Судьба
Памяти моего
отца
Самуила
Давидовича Глуховского
Я помню этого
шестидесятилетнего высокого, стройного, седовласого человека, похожего на
тренера по волейболу. Всегда спокойный говорил он негромко, тщательно подбирая
слова.
Он преподавал немецкий и
латынь в Калужском Педагогическом институте. Подрабатывая во Всесоюзном Бюро
переводов, приезжал в Москву для того, чтобы сдать выполненную
и взять новую работу. Иногда, не успев завершить дела в Москве,
оставался у нас ночевать. И тогда они с отцом за затянувшимся ужином вели
долгие беседы.
Это были мои студенческие
годы, я редко появлялся дома к ужину, и потому, как правило, не участвовал в их
беседах. Однажды, когда я с наглым невежеством заявил, что мне этот «лающий»
немецкий язык не нравится, он покачал головой и с грустью сказал: «Вот, что
делают плохие военные фильмы. В них немцы говорят не на немецком языке – это
пародия на немецкий язык. Жаль, что ты не можешь читать в подлиннике Гейне…».
До сих пор вспоминаю это со стыдом.
О судьбе этого человека
много лет спустя рассказал мне отец, бывший во время войны армейским
корреспондентом и ставший в мирное время военным писателем. Отец собирался
написать о нем повесть, но целый ряд причин не позволил ему это сделать.
Не так давно я перечитал
отцовские записные книжки и дневники военных лет. Мне удалось собрать некоторый
архивный материал, воспоминания самых разных людей. И я счел своим долгом рассказать
историю этого человека.
Yacob Stein
– Яков Стеюк
Якоб Штейн родился в 1915
году в небольшом Бессарабском городе Хотин, половина пятнадцатитысячного
населения которого составляли евреи. В 1918 году город вместе со всей
Бессарабской губернией был присоединен к Румынии.
Отец Якоба получил
блестящее образование в Вене. Именно отцу Якоб и его младшая сестра Бэлла были обязаны
знанием нескольких европейских языков, на которых они легко разговаривали и много
читали. В январе 1942 года отец и мать погибли в Могилевском гетто.
После окончания частной
начальной школы, где преподавание велось на румынском, немецком и французском
языках, Якоб поступает в лицей. Почти сразу он примыкает к подпольной
молодежной антифашистской организации, выступавшей с требованиями социального и
политического характера. Якоб участвует в демонстрациях, проходивших под лозунгами:
«Хлеба и работы!», «Долой подготовку к агрессивной войне!», «Свободу
политзаключенным!». Румынские власти отвечали
репрессиями, имевшие, как правило, антиеврейский и антиукраинский характер.
1933 г. Якоб Штейн – лицеист
Отец Якоба с большим трудом
добивается права поступления сына в Бухарестский
политехнический институт. Среди студентов были и такие, кто примыкал к
фашистским организациям. Они избивали демократически настроенных студентов,
больше всего доставалось еврейским юношам и девушкам.
Однажды, при расклейке
листовок с требованием снижения оплаты за обучение, Якоба арестовывают. В
полиции его сильно избивают, потом отвозят в Жилаву, в военную тюрьму бухарестского гарнизона,
известную своим жестоким режимом и изощренными издевательствами над заключенными.
Его и других, проходящих по политическим делам, ждал суд и суровый приговор, но
по настоянию делегата Румынии при Лиге Наций
румынское правительство прекратило следствие по делу участников антифашистских
демонстраций. Якоба выпустили, но из института исключили.
Вскоре Штейна забирают в
армию. Он проходит службу в Бельцах в егерском полку, где все солдаты делились
на три категории: I – румыны, II – немцы, поляки, III – русские, украинцы,
венгры, евреи. Солдаты третьей категории проходили службу без винтовок и,
естественно, не участвовали в учебных стрельбах. Использовали их, в основном,
на строительных работах.
По окончании службы Якоб
Штейн приезжает в Черновцы, экстерном сдает экзамены за последний курс института и получает степень бакалавра. Везде безработица.
Он с трудом поступает на работу в мастерскую по ремонту радиоприемников, а
затем на трикотажную фабрику «Геркулес».
Советско-германский договор
о ненападении предусматривал присоединение Бессарабии к СССР. 28 июня 1940 года
были введены войска Красной армии. С приходом в Бессарабию советской власти
Якоба Штейна назначают директором фабрики.
В воскресенье, 22 июня
41-го началась война. Первые бомбежки. Эвакуация.
В начале июля Якоб с
группой рабочих фабрики уходит из Черновцов, двигаясь на восток. На руках
предписание явиться в Киев, в Управление «Главтрикотаж». Но в ночь с 7 на 8
июля город Проскуров, где группа остановилась на ночлег, был захвачен немцами.
Некоторых из этой группы немцы схватили, но Якобу удалось скрыться и
перебраться в Каменец-Подольский.
Здесь он знакомится с
молдаванином Антоном Яковлевичем Годяком, бывшем при румынском режиме
секретарем подпольного обкома комсомола. До войны Годяк работал редактором
газеты, выходящей на румынском языке. Человек активный, воодушевленный
перспективами свободной жизни в советском государстве, он искал любую
возможность борьбы с румынскими оккупантами, пытался связаться с антифашистским
подпольем. Но этого подполья тогда фактически не существовало.
С помощью Годяка в паспорте
и трудовой книжке Якоба вместо его фамилии и имени «Stein A. Yacob» удалось
записать: «Стеюк Яков Андреевич». В графе «национальность» – румын. И совершена
это подделка была не где-нибудь, а в самом Управлении полиции
Каменец-Подольска! Надо сказать, что Годяк помог аналогичным образом и
нескольким другим евреям, оставшимся на оккупированной территории.
Вскоре немцы приказали всем
евреям города нашить на одежду желтые звезды. Люди были согнаны в гетто, а
через несколько дней тридцать тысяч евреев были
расстреляны во рву за городом.
Годяк устроил Стеюка сначала кладовщиком, а потом счетоводом на нефтебазу.
Сам Годяк сумел перебраться в Буковину, оккупированную румынами. После
освобождения Буковины он пошел в Красную Армию и погиб в 1944 году в Восточной
Пруссии.
Бингель
Вскоре начальником нефтебазы, где работал Стеюк, был
назначен интендант германской армии зондерфюрер Геккергарт Бингель-Эрленмайер, житель
Гамбурга.
Внешне это был типичный
немец: блондин с голубыми глазами, среднего роста, полноватый, в тщательно
подогнанной офицерской форме, всегда в до блеска начищенных сапогах. Отличная
немецкая речь. Во рту неизменная сигара. Когда он знакомился
с работниками базы, спрашивал: где учился, где работал, какая семья.
Интересовался всем, кроме происхождения. Яков ему отвечал по-немецки. Узнав,
что он знает русский и другие языки, Бингель сказал: «Это очень хорошо!»
Из разговоров с Бингелем
Стеюк вскоре понял, что тот весьма критически относится к фашистскому режиму. Зондерфюрер
часто ругал гитлеровскую верхушку, рассказывал анекдоты о главарях фашистской
партии, больше всего доставалось Герингу. Однажды Бингель услышал в ресторане
от немецких офицеров, что завтра в городе будет очередная акция по отлову
евреев. Он сказал об этом Якову. Благодаря предупреждению многие евреи успели
скрыться в домах украинских соседей или уйти из города. Но двести человек всё
же были пойманы и расстреляны.
Как-то Стеюк оказался свидетелем
такой сцены. Немецкая военная комендатура проверяла охрану объектов и
обнаружила спящего охранника базы – пожилого еврея, так же, как и Стеюк,
живущего и работающего по поддельным документам.
Молодой немец скомандовал:
- Эй ты, юде, полезай в
бочку с мазутом.
Бингель увидел это и
рассвирепел:
- Вон с территории моей
базы!
- Посмотрите, ведь это юде!
- Я скомандовал покинуть
базу!
Это был один из тех редких
случаев, когда Бингель повысил голос.
Однажды утром, придя на
работу, Яков был вызван в кабинет Бингеля. Начальник предложил ему сесть,
некоторое время молчал, попыхивая сигарой. Затем сказал:
- Я не хочу вас пугать.
Поймите меня правильно, до меня дошло, не скажу откуда, что вы еврей и ваша
фамилия не Стеюк.
Яков молчал.
- Я вам зла не желаю.
Успокойтесь. Всё, что будет в моих силах, я для вас сделаю. Продолжайте
работать, но будьте крайне осторожны. Мы живем в скверное время.
Как-то потребовалось срочно
подписать какую-то бумагу, и Стеюк поехал к Бингелю домой. Хозяин усадил его
обедать, угостил хорошим кофе, сигарой. Разговорились. Через некоторое время Бингель
сказал:
- Вы отлично говорите
по-немецки, читали ли вы что-нибудь в подлиннике?
- Да, много читал.
- Ваш любимый немецкий
поэт?
- Генрих Гейне.
И Стеюк по-немецки прочитал
наизусть отрывок из поэмы «Германия. Зимняя сказка».
- О, это великое
произведение великого поэта, – сказал Бингель.
Потом долго говорили об
истории Германии, о немецкой литературе.
При прощании Бингель пожал Стеюку
руку и сказал:
- Заходите. Если хотите,
можете слушать мой приёмник.
И Яков неоднократно
приходил, слушал немецкое и советское радио.
Однажды Яков осторожно
сказал:
- Герр Бингель, советское
радио говорит о победе под Москвой.
- Да. Вчера я слышал, как
об этом шептались офицеры нашего гарнизона.
А на следующий день на
улицах появилось рукописные листовки: «Москву немцы не взяли!», «Из
Ростова-на-Дону Красная Армия фашистов прогнала».
Когда Бингеля назначили на
должность заместителем начальника областного управления немецкой фирмы,
занимающейся сбытом нефтепродуктов, и перевели в Киев, он предложил Стеюку поехать
с ним. Местному населению пользоваться железнодорожным транспортом разрешалось
только при наличии особого разрешения, которого у Стеюка не было. Запрос такого
разрешения мог вызвать определенные подозрения. И тогда Бингель на выданном ему
командировочном удостоверении допечатал: «Едет в сопровождении одного
рабочего».
Так 18 августа 1942 года Яков
Стеюк оказался в Киеве. Он выполнял на фирме обязанности счетовода,
переводчика, иногда сопровождал Бингеля в инспекционных поездках по
расположенным в разных городах нефтебазам.
В одной из таких поездок Бингель
сказал Стеюку:
- У меня есть некоторые
опасения. Я считаю, что вам сейчас надо уехать из Киева. Командирую вас в
Тетиев, где вы будете работать кладовщиком склада нефтепродуктов.
В Тетиеве Яков Стеюк делал
многочисленные попытки связаться с подпольем, найти путь к партизанам. Он
знакомился с местными жителями, приглашал их к себе, беседовал, аккуратно
расспрашивал об их родственниках, друзьях. Но люди боялись вести откровенные
разговоры со служащим немецкой фирмы, подозревая в нём провокатора.
Как-то один новый знакомый
Стеюка, молодой шофер Анатолий Потемский, прибежал к нему в контору и,
задыхаясь, сказал:
- Яша, за мной гонятся
полицаи. Застукали на улице. Домой не могу. Уже несколько дней дома не ночую.
- Что случилось?
- Угоняют в Германию!
Через несколько минут Яков
увидел в окно, что полицаи вбежали во двор. Он быстро спрятал Анатолия на
складе, а когда они зашли в контору и спросили, не забегал ли кто, он сказал,
что по распоряжению начальства на территории нефтебазы посторонних быть не
должно. Полицаи потоптались, потоптались и ушли. Назавтра Яков отправил
Анатолия в Киев с запиской Бингелю, написав, что грозит молодому человеку.
Бингель тотчас взял Анатолия на работу шофером фирмы и тем самым спас его от
германской неволи.
В это время Яков стал
встречаться с жительницей Тетиева Антониной Фурсенко. Яков нашел в доме
Антонины домашний уют, заботу, женскую ласку, чего этот двадцатисемилетний
мужчина был лишен последние годы, полные опасности и одиночества.
Прошло полгода. Бингель
срочно отзывает Стеюка обратно в Киев: он каким-то образом узнал, что Стеюком
заинтересовались местные полицейские службы.
Работая в Киеве, Стеюк не
один раз был свидетелем того, как Бингель выручал советских людей. Многие
обращались к Бингелю через Стеюка. В нефтеуправлении работала счетоводом Александра
Ивановна Сачкова, которая сказала Стеюку, что забирают в Германию её мужа,
архитектора. Стеюк рассказал Бингелю и тот срочно оформил архитектора на фирму чертежником.
И вот, что поразительно: на
фирме под покровительством Бингеля, помимо Стеюка, считавшегося румыном,
работали пятеро евреев. Двое мужчин, рабочих нефтебазы и три женщины, уборщицы.
После работы они уходили в гетто. Несколько раз через Стеюка Бингель
предупреждал их о готовящихся акциях карателей.
Арест
Это произошло 7 июня 1943
года. К Стеюку пришел незнакомый человек и сказал:
- Меня прислала Антонина
Фурсенко, ваша подруга из Тетиева. Она находится в Киеве в пересылочном лагере.
Её готовят к отправке в Германию. Антонина умоляет ей помочь.
Стеюк бросился к шоферу
нефтеуправления Митрофанову и попросил срочно отвезти его и незнакомца в
лагерь. Когда приехали, незнакомец провел его в кабинет, где находился
украинский полицай, а сам тотчас вышел. Полицай проверил
документы Стеюка и, не сказав ни слова, отвел его в большую комнату, где два
немецких врача вели осмотр людей, отправляемых в Германию.
- Проверь его, – сказал полицай
врачу.
- Снимай штаны – приказал
врач…
- Попался, жидюга, – полицай
изо всей силы ударил Стеюка по спине рукояткой пистолета. Затем его отвезли в
тюрьму, которая размещалась в подвале дома, занимаемого гестапо, и бросили в
камеру.
Через день его снова
привели на допрос. В комнате немец-следователь и переводчик:
- Ты еврей?
- Нет. Это ваши врачи
соврали.
- Ну, что же, послушаем
«вашего» врача. Лазаренко!
Переводчик сказал Стеюку,
что Лазаренко это местный врач.
Зашел Лазаренко, приказал
снова спустить штаны…
- Еврей. Без сомнения, –-
сказал он.
Потом Стеюка сильно избили
и опять бросили в камеру.
Любимым развлечением
охранников, среди которых преобладали бывшие советские немцы, было зайти в
камеру и начать выкрикивать фамилии людей, вызываемых на расстрел. А потом,
насладившись видом испуганных людей, с хохотом удалялись. Здесь Стеюк провел
больше двух недель, периодически в «жидовскую» камеру врывались пьяные полицаи
и избивали заключенных просто так, молча, но с остервенением. Несколько человек
умерло от этих побоев.
Стеюку покоя не давал
вопрос: кто же его выдал? За каждого выданного еврея немцы платили 100 марок,
иногда и больше. Но кто знал, что он еврей? Бингель? Если это был он, то выдал
бы давно и не таким образом. Все остальные были уверены, что Стеюк румын. Антонина
Фурсенко? Неужели она? От неё, конечно, он не мог скрыть свое еврейское
происхождение. Он не хотел верить в это. Тогда он ещё не знал, что Антонину
действительно привезли из Тетиева в Киев, чтобы угнать в Германию, но как
только Стеюка арестовали, её сразу отпустили. Откупилась евреем?..
Яков не сомневался, что
Бингель использует всё своё влияние, чтобы вытащить его из тюрьмы. Но этого не
произошло. Значит, это было сверх его возможностей.
Сырецкий
лагерь
25 июня к тюрьме подогнали
машину и весь кузов забили людьми. Не было сомнения - на расстрел. Через
полтора часа машина остановилась. Кузов открылся и
Стеюк увидел выстроившихся в две шеренги молодчиков с палками в руках, а за
ними – немцев с автоматами. Прогоняя заключенных «сквозь строй», надзиратели били их по голове, по спине, по ногам.
Затем им устроили «зарядку», во время которой продолжали избивать. При этом заставляли
петь песни.
В землянке, куда отправили
Стеюка, было несколько сотен евреев. Она так и называлась «жидовской». Назавтра
всех выгнали на построение. Объявили, что бригадиром их землянки будет некто
Николай Сербин. При первом же знакомстве он потребовал Стеюка снять костюм и
ботинки. Взамен отдал ему какое-то рваньё. С этого началась лагерная жизнь
Якова Стеюка.
Сырецкий концентрационный
лагерь – один из филиалов нацистского концлагеря Заксенхаузен – располагался на
окраине Киева, в непосредственной близости от Бабьего Яра. В нем содержалось от
двух до трех тысяч человек. Среди них были
евреи, бывшие советские работники, члены большевистской партии, партизаны,
подпольщики. Были в лагере и уголовники, их, как правило, назначали бригадирами
и сотниками – непосредственными начальниками. Они служили с особым рвением, лютовали
похлеще немцев.
Лагерь состоял из 30 землянок
и был обнесен тремя рядами колючей проволоки и несколькими рядами голых
проводов, по которым проходил ток высокого напряжения. Охрана лагеря состояла
из 120-150 украинских полицаев и эсесовцев с собаками. По углам зоны стояли
вышки, на которых были установлены пулеметы. Возле «жидовской» землянки была
виселица.
Сырецкий лагерь
Заключенных буквально
изводили непосильным трудом. Стеюку приходилось валить деревья, корчевать пни,
строить бараки. Заставляли бегом, без какой-либо цели, туда и обратно таскать
носилки, на которые с верхом накидывали землю. Проверяли, если оказывалось, что
на носилки можно было насыпать еще несколько лопат земли, заключенных избивали
лопатами или закапывали голову в землю.
Существовала целая система
внедрения провокаторов, как правило, из числа украинских националистов, которые
доносили немцам всё, о чем говорили в землянках. Если подозревали в попытке к
бегству хоть одного из заключенных, расстреливали 15-20 человек из его бригады.
Вообще, расстрелы в лагере производились каждый день.
Особенно доставалось
евреям. «Жидовскую бригаду» считали как бы штрафным подразделением. Постоянно
слышалась команда Сербина: «Полнее носилки. Шире шаг, бегом». Его увесистая
палка беспрерывно опускалась на спины несчастных. Бригадиру разрешалось самому
наказывать и даже казнить еврея.
Были случаи, когда еврея
заставляли залезать на верхушку дерева и привязаться. Потом дерево подпиливали
и валили на землю. Как правило, это заканчивалось смертью наказуемого. Если же
оставался жив, то его, искалеченного, добивал сам бригадир. Практиковалась так
называемая «еврейская зарядка»: евреев заставляли встать в круг, взяться за
руки, на их плечи садились другие заключенные, и они должны были танцевать и
петь песни на еврейском языке.
Комендантом Сырецкого
лагеря был штурмбанфюрер СС Пауль фон Радомский. Каждое утро перед всеобщим
построением он заходил в землянки, приказывал вынести на улицу больных и
обессилевших и тут же расстреливал их из пистолета. Часто прямо перед строем
расстреливали каждого третьего или пятого, или седьмого или девятого – что
придет в голову Радомскому. Трупы убитых и умерших относили в лагерь Бабий Яр.
Кормили один раз в день,
давали по миске баланды. Ежедневно 10-15 заключенных умирали от голода и
истощения.
На раздаче баланды работала
одна русская женщина, у которой в лагере был муж-еврей. Кому-то из заключенных
показалось, что она ему наливает немного больше, чем другим. Последовал донос.
- Муж? – спрашивали полицаи
женщину.
- Нет
- Жена? – спрашивали
мужчину.
- Нет.
За признанием одного из них
сразу последовал бы расстрел еврея.
Стеюк был свидетелем
продолжения «допроса». Обоих раздели догола, положили на бревна и били до тех
пор, пока муж не умер. А жена, не зная, что спасать уже некого, продолжала,
чуть шевеля губами, говорить «нет».
Её тоже забили до смерти.
В августе среди вновь
прибывших заключенных Яков Стеюк неожиданно встретил знакомого по Тетиеву Марка
Возного, арестованного за то, что до войны он состоял в партии. Его бригаду
ежедневно возили в город на строительные работы.
Как-то Возного увидел
проходящий мимо шофер фирмы Кудрицкий. Возному удалось переброситься с ним
несколькими словами. В частности, он попросил передать Бингелю, что Стеюк жив и
находится в Сырецком лагере. Назавтра Возный принес Стеюку хлеб и папиросы. Еще
через день – опять передача через лагерную управу, в которой теперь работала
бухгалтером Александра Сачкова – та, мужа которой с помощью Стеюка спас
Бингель. В каждой передаче обязательно были «пол-литра» и сало, которые
отдавались бригадиру. Во время пребывания Стеюка в Сырецком лагере он еще
несколько раз получал посылки от Бингеля.
Стеюк решил написать
Бингелю записку. Он, в частности, писал, что «мне, как еврею, вы теперь уже
помочь никак не можете. Помогите украинцу Возному». Это письмо он передал через
уборщицу управления лагеря. Впоследствии Стеюк узнал, что Бингелю удалось
освободить Возного.
Яков Стеюк пробыл в
Сырецком лагере несколько месяцев и продержался благодаря молодости, от природы
крепкому здоровью и, конечно же, поддержке Бингеля.
После разгрома гитлеровцев
под Сталинградом Генрих Гиммлер издал секретную директиву, согласно которой
должны быть ликвидированы все следы массового уничтожения пленных и мирного населения.
В Берлине, в соответствии с этой директивой, Главным управлением имперской
безопасности для Украины, Белоруссии и Польши была разработана так называемая
«Акция-1005», задачей которой было вскрыть захоронения, извлечь трупы, сжечь, а
золу развеять. Ответственным за выполнение этой «Акции» был штандартенфюрер
Пауль Плобель, начальник украинской айнзацкоманды, руководитель массового
уничтожения евреев в Польше и Украине. В частности, его команда совместно с
подразделением киевского куреня, возглавляемого Петро Захвалыньским, только за
два дня 29 и 30 сентября 1941г. расстреляла в Бабьем Яре 33 770 евреев. Половина
– женщины и дети.
В конце августа заключенных Сырецкого лагеря
выстроили на плацу, заставили медленно проходить мимо стола, за которым сидело
несколько немецких офицеров, внимательно рассматривающих заключенных и
перебирающих их личные карточки. Отобрано было сто человек, Стеюк в том числе.
Он был уверен, что это очередной отбор на расстрел. Но потом обратил внимание
на то, что отбирали только наиболее крепких заключенных.
Никто не знал, откуда
явился этот старый человек, прозванный в Сырецком лагере «Дядей Ваней». Он умел
гадать по ладони. Стеюку он сказал:
- Вижу твою линию жизни.
Жить тебе до 65 лет. Будут у тебя две жены и будут дети.
Но пока «линия жизни» Якова
Стеюка вела в лагерь смерти «Бабий Яр»…
Бабий Яр
Всю сотню под охраной
немецких автоматчиков погнали в Бабий Яр. На территории лагеря их подвели к
длинному рельсу. Около рельса сидел немец. Рядом лежали цепи. Когда подошла
очередь Стеюка, немец надел на его щиколотки хомуты и приковал к ним цепь
длиной 70-80 сантиметров. После того, как заковали всех, их погнали в землянки,
глубоко вырытые в склоне оврага. В каждую землянку вели 10-15 ступеней. Вместо
дверей были решетки, которые запирались большими амбарными замками.
Назавтра всех построили,
выдали лопаты, отвели в овраг и заставили копать. За целый день был выкопан ров
глубиной почти два метра, но ничего не было найдено. На следующий день
повторилось то же самое. Немцы все время следили, не докопались ли до
чего-нибудь. Стеюк, прекрасно зная немецкий, слышал разговоры немцев и понял,
что они очень нервничают.
И вдруг стали отрывать
трупы расстрелянных молодых мужчин, женщин, стариков, детей.
Заключенным выдали длинные
металлические стержни с рукояткой на одном конце и крюком на другом. Этими
крюками они вытаскивали трупы на поверхность, очищали от земли и складывали в
кузов грузовика. Иногда случалось, что трупы были так сильно спрессованы, что
невозможно было оторвать их друг от друга, и тогда приходилось рубить топором.
Специальная команда – «золотоискатели» –
осматривала каждый труп, снимали кольца, обыскивали карманы, клещами вырывали
золотые зубы, коронки. Бывали дни, когда эта бригада набирала до двух ведер
золотых изделий.
Как-то утром Стеюк увидел,
как в лагерь завозят бревна, дрова, бочки с нефтью, соляркой, отработанным
машинным маслом, каменные плиты и решетки с могил рядом расположенного
еврейского кладбища. Все заключенные Бабьего Яра были снова разделены на
бригады: землекопы, строители, уже упоминавшиеся золотоискатели, кочегары и
трамбовщики. Из плит и решеток стали складывать печи, предназначенные для
сжигания трупов. Всего таких печей было сооружено около десятка.
Сначала на дно печи клали
дрова, сверху на решетку укладывались тела головами наружу, следующий ряд –
поперек первому, потом опять дрова и так далее до высоты в три метра. Затем
обливали соляркой или нефтью и поджигали. Пламя и черный дым поднимался на
огромную высоту. Когда всё прогорало, и печь
остывала, её чистили. Золу выносили за территорию лагеря. Несгоревшие кости
дробили на надгробных плитах.
Эта страшная «технология»
была разработана и внедрена штурмшарфюрером Топайде. Он же был техническим
руководителем работ, каратели его называли «главным инженером». Это он
командовал при строительстве печей, он нарисовал конструкцию крючьев для
вытаскивания трупов, он предложил схему укладки трупов в печи, чтобы легче было
считать. Стеюк увидел, что у Топайде в руках был план карьеров с нанесенными на
этот план знаками – местами захоронений. Топайде уверенно указывал, где
следовало копать. Потом Стеюк узнал, что в сентябре 1941-го он сам был активным
участником массовых расстрелов.
А узники Бабьего Яра
называли «главного инженера» «зверюгой». Сравнительно молодой эсэсовец, лицо
которого постоянно передергивал нервный тик, все время был в состоянии
истерики, бегал по лагерю, на всех кричал, без всякого повода бил заключенных
стеком. Похоже, что убивать людей было его непреодолимой страстью. Он все время
выискивал ослабевших или заболевших, сошедших с ума заключенных, на месте
убивал их выстрелом в голову или по его приказу охранники волокли их к печи и живьем
бросали в огонь.
1943 г. Во рву Бабьего Яра
В лагере продолжались
расстрелы отловленных немцами или выданных им евреев, партизан, пленных
политработников. Трупы сразу бросали в печи. В лагерь часто приезжали фургоны -
«душегубки», набитые людьми. Они подъезжали прямо к печам и только тогда
включали газ. Были слышны душераздирающие крики. Обреченные стучали по стенкам
кузова. А потом замолкали. Трупы, а иногда и еще живых людей бросали в огонь.
Однажды Яков Стеюк был
свидетелем того, как в лагерь приехала душегубка до предела забитая женщинами. Говорили,
что это были официантки ресторанов и проститутки немецких публичных домов. Процесс
отравления занял значительно меньше времени. Когда открыли двери фургона, из
него вывалились тела голых женщин. Заключенным скомандовали укладывать трупы в
печь. Полицаи «шутили»: «они еще тепленькие, берите их, любите их».
Днем и ночью узники слышали
канонаду из-за Днепра. Каратели торопили, кричали: «Шнель! Шнель! Бегом!».
Заключенных, работавших из последних сил, постоянно подгоняли палками,
плетками, лопатами, кулаками.
На подмогу в Бабий Яр
привели ещё несколько сотен заключенных. Теперь уже не разбирались, еврей, не
еврей, все землянки были забиты узниками до отказа.
Работали всё светлое время
суток.
«Шнель! Шнель!»
А канонада становилась всё
слышнее …
Побег
На очередном построении
немецкий офицер сказал:
- Всё, что здесь происходит
– это тайна империи. Будете отвечать головой за каждого убежавшего. Несмотря на
это предупреждение, несколько попыток все же было предпринято.
Военнопленному Федору
Завертанному удалось совершить побег в одиночку. Он сумел расковаться, спрыгнул
в овраг и помчался в сторону еврейского кладбища. Охранники побежали за ним,
стреляли из автоматов, спустили собак, но парню удалось скрыться. Тотчас были
расстреляны двенадцать человек, а, заодно, и старший полицай-охранник.
В одной из землянок жили
только молодые заключенные. Немцы думали, что тем самым они изолировали их от
бывших советских и партийных работников. Охранники подозревали, что по ночам в
землянках ведутся пропагандистские беседы, подстрекающие молодежь к саботажу
или к побегу. Именно в этой землянке ребята стали вести подкоп. Они уже
выкопали лаз длиной несколько метров, но их предали. Топайде выстроил всех
заключенных этой землянки и стал спрашивать у бригадира:
- Этот?
Бригадир отвечал:
-Да.
-Шаг в сторону.
Последним был совсем
молоденький заключенный Владислав Кукля, который соврал, что он не был в этой
землянке.
- Что он говорит, - спросил
Топайде, - да или нет?
Бригадир промямлил
по-русски:
- Может быть, был, может
быть, не был.
Топайде его не понял. Тогда
эсесовец спросил у Стеюка:
- Он был в землянке?
Стеюк уверенно ответил:
- Нет. Его там не было.
Шестнадцать человек были
поставлены на колени и расстреляны выстрелами в затылок. Кукля подошел к Стеюку
и сказал:
-Яша, ты меня спас. Сколько
жить осталось, буду тебя благодарить.
И, помолчав, добавил:
- А бежать надо.
В сентябре в Бабий Яр
привезли новую группу заключенных. Среди них был Федор Ершов, который сразу
привлек внимание Стеюка. Даже в такой обстановке, когда узника за человека
вообще не считали, когда его просто можно было убить ни за что, просто так, как
пробежавшую крысу, Ершов старался держать себя уверенно, говорил спокойно,
рассудительно.
Однажды Федор подошел к
Стеюку:
- Что, Яша, голову повесил?
- Жить хочется, а сам
понимаешь…
Похлопав Стеюка по плечу,
Федор тихо сказал:
- Разве ты не знаешь, что
за жизнь надо бороться?
Постепенно сложилась группа
узников, готовых совершить побег. Ершов, к мнению которого все прислушивались,
настаивал на том, чтобы побег был массовым. «Если хоть один человек спасется, -
говорил он, - люди узнают правду о Бабьем Яре».
В планы побега была
посвящена небольшая группа. Задача заключалась в том, чтобы тихо расковаться и
открыть замок на двери-решетке, которым охранники запирали землянку.
«Золотоискателям» давали клещи, которыми они вырывали у трупов золотые зубы и
коронки. Несколько штук таких клещей им удалось утаить, принести в землянки и
спрятать. Так, что расковаться было не особенно трудно. Открыть замок было куда
большей проблемой. Среди готовившихся к побегу заключенных не оказалось ни
одного вора-домушника
Перед сожжением немцы
заставляли обыскивать трупы, не сохранились ли какие драгоценности в карманах.
Находились. Но находились еще и перочинные ножи, напильники, отвертки, ножницы,
пилки для ногтей, а порой и связки ключей. Люди не думали, что идут на смерть и
брали с собой все, что может пригодиться в лагере и что надо сохранить для
жизни после освобождения…
Во время обеденного
перерыва собранные ключи подбирали к замку. Этим занимались Владислав Кукля и
Яков Копер. Небольшая группа заключенных их прикрывала. Заметь это охранники и
не избежать им расстрела. Некоторые ключи входили в замок, но его не открывали.
Тогда их наугад подгоняли напильниками, пилками для ногтей, снова и снова
пытались открыть замок. Вдруг, один из ключей Якова Копера подошел к замку. Это
была невероятная удача.
Теперь надо было выбрать
подходящий момент для побега.
Было несколько предложений.
Часто для устрашения
узников поднимали глубокой ночью, выгоняли на ярко освещенный плац и
имитировали расстрел. Потом охранники с хохотом загоняли их снова в землянки.
Некоторые предлагали совершить побег во время очередной подобной акции
устрашения. Но это было безумием: охранники были во всеоружии.
Ершов настаивал на том, что
бежать надо ночью, сразу после смены караула. Всем вместе, шумно, с криками,
чтобы вызвать у охранников панику.
Несколько раз побег
откладывали. Стеюк, которого неоднократно использовали, как переводчика, искал
любую возможность поговорить с немцами, стараясь узнать, что ждет заключенных после
завершения работ в Бабьем Яре. Вахмистр Фегт как-то сказал ему, что их
переведут на такие же работы в Житомир.
Но это была ложь.
28 сентября Яков Стеюк был
включен в команду, которая весь день выкапывала трупы на территории
психиатрической больницы, находящейся недалеко от лагеря. Когда заключенных
вели обратно в лагерь, пожилой немец шепнул Стеюку: «морген капут». Он сразу
сказал об этом Ершову. В лагере они увидели, что осталась одна единственная
печь. Понятно - для них. На ужин неожиданно привезли два полных бака вареной
картошки, такого до сих пор никогда не было.
- Всё. Сегодня. Еще одного
дня у нас уже не будет, – сказал Ершов, и все, кто знал о готовящемся побеге, с
ним согласились.
Стемнело. Все были в
землянке, лежали на нарах. Кукля встал, подошел к двери, просунул руки между
прутьями решетки, вставил ключ в замок. Он долго не решался повернуть ключ,
боялся громкого щелчка, сопровождающего открытие большого замка. Всё. Замок
открыт. Внешне это не было видно – дужка оставалась в замке.
Кукля еле держался на ногах.
Среди узников был некто
Никон, бывший полицай в одном из поселков оккупированной Полтавской области. Он
чем-то «провинился» и попал в Бабий Яр. Заключенные были уверены, что он
провокатор. Они знали, что именно Никон выдал готовившихся к побегу узников из
молодежной землянки. Решено было его убить. Рядом с ним на нарах лежал Борис
Ярославский.
- Боря, – ты!
- Да что вы, ребята, я в
жизни человека не ударил.
- Что делать? Надо!
Решили ждать глубокой ночи
и смены караула. В глубине землянки вдруг услышали удар, крик, еще удар. И
сразу стало тихо. Борис сделал свое дело. На крик прибежали два
немца-охранника, посветили фонариками, крикнули по-немецки:
- Что там?
- Из-за картошки подрались,
- ответил Стеюк.
Немцы засмеялись. Отошли.
Узники стали друг друга
расковывать. Пустили в ход все собранные инструменты. Для того чтобы не была
слышна возня с цепями, на них набрасывали тряпьё, старались не стучать,
работали, в основном, напильниками и плоскогубцами.
Примерно к трем часам ночи
всё было готово к побегу. Никто не спал. Некоторые трусили, хотели остаться.
Яков Стеюк подбадривал:
- Оставаться нельзя. Я
точно знаю – завтра смерть. У нас всё получится. Охрана уверена, что мы не
способны на такое.
Кукля тихонько снял замок.
Ершов скомандовал:
- Ребята, вперед!
Узники бросились к двери и
помчались вверх по ступеням. В первую минуту охранники были в полной
растерянности. А потом застрочили установленные на вышках пулеметы, раздались
автоматные очереди, залаяли спущенные с цепей собаки. Стеюк увидел, как рядом
упал Федор Ершов, как падали другие заключенные, как их рвали собаки. Стеюк
спрыгнул в овраг и побежал по направлению к психбольнице, дорогу к которой он
запомнил.
Когда он выбежал на дорогу,
к нему присоединился молодой парень Саша, также бежавший из Бабьего Яра. Они
решили скрываться вместе.
Уже светало. По дороге им
встретился мужчина. Сказали, что они военнопленные и что сбежали из лагеря.
Мужчина привел их в большой дом на Куриневке.
В этом доме жило много
украинских семей, которых немцы выгнали из центральной части города. Стеюка и
Сашу накормили, и мужчина отвел их в одну из комнат какой-то квартиры. Но днем
он сказал, что надо уходить, потому что немцы с собаками прочесывают дом за
домом. Они ушли и спрятались во дворе в земляном погребе. На следующий день
Саша вышел посмотреть, где немцы, но так и не вернулся: либо ушел, либо был
пойман немцами. Стеюк провел еще одну ночь в погребе.
Утром он пошел в Шелявку –
тогда окраинный район Киева.
Немцы продолжали искать беглецов.
Вдруг, на берегу небольшого озера из кустов на него с лаем бросилась немецкая
овчарка. Вот-вот должны были выбежать полицаи. Яков бросился в озеро и, держась
за стволы тростника, постарался как можно дольше пробыть под водой. Собака
потеряла человека и побежала дальше. Стеюк продолжил путь в Шелявку.
Уже ночью он подошел к
поселку и увидел слабый свет в крайней избе. Постучал в дверь. Вышла женщина и,
увидев человека в оборванной грязной одежде, всплеснула руками.
- Кто ты?
- Я бежал из Бабьего Яра, -
ответил Яков.
- Входи, сынок.
Днем запирала Якова в
шкафу, на ночь стелила ему постель в комнате. Во двор выходить не позволяла,
сама выносила горшок.
Потом его забрала дочь
Брониславы Антоновны Адамчук, проживавшая в Киеве.
По разным источникам в побеге
из Бабьего Яра участвовало от 50 до 100 узников. Точно известно, что спаслись
15 человек.
В освобожденный 6 ноября
1943 г. Киев следом за передовыми частями вошла военная прокуратура, а за ней
армейские журналисты. Вот тогда и состоялась встреча Якова Стеюка с моим отцом,
тогда корреспондентом армейской газеты «Мужество». По прошествии многих лет
отец рассказывал об обстоятельствах этой встречи. Заместитель прокурора Украины
Руденко, впоследствии Главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе,
сказал отцу, что на окраине города находится человек, бывший узник лагеря
смерти.
Отец сразу туда поехал.
Войдя в комнату, он увидел лежащего на лавке высокого, сильно истощенного
мужчину, который с некоторой опаской отнесся к неожиданному появлению офицера. После
того, как отец представил свое журналистское удостоверение, Стеюк успокоился и
стал отвечать на вопросы, а затем последовал рассказ о том, что происходило в Бабьем
Яре.
Потрясенный услышанным,
отец вернулся в редакцию своей газеты и сразу опубликовал небольшую статью «Стеюк
и Топайде». Это была одна из самых первых публикации о зверствах фашистов в
Бабьем Яре.
12 и 15 ноября в качестве
свидетеля и участника сожжения трупов в Бабьем Яре Яков Стеюк был подвергнут
допросам в НКВД. Протоколы этих допросов были включены в документы
Нюрнбергского процесса о зверствах гитлеровцев на территории Советского Союза.
Через несколько дней Яков
Стеюк обратился в райком партии с просьбой мобилизовать его в действующую
армию. В райкоме его отправили в Подольский райвоенкомат, и 30 ноября он стал
рядовым саперного взвода стрелковой дивизии 27 армии.
Стеюк вспоминал, что после
лагеря, после долгих месяцев существования, когда каждую минуту ждешь расстрела,
такая опасная работа, как работа сапера, почти ежедневно занимавшегося разминированием
полей, а затем участвовавшего в атаках, не вызывала у него никакого страха. Он
абсолютно не боялся смерти.
11 января 1944 года отец
был в штабе одного из полков и, вдруг, увидел Стеюка. Он только что вернулся из
боя, был в разорванной шинели, весь в грязи. Показал осколок гранаты, застрявший
в голенище сапога. С улыбкой сказал отцу:
- Не зря мне один узник
Сырецкого лагеря нагадал, что я буду жить. Смерть всё время ходит рядом. Но я
пока от неё увёртываюсь.
Отец сказал командиру
полка:
-Этот человек знает
иностранные языки, немецкий – в совершенстве.
-Да что вы? Его надо
сберечь. Будет переводчиком.
После разгрома Корсунь -
Шевченковской группировки немцев, в которой 27 армия принимала активное
участие, Стеюку присваивают звание старшины и переводят сначала в разведотдел
штаба дивизии, а в июне 1944 года – в отдел армейской контрразведки. Здесь он в
качестве переводчика присутствует при допросах
немецких диверсантов и шпионов, а также составляет листовки на немецком языке.
1944 г. Старшина Яков Стеюк
Война закончилась. Но
демобилизован Стеюк был лишь 15 сентября 1947 года. Перед демобилизацией он был
назначен переводчиком в Особую инспекцию при Союзной контрольной комиссии в
Румынии. Справедливость не всегда, но иногда все же торжествует: Яков Стеюк,
бывший смертник Бабьего Яра, участвовал в суде над фашистским диктатором
Румынии Антонеску. Сатрап Гитлера был приговорен к смертной казни.
Четверть
века спустя
В начале 70-х Якову Стеюку
попала на глаза одна из книжек моего отца и через издательство он узнал наш
домашний телефон. Позвонил и вскоре приехал. До поздней ночи они сидели за
столом, пили водку, курили и вспоминали, вспоминали…
Отец хотел написать повесть
о Стеюке. Он долго уговаривал Якова Андреевича хотя бы набросать свои
воспоминания. Интересно, что Стеюк почти десять лет упорно уклонялся от этого. Почему?
Мое мнение, что над ним висел дамоклов меч подозрений. Кто помнит те годы, тот
поймет: «сотрудничал с немцем», с «немецкой фирмой», не сумел найти «связи с
подпольем», с советскими партизанами и, вообще, «что-то много подозрительного в
его биографии». Недаром НКВД дважды его допрашивали в 43-ем году и КГБ … в 1980
(!). Как-то один из его учеников (помимо преподавания в институте, Яков
Андреевич работал учителем немецкого языка в калужской школе) принес в класс
том документов Нюрнбергского процесса, где упоминалась фамилия Стеюка, как
свидетеля фашистских злодеяний. Ученик спросил:
- Яков Андреевич, это про
вас?
- Спрячь книгу и никому её
не показывай, - последовал совет учителя…
В 1976 отец написал очерк и
послал его в «Литературную газету». Главный редактор «Литературки» Александр
Чаковский хорошо отозвался о материале и запланировал его публикацию в одном из
ближайших номеров. Но наступила очередная пропагандистская антиизраильская, а
фактически, антиеврейская компания и никакой речи о публикации очерка, где
главный герой еврей, быть не могло. В архиве отца рукопись очерка, к сожалению,
отсутствует.
Но отец не оставлял мысли
написать повесть. В конце 70-х он и Стеюк едут в Киев и встречаются со многими
бывшими узниками Бабьего Яра, которые остались в живых после того дерзкого
побега. Отец разговаривал с каждым из них, вел записи.
1978 г. Бывшие узники Бабьего Яра. Слева направо:
Я.Стеюк, З.Трубаков,
Я.Копер, Д.Будник и Ф.Завертанный у памятника на месте
Бабьего Яра
- Вот бы разыскать Бингеля
– сказал как-то отец.
- Неужели это возможно? -
спросил Яков Андреевич.
- Попытаемся…
Среди хороших знакомых отца
был известный критик, литературовед и германист Лев Зиновьевич Копелев, к
которому отец обратился за помощью. Копелев в то время интенсивно занимался
советско-германским культурными связями и был в дружеских отношениях с
выдающимся немецким писателем Генрихом Бёллем. Бёлль на радио Федеративной
Республики Германии вел цикл передач о Второй мировой войне. К нему-то Копелев
и обратился с просьбой разыскать Бингеля. В одной из радиопередач Бёлль кратко
рассказал историю Стеюка. И… Геккергарт Бингель откликнулся.
1982 г. Геккергарт Бингель-Эрленмайер
Потом были письма Бингеля
Стеюку и Стеюка Бингелю. К большому сожалению, они не сохранились, но нетрудно
представить, что это были рассказы о себе, о своих семьях и об ужасной войне, в
которой они были по разные стороны фронта, но оба оставались людьми.
Я был уверен, что и немец
Бингель, и прятавшая бежавшего из Бабьего Яра Якова Стеюка украинка Бронислава
Антоновна Адамчук заслуживают звания «Праведник народов мира», которое
присваивается мемориальным комплексом Яд ва-Шем любому человеку любой
национальности, который во время войны спас хоть одного еврея. И в конце 2011
года им это звание было присвоено.
Книгу отец так и не написал
– серьезная болезнь не дала ему возможности это сделать. Да и уверенности в
том, что её напечатают, тогда не было никакой.
Помните, что нагадал «Дядя
Ваня» Якову Стеюку в Сырецком лагере?
После смерти первой жены,
он женился вторично, имел дочь и двоих сыновей.
Сейчас старший сын
Александр - преподаватель, доктор экономических наук, младший Лев –
программист, живет и работает в Канаде. Дочь, к сожалению, умерла в юном
возрасте.
Яков Андреевич скончался в
1985 году в возрасте 70 лет.
Вот такая человеческая
судьба.
Прав Стефан Цвейг,
сказавший: «Жизнь ничего не дает бесплатно, и всему, что преподносится судьбой,
тайно предопределена своя судьба».
***
В этой истории нет вымысла.
Мне рассказал её мой отец, я знакомился с его дневниками и записками, читал
воспоминания и протоколы допросов самого Стеюка, других бывших узников Сырецкого
лагеря и Бабьего Яра Давида Будника, Владимира Давыдова, Якова Копера,
материалы киевского Комитета «Бабий Яр», слушал воспоминания проживавшей в
Иерусалиме сестры Якова Андреевича Бэллы Штейн, сыновей Александра и Льва.
Все имена, кроме имени
Антонины Фурсенко, подлинные.
Всего понравилось:0
Всего посещений: 5066
Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer11_12/Gluhovsky1.php - to PDF file
Комментарии:
Елена Гарбуз
Москва, Россия - at 2017-08-21 23:43:22 EDT
Геннадий Самуилович, спасибо Вам большое!
Ури
Иерусалим, Израиль - at 2014-01-14 11:30:59 EDT
поправка фамилии: Яков Капер, а не Копер.
кстати, про эту историю я впервые услышал от моего приятеля - внука Якова Капера.
Акива
Кармиэль, Израиль - at 2013-12-24 07:22:33 EDT
Было бы хорошо собрать в одну книгу все воспоминания о Бабьем яре, включая книгу Кузнецова. такую возможность на пожертвования мог бы осуществить даже автор.
Игорь Ю.
- at 2013-12-03 05:51:50 EDT
Когда, казалось бы, уже все о войне и Холокосте написано, появляются такие рассказы, как Ваш, и такие воспоминания, как воспоминания Разумовского в недавних номерах Заметок или Николая Никулина, и становится ясно, как мало было известно о реальной войне.
Спасибо Вам.
Геннадий Глуховский
Москва, РФ - at 2013-12-02 10:23:26 EDT
Уважаемый г-н Соплеменник.
Спасибо за Ваш отзыв. По поводу «Фурсенко»: вопрос не так прост. Когда мой отец с Я.А.Стеюком после войны посетили Киев, Яков Андреевич разыскал «Фурсенко», но категорически не захотел, чтобы отец с ней встретился, тем более, чтобы о ней написал. Надо иметь в виду, что её угоняли в Германию, а в Киеве оставалась больная малолетняя дочь (муж был в армии). Возможно, её шантажировали, били. Кто знает, что она при свидании рассказал Стеюку? Однозначно лишь то, что он хотел оставить это без огласки. Возможно, что жива ещё её дочь … Поэтому я и решил изменить фамилию.
Соплеменник
- at 2013-12-01 15:58:21 EDT
Большое спасибо.
И конечно вопрос: Если судить по тому, что Вы изменили фамилию "Фурсенко", то она нашлась?
Элла
- at 2013-12-01 14:21:26 EDT
Спасибо.
Марк Зайцев
- at 2013-12-01 01:40:38 EDT
Сильный дебют в журнале - я давно не читал такого пронзительного текста. Вот уж, действительно, судьба! Кажется, о Холокосте уже все написано, все сказано. Но каждый раз возникают новые судьбы, новые повороты сюжета. Я бы номинировал автора по разряду "Дебют года".