писем, которые он написал в 1918 и 1919 в связи с изданием двух произведений Андреева: "-Тьма" и "Рассказ о семи повешенных", в переводе Гершона Ханоха(1894-1956). О первом произведении Бренер написал в 1918 году: "Всё это нам совершенно ненужно. Это горе горевать не нам, не в наше время, не у нас и не на нашем языке ". О втором произведении Бренер писал в 1919: "Перевод "Рассказа о семи повешенных" я ещё не читал...поэтому я не выражаю своего отношения к самой сущности вопроса, нужно ли переводить на иврит романы (sic) подобного рода".

В высказываниях Бренера слышится такое же мнение, которое было высказано критиками в двадцатые годы во время постановки в стране пьес Андреева, а именно: Андреев странен и чужд действительности сионисткого халуцианства и не нужен ей. Но сейчас, это было высказывание писателя, который был хорошо знаком с творчеством Андреева, писателя, который перевёл на идиш андреевскую "Марсельезу". Знакомство Бренера с творчеством Андреева особенно чувствуется в рассказе "Сам с собою", в центре котого, так же как и в андреевской "Марсельезе" – описание непонятного альтруисткого влечение человека, готовящегося к своей смерти. В другом контексте можно найти структурное и стилистическое сходство произведения Бренера "Из страстей" (впервые опубликован в "Haolam" в 1908-1909), главы которого Бренер называл "отрывистые послания" с "Красным смехом" Андреева(его первое переведенное на идиш произведение), в котором каждая из 19-ти глав называется "отрывком". Таким образом, перед нами ещё одно объяснение склонности Бренера к фрагментарной форме.

Кроме специфических схожестей можно утверждать, что творчество Бренера, в особенности начиная с 1904, очень близко к творчеству Андреева сочетанием реалистичной документальности с символизмом и пре-экспрессионизмом, со склонностью ужаснуть читателя какой-либо жестокой правдой, раскрывающей реального человека из плоти и крови, находящегося в тяжелой ситуации, которая доводит его до грани безумия. Герои Бренера, так же как и герои Андреева, находятся на краю бездны или перед глухой метафизической стеной и в такой ситуации они часто проявляют высшую степень душевного героизма, граничащего с чудом и превращающий их в святых нашего времени.

Тяготение И.Х. Бренера к творчеству Леонида Андреева является темой дополнительного исследования, тем более, исходя из принятого предположения, что Достоевский являлся основным русским источником его вдохновения. На данном этапе можно лишь предположить возможность того, что творчество Леонида Андреева явилось, быть может, источником расцвета экспрессионистского направления в литературе и в драме на иврит и на идиш, ещё до немецкого экспрессионизма. Сначала это направление получило бурное развитие в литературе на идиш и от неё проникла в литературу на иврит, в особенности в творчестве Ури Цви Гринберга.

Переводы Андреева на идиш и на иврит вызывают дополнительные вопросы, на которые исследуемый материал не дает исчерпывающего ответа:

А. Являются ли Гнесин и Бренер единственными писателями на иврите, которые находились под влиянием Андреева?

Б.В чем заключалось влияние Андреева на литературу и драму на идиш?

Г.Почему творчество Леонида Андреева было воспринято литературой и театром на идиш, а ивритские писатели были несколько критичны по отношению к нему?

Для того, чтобы проанализировать этот вопрос надо сделать сравнение с переводом на иврит и на идиш других европейских писателей. Следует, также,проанализировать разницу в культурной жизни на иврите и на идиш в Европе и в Эрец Исраэль, в первой трети 20-го века. На данном этапе я склонна предположить, что восторженное восприятие Андреева на идиш явилось результатом значительного численного увеличения потребителей литературы и театра на идиш и в связи с мелкобуржуазно-городским и секулярным, "нормальным" характером этих потребителей(очень похожих на сегодняшних телезрителей).

Что же касается писателей на языке иврит в Эрец Исраэль, в особенности тех, которые "задавали тон" (Шлёнский, Альтерман), то Андреев был ими забыт после того, как советский режим отверг его (как и других писателей и поэтов "Серебряного века"). Такие творцы как Ури Цви Гринберг и Авигдор Амеири, которые могли бы найти в Леониде Андреева нечто близкое им, просто ничего не знали о нём.