Parhomovsky1

О сборнике (Париж – Новосибирск 2012. 508 с.) и о проекте Музея российской эмиграции и диаспоры во Франции

Книга в основном посвящена ряду слабо изученных сторон российской диаспоры во Франции – периоду Второй мировой войны и первым послевоенным годам. Том насыщен (может быть, даже перенасыщен) информацией. Многие факты сообщаются впервые или малоизвестны. Например, об уничтожении де Голлем эмигрантских колоний Средиземноморья – под давлением Сталина, стремящегося депортировать целиком всю старую эмиграцию, в том числе и тех, кто уже натурализовался. Или наличие во Франции ко времени ее освобождения многих тысяч советских граждан.

Большой интерес представляют богатый материал из полицейского отчета 1948 г. о русской колонии в Париже и комментариев к нему, представленных известным специалистом по российской зарубежной истории Дмитрием Гузевичем (Париж). В книге противоречивые сведения о генерале А.А. Власове (Этот известный участник Второй мировой войны, судя по различным трактовкам пишущих о нем, по-видимому, займет в истории России место, сходное с Шамилем, о котором говорили или как о герое освободительного движения, или как об английском шпионе и враге кавказских народов.). Не меньший интерес представляет информация об идеологе власовского движения Зыкове. О нем пишут и Дмитрий Гузевич (в основном в разделе «Мелетий Александрович Зыков»), и авторитетный петербургский ученый Михаил Лепехин (в статье «О первом эмигранте “второй волны” и о последнем эмигранте “первой волны” /необходимые уточнения/»).

Книга содержит множество цитат и статей из малодоступной периодики – в нашу эпоху повышенного интереса к истории эмиграции это настоящий клад.

Некоторые трактовки поражает своей оригинальностью. Например, логичное (хотя и спорное) утверждение Дм. Гузевича об отсутствии принципиальной разницы между геноцидом – уничтожением народов и социоцидом – уничтожением классов только за их происхождение.

Книга представлена читателю в свете предложения организовать Музей российской эмиграции во Франции. Инициативная группа осознает грандиозность и трудность выполнения этого на первый взгляд необъятного проекта.

Уверен, что препятствия могут быть преодолены, особенно, если инициативная группа не будет замыкаться в своей работе и обратиться к наработкам специалистов по эмиграции (в современной терминологии «эмигрантоведов»), количество которых после отмены в России цензуры умножилось[1].

Приведу два примера осуществления эмигрантами из России двух проектов, сходных по грандиозности.

Ицхак Шнеерсон[2], из Каменец-Подольска, поселившийся в Париже в 1920 г., во время оккупации Франции спасался в Гренобле, где начал собирать документы об истреблении евреев. Он составил программу деятельности будущего Центра современной еврейской документации. Собранные документы прятали у местных деревенских жителей. Вернувшись со своим Центром в Париж после его освобождения, группа исследователей приступила к научной обработке документов. В библиотеке Центра хранится 50 тыс. книг, газет и различных публикаций на французском, английском, немецком, русском, идиш, иврите, итальянском; фототека насчитывает 40 тыс. фотографий. Центр стал важной научной организацией, издавал сборники документов, десятки монографий и огромное количество статей о Катастрофе европейского еврейства. По инициативе Ицхака Шнеерсона в Париже в

1956 г

. был создан также Мемориал неизвестному еврею-мученику, жертве Катастрофы. В комитет подготовки Центра под председательством И. Шнеерсона входили де Голль, И.Тито, У. Черчилль, Бен-Гурион, королева Бельгии Елизавета.

Владимир Аллой[3] эмигрировал из Ленинграда в 1975 г., тридцатилетним, вскоре стал членом Совета РСХД, а затем директором YMCA-Press. Почти с самого начала он публиковал архивные вещи, восстанавливая реальную историю ХХ в. В 1982 Аллой стал директором издательства La Presse Libre и за два года успел выпустить полтора десятка книг. Причем в большинстве случаев он выполнял один всю работу, вплоть до набора. В этих издательствах Аллой продолжал выпуск своих главных свидетельств прошлого – подпольно составлявшихся в советской России исторических сборников, легендарных томов «Памяти». Основав в Париже собственное издательство «Atheneum», он начал выпускать исторические альманахи «Минувшее». Книги для его издательств и публикации для альманахов готовили лучшие в мире специалисты. Круг авторов альманаха «Минувшее» объединил историков, архивистов, литературоведов, библиографов, театроведов, историков кино и науки. Для Аллоя издательская деятельность и архивистика стали делом всей его жизни. В России, помимо переиздания первых двенадцати томов «Минувшего» и продолжения уже знаменитого альманаха, команда Аллоя взялась за выпуск «Звеньев», «Лиц», «Невского архива», «Ярославского архива», «Диаспору». Владимир Аллой один работал более продуктивно, чем иные гуманитарные институты.

Помимо осуществимости (с моей точки зрения) предложения инициативной группы создать Музей российской диаспоры во Франции и перечисления некоторых явных достоинств книги, считаю своим долгом указать и на некоторые вещи, вызывающие сомнения и несогласие.

Так, говоря о симпатии русских эмигрантов к гитлеровцам в первые годы войны, пока не были известны их зверства, авторы пишут (с. 25), что большая часть эмиграции поддерживала нападение Германии на СССР, видя в этом поход против большевизма и продолжение гражданской войны (выделено мною. – М.П.). А на с. 44 авторы в числе выводов уже с уверенностью преподносят читателю утверждение: «вторжение германских войск 22 июня 1941 г. на территорию своего союзника по Второй мировой войне, которая началась 1 сентября 1939 г. и в которой участвовали оба государства, спровоцировало начало новой гражданской войны на территории СССР» (выделено мною. – М.П.). Думается, что такой совершенно оригинальный взгляд на 2-ю мировую войну на территории СССР, нуждается в убедительных и подробных доказательствах[4].

Российская диаспора как сообщество (с. 18–21) описана авторами очень кратко. Может быть, поэтому они не остановились на значительной роли в этом сообществе евреев. Между тем они составляли 1/3-1/4 эмигрантов – по нашим данным, из общего числа 15 млн. эмигрировавших россиян евреев было 4,25 млн. В духовной и общественной деятельности русского Парижа евреи играли непропорционально большую роль, я бы сказал, цементировали эту диаспору[5].

Михаил Осоргин писал: «В культурной (и иной) деятельности российских эмигрантов первое место, лидерство и инициатива принадлежат евреям. <…> Все большие благотворительные организации в Париже и Берлине лишь потому могут помогать нуждающимся русским эмигрантам, что собирают нужные суммы среди отзывчивого еврейства»[6].

Выдвигала евреев в первые ряды и их политическая активность. Большое количество эмигрировавших евреев были меньшевиками (так, все их лидеры, находившиеся в Берлине в 20-е гг., кроме Бориса Николаевского, были евреями; после фашизации Германии они переехали в Париж), эсерами (в эту партию входили все 5 редакторов парижских «Современных записок» /по определению П.Н. Милюкова, «праздника нашей свободы»[7]/, трое из которых были евреями), кадетами (Максим Винавер, редактор культурнейшего зарубежного журнала «Звено»[8], был одним из основателей и руководителей этой партии).

Перечисляя выдающихся людей из российских эмигрантов во Франции (с. 18), авторы не упомянули Илью Фондаминского, игравшего особую роль в культурной жизни Парижа 20–30-х годов. Ему в эмиграции не было равных по кипучести и разносторонности, неутомимости и бескорыстия дел. Из молодых поэтов и писателей Илья Исидорович создал группу под названием «Круг» (в нее входил один из основателей французского Сопротивления поэт и ученый-этнограф Борис Вильде) и помог им издавать альманах с тем же названием. Он же его и редактировал. Собрал актерский коллектив и создал «Русский театр». Вся окружавшая Фондаминского молодежь находилась под влиянием его идей благородства и самопожертвования[9].

«Листая книгу, – писал Никита Алексеев в рецензии на биографический словарь О. Лейкинда, К. Махрова и Д. Северюхина “Художники русского зарубежья” (1999), – изумляешься количеству евреев. Этот словарь – находка для антисемита: из нее он узнает, что в этом веке чуть ли не половина знаменитых художников, выходцев из России, – эти самые…»[10]. Добавим, что синонимом Парижской школы искусств была Еврейская школа.

Особая роль русских евреев, в числе прочего, связана с их преданностью русской культуре и с отсутствием у них (сравни с украинцами, грузинами и некоторыми др. составлявшими российской эмиграцию) стремления к автономии в России и выходу из нее.

Несколько слов об издании и оформлении книги.

1) В введении (с. 7) говорится о книге как о первом выпуске («…мы уже в первом выпуске включили раздел публицистики» и «…редакция готова публиковать как в электронной форме, так и, затем, на страницах очередного музейно-аналитического сборника»), но ни на обложке, ни на обороте титула ничего не сказано о том, что перед читателем 1-й том, 1-й номер альманаха /сборника/ выпуска.

Естественно было бы присвоить такой серии сборников общее название, хотя бы «История и память», указанное в подзаголовке книги.

2) Корректор и литературный редактор не указаны. Может быть, их и не было? В книге встречаются опечатки, ошибки и неудачные выражения[11]. Возможно, с меньшими требованиями можно было бы отнестись к разделу «Статьи о Музее российской эмиграции и диаспоры во Франции, опубликованные во французской интернет-газете Русский очевидец», но, думается, некоторые ошибки[12] необходимо исправлять и там.

3) Книга богато иллюстрирована, но удивляет разница между аккуратно подданными цветными иллюстрациями и черно-белыми – очень плохого качества.

Приветствуя планы инициативной группы создать Музей российской эмиграции во Франции и выпускать интереснейшую и содержательную (судя по рецензируемой первой книге) серию, хочется надеяться, что отмеченные недостатки, в основном технического характера, будут сведены к нулю.

еврейство в Зарубежье» д-р Михаил Пархомовский

Примечания

[1] По имевшимся у меня сведениям, лет 15 назад только в С.-Петербурге проблемами эмиграции занимались 52 организации.

[2] Систер Ю. Великая миссия Ицхака Шнеерсона // Русское еврейство в Зарубежье. Т. 5(10). Сост. и гл. ред. М. Пархомовский. Иерусалим: РЕВЗ, 2003. С. 451–458.

[3] Коростелев О. «Зильберштейн и Макашин в одном флаконе…» (Владимир Ефимович Аллой: 1945 – 2001) // Русское еврейство в Зарубежье. Т. 4(9). Ред.-сост. М. Пархомовский, Д. Гузевич. Иерусалим: РЕВЗ, 2002. С. 129–140.

[4] Из переписки с автором явствует, что последнее входит в его планы (М.П.).

[5] Впервые так характеризовал роль евреев в эмигрантском сообществе Александр Амфитеатров, поселившийся на вилле в Кави ди Лаванья (Италия) в 1907 г.: «В обществе, изобильно наполненном представителями двух славянских народов [русскими и поляками] <...> третьим элементом, цементировавшим первые два, были евреи».

[6] О «Русском одиночестве» М. Осоргина (по материалам сионистской газеты «Рассвет»). Публ. А. Разгона // Евреи в культуре Русского Зарубежья. Т.1. Сост. М. Пархомовский. Ред.: М. Пархомовский, Л. Юниверг. Иерусалим: ЕВКРЗ, 1992. С. 13 и 17.

[7] Цит. по: Вишняк М. «Современные записки» // Новый журнал. 1948. № 20. С. 225.

[8] Коростелев О. Парижское «Звено» (1923 – 1928) и его создатели // Русское еврейство в Зарубежье. Т. 1(6). Ред.-сост. М. Пархомовский. Иерусалим: РЕВЗ, 1998. С. 177–201.

[9] Носик Б. «Конец прекрасной эпохи» (Война, Холокаст и конец Первой русской эмиграции в Париже). ЕВКРЗ. Т. 1. С. 34.

[10] Алексеев Н. Кругом одни евреи // Иностранец. 8 дек. 1999. С. 13.

[11] Вот некоторые, бросающиеся в глаза:

С. 28, 2-й абзац, 7 строка: стало известно еще 30-е гг. (пропущен предлог С)

С. 42. В подписи под иллюстрацией дважды написано слово Ницца, в первом случае – с одним Ц.

С. 77 вместо Советский Союз написано Советский союз.

С. 86, 3-й абз, 9 строка: нет согласования в: интернированным лицами.

С. 113, последняя строка 3-го абзаца: возвратившийся Восточного фронта (пропущен предлог «с»).

[12] С. 448, абз. 2-й, строка 2: идет, чтобы поклонится (нужно поклониться).

На с. 464 в подписи под фотографией говорится о чествовании юбилея – можно чествовать юбиляра; юбилей празднуют или отмечают.