Несколько
лет назад я издал сборник статей в основном о физиках, с которыми я встречался
за годы своей работы. Название сборника совпадало с названием одной из статей
-- “Школа Ландау. Что я о ней думаю.” Это позволило на обложку поместить
фотокопию списка сдавших теорминимум. Под
номером 1 в списке Компанеец. Рядом с его фамилией год – 33-й и буква "д", обозначающая, что на момент
составления списка Александр Соломонович Компанеец (1914 – 1974) был уже
доктором физико-математических наук.
В
создании Школы Ландау сдача ряда экзаменов, перечень и программу которых
разработал Ландау, играла очень важную роль. Вся эта схема получила название
теоретического минимума, сокращенно -- теорминимума. Ландау к сдаче экзаменов
относился очень серьёзно, фиксировал всех, кто сдал теорминимум полностью.
Список сдавших теорминимум, написанный рукой Ландау, сохранился. Именно его я и
поместил на переплёт своей книги. Тем самым документально установлено, что
первым, сдавшим теорминимум, был А.С. Компанеец. В списке 43 фамилии.
Обрывается список 61-м годом. В январе 1962-го года автомобильная катастрофа
оборвала научную жизнь Ландау.
Приведу
по порядку первые пять фамилий из списка: за Компанейцем следуют Е.Лифшиц,
А.Ахиезер, И.Померанчук, Л.Тисса. Все – видные учёные. Ныне жив только Ласло
Тисса. Пенсионер, живёт в Бостоне. Я с ним встречался и с интересом слушал его
воспоминания о работе в Харькове под руководством Ландау.
Позади
долгая жизнь. Это -- о себе. Платой за неё служит горечь потерь. Особенно,
когда уходят те, которые после ухода оставляют ощущение пустоты,
невосполнимости. Горько, когда смерть наступает неожиданно и, смею сказать, не
в очередь.
Летом 1974-го
года мы с друзьями отдыхали в Пярну. 19 августа сын наших друзей Татьяны
Юльевны (Таты) Харитон и Юрия Николаевича Семёнова сообщил из Москвы: стало
известно, что в Паланге утонул А.С. Компанеец. Ему было 60 лет, он с детства
прекрасно плавал, ничто не предвещало его смерти. Удивительно, но все мы
ощутили в этом сообщении нечто мистическое. Может быть, потому, что были
близко от места гибели Александра Соломоновича, на берегу того же Балтийского
моря. Не знаю.
Александр
Соломонович Компанеец
А.С.Компанеец
– очень крупный физик-теоретик, известный своими работами в различных областях
теоретической физики. Ссылки на полученные им результаты есть в нескольких
томах знаменитого курса теоретической физики Ландау и Лифшица. Компанеец
многие годы был профессором МИФИ – одного из наиболее престижных ВУЗов страны,
он автор учебников, у него много учеников Без преувеличения можно сказать,
что была у Александра Соломоновича своя школа. Александр Соломонович. руководил
теоретическим отделом Института химической физики Академии Наук СССР, созданного
Н.Н. Семёновым. Коллеги высоко его ценили. Уважаемый коллегами, расположением
советского начальства Компанеец не пользовался. То, что он не был членом
Академии Наук СССР, свидетельствует об этом. Насколько я знаю, за всю свою
жизнь Компанеец ни разу не выезжал за границу. Однажды его чуть было ни
пустили с докладом на конференцию в Женеву, но в последний момент исключили
из состава делегации, а его доклад был прочитан другим сотрудником Института
химфизики.
Для всех
нас А.С.Компанеец был хорошо знакомым и близким человеком. Тата Харитон и Юра
Семенов (сын Н.Н.) дружили с Александром Соломоновичем более 20 лет. Моя сестра
Зоя Каганова (она со своими мужем и сыном отдыхала с нами) была сотрудницей
математического отдела Института химфизики – отдела, не только связанного с
теоротделом деловыми отношениями, но и тесной дружбой. Оба отдела занимали
комнаты по соседству, в помещении, изолированном от остального института.
Александр
Соломонович дважды был моим оппонентом: и по кандидатской, и по докторской
диссертациям. Так сложилось, что мои диссертации по тематике были далеки друг
от друга. Александр Соломонович был энциклопедически образованным
физиком-теоретиком. Его критические замечания и советы были для меня очень
ценны.
Но между
нами были не только официальные отношения. Познакомились мы в Харькове в 1946-м
году. Я только демобилизовался, поступил в Харьковский университет. А.С.
недолгое время преподавал нам. Но, если не ошибаюсь, впервые я увидел А.С. на
вечеринке в квартире своей знакомой. Компанеец туда пришёл сам и привел своих друзей
(между прочим, моих будущих учителей, по возрасту не слишком превосходивших
меня). Компанеец хотел познакомиться с подругой хозяйки дома, о которой
говорили, что она копия Дины Дурбин. Дина Дурбин в те годы была кумиром.
Недавно её показали по телевизору в фильмах тех лет. Действительно, обаятельна.
В памяти
остался и Компанеец на лекции. Что он читал, не помню. Помню обстановку. Лектор
в пальто и шапке, как и все его слушатели. В аудитории страшный холод. Так,
сразу после войны, начинались мои университеты.
Вскоре
А.С.Компанеец переехал в Москву. По-видимому, в нашем общении был довольно
длительный перерыв. Я начал посещать семинар Ландау в 1952-м году. Компанеец
был его обязательным участником.
Все свои
работы до 62-го года я обязательно докладывал на семинаре Ландау. Приятное
воспоминание. Доложил. Иду от доски, чувствую, что работа и Ландау, и аудитории
понравилась. Прохожу мимо Александра Соломоновича и слышу слова поздравления,
которые меня тронули (потому и запомнил): “Приятно, когда удаётся найти нечто
новое в вытоптанной области”. Через несколько лет я узнал, что Ландау внёс
доложенную мной работу, сделанную в соавторстве с моим другом В.М.Цукерником, в
один из томов курса Ландау и Лифшица.
Другое
(шутливое) замечание Компанейца было им произнесено на семинаре между 70-м и
74-м годами. Докладывал я чужую работу из журнала. Она развивала одну из наших
работ. Эта работа была, как мне кажется, заслуженно популярной. Работу много
цитировали, и ей была присвоена аббревиатура ЛАК, так как её авторами были
И.Лифшиц, М.Азбель и я. Этой аббревиатурой я и пользовался, докладывая работу
наших последователей. Когда я шёл на место, Компанеец сказал: “Очень интересно.
И как хорошо, что Вы не избрали обратный порядок фамилий.”
Александр Соломонович
был остроумен. Среди физиков славились его шуточные стихи. Обычно “музой”
Компанейца был его приятель, известный специалист по гидродинамике
К.П.Станюкович. Однажды Александр Соломонович удачно разыграл
Станюковича. Во всяком случае так мне показалось. Компанеец рецензензировал
рукопись К.П.Станюковича. Написав вполне благожелательную рецензию, он отправил
её в издательство и, одновременно, на копии допечатал шуточный чуть
непристойный стишок. Копия была отправлена автору. При этом была применена
некая хитрость. В те годы копии печатались, используя копирку. Помните, у
Галича: «”Эврика” берёт четыре копии»? Копии отличались от подлинника.
Рецензия, посланная Станюковичу, выглядела истинной копией. К.П. испугался,
побежал в редакцию, пытаясь изъять “подлинник”, поставил себя в смешное
положение и успокоился, увидев, что посланная в редакцию рецензия не содержит
ничего предосудительного. Потом оба (и автор, и рецензент) смеялись удавшемуся
розыгрышу.
Розыгрыш мне так понравился, что я решил его
повторить. Но выбрал объект розыгрыша явно неудачно. Получив как-то автореферат
кандидатской диссертации моей приятельницы, решил написать отзыв, что и сделал.
Вспомнив проделку Компанейца, написал другой текст, вставив в него безобидные
шутки, напечатал и отправил копию домой приятельнице. Решив, что получила копию
настоящего отзыва, испугалась: она была уверена, что учёный совет не поймёт
шуток, и мой отзыв будет воспринят негативно. Вполне серьёзно, она попросила
меня забрать из совета свой отзыв. Почувствовав, что диссертантка взволнована,
я признался в своей проделке. Шутка не удалась.
Однажды объектом шутливой эпиграммы был я.
Случилось так, что я был довольно близко знаком с несколькими хорошими поэтами.
Например, с Булатом Окуджавой, с Юрием Левитанским, дружил с Давидом Самойловым.
Своими знакомствами я пользовался. В Институте физических проблем с моей
помощью изредка устраивались поэтические вечера. Поэтому мои отношения с
поэтами были известны. Возможно, Александра Соломоновича несколько покоробили
наши панибратские отношения, а, может быть, только ради красного словца, А.С.
написал эпиграмму, в которой обыгрывалось то, что я на ты с Окуджавой,
Самойловым и Евтушенко. Похоже, Евтушенко понадобился для рифмы, так как
эпиграмма заканчивалась так:
“…………………
Евтушенко.
Но только помни хорошенько,
Что поэтическое ты
Несётся всё же с высоты.”
Писать
стихи я совершенно не умею. За меня ответил муж моей сестры:
“О, Компанеец, Вы не правы.
Теперь
везде такие нравы,
И люди стали столь просты,
Что говорят друг другу ты.
При всём
при том Вы оказались
Рабом
завистливой толпы.
Вы на её
крючок попались:
Ведь с
Евтушенко я на вы.”
Подборку
стихов Компанейца мне прислала его дочь Катя. К сожалению, не могу привести
многих. Большинство содержит реалии, которые понятны знавшим упомянутых в них
физиков. Обрадовала меня тёплая стихотворная телеграмма, направленная
Александром Соломоновичем моему другу-учителю Илье Лифшицу из Москвы в Харьков
в 1967-м году:
“Сегодня
Лифшица Илью
По
телеграфу я пою.
Ему
исполнилось полвека.
Птенцы
мы одного гнезда,
Но ярче
всех его звезда.
Он
никогда не делал брака,
А если
где дефекты есть,
Они лишь
только Лёле в честь.
Поскольку
сделаны в кристаллах.”
Лёлей называли И.М.Лифшица (1917 –
1982) все его друзья. И.М.Лифшиц – замечательный физик-теоретик, после смерти
Ландау в 1968-м году возглавил теоретический отдел Института физических
проблем. Ему принадлежат важнейшие результаты в теории кристаллов с дефектами.
Одно гнездо – Украинский Физико-технический институт АН УССР в Харькове (УФТИ).
Александра Соломоновича Компанейца и Якова
Борисовича Зельдовича, одного из создателей атомного оружия в СССР, трижды
Героя социалистического труда, связывали многие годы дружбы. Высоко оценивая
талант Зельдовича, его многогранность, как учёного, А.С. видел и его отрицательные
черты. Зельдовичу посвящены не вполне безобидные стихи. К шестидесятилетию
Зельдовича (1974-й год) А.С. посвятил парафраз, начинающиеся так:
“Готовясь рассыпаться в прах к юбилею,
В альбом восхвалений посильное вклею,”--
а
оканчивающееся двустишьем, в котором упоминается статья юбиляра в “Правде”:
“И Господу Богу советы давал,
Которыми в “Правде” украсил подвал”.
Думаю,
статья Зельдовича не вызвала восторга Александра Соломоновича. Судите сами!
Приведу два четверостишья (первое и последнее) его непоздравительного
стихотворения:
“Яков, ты пружина мира,
Выше
трёх взлетая звезд,
Для печатного сортира
Не забыл сказать про съезд.
……………………………..
Яков, Яков, брось затеи
Недостойные твои!
Не старайся лезть в злодеи,
Раз не взяли в холуи.”
Виталий Иосифович Гольданский был на девять лет
моложе Компанейца, но это не мешало их многолетней дружбе. И ему посвящено
несколько стихотворений.
В соавторстве с Витей Гольданским А.С.Компанеец
написал ряд пьес. Я знаю две: “Вечный двигатель” и “День учёного мужа”. Писались
пьесы для юбилейных мероприятий и демонстрировались перед сотрудниками
Института химической физики. Не всё, что вызывало смех зрителей, понятно
посторонним: использовались институтские ситуации и персонажи. Но многое было
доступно и тем, кто не был знаком со спецификой Института химфизики.
Хотя я пьесы только читал, многое помню до сих
пор.
Пытаться пересказывать пьесы – бессмысленная
затея. Поверьте, они были очень остроумны и злободневны. Несколько примеров --
только для демонстрации стилистики.
Пролог “Дня учёного мужа”. На сцене, перед
опущенным занавесом соавторы. Обсуждают, как следует начать пьесу. Компанеец
говорит соавтору, что хорошо бы начать с того, что учёный муж утром, перед тем,
как встать с постели, исполняет свой супружеский долг. Гольданский сомневается:
“Трудно поставить. Кроме того, это не типично…” Компанеец: “Типичное это не то,
что есть, а то, что должно быть”.
Реплика требует разъяснения. Незадолго до
постановки пьесы, на каком-то из съездов партии выступил Маленков с подобным утверждением,
считая, что вносит вклад в теорию социалистического реализма.
Авторы уходят, поднимается занавес, из спальни,
натягивая пижамные штаны, выходит учёный муж и, взяв газету, удаляется в
туалет. День учёного мужа начался… Заметное место в сюжете занимает
необходимость тратить время и энергию на подготовку национальных научных кадров
для союзных республик.
Пьеса “Вечный двигатель” – сатира на участие
Института химической физики (ИХФ) в атомной проблеме. Насколько помню,
начинается пьеса с того, что Институту поручено
создать вечный двигатель. Для этого дирекция создаёт две лаборатории –
лабораторию №1 для создания вечного двигателя 1-го рода и лабораторию № 2 для
создания вечного двигателя 2-го рода. Это была прекрасная шутка. Ведь все
знали, что в целях конспирации ряд институтов, принимавших участие в решении
советской атомной проблемы, именовались лабораториями: УФТИ в Харькове –
лабораторией №1, а Институт атомной энергии в Москве -- лабораторией № 2. Идёт
совещание, которое должно наметить план работы по созданию вечного двигателя.
Существуют указанные начальством сроки. Один из сотрудников ИХФ предлагает
заметное укорочение срока, однако присутствующий чиновник из Среднего
министерства (напомню: атомной проблемой занималось Министерство среднего машиностроения)
возражает, говоря, что они не успеют оформить привлекаемых сотрудников. В
какой-то момент на совещании появляется Компанеец – одно из действующих лиц
пьесы и хочет понять, чему посвящено совещание. Ему объясняют. Он пытается
объяснить, что создать вечный двигатель невозможно. Ведущий совещание Н.Н.
Семенов обвиняет Компанейца, что его критицизм результат неумеренного почтения
к Ландау. Кто-то из присутствующих разъясняет Компанейцу, что в данный момент
речь идет о написании плана работ по созданию вечного двигателя, а не самого
двигателя. Компанеец успокаивается и произносит реплику, которая, когда я её
узнал и запомнил, помогала мне во многих случаях: “План – это можно…”
В традициях советской драматургии пьеса
завершалась апофеозом. Вечный двигатель создан. На сцене всё крутится и
сверкает. “Компанеец посрамлён”, -- этой ремаркой кончается пьеса.
Жизнь во многом состоит из упущенных возможностей.
Моё отношение к А.С.Компанейцу было лишено формальности. Мы дружили, но я
всегда понимал, что Александр Соломонович – один из моих учителей.
Об упущенной возможности. Однажды А.С. предложил
мне совместно решить некую задачу по электронной теории металлов. До сих пор
помню, какую… Почему-то не получилось. Поэтому совместной научной работы с
Компанейцем у меня нет. Этим я огорчён. Один раз я был приглашён выступить на
семинаре Компанейца в Химфизике. О чем я докладывал, не помню, но хорошо помню
доброжелательно-серьёзную обстановку на семинаре. Чувствовалось, что участники
стараются понять докладчика, а не самоутвердиться. Не так часто это ощущаешь на
семинаре, особенно на “чужом”.
У нас (у А.С. и у меня) есть совместно написанная
научно-популярная статья “Металлы, диэлектрики, полупроводники”, опубликованная
в журнале “Наука и жизнь” в конце 50-х годов. Хорошо помню, как мы её писали в
гостинице “Украина”. Я часто в ней жил, приезжая в Москву из Харькова.
Соавторство Компанейца было хорошей школой. А.С. добивался предельной ясности и
старался всеми силами обойтись без вульгаризации. Я понял, что читателя нельзя
обманывать: не можешь объяснить, так и скажи, не скрывай, что привел факт без
объяснения. Эта одна сторона дела. А другая состоит в том, что не нужно быть
излишне серьёзным. Шутка, остроумное замечание никогда не помешают. В нашей
статье шутку содержал один из рисунков. Желая подчеркнуть, что электрон в атоме
не имеет определённой траектории, мы традиционное изображение атома с
траекториями зачеркнули, но, шутки ради, взяли рисунок атома с обложки
научно-популярной книги В.И.Гольданского. В результате как-бы перечеркнули саму
книжку. В моей жизни статья, написанная в соавторстве с А.С.Компанейцем,
сыграла важную роль: я вполне серьёзно заинтересовался жанром популяризации. И,
кажется, преуспел в нём.
После смерти Александра Соломоновича я принял участие
в переиздании его научно-популярных книжек. Некоторые перечитал, другие
прочитал впервые. Хотя научное содержание для меня не имело новизны, читать
было очень интересно. Запомнилось: в одной из книг, объясняя роль симметрии,
автор начинает свой рассказ с описания симметрии какого-то сложного
нестандартного стихотворного размера. У меня осталось приятное ощущение, что,
помогая изданию, способствовал хорошему делу.
Не могу вспомнить, один или два раза был на дне
рождения Александра Соломоновича 4-го января при его жизни. Было удивительно
интересно. Всё сопровождалось выдумкой, остротами. Каждое из блюд имело
остроумное наименование. Читались приготовленные “экспромты”. Важная
подробность: всё это при вкусном и обильном угощении.
Смерть не прекратила традицию. Каждый год Татьяна
Николаевна. -- вдова Александра Соломоновича обязательно собирала друзей своего
мужа. Сколько замечательных слов выслушал бы Александр Соломонович в свой
адрес, если бы мог услышать то, что говорилось за гостеприимным столом Татьяны
Николаевны. Не знаю, чьим словам А.С. радовался бы больше – словам коллег по
Химфизике его возраста или словам его учеников, которые, не боясь обвинения в
подхалимаже, могли сказать всё, что думают о своём учителе. Когда я был в
Москве, то, кажется, ни разу не пропустил встречу 4-го января. Однажды высказал
мысль, которая, по-моему, всем пришлась по душе. Я сказал, что нас, всех
собравшихся за этим столом, объединяет не только то, что все мы любим
Александра Соломоновича, а и то, что мы любим свою любовь к нему. Мы понимаем,
что наша любовь нас облагораживает.
В 1996 –м году ушла из жизни и Татьяна Николаевна.
У Александра Соломоновича и Татьяны Николаевны
двое детей. Дочь Катя и сын Дима. Есть и внуки. Дима пошёл по стопам отца. У
меня над столом висит фотография, где среди сотрудников -- теоретиков Института
физических проблем, окружающих Дирака, стоит и Дима. Он тогда был аспирантом.
Катя переехала в Соединённые Штаты в 1981–м году. Когда я задал ей вопрос о
времени её приезда в США, то получил следующий ответ: “Я уехала из Москвы 5-го
апреля 1981 года. Мы провели в подаче полтора года. Работали в подпольном
еврейском детском саду. Возможно, благодаря этому, и уехали. Всю эту группу
людей отпустили, а остальных нет.” Решил привести ответ Кати полностью. Наверное,
многим он напомнит их историю выезда.
Катя – художница. Живёт и работает в Лос-Анжелесе.
Теперь вы можете представить себе, какую радость я испытал, когда в моей
бельмонтской квартире раздался звонок, и я услышал: “С Вами говорит Катя
Компанеец…” С тех пор мы довольно аккуратно переписываемся с помощью интернета.
Катя прислала мне несколько своих работ, и мне показалось, что любая из них
будет очень уместна на обложке журнала "АРКА"
.
Belmont,
MA, USA. Февраль – март 2004г.
