©"Заметки по еврейской истории"
февраль-март 2017 года

Леонид Гиршович

Леонид Гиршович

"Рычи, Китай"


 
(отрывок)

 

 

...Законы божественной симметрии:  два отца – симметрия.

  ("Быт и нравы гомосексуалистов Атлантиды")

 

 

Из дневника:

 

  "17 мая. Поздравил А.К. с международным днем гомосексуалиста. Интересно, будут ли когда-нибудь отмечать международный день еврея?"

 

  Древние говорили: подразделение литературы на поэзию и прозу началось с появления последней. А я вам говорю: не факт. Это подразделение человека на мужчину и женщину началось с появления последней.

 

  Казалось бы банальность, очевидное: дети рождаются в мир не оттого, что Высший Разум измыслил мужчину и женщину, а ровно наоборот. Высший Разум измыслил мужчину и женщину, чтобы люди плодились и размножались. Хотя первоисточник и не дает однозначного ответа. Сперва рассказывается, что сотворил человека – мужчину и женщину, благословив их словами: плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю. А после берет свои слова назад, словно проговорился, и вместо этого произносится знаменитое: ло тов хийот бен адам левадо – не добро быти человеку единому, сотворим помощника по нему (так сказать, ему под стать). 

 

  Пол для Творца – цель или средство? Что ради чего? Биолог, теолог и домохозяйка выносят приговор. Для домохозяйки поясняю вопрос: человек был произведен на свет в двух своих ипостасях, мужской и женской. Было ли это сделано во имя красоты любви, а деторождение – следствие, по тем временам неустранимое, вернее, трудно устранимое? Или все наоборот, в мужскую и женскую фигурки Адам был слеплен, дабы плодился он и размножался, а любовь – морковка? 

 

  Каково будет решение тройки в вышеперечисленном составе – биолога, теолога и хаузфрау?

 

  Домохозяйка колеблется, потому что ей неясно: что является возмещением чего? То ей кажется, что материнство – это расплата за "плезир дамур", о чем поется в песенке. А то она говорит себе: хочешь гнездá, детей – всего, что наполняет жизнь счастием смысла, терпи этого козлоуханного подле себя. "Разрывается между материнством и проституцией", сказал бы Вейнингер1.

 

  Биолог как честный ученый сразу уходит в кусты: он занимается исследованием явлений. Его дело – данность, а не что за нею стоит. Но результаты исследований постоянно меняются, представляя явления в новом свете. Биолог наращивает свое ученое брюхо, обжираясь все новыми и новыми открытиями. Нет, пусть другой решает "ради чего", он решает "посредством чего".

 

  Теолог говорит, что он больше не теолог. И давно? С тех пор, как философия перестала быть служанкою богословия, всегда стоявшего на страже трона земного, яко трона небесного. Он состоит на службе у государства, читает в Гумбольдтовском университете лекции по истории церковных соборов. "...Раз отец у него бог, то сын человеческий он по матери. Поэтому Второй Маконский собор большинством в один голос постановил считать женщину человеком..." – конспектируют студентки – на курсе одни студентки. Теолог слышал от биолога, что скоро размножаться будут не плодясь, благодаря генетике. А плодиться не размножаясь, фиктивно, мы уже умеем. И славим красоту любви беспошлинно и бесстрашно. "Пою тебя, бог Гименей" – а сам подразумеваю: "Пою тебя, бог Контрацептив". Как и биолог, теолог не готов объяснить разделение Адама на мужчину и женщину одной целесообразностью, которую красота любви лишь драпирует. 

 

  Домохозяйка чувствует себя преданной. То, что красота любви не облагается пошлиной деторождения, ставит ее в тупик. Это – прекрасная пошлина, все с нею сопряженное было смыслом ее жизни. Счастлив, у кого в жизни есть смысл, теперь искать его придется в другом. Стоя перед доской объявлений, она читает по складам: "Куда пойти учиться?" и все еще привычно славит своим дыханьем красоту любви. Грудь ее высоко вздымается, дышать иначе она покамест не умеет, не научилась, хоть и давно без корсета. Да и не хочет учиться. Куда пойти работать?

 

  И козлоуханный ее ходит потерянный. На его позиции наступают. "Учиться", "работать" перестало быть его прерогативой, от прерогативы остались только рога.

 

  Нас учили неправильно. История общества это история эмансипации женщины – никак не производственных отношений. Энгельс переступает порог берлинского университета, который носит имя естественника Гумбольдта, – а там, на лужайке, стада будущих ипатий. Автор "Происхождения семьи..." падает без сознания.

 

Сбылось! Сбылось! – так грубо, просто...

 

– писала незабвенная Лена Шварц.

 

  Семнадцать лет меня учили на скрипача, я не могу вдруг заиграть на трубе, хоть бы и по нотам. Когда человека тысячелетиями учат на женщину, каждую его клеточку, то на полном скаку не остановишься. Хоть бы и все сдала наравне с мужчиной – равные права разбиваются о неравные возможности, они же суть обязанности. Физиология, физиология!

 

Из дневника:

 

  "Прочел в новостной ленте: исполнив на „Евровидении" песенку „Женись на мне", финская певица поцеловала с этими словами девушку. Другое сообщение: где-то в России в очередной раз решили запретить гей-шествие, решение принимали „настоящие мужчины".

 

  Мой взгляд бескорыстен – когда я провожаю глазами девушку. (Вне зависимости от семейного положения "девушками" в России называют всех женщин, издающих половой клич: сексэпил. К слову сказать, трофейный фильм с Марикой Рёкк "Девушка моей мечты" в филистерской Германии назывался "Женщина моей мечты", у героя матримониальные намерения: "фрау" здесь – жена, о добрачных отношениях и не мечтай.) Итак, в чем же бескорыстие, с которым мой взгляд коснется идущей мимо женщины... пардон, девушки? Да в том, что он неволен, машинален, "через не хочу". И даже "через не могу". Французы называют это "полоскать глаз" (rincer loeil).

 

  И таким же взглядом женщина провожает женщину ("девушка моей мечты" – "девушку моей мечты"). Тогда как по отношению к мимохожему мужчине у нее наготове улыбка приказчицы, мгновенно сменяющаяся думой о своем – девичьем. Мужчина, если он не один, всегда будет обделен вниманием встречной женщины в пользу своей спутницы. Без надобности рассматривать мужские носки на прилавке? Еще чего! Но женский конфекцион она изучит: сумочки, туфельки, блузки – хоть бы и за стеклом, хоть бы и по цене, равной ее месячному заработку.

 

  Сказавший "А" да скажет "Б" – и в конце концов выучит алфавит. Некогда посланная германским божеством на три буквы (ККК – Kinder, Küche, Kirche), женщина отныне предоставлена своим равным с мужчиной правам. Этим она обречена сравнять и возможности. То есть социальная невозможность далее следовать своей природе, согласующейся с тремя К (на самом деле их было даже четыре: кайзер) равняется физиологической невозможности ей не следовать. Что делать – умереть? "Не умрете, но будете как боги", – нашептывает старый знакомец.

 

  Преодоление смерти через преодоление пола – два диаметрально противоположных указателя. Я седлаю своего конька и скачу. "Расщепление человечества на мужской и женский пол действительно есть то самое „безобразье в природе", благодаря которому вдвое уменьшается духовный и творческий потенциал рода человеческого". Мне представилось однажды гностическое переустройство мира в отдельно взятой стране под революционными лозунгами "Семя долой!", "Пол это смерть!" Отсюда и разъяснение фашизма: "Фашизм – это почитание совокупляющихся мужчины и женщины как абсолютной святыни, потому что их акт – это наш акт". ("Фашизм и наоборот", НЛО, 2005).

 

  Вроде бы забрезжил новый сюжет.

 

Из дневника:

 

  "22 мая. Вчера в соборе Нотр-Дам у алтаря застрелился писатель Доминик Веннер, протестуя против принятия закона об однополых браках. В момент самоубийства в соборе находилось полторы тысячи туристов. Сегодня одна из "фемен" устроила по этому случаю перформенс. РИА Новости передают: „Девушка, одетая в черные капроновые колготки и красные шорты, держала в руке игрушечный пистолет. Стоя на том же месте, где во вторник застрелился Веннер, активистка „Фемен" имитировала самоубийство. На обнаженной груди девушки красовалась надпись „Пусть фашизм горит в аду", а на спине „Мы верим в геев"".

 

  Сказать, что история человеческой цивилизации есть история женской эмансипации, еще не значит заключить конкордат с феминистками. Феминистический кодекс строителя светлого завтра, в центре которого монумент женщине в космическом скафандре даст фору "Домострою". Возможный его автор поп Сильвестр наставляет: поучи жену в уголку, чтоб никто не видел, а после пожалей. От феминисток чего-чего, а жалости не дождешься даже в уголку. Суть всего, что они делают, в том, чтобы делать это публично.

 

  Если мачо или краснобородый бей все-таки любят женщин, то феминистки женщину терпеть не могут. Вернее, они терпеть не могут в ней то, что делает ее женщиной – то, во что превращает ее взгляд мужчины. Их идеал – взгляд Горгоны. Будь их власть, изречение "феминистка – надзирательница в женском концлагере" себя бы оправдало. За примером далеко ходить не надо. Российская феминистка высказалась против освобождения женщины-бухгалтера, осужденной по делу Ходорковского и рожавшей в неволе: если справедливость на всех одна, то и несправедливость одна, нам без разницы, мужчина ты или женщина.

 

  А заседающие в Бундестаге "зеленые" менады? При виде их я чувствую себя Орфеем – сейчас "по членам разберут", как разобрали Орфея за то, что "проповедовал любовь к своему полу (пострадал за пропаганду гомосексуализма – Л.Г.). Боги-олимпийцы не нашли оправдания убийству жреца Аполлона и превратили менад в дубы, крепко вросшие в землю". (См. Роберт Грейвс, "Мифы древней Греции".)

 

  Никогда не понимал, как гомосексуалист может найти общий язык с менадой. Это еще трудней, чем поборнику прав человека договориться с членом общества защиты животных. Объединенная оппозиция: феминистки, геи, "Рвитесь наши цепи" (сводный хор, куда белых не берут), герильерос, Фалыстын, противники войны в Афганистане, "бот пипл" из Африки со своим апокалипсисом на водах.

 

  Объединились они еще в семидесятые вокруг партии "зеленых". Тогда не только справедливость была на всех одна – все было общее, включая революцию. И кому взрослые враг – вали к нам в коммуну. Надпись на дверях: "Make love no war". Любовь тоже была одна на всех. Добрые люди всегда говорили, что Бог один, только молятся Ему по-разному, всяк в согласии со своим обычаем. А "love" одно из Его имен.

 

  "God is love", "Бог есть любовь", – поют лирические длинноволосые юноши.

 

Поля красных маков,

Среди которых раскинулась любовь –

 

всякая: и воспевающая контрацептив, и орфическая, и сапфическая, и к детям. Впрочем, последним пришлось пожертвовать. От насилия над женщиной, козырной карты феминистической фракции, один шаг до сексуального насилия вообще. "Педофилов" – готов закавычить это слово – сразу вывели из номенклатуры сексменьшинств. (Почему закавычить? Да потому, что оно родилось на волне кампанейщины.)

 

  Пример кратковременного детабуизирования "любви к детям" в семидесятые – счастливый финальный инцест в фильме Луи Маля "Порок сердца", номинированном на "Оскара": мальчик получает путевку во взрослую жизнь от своей матери, все смеются.2

 

  Гомосексуалисты вместе со всеми прочими решительно отмежевались от педофилов, пропев им анафему. А как же Катулл: "Пьяной горечью Фалерна чашу мне наполни, мальчик"? В отсутствие "щекастого мальца" – "щеки" как эвфемизм для обозначения другой части тела (см. "Быт и нравы гомосексуалистов Атлантиды") — гомосексуализм низводится до "дружбы, спаянной спермой", – скорректированное сталинское определение боевой дружбы, поимевшей Польшу спереди и сзади. Национал-социалистическая революция многими в тогдашней Европе связывалась с гомосексуальной оргией, благодаря Рёму и его СА, вспомним фильмовое клише Висконти под названием "Гибель богов".

 

  Огромна инерция шестидесятых-семидесятых – благодаря культурному обаянию того времени. То была молодость молодежной культуры, глядишь, уже и состарившейся. А больше всего старость любит свою молодость. Глаз не может отвести от аляповатых фотографий "гитарных юношей". А между тем на смену Вудстоку пришло племя молодое, иноземное, которому попробуй скажи "здравствуй". Семидесятые не узнают себя в этой маскулинной толпе поджигателей. Прочие – не наследники, а нахлебники семидесятых. Сегодня за мейнстрим они принимают директивы политкорректности тех, чье поколение привычно ораторствует теперь с профессорской кафедры и верховодит общественным мнением, а что будет завтра – Бог весть.

 

 

  Политкорректность давно уже самоназвание политконформности, а запад вот-вот окончательно переместится по другую сторону баррикад, возведенных студенческой революцией. В очередной раз сменятся правила приличий, этикет семидесятых в конце концов перестанут блюсти. Но теперешние верхи не могут с ним расстаться, какой-то плацдарм они и правда удержат. ("Чем кардинальней бывали попытки до сих пор сделать землю небом, тем большими катастрофами они оборачивались, хоть тектонический сдвиг в микрон – в нужном направлении – все же происходил").

  

  Между еврейскими делами и гомосексуальными есть общее. Одинаковое хихиканье над собою, сменившееся комической же серьезностью по отношению к себе. Даже призыв Фрэнка Кемени быть гомосексуалистом дома, а не на улице, созвучен лозунгу Гаскалы: "Будь космолитом на улице и евреем дома".3 Да и как же иначе? То и другое, еврейство и гомосексуализм – угодья Сатаны, всходы греха. Даже не смрадное болото, в котором кишат гады и к которому заказано приближаться, а мерзостней и страшней. Выгребная яма, которая всегда с нами, но которой как бы нет. Неупоминаема. При слове "еврей" голос понижался сам собой, при слове "гомосексуалист" и подавно. Ужасные слова, матерщина мысли. Стоящее за ними вызывало чувство гадливости и страха одновременно. Навстречу абрамтерцовскому motto "каждый человек – еврей" выплывает: "Каждый человек – гомосексуалист"... ну хорошо, "немножечко еврей" и соответственно "немножечко гомосексуалист".

 

  "Евреями не рождаются" – сколько раз сам так говорил, бросая вызов Небу. Этому зеркально соответствует "гомосексуалистами не становятся". Еще у Набокова читаем, в "Смурове": гомосексуалист – сексуальный левша. И у латентно обожаемого им Гоголя: "Ты мне лягушку хоть сахаром облепи – я ее в рот не возьму", мол, совращай, не совращай. И Лев Рубинштейн о том же, и доктор Щеглов. Только все это – "ложь во спасение". Как в большинстве случаев евреями рождаются, так же в большинстве случаев гомосексуалистами становятся. И пусть свои бросят в меня камнем, а господин Милонов приветливо скажет "о!" и продекламирует, вспоминая детство: "А он говорит: „Иди сюда, я тебе ирису дам". Интересно, пошел?

 

  Как еврей я рос с чувством выгребной ямы, сколько помню себя. А гомосексуалист, он и для евреев гомосексуалист – каково же тебе, брат мой в изгойстве? Однажды старик Дар4 с видом хитрого гномика сказал мне: "Знаете, Леня, я – гомосексуалист", – чем поставил меня в положение гейневской донны Клары, услыхавшей поутру от своего рыцаря чистейший идиш:

 

Панночка, я ваш коханок,

Син розумного старого

Рабина у Сарагосi

Люди звуть його Iзраель.

 

  Евреев принимали в семью народов в два прыжка – то-то с буйным ликованием. Взахлеб признают и за гомосексуализмом права гражданства, объявляя его безвинным страдальцем ("Вы знаете, Рабинович – педераст, но в хорошем смысле этого слова"). У всех в глазах стоят слезы. Бьют в колокола. Отовсюду слышится: "Христос воскрес!" "Горько!" За тебя Голливуд, этот арбитер элегантиарум, за тебя мэры городов, где в духе латиноамериканских карнавалов проводятся парады гордости, за тебя всё передовое и прогрессивное человечество.

 

  Всё? Первое впечатление обманчиво, хотя оно-то и самое верное. Парадокс. Парад-окс. Окс-парад5. Пробуждать массовое сочувствие к муже-мужеской любви с участием голливудского космодрома – задача нелегкая, но окупающаяся. Нелегкая, потому что красота любви сексменьшинств не заставит сексбольшинство утирать платком слезы, равно как никакая политкорректность, никакой идеал равенства не заставит нас говорить "сексбольши´нства", во множественном числе. Окупается же она по одной простой причине. На вопрос, отчего умер Мичурин, правильный ответ: упал с клубники.

 

  Совсем другое – подражание Сапфо. Как сказал батько Лукашенко, "в этом мы, мужики, сами виноваты". Неслучайно Голливуд безболезненно и беспроблемно презентовал лесбийскую тему еще в тридцать шестом году: фильм Уайлера "Эти трое" по рассказу Лилиан Хеллман, повторная экранизация в шестьдесят первом году, с Ширли Маклэйн и Одри Хепберн ("Детский час"). Лесбиянки – те же караимы, в смысле, что во время оккупации караимов не трогали и за евреев не считали.

 

  Праздник на еврейской улице закончился всемирной палестинской революцией. Не сомневаюсь, что гей-параду она тоже еще предстоит. Геям могут припомнить спид, их могут объявить маранами от педофилии, на что ЛБГТ-сообщество прямо-таки нарывается, настаивая на своем праве адоптировать детей. Тогда суд автоматически принимает сторону обвинения, исходя в таких случаях из презумпции виновности. Первый же процесс не заставит себя ждать и станет пороховой бочкой. 

 

  Тайный орден с его эстетикой полунамеков, до сей поры возбуждавшей желание заглянуть за занавесочку, в одночасье прекратил свое существование. Вместо этого какая-то карнавальная похабень. Как будто "ча-ча-ча" из громкоговорителей сделает гомосексуалистов своими ребятами в глазах улицы: вообразим себе митингующих масонов. С другой стороны, атмосфера благонамеренности, мещанский брак, доживающий свой век – все это не вяжется с крепким обоюдомужским засосом, при виде которого широкой публике становится дурно. Смесь провокации с юродством, хотя юродство и без того является подспудной провокацией. Игра на чужом поле.

 

  Сексменьшинство из культурного деликатеса превратилось в фастфуд от культуры. Что все едят, то и я. Раз всех устраивает, значит и меня. "Рост гомосексуального самосознания" всецело зависит от мейнстрима, который здесь должен быть напористей обычного. И то этот напор обманчив, несмотря на кажущуюся мощь: и Обама за нас, и Мадонна. До первого угла. Евреи не единожды и не дважды попадались на удочку общественной солидарности. Модная болтовня очень скоро расплющивалась об "инстинкт национального самосохранения".

 

  Политконформность – не беспринципность, это принципиальное следование общепринятому как отвечающему интересам каждого. Это демократическая норма. Настоящий конформист никогда не поставит личное выше общественного, к чему меня постоянно призывали, начиная с картинки в моем букваре. По решимости бороться с нацистским коннотациями я узнаю тех, кто вчера громче всех кричал бы "хайль!".

 

  Незабываемый урок конформизма мне был преподан в свое время на пляже в Натании. Такая сценка. Я с пятилетним сыном говорю по-русски. Рядом еще одна русскоговорящая семья, где к ребенку обращаются на иврите. Узнав, где мы живем, меня порицают в самой категорической форме: лишил ребенка родины, мог расти гордым и свободным на своей земле, а вместо этого всю жизнь будет втягивать голову в плечи. Особенно усердствовала женщина. Явно русская, она была святее Голды Меир и неистовей Жаботинского. В довершение сказала зло, и было в этой злости что-то личное: "Раз уж вы живете в Германии, то и разговаривали бы с ним по-немецки. А так вырастет и кем будет – эмигрантом?"

 

  Я хорошо помню, что говорят мне и не помню, что говорю сам. Кто много пишет, тот не придает своей устной речи большого значения. Должен был ответить ей так: "В начале было слово, мне досталось русское слово, и отречься от него, выкреститься в иврит или в немецкий – да на костер взойду, а Слово не предам".

 

Из дневника:

 

  "26 мая (день рождения Миши Шейнкера и моего кузена – и Пушкина по ст. стилю). По каналу "Евроньюс" показывают первый во Франции гомосексуальный марьяж. В мэрии Монпелье женщина-мэр поздравляет молодых (слово "молодожены" скоро разделит судьбу таких слов как "мужеложец", "негр", "старая блядь", "поэтесса", "Бомбей", "инвалид" и т.п.). Их матери в шляпках, щека к щеке: "Наши мальчики очень подходят друг другу". Снаружи меры безопасности, как в сорок третьем, когда в Монпелье прибыл маршал Петен. Одному из участников Сопротивления удалось все же швырнуть дымовую шашку. Слава герою!"

 

  Это уже где-то описано:

 

  "На Этьене черная визитка, серые в полоску панталоны, в петлице красная роза. Станислас с ног до головы в белом, полупрозрачный красный шарф огненным языком лижет пенящееся жабо. Мэр, препоясанный национальным флагом, свершает обряд бракосочетания.

 

  – Платон учил: поначалу человек соединял в себе и мужское, и женское начало и был всемогущ настолько, что боги убоялись и разделили его на две половинки. С тех пор эти половинки стремятся друг к другу, и не обязательно, чтобы мужские стремились к женским. Преодолеть это стремление не по силам ни людям, ни богам. Я счастлив, что мне сегодня выпала честь сочетать две такие половинки и признать их законное право любить и воспитывать третьего человека.

 

  Пресса, телевидение. Выстроились официантки, держа подносы с бокалами. Этьен надевает Станисласу на палец обручальное кольцо. Долгий поцелуй. (...) Наконец уста их разъяты. Оба знаменитых певца в унисон поют "Ave Maria", за синтезатором их сын Морис". ("Скачки на морских коньках". Т.-А., "Зеркало № 30", 2007. Кончится плохо: Мориса в школе будут терроризировать – он перейдет в ислам и в отместку начнет терроризировать других.)

 

  Усмехнулся: "Зубы себе обломают", – когда в России стартовала кампания за правильный секс. О гомосексуалистах обыкновенно рассказывали то же, что и о мировой закулисе. Но если у последней нет от меня тайн и я вынужден посочувствовать тем, кто хочет жить с ветерком опасности в штанах: не дождетесь, – то с гомосексуалистами, как говорится, чем черт не шутит. Думаешь: неспроста с ними заигрывает политический Олимп-Оланд-Обама. Мне когда-то довелось быть свидетелем невероятного карьерного подскока на ровном месте, завершившегося сравнительно мягкой посадкой: на полтора года – хотя этот тип, будучи директором школы, влип в историю с второклассником, и не с одним.

 

  Так что, когда "настоящие мужчины" из законодательных собраний взялись их, обнаглевших, приструнить, я подумал: кишка тонка тягаться с гомосексуальной закулисой. Может, не в таких выражениях, но близко по смыслу. И если правда, что попросту подновляют образ врага, другой цели не имеют, то недооценили фронт работ. Краски не напастись, даром что гомосек хуже татарина, здесь бери шире – хуже исламизатора России.

 

Из дневника:

 

  "По опросам „Левада-центра" для абсолютного большинства россиян мигранты предпочительнее сексменьшинств. На вопрос, кого бы вы предпочли видеть своим соседом, приезжего из мусульманских регионов или представителя нетрадиционной сексуальной ориентации, восемьдесят семь процентов опрошенных высказались в пользу соседей мусульман". (РИА Новости) Алжирский блогер написал по поводу миллионной демонстрации противников нового закона: „Через пятнадцать лет с введением к тому времени законов шариата во Франции этот закон все равно отменят" (Там же.)"

 

  Мне это что-то напоминает, ну прямо слово в слово: "...С распадом семьи (по Энгельсу) забудется неистребимое „есть семья – привет семье"", а с введением примерно к тому же времени законов шариата в СССР хирург, производящий операцию под наркозом, будет говорить вору: „Пишите письма мелким почерком"". ("Прайс". Париж, "Эхо", № 3, 1980.)

 

 

  Запрещаешь себе смотреть в будущее, говоришь: "У тебя дурной глаз". Когда-то покойный Ронен6, проследив мой взгляд, сказал: "Не смотрите на ребенка, Леонид Моисеевич. Уж вы-то непременно сглазите". Он всегда говорил мне гадости, но говорить гадости еще не значит лгать.

 

  Вот фрагмент из "Бременских музыкантов", двадцать пять лет как написанных, эпиграфом к которым суеверное "Бойся!". Это еще не произошло, но грозно и радостно приблизилось.

 

  "...Конкретный ближайший шаг к физическому и биологическому переустройству мира ясен: физиологическая эмансипация женщины. Социально-правовая уже совершилась – насколько таковая возможна при сохранении библейского проклятия "рожать в болезни". Но вот-вот в наших силах будет отвратить и само проклятие – довести зародыш до состояния человеческого младенца без того, чтобы "брать напрокат" мать. И сопротивляйся, не сопротивляйся, потрясая хоть Хаксли, хоть Библией, это все равно "в плане", природа не терпит нереализованных возможностей. Это будет непосредственным шагом к тому, чтобы самим себя начать избавлять от наказания, которое навлекли на свое потомство Адам и Ева; и это будет первым шагом во исполнение того, что посулил Еве змий: станете как боги.

  Вянут уши? И реки вспять обращали, и полмира отравили, и социальную революцию устраивали. Не получилось – тогда примемся за биологические эксперименты, авось эдак получится себя окончательно прикончить.

  Думайте, что хотите, а деваться некуда. (...) Если завтра где-нибудь в калифорнийской лаборатории (или на другом каком-нибудь островке будущего) будет выведен гомункулус, черненький, беленький, желтенький, вполне здоровенький, и вручен своим сверкающим голливудскими улыбками родителям, прилетевшим за ним из Гонолулу, – а не завтра, так послезавтра это произойдет, – то на первых порах никаких чудес за этим не последует. Ну, вознегодуют "зеленые" всего мира, от ирландских католиков до иранских мулл, фонетикой обреченных брести где-то с вьючными животными. Китай попросит поделиться технологией – чему воспротивится Конгресс на том основании, что в Китае это повлечет за собою массовые нарушения прав человека, ведь не секрет, зачем им это надо: людям запретят заводить детей иначе как вышеуказанным способом, что даст возможность установить наконец полный контроль над рождаемостью.

  Пока китайцы корпели над созданием собственной технологии, представительницы белой расы увидали, что в лабораторных условиях дети получаются ничуть не хуже, чем в домашних. „И ты понимаешь, Манечка, даже риска меньше, не говоря об остальном Глупо не пользоваться благами цивилизации". Разумеется, не обойдется без „экологических" демаршей. Вновь объявятся желающие рожать самолично – в надежде разрешить свои какие-то проблемы. Их поддержат психологи, возникнет соответствующая литература. „Собственных детей рожать собственными чреслами!" или просто „Мама-а..." – легко представить себе такие лозунги на собраниях последних феминисток, которые, борясь за права женщин – вероятно, это будет называться „за право женщины остаться женщиной," – окажутся повернутыми лицом к домострою.

  Неизбежное зло, перестав быть неизбежным, перестает быть злом. Почему ты это постоянно твердишь? Да потому, что так действительно всегда и во всем. Избавившись от тяготевшего над нею проклятия – рожать в муках, женщина (какая-то их часть) поспешит представить беременность благословением, главной отрадой и в конце концов главным преимуществом своего пола. Мы им не верим. На заявлениях этих оставшихся без работы феминисток будет лежать печать социального эстетства: пахать подано, ваше сиятельство.

  Подумать только, чем ты занимаешься – подбираешь аргументы для какого-нибудь телевизионного диспута. Одни будут говорить: „Глупо, Манечка...", а другие им возражать как бы устами младенца: „Мама-а-а..."

  Правило, что неизбежное зло, перестав быть неизбежным, перестает быть злом, справедливо, но лишь в эстетической плоскости (первое что приходит в голову – рисованные стрелки на чулках). А вот как обстоит дело в ситуации прямо противоположной? Как быть с „неизбежным удовольствием", сопутствующим греху? В викторианское время, в викторианской стране и в викторианской подворотне о сладострастных действиях, обозначаемых нецензурным глаголом (или о нецензурном глаголе, обозначающем нецензурные действия) дети дошкольного и раннего школьного возраста узнавали тогда же, когда узнавали, что подлинной капустной грядкой является тетин живот. Однако связи между тем и другим не усматривали – взгляд, который отныне предстоит усвоить и взрослым. Бог весть, чем это обернется в третьем-четвертом поколении (в рассуждении полового инстинкта), во всяком случае такая – психологическая – унификация пола вряд ли способствует росту чувственности.

  Но пока это не совершилось. И как наркоману всего милей его грех, а разговоры о пагубных последствиях ему „по уху", так же и человечеству мил его грех, и расставаться с ним оно не хочет (ну и не надо, само собой получится, половой инстинкт ослабеет за ненадобностью, а там, глядишь, как в анекдоте: „Доктор, только не режьте". – „А вы, больной, станьте на стульчик, а сейчас спрыгните, видите, сам отвалился")". ("Чародеи со скрипками", СПб., Издательство Ивана Лимбаха, 1997)

  Разделение на "сексбольшевиков" и "сексменьшевиков" – в перспективе сюжет для небольшого романа, коим я, однако, не вдохновлюсь. Хватит наводить порчу на будущее, да еще с легкой душой: самому небось не придется аплодировать собственным прозрениям. Разве что на устроенном в твою честь спиритическом сеансе предстанешь в ослепительно-белом фраке перед потомками, сидящими по уши в дерьме.

 

 

Примечания: 

 

 1. Один из разделов книги Отто Вейнингера "Пол и характер" так и называется: "Материнство и проституция".

 2."Лолита" (1954) – это святое, из тех нерукотворных памятников, что взяты на небо и переживут человечество.

  3. Ф.Кемени – известный борец за эмансипацию сексуальных меньшинств в США. Гаскала – просвещение, период эмансипации европейского еврейства в XVIII XIX вв.

 4. Д.Я. Дар – наставник ленинградского андерграунда, муж Веры Пановой. Умер в Израиле.

  5. Окс – бык, т.е. упрямец. (Идиш.)

  6.Омри Ронен – американский славист, его "Письма из города N" печатались в журнале "Звезда".

 


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:1
Всего посещений: 3304




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2017/Zametki/Nomer2_3/Girshovich1.php - to PDF file

Комментарии: