©"Заметки по еврейской истории"
февраль  2013 года

Ион Деген

Стопроцентная вероятность


В сентябрьском номере «Заметок» 2012 года внимание читателей не могла не обратить на себя добрая талантливая публикация моего друга Петра Межирицкого «Дубнов из семьи Дубновых». Именно Борис Дубнов, которого в кругу наших друзей считали моим младшим братом, познакомил меня с Петром Межирицким.

После возвращения из туристической поездки в Венгрию и Чехословакию Борис и его очаровательная жена Галя рассказали мне невероятную историю, произошедшую с ними во время этой поездки. Почти ничего не добавляя и не изменяя, Я написал рассказ «Стопроцентная вероятность».

Невероятные истории продолжали накапливаться. Они были собраны в книгу «Невыдуманные рассказы о невероятном». Уже после издания этой книги появились новые рассказы о невероятном. Но вероятность издания новой книги приближается к нолю. Осмеливаюсь предложить читателям «Заметок» рассказ

Стопроцентная вероятность

Прежде всего, следует выяснить, о вероятности какого события пойдет речь.

Ничего невероятного не было в том, что на доске объявлений областной больницы местком предложил врачам, желавшим совершить туристскую поездку в Венгрию и Чехословакию, немедленно подать заявление.

Ничего невероятного не было в том, что доктор Александр Вениаминович Зернов откликнулся на предложение месткома и немедленно, как и требовалось, подал заявление, хотя маловероятным казалось ему и его коллегам, что он попадет в группу врачей-туристов. Вовсе не потому, что доктор Зернов был политически невыдержанным или морально неустойчивым. Как раз наоборот. Доктор Зернов был гордостью больницы. Отличный нейрохирург, грамотный врач, внимательный, сострадающий, совершенствующийся. Но, увы, он был евреем. И жена его, работавшая врачом в соседней больнице, тоже была еврейкой. А доктор Зернов не представлял себе туристской поездки без жены. Это, естественно, уменьшало вероятность того, что они попадут за границу.

Страны, правда, социалистические. В Союзе, правда, оставался заложник, маленький сын Зерновых. Но... Представьте себе, случилось маловероятное. Всюду, где надо, не возразили против включения супругов Зерновых в данную туристскую группу. Это несколько удивило коллективы двух больниц и даже дало основание наиболее оптимистичным евреям предположить, что начинаются новые веяния.

В теплый июльский вечер Вита и Александр Зерновы погрузились в купейный вагон поезда Львов-Ужгород и вторично встретились со всей туристской группой. Первая встреча состоялась во время инструктажа, на котором им втолковали, что они представляют самую прогрессивную медицину самой великой державы, поэтому за границей им нельзя... Далее следовал длинный и внушительный перечень запретов. Многие врачи были знакомы друг с другом. Почти все знали явных стукачей и догадывались о вероятных тайных, так что о нарушении пунктов запрета не могло быть и речи. Все это было злободневным и само собой разумеющимся.

Путешествие началось в приподнятом настроении, тем более что, как только поезд отошел от перрона, врачи-туристы, в том числе и трезвенники, с удовольствием поужинали припасами, захваченными из дому. Настроения не испортил даже таможенный осмотр в Чопе. А во второй половине следующего дня в Будапеште они чувствовали себя уже вполне иностранцами.

Все шло своим чередом. Дунай не очень отличался от Днепра. Правда, в самом городе его очень украшали мосты. Многие улицы Пешта нельзя было отличить от улиц Львова. Даже люди были как люди. А все-таки заграница. Какой-то непонятный вирус, еще не открытый микробиологами, витал в воздухе заграницы. Одних туристов он делал высокомерными, других – подобострастными. И что интереснее всего, отметили супруги Зерновы, туристы из других стран, – а их в Будапеште было немало, – обладали стойким иммунитетом к этому вирусу.

Возможно, что появление в их гостинице туристов из Франции явилось побудительной причиной возникновения идеи, которую доктор Вита Зернова высказала мужу после завтрака.

- Сашенька, почему бы не послать открытку дяде Арману, что мы здесь, а в воскресенье будем в Праге?

- Зачем? – спросил доктор Зернов, прикидывая, сколько стукачей в их группе.

- А вдруг он сумеет приехать в Прагу?

Вита старалась подавить рвущиеся из глубины души эмоции, самой малой вершиной которых была эта фраза, содержавшая мечту и надежду. Она произнесла ее обычным тоном, скажем, таким же, как попросила бы достать из ящика туфли. Но в сердце мужа эта фраза отозвалась жгучей болью.

Александр Зернов был на одиннадцать лет старше жены. Мягкий и деликатный в обхождении, беспредельно любивший жену, он к тому же считал, что несет дополнительную ответственность перед Витой, связанную с ее трагическим детством.

У Александра были родители, брат, сестра, родственники. Вита с двухлетнего возраста была абсолютно одинока. Только выйдя замуж, она приобрела родного человека.

Три года назад у них родился сын. А в прошлом году, через девятнадцать лет после окончания войны Виту разыскал родной брат ее матери, живущий в Дижоне. Зерновы не имели представления, как он выглядит, потому что дядя Арман не прислал им фотографии. Да и они хороши – ни разу не догадались попросить.

– Витусь, – доктор Зернов подбирал слова, словно снимал первую повязку после операции, – письмо из Дижона мы обычно получаем на четырнадцатый-пятнадцатый день после отправления. Львов не намного дальше от Дижона, чем Будапешт. Но допустим, что наша открытка придет туда в два раза быстрее. Сегодня четверг. В Праге мы будем в воскресенье. Расписание наших поездок по Чехословакии даже руководителю группы еще неизвестно. Может ли при таких условиях быть хоть ничтожнейшая вероятность встречи с дядей Арманом?

– И все-таки давай пошлем открытку, – сказала Вита, с трудом подавляя слезы.

– Пожалуйста. Мы можем отправить ее прямо сейчас же. В лобби продают открытки..

Армана Леви в Дижоне называли старым зуавом. Он приехал во Францию учиться еще до Первой мировой войны. В Львове у него осталась любимая сестричка, моложе его на пятнадцать лет. Всю войну он провоевал в кавалерийском полку. Собственно говоря, он не ходил в атаки с обнаженной саблей, хотя иногда в торжественных случаях она болталась у него на боку, и он был признанным мастером фехтования. Арман Леви был ветеринарным врачом. После войны он не вернулся в Польшу. Женился на француженке. Вообще-то ее родители были евреями, но даже они уже не имели представления о том, что значит быть евреем.

В семье Армана Леви все было добропорядочным, устойчивым и гармоничным. Даже стихийные бедствия, казалось, не властны над такой гармонией. Арман был счастлив, что его жена искренне полюбила маленькую красивую сестричку.

В последний раз сестра приехала в Дижон с мужем в июле 1939 года. Ее округлившийся живот был предметом добродушных шуток Армана, смущавших скромного и застенчивого шурина. Несмотря на молодость, он уже слыл видным архитектором. И не только в Львове.

Франция не ощутила начала войны. Но Армана война больно ударила уже в первые минуты, когда он узнал, что боши вторглись в Польшу, что их авиация бомбит польские города с не меньшей жестокостью, чем бомбила Гернику.

Семнадцатого сентября Советы оккупировали восточную часть Польши. В тот вечер, он помнит, офицеры полка очень бурно обсуждали это событие. Именно тогда он впервые услышал термин "четвертый раздел Польши". Он возражал. Как и многие французские интеллигенты, он был «розовым» и симпатизировал Советскому Союзу. Сколько событий должно было произойти в этом печальном мире, чтобы он наконец-то смог правильно оценить истинное положение вещей! А тогда...

Стыдно вспомнить, как он спорил со своими однополчанами. Удар в подбрюшье, доставшийся ему в тот вечер, еще больше укрепил его леволиберальные взгляды. Командир четвертого эскадрона, офицер-аристократ, не принимавший участия в перепалке, вдруг отреагировал на его оправдание советского вторжения в Польшу: "Знаете, Арман, вы, евреи, с древних времен были хранителями и разносчиками вируса социализма. Все беды от вас".

Это была первая вспышка антисемитизма в полку, с которой ему пришлось столкнуться. Но не последняя. Тогда она только укрепила его красно-розовые взгляды. А потом все перепуталось. С командиром четвертого эскадрона он удрал в Африку и примкнул к де Голлю. Винегрет здесь был таким же, как и в рядах вишистов. Во французском подполье процент евреев был необычно высоким. И тут же рядом с коммунистами сражались аристократы.

В Aфрикe и потом во Франции у него не было никаких сведений о сестричке и ее семье. Последнюю весточку он получил в конце ноября 1939 года. Через французское посольство в Москве он узнал, что у него есть племянница. Но даже имя ее было ему неизвестно. Русские сблизились с немцами. Французское посольство не жаловали. Возможно, поэтому на все его запросы отвечали: "Не можем получить сведений".

Слухи об уничтожении евреев стали доходить до него еще в 1943 году. Он отказывался поверить. Даже от бошей нельзя было ожидать подобного сатанинства. Уже во Франции страшная реальность дошла до его сознания. Только сын уцелел, да и то потому, что сражался в подполье. Жена и дочь погибли в немецком концентрационном лагере. А сестричка? А шурин? А племянница?

В конце 1944 года он отправил письмо во Львов, смутно представляя себе, каким путем оно туда попадет. После войны несколько его писем вернулись со штампом "Адресат выбыл".

Казалось, только неустанные поиски оправдывали смысл его существования. Немногочисленных друзей удивляло упорство старого зуава, продолжавшего розыски вопреки всякой логике.

Но чуть больше года назад он получил официальное уведомление Красного Креста с приложенной к нему копией очень подробного письма. Вечером, когда у него собрались друзья, он прочитал им это письмо, написанное настоятельницей католического монастыря, расположенного вблизи Перемышля. Мужчины, прошедшие две войны, не пытались скрыть слез.

Сразу же после начала оккупации Львова, писала настоятельница, немцы и местные украинцы начали акции по уничтожению евреев. В колонне обреченных сестра Армана и ее муж везли в коляске дочь Виту, которой через месяц должно было исполниться два года. Коляска заранее была приготовлена людьми, понимавшими, куда направляется колонна. Под матрасиком лежали конверт с метрикой девочки и драгоценности. Настоятельница не знает и не представляет себе, как можно было утаить коляску с ребенком от конвоиров.

Биография Виты фактически начинается с того момента, когда сердобольная католичка принесла ребенка в монастырь. Здесь девочка воспитывалась почти до совершеннолетия, ничего не зная о своем прошлом. Летом 1956 года у настоятельницы появились сведения о том, что в Львове живет родственница отца Виты. Она посчитала своим долгом рассказать девушке, как та попала в монастырь. Самая юная красивая послушница была любимицей сестер-монахинь. Но в эти кризисные дни, по приказу настоятельницы, ей отвечали только в случае, когда она к кому-либо обращалась. А она замкнулась и не выходила из своей кельи.

Однажды, до утренней молитвы, Вита подошла к настоятельнице. Став на колено, она поцеловала ее руку. Поднялась, обняла и поцеловала настоятельницу. Отдала ей нательный крестик и произнесла обдуманную и выстраданную фразу. "Благодарю вас за все. Но если Господь сохранил меня, я обязана остаться в вере моих погибших родителей".

Сестры сердечно простились с Витой. Они переписываются с ней. Вита стала врачом, вышла замуж за очень достойного, как говорят, человека. Сейчас она мать очаровательного ребенка.

В официальном уведомлении и в письме настоятельницы был адрес Виты.

Вита! Так зовут племянницу! Его кровь! Продолжение любимой сестрички!

В тот же день он написал ей письмо. А на следующий день начал прилагать усилия, чтобы поехать во Львов. Нормальному французу трудно было понять, почему вообще нужны какие-то усилия для встречи с племянницей. Но бывший либерал уже кое-что понимал.

Прошел год. В советском посольстве ему пообещали визу для поездки туристом в Москву и в Ленинград. Он надеялся на то, что Вита сможет приехать туда на свидание с ним, если его не пустят во Львов. Он уже догадывался, что не пустят. Ну и страна! Старый зуав жил надеждой на встречу. Он даже не представлял себе, как выглядит его племянница. Зерновы не догадались прислать фотографии, а он, старый кретин, ни разу не попросил об этом. Возможно, потому, что надеялся на скорую встречу.

И вдруг... Вероятно ли подобное? Сегодня в утренней почте открытка от Виты из Будапешта. Вместе с мужем она почти на Западе. Сегодня суббота. Завтра они будут в Праге. Боже мой! Из Дижона он мог бы проделать этот путь на своем автомобиле часов за десять. Он немедленно позвонил в Париж, в посольство Чехословацкой Республики. На том конце провода чиновник посольства, не прерывая, слушал эмоциональную речь Армана Леви, изо всех сил старавшегося говорить спокойно.

- Видите ли, господин Леви, виза в Чехословакию может быть оформлена в течение двух недель.

- Месье, о чем вы говорите? Какие две недели? Вы понимаете? Завтра, в воскресенье, они будут в Праге. Люди на несколько дней вырвались из-за "железного занавеса". Вы понимаете? Моя племянница! Дочь моей убитой сестрички!

- Месье Леви, я все понимаю, но... знаете что, дайте мне на всякий случай номер вашего телефона.

Старый зуав метался по дому. Дважды звонил телефон. Дважды он рванулся к нему со скоростью, какой не было у него даже во время фехтования в юные годы. Оба раза звонили друзья. Обоим он ответил одной фразой: "Не занимайте телефон, потом объясню".

Когда через три часа раздался телефонный звонок, оба друга сидели у него в салоне, наэлектризованные, вздрагивавшие при любом постороннем звуке.

- Месье Леви, - произнесла трубка знакомым голосом чиновника чешского посольства, - мне приятно сообщить вам, что удалось быстро преодолеть все барьеры. Надеюсь, вы успеете приехать в Орли сегодня к девяти часам вечера. Возле стойки нашей авиакомпании вас будет ждать чиновник посольства, который проштампует визу. Билет в Прагу вам заказан. Также гостиница, если она вам нужна. Счастливого пути и удачи.

- Месье, у меня нет слов...- у него действительно не было слов. Только всхлипывания рвались из горла, и по щекам потекли слезы.

- Все в порядке, месье Леви, мы еще кое-что понимаем. Удачи вам.

У друзей тоже не было слов. Молча распили вторую бутылку вина.

На сборы не оставалось времени.

- Подарки?

- Купишь в Орли без пошлины.

- Но что купить?

- Неважно. Наполни чемодан. Они всему будут рады.

До самой Праги все шло так гладко, словно разыгрывался сценарий, расписанный талантливым режиссером. Виза. Билет. Чемодан, набитый подарками. Приличный сервис в самолете чешской авиакомпании. Даже прием в пражской гостинице.

Но тут начался социализм. Выяснить, где находится группа врачей-туристов из Советского Союза, оказалось не менее сложно, чем узнать стратегический план чешской армии, составной части Варшавского договора.

Арман Леви свободно владел французским, русским, польским и немецким. На всех четырех языках он объяснял, упрашивал, умолял. Но самое утешительное из всего услышанного было:

- Месье, сегодня воскресенье. Мы не можем раздобыть нужную вам информацию. Возможно, завтра.

- Но, возможно, завтра их уже не будет в Праге!

- Увы, мы бессильны.

Беспомощность, гнев, отчаяние захлестнули старого зуава. Он вышел на мост через Влтаву. С тоской смотрел на средневековые строения, на относительно немногочисленных прохожих, с одинаковым равнодушием относившихся к его горю. Полуденное солнце раскалило тротуары. В дополнение ко всему его стала мучить жажда. На углу он увидел кавярню и зашел выпить кружку пива. Он сел за столик и только сейчас почувствовал, как смертельно устал за эти сутки, наполненные надеждой, радостным ожиданием предстоящей встречи и отчаянием разочарования. Он допил первую кружку, даже не почувствовав вкуса пльзенского пива, и заказал вторую.

Группа врачей-туристов приехала на рассвете. Из-за путаницы с гостиницей они потеряли около двух часов.

После завтрака доктор Зернов позвонил чешскому коллеге, с которым познакомился на симпозиуме в Ленинграде. В плане поездки было посещение клиник. Но руководитель группы растерянно посмотрел на Зернова, когда тот обратился к нему с просьбой:

- Мы с женой хотели бы посетить клинику нейрохирургии, где нас ждет профессор, шеф клиники.

Это воскресенье было свободным днем. Во время инструктажа руководителю сказали, что даже в такой день желательно держать группу в компактном состоянии, не давать баранам отбиваться от стада. Конечно, могут быть исключения. Ах, дурак, почему он не уточнил, что имелось в виду под исключением? Является ли исключением просьба доктора Зернова посетить нейрохирургическую клинику? Конечно, проще отказать. Но ведь Зернов уже созвонился с профессором. Тот ждет в клинике. Если Зернов не придет, возникнет неловкая ситуация. Может, отпустить его одного, а жену оставить в стаде? Чувствуя, как капли пота стекают по лбу и по спине, он сказал:

- Я думаю, Александр Вениаминович, что вам лучше пойти одному. Ведь ваша супруга - не нейрохирург.

- Очень жаль. Без жены я не пойду.

Руководитель посмотрел на Зернова. Он не пойдет. Они за ручки держатся. Черт бы их побрал, этих жидов. Ситуация.

- Нет, вы меня не поняли. Я имел в виду, что вам проще пойти одному. Транспортные расходы и все такое.

- Спасибо. Мне это не в тягость. Просто мы никуда не ходим друг без друга.

Они ушли, пожертвовав обедом. Жертва была существенной, если учесть количество крон в их кошельке.

В клинике Зерновых встретили радушно. Александр выпил с профессором немного коньяку. Штат дежурных врачей находился в операционной, где шла срочная операция по поводу черепно-мозговой травмы. Именно с операционной Зерновы начали обход клиники. Затем профессор и освободившиеся врачи пригласили их пообедать. Радушная атмосфера и выпитый коньяк, усиливший чувство голода, склоняли доктора Зернова принять приглашение. Молчание Виты можно было принять за согласие. Но... не следовало забывать о статусе советского туриста.

Зерновы поблагодарили, деликатно отказались и попрощались с гостеприимными хозяевами, пригласив их во Львов.

До гостиницы не более трех километров. Зерновы решили пойти пешком. Солнце уже село, но было еще светло. Улицы наполнились пешеходами. Сейчас их было намного больше, чем на пути Зерновых в клинику. На мосту через Влтаву они остановились полюбоваться готической симфонией дворцов, соборов и просто жилых зданий на обоих берегах спокойной реки. Но и здесь не следовало забывать, что они советские туристы, которым не рекомендуется отрываться от коллектива. Они ускорили шаг, намереваясь прийти в гостиницу еще до наступления сумерек. Свернув за угол, они увидели забавного старика, вывалившегося из кавярни. Здорово он набрался!

Густые кустистые седые брови под темно-синим беретом. Мокрые свисающие усы, как у моржа. И глаза! Такая затаилась в них тоска, что, казалось, всего алкоголя мира не хватит, чтобы утопить в нем эту тоску.

Зерновы перестали улыбаться, увидев глаза старика. Но реакция их длилась не более мгновенья, потому что старик посмотрел в их сторону, и тут произошло нечто невероятное.

Безысходная тоска мгновенно сменилась таким счастливым сиянием, что старик вдруг превратился в молодого человека. И ни следа опьянения.

Все произошло так быстро, что доктор Зернов с отличной реакцией нейрохирурга не успел отреагировать, когда старик бросился к Вите. Но в оборонительной реакции не было необходимости потому, что все стало предельно ясным.

- Вита, Витусь, деточка моя, кровинушка! Боже мой, как ты похожа на мою сестричку! Две капли воды! – Старик говорил на отличном русском языке с легким иностранным акцентом.

Вита, всхлипывая, уткнулась в его грудь. Александр отвернулся, чтобы смахнуть слезу. Старик обратился к нему, не выпуская Биту из объятий:

- Ну, племянничек, дай-ка я тебя поцелую.

Они стояли у входа в кавярню, еще не в состоянии осознать происшедшего чуда. Первым опомнился дядя Арман:

- Послушайте, детки, мы должны отпраздновать нашу встречу. И не в шикарном ресторане, а именно в этой кавярне. Я благословляю эту партикулярную кавярню. Почему именно я в нее вошел? Почему я предпочел ее десяткам других, мимо которых проходил в отчаянии, что не могу вас найти?

Почему я не выпил на одну кружку пльзенского меньше или на одну кружку больше? А? Я вас спрашиваю. Я умираю от радости, от жажды и от голода. Пошли отпразднуем нашу встречу.

Еще до ужина руководитель группы стал прощупывать у себя пульс. Зачем он отпустил Зерновых? Конечно, в Львове остался ребенок, и Прага, конечно, не Лондон, но зачем ему нужна эта тревога и ускоренное сердцебиение? Тревога стала уже невыносимой, когда Зерновы не пришли на ужин. Куда обратиться? На каком языке? В нейрохирургическую клинику? В полицию? В советское посольство? Ему пока не хотелось впутывать в это дело гида-переводчика. Зачем он отпустил Зерновых? Его беспокойство передалось всей группе, в которой не было евреев, кроме этой всегда воркующей пары. Даже во взаимных отношениях они должны отличаться от нормальных людей. Действительно, нетерпимая нация. Все у них не как у людей.

Руководитель группы все еще размышлял, куда позвонить, когда к гостинице подъехал экскурсионный автобус. После ужина у них была прогулка по вечерней Праге.

Автобус привез их к гостинице ровно в двадцать два часа. Часть туристов уже успели войти в вестибюль, когда оставшиеся перед входом стали свидетелями прелюбопытнейшей сцены.

Из-за поворота, примерно в одном квартале от гостиницы появились супруги Зерновы в сопровождении высокого усатого старика в берете. Они остановились на углу, обнялись и расцеловались со стариком (особенно долго он, естественно, обнимал и целовал доктора Зернову, хотя тут же стоял ее любящий муж, почему-то не выражавший никакого неудовольствия). Зерновы несколько раз оглянулись и помахали старику, а затем быстро направились к гостинице.

Руководитель группы посмотрел на часы. Двадцать два часа двенадцать минут.

Со стопроцентной вероятностью можно предположить, что это время было отмечено в отчетах всех стукачей в группе врачей-туристов, совершавших поездку по Венгрии и Чехословакии.

1981 г.


К началу страницы К оглавлению номера

Всего понравилось:0
Всего посещений: 3881




Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer2/Degen1.php - to PDF file

Комментарии:

Michael
nyc, ny, usa - at 2013-03-06 21:01:39 EDT
Иона Лазаревич, голубчик, не принимайте замечания начинающего литературного критика столь болезненно ! Нас, критиков, создал сам Б-г Израилев для того, чтобы литераторы не расслаблялись. Даже в СССР жертвы литературной критики не обижались на своих мучителей. "Оставшись апологетом советской власти" я твердо знаю то, что таможенного досмотра в Чопе и везде боялись и продолжают боятся лица, презирающие таможенные правила суверенного государства. Уверен, что Вам и Вашим эпическим героям не было причин волноваться и ожидать "кары божьей" в виде штрафа, конфискации спрятанной контрабанды, ареста, суда и справедливого наказания. Если Вы описываете переход границы купейным вагоном Львов-Будапешт, то прямо пишите об этом в тексте. Кстати, вагон подобного назначения предназначен для перевозки иностранцев во Львов и из него. Во Львове открыто функционировала гостиница "Интурист" и магазины валютной торговли. В городе неформально обслуживали иностранцев валютные проститутки, контрабандисты, лица, злоупотребляющие правилами валютных операций. Ваши герои об этом не догадываются, ибо " ...всем действующим лицам рассказа этого не объявили". "...Зерновы поблагодарили, деликатно отказались и попрощались с гостеприимными хозяевами, пригласив их во Львов."- эта Ваша цитата.
Хорошего же Вы мнения о советских евреях с высшим образованием ! Далее Вы пишете : "Иностранцев в Львов не пускали."
Да, не пускали ветеранов УПА и украинской полиции. С 1967 г. не пускали израильских граждан. Героя французского Сопротивления власти бы приняли бы с огромной помпой и извлекли бы ещё идеологические бенефиты. На Ваш вопрос где я прочитал, что старый зуав эмигрант из Австро-Венгрии, признаюсь, что так истолковал Ваши слова : "Он приехал во Францию учиться еще до Первой мировой войны. В Львове у него осталась любимая сестричка..." Зачем "русскоязычному" австрийцу ехать учиться во французский зооветинститут остается непонятным. Он мог поступить в любой университет своей Империи без процентной нормы для евреев и получить образование на родном немецком языке. Учёба за границей-удел евреев России, коих принимают в рамках нормы. В прочем, и в дальнейшем мосье Леви не блещет умом : учавствует в мировой бойне на стороне врагов своей страны, истребляет своих сограждан. Это пострашнее чем членство в ВКП(б) или апологетика сов. власти. Автор приписывает почему-то "социализму" неудачу в поиске незадачливым Леви советских туристов во всех пражских отелях. Иона Лазаревич ! Прогуляйтесь по Тель-Авивским отелям в поисках некой группы российских туристов. Если не найдете- виноват ...сионизм! Автор называет явно слабоумного мосье Леви "нормальным французом". Этот "француз" "договаривается" с советским консулом о получении персональной туристической визы в СССР. "Ему обещали..." Если бы Леви не мнил себя французом, а оставался евреем, то он прочитал бы на дверях консульства правила получения виз в СССР. Туристическая виза давалась лишь туристическим группам лиц, купившим путевки в турагенстве. Два визита в агенство-и путевка, виза и билеты в руках "француза". Желающие ехать индивидуально приносили вызов в консульство и получали визу. Только болванов типа Леви в СССР не брали. Своих с избытком.
Иона Лазаревич ! Вы описали идеального хама и оппортуниста Леви. Уехав сто с лишним лет назад из Польши, он забыл узнать пару-тройку еврейских языков, но выучил русский и польский. Он ветеринарным способом обшучивает беременную еврейку, СМУЩАЯ её мужа, выполнившего приказ HA-SHEMa. Он пьёт пиво там, где другие пьют кофе. Француз...
Дорогой Иона Лазаревич! Не обижайтесь на меня ! Помните, что за Вашей письменной речью наблюдают.

Ион Деген
- at 2013-03-06 11:23:27 EDT
Дорогие Любовь Гиль, А.Штильман, Валерий, спасибо большое! Простите, что так поздно заметил вашу реакцию. Увидел, когда мне сообщили, что рассказ подвергся критике. Я не собирался на неё реагировать. Но друг, обративший на неё моё внимание просто потребовал. Друзьям отказывать не способен. Поэтому
Был бы благодарен за критику, которая помогла мне улучшить рассказ, или чему- нибудь научиться. Но…

Michael
NYC, NY, USA - Tue, 05 Mar 2013 16:25:07(CET)

«Иона Лазаревич всё сильно преувеличивает:

1. Эмигрант из Австро- Венгрии не мог стать французским офицером в войне со своей страной. Его отправили бы в интернлагерь».

Где в рассказе критик прочитал, что Старый зуав эмигрант из Австро-Венгрии? А может быть, он родился и рос в Варшаве, т. е., в союзнице Франции, в России?


«2. Знание им русского языка ("почти без акцента") выглядит чудом. К семидесятым годам прошлого века в Черновицах местные евреи досоветского типа еще не выучили русский язык».

Предыдущий ответ. Но и это не обязательно.


«3. В 1956 г. Перемышль и Львов находились в разных странах и эмиграция польской девочки "Виты" из монастыря в СССР к "тете" – шутка».

Не шутка, а факт. С Витой, которая в действительности Галя, я дружу и поныне.


«4. Советская власть всегда разрешала приезды родственников из-за границы в города, открытые для иностранцев. Мучения героев Дегена совершенно напрасны».

Возможно, критик, остающийся апологетом славной советской власти, знает, что Львов был открытым городом, но всем действующим лицам рассказа этого не объявили. Иностранцев в Львов не пускали.


«3. Автор намекает на трудности прохождения таможни в Чопе советскими туристами на поезде Львов-Ужгород. О трудностях поподробнее, пожалуйста»


Автор не намекает. Не знаю другие советские таможни. Но чопская была ужасной. Если бы так называемый критик вызвал моё уважение, я бы дал ему ссылку на два моих описания этой кары Божьей.


«4. Этот поезд через Чоп не идёт и досмотру таможни не подвергается.»

Если бы рассказ прочитал не трепач, решивший представиться критиком, он знал бы, что вагон поезда Львов-Ужгород в Чёпе прицеплялся к поезду, идущему в Будапешт, и подвергался обычному мучительному шмону.


«5. В пражских кавярнях не подают пиво. И в лембергских не подают. Только в киевских.»

О киевских кавярнях не слышал. Для характеристики «критика» достаточно «лембергских» вместо львовских. А в Праге я пил пиво не в одной кавярне. Даже в той, в которой это делал Швейк.


«6. Автор, читая мысли "о жидах" руководителя львовской делегации, узнаёт в нём антисемита. Возможно в Киеве он антисемит. А во Львове и тем более в Праге - нет. Чтобы привыкнуть к навязанному силой русско-советской властью латинскому слову "еврей" требуются столетия. В Праге нет ничего еврейского. Повсеместно видны афиши жидовского музея, жидовского "гржбитова", портреты Кафки - "чешско-жидовского гения".

Больше реализма!»


Вероятно, случайно появившееся в ответе слово трепач и является проявлением реализма. На большее не решаюсь.

Michael
NYC, NY, USA - at 2013-03-05 16:25:07 EDT
Иона Лазаревич всё сильно преувеличивает:

1. Эмигрант из Австро- Венгрии не мог стать французским офицером в войне со своей страной. Его отправили бы в интернлагерь.

2. Знание им русского языка ("почти без акцента") выглядит чудом. К семидесятым годам прошлого века в Черновицах местные евреи досоветского типа еще не выучили русский язык.

3. В 1956 г. Перемышль и Львов находились в разных странах и эмиграция польской девочки "Виты" из монастыря в СССР к "тете" - шутка.

4. Советская власть всегда разрешала приезды родственников из-за границы в города, открытые для иностранцев. Мучения героев Дегена совершенно напрасны.

3. Автор намекает на трудности прохождения таможни в Чопе советскими туристами на поезде Львов-Ужгород. О трудностях поподробнее, пожалуйста.

4. Этот поезд через Чоп не идёт и досмотру таможни не подвергается.

5. В пражских кавярнях не подают пиво. И в лембергских не подают. Только в киевских.

6. Автор, читая мысли "о жидах" руководителя львовской делегации, узнаёт в нём антисемита. Возможно в Киеве он антисемит. А во Львове и тем более в Праге - нет. Чтобы привыкнуть к навязанному силой русско-советской властью латинскому слову "еврей" требуются столетия. В Праге нет ничего еврейского. Повсеместно видны афиши жидовского музея, жидовского "гржбитова", портреты Кафки - "чешско-жидовского гения".

Больше реализма !

Любовь Гиль
Беэр Шева, Израиль - at 2013-02-22 13:47:59 EDT
Дорогой Ион Лазаревич!
Этот рассказ читаю не в первый раз, однако сила его воздействия не уменьшилась. Снова слезы - слезы радости, СПАСИБО Вам за доставленное удовольствие!
Хоть немалая часть моей профессианальной деятельности была посвящена преподаванию теории вероятности, всё же
жизнь расставила свои акценты, и тут я полностью разделяю Ваш взгляд на неслучайность "случайных" совпадений.
В нашей семье Ваши книги пользуются особой популярностью, перечитываются, как и книги Исаака Башевиса Зингера.
Нисколько не сомневаюсь в подлинности описываемой потрясающей истории, но рука Мастера придает ей невероятную
привлекательность. Так же, как и в романах Башевиса Зингера, носящих явно автобиографический характер, в Вашем творчестве чувствуется незаурядный писательский талант. Но несмотря на подлинность произвелений нашего знаменитого соплеменника, лауреата Нобелевской Премии, вот как он сам высказывался о своих трудах:
"Когда я был мальчиком и рассказывал разные истории, меня звали лгуном. Теперь же меня зовут писателем. Шаг вперед, конечно, большой, но ведь это одно и то же".
А вот Ваши слова:
"Не обольщаюсь по поводу умения писать". Ваша скромность придает еще большее восхищение Ваших почитателей.
ХАГ ПУРИМ САМЕЯХ Вам и Вашей семье!
Здоророья Вам на долгие годы, ждем Ваших новых творческих удач!
Семья Гиль

Валерий
Германия - at 2013-02-14 15:54:36 EDT
Дорогой Ион Лазаревич, каюсь, пропустил праздник, как
хорошо,чудеса именно так и происходят...
Спасибо за очередное свидание с Вами и прекрасным рассказом.
Продолжайте в том же духе.
Здоровья Вам.

A.SHTILMAN
New York, NY, - at 2013-02-14 15:32:05 EDT
О том, что рассказ замечательно написан можно и не говорить. Мне кажетсяя, что это мастерская "зарисовка с натуры" - реально происходившее в нашем реальном советском прошлом. Главное - невероятное происшествие, совпадение случайностей и счастливый конец - всё это могло произойти быть может в единственном месте на земле ещё полном такой европейской мистики - Праге. Город Кафки будет ещё удивлять всех не раз. Так что автор очень тонко почувствовал мистику Праги, её дух. Недаром говорят, что Голем ещё находится под крышей "Староновой" синагоги. Ну, а в описании мытарств предпоездочных - тут "ни прибавить,ни убавить". И всё же очень тонко поставлен главный "акцент" на Праге. Да, там такое могло, может произойти - и тогда и сейчас. Спасибо дорогому Иону Лазаревичу за радость очередной встречи с его творчеством.
Ион Деген
- at 2013-02-14 13:37:12 EDT
Дорогие Отзовисты!
На этом можно было бы остановиться, выразив вам благодарность. Но отвечу каждому по порядку.
Дорогой Акива, Вы правы. Я же написал об этом ыв предисловии к рассказу.
Дорогая Элла! Меня уже не удивляет Ваше удивительное умение чётко и коротко формулировать правильную мысль. Но тут, кажется, Вы превзошли себя. Никто так умело не определил того, что и зачем я написал этот рассказ.
Дорогой Марк Аврутин, спасибо. И за то, что Вы в этой связи упомянули Бориса Евсеевича Чертока, общение с которым и его милой женой доставляло нам с женой удовольствие.
Дорогой Игорь Ю., отлично понимаю Ваши чувства, связанные с Будапештом. Но ведь теория вероятности Вам известна лучше, чем мне. А, учитывая моё отношение к Вам, воспринимаю отзыв мягче, чем глубокоуважаемый Евгений Майбурд, которому благодарен вдвойне.
Дорогая Лея Алон! На мгновенье представьте себе, что я выражаю Вам благодарность при нашей встрече. Никакие написанные мною слова эту благодарность выразить не могут. Они лишены обертонов, которые Вы слышите при нашем общении.
Многоуважаемый Роман Кремень, спасибо большое. Хотелось бы мне быть на уровне, на который Вы подняли меня своим отзывом. Спасибо!
Дорогие ПМ и ВЕК! Дорогие Петя и Виктор! Разве неизвестна моя благодарность вам даже без всякого отзыва? Просто за то, что вы есть.
Дорогая Фаина Петрова! Ваш избыточно щедрый отзыв обрадовал меня ещё тем, что и у Вас есть примеры таких невероятностей. Это естественно. Спасибо большое!
Дорогие Sava и Vitakh! К вашей доброте, то есть, к вашему доброму отношению ко мне я уже привык. Не обольщаюсь по поводу умения писать. А за отношение большое спасибо.

vitakh
- at 2013-02-14 06:31:02 EDT
Спасибо. Очень понравилось.
Sava
- at 2013-02-13 23:03:09 EDT
Ко всем восторженным отзывам просто нечего добавить.Остается лишь к ним присоединиться.Замечу только,что поведанная с тонким юмором история приключений симпатичной еврейской супружеской четы воспринимается как зарисовка с натуры.Былое Советское, хотя и дурное,помнится долго.И слава Богу, что оно уже в прошлом.
Спасибо, дорогой Ион Лазаревич, за интересный рассказ.

Фаина Петрова
- at 2013-02-12 06:59:02 EDT
Меня не поразила фабула этой маленькой новеллы - нечто подобное встречалось и в моей жизни. Но то, как отделан сюжет, как обработан, вызывает восхищение. Очень изящная вещичка!
ВЕК
- at 2013-02-12 02:25:18 EDT
Дорогой Ион!
Рассказ отточен так, как дядина шашка и мечтать не могла. Поздравляю и спасибо.

ПМ
Сан Диего, СА, США - at 2013-02-12 00:45:29 EDT
От души жаль мне тех, кто не слышал устных рассказов Дегена.
Прекрасно отточенный рассказ. В нем даже не одна кульминация, а две. Первая - момент получения разрешающего визит звонка от чехословацкого чиновника.
Спасибо, дорогой Ион Лазаревич! Курс на новую книгу! Но в ней, конечно, должны быть также рассказы, датированные двадцать первым веком...

Роман Кремень
- at 2013-02-12 00:00:12 EDT
Рассказ сделан мастерски. Буквально проглотил его.
Хоть кино снимай! Это практически готовый сценарий!
И ещё, можно сказать, рассказ политически грамотный и идеологически выдержанный в хорошем смысле.
Желаю долгих здоровых лет творческой деятельности.

Лея Алон
Иерусалим, Израиль - at 2013-02-11 21:52:34 EDT
Дорогой Йон Лазаревич! Как глубока в вас вера в несчлучайность "случайного". Я ощущала её в каждом вашем рассказе той удивительной книги , в которой они все собраны. И эта вера,конечно, тот стержень,который связывает их воедино.Она - свидетельство мудрости и глубины их автора. С уважением и благодарностью.Лея
Е. Майбурд
- at 2013-02-11 21:20:24 EDT
Игорь Ю.
- Mon, 11 Feb 2013 21:06:43(CET)

00000000000000000

Такой отзыв на такой рассказ?
Не знаю, то ли такой юмор, мне не доступный, то ли ветер сильный на улице, то ли с Игорем что-то происходит необычное...

Игорь Ю.
- at 2013-02-11 21:06:43 EDT
Очень светлый рассказ-история. Что же касается вероятности... ну, подумаешь, встретить французского дядю в Праге :-) Это же не Циньхуандао какое-нибудь. Если бы не Холокост, наши дяди встречались бы на каждом большом перекрестке Европы. Собственно говоря, в какой-то степени так и есть: если я когда-нибудь попаду, например, в Будапешт, то встречу там своего дядю Иосифа, он где-то в одной из братских могил советских солдат.
М. Аврутин - Иону Дегену
- at 2013-02-11 17:09:44 EDT
Очень понравился. Действительно, рассказ написан мастерски.
И не говорите, пожалуйста, дорогой Ион Лазаревич, что "вероятность издания новой книги приближается к нулю".
Мой бывший начальник, Борис Евсеевич Черток, чуть не до ста лет ездил самостоятельно на работу на своей машине, и, когда ему было далеко за 90, продолжал выпускать многотомную историю "Ракеты и люди".

Элла
- at 2013-02-11 14:52:30 EDT
Именно в таких случаях моя православная знакомая с торжеством заявляла: "А ты говоришь - Бога нет!".
Акива
Кармиэль, Израиль - at 2013-02-11 13:22:04 EDT
Не могу припомнить точно, но по-моему, я это уже читал. Хороший, мастерски написанный рассказ. Хочу не упустить случай, пожелать Вам дорогой Ион Лазаревич, доброго здоровья. Всего Вам хорошего.