Елена Носенко. "Глава 3. Дома или в диаспоре? Израиль в культурной памяти российских евреев

Израиль в культурной памяти российских евреев

«Уезжайте! А я останусь.

Я на этой земле останусь.

Кто-то ж должен, презрев усталость,

Наших мёртвых стеречь покой!»

(Александр Галич. Песня исхода)

Прежде чем перейти к теме этой главы: что является домом для российских евреев и какова роль этого дома для их культурной памяти, необходимо понять, действительно ли российские евреи живут в диаспоре, точнее говоря, представляют ли они собой диаспорную группу. Вопрос не праздный. Традиционно обо всех евреях, проживающих за пределами Государства Израиль, ранее – Земли Израиля / Эрец Исраэль, или Палестины, говорят и пишут, что они находились или находятся в диаспоре. Но что такое диаспора вообще и еврейская, в частности?

Подробное освещение диаспорной проблемы не входит в задачи этой книги, поэтому я коротко остановлюсь на некоторых основных моментах. Это необходимо сделать потому, что Израиль играл и играет заметную роль в формировании еврейской коллективной памяти на протяжении уже около двух тысяч лет.

Диаспора как исследовательская проблема давно стала предметом научного дискурса. В настоящее время определений диаспоры множество, а дискуссии вокруг этого понятия ведутся специалистами в разных областях гуманитарного знания. Особый интерес к этой проблеме возник начиная с 1980-х гг., и споры вокруг нее не утихают до сих пор. Сам термин и его разновидности, а также его использование различными политическими структурами, партиями, публицистами и пр. хорошо показаны в ряде работ (Шеффер, 2003; Попков, 2002).

Диаспору иногда рассматривают как некий отделившийся «кусок» «этнического материка», несущий в себе основные его характеристики. Жители диаспоры нередко рассматривают обитателей «материка» как носителей неких образцовых этнических черт, как этнический эталон.

Существует также деление диаспор на исторические (классические) – скажем, еврейская, армянская, цыганская – которые доминировали на протяжении веков во многих странах мира, и новые диаспоры, например, русские в ближнем зарубежье, китайская диаспора и т.п., которые еще только находятся в стадии обретения своей коллективной идентичности (так что не все исследователи, да и сами они определяют себя как диаспору).

В последние годы оживленные дискуссии, связанные с дефиницией самого понятия «диаспора», ее внутренней классификацией, типологией и т.п., регулярно проводятся на страницах журнала «Диаспоры» (и не только). В.А Тишков в своей статье «Увлеченность диаспорой» (вошедшей в его книгу 2003 г.) даже указывал на своего рода повальное увлечение диаспорой как исследовательской проблемой, на «диаспоризацию всей страны», попытки создать «теорию диаспоры» и даже сконструировать «менталитет диаспоры» (Тишков, 2003а: 160). Исследователь считает, что диаспоры и этнические меньшинства обычно равнозначны. Этот гиперкритицизм не вполне оправдан, но действительно существует тенденция называть любые этнические меньшинства диаспорами. Действительно, под диаспорами нередко – особенно в публицистике и вообще в СМИ – подразумевают любые группы мигрантов, будь то беженцы, трудовые мигранты, вынужденные переселенцы и т.д. То есть под понятием «диаспора» иногда объединяют весьма разнородные явления – поистине «увлечение диаспорой».

Подобное стремление в целом объяснимо, ибо в современном меняющемся мире меняются и старые, «исторические» диаспоры, или то, что было принято обозначать этим термином. Следовательно, потребность в новых определениях и классификациях вполне естественна.

Подробная полемика по этому поводу освещалась в известной работе Энтони Д. Смита (Smith, 1981). Многим теоретическим аспектам диаспорного дискурса посвящены также работы У. Сафрана, предлагающего свои критерии для определения диаспоры (Сафран, 2004: 139). Из отечественных работ я бы выделила концептуальную книгу З. Левина, посвященную менталитету диаспоры (Левин, 2001), в которой автор поднимает ряд общих вопросов, актуальных, в частности, и для еврейской диаспоры. Так, он утверждает, что за последние 150 лет характеристики различных диаспор настолько изменились, что можно говорить о «новой диаспоре» (диаспорах) и особом диаспорном менталитете (Левин, 2001: 8). В. Попков на основе сравнительного изучения ряда диаспор (еврейской, греческой, китайской и др.) стремится выяснить, всякое ли дисперсное расселение можно считать диаспорой, а также предлагает свою классификацию (Попков, 2002: 6–22).

Иногда указывают, что диаспора – это не просто рассеяние, не просто обитание людей вне национального очага, но особый тип человеческих взаимоотношений и система информационных связей, основанных на общности судеб с «исторической родиной» и мифе об исходе (Дятлов. 2004: 127). Именно такие взаимоотношения и информационные связи очень значимы для понимания того, что представляют собой евреи в современном мире.

Если считать диаспорами только так называемые классические диаспоры, т.е. евреев, а также армян и цыган, возможно – греков, то все остальные – это этнические меньшинства, или этнодисперсные группы. Но это явное упрощение (см.: Попков, 2002: 3). Однако все больше исследователей склоняются к мысли, что одним из ключевых понятий для определения диаспор является коллективная идентичность и – добавлю уже от себя – коллективная память.

Даже из сказанного явствует, что подходы исследователей к определению того, что именно следует считать диаспорой и каковы ее основные признаки, весьма варьируют. Однако при всем различии дефиниций именно еврейская диаспора рассматривалась большинством ученых в качестве классической, или парадигматической модели (У. Сафран,, Х. Тололян, А. Ашкинази и др.). Например, У. Сафран выделяет шесть базовых характеристик еврейской диаспоры:

1. Рассеивание из единого центра в два или более «периферийных» места. Члены диаспоры или их предки были вынуждены покинуть страну (регион) своего первоначального проживания и не компактно (как правило, относительно небольшими частями) переселиться в другие места.

2. Коллективная память о стране происхождения и ее мифологизация (выделено мной – Е.Н.-Ш.). Члены диаспоры сохраняют коллективную память или мифическое представление о своей первоначальной стране исхода, ее истории и достижениях.

3. Ощущение своей чужеродности в принимающей стране. Члены диаспоры полагают, что они не могут быть полностью приняты обществом этой страны и, следовательно, чувствуют себя отчужденно и изолированно.

4. Стремление к возвращению, или миф о возвращении. Члены диаспоры считают страну исхода своим родным и идеальным домом: тем местом, в которое они или их потомки в конечном итоге вернутся, когда условия будут подходящими.

5. Помощь исторической родине. Члены диаспоры преданы идее всемерной поддержки (или восстановления) страны исхода и полагают, что им следует сообща взяться за это и тем самым обеспечить ее безопасность и процветание.

6. Сохраняющаяся идентификация со страной происхождения и базирующееся на этом чувство групповой сплоченности.

Центральной осью в концепции У. Сафрана является отношение к стране исхода, причем особого внимания заслуживают связи по линии: «страна исхода — страна вселения — диаспора». Эти триангулярные отношения интерпретируются ученым как «оперативный аспект» мифа о стране исхода и служат в качестве стабилизатора групповой идентичности.

Как я уже отметила, многие положения Сафрана вполне применимы по отношению к еврейскому рассеянию на протяжении многих веков (некоторые отчасти верны и сегодня). Однако для еврейского населения современной России подходят далеко не все, и я надеюсь это показать.

Не следует также забывать, что работы этого ученого создавались в полемике с рядом исследователей, которые, подобно Р. Коэну и другим авторам, стоят на крайне антисионистских или иных левацких позициях. В их числе Ш. Занд с его нашумевшей работой «Кто же придумал еврейский народ?». Он, как и некоторые другие авторы, отрицает существование евреев как народа или как этнической (этноконфессиональной) общности и указывает, что понятие «еврейская диаспора» тоже не имеет права на существование, ибо оно базируется на мифе, укорененном в коллективной памяти (к тому же несуществующего народа). Замечу, однако, что само признание важности мифа о стране исхода и мифа о возвращении для еврейской диаспоры (хотя бы и несуществующей) очень показательно и опрокидывает многие подобные построения как надуманные и рассчитанные на внешний эффект. Надо отметить, что не только исследователи, стоящие на крайне левых и эпатажных позициях, не считают еврейское рассеяние диаспорой. Например, Э. Мелконян тоже не рассматривает еврейскую диаспору как образец таковой. Он полагает, что при изучении диаспорных групп необходимо понять механизмы сохранения этнокультурной идентичности во времени и пространстве (Мелконян, 2000: 1–2: 8). Уточняя сказанное, Мелконян указывает, что диаспоры следует изучать под углом зрения взаимосвязей и взаимодействия этнических меньшинств с родиной, с материнским этносом.

Следует отметить, что идея связующего мифа кажется характерным признаком не только классических, но и новых диаспор. Это подразумевает идею о наличии «дома» («исторической родины», «страны исхода» и одновременно – страны возвращения) у членов диаспоры — каждый из них может уехать (соответственно, может быть выслан) «домой», на «историческую родину». Относительно так называемых «новых диаспор» (например, китайской, вьетнамской и пр.) есть и другие мнения – далеко не всегда эти сообщества несут в себе идею о «доме» в форме желания туда вернуться, т.е., в противоположность весьма распространенному мнению, не все диаспоры поддерживают идеологию возвращения. И многие из тех, что считаются классическими (например, цыганская), на самом деле не соответствуют данному критерию. Но именно в случае с еврейской (и армянской) диаспорами явно подчеркивается и даже сакрализируется идея необходимости возвращения.

Важным ориентиром для характеристики еврейской диаспоры может служить концепция «еврейской цивилизации» М. Членова, в частности, его тезис о «наличии метаязыка цивилизации, не являющегося речевым коммуникативным средством» (Членов, 1999).

Причину сохранения еврейства как цивилизации, на мой взгляд, вполне правомерно видеть в социальной гиперактивности евреев, которые исторически всегда были поставлены в неравное положение по сравнению с принимающим населением. Это означало (и означает), что евреи, вследствие негативного отношения коренных жителей или откровенной дискриминации, были вынуждены предпринимать гораздо больше усилий, чтобы повысить свой социальный статус. Во многих случаях им приходилось доказывать свою «нужность» и «полезность» принимающему обществу, чтобы им разрешили поселиться в определенном месте, вступить в брак (как, например, в Германии или Австрии XVII-XVIII вв.), основать свой бизнес или попросту не быть высланными. Такая установка на доказательство «собственной нужности», на успех любой ценой присутствует, вероятно, и в сегодняшних еврейских общинах. Следует подчеркнуть, что данный тезис, как и предыдущий, относится в первую очередь именно к еврейской диаспоре.

Однако каковы бы ни были подходы исследователей к диаспоре вообще и к еврейской в частности, как бы ни отличались определения этого феномена, большинство ученых сходятся в том, что еврейская диаспора – ее «классический образец». Как относятся к этому сами евреи и как соотносится диаспора с еврейской коллективной памятью?

Я уже писала о том, что не только исследователи, но и сами евреи отмечают большое разнообразие этнических и расовых черт, бытовой и поведенческой культуры у разных групп евреев. По результатам моего опроса, только треть респондентов считает евреев разных стран единым народом, более 36 % уверены в обратном и более 30 % затруднились с отве-том (Табл. 34).

Таблица 34.

По-вашему, проживающие в разных странах и частях света евреи – это единый народ или нет? (%)

Единый народ	33.3
Не единый народ	36.2
Затрудняюсь ответить	30.5
Итого	100.0

В русле религиозной парадигмы в течение двух тысяч лет господствовал нарратив о Земле Израиля (Эрец Исраэль) как о Земле Обетованной, где должны жить все евреи, но о земле утраченной. Отсюда проистекает восприятие диаспоры – обозначаемой как галут / голуса (соответственно иврит и идиш), не просто как рассеяния, вызванного экономическими, политическими или иными причинами, но как коллективного наказания за коллективные грехи всего народа. На таком восприятии базируется и надежда на окончание изгнания, на избавление от него (геула) и на коллективное возвращение после искупления грехов, после прихода Мессии (Машиаха), когда будет восстановлено Израильское царство.

В Европе в XIX в. после начала процесса секуляризации и отхода евреев от религии такое религиозно-мистическое понимание диаспоры стало ослабевать. По мере обретения гражданских прав евреи все более стремились быть полноценными гражданами страны проживания, либо сохраняя веру предков (немцы, французы и т.п. Закона Моисеева), либо приняв крещение, либо становясь светскими людьми – но в любом случае интегрируясь в обществе.

В процессе нарастания политического и расового антисемитизма в Европе и возникновения сионизма понятие диаспоры претерпело в еврейской же среде сильные изменения. Мечта о возвращении трансформировалась в идею создания национального государства. Попытки собирания изгнанных (кибуц галуйот) в рамках сионистского проекта в итоге, как известно, завершились созданием Государства Израиль. В классической сионистской идеологии существовало и сохраняется поныне крайне негативное отношение к галуту, в течение которого народ существовал физически, но не духовно, не создавая ничего позитивного. Возродиться же он должен и может только на земле предков. Отсюда проистекает всяческая поддержка иммиграции в Израиль, понимаемой как репатриация (алия: иврит – восхождение, возвращение в Землю Израиля; позднее стал пониматься как репатриация).

В Российской империи, где процесс секуляризации происходил крайне медленно, традиционное восприятие еврейской диаспоры в целом сохранялось, несмотря на распространение сионистской идеологии на рубеже XIX – XX вв.

В СССР после мощных антирелигиозных кампаний и массового отхода евреев от иудаизма такое восприятие в целом перестало существовать. Впоследствии этому же способствовала и так называемая «борьба с сионистской идеологией», и разрушение еврейских общинных институтов (которые в прошлом, в частности, занимались сбором пожертвований на евреев, проживавших в Земле Израиля – халукка; поддерживали паломников и т.п.). В результате в сознании «простых советских евреев» Израиль потерял место сакральной или духовной родины, а сами себя они воспринимали как граждан Советской страны. В дальнейшем, особенно после массовой гибели евреев в годы Великой отечественной войны, большая часть советских евреев окончательно потеряла связь с общинными структурами, постепенно превращаясь из диаспорной группы в этническое меньшинство.

Эмиграция из СССР в Израиль – за исключением начала 1970-х гг. – была очень сложной, в большинстве случаев – невозможной. Вот лишь некоторые цифры: в 1948–1951 гг. из СССР в Израиль выехало 8 163 человека, в 1952–1960 гг. – 13 749 человек, в 1961–1964 гг. – 4 646 человек, в 1965–1971 гг. – 24 730 человек. В отдельные годы это был тоненький миграционный ручеек из нескольких сот человек (особенно в 1951– 1956 гг.). Ситуация несколько изменилась в начале 1970-х гг. В 1970–1973 гг. число эмигрантов составило примерно 170 тыс. Но уже в последующие 1974–1979 гг. из России в Израиль эмигрировало 78 006 человек. В 1980–1984 – 11 549 человек, в 1985–1989 гг. – 18 205 человек (цифры взяты из ежегодников, выпускаемых Центральным Бюро Статистики Государства Израиль (Statistical Abstract of Israel), а также с веб-сайта этой организации (http://www.cbs.gov.il/shnatonenew.htm).

Эти люди в массе своей действительно совершали алию, т.е. репатриацию, желая возвратиться из изгнания на родину и быть там евреями, не подвергаясь политической дискриминации. Многие имели сионистские убеждения, но не все они были иудеями. Чаще это были светские люди, желающие жить в демократическом еврейском государстве. Немало людей просто стремились уехать из СССР в свободный мир, либо используя Израиль как «перевалочную базу» на пути в другие страны (главным образом, в США), либо устремляясь в Израиль, который они полагали более приемлемой для себя альтернативой.

В перестроечном СССР и затем в России причин для массовой эмиграции лиц еврейского происхождения было множество: экономическая и политическая нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне, проявления антисемитизма, отсутствие будущего для себя и для своих детей (Рубинчик, 2002: 208; Della Pergola, 1998; Еврейская эмиграция, 2007). 1989 г. оказался переломным, и уже в 1990 г. – 185 227 человек выехали из СССР в Израиль. За 10 лет, прошедших с начала массовой эмиграции (1989–1999 гг.), Россию покинули 243 тыс. евреев (из СССР / СНГ выехало 836 тысяч). (Statistical Abstract of Israel, 1999). В дальнейшем эмиграция из России в Израиль резко сократилась (http://www.cbs.gov.il/ shnatonenew.htm).

С начала 1990-х гг. изменилось довольно многое, в первую очередь, ситуация в принимающих странах, в том числе в Израиле, куда первоначально устремился основной поток евреев-эмигрантов из бывших союзных республик. Ужесточилось миграционное законодательство в США и других странах. Определенная часть новоприбывших столкнулась в Израиле с невозможностью той самой самореализации, о которой так мечталось на бывшей родине. Многие испытали очень серьезные трудности при попытках найти хоть какую-то работу, не говоря уже о высокооплачиваемой или работе по специальности (подробнее об этом см., например: Remennick, 2007; Еленевская, Фиалкова, 2005; Израиль глазами «русских», 2008). К тому же «новые репатрианты» встретились с не всегда позитивным отношением со стороны израильского истэблишмента и израильских СМИ (Лисица, 2008). Эти и другие факторы значительно охладили желание оставшихся ехать в Израиль. Более того, люди еврейского происхождения охотнее едут в Германию (куда иммигрировало около 200 тыс. бывших советских евреев – об этом и связанных с эмиграцией проблемах см., например: Gitelman et al., 2003; Ben-Rafael, 2006; Remennick, 2007; Fialkova, Yelenevskaya, 2007; Immigrant Scholars, 2007; Русское лицо Израиля, 2007; Израиль глазами «русских», 2008 и др.).

Данные опроса показывают большой разброс мнений и суждений относительно своих перспектив в Израиле. Хотя более трети опрошенных полагает, что добиться материального благосостояния легче там, немало и тех, кто полагает, что это проще сделать в России (14,5 %) или в обеих странах в равной мере (13 %); более трети респондентов либо затруднились ответить на этот вопрос, либо совсем не ответили (Табл. 35).

Таблица 35.

Где, на Ваш взгляд, у еврея больше возможностей для того, чтобы добиться материального благополучия, достойного уровня жизни? (%)

Больше в России	14.5
Больше в Израиле	37.7
Одинаково	13.0
Затрудняюсь ответить	26.1
Нет ответа	8.7
Итого	100.0

А вот возможности самореализации, по мнению опрошенных, почти одинаковые в России и в Израиле (Табл. 36); но и тут больше трети респондентов колеблются или не дают ответа.

Таблица 36.

Где, на Ваш взгляд, у еврея больше возможностей для того, чтобы реализовать свои творческие, профессиональные способности? (%)

Больше в России	24.6
Больше в Израиле	27.5
Одинаково	11.6
Затрудняюсь ответить	31.9
Нет ответа	4.4
Итого	100.0

Любопытно, что ощущать себя в безопасности можно почти в одинаковой мере как в России, так и в Израиле, хотя последний по этому параметру России все же уступает (Табл. 37).

Таблица 37.

Где, на Ваш взгляд, у еврея больше возможностей для того, чтобы чувствовать себя в безопасности? (%)

Больше в России	30.4
Больше в Израиле	21.7
Одинаково	29.0
Затрудняюсь ответить	11.6
Нет ответа	7.3
Итого	100.0

А вот создать еврейскую семью, по мнению большинства респондентов, легче в Израиле (Табл. 38), хотя более 19 % в общей сложности считают, что это можно сделать и в России, а также в равной степени в той и в другой стране.

Таблица 38.

Где, на Ваш взгляд, у еврея больше возможностей для того, чтобы создать еврейскую семью? (%)

Болше в России	8.7
Больше в Израиле	65.3
Одинаково	11.6
Затрудняюсь ответить	7.2
Нет ответа	7.2
Итого	100.0

Тоже вполне ожидаем высокий процент (59,4%) людей, полагающих, что жить полнокровной еврейской жизнью предпочтительнее в Израиле (Табл. 39). Почти 20 % тех, кто не смог или не захотел ответить на этот вопрос, может свидетельствовать о том, что эти люди попросту не знают, что такое «еврейская жизнь».

Таблица 39.

Где, на Ваш взгляд, у еврея больше возможностей для того, чтобы жить полнокровной еврейской жизнью? (%)

Больше в России	4.3
Больше в Израиле	59.4
Одинаково	15.9
Затрудняюсь ответить	11.6
Нет ответа	8.8
Итого	100.0

Иными словами, большие надежды и большие разочарования начала 1990-х гг. привели к более реалистическим оценкам многих живущих в России евреев относительно перспектив эмиграции.

За рубежом процессы протекали иные, но результаты нередко были сходными. Говоря о современном состоянии еврейской диаспоры, Ц. Гительман, многократно указывавший на постепенное «истончение» еврейской культуры, задается вопросом: не находится ли еврейская диаспора под угрозой исчезновения (Gitelman, 1998)? «Вместо массовой и добровольной иммиграции евреев в еврейское государство и превращения, таким образом, из этнической группы в нацию, многие из них добровольно покидают свою еврейскую идентичность и какие бы то ни было претензии на статус нации» (Gitelman, 1998).

О судьбах еврейской диаспоры, особенно европейской, существуют разные, в том числе диаметрально противоположные мнения. Согласно одним, еврейская диаспора, особенно в Европе, в обозримом будущем повторит судьбу евреев Китая (см., например, Wasserstein, 1997). Другие авторы, напротив, полагают, что европейское еврейство может и должно стать – наряду с евреями США и Израиля – «столпом» для евреев мира (Pinto, 1998).

Я уже писала о глубоком кризисе еврейской идентичности, точнее, о череде ее кризисных состояний. Это не могло не повлиять на еврейскую культурную память. И создание Государства Израиль, как это ни парадоксально, внесло свою лепту в углубление кризиса идентичности и даже размывание культурной памяти.

Мне уже приходилось писать, что во многих странах еврейской диаспоры, в том числе в крупнейшей диаспорной группе – в США, создание и существование Государства Израиль играет важную роль в сохранении еврейской идентичности – как на индивидуальном, так и на общинном уровнях. Так, Ч. Либман не просто обращал внимание на значимость этого фактора, но и предсказывал, что его важность будет в дальнейшем возрастать (это действительно происходило у него на глазах после Шестидневной войны 1967 г.) (Liebman, 1973: 100). Иными словами, само существование Государства Израиль – важнейший символ еврейской идентичности в США, особенно с конца 1960-х гг. На практике это выражается в разнообразной поддержке проводимой Израилем политики, а также в широкой благотворительности, направленной как на поддержку всего еврейства, так и Израиля в особенности. Израиль воспринимается многими американскими евреями в качестве «духовной родины». (Meyer, 1990: 8; Feingold, 1991: 69–80; Cohen, 199l: 119–135; London, Hirshfeld, 1991:46; Arnow, 1994: 30, 35; Jews on the Move, 1996).

Частота поездок в Израиль – один из показателей еврейской идентичности в США. Они, за очень редкими исключениями, не имеют отношения к эмиграции, но отражают определенную степень личностной самоидентификации как еврея через идентификацию с Израилем. Примерно ¼ часть взрослых американских евреев посещала Израиль, по меньшей мере, однажды, а почти половина – более одного раза (Jews on the Move, 1996: 203). Вместе с тем только четверть американских евреев согласны с тем, что Израиль является центром американской еврейской жизни (Мутерперель, 2002: 136). Некоторые авторы подчеркивают, что чувство «привязанности» к Израилю часто более декларируемо, чем внутренне обоснованно. Израиль скорее доминирует в публичной сфере еврейской жизни, нежели в частной; думая о будущем Государства Израиль, многие американцы высказывают больше опасения и тревоги, чем оптимизма (Cohen, 1991: 119–120). Более того, в последние 10–15 лет – и не только в США – отчетливо наметилась тенденция дистанцироваться от Израиля и событий вокруг него, а также к сокращению материальной поддержки этого государства. Несмотря на это, некоторые исследователи указывают, что в новой еврейской идентичности, а также в сохранении коллективной памяти центральная роль Государства Израиль (выделено мной – Е.Н.-Ш.), может занять место иудаизма в современной еврейской идентичности (Ibry, 2000: 16; Woocher, 1986: 67–68). При этом подчеркивается, что большинство европейских и американских евреев не имеет намерения эмигрировать в Израиль, признавая возможность жить «еврейской жизнью» в диаспоре. «Вместо массовой и добровольной иммиграции евреев в еврейское государство и превращения, таким образом, из этнической группы в нацию, многие из них (евреев – Е.Н.-Ш.) добровольно покидают свою еврейскую идентичность и какие бы то ни было претензии на статус нации» (Gitelman, 1998). Подробнее о причинах ослабления общееврейской солидарности – излюбленной темы антисемитского дискурса – см., в частности: (Cohen, Wertheimer, 2006).

Совсем иной была ситуация в СССР до начала перестройки. Об отношениях между СССР и Израилем, борьбе с «сионизмом», отказниках и пр. написано много. Отмечу лишь, что в массовом сознании советских людей активно насаждался негативный образ Израиля как агрессора и оккупанта. Еще более негативная мифология складывалась вокруг сионизма, о сути которого подавляющее большинство советских граждан не имели даже отдаленного представления, но который средства массовой информации ассоциировали с империализмом и некими «темными силами». Эти стереотипы, безусловно, оказали влияние и на значительную часть советских евреев, хотя нередко пропаганда имела прямо противоположный эффект.

Иными словами, различные кризисные явления в разных странах способствовали постепенному оттеснению роли Государства Израиль на «периферию» еврейской культурной памяти. Это тем более характерно для России, где в еврейской идентичности этнический компонент почти полностью вытеснил конфессиональный (см. также: Милитарев, 2002: 142; Членов, 2002).

Попытаюсь проиллюстрировать это на основании результатов моих исследований.

Так, на достаточно общий вопрос о том, нужно ли для осознания своего еврейства ощущать свою связь с Израилем, положительно ответили чуть более 10 %, но и тех, кто считает это неважным, чуть менее 19 %. Большинство же, хотя и незначительное, считает такое ощущение желательным (Табл. 40).

Таблица 40.

Нужно ли, по-Вашему, чувствовать свою связь с Израилем, с его судьбой, чтобы считаться евреем? (%)

Обязательно	10,1
Желательно	53,6
Не имеет значения	18,1
Затрудняюсь ответить	13,0
Нет ответа	4,2
Итого	100,0

В то же время подавляющее большинство респондентов назвали своей родиной Россию, а также бывшие республики СССР (и сам СССР), но не Израиль. Только 10,1 % назвали родиной Россию и Израиль одновременно (Табл. 41).

Таблица 41.

Какую страну Вы считаете своей Родиной? (%)

Россию	76.8
Россию и Израиль	10.1
Белоруссию	10.2
Одну из стран Центральной Азии	1.5
СССР	1.4
Итого	100.0

В то же время большинство опрошенных считает обязательным или желательным для себя знать об Израиле (Табл. 42).

Таблица 42.

Насколько обязательным для себя вы считаете больше знать об Израиле? (%)

Обязательно	30,4
Желательно	58,0
Совсем не обязательно	4,4
Затрудняюсь ответить	2,9
Нет ответа	4,3
Итого	100,0

За рубежом бывало 32 % респондентов (этот показатель превышает аналогичный по России) – из них 50 % бывали в Израиле. Лишь у 11 % респондентов есть в Израиле близкие родственники (родители, дети, супруги, браться и сестры), но у 58 % там есть более дальние родственники. У 37 % там имеются близкие друзья. В Израиле бывали 23,2 % опрошенных.

Для тех, кого я называю Хранителями, как правило, давно оторванных от иудаизма, Израиль – не Земля обетованная. Их родина – Россия (иногда они называют бывшую республику СССР, где они жили до его распада; иногда – «малую родину» – город или поселок).

Майя С., 70 лет, говорила (Орел, 2009):

«Ну, конечно же, я всю жизнь прожила тут, только в эвакуацию наша семья уехала. Тут мои корни, тут мои мама и папа на кладбище лежат … Куда я сейчас поеду, в какой Израиль, что Вы? Это же чужое все».

Эдуард г., 82 года, пенсионер (Москва, 2010):

«Нет, не был (в Израиле – Е.Н.-Ш.). Знаете, когда границы открыли, тогда мне даже хотелось туда съездить, посмотреть эту еврейскую страну. У меня там близких родственников нет, но троюродная сестра в Хайфе, знакомый в какой-то городе, забыл название … Но тогда денег не было, чтоб поехать, тогда только на самое необходимое не хватало. … А сейчас уже возраст не тот, да и не тянет как-то уже».

Информанты из «нееврейской» группы, как правило, не бывали в Израиле (нередко это тоже связано с материальными затруднениями). Кроме того, у них эта страна, ее история и происходящие там события не вызывают большого интереса. Они также не испытывают желания эмигрировать туда. Елена О., 33 года, врач, вспоминала (Москва, 1999):

«Был какой-то момент – десять лет назад (в конце 1980-х – начале 1990-х гг. – Е.Н.) под влиянием моды или какого-то общего настроения, потому что у меня уехали мои двоюродные и троюродные братья, мамин брат, родственники в Австралию. Модно было ехать, мы решили – поедем, модно было, но потом я подумала, а чем мне тут плохо? … Для нас эти раздумья пройденный этап, я знаю однозначно, что мы не уедем никуда, не хотим, хотя подруга предлагала грин карту в Америку, но мы подумали и решили, что нет».

Евгений О., 65 лет, преподаватель математики, говорил (Москва, 2011):

«Я в Израиле был, с женой туда ездили, у нее там друзья. Не могу сказать, что уж очень понравилось. Конечно, мне было уже с чем сравнивать – я же после Америки губы раскатал. После Европы это тоже все как-то не смотрится, и туризм налажен плохо. … Для тех, кто хочет жить в еврейской стране, все это, наверное, имеет смысл. А я ко всему этому дышу ровно».

Некоторые информанты, особенно пожилые, говорили мне, что в их семьях вопрос об эмиграции даже не поднимался. Они объясняют, что их родина – Россия, а с Израилем их ничего не связывает, поэтому они туда не собираются.

Характерен ответ Анны П., 57 лет, отвечавшей на мои вопросы, не собирается ли она эмигрировать в Израиль или куда-либо еще (Москва, 2000):

«Нет, что Вы. Здесь моя Родина. Я знаю только русский язык, другого языка не знаю, я люблю эту землю. Да и возраст уже такой, куда ехать, где нас ждут. В Израиль? Но это же для нас экзотика, как, я не знаю, Таиланд. Тоже пальмы растут. Нет, я, конечно, никуда не собираюсь».

Некоторые информанты все же следят за событиями в Израиле по телевидению, но не очень активно. Мария Б., 23 лет, врач (Москва, 1999), рассказала мне, что читала какую-то книгу об Израиле (в ходе беседы выяснилось, что это был «Исход» Л. Юриса), после чего ей захотелось там побывать, окунуться в совершенно незнакомую для нее еврейскую атмосферу.

Отдельные информанты, чаще молодые и среднего возраста, в принципе не исключают того, что могли бы уехать из России, выдвигая на первый план экономические факторы, желание получить хорошее образование или сделать карьеру за границей, а также политическую стабильность.

Так, Михаил А., 19 лет, студент, рассказывал (Москва, 2010):

«Родители раньше думали об этом (отъезде в Израиль – Е.Н.-Ш.). Но с другой стороны, у них там будут очень большие проблемы с работой. Вряд ли они найдут что-то нормальное.

… Я сам об этом думаю, чтобы уехать. Не в Израиль, в Америку, наверное. Там возможностей найти работу больше, я сейчас думаю, как бы мне поучиться там».

Некоторые информанты хотели бы видеть это государство более светским. Так, Дмитрий К., 59 лет, историк, говорил (Москва, 2004):

«Я считаю, что это государство добилось очень многого, от души желаю ему процветания, может быть, некоторой большей светскости, чем она имеется в современном Государстве Израиль. Хотя сказать, что я знаю по-настоящему об иудаизме и Государстве Израиль, я не могу. Вот мои друзья, которые туда переехали, они потом переехали в Соединенные Штаты, хотя ехали именно для того, чтобы поселиться в Израиле, они не смогли там прижиться. Они вначале и мальчик у них был настроен очень религиозно, но даже они не смогли ужиться там, потому что им казалось, что ортодоксы чересчур много взяли власти».

Молодые люди с «негативной» самоидентификацией в Израиле бывали редко, обычно навещая родственников. Большинство же там никогда не бывали и особенно не стремятся, не говоря уже об эмиграции туда. Они считают своей родиной Россию или просто свой родной город. Впрочем, в последние годы и они иногда ездят в Израиль, как правило, по молодежным программам еврейских организаций. Что касается информации об Израиле, то молодые информанты, не участвующие в деятельности еврейских организаций, интересуются ею мало, хотя в последние годы, благодаря Интернету, этот интерес несколько возрос. Посетить Израиль они хотели бы, как любую другую страну. Как говорила Екатерина К., 24 года, ветеринар, отвечая на мой вопрос (Москва, 1999):

«Хотела бы (съездить в Израиль – Е.Н.-Ш.), как в любую другую страну, посмотреть, как люди живут. Не потому, что я принадлежу к этой национальности, а потому что это во всем мире спорная такая национальность – стоит посмотреть».

Виктор Е., 24 года, на момент интервью временно не работал, рассказывал о своем опыте пребывания в Израиле (Смоленск, 2007):

«Когда меня туда родители привезли, мне было 16 лет. Тогда тут было ну, совсем трудно, и родители, особенно папа (у Виктора отец еврей, мать русская – Е.Н.-Ш.), решили уехать.

… Мы жили в кибуце. … сначала было даже интересно, но все это как-то не мое. Ничего меня с этим не связывает. Иврит у меня пошел плохо, в университет не получилось поступить. – А в армию? – В армии я не служил. … В общем, покрутились мы так как-то года три и вернулись».

В целом знания об Израиле, его культуре, его общественной жизни довольно скромные у большинства респондентов. Менее 19 % опрошенных знакомы с этими вопросами хорошо, 49,9 % – не очень хорошо, а почти 32 % ничего об этом не знают. В то же время почти 90 % опрошенных считают для себя обязательным или желательным больше знать об этой стране. Однако из тех, кто хотел бы в вузе или на курсах изучать дисциплины, так или иначе связанные с еврейской проблематикой, менее 6 % выразили желание изучать историю Государства Израиль.

Дилемма «ехать – не ехать» возникала во многих еврейских семьях, в том числе до распада СССР (я уже говорила об эмиграции начала 1970-х гг.) С особой остротой этот вопрос вставал и встает в смешанных семьях; так рожденные в них дети далеко не всегда ассоциируют себя с евреями, не рассматривают Израиль как «свою страну». Больше того, многие осознают, что их там ждут сложности разного рода. Так героиня романа Е. Чижовой «Преступница» Маша-Мария, рожденная в смешанном браке, еврейка «благодаря» антисемитизму. Хотя действие в романе происходит в начале 1970-х гг., она, в отличие от своего двоюродного брата, не интересуется ни вопросами эмиграции и борьбы за право евреев на свободный выезд, ни, как ее дальний родственник, еврейской культурой и историей. Но даже антисемитизм, на проявления которого она реагирует крайне болезненно, не вызывает у нее мыслей об эмиграции. Напротив, она подслушивает разговор родителей:

«Оставив дверь приоткрытой, Маша слушала. Они продолжали спор. “Что я могу, если ты не потребуешь у своего начальства? Не они – я скоро сдохну в этой коммуналке!” – “Пожалуйста, не начинай, – отец говорил тихо – ты отлично знаешь, не могу я просить”. – Конечно, – мамин голос зазвенел. – Если тебе дадут квартиру, все институтские решат, что ты хитрый еврей. Будь ты и вправду хитрым, мы бы давно уехали и жили бы по-человечески… Правильно Ося говорит!...” – “Прекрати! – отец заговорил вслух. – Я здесь родился и никуда отсюда…”Маша встала и вышла к родителям. “Учти, – она обратилась к матери (русской – Е.Н.-Ш.), – если вы уедете, на меня не рассчитывайте. Я останусь”» (Чижова, 2005:1:17–18).

Молодежь, посещающая еврейские организации (таких информантов в этой группе немного), знает об Израиле гораздо больше, некоторые даже учились или работали там. Большинство молодых людей говорили, что им там очень понравилось, но некоторые были разочарованы отношением к иммигрантам из бывшего СССР.

Так, Ольга К., 29 лет (мать русская, отец – еврей), работает в сфере ЖКХ, была довольно эмоциональна, отвечая (Орел, 2009):

«Ну да, страна, превращенная в живую землю из пустыни – это впечатляет. Но если у тебя по материнской линии нет евреев – ты никто. Меня там дважды назвали гойкой – Вы представляете? Здесь мы – жиды, а там? Да и вообще к таким на работе отношение хуже – мне рассказывали, что при приеме на работу смотрят, кто из родителей еврей».

Однако другие объясняли свое нежелание эмигрировать трудностями в возможном трудоустройстве, чуждой ментальностью, жарким климатом и пр.

Например, Елена К., 20 лет, посещавшая «Гиллель» (Петербург, 2000), отзывалась об идее выезда отрицательно:

«Нет, я, скорее всего, никуда не поеду. Я знаю, что там (в Израиле – Е Н.-Ш.) очень тяжело. Во-первых, из-за жары, я ее не переношу. А потом очень большие трудности с работой, там многие, кто уехал, работают не по специальности. А мне с моей специальностью (Елена – преподавательница музыки – Е.Н.-Ш.) там будет очень трудно устроиться».

Поскольку самоидентификация таких информантов зависит в основном от проявлений антисемитизма, то они и не ощущают «внутреннего родства» с Израилем. На семейном уровне это чувство им также не передавалось. Так, Екатерина К., 24 года, объясняла:

«Я не хочу уезжать из этой страны, это моя родная страна. Какая мне разница, где жили мои предки. Мои родители и я живем здесь, мы привыкли к этой традиции, к этой культуре, а как живут евреи там, я просто не знаю. А то, что было с предками – разве ко мне это имеет отношение? Ну, может быть, единственное, что я хотела бы изучить – это еврейскую культуру, хотя бы, чтобы знать, кто был твоими предками. Но чувствами я здесь, меня ничто не связывает с евреями, с их родиной».

Большинство информантов среднего и старшего возраста даже не обсуждали вопрос об эмиграции по тем же причинам. За событиями в Израиле они иногда следят, в основном черпая информацию из газет, телевидения и радио, реже – из писем родных и близких.

Леонид П., 53 года, математик, отвечал (Москва, 2004):

«Думали мы об отъезде. Мы даже иврит ходили учить. Но потом подумали, и порешили остаться. – Почему? – Видите ли, таких, как я математиков, там много, и многие не могут найти хорошую работу. Да еще не зная языка, а я его хорошо не буду знать, у меня языки плохо идут. Да еще возраст, там ведь, если ты старше 45, то хорошую работу не найдешь. А зачем тогда? Кто-то едет ради детей, у нас их нет. А тогда зачем? Здесь у меня работа, жилье, родители, они уже старые люди, не поедут, у нас много друзей, у меня работа, я могу и здесь зарабатывать, езжу на конференции. А если я туда поеду, то что? Улицы мести?».

Аналогичный ответ дал Эдуард П., 67 лет, математик (Москва, 2007):

«Да нет, конечно же, я не поеду. Зачем? Тут у меня в Институте успешно идут дела, я езжу по всему миру, дочка во Франции живет. А там я кому буду нужен? Да, здесь всякие там бритоголовые действуют на нервы, иногда очень даже. Но в Израиле ведь тоже масса проблем – с той же безопасностью».

Большинство же опрошенных не посещали Израиль, как и другие страны, из-за материальных трудностей (особенно это относится к жителям средних и малых городов), хотя и с удо-вольствием съездили бы за границу как туристы.

В целом, как я уже сказала, эти люди не чувствуют, что они живут в диаспоре, что они оторваны от подлинной родины, на которую они реально или теоретически стремились бы вернуться. Интересен ответ Бориса Б., 41 год, программиста (Москва, 1999):

«Понимаете, есть разные люди – люди мира и люди страны. Людям мира, в общем, везде хорошо, они могут жить в любой стране. А есть люди страны, которым хорошо только дома. Вот я человек страны, мне хорошо здесь. Я раньше много ездил с походами по Кавказу, по Крыму, Карпатам. Но возвращался я к себе, домой. А Израиль – это не мой дом. Что меня с ним связывает? Языка я не знаю, культуры этой тоже, нет, моя страна – Россия. Я хотел бы туда поехать, посмотреть, как и в другую страну, но не жить там».

В группе с «амбивалентной» самоидентификацией молодые информанты чаще посещали Израиль, у многих там есть друзья и родственники. Некоторые тоже пытались жить там, но вернулись, либо не найдя работы, либо не «вписавшись» в израильскую культуру. Олег М., 28 лет, предприниматель (отец – еврей – Е.Н.-Ш.), рассказывал мне о подобной попытке (Великий Новгород, 2007):

Знаете, когда подошел призывной возраст, мы дома решили, что я уеду. Ну, куда я еще мог уехать? В Израиль, конечно. Тем более, что я уже начал учить иврит, меня интересовало все, что связано с евреями, особенно культурой. … Я прожил там несколько лет, в армии отслужил, жил в кибуце, но дальше вот как-то не пошло. С работой не клеилось, в кибуце я уже просто не мог, а другого жилья и работы не было. … Потом я понял, что евреи тут (в России – Е.Н.-Ш.) и евреи там – это совершенно разное. Не только в языке дело. Они по-другому думают, по-другому выстраивают жизнь. … Я как-то не смог ко всему этому приспособиться и решил вернуться, тем более что родители тут».

Все больше молодых людей ездят в Израиль по различным программам, особенно Еврейского Агентства, но большинство все же возвращается. Даже из небольших городов молодежь и люди среднего возраста предпочитают уезжать в крупные российские города, видя там больше перспектив для работы и учебы. Кроме того, они знают, что в больших российских городах существуют и различные еврейские общинные и культурные центры, которые они могли бы посещать.

Те же опрошенные, которые намеревались покинуть Россию, ехать в Израиль не собирались. На вопрос, что их побуждает эмигрировать, они чаще всего называли причины экономического характера и невозможность реализоваться в России.

Однако некоторые информанты, хотя и утверждают, что хотели бы эмигрировать, откладывают свое решение «на потом», мотивируя это, например, невозможностью оставить здесь родителей. Многие прямо говорят, что не чувствуют никакой потребности ехать в Израиль. Ольга М., 20 лет, студентка, говорила (Москва, 2010):

«Нет, ехать туда (в Израиль – Е.Н.-Ш.) насовсем не хочется. – Почему? – А зачем? Мне нравится здесь, тут можно нормально зарабатывать и нормально жить. А в Израиль я ездила, и еще поеду, если получится. Но жить там – нет, не хочу. Я не соблюдаю, вообще все эти датишники (датишники (от иврит. «дат» – религия) – обозначение религиозных евреев в Израиле, данное им русскоязычными иммигрантами) всех достали уже. Мне не нравится, что они там такие наглые, везде хотят диктовать свои законы. Зачем тогда – не понимаю».

Очень необычный случай произошел с Андреем Р-м, 22 года, который, по его словам, жил в Израиле три года (он уехал туда, чтобы «почувствовать себя евреем»). Отрывок из беседы с ним я привожу с небольшими сокращениями (Москва, 1999):

«Я жил там три года. Я решил уехать насовсем. Сейчас у меня нет проблемы гражданства, юридических проблем, чтобы уехать туда не существует, но мне больше нравится жить в России. – А почему Вы решили поехать в Израиль? – Это долгая история. Если кратко, то когда мне было 18 лет, надо мной висела армия, а в Израиле это, во-первых, избежание советской армии, еще и Чечни, в тот год самый разгар всей этой крови (имеется в виду первая Чеченская война – Е.Н.). А потом, Израиль заманивает к себе тем, что бесплатные какие-то курсы, пособия, встречают в аэропорту и отправляют на первое время жить. Так оно и есть, кстати, это все соответствует действительности. Поэтому я ехал не на голое место, хотя у меня не было родственников, даже знакомых фактически не было в Израиле. И естественно, самая главная причина – я из очень маленького провинциального города, а тут – в другую страну. Это прекрасно было… Я чувствовал себя евреем до отъезда в Израиль. Но там я почувствовал себя русским. Израиль – это закрытое общество, сильное общество, оно навязывает свои идеи, свой стиль жизни. Но у меня стиль иной».

На вопрос, что именно не понравилось в Израиле, респондент ответил:

«Большое видится на расстоянии. Живя в Израиле, я вдруг понял, что у меня есть родина – Россия. Я вдруг понял, что я русский. Хотя раньше я сомневался в этом. Не в этническом смысле – у меня мама украинка, папа наполовину русский, наполовину еврей. А по менталитету… Я считаю, что этническая принадлежность определяется самосознанием. У меня русское самосознание, я принадлежу к русской культуре. – А менталитет в Израиле? – Здесь другое. Во-первых, он мне, да, не близок. Да, там тепло, там есть работа, там я зарабатывал деньги, на которые я сейчас, по сути дела, живу. Я там даже в армии послужил, был в университете. Но, понимаете, жить в стране, где люди не любят то, что ты любишь … Понимаете, я здесь родился и вырос. Для меня важен момент понимания, не просто материального благополучия, а общения с людьми, чтобы они были мне близки. – Вам не мешал языковой барьер? – Нет, он был какое-то время, я сейчас хорошо владею ивритом. Нет, просто я чужой в том обществе. И мне кажется, все русские в Израиле, или большинство, живут не в обществе, а в общине. Там миллион русских, это много – русские магазины, русские клубы, русские школы, даже русские детские сады – полностью своя инфраструктура. Сало продается в магазинах. Но это ведь община. Но страна-то ведь коренная не Израиль, а Россия. Хотя в Израиле жить можно, и там жить неплохо».

Иными словами, у некоторых людей, которые, как они полагали, «чувствовали себя евреями» или не хотели жить в России, и поехали в «свою страну», соприкосновение с израильской реальностью стало своего рода «поворотным моментом». После этого поворота (таких «возвращенцев» среди моих информантов было шестеро) самоидентификация информантов менялась.

Информанты среднего возраста, особенно жители мегаполисов и работники еврейских организаций среднего звена, часто бывают в Израиле, имеют там друзей и родственников, проявляют глубокий интерес к этой стране и иногда чувствуют с ней некое родство. Александр С., 37 лет, художник и одновременно вольнослушатель Еврейского университета в Петербурге (1999), говорил:

«Но есть еще вторая родина – мифологического свойства – в этом смысле Израиль является родиной. Это не историческая родина, нет, мифологическая – да».

Александр Л., 32 года, врач (Смоленск, 2009):

«Тут я у себя, это моя страна. Тут могилы моих предков, тут мои друзья, работа, все. Но и к Израилю у меня отношение особое – тоже как бы моя земля».

Но в целом люди высказываются более реалистично, как, например, Вера К., работник «Хэсед Авраам», которая была в Израиле четыре раза (Петербург, 1999):

«Ну, там все-таки более приземленная жизнь. У нас боль-ше театры, музеи, культурная жизнь вообще кипит. … Там, конечно, такого кипения культуры нет, безусловно. Там в основном упирают на веру, если ты верующий. Если Суббота, то ничего нельзя, надо сидеть дома – а это единственный день, когда можно поехать в театр или в музей. То есть, вот такая приземленность именно в плане культурного общения. Целый день работают, работают там очень много, чтобы заработать, поэтому такого культурного общения нет. Будь мне 30–40 лет, я не знаю, как бы я это восприняла, но когда я туда приехала в свои 50 лет, мне очень захотелось туда. Во-первых, я очень люблю жару. Потом, когда у нас неурожай, то у нас или засуха, или у нас залило, то еще что-то. А там организация меня, конечно, потрясла. Я себя сверяю с культурой обслуживания, с хорошей организацией, хотя там, конечно, тоже много бюрократизма… Потом эти прелестные показы – кибуцы, где все чисто, просто замечательно, меня это очень привлекло. Меня их стиль жизни такой, скажем, солдатский, устраивает. Мне нравится, что в домах израильтян, где я была, а я … там работала уборщицей… (нужно было отрабатывать деньги, взятые в долг на дорогу – Е.Н.-Ш.) Спартанская обстановка – ничего лишнего, никакого там хрусталя в закромах и на витринах. Все очень просто, все очень рационально, ничего лишнего».

Игорь Д., 43 года, журналист, был краток (Великий Новгород, 2007):

«Нет, это все не мое. Я живу тут в России и хочу жить именно тут».

Что касается самой эмиграции, то большинство информантов среднего возраста с амбивалентной самоидентификацией, хотя и задумывались об отъезде, но редко решаются на такой шаг, говоря, что они будут там профессионально не востребованы, что это другой, чуждый им и жесткий мир.

Упоминавшийся чуть выше Александр С., который воспринимает Израиль в качестве мифологической родины в отличие от реальной – России, рассказывал о своих намерениях следующим образом:

«Я думал об этом много, но понимаете в чем дело – если бы у меня были сионистские убеждения, я бы, конечно, уехал. Но я все-таки принадлежу к русской культуре. Я существую в поле русского языка. Поэтому я бы чувствовал себя там невостребованным. Хотя если бы возникла бы какая-то ниша – в профессиональном плане, я смог бы там (в Израиле) заниматься театром, зная язык, то не исключено, что и поехал бы. Но не из сионистских убеждений. Все-таки в России я себя чувствую дома, когда не сталкиваюсь с антисемитизмом (подчеркнуто мною – Е.Н.-Ш.). Это – моя земля. Хотя та земля – тоже моя.

Виктор Н., 60 лет, преподаватель в вузе, высказывался еще более категорично (Смоленск, 2008):

«Да мне там просто нечего делать, там таких, как я – как собак нерезаных. … Тут у меня, работа, студенты хорошие, жилье, жена русская, между прочим, значит, у сына проблемы бы там были».

Информанты же старшего возраста почти всегда отрицают для себя возможность уехать из России куда бы то ни было, мотивируя это, в общем, теми же причинами. Нина К., 62 лет, которая, по ее словам, многое перенесла из-за проявлений антисемитизма, тем не менее, была категорична (Петербург, 2000):

«Нет, что Вы, конечно, я никуда не собираюсь. Я языка не знаю, и вообще как это – все бросить и уехать? Ребенка с собой брать – так ему 26 лет. Бросить все, бросить своего сына и уехать в Израиль, одной быть, тем более у меня никогда не было друзей. А евреи меня всегда считали русской».

Анна К., 62 года, библиотекарь (Краснодар, 2007), тоже не видит для себя никаких перспектив:

«Да нет, что Вы, поздно уже. Ни языка я не знаю, ни профессии, которые нужны там, у меня нет. Есть там родные, но все мои основные близкие – сестра, сын, все здесь».

Лишь в отдельных случаях люди рассматривают свою возможность переезда туда к детям, которые живут там много лет и сумели устроиться.

Галина А., 67 лет, библиотекарь, была осторожна (Пенза, 2007):

«Вообще-то мы с мужем ехать не хотим. … Ни языка мы не знаем, ни работы у нас там не будет – это же ясно. Но, может быть, через несколько лет все же решимся переехать к сыну, он там хорошо устроен и давно нас зовет».

Эмиграция в Израиль почти прекратилась даже из так называемых депрессивных регионов, откуда люди предпочитают уезжать в большие города, прежде всего, в Москву.

Опрошенные, особенно работающие или посещающие еврейские организации, лучше информированы о происходящем в Израиле, нередко ощущая некую внутреннюю связь с этой страной. Однако связь с Россией, несомненно, сильнее, именно Россия, русская культура играли и играют значительную роль в формировании их этнической самоидентификации. В то же время для формирования или, точнее, конструирования их еврейской самоидентификации Израиль имеет немаловажное значение, хотя в их коллективной памяти его место незначительно.

Белла Е., 72 года, волонтер местной благотворительной еврейской организации «Хэсед», рассказывала (Смоленск, 2007):

«Наш Сохнут теперь по-другому стал работать. Раньше они всех, особенно молодых – на эмиграцию, на эмиграцию. … А теперь ехать-то особенно некому, молодежи вообще почти не осталось. Вот они и стали по-другому действовать. Уезжают, как я знаю, 3-4 человека в год, не больше. А вот всякие лекции, праздники – это у них просто чудесно».

«Новые евреи» лучше всех других опрошенных осведомлены об Израиле, что вполне естественно, так как обычно они – учащиеся еврейских вузов или работники еврейских организаций. В результате они нередко посещают эту страну по разным программам, ездят к друзьям и родственникам. Иногда они декларируют свою тесную духовную связь с этой страной. В отдельных случаях посещение Израиля даже давало толчок к конструированию их своеобразной еврейской самоидентификации.

Но желания эмигрировать у них, тем не менее, обычно не возникает. Алла Т., 22 года, работник «Хэсед Авраам», указывая на внутреннее родство с этой страной и на то, что во всем поддерживает Израиль, говорила (Петербург, 2000):

«Я ездила по молодежной программе, они ознакомительный тур собирали. Мы работали в израильской армии, на военных базах. Показали нам всю страну. Это было очень интересно – не глазами туриста, а именно глазами человека, живущего там – пообщаться, увидеть все. Очень хорошие впечатления. Страна такая молодая. И природа эта – из пустыни сделано все. И пожилым очень хорошо. Про Израиль говорят, что это страна пожилых и молодежи, это так и есть».

Сергей В., 26 лет, работник «Гиллеля» (Пенза, 2007):

«Но документы, все в очередной раз подчеркивает, что это моя страна (Россия – Е.Н.-Ш.), моя жизнь, моя история, все, что угодно. Место, где живут мои знакомые, родственники, друзья, то, с чем мне хорошо».

И все же именно информанты из этой группы чаще других декларируют желание уехать в Израиль, хотя в действительности откладывают свой отъезд «на потом», мотивируя это уже упоминавшимися причинами: нежеланием оставлять здесь родственников, начинать жизнь на новом месте с нуля, жаркий климат и т.п. Кроме того, многих пугают трудности культурной адаптации в незнакомой стране, и, добавлю, по существу в незнакомой им культуре, поскольку их знания о ней, как явствует из моих исследований, очень поверхностны.

Эсфирь Ч., 19 лет, студентка Еврейского университета в Петербурге, говорила (1999):

«В России я не хочу оставаться. Я человек такой, охотно идущий на помощь, мне хочется помогать общине. Но я просто не могу, я так устала от такой жизни, что жить здесь просто не могу. Не из-за антисемитизма, а просто я хочу нормальную человеческую жизнь, если есть такая возможность – уехать из России. Мне кажется, здесь ничего хорошего не будет. Не в смысле для евреев, а вообще для всего народа, который здесь живет. Я хочу уехать, но почему-то я в Израиль не очень хочу. Потому что в Израиле трудно. Может, поехать в Америку. В Америке большие общины еврейские. Я знаю английский. Может быть, я смогу преподавать, у меня будут хорошие знания … Во-первых, у меня будет профессия – преподаватель еврейской истории, а нас в Израиле много таких специалистов, вряд ли моя профессия будет там очень востребована».

Спустя 10 лет информанты знают об Израиле гораздо больше: но желания уехать это не добавяет. Некоторые готовы уехать именно в Израиль просто потому, что так легче покинуть Россию.

Виктория С., 33 года, рассказывала (Петербург, 2000):

«Жить там (в Израиле – Е.Н.-Ш.) трудно, на самом деле, потому что очень много нужно работать, как-то самоутверждаться постоянно. Но если ты работаешь, и ты зарабатываешь, то какие-то возможности у тебя есть. Но там трудно в моральном плане, потому что так к русским евреям, выходцам из России, отношение недостаточно хорошее, скажем так. Я лично на себе не испытала, но так говорили люди, которым я доверяю. В этом смысле трудно, этого я боюсь… я бы больше хотела не поехать туда (т. е. в Израиль – Е.Н.), а хотела бы уехать отсюда, наверное, вот так. – Куда? – Вот в Америку бы я поехала, в Германию бы я не поехала, это невозможно, а в Америку – да. – Почему не в Германию? – Во-первых, в памяти то, что было, а во-вторых, не знаю, может быть, и, во-вторых, тоже».

Петр Д., 32 года, который, как я уже писала, жил и работал в Израиле, но вернулся в Москву, называет себя «московским израильтянином» (Москва, 2008):

«Я волнуюсь о том, что там происходит, я слежу за ситуацией, слежу регулярно за новостями. У меня ощущение, что дом и родина-то – там, в глобальном плане, опять же идеализированном. Хотя я родился здесь, я люблю Москву и Россию, но все-таки родина там, хоть и историческая, но там дом. – А здесь? – Здесь, как говорил мой вожатый, доисторическая. То есть это такая малая родина».

В качестве причин, побуждающих эмигрировать, как и в других группах, эти респонденты называют в первую очередь нестабильность в российской экономике и обществе, надежды реализовать свой потенциал за рубежом, значительно реже – антисемитские настроения в России.

Иначе говоря, даже те информанты, которые декларируют себя евреями и иногда подчеркивают некое внутреннее родство с Израилем, не всегда ориентированы на эмиграцию.

Герман К., 29 лет, стоматолог (Москва, 2009):

«Вообще-то у меня там двоюродная сестра, и она неплохо устроена. Говорит, что со временем я пробьюсь. … Понимаете, я и тут хорошо устроен. А что касается синагоги, то я в синагогу МЕОЦа (Московского Еврейского Общинного Центра – Е.Н.-Ш.) хожу, и не только в синагогу, когда получается – то забегаю на лекции. В общем, чтобы быть евреем, в Израиль ехать не обязательно, хотя там это, конечно, легче (выделено мною – Е.Н.-Ш.). В общем, жизнь покажет».

Иными словами, появилось осознание, что можно «жить еврейской жизнью», не покидая Россию.

Вместе с этим некоторые информанты полагают, что именно Израиль – наилучшая страна для еврейской эмиграции. Как правило, такая убежденность связана с наличием у них друзей и родственников в Израиле или с религиозными убеждениями.

Александр В., 27 лет, филолог, объяснял мне (Москва, 1999):

«Да, мы думаем над этим. Понимаете, я здесь не вижу будущего ни для себя, ни для всех нас. Тут очень тяжело, с работой трудно, вообще тяжело жить, а уж еврею особенно. Я не хочу, чтобы мои дети все это видели, чтобы мой сын, когда вырастет, попал в эту жуткую армию, пусть он лучше в Израиле служит, там другая армия, другое отношение к людям. … Я знаю, что если я буду работать, и жена моя будет работать, то мы будем нормально жить, пусть мы в долг все возьмем и будем годами это выплачивать, но заработанного у меня никто не отнимет. И чувствовать себя я там буду человеком, а не лицом еврейской национальности».

Ольга К., 45 лет, говорила, что хотела бы уехать в Израиль вместе с детьми именно из-за религиозных убеждений (Смоленск, 2007):

«Понимаете, тут чудный раввин, он мне так помогает. … Но община крошечная, с кошерными продуктами – проблема, с Субботой, тем, другим – со всем – проблема. В Израиле это бы решилось бы само собой. У меня сын учится в еврейской религиозной школе в Москве, это все не просто. … И я не исключаю, что смогу именно там найти себе спутника жизни – почему нет?» (Через три года Ольга познакомилась с «бывшим нашим» евреем, живущим в Германии, вышла за него замуж и уехала туда).

Таким образом, связь с Израилем и здесь прослеживается, скорее, на эмоциональном, нежели на когнитивном уровне, причем она более декларируема, чем внутренне мотивирована. В этом тоже заключается особенность коллективной памяти российских евреев, в которой Израиль, как было показано, занимает отнюдь не первое место. И хотя немало людей воспринимает его как «историческую родину», большинство все же так не считает (Табл. 43).

Таблица 43.

Воспринимаете ли Вы Израиль как свою историческую родину? (%)

Да	29.0
Нет	56.5
Затрудняюсь ответить	14.5
Итого	100.0

Это в определенной степени роднит самоидентификацию российских и американских евреев. Об отсутствии внутренней мотивации свидетельствует достаточно вялая реакция еврейского сообщества на события лета 2006 г. на Ближнем Востоке (подробнее о позиции американских евреев, а также о ситуации в России и о причинах, их породивших см.: Cohen, Wertheimer, 2006; Носенко, 2006).

Я уже говорила, что практически все респонденты считают родиной – Россию. Это подтверждают и материалы интервью: из более чем 250 информантов только один назвал Израиль – исторической родиной, и еще двое назвали родиной Россию и Израиль (подчеркивая, что Израиль – это «духовная» или «мифологическая» родина).

В ряде своих работ мне уже приходилось писать об отношении людей еврейского происхождения к сионизму (Носенко, 2004; Носенко, 2006). Эта проблема не имеет прямого отношения к теме моей нынешней книги, поэтому скажу лишь вкратце. Хотя информации об этой идеологии стало явно больше, у многих информантов сохранились диковатые стереотипы советских времен.

Напомню, что Н.В. Юхнёва еще до распада СССР высказала мысль, что среди творимых в Советском Союзе массовых мифов был и следующий, являющийся по существу антисемитским: «Я интернационалист, поэтому я ненавижу сионизм и антисемитизм» (Iukhneva, 1989: 57). В постсоветской России мифы советской эпохи остаются живучими и по сию пору, о чем свидетельствуют ответы некоторых информантов.

Приведу лишь два высказывания людей разного возраста; причем между интервью прошло несколько лет.

Юлия А., 26 лет, историк (!), высказалась так (Москва, 1999):

«Это (сионизм – Е.Н.-Ш.), в общем, такая идеологическая тенденция, противоположная где-то антисемитизму. Это превознесение достоинств своей нации, т. е. шовинизм – это превознесение своей нации, у евреев он называется сионизм».

Любовь Е., 64 года, преподавательница музыки (Москва, 2005):

«Если антисемиты считают, что евреев надо дискриминировать, то сионисты считают, что, наоборот, надо дискриминировать всех остальных».

Людмила Е., 59 лет, врач (Москва, 2010):

«Точно не знаю. Но думаю, что это что-то вроде фашизма, такой антисемитизм наоборот».

Правда, большинство информантов, даже в больших городах, признавались мне, что плохо представляют себе, что это такое, для некоторых было открытием, что Израиль – сионистское государство (подробнее – см.: Носенко 2004; Носенко, 2006).

В понимании Владимира Н., 49 лет, предпринимателя, сионизм это (Москва, 2000):

«Осознание еврейства как миссии, в чем-то, может, воинствующее еврейство, которое пытается силой побороть антисемитизм. Это напоминает грустную историю Чечни и России. Мне кажется, что не нужно класть свой народ в борьбе за то, что ты лучше, и махать кулаками, навязывая им это силой. Нужно спокойно ждать, пока они дотянутся до твоего уровня». Информанты, регулярно посещающие еврейские организации, в ряде случаев осведомлены об этом немного лучше: Виталий Г., 67 лет, волонтёр в местном еврейском культурном центре, говорил (Пенза, 2007):

«Раньше я думал, как и многие, что это противоположность антисемитизму. Но теперь я понимаю, что сионизм – это когда евреи должны возвращаться в Израиль. Такая вот идеология, в общем».

Разумеется, учащиеся вузов или кафедр, специализирующихся по иудаике, дают иные ответы, так как они слушали соответствующие спецкурсы. Но и у них отношение к сионизму и эмиграции не всегда положительное. Юлия П., 22 года, студентка Еврейского университета в Петербурге, говорила об этом так (Петербург, 2000):

«Сионисты говорят, что евреи должны жить в Израиле. Там будет хорошо, там не будет антисемитизма и так далее. Сначала свою землю надо отвоевать, а потом заселить туда евреев. Неплохая идея, между прочим. Хотя я не знаю, должен ли каждый еврей жить в Израиле. Возможно ли это в данных условиях, потому что евреев сейчас очень много, а Израиль очень маленький и становится все меньше и меньше. Так что не знаю, насколько это реально. Но идея хорошая».

Как видно из Табл. 44, 17,4 % опрошенных полагает, что для того, чтобы быть евреем, следует разделять основные идеи сионизма. В то же время здесь очень высок процент тех, кто затруднился с ответом или не дал его, что свидетельствует об отсутствии сколько-нибудь внятных представлений об этой идеологии у большинства людей еврейского происхождения.

Таблица 44.

Нужно ли разделять основные идеи сионизма, чтобы считаться евреем? (%)

Обязательно	2.9
Желательно	14.5
Не имеет значения	43.5
Затрудняюсь ответить	29.0
Нет ответа	10.1
Итого	100.0

В целом можно констатировать, что на представления многих людей еврейского происхождения в той или иной мере повлияли массовые мифы относительно сущности сионизма, сохранившиеся с советской эпохи. Но, в отличие от особенностей самоидентификации евреев в других странах диаспоры, отношение к сионизму в России очень мало связано с отношением к Израилю. Иными словами, если усиление «еврейского» компонента в этнической самоидентификации обнаруживает положительную корреляцию с реальными знаниями о сионизме, то с образом Израиля эти знания не коррелируют.

Сравнив результаты моих исследований с данными социологических опросов, проводившихся Ц. Гительманом, В. Червяковым и В. Шапиро, мы получим следующую картину. В разделе, озаглавленном «Отношение к Израилю», исследователи пишут, что к середине 1990-х гг. значительную часть российского еврейства с Израилем связывали «личные, родственные и дружеские контакты, а также участие в религиозных, культурных, общественных, научных, деловых и иных обменах» (Гительман, Червяков, Шапиро, 2001: 225). В качестве доказательства приводятся многочисленные случаи участия обеих сторон в жизни друг друга, сеть израильских организаций, разнообразные мероприятия, так или иначе связанные с Израилем. По мнению авторов, в этом нет ничего удивительного, если учитывать, какое место занимает отношение к Израилю в еврейских общинах диаспоры. Далее делается вывод, что Россия в очень короткий срок достигла нормы – присущей демократическим странам – толерантного отношения к национальным меньшинствам, поддерживающим связи с исторической родиной (Гительман, Червяков, Шапиро, 2001: 226). К сожалению, события последующего десятилетия показали, что России до этой нормы еще очень далеко. Сами исследователи приводят данные опросов, проведенных ВЦИОМ и посвященных отношению россиян к Израилю. «Целых» 10% опрошенных проявляли в 1997 г. интерес и симпатию к Израилю и «только» 11 % антипатию и неприязнь (Гительман, Червяков, Шапиро, 2001: 226). Я уже не говорю о том, что около 80% не испытывают никаких особых эмоций и, судя по всему, никакой информацией относительно этого вопроса не располагают. Кроме того, у меня вызывает сомнения сам термин «историческая родина», который я склонна считать не вполне корректным, полагая, его скорее идеологемой, политическим конструктом, нежели отражением реальности.

Результаты массовых опросов подтверждают и мои выводы относительно «познаний» российских евреев о сионизме. Так, согласно материалам опроса, проведенного в 1997– 1998 г. уже названными авторами, только 7,4 % российских евреев считали, что «истинный еврей» должен разделять основные идеи сионизма, и втрое больше опрошенных – 25% – полагали, что «чувствовать свою связь с Израилем, его судьбой» – основной критерий «еврейскости» (Гительман, Червяков, Шапиро, 2001: 229). Если же учесть реальную активность, с которой современные российские евреи стремятся в Израиль, то эта доля еще ниже. Эти результаты мало расходятся с моими, при том что исследование велось в разных городах и в более позднее время.

Любопытно, что в середине 2000-х гг., по данным опроса, проведенного В. Шапиро с коллегами в Петербурге, даже молодежь в возрасте 16–19 и 20–29 лет практически не обнаруживала твердого желания ехать из России на постоянное место жительства в другую страну (2,7 % и 3,3 % соответственно); еще меньше таких людей в других возрастных группах, хотя тех, кто не исключает такой возможности или задумывается об этом – гораздо больше (Шапиро и др., 2006а: 208).

Согласно опросу А. Осовцова и И. Яковенко, в 2010 г. 33,4 % респондентов хотели бы, чтобы их дети или внуки уехали из России (среди молодежи, посещающей еврейские организации, этот процент выше – 46,6 %); а из тех, кто хотел бы этого отъезда, 28,0 % предпочли бы, чтобы их дети или внуки выбрали в качестве страны проживания Израиль (среди молодежи таких 49,1 %) (Осовцов, Яковенко, 2011: 215). Тех, кто сам «всерьез задумывается» о возможности эмиграции из России – 14,1 %, но молодые люди, вовлеченные в сферу деятельности еврейских организаций (и – добавлю от себя – нередко бывавшие за границей), озабочены этой проблемой гораздо чаще (41,5 %). Тех, кто полностью исключает возможность эмиграции для себя – 27,2 % (тех, кто был опрошен по принципу «снежного кома», и 4,4 % молодежи, вовлеченной в сферу деятельности еврейских организаций) (Осовцов, Яковенко, 2011: 222).

Показательно и утверждение: отношение к Израилю, иммиграции туда по сравнению с результатами опроса, проведенного в 1992–1993 гг., стало гораздо более сдержанным. Об этом, по мнению авторов, свидетельствует и резкое увеличе-ние доли тех, кто не согласен с тем, что евреи должны вернуться на свою историческую родину с 1/3 до 50% (Гительман, Червяков, Шапиро, 2001: 232). В работе Р. Рывкиной сделана попытка разобраться в отношении российских евреев к Израилю и миграционном поведении московских евреев туда (исследование проводилось исключительно на московском материале). Ее вывод тоже вполне ожидаемый – резкое сокращение эмиграции преимущественно по причинам экономического и политического порядка (Рывкина, 2005: 346–365).

* * *

Как видно из приведенного выше материала, существование Государства Израиль хоть и оказывает определенное влияние на конструирование еврейской самоидентификации у российских евреев, но влияние это не слишком сильное, уступающее по своему значению другим факторам. И с полной определенностью можно утверждать, что эта страна не является символом, поддерживающим в России еврейскую культурную память. Этот вывод, конечно, не относится к «новым евреям», а также к евреям «профессиональным», которые имеют больше возможностей посещать эту страну, больше следят за происходящими там событиями и т.п.

Вряд ли будет неожиданным вывод, согласно которому знания об Израиле тем больше, чем выше уровень положительной еврейской самоидентификации и чем больше человек участвует в еврейской общинной жизни. Другой вопрос, что среди опрошенных людей с такой самоидентификацией явное меньшинство.

Длительный разрыв с религиозной традицией, в которой Земля Израиля занимала одно из центральных мест, привел к тому, что были разрушены и миф о доме, и миф о возвращении. Это, в свою очередь, безусловно стало основной причиной того, что Израиль перестал быть важным символом этнической самоидентификации для многих евреев бывшего СССР.

Подобное «выдергивание» религиозной составляющей из-под советской еврейской культуры привело к тому, что Государство Израиль большинством современных российских евреев не воспринимается как «историческая родина», как Земля Обетованная, куда надо непременно вернуться, хотя бы стремиться к этому. Невозможно также говорить о наличии общности с еврейским народом, представленным этим государством.

Массовая эмиграция 1990-х гг. и связанные с ней завышенные ожидания и последующие разочарования также не способствовали реанимированию этих мифов (см. об этом подробнее, напр.: Еленевская, Фиалкова, 2005; Remennick, 2007). Антиизраильская и антисионистская пропаганда и созданные ею клише способствовали демонизации Израиля в советском и – нередко – даже в постсоветском массовом сознании. Этому же способствует явно однобокое освещение различных событий вокруг Израиля в российских СМИ, которые до сих пор нередко поддерживают антиизраильские стереотипы в российском обществе. В начале этой главы я уже писала о постепенном превращении советских евреев из диаспорной группы в этнической меньшинство. Это тем более справедливо по отношению к людям еврейского происхождения, живущим в постсоветской России. Отсутствие «мифа о возвращении», мифологии изгнания и других уже перечисленных мной факторов, а также возможность свободного посещения Израиля и выезда туда на постоянное место жительство привели к тому, что при всем неравнодушном отношению к этому государству оно не воспринимается как родина.

Подобное отношение очень ярко сформулировано во фрагменте из интервью с Сергеем В., 26 лет (Пенза, 2007):

«Часть людей никогда не поедет, потому что руководствуются принципами – я здесь родился, здесь мой дом, здесь похоронены мои родственники, еще кто-то, куча, миллион причин – работа, я себя не вижу в Израиле, еще что-то. Те сомнения и тревоги, которые есть у любого российского еврея, который думает – ехать, не ехать. В любом случае, еврейская община в России будет жить».

Эта позиция – позиция большинства, как явствует из Табл. 45, согласно которой большинство респондентов не считает, что евреи рано или поздно должны будут уехать в Израиль.

Таблица 45.

Вы согласны или не согласны с утверждением, что все евреи должны рано или поздно уехать в Израиль? (%)

Согласен	7.2
Частично согласен, частично нет	27.5
Не согласен	56.6
Затрудняюсь ответить	8.7
Итого	100.0

Иными словами, большинство ключевых понятий, характерных для определения «диаспора» (что бы в него ни вкладывали), утрачено. При этом, как ни парадоксально, в коллективной памяти российских евреев Израиль сохраняет определенное место, и оно прочно укрепилось на ее периферии. Это подтверждают и данные опроса, согласно которому чуть более 40 % респондентов чувствует к евреям-израильтянам особую симпатию, а 17,4 % ощущает с ними неразрывную связь (Табл. 46). Однако более 36 % опрошенных ничем их не выделяют.

Таблица 46.

Как Вы относитесь к евреям Государства Израиль? (%)

Ничем не выделяю, отношусь как к любому народу	36,3
Это народ, глубокого родства с которым я не ощущаю, но к которому чувствую особую симпатию	40.6
Это мой народ, я ощущаю с ним неразрывное кровное родство	17.4
Другой ответ	1.4
Затрудняюсь ответить	4.3
Итого	100.0

Это именно коллективная память о стране, где жили далекие предки, как правило, без сакрального компонента. Даже Хранители, в силу уже указанных обстоятельств, не могут передать память об Израиле как о сакральном доме, куда рано или поздно должно вернуться. Массовый отъезд участников сионистского движения в 1970-е (и оставшихся – в начале 1990-х гг.) тоже способствовал десакрализации Израиля у оставшихся в России.

Возросшая глобализация, усиление разнообразных связей между странами, развитие туризма, электронных средств массовой коммуникации привели к тому, что некоторые исследователи считают российских евреев частью так называемого транснационального сообщества (подробнее см., например: Remennick, 2007). Однако – и это вполне очевидно – что российские евреи живут именно дома, а не в диаспоре, представляя собой вполне укорененное сообщество. И память связывает их именно с этой землей.