С.М Дубнов в "Книге жизни",
касаясь 1914 – 1917 годов, писал: "Я получал копии сообщений, которые присылались
в наше бюро уполномоченными Комитета помощи еврейским жертвам войны, ездившими
легально в прифронтовую полосу" [1]. В фонде "Еврейского историко-этнографического
общества"[2] сохранились два дела содержащие, по видимому, выписки
из таких сообщений [3]. Несмотря на отрывочный и черновой характер
выписок [4] они ценны тем, что не подвергались цензуре. Фактические
сведения о мелких местечках и о простых евреях, содержащиеся в выписках,
интересны историкам еврейских общин и семей, так как такие сведения публиковались
достаточно редко.
Выписки приведены, по возможности, в хронологическом
порядке, после их минимальной редактуры.
Местечко Покрое, Поневежский уезд [5]
Вздорожание продуктов после объявления войны повлияло
на взаимоотношения крестьянского населения и еврейского, до того сравнительно
мирные. Стали говорить, что евреи набавляли цены, так как им нужны деньги
для немцев. На этой почве происходили столкновения.
Местечко Пикели, Тельшевский уезд [6]
Рассказ Хаима Кусиловича. Рассказчик старше 70 лет.
Население Пикели – приблизительно 150 семейств.
Подавляющее большинство – евреи, кроме них литовцы, латыши. Отношения до
войны были вполне благожелательны, мобилизация прошла спокойно. Долгое время
местечко жило нормально, не посещаемое ни русскими, ни немцами.
В 1915 году, недели через две после Пасхи, в местечко
вошли немцы. К населению относились хорошо, в большинстве платили за товары,
в окрестностях не реквизировали продукты. Был случай пожара. К тушению не
были допущены жители, причем немцы спасали имущество погорельцев.
Немцы пробыли в местечке около трех недель: причем
бывали дни, когда их не было. Не было ни властей, ни милиции, однако царил
полный порядок. Отношение населения к немцам было весьма сдержанным: в синагогах
не прекращались установленные молитвы за здравие царствующего дома, евреи
старались встречаться как можно реже с немцами.
На следующей неделе после ухода немцев вошли русские
разведчики, человек десять. Начались оговоры евреев в гостеприимном отношении
к немцам, однако на сей раз ограничились угрозами. Несколько дней были в
городе только разведчики, искали, не спрятаны ли немцы.
В среду 2 мая 1915 года был устный указ о выселении,
причем объявивший об этом офицер разрешил остаться десяти человекам, старикам
и больным. Однако, в четверг последнее разрешение было отменено другим офицером.
Выселили всех, даже тяжело больных, их было семь. Сын рассказчика, имевший
в Пикели большую кожевенную торговлю, приехав в Ригу, послал в местечко
подводу для вывоза товара, но все лавки были разгромлены оставшимся населением.
Местечко Кейданы, Ковенский уезд [7]
Все время (апрель 1915 года) были казаки. Грабили
в лавках, забирали товар и тут же продавали крестьянам за бесценок. Были
случаи избиений, насилия. Обращались к коменданту, но он даже не отвечал.
Местечко Шаты, Вилкомирский уезд [8]
После начала войны евреев отправляли в Ковно на
работы. Партии периодически сменялись. В сентябре [1914 г.] проходили войска,
обозы. Несмотря на агитацию, эксцессов не было. За продукты большею частью
платили.
Ввиду усиленной агитации среди местного населения,
евреи закрыли лавки и попрятались. Когда прибыли немцы, не выходили на улицу
без соседа-крестьянина. Немцы взломали лавки и забрали товар, о чем урядник
составил потом протокол.
Когда русские вступили, они искали у евреев спрятанных
немцев. Тряпичника Зунделя Файна, нанимавшего на базаре подводу, крестьяне
обвинили в том, что он расспрашивал о прибывших частях. Файна арестовали,
допрашивали и наказали розгами. Пошли грабежи, избиения. Ограбили мануфактурный
магазин Иоси Кагана, магазин Менделя Гинзберга, колониальную лавку Магида.
Участвовали в грабеже крестьяне. Мельника Гринблата и пекаря Ивиницкого,
угрожавших пожаловаться офицеру, жестоко избили. Шимона Зива казак остановил
на мосту: "Зачем по мосту ходишь, взорвать хочешь?!" и жестоко избил его.
Город Шавли [9]
17 апреля 1915 г. с разных сторон в Шавли нагрянули
немцы. Бежавшее население по всем дорогам наталкивалось на немецкие отряды,
которые возвращали беженцев обратно.
В тот же день в Шавлях возник пожар, начавшийся
от стогов сена, подожженных нашими войсками. При этом сгорело 800 домов,
в том числе сгорела квартира казенного раввина вместе с архивом, метрическими
книгами, а также городская управа со всей канцелярией и архивом. Большинство
сгоревших домов принадлежало евреям. Вступившие немцы пытались остановить
пожар, что им удалось после многих усилий.
В первые дни по вступлении немцы грабили частные
дома, также производили реквизиции. В грабежах принимали участие подонки
населения, в том числе и еврейского.
На третий день образовался обывательский комитет
из восьми человек: четырех евреев и четырех христиан, и обывательская милиция
для охраны города. Депутация комитета обратилась к коменданту с просьбой
приостановить грабежи. Комендант в этот же день опубликовал объявления,
которыми угрожал суровыми карами за покушение на чужое добро. Грабежи приостановлены
были совершенно. Реквизиции, однако, продолжались.
Местечко Тыркшле, Тельшевский уезд [10]
17 апреля 1915 года было получено известие, что
германцы вошли в местечко Саланты [11] (50 верст от Тыркшле), и русские
отступают. Началась паника. Все евреи и состоятельная часть христианского
населения упаковали вещи, чтобы уехать по железной дороге. [Еще] ночью через
местечко прошла масса беженцев евреев и христиан – главным образом русских
чиновников из более близких к границе мест. Но поезда были даны только для
чиновников, все остальные остались. Евреи увезли свои вещи в деревни. Христиане
прятали свое имущество в погреба и ямы.
В местечке циркулировали тревожные слухи. Под вечер
прошли последние партии отступающих русских солдат. Вечером 17 апреля в
местечко вошел первый германский разъезд – 12 разведчиков, все литовцы из
Восточной Пруссии. Они свободно объяснялись с христианским населением, которое
приносило им яйца, молоко, квас. Разведчики говорили, что чувствуют себя
не среди врагов, а среди братьев, говорили, что после победы германцев земля
достанется литовцам, а не евреям и русским.
Евреи закрыли свои лавки. Немцы удовлетворились
объяснением, что лавки закрыты по случаю кануна субботы. Увидев в местечке
"Эйрев", разведчики стали допытываться, не телеграф и не телефон ли это,
но удовлетворились объяснениями одного еврейского парня. Правда впоследствии
несколько раз спрашивали у разных лиц о названии "Эйрева", чтобы убедиться
в правдивости ответов. Многие евреи избегали даже идти в синагогу, чтобы
не подвергаться расспросам немцев.
Кто-то из немцев увидел на стене объявление [командования]
русского военного округа и спросил у шедшего в синагогу Мойсея Монтвида
о содержании объявления. Он сказал, что это объявление о торгах. Но один
из немцев прочел это объявление и заявил, что "еврей врет, как собака".
В этот же вечер немцы зашли к лавочнику Янкелю Грину и попросили у него
булок. Грин сказал им, что булки у него нет. Но они заметили на столе халу.
Грин объяснил им, что это булка, специально приготовленная на субботу, и
немцы ее не взяли.
Поздно вечером через местечко прошло несколько сот
немцев с пулеметами. В эту ночь никто из евреев не раздевался. В полночь
раздался грохот: германцы взрывали железнодорожный мост через Венту.
В субботу в местечке осталось только два немца.
Они были пьяны. Один из них подошел к лавке Мовши Бая и стал стучать ногами,
требуя, чтобы ему открыли. В лавке все ему не понравилось, и он ничего не
взял. В тот же день из местечка уехал урядник, вывезли волостное правление
и народное училище. Под вечер немцы ушли.
В течение следующей недели в местечке было спокойно.
19 апреля русские войска сожгли деревянный мост через реку Венту между Тыркшле
и станцией Муравьево [12]. Все сношения с другими местечками были прерваны,
но начались конфликты с крестьянами. Они испугались, что с поражением русских
бумажные деньги потеряли ценность и требовали, чтобы евреи меняли им бумажные
деньги на звонкую монету. С воскресенья стал ощущаться недостаток мелкой
монеты. Распространился слух, что евреи собрали всю мелкую монету и отдали
немцам. Дело доходило до буйств, которые стихли, когда снова пришли немцы.
С новым отрядом христианское население уже не могло
объясняться. Немцы на этот раз оставили в местечке около ста человек, которые
забирали у всего населения съестные припасы, брали и разные вещи: серебряные
часы, [серебряные] ложки; у одной девушки хотели забрать [монету] в 20 копеек.
На ее вопрос, зачем они это делают, на что нужны им эти 20 копеек, они ответили:
"На память из России". Девушка предложила им на память одну копейку, и они
взяли ее. Евреи пожаловались коменданту, который приказал солдатам платить
за все, что они берут. Солдаты стали покупать у евреев и платить своими
деньгами.
Для развлечения солдаты решили "пошутить": они арестовали
все мужское население, которое было на улицах, якобы для земляных работ.
Держали арестованных в доме крестьянина Мозиса два часа. Евреев отпустили
несколько раньше, так как они сумели с немцами объясниться. Затем освободили
остальных.
Несколько германских офицеров остановилось у еврея
Гурвича. Они зажгли фейерверк и стали пугать старуху-хозяйку, что сожгут
все местечко. На мольбы старухи ответили, что пощадят местечко, если им
в течение двух часов доставят сто марок. Когда их принесли германцам, те
рассмеялись и не взяли их.
Рассказывают о таких эпизодах. Когда немцы до распоряжения
коменданта обыскивали и грабили, они забрали у Лозера Мовшовича два фунта
сахара. По дороге они встретили Пейсаха Левина и потребовали у него тоже
сахара. Он предложил им взять у него все, что они найдут. Тогда немцы отдали
ему два фунта сахара: "раз ты предлагаешь взять все, что у тебя есть, значит
у тебя нет ничего".
Один немецкий врач посетил больную старуху. Так
как аптекарь бежал, в местечке лекарство нельзя было достать. Врач послал
своего денщика в местечко Сяды за лекарством.
Среди немецких солдат было два еврея, которые вместе
с другими грабили в деревнях; у одного крестьянина взяли золотые часы, у
одной девушки – головные уборы. Кроме этих двух евреев среди них был еврей
унтер-офицер. Он встретил рассказчика в Швуес и спросил, какой праздник
у евреев. Тот ответил. "Швуес сегодня" – повторил унтер-офицер. Рассказчик
был удивлен, но унтер-офицер объяснил ему, что он тоже еврей, но просил
никому об этом не говорить. Он расспрашивал о материальном и политическом
положении евреев в России.
Во время пребывания немцев в Тыркшле произошло несколько
стычек между немцами и русскими на реке Венте. Немцы предупредили евреев,
чтобы они не выходили на улицу. Население убегало в деревни. Немцы пробыли
в местечке три недели. Все это время евреи продолжали читать молитву за
русского царя. Но 6 мая они флагов не выставляли [13]. Немцы испортили памятник
Александру II.
В пятницу после Швуес был самый настоящий бой. Большая
часть населения разбежалась по селам. Дома остались самые набожные, которые
не хотели провести субботу у христиан. Немцы отступили к Сядам [14].
Перед отступлением они грабили все, что могли.
На другой день утром пришли русские разведчики.
Евреи, несмотря на то, что была суббота, открыли лавки и делали для русских
солдат все, что могли.
Вслед за разведчиками пришли русские войска. Еврей
Абрамович спросил у офицера, можно ли поехать в Муравьево за товаром.
Тот ответил, что ехать "напрасно, так как евреев все равно отсюда выгонят".
Под вечер было арестовано все мужское еврейское население. Был арестован
и один христианин – Клейкис, все время оказывавший услуги немцам. Но его
через час освободили. Арестованных евреев повели в сад ксендза. Там всех
раздели и каждого, кроме глубоких стариков, избивало до потери сознания
несколько солдат. Всех избитых загнали в сарай. Потом привели 7 евреев из
местечка Жемеляны (всего там было около десяти еврейских семейств).
Их вели пешком 8 – 9 верст. Их постигла та же участь.
Город Шадов, Шавельский уезд [15]
16 апреля полиция покинула город. В городе появились
русские разведчики и вступили в беседу с крестьянами. Подошло несколько
евреев. Солдаты набросились на них, избили прикладами, особенно Хаима Перлова,
Нехемию Милонского и Бера Лапидуса, 80 лет.
25 апреля была перестрелка с неприятелем. Евреи
спрятались в синагогах. Явились казаки, потребовали денег и жестоко избили.
Старику-талмудисту Кравецу размозжили голову. 27-го прибыло много казаков,
и с этого дня пошли бесконечные избиения и грабежи. В грабежах принимали
участие крестьяне. Айзика Зала ограбили, избили, повредили глаз и рассекли
ухо; до полусмерти избили Мордхе Шендера, Бейлю Мельман и многих других.
Ночью врывались в дома, били, насиловали. Изнасиловали на глазах отца-старика
Яху Мерсон, 30 лет, многих других. Население скрывает имена опозоренных
жен и детей. 29-30 апреля явилась полиция из Вилкомира. Грабежи и
насилия продолжались в присутствии урядника, который оправдывался бессилием.
Местечко Вильки, Ковенский уезд [16]
20 апреля 1915 года прибыла 6-я пограничная бригада.
Пошли избиения и грабежи, особенно по ночам. Под угрозой обвинения в шпионаже
было много случаев вымогательства.
В аптекарском магазине Дота солдаты требовали одеколон.
Тот ответил, что без разрешения не может отпустить. Солдаты влили в стакан
одеколон, захваченный ими у парикмахера, и стали угрожать, что донесут коменданту
о продаже Дотом крепких напитков. Получив 15 руб., они ушли.
Местечко Вендзягола, Ковенский уезд [17]
В середине апреля проходили русские войска. Никого
не обидели.
25-26 апреля появились казаки и драгуны. Пошли грабежи,
насилия. Разграбили весь товар у Файвеля Файна, Шмуэля Райбштейна, Зельцера,
Исроэля Пресса и др. У пекарей Фридмана, Береля и Мордки Кейданских забрали
весь хлеб. Въезжали в лавки верхом. Брали вещи, совершенно не нужные, набрали
много посуды, кошельков. Товар раздавали и продавали крестьянам. Запретили
появляться на улицах после 9 часов. На этой почве многие подверглись насилию.
"Если бы не выслали, все равно пришлось бы уехать", - говорил старик раввин.
Местечко Кроки, Ковенский уезд [18]
Вначале на почве вздорожания продуктов, а затем
в связи с первым отступлением русских войск из Восточной Пруссии, отношения
еврейского и литовского населения ухудшились. Дальнейшие события их значительно
обострили. Начали распространяться слухи, что евреи припрятали пищевые продукты
для немцев, что отступление из Пруссии было вызвано помощью, главным образом
денежной, со стороны евреев.
Через местечко проходили разные воинские части;
они встречали самое радушное и внимательное отношение еврейского населения:
их кормили, поили, давали им обувь и белье, дарили папиросы и сласти. Евреи
редко брали плату за продукты; бывали случаи, когда, получив деньги, они
потом отдавали их солдатам же. Также с радушием евреи отнеслись и к сборам
в пользу Красного Креста, которых было несколько. Давали все, даже самые
бедные.
1 мая командир отряда, ввиду приближения крупных
неприятельских частей, предложил жителям оставить местечко. Вступившие казаки
опустошили город; не забранное было превращено в щепки. В грабеже участвовали
крестьяне. Бейсагольский урядник отнял у многих крестьян награбленное и
сложил его во дворе владельца казенной винной лавки. Крестьяне пожаловались
казакам, и те вновь роздали им. Крестьянин Самонис донес, что мясник Моисей
Раф отдал немцам запас мяса. Рафа публично секли на улице. Он окровавленный
пролежал без помощи до вечера. Начались бесчинства, издевательства. Казак
в сопровождении крестьянской детворы обходил еврейские дома и грабил. Было
множество случаев вымогательства, сопровождавшегося избиением. Так продолжалось
вплоть до 3 мая.
Местечко Цитовяны, Россиенский уезд [19]
После ухода немцев вступили около 1-2 мая 1915 сотня
казаков и два эскадрона гусарского полка. Начался сплошной погром, который
не прекращался и ночью. Не пропустили ни одной лавки. Грабили, избивали,
врывались в дома, взламывали сундуки, комоды, насиловали женщин. Крестьяне
скупали за бесценок награбленные вещи, помогали отыскать припрятанные товары,
топорами открывали двери погребов. Обобрали до последней нитки даже пекаря
Мордку Меламеда, выпекавшего днем и ночью хлеб для гусар и казаков. Над
стариком Ионой Мешковским сжалился начальник связи, штаб-ротмистр Бобровский:
разрешил внести в лавку спрятанный остаток мануфактурного товара. Женщин
спрятали в погреба, а мужья и отцы сидели возле и сторожили их. Изнасилованная
Лейзерович голая бежала по местечку, дочь портного Блюма пятеро бесчестили
в присутствии ее отца. В следующие дни казаки приходили к Блюму и требовали
его "красивую дочку". Были и другие случаи изнасилований.
Выселяемых избивали. Били по дороге из местечка
и в Радзивилишках [20]. "Нам все равно, лишь бы подальше от этого ада",
- слова выселенного.
Город Вилкомир [21]
Экономические последствия выселения евреев быстро
сказались. Поднялись цены на товары, торговля почти прекратилась. Пострадала
и казна, ввиду выселения подрядчиков. В результате приказ стал частично
нарушаться. Гарб чуть не на другой день получил бумагу: "Разрешается Зелику
Давидовичу Гарбу с семейством возвратиться в Вилкомир для исполнения подряда".
Город Ковно [22]
Прибывшие из Ковно рассказывают кое-какие подробности
о жизни в городе после выселения евреев.
Экономическая жизнь почти совершенно замерла. На
главных улицах почти все магазины закрыты. Кой-какие мелкие лавки функционируют
на окраинах. Это бывшие еврейские лавочки, отданные за бесценок и то только
с получением задатка соседям-христианам. На весь город есть только одна
железная и одна кожевенная торговля. Они помещаются на окраине, и сюда стекаются
со всего города люди за покупками. Поставки продолжают производиться ковенскими
подрядчиками, перебравшимися в Вильно.
Местечко Мейшагола, Виленский уезд [23]
В местечке, после выселения евреев, осело несколько
десятков семейств выселенцев. Приезд значительного числа лиц отразился на
росте цен на предметы первой необходимости. Некоторые продукты даже совершенно
трудно было достать.
Местечко Бинякони, Лидский уезд [24]
29 мая 1915 г., утром остановился воинский поезд.
Около 30 казаков, узнав адреса богатых евреев, направились в первую по дороге
колониальную лавку Меера Девенишского. Тринадцатилетний Мендель Девенишский
попросил уплатить за папиросы и получил удар нагайкой по голове. Были жестоко
избиты прибежавшие один за другим хозяин лавки и сын его Мовша. Одни били,
другие укладывали в пустые ведра сахар, синьку и другие товары. Забрали
рублей на двести товара и выручку. Ушли, избив еще раз ускользнувшего было
владельца магазина. Часть казаков ушла на вокзал, другая продолжала грабить
и избивать в лавках и квартирах. Лавочник-христианин Парвицкий показал казакам
крест на груди, и они ушли, не тронув ничего.
После отхода поезда станционный жандарм послал о
происшедшем телеграфное донесение начальнику передвижения войск. 30 мая
днем, по указанию станционных сторожей и пильщиков дров, солдаты проходившего
поезда направились в местечко и учинили разгром. 31 мая снова остановился
эшелон казаков. Их окружили крестьяне, повели в город. Забирали товар, но
не били. Многие лавочники-евреи поставили у своих прилавков христиан, и
это спасло.
Местечко Солоки, Новоалександровский уезд [25]
Рассказ духовного раввина Валковского.
В воскресенье 6 августа 1915 г. в местечко вошли
казаки. Начался систематический разгром еврейских лавок на базаре. Когда
один казачий офицер попробовал вмешаться и потребовал прекращения грабежа,
казаки сказали, что им приказано громить. Офицер, расспросив от кого последовал
приказ, ушел, а погром продолжался. В грабеже участвовали многие горожане
и прибывшие из окрестных деревень крестьяне. Часто тут же на улице разграбленные
товары продавались казаками за бесценок.
Казаки обыскивали евреев и отнимали найденные наличные
деньги. Это явление было общим. Из отдельных случаев известны: у рассказчика
забрали свыше 500 руб., ограбили на значительную сумму еврея Брейда. Это
делалось спокойно, при полном отсутствии властей. У рассказчика впечатление,
что все это было приказано свыше. Особенно на это указывает тщательное уничтожение
товаров и сравнительный порядок, царивший в местечке во время погрома. Тогда
при разгроме не было случаев избиения.
В тот же день был арестован по оговору старообрядца
еврей Кац, обвиненный во враждебном отношении к казакам. По показаниям жителей,
старообрядец был в тяжбе с Кацем, пострадавшим от пожара. Кац обвинял старообрядца
в поджоге. Арестованный был жестоко избит и отправлен за 10 верст от Солок,
но там был освобожден за недостаточностью обвинительного материала и после
целого ряда реабилитирующих показаний русских (пристава, священника). К
Корб, жене запасного, находящегося на войне, зашел казак и пытался изнасиловать
ее, но сбежавшиеся на крики брат и родственники отстояли ее.
В тот же день началось бегство. Русских подвод достать
было нельзя, евреи опасались запрягать, так как сознавали невозможность
эвакуировать всех на имеющихся подводах. Тогда раввин обошел всех имеющих
лошадей, убеждая их запрягать, но не брать вещей, а представлять подводы
детям и больным. Наконец, вечером длинный ряд подвод тронулся в путь. Тут
же пешком следовали взрослые, шли до станции Дукшты [26] (15 верст), где
сели на поезд. Немногие, опасаясь встречи с казаками на прямом пути, поехали
окружным путем, но по дороге были обобраны встречными разъездами. У еврея
Ланайка, помощника казенного раввина, пропал сын с подводой товара. Многие
прятали перед уходом вещи и уцелевшие товары в лесу.
Местечко Маляты, Виленский уезд [27]
В конце июля 1915 г. Маляты приютили тысячи беженцев
из Оникшт, Тришкун, Коварска [28] и целого ряда пунктов Ковенской губернии,
где еврейское население было разгромлено, побито и изгнано в несколько часов.
15 августа Маляты подверглись той же участи. Все
местечко было разграблено. Прошел сплошной погром, произведенный солдатами,
и вся масса беженцев и все коренное еврейское население было в 3 часа выселено.
В местечке Гедройцы [29] были также эксцессы, и все население
бежало преимущественно в Вильну, где надеялось найти спасение в большом
городе.
Город Вильна [30]
14 августа 1915 г. к вечеру на окраинах города,
особенно на Снипишках, казаки стали буйствовать, требовать водки, приставать
к женщинам. На Курляндской улице казаки ворвались в лавку еврея часовых
дел мастера и стали ее громить. На 1-ой Соломянской улице они вломились
ночью в квартиру Симы Балицкой и соседние, требовали женщин. Встревоженное
население Снипишек, захватив свой скарб, бежало 15-го в Вильну.
На Новгородской и Киевской улицах казаки грозили
вырезать перед уходом всех евреев. На окраинах жить стало невмоготу. Многие
евреи перебрались в центр, надеясь, что там будут в безопасности.
Но и в центре города на Шопеновской улице 19 августа
к Пейсаху Обельницкому из Оран [31] подошел старший унтер-офицер и спросил,
откуда он приехал. "А вам зачем?" – в ответ спросил Обельницкий. Унтер-офицер
настойчиво стал добиваться ответа и, узнав откуда Обельницкий, предложил
ему отправиться в комендатуру. Когда тот увидел, что его ведут не по направлению
к вокзалу, где находился комендант, а в другую сторону, на Липовку, он заявил,
что дальше не пойдет. Казачий унтер-офицер ударил его прикладом. Это было
на людной улице, но никто не решился подойти. Унтер-офицер подозвал другого
казака, они повели Обельницкого за город, сильно избили его и забрали 200
рублей. Он пытался жаловаться, но жандармерия заявила, что это их не касается,
сыскная полиция эвакуировалась, дело кончилось ничем.
Слухи об эксцессах так сильно встревожили население,
что за подписью командующего армией генерала Родкевича в газетах дано было
28 августа объявление:
"Среди населения района военных действий распространяются
слухи о чинимых будто бы казачьими частями грабежах и насилиях над мирными
жителями.
Приглашаю население района вверенной мне армии относиться
к таким слухам возможно осмотрительнее и не способствовать их распространению.
Большинство этих слухов идет от лиц, желающих тем или иным путем внести
разлад между войсками и мирным населением. Единичным случаям грубого обращения
казаков с населением придается окраска чуть не поголовного грабежа и насилий
над мирным населением.
В целях охранения имуществ и лиц мирного населения
мною приказано, по выяснении, взыскивать с воинских чинов, виновных в незаконном
обращении с населением, со всей строгостью закона, не останавливаясь перед
самыми суровыми мерами.
Для предотвращения же в будущем, хотя бы единичных
случаев нарушения интересов населения в районе вверенной мне армии, мною
приняты меры и отданы соответствующие распоряжения.
При этом объявляю, что обязательному выселению подлежат
все военнообязанные в возрасте 18 – 45 лет; остальное же население может
или оставаться на местах, или добровольно выселяться во внутренние губернии.
Населению будет заблаговременно объявляться о приближении
противника и тогда жители, желающие выселиться, должны оставить свои места
немедленно, а отнюдь не дожидаясь отхода войск, так как при самом отходе
войск все беженцы будут устраняться с дороги, чтобы не мешать движению войск
и обозов.
В данный момент предлагается выселиться населению
из района западнее линии Интурки – Неменчин – Кияны – Павлово – Вороново.
Остающемуся населению будут оставлены продовольственные
запасы в месячной надобности…"
Еврейское население напугано и часто спасается бегством.
На путях от Вильны, на трактах, в пунктах, где евреев мало, всюду можно
наблюдать их заколоченные дома. В Рукойниках, Медниках, Неменчине [32],
всюду одна картина: проходят войска, и евреи, опасаясь эксцессов, уезжают
в более крупные местечки или в Вильну. Но и в больших пунктах неспокойно.
В Сморгони, Ошмянах, Вилейке [33] – везде чуть не погромные
настроения. Вся судьба евреев зависит от милости этапного командира. Энергичное
вмешательство его предотвращает иногда катастрофу. В Ошмянах был
избит только стражник, заступившийся за евреев. В Молодечно для усмирения
напившихся солдат было пущено в ход оружие, были убитые и раненые. В Вилейке
комендант отдал приказ не трогать население. Без их вмешательства в
этих пунктах, где теперь сосредоточены десятки тысяч солдат, положение еврейского
населения было бы невыносимо.
Местечко Ораны, Трокский уезд [34]
По версии некоторых беженцев, 18-19 августа в Ораны
прибыла масса русских войск.
Ночью подошел немецкий разъезд человек в 200. Каким-то
образом ему удалось усыпить бдительность часовых. Говорят, что им на вопрос
"Кто идет?" ответили на русском языке "Свои!", и их пропустили.
Пробравшись в местечко, немцы забрались в каменные
дома (Копанского, Шапиро и др.) поставили пулеметы и начали стрелять. Жители
попрятались по погребам и склепам. Русские войска, предполагая, что немцев
много, отступили. По ним стреляли, и тысячи трупов легли на улицах. Вскоре,
однако, выяснилось, что немцев немного. Русские войска их значительно превосходили.
Завязался бой, немцы отступили.
Скоро разнесся слух, что евреи привели немцев и
сами стреляли. Началась жестокая расправа. Стреляли в склепы, где прятались
женщины и дети. 19 августа было убито 6 человек. подводчик Шимон-Гирш, Кочик
и другие. Крейнера поймали, потащили к коменданту, по дороге он умер от
разрыва сердца. На другой день продолжали стрелять. Почти все местечко было
расстреляно, потом подожжено.
По слухам, пострадало около 150 человек. Лейб Кац
и Гирш Каган бежали в Лиду, по дороге их арестовали. В Вильне находится
Этль Гиршовская, двое ее детей убиты, сама она ранена и сошла с ума.
Местечко Сморгонь, Ошмянский уезд [35]
В среду 2 сентября 1915 г. утром по улицам Сморгони
мчались стражники с криком: "Уходите, бегите – мы сожжем город!" (впоследствии
действительно в разных частях города были найдены бочки с керосином). Около
часу пополудни, после короткой перестрелки, немецкие войска вступили в Сморгонь.
Население, напуганное перестрелкой, спряталось в
погребах. Лавки, квартиры были заперты. Войдя в город, немецкие солдаты
прежде всего бросились к лавкам, взломали ренсковый погреб Табариского,
колониальный магазин Каждана и др. С встречных они снимали часы, сапоги;
при этом первое время забирали лишь самое необходимое. Пулеметы, находившиеся
в починке в местных мастерских, были захвачены неприятелем. Были арестованы
почтово-телеграфные, казначейские и другие чиновники и служащие. Некоторым
из них удалось спастись при содействии местных жителей-евреев. Так Израиль
Менделев надел свою шапку на помощника начальника почты и незаметно вывел
его из рядов арестованных немцами. Иось-Гершон Баданов переодел стражника
Рая и спас его от пленения.
Установленные порядки. Заложники. Немецкий
комендант потребовал к себе представителей города и духовенства. Он составил
список именитых граждан, которые должны были нести ответственность за порядок
в городе, за повиновение немецким властям, за добросовестную доставку съестных
припасов и несокрытие их. Первоначально в качестве заложников было намечено
20 евреев и 20 христиан (10 православных и 10 католиков). Число заложников
впоследствии колебалось между 42 и 34, так как не все выполняли свои обязанности.
Вначале заложников хотели заключить в тюрьму: но путем переговоров добились
отмены этого.
Бургомистром города был назначен староста, доктор
Потовко. Пожарному обществу были поручены функции милиции. Аркадий Гурвич
был назначен ее начальником. Товарищами его на этом посту были утверждены
еще два лица: православный Владимир Козловский, помощник городского головы,
и католик Юзеф Садовский, помощник начальника пожарной команды.
Грабеж. Так как немецкие солдаты продолжали
грабить магазины и лавки, отдельные представители города обращались к коменданту
с просьбой унять солдат. Комендант заявил, что это безобразие учиняет уланский
полк, соответствующий русским казакам, и не в его власти распоряжаться этой
частью. В другой раз он заявил, что у него много других дел и ему некогда
следить за своими солдатами. Грабеж продолжался и следующий день.
Немецкий комендант потребовал доставить 50 пудов
сахара, 500 пудов овса, сена и т. д. Аркадий Гурвич, начальник полиции в
сопровождении немецкого конвоя обходил магазины съестных припасов в поисках
требуемого провианта. Из-за отсутствия подвоза, большого скопления беженцев
и прохождения до того времени большого количества войск, в городе не оказалось
требуемого немецкими властями количества припасов. Его не хватало и для
населения. Торговцы отказывались открывать лавки, так как немецкие солдаты
не платят. Комендант позвал несколько солдат, которые стали взламывать запертые
лавки.
5 сентября в городе царил полный разгром. Реквизиция
необходимых припасов превратилась в грабеж. На улицах и в домах обыскивали
жителей, отбирали деньги. У Авраама Лукмана, Ш. Маршикович, М.Л. Овсеевича,
З. Магидсона и др. забрали лошадей, расхитили товары в потребительских лавках,
уплачивая при этом лишь за мелочи, да и то редко. Выдаваемые квитанции носили
характер издевательства, и комендант сам заявил, что они не имеют никакой
денежной ценности. Немецким солдатам кое–где помогали беженцы из Митавы [36] , находившиеся в Сморгони. Они указывали солдатам магазины, сами разграбили
магазины Табачинского, на глазах членов Еврейского комитета помощи жертвам
войны побудили к разграблению его складов. Бывали случаи, что немецкие солдаты
требовали женщин, но факты изнасилования не известны.
Отношение к евреям. Иногда проявлялось отрицательное
отношение немцев именно к евреям (христианское население, живущее, главным
образом, на окраинах, в городе встречалось редко). Так к М. Данишевскому,
поздно вечером вышедшему на улицу, подошел солдат, обыскал, забрал 90 копеек,
ударил по плечу и крикнул немецкое ругательство.
На вопрос Э. Шимшелевич о причинах плохого обращения
немецких солдат с жителями Сморгони один из солдат объяснил: "Мы берем,
но не бьем". Ночевавший у Гершона Вайнштейна немецкий солдат сказал, что
в прочно завоеванных немцами русских землях жителям живется хорошо, но в
местах, которые могут перейти обратно к русским, они не могут считать население
своим.
В тот же день, 5 сентября, были подожжены пакгаузы,
за исключением платформ, где находился керосиновый резервуар Исера Рындзюна.
Подозрения в шпионаже. 5-6 сентября начались
перестрелки с нашими войсками. В это время некоторые дома загорелись от
снарядов. Немецкие солдаты помогали иногда тушить возникающие пожары. В
этот день в бюро труда при Еврейском комитете был снят телефонный аппарат
из-за предположения, что жители сносятся с русскими войсками. В этом же
были заподозрены Цукерман, Гитлин и Г. Вайнштейн. Солдаты хотели их арестовать,
ударили прикладами, но потом пришли и заявили, что подозрение не оправдалось,
но что в предательстве уличен сторож пожарной команды Якуб Романовский (старик
80 лет). На следующий день, 7 сентября, в городе было расклеено объявление
на русском языке, подписанное "комендант", в котором говорилось, что за
телефонные сношения с русскими войсками повешен Якуб Романовский и разыскивается
сапожник Михневич. Если телефонные сношения будут продолжаться, то некоторые
лица будут арестованы и с города будет взята контрибуция в 10.000 рублей.
В тот же день немецкие солдаты заметили на доме
Абеля Каца шест с чучелом от голубей. Из-за этого 5 человек (Мендель Хосид,
два брата Шулькины и двое выселенцев из Ковны) были взяты в заложники и
приведены к коменданту, который в ответ на их заверения в своей невиновности
ответил, что теперь военное время, и они должны нести ответственность.
Вторжение 7 сентября русских войск заставило немцев
бросить задержанных и покинуть Сморгонь.
Возвращение русских. Грабеж припасов и части
домашнего имущества, произведенный немецкими солдатами, сильно испугал население.
Наши войска были встречены радостно и криками "ура", как христианами, так
и евреями, выносившими пищу, папиросы и даже целовавшимися с солдатами,
приход которых прекратил перестрелку, стоившую жизни многим сморгонцам.
Доносы на евреев. Вначале наши войска относились
к населению хорошо, но вскоре отношение к евреям стало неприязненным и враждебным.
Этому способствовали доносы мещан, рассказывавших солдатам о еврейском дружелюбии
с немцами; что евреи открыли им два винных погреба, что для немцев нашелся
сахар, который евреи раньше скрывали. Действительно, еще до вступления немцев,
не желая продавать сахар по таксе 20 коп. солдатам и мещанам-христианам,
некоторые торговцы заявляя им, что сахара нет, продавали его по 35 коп.
за фунт евреям, не протестовавшим против такого превышения таксы. При грабеже,
произведенном немецкими солдатами, в лавках были обнаружены запасы сахара.
что дало повод ко многим нареканиям и озлобило нееврейское население.
Грабежи и избиения. В ночь, с 7-го на 8-е
в городе было неспокойно: солдаты заходили во многие дома и на окраинах,
и в центре города, забирали вещи без спроса и грабили. Население узнало,
что в Сморгонь вошли Гдовский, Красносельский и Новоржевский полки 68 дивизии,
побывавшие раньше в Оранах, и устроившие там еврейскую резню. Это
известие вызвало всеобщую панику. Евреи стали уходить из города. Они не
сговаривались между собой, не давали друг другу советов, но сотни семейств
оказались на путях, ведущих через Боруны и Крево к Минску,
гонимые лишь одним желанием, выбраться из Сморгони и убраться подальше.
Тем временем в городе случаи грабежа становились
общим явлением, хоть и не носили вначале жестокого характера. У Шолома Гордона
солдаты забрали 120 руб., у Иоше Гершона Сойфера около 400 руб., у Хаи Михли
Овсеевич – 50 руб. и часы и т.д. Иногда проходившие солдаты спрашивали,
где находится та или другая лавка: очевидно одна группа грабивших осведомляла
и направляла другую. Так 10 сентября к Мовше Гельману, стоявшему у склада
Шапиро, где валялись остатки суконного товара, принадлежавшего брату его
Мееру, подошли несколько солдат с вопросом: "Где тут суконный магазин?".
Дорога от Сморгони [37]
Все население Сморгони и еврейское и христианское
покинуло город, в подавляющем большинстве случаев, не захватив с собой ничего.
По дороге выселенцев часто останавливали солдаты, обыскивали, грабили, обшаривали
подводы, если таковые были у кого-нибудь, уводили лошадей. В деревне Белой
(7 верст от Сморгони) владиславовский [38] раввин Ронин слыхал крики мужчин и
женщин и был очевидцем избиения выселенцев до крови. По дороге из Городка
в Заславский лес у некоего Герша Иегуды отняли 315 руб. У деревни Минки,
в 100 шагах от позиций, находилось около 50 человек женщин и детей. На них
напали солдаты. Женщины стали в страхе кричать. Они кричали так громко,
что немецкие войска, ведущие с нашими перестрелку, обратили на крик внимание
и выпустили в это место несколько снарядов.
Отношение к выселенцам в лежащих на пути деревнях
было враждебное. Во многих местах выходили с дрекольем, не впускали в деревни.
В деревне Суцково (6-7 верст от Сморгони) крестьяне избивали беженцев дубинами.
Иногда это настроение поддерживалось солдатами,
запрещавшими крестьянам впускать в свой дом евреев-выселенцев. В Понарах
(15-20 верст от Сморгони) черкесы говорили крестьянам: "всем бы им [евреям]
головы снять: ничего за это не будет".
Местечко Козяны, Дисненский уезд [39]
2 сентября через местечко Козяны прошло много войск,
но все было тихо и спокойно. Вечером появились казаки, грабили лавки, но
брали лишь то, что нужно. На утро они предложили крестьянам брать из еврейских
лавок и домов все, что им нужно. Крестьяне не преминули этим воспользоваться.
4 сентября казаки сожгли мост, 5-го и 6-го бесчинства достигли высшей степени;
ходили по домам, тащили все, что возможно, остальное – мебель, утварь –
ломали, уничтожали.
Двое местных жителей, зажиточные люди, Гирш Авербух
и Пейсах Гордон, стали просить казаков оставить им хоть что-нибудь, чтобы
не остаться совершенно нищими. Их за это избили нагайками.
Были погромы в ближайших местечках Германовичи
и Поставы. Там проделывали всяческие ужасы с женщинами.
Местечко Заскевичи, Ошмянский уезд [40]
Записано 20 сентября 1915 г.
Местечко находится в 14-15 верстах от Сморгони.
Еврейских семейств 40-50.
После того, как немецкие войска вступили в сентябре
1915 г. в Сморгонь, Заскевичи оказались также в центре боевых действий.
В четверг, 3 сентября, в местечке появились наши солдаты (по некоторым показаниям
казацкая часть) и велели уезжать.
Евреи уехали из Лебедзева [41], христиане же
расположились неподалеку в лесу и вскоре вернулись в местечко. 9 сентября
несколько человек евреев прибыли в Заскевичи за своими вещами, так как выселенцы,
понуждаемые бранью и побоями солдат, ничего не успели захватить с собой.
Возвратившиеся нашли свои дома и лавки разграбленными, как и все остальные
еврейские жилища (Мнаши Гильмана, Иосе Гурвича, Хаима Малкуса и др.). На
возвратившихся евреев напали солдаты вместе с мещанами, обыскали, избили,
отняли деньги. Когда Элька Малкус оказала сопротивление, в отместку за это
ночью в ее дом явилась Марыся Горбачевская с другими мещанами, избили Эльку
и детей, а затем подожгли дом, в котором сгорела обессилевшая после побоев
Малкус. Янкель Канторович, находившийся в том же доме, вырвался из рук громил,
но его догнали, избили (по показаниям некоторых ранили) и бросили в огонь.
Все это происходило на глазах Эли Гурвича и Цивьи Зарецкой, которым Андрей
Василевский советовал поскорее убраться из Заскевичей, дабы с ними не поступили
так, как с Малкус. По некоторым свидетельским показаниям, в разгроме еврейских
жилищ принимали деятельное участие, кроме Горбачевской и Василевского, Роман
Рудковский, Елена Конард и лишенные прав состояния Григорий, Иван, Осип
и Николай Милюки, выпущенные из арестантских рот.
Разграблены еврейские дома Нахе, Юте, Абе Позняков,
Лейбы Левина и др. в близлежащей волости Беинцы.
Местечко Красное, Вилейский уезд [42]
С августа 1915 года через Красное стали проходить
наши войска, державшие себя по отношению к населению относительно спокойно.
Однако с началом боев у Молодечно в Красном появились казаки. 4 сентября
они стали грабить еврейские лавки: расхитили колониальный магазин Шлойме-Мовши
Бруднера, разграбили и уничтожили имущество богатого кузнеца Ионы, мучную
лавку Иоселя Гордона и др. Кое-кто из мещан помогал казакам, и последние
отдавали им часть награбленного. Так роздали около 700 пудов с паровой мельницы
Гецеля Бика. Арон Монин видел, как грабили склеп Рахили Гордон, и указал
четырех грабителей коменданту местечка и уряднику Бохану.
В страхе перед погромом евреи покидали местечко,
часть христиан тоже уехала, опасаясь ожидавшегося боя. Тогда в Красное стали
прибывать крестьяне из соседних деревень (Рекувщизна, Осовцы, Ульяновщина)
и, пользуясь отсутствием хозяев, взламывали один за другим погреба и расхищали
сложенные в них товары. Некто Адам Маньковский ходил по местечку и примечал,
кто грабит. Два жителя Красного, Арон Монин и Мовша Бруднер спрятались в
доме дворянина Станислава Таргонского.
7-8 сентября крестьяне донесли казакам, что у Таргонского
скрываются немецкие шпионы. Казаки пришли к Таргонскому, но тот объяснил,
что у него гостят соседи, и казаки уехали. В то же время хромой Варфоломей
Богачевский говорил, что Монин и Бруднер скрывали у себя немцев и что от
них двоих надо во что бы то ни стало избавиться.
Грабеж продолжался несколько дней. 14-15 сентября
в Красное проезжал уполномоченный Общества ремесленного труда Слоним. Жителей
в местечке не было. В синагоге были размещены пленные немцы. Свитки Торы
разорваны, изрублены, из листов Талмуда казаки делали цигарки.
Местечко Глубокое, Дисненский уезд [43]
Из частного письма от 19 сентября 1915 г.
"Дорогой …
С 7-го на 8-ое наехало казаков и начали бесчинствовать,
грабить магазины и затем по домам. Посетили они всех жителей, где не особенно
хорошо отличились поведением. Б. Краута пригласили к есаулу, и он его продержал
несколько часов и все время угрожал, что он его повесит.
Тем временем казаки продолжали в городе бесчестить
много женщин; они атаковали синагогу под названием Краута, собрали там много
девушек. Часть казаков с саблями наголо стояли около синагоги, а часть их
находились в синагоге, и слышно было крик и плачь этих бедных, несчастных
девушек. Никого не допустили зайти на помощь этим несчастным жертвам.
Когда Краута отпустили, его по дороге встретили
казаки, сняли с него золотые часы, отобрали деньги и так избили, что он
еле живой вошел в дом, ничего не говорил и пролежал целые сутки полумертвым.
Когда спустя день немного успокоился, он только рассказал все случившееся
с ним, все его переживания.
Где доктор Гец жил на квартире, казаки зашли. Там
находились девушки, которым грозила та же участь. Доктор начал просить казаков,
чтобы они пошли с ним, и он им покажет лучших. Тем временем эти девушки
спрятались. Когда казаки поняли, что доктор Гец их подвел, они шашкой по
голове ударили несколько раз. У него и теперь следы видны.
В таком положении Глубокое находилось два дня. На
третий день приехали офицеры, полиция. Тогда только начало успокаиваться.
Теперь в Глубоком спокойно".
С.-Петербург
- С.М. Дубнов. Книга жизни. Воспоминания и размышления. СПб., 1998. С. 342.
- История общества кратко освещена в статье В. Лукин. К столетию образования Петербургской научной школы еврейской истории // История евреев в России. Проблемы источниковедения и историографии. [Сборник научных трудов] (Труды по иудаике. Серия "История и этнография" / Петербургский еврейский университет, Институт исследования еврейской диаспоры). Отв. редактор Д.А. Эльяшевич. Вып. 1. СПб. 1993. С. 13 – 26.
- Центральный государственный исторический архив С.-Петербурга (ЦГИА СПб.), ф. 2129, оп. 1, д. 67, 1914 г. "Копии документов о материальном положении и о выселении евреев Западных губерний" на 44 л. (далее д. 67) и там же д. 69, 1915 г. "Материалы об отношении солдат военных частей к еврейскому населению" на 96 л. (далее д. 69).
- Материалы фонда, хранившиеся до Второй мировой войны в Киеве, были приведены немцами в 1941 – 1943 гг. в хаотическое состояние. Сохранившиеся материалы были, по возможности, упорядочены после войны (ЦГИА СПб., ф.2129. Предисловие к описи 1).
- Д. 67, л. 23. Ныне г. Пакруоис.
- Д. 69, л. 55. Ныне пос. Пикяляй, Мажейкяйский р-н.
- Д. 69, л. 23. Ныне г. Кедайняй.
- Д. 69, л. 54. Ныне пос. Шета, Кедайняский р-н.
- Д. 69, л. 57. Ныне г. Шяуляй.
- Д. 67, л. 24, Д. 69, л. 57 – 60.
- Ныне Салантай, Кретингский р-н.
- Ныне Мажейкяй.
- День рождения Николая II.
- Ныне г. Седа Мажейкяйский р-н.
- Д. 69, л. 23. Ныне Шедува, Радвилишский р-н.
- Д. 69, л. 10. Ныне Вилькия.
- Д. 69, л. 14. Ныне пос. Ванджёгола, Каунасский р-н.
- Д. 67, л.16 – 17; д. 69, л. 24. Ныне пос. Кракес, Кедайняйский р-н.
- Д. 69, л. 14. Ныне г. Титувенай, Кельмский р-н.
- Ныне г. Радвилишкис.
- Д. 67, л. 16. Ныне г. Укмерге.
- Д. 67, л. 16. Ныне г. Каунас.
- Д. 67, л. 20.
- Д. 69, л. 24 – 25. Ныне Бенякони, Лидский р-н, Белоруссия.
- Д. 69, л. 25 – 26. Ныне пос. Салакас, Зарасайский р-н.
- Виленский уезд, ныне г. Дукштас, Игналинский р-н.
- Д. 69, л. 11. Ныне г. Молетай.
- Местечки Вилкомирского уезда, ныне города Аникщяй, Трошкунай, Каварскас, Аникщяйский р-н.
- Виленский уезд, ныне пос. Гедрачяй, Молетайский р-н.
- Д.69 л. 38 – 41. Ныне г. Вильнюс.
- Трокский уезд, ныне г. Варена.
- Виленский уезд, ныне поселки Рукайняй, Мядининкай, Неменчине, Вильнюсский р-н.
- Сморгонь, Ошмяны, Вилейка и Молодечно ныне в составе Белоруссии.
- Д. 69, л. 35.
- Д. 69, л. 62 – 64.
- Курляндская губерния, ныне г. Елгава, Латвия.
- Д. 69, л. 11 – 12.
- Владиславов (Тришкуны), Вилкомирский уезд, ныне г. Трошкунай, Аникщяйский р-н.
- Д. 69, л. 34.
- Д. 69, л. 12 – 13.
- Вилейский уезд, ныне Лебедево, Молодечненский р-н, Белоруссия.
- Д. 69, л. 36 – 37.
- Д. 69, л. 67 – 68.
