Grajfer1

©"Заметки по еврейской истории"

№15(118)

сентябрь 2009 года

Элла Грайфер

Две статьи о вере

Содержание

Спор о вере

Естественная потребность в сверхъестественном

Спор о вере

Даже пройдя по доске напролом,

В клетке последней перед порогом

Пешка не может стать королем.

…Так человеку не сделаться Богом.

Д. Клугер

Добро или зло?

Пока гром не грянет – мужик не перекрестится

Русская пословица

Есть в нашей Гостевой, а точнее – в сообществе людей, к которым в большинстве своем принадлежат наши авторы и читатели, несколько «дежурных» тем, по которым все время возобновляется спор, а истина рождаться никак не хочет. Тут и животрепещущий вопрос, кто же из нас еврей, и проблемы войны и мира, и, разумеется, дискуссия о религии и атеизме.

Особенностью этих тем является, в частности, полная неопределенность предмета спора, поскольку каждый имеет свое собственное представление о евреях и о религии, и не догадывается поделиться им с другими, ибо для него оно разумеется само собой. Настоящим делаю робкую попытку поломать эту славную традицию, изложив, без претензий на полноту, некоторую часть своих представлений о религии, атеизме и отношениях того и другого к таким непростым материям как творчество и прогресс.

В исходном моменте любое человеческое сообщество непременно религиозно, атеизм появляется в истории лишь эпизодами, местами и временами, откуда и почему – разберем ниже. Попытаемся прежде понять религию, и легче всего это сделать, пожалуй, исходя из ситуации, в которой молиться начинают даже самые закоренелые безбожники – ситуации КРИЗИСА, которую, по-моему, очень удачно изобразил Айвазовский.

«Девятый вал». И.К. Айвазовский, 1850 г.

Потерпевшие кораблекрушение видят опасность, но не видят возможности справиться с ней. Может быть, смерть неизбежна, а может – повезет кому, вдруг вынесет его волна наверх и подвернется какой ни на есть обломок... Во всяком случае, все, чему всю жизнь учились, обдумывали, прогнозировали – бесполезно. Все, что обеспечивало выживание в ситуации стабильности, оказалось вдруг ненужным, а что нужно и вовсе неизвестно. Может, чего сработает, а может и не поможет ничего.

И если даже данный конкретный ураган пройдет стороной, с гарантией в жизни не один еще встретится … Голубая мечта авторов всевозможных апокалипсисов всех времен и народов – чтобы приближающийся кризис оказался последним, и после него стабильность воцарилась бы уже навсегда, но... до сих пор ни разу не сбылись их мечты. А почему?

Да потому хотя бы, что кризисы – общий закон развития, от галактики и до экономики, включая животный мир. Нам открывает это наука, но древние знали это просто из собственного опыта: из кризиса далеко не каждый выйдет живым, зато уж кто выйдет – не с пустыми руками. "Кого Бог любит – того испытывает" – не утешение для несчастненьких, а наблюдаемый факт. Пусть не дано Иову отыскать причину зла, зато дано лицом к лицу встретить Бога.

Все на свете молитвы содержат непременно просьбу уберечь от кризиса во всех его проявлениях и по всем возможным причинам – от стихийных бедствий до "нашествия иноплеменных", на предотвращение его ориентированы все "моральные кодексы", писаные и неписаные законы преследуют любое "раскачивание лодки", но... если приглядеться попристальней к мифологии всех времен и народов, невозможно не заметить, что как раз основатели религий эту самую лодку раскачивали вполне сознательно…

Инстинкт подсказывает всеми силами кризиса избегать, а опыт говорит, что и в нем есть своя правда. Вот оно – одно из главных внутренних противоречий всякой религии, с торжеством обличаемое "научными атеистами". Только не замечают они, что не в религии противоречие-то, а в жизни. Религии всего лишь учитывают этот факт и, как умеют, пытаются объяснять его: кто причину ищет в людской греховности, кто в изначальном несовершенстве мира, кто даже изобретает для зла специальное божество, с которым тоже надо наладить отношения.

Во всяком случае, отношение религии к ситуации утраты стабильности и людям-дестабилизаторам изначально неоднозначно.

Возмутители спокойствия

И султан с давних пор мне готовит топор,

Шах иранский – веревку, хан хивинский – костер,

Но я, Ходжа Насреддин, сам себе господин,

И скажу – не совру – никогда не умру!

Л. Соловьев

Мало кому неизвестно деление людей на "жаворонков" и "сов": большинство, у которого пик активности приходится на утро, и меньшинство, у которого он приходится на вечер или даже ночь. Различие это – врожденное, определяется биоритмом организма. Говорят, что "совы", в исходном моменте, – дозорные, стоявшие ночью на страже, давая всему стаду возможность спокойно спать.

Аналогичное деление можно провести и по другому принципу: большинство, нуждающееся в стабильности, и меньшинство, чьей стихией является кризис. Это меньшинство наделено в избытке тем, что Ницше именовал "волей к власти", а Гумилев-младший "пассионарностью" (колебаниями уровня которой пытался он объяснять рождение и смерть народов, но, по-моему, неудачно). Более современное и прозаическое название для того же явления – творческая личность. Открывает новые пути, авторитетов не уважает, дисциплину переносит с трудом, в общежитии и сотрудничестве – тот еще подарочек. Но это – в стабильной повседневности.

Зато в ситуации кризиса он незаменим. Он и вождь, что "знает, как надо" и перепуганное стадо превращает в боеспособное войско, он и поэт, создающий в сообществе нужную атмосферу сплоченности и доверия друг к другу, он и технократ, кующий оружие и проектирующий плотины.

Эти подрывные элементы ставят перед стабильнолюбивым большинством двуединую задачу: их необходимо время от времени придушивать, чтоб сильно лодку не качали, но на развод оставить, на черный день, который неизбежно когда-нибудь наступит. А посему творческая личность идет обычно по жизни с неизбывной обидой на не желающую понимать ее "серую массу", как тот пожарник у Новеллы Матвеевой: не то чтобы ему хотелось бедствия, ему хотелось что-то... вообще.

Если к тому же учесть, что творческий потенциал аналитическим умом сопровождается далеко не всегда, легко понять, что большинство творцов всякого "лодкокачателя" принимают как любимого родственника, не задаваясь вопросом о возможных последствиях его деятельности. А ведь даже при самом оптимальном варианте (не гибель, а выход на новый виток развития) "миром кончаются войны" – за кризисом последует стабилизация, при которой акции наших героев снова резко упадут. Но это – в лучшем случае. Бывает гораздо хуже.

Это ведь только у Фейхтвангера нацизм – диктатура "взбесившихся лавочников", на самом-то деле на болотный огонек нацизма слетались мотыльки-интеллектуалы не менее бойко, чем на не менее гибельный огонек большевизма. И всплывали на кризисной волне, обновляя литературу и искусство, технику и стратегию, да только – недолго музыка играла, потому что...

История человечества знает две стратегии поведения в кризисной ситуации. Некоторое время они могут представляться взаимодополняющими, но на каком-то этапе с неизбежностью вступают в противоречие и оказываются взаимоисключающими: либо вовремя понять, что правила игры, действовавшие в условиях стабильности, больше не годятся, надо искать, экспериментировать, идти на риск, либо отчаянно цепляться за устарелые методы, а в неэффективности их обвинить... Да, в общем, все равно кого, лишь бы расправа с ним особого труда не составляла.

Возьмем, например, типичную кризисную ситуацию: засуха в деревне. Так вот, в некоторой условной Ивановке народ идет на поиски если не передовой агротехники и нетребовательных к воде семян, то хотя бы новых земель в других краях, где больше влаги, а в соседней Степановке линчуют тетку Марью, у которой "глаз дурной". Не знаю, почему тут так, а там эдак, можно ли тут вывести какие-то закономерности, но знаю, что Ивановка либо выживет, либо нет, а вот Степановка уж точно погибнет. Знаю и то, что в Ивановке творческие личности будут востребованы, в отличие от Степановки, где они, по странности поведения и склочности характера, окажутся первыми кандидатами на должность "тетки Марьи".

Конечно, это всего лишь грубая схема, на самом-то деле ни "Ивановки", ни "Степановки" в чистом виде на свете не бывает, в реальности иной раз до последней минуты не видно, какая возобладает тенденция, но нам важно сейчас понять:

Жители Ивановки знают, что никто не гарантирует им успеха, что многое, пусть и не все, зависит от их усилий, настойчивости, взаимопомощи, готовности выкладываться, не отчаиваться от неудач и т.п. Если один новый метод пахоты результатов не даст, они пойдут искать другой метод, и не исключено, что он окажется успешнее. Жители Степановки предполагают, что главное – тетку Марью устранить, а там уж галушки сами в рот запрыгают. Если ликвидация тетки Марьи результатов не даст, они пойдут убивать тетку Дарью, а поскольку и это к позитивным изменениям, безусловно, не приведет, бойня продлится до тех пор, покуда не истощится резерв наличных теток и не придет, таким образом, конец деревне Степановке.

Не надо, конечно, и Ивановку себе представлять филиалом сада Эдемского и обителью гуманизма. Ее жители вполне могут и землю у кого-то силой отнять, и друг дружке череп раскроить в ходе дискуссии по теоретической агротехнике, и все же шанс их на выживание значительно выше. Так вот, одним из распространенных современных предрассудков является ассоциация "степановской" политики с религией, а "ивановской" – с атеизмом. Но так ли это на самом деле?

Не Бог мертвых, но Бог живых

На кого, кроме тебя, мне надеяться?

У кого просить стану помощи?

М.Ю. Лермонтов

Кризис – он, как мы уже определили выше, имеет тенденцию обращать человека к Богу, но при этом заодно и выявлять, какому богу он молится. То есть, не каким именем его зовет – тут вариантов много – а как он себе волю его представляет, какой ожидает от него помощи, за что наказаний от него чает, за что - наград. В ситуации кризиса возможна либо стратегия «поклонения инструкции», либо «бегство вперед». Как же оцениваются они с точки зрения "богоугодности"?

В ТАНАХе можно найти примеры и того, и другого. Первая модель наиболее полно представлена в книге Вайикра: Совершил, предположим, некто некий поступок, общепринятой традицией запрещенный, и опасается имеющего постигнуть его за это наказания, т.е. попадания в кризисную ситуацию, или даже уже оказался в ситуации кризиса и полагает, что причиной был тот или иной неправильный поступок. Так что ж теперь ему делать?

ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ ИЗ НАРОДА СОГРЕШИТ ПО ОШИБКЕ, НАРУШИВ КАКУЮ-ЛИБО ИЗ ЗАПРЕЩАЮЩИХ ЗАПОВЕДЕЙ БОГА, И ПРОВИНИТСЯ, ТО, КОГДА УЗНАЕТ ОН О ТОМ, ЧТО СОГРЕШИЛ, ПУСТЬ ПРИНЕСЕТ В ЖЕРТВУ ЗА ГРЕХ, КОТОРЫЙ ОН СОВЕРШИЛ, КОЗУ БЕЗ ПОРОКА. И ВОЗЛОЖИТ РУКУ НА ГОЛОВУ ГРЕХООЧИСТИТЕЛЬНОЙ ЖЕРТВЫ, И ЗАРЕЖЕТ ЭТУ ГРЕХООЧИСТИТЕЛЬНУЮ ЖЕРТВУ НА ТОМ МЕСТЕ, ГДЕ РЕЖУТ ЖЕРТВУ ВСЕСОЖЖЕНИЯ. И ВОЗЬМЕТ КОhЕН КРОВИ ЕЕ ПАЛЬЦЕМ СВОИМ, И ПОМАЖЕТ ВОЗВЫШЕНИЯ ПО УГЛАМ ЖЕРТВЕННИКА ВСЕСОЖЖЕНИЙ; ВСЮ ЖЕ ОСТАВШУЮСЯ КРОВЬ ПУСТЬ ВЫЛЬЕТ У ОСНОВАНИЯ ЖЕРТВЕННИКА. И ОТДЕЛИТ ВЕСЬ ЖИР ЕЕ, КАК ОТДЕЛЯЮТ ЖИР ЖЕРТВЫ МИРНОЙ, И ВОСКУРИТ ЕГО КОhЕН НА ЖЕРТВЕННИКЕ ВО БЛАГОУХАНИЕ, ПРИЯТНОЕ БОГУ. И ИСКУПИТ ЕГО КОhЕН, И БУДЕТ ЕМУ ПРОЩЕНО. (Вайикра, 4, 27 – 31).

Обратите внимание: кризис поддается устранению усилиями ЧЕЛОВЕКА – самого провинившегося с помощью жреца. Бог составил инструкцию и обязуется, со своей стороны (ну, понятное дело, при наличии искреннего раскаяния и решимости впредь не нарушать!) прощение обеспечить. Человек может проигнорировать инструкцию из жадности, лицемерия, лени или просто невнимания к собственным поступкам, но… в таком случае, пусть пеняет на себя – ничего неисполнимого, тем паче, непостижимого в ней нет. Суть же ритуального действа состоит в том, что вина человека, вследствие которой он может умереть, переносится на животное, жизнью которого владелец выкупает собственную жизнь. А следовательно:

Существуют методы (заклинания, ритуалы), позволяющие человеку вторгаться в мир сверхъестественного и добиваться исполнения своей воли от богов, демонов и т.п., которые, вообще-то сильнее его. Один из наиболее эффективных – перенесение своей вины или иной проблемы на ДРУГОГО, возможность свою жизнь выкупить смертью чужой. В ТАНАХе этот «другой» может быть уже только животным, но по некоторым сохранившимся «реликтам» заметно, что в предыдущих поколениях вариант этот был, по крайней мере, не единственным.

Человеческое жертвоприношение, как минимум однажды, в ТАНАХе встречается (дочь Ифтаха, Шофтим 11), хотя лишь во исполнение обета, без намерения обеспечить себе помощь в решении проблем, да нигде и не говорится, что Бог его требовал или хотя бы одобрил, а магистральное направление задается в сцене "Акедат Ицхак" (Берешит 22): животное ВМЕСТО человека, и только так. В отличие, например, от «Илиады», где Ахилл, ничтоже сумняшеся, устраивает гекатомбу пленных троянцев, дабы оборудовать для убитого друга в подземном царстве местечко поуютнее.

Вот также и жители Степановки верят, что

1.         Тетка Марья МОЖЕТ своею властью (ритуалами, заклинаниями и т.п.) вызвать засуху, и

2.         Они МОГУТ сбросить возникшие проблемы на тетку Марью, после умерщвления которой все будет прощено и порядок восстановлен.

Ни в коем случае не надо путать это с требованием, например, пророка Шмуэля, пленных не брать и истреблять врага под корень, ибо требование это вполне объяснимо с точки зрения стратегии, тактики и просто опыта: не уничтожишь врага, так он тебя сам уничтожит. Бог, говорящий устами Шмуэля, ставит человеку задачу в рамках мира сего, не предлагая и даже не одобряя его вмешательства в дела сверхъестественные.

И сам пророк Шмуэль – всего лишь вестник, возвещающий волю Божию, которую человеку не одолеть, не помогут ни ритуалы, ни заклинания, ни даже устранение самого пророка. А вредность тетки Марьи – ее личное свойство, которое можно устранить вместе с ней.

Ахилл и жители Степановки верят в магию, т.е. возможность ВЛАСТИ ЧЕЛОВЕКА НАД БОЖЕСТВОМ, будь то при распределении мест в преисподней или при создании неблагоприятных метеоусловий, а Шмуэль и, соответственно, жители Ивановки, в нее не верят. Область сверхъестественного для них – исключительная прерогатива Бога, Он – суверенный властитель, а человек, даже если не согласен с Его решениями, может протестовать (как Авраам или Иов), но действиями своими изменить ничего не может.

В ТАНАХе явно прослеживаются следы борьбы двух тенденций, в частности, постепенное падение роли жертвоприношений, наилучшим свидетельством которого является один очень популярный у православных псалом – вот он в переводе С.С Аверинцева:

ПСАЛОМ 50/51

Начальнику хора. Псалом Давидов

Когда приходил к нему пророк Натан после того, как Давид вошел к Вирсавии.

Помилуй меня, Боже, по милости Твоей,

и обилием благосердия Твоего

изгладь беззаконие мое;

всецело отмой меня от вины моей,

и от греха моего очисти меня!

Ибо сознаюсь я в беззаконии моем,

и грех мой предо мною всегда.

Пред Тобой, пред Тобой одним я согрешил,

и сотворил злое в очах Твоих;

итак, прав Ты в приговоре Твоем

и безупречен в суде Твоем!

Вот, в беззакониях я зачат,

и во грехе родила меня матерь моя;

Вот, верности в сокровенном желаешь Ты,

в тайне открыл Ты мне премудрость Твою.

Окропи меня иссопом, и буду чист,

омый меня, и стану снега белей.

Дай мне радость и веселие внять –

и возрадуются кости, что Ты сокрушил.

Отврати взор Твой от грехов моих,

и каждую вину мою изгладь!

Чистым, Боже, соделай сердце во мне,

и дух правый обнови в глубинах моих!

Не отвергни меня от лица Твоего,

и Духа Твоего Святого не отними,

возврати мне радость спасения Твоего,

и Духом всещедрым утверди меня!

Научу беззаконных путям Твоим,

и нечестивцы обратятся к Тебе.

Очисти меня от кровей,

Боже, Боже спасения моего!

и восславит язык мой

правду Твою.

Господи! отверзни уста мои,

и речь моя возвестит хвалу Тебе.

Ибо жертвы не желаешь Ты от меня,

всесожжение не угодно Тебе.

Жертва Богу – сокрушенный дух;

сердцем, что смирилось до конца,

Боже, не погнушаешься Ты.

Одари милостию Твоею Сион,

стены Иерусалима отстрой!

Тогда будут жертвы угодны Тебе,

всесожжении и возношений обряд,

тогда возложат тельцов

на алтарь твой.

"Лирический герой" псалма знает, что согрешил серьезно, но знает он и то, что не может, согласно древней традиции, "сбросить" свою вину на жертвенное животное. Жертвоприношение годится, разве что, в качестве благодарственной литургии, оправдаться им невозможно. Так что же делать?

1)            Обратиться не к жрецам, не к магам, а непосредственно к Божеству, и не "чудотворными" формулами заклинаний, а своими словами.

2)         Ритуальные жертвоприношения в книге "Вайикра" – строго функциональны: провинился так-то и так-то, проделал то-то и то-то – "и прощено будет ему". "Неформальное" обращение к Богу в нашем псалме оставляет результат открытым: Бог не обязан больше автоматически выдавать прощение в ответ на заранее оговоренные до мелочей действия, а человек не свободен от ошибок в поисках выхода из тупика.

3)         Поскольку суверенитет Бога абсолютен, (спрашивать "почему" не возбраняется, но не гарантируется внятный ответ), "попущение" кризиса – Его суверенное право, так что определения "кто виноват" (кто тут у нас тетка Марья) может и вовсе не быть, зато открывается широкий простор для поиска типа "что делать".

Если все же заходит разговор о вине, то (внимание!) о вине ВСЕГО НАРОДА, о том, что было плохо в наших действиях и решениях, как изменить их, чтоб стало хорошо.

Мнения могут резко расходиться: не существует никакой признанной процедуры определения, кто пророк правильный, а кто наоборот. Во всяком случае, рекомендации пророка истинного в каждом конкретном кризисе вовсе не обязаны быть идентичными рекомендациям истинных же в кризисе предыдущем: Шмуэль настаивал на войне до победного конца и полной ликвидации противника, Йермиягу – наоборот, предлагал сдаться на милость победителя.

Драки между политическими партиями могут быть серьезные (вплоть до высшей меры!), но от охоты за ведьмами отличаются они тем, что политику победа нужна для обустройства ЖИЗНИ, в то время как охотник за ведьмами верит в могущество СМЕРТИ тетки Марьи, благодаря которой в собственном поведении и привычках менять уже ничего не надо.

Понятно, что из двух вариантов именно вариант «политика» дает шанс на выход из кризиса не в смерть, а в обновление и жизнь, сильно облегчает существование всяческим теткам Марьям и, в конечном итоге, льет воду на мельницу творческой личности, но…

Эта позиция очень уязвима с точки зрения уверенности в себе. Кто решения принимает сам, тот и ответственность за возможные ошибки на себя берет, а разговор на эту тему портит нервную систему. Поиск (да еще, нередко, вслепую) риска требует, а человеческая психология требует гарантий. И кто же в такой ситуации гарантию обеспечит, если не Бог? Как выбрать путь, когда смелО дороги? Как решится на действие, когда результат непредсказуем? Как сохранить надежду, когда все привычные опоры потеряны? У творца, способного на борьбу, вера – не трость инвалида, а стартовая площадка для взлета.

Бог Торы и Сам экспериментирует в процессе сотворения мира (увидел, что хорошо – ну и О.К., продолжаем в том же направлении!), и Адама умышленно перед выбором ставит, и Аврааму велит оторваться от привычной обстановки, начать все сызнова. И, может быть, не случайно разрушил Он оба наших Храма, в которых так удобно было видеть залог Его присутствия, Его покровительства... Второй Храм не был похож на Первый... и будет ли нам дано Третий выстроить, покуда намериваемся сделать его копией Второго?

Еврейская традиция продолжает эту линию, утверждая, что т.н. «Устная Тора», т.е., развитие в последующей истории, была дана вместе с письменной на Синае, что все последующие комментарии и галахические постановления уже содержались в письменной в скрытом виде. Христианская – настаивает на том, что право на введение новшеств дается церковной иерархии присутствием в ней Духа Святого…

Магизм дает человеку возможность, функционировать в автономном режиме, с успехом заменяя Бога полученными некогда от Него инструкциями, и верит, что достигнутая стабильность, под которую те инструкции затесаны – это уже навсегда. Антимагизм Торы провозглашает незаменимость Бога именно тогда, когда даже самым умным и правильным инструкциям приходит конец. Не перст указующий, а рука, протянутая навстречу твоей руке, лихорадочно нашаривающей в темноте опору.

Сотворение Адама. Микеланджело Буонарроти плафон Сикстинской капеллы (1508-1512)

В любой реальной, живой религии содержатся в зародыше оба элемента. В периоды стабильности магизм где-то как-то даже и удобнее, но беда, если не удастся на время кризиса хотя бы частично от него отказаться. Выживание живым обеспечить не может мертвая инструкция – только живой Бог живых. Такова истина религии.

Но что же такое тогда атеизм?

Сами с усами
А где-то позади, за далью и за пылью,
Остался край чудес, там человек решил, 
Что он рожден затем, чтоб сказку сделать былью.
Так человек решил, да, видно, поспешил.
 
И сказку выбрал он с печальною развязкой,
И призрачное зло в реальность обратил.
Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой…
Но слишком много дел и слишком мало сил.
М. Щербаков
Владимир Соловьев определял религиозную ересь как «часть, возомнившую себя целым». Нормальное религиозное сознание охватывает непременно как магизм, так и антимагизм, это и есть то самое гегелевское «единство и борьба противоположностей» – пока она длится, явление существует, но стоит какой-то стороне окончательно взять верх – количество переходит в качество и явление обращается в свою противоположность. Захватив целиком идеологическое поле религии, магизм из части превращается в ересь: Стабильность становится господствующей, предполагается вечной, всегда поступай по правилам, и благо те будет!

И тут вполне закономерно на свет появляется атеизм.

В автобиографических заметках разнообразных деятелей, чья молодость пришлась на конец XIX – начало XX века, встречаются нередко восторженные рассказы об избавлении от веры в Бога – деспота и соглядатая, чьи требования бессмысленны, угрозы ужасны, а нестерпимее всего – ощущать себя микробом на стеклышке его микроскопа. Но вряд ли они смогли бы поведать нам об аналогичных переживаниях лет на триста раньше.

Ведь религиозность предшествующих веков куда менее склонна была заблуждаться насчет вечной стабильности и незыблемости правил. Талмудисты писали трактаты по медицине, миссионеры рисовали карты новых земель, в монастырях составляли летописи и наблюдали за звездами. Вспоминается старый анекдот про какого-то религиозного деятеля, который долго слушал агитацию «прогрессистов», что Бога нет, а потом сказал: «Такого бога, какого вы тут нарисовали, действительно нет. Я в него тоже не верю».

Именно внутрирелигиозное перемещение центра тяжести с «божеского» на «человеческое» стало причиной пресловутого «противостояния науки и религии» – противостояния воистину трагического, ибо религия, не вмещающая науки, а точнее сказать – никакого творчества не вмещающая – есть религия общества, обреченного на смерть при первом же серьезном кризисе, но и наука, отталкивающая религию, рубит сук, на котором сидит.

Науку, можно бы еще примирить с т.н. «деизмом» – верой в то, что Бог – всего-навсего «перводвигатель»: сотворил природу, законы ее запустил и пошел спать. Больше Он ни во что не вмешивается, оставив людям право и обязанность самим закономерности в природе отыскивать и сочинять свои законы в соответствии с ними. Но вот с постмодернистским, окончательно обезбоженным миром совмещается она плохо, ибо исчезли из этого мира представления о смысле и истине. Не говоря уже о том, что, любое серьезное исследование есть психологическое воспроизведение кризиса, непременно включающее страдание и труд при отсутствии гарантированного результата. Это занятие представляется широкой публике, в лучшем случае, личным хобби, несколько менее престижным, чем гомосексуализм.

Естественно, резко падает количество денег и времени, которое общество готово на него выделять, а частные грантодатели склонны финансировать либо совершенно излишнее подтверждение того, что УЖЕ входит в правила (типа «взаимная вежливость бережет от инфаркта»), либо забавные парадоксы (отчего собака лает, почему комар летает?). Остается, правда, часть науки, граничащая непосредственно с техникой, особенно с той, что делает оружие, на нее даже товарищ Сталин руку поднять не посмел, но такое «флюсообразное» развитие для науки в целом, естественно, не полезно.

Впрочем, «атеизм», хоть и любит именовать себя «научным», наукой, на самом деле, конечно, не является, да и не претендует на это. А претендует он вовсе на свободомыслие, гордится своим антидогматизмом, хотя при ближайшем рассмотрении выясняется, что настоящие свободомыслящие среди атеистов составляют такое же меньшинство, как во время оно среди верующих, таких много никогда не бывает, да и не требуется. И более того – ведущие позиции в атеизме занимают вовсе не они.

Атеистический мейнстрим занимает по поводу традиционных правил позицию действительно сильно отличающуюся от религиозной в обоих вариантах. Религиозный «магист» кризиса боится, как черт ладана, и с целью его недопущения за правила цепляется мертвой хваткой. Религиозный «антимагист» отрицает правила в ситуации кризиса, чтобы его преодолеть, новые выдумать, и тем самым на новый виток стабильности выйти. А вот современный атеист именно в ситуации стабильности вообще все правила отрицает, чем (неясно, насколько осознанно) как раз и провоцирует тот самый кризис. Точь-в-точь как незадачливый ученик чародея в балладе Гете накликАл на свою голову духов, с которыми было ему не под силу справиться. Но для чего же, в дополнение к кризисам, неизбежно возникающим в ходе истории, еще и лишние создавать? Кому и зачем это нужно?

Отчасти бойкие эти ребята, попросту, не ведают, что творят, воображают, что при любом раскладе сохранится безнаказанность, которой пользуются их "шалости" при нынешней стабильности – вспомните хотя бы "методы ненасильственной борьбы", представляющие собой не что иное, как изощренное издевательство над стражами порядка. Но одной безнаказанности все-таки мало, какая-никакая, а нужна цель. Какая может быть цель у "нарушения табу" и "переступания запретов" всегда и везде, вроде как у того персонажа Аркадия Райкина, что «новаторства» ради увел поезд с вокзала на час раньше графика? В чем смысл предоставления гомосексуальной паре прав нормальной семьи? Чего ради отменять в школе отметки?

А чтоб обидно никому не было! Чтоб никто, не дай Бог (которого нет) не подумал, что чем-нибудь он хуже других, и чтоб никто никому не помешал свободно самовыразиться, ибо только безусловное уважение и свобода самовыражения – кратчайший и единственный путь достижения вечного мира и всеобщей любви к ближнему. Это теория у них такая... А согласуется ли с ней практика?

Вот это – вопрос вопросов! Конечно, среди религиозных правил устаревших полно, эдакие окаменевшие реликты, что создавались во время оно в качестве теории, соответствующей практике, но практика с тех пор изменилась, так что теперь под них приходится теоретическую базу новую подводить, что само по себе и практически неудобно, и теоретически проблематично. Но вот атеизм – он же, вроде бы, такой свободный, такой динамичный, клянется бесперечь именем науки…

Тысяча и одна наука – психология, социология, история, этнография, – самыми, что ни на есть, объективными методами доказывает, что правила выдуманы не зря, что невозможно без них существование ни человеческого, ни даже животного коллектива, но у наших-то борцов логика не логическая, а… МАГИЧЕСКАЯ. Ученый для них, по меткому выражению Б. Брехта, «тот, кто может сделать из дерева не только обеденный стол, но и обед», а если чего не сделает, значит, не хочет, гад и паразит…

Также как какой-нибудь хасид верит, что отделяет мясное от молочного, дабы искры духовности от материальной скорлупы отделить, верят и они, что, разрушая злостные вериги обывательской морали, способствуют человеку божественное величие обрести. Но хасиду-то, ему хорошо, его утверждение никто проверить не может: ни один компьютер не сочтет, сколько искр он своим кашрутособлюдением уже высвободил, да сколько еще осталось, а атеиста-ниспровергателя жизнь в результаты его деятельности как кутенка в лужу носом ткнет не раз и не два: И как же он реагирует? – Да в лучших традициях магизма.

Либо утверждает, что саморазрушение наше не достигло еще того количества, чтоб в настоящее качество перейти (помните знаменитое изречение, что Машиах придет, когда абсолютно все евреи правильно проведут субботу!), либо ищет (и без особого труда находит) очередную тетку Марью в лице презренного обывателя, американского империализма или (ну, как без этого!) еврейской закулисы.

Да-да, совершенно верно, вот и вернулись мы к знакомой и любимой модели. Отрицая Бога, атеизм отнюдь не устраняет дичайших антирациональных предрассудков. Наоборот, он их усиливает, доводя до полного абсурда. Степановцы, по крайней мере, верили в колдовские способности тетки Марьи, от них засекреченные, а может даже непостижимые без договора с дьяволом, которым рисковать не хотели. А сегодняшние их наследники, провозглашая торжественно, что ничего принципиально непостижимого для человека а мире нет и не может быть, заявляют устами товарища Сталина: «У нас не план-прогноз, а план-директива», – и на мосту золотыми буквами пишут: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики».

Атеизм – законное дитя магизма, возомнившего себя целой религией, в основе того и другого – необоснованная, но твердая вера в нескончаемую стабильность и единоспасающие правила, независимые от времени и пространства. Невозможно не согласиться с мнением товарища Ленина, что научные открытия начала ХХ века, ограничивающие сферу действия этих священных правил, хотя ни в коей мере не имеют целью «доказательства бытия Божия», но объективно «открывают дорогу идеализму и поповщине», это – факт.

А потому, в лучших традициях Степановки, философские труды физиков читать не следует, да и самих философов, при первом же удобном случае ликвидировать… или, по крайности, хотя бы выслать – это и есть решение проблемы.

Точно также невозможно не согласиться с мнением товарища Гитлера, что современное (и ему, и нам) искусство на подвиги не вдохновляет, правдиво отражая бытие «человека атеистического». В самой лирической, опоэтизированной форме его внутренний мир выглядит примерно так:

Франческа Ярбусова. «Ежик в тумане». Фрагмент коллажа

Полная дезориентированность, беззащитность и покорность судьбе, принципиальная невозможность не то что защищаться от опасности, но даже и предугадать, откуда она придет. В известном мультике это выглядит трогательно, в жизни – скорее трагично, но что ж поделаешь, если так оно и есть? А вот сожжем на площади «упадническое» искусство, что об этом рассказывает – так и станет враз все иначе!

Для атеизма, как прямого потомка магической религиозности, характерна реакция на кризис типа «тащить и не пущать» не только в людоедском варианте Сталина или Гитлера, но даже и при отсутствии прямых человекоубийственных поползновений. Рассмотрим для примера подходы к решению известной проблемы «глобального потепления». Как известно, глобальные потепления (и похолодания) в истории земли случались уже не раз, и всякий раз человечество умудрялось не только к ним приспособиться, но творчески использовать их в своем развитии. Умудрялось, даже когда еще хвостом за ветку держалось.

А нынешнее многомудрые идеологи требуют, ни много, ни мало – отменить. Тормознуть его и вертать обратно! Если изменятся условия жизни на земле, не ровен час – и правила наши менять придется. А вот этого допустить нельзя! …То есть, как это «невозможно»? Как это «ничем не доказано, что обусловлено деятельностью человека»? Это вы что ж, сказать хотите, что бессильны наши ритуалы и заклинания бессмысленны? Что зависим мы от какой-то силы, которая сильнее нас, и сами к ней должны приспосабливаться, а не от нее требовать, чтобы по правилам нашим играла? Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

***

Вот, собственно, и все, что хотела я на сей раз сказать о религии и атеизме. Границу между ними не надо путать с границей между догматизмом и творчеством, которая через обе стороны идет поперек, не стоит тратить время на поиски доказательств (не)бытия Божия, ни воспроизводить блистательный диспут Остапа Бендера с ксендзами.

Но, возможно, стоит все же подумать, что лучше соответствует природе человека…

Естественная потребность в сверхъестественном

Ты говоришь, что на свете

Не бывает чудес?

Ну, что тебе ответить…

Они на свете есть.

Чудес на свете столько,

Что и всех не счесть.

Советская песня

Предыдущий разговор о религии и атеизме начала я немного не с того конца: кинулась сразу на животрепещущую проблему творчества/догматизма, не объяснив предварительно самого основного понятия. В свое оправдание могу только сказать, что такое объяснение само на хорошую статью потянет. Вот и попробуем теперь им заняться.

Верить можно, как известно, либо «кому-то», что говорит он правду, а не врет, либо «во что-то», т. е. что это «что-то» действительно имело (имеет) место. Религиозная вера связана, конечно, и с доверием к тем, кто передает ее, и с убеждением, что нечто произошло или существует, но это все не главное. Возьмем для примера один христианский догмат, вокруг которого за последние века сломано было немало копий: Догмат о непорочном зачатье.

Современная наука утверждает, что такого в принципе быть не могло, но... наука, как известно, не стоит на месте. Давайте предположим на минутку, что получили мы неопровержимые доказательства: две с лишним тысячи лет назад во граде Нацрате (ну, град-то, положим, это немножко слишком, он и сегодня-то город – одна улица... а впрочем, не важно) случилось такое вот загадочное явление... Ну, так и что с того? Вон – в Непале-то, пишут, намедни младенец с восьмью конечностями уродился – четыре руки и четыре ноги. Жалко, конечно, несчастного уродца, но не мне ведь его воспитывать. И уж поверю ли я в это сообщение или газетной уткой сочту – кому какое дело? Так почему назаретская история кого-то должна волновать, кроме генетиков и сексопатологов?

На этот вопрос ответ дал нынешний Папа Римский, когда не был он еще Бенедиктом Шестнадцатым, а просто Йозефом Ратцингером был, в книжке «Введение в христианство». Не в сексологии и не в генетике искать его надобно, а в ТАНАХе: Есть там несколько рассказов о чудесных рождениях (Ицхак, Шимшон), и всякий раз зачатый таким образом младенец оказывается впоследствии очень значимой фигурой в истории народа, через него действует Бог и решаются многие проблемы. Так вот, непорочное зачатье – рождение еще более чудесное, значит, предназначен Иисус сыграть еще более важную роль в истории уже не только народа, но и всего человечества. И кто в это не верит – тот не христианин.

Иными словами, религиозная вера есть вера, прежде всего, не в факт, а в то значение, которое этот факт для меня имеет, влияет ли он на мое поведение, выбор, принятие решений. И влияет, прошу заметить, не случайным образом, а соответственно пониманию, принятому общиной верующих. Насколько мне известно, ни один христианин не пришел еще к выводу, что цель его жизни – женщин без мужского участия рожать научить. Не тот иудей, кто верит, что на Синае даны были заповеди, а тот, кто на этом основании считает необходимым их соблюдать, да не просто так, а в том именно виде, в каком соблюдаются они ныне другими иудеями. Латинское слово «религия» в переводе означает «то, что связывает» – название, по-моему, очень точное.

Вот и сделали мы первый шаг к пониманию функции религии в обществе: общие представления о «Боге, мире, бытии», общая иерархия ценностей облегчают взаимопонимание и сотрудничество, это, я думаю, объяснять не надо. Но – возразят нам – это ведь возможно все и без Бога, без веры в сверхъестественное! ...Ну, насчет «возможно» – легче на поворотах! Если ни одно общество, сколько ни есть их в человечестве, без такой веры не обходилось никогда, то вряд ли стоит так с ходу ее объявлять излишней. Зато стоит вопрос поставить, зачем она нужна.

В школе нас учили, что глупые первобытные люди в природных явлениях разбирались плохо, защищаться от тех, что опасные, не умели совсем, и потому склонны были видеть чудо там, где на самом деле не происходило ничего сверхъестественного: куст в пустыне горел от перегрева эфирных масел, на Синае произошло извержение вулкана, а солнышко остановилось в результате столкновения с астероидом. Не возражаю, что подобные объяснения могут иметь какую-то ценность для естественной истории, но только не для истории религии. Потому что люди, писавшие священные книги, меньше всего интересовались «соответствием законам природы», о которых действительно представление имели слабое. «Чудеса» отбирали они совсем по другому принципу.

Вот, к примеру, Евангелие от Луки (Лк.5, 1-11) как чудо описывает явление, не выходящее за рамки даже древнегреческих естественнонаучных представлений: На Киннерете (сиречь Геннисаретском озере) рыбачат обыкновенно по ночам. Всем на свете рыбакам, когда везет, а когда и нет, в этот раз – не свезло. А как пристали они поутру, не солоно хлебавши, к берегу, попросил их один знакомый бродячий проповедник, его поораторствовать в лодку пустить (смысл этой просьбы поняла я после жуткой ночи в Тверии, когда по озеру таскалась плавучая дискотека... вы не представляете себе, какой природный звукоусилитель – окружающие горы и поверхность воды!). Рыбак пустил, а после проповеди, по совету того же проповедника, еще раз закинул сеть... так сеть чуть не порвалась – столько рыбы поймали. Вот тут-то рыбак и сообразил, что проповедник тот – человек не простой...

Сообразил – ради этого все и затевалось! Чудо, по сути своей – не необъяснимое явление, не нарушение законов природы, хотя такое нарушение и может использоваться как средство для его совершения, чудо есть сигнал, поступающий от сверхъестественного в естественный мир. Не зря ивритское слово «нэс» означает и «чудо», и «знамя», отсюда русское «знамение», а по-немецки Zeichen – и «чудо», и «знак». О чем сигнал? – Да о чем угодно: знак согласия, ответ на призыв о помощи, или, наоборот – неудовольствие и угроза.

Не существование сверхъестественного «доказывают» чудеса, а наличие связи с ним, и если даже отсутствие естественнонаучного объяснения какого-то явления увеличивает вероятность использования оного в качестве «чуда», это ему не прибавляет «объяснимости», да никто этим, по-видимому, особо и не озабочен.

Попробуем, в самом общем виде, описать это самое «сверхъестественное»:

·Оно радикально отлично от нас по своей природе, возможностей у него больше (вплоть до всемогущества), а опасностей, соответственно, меньше, чем у нас.

·Оно о нас знает все, а для нас познаваемо лишь в той мере, в какой само захочет открыться нам.

·Оно всегда имеет возможность воздействовать на нас, указывать, что нам можно, что нельзя и наказывать за несоблюдение. Наши возможности воздействовать на него существуют, но строго ограничены.

·Оно никогда не бывает нравственно нейтральным, т. е. требует от человека либо добрых (если само доброе), либо злых (если само злое) поступков, прочие действия ему просто неинтересны.

·По необъяснимой причине то, которое доброе, заинтересовано в нашем существовании и благополучии, так что доверять ему стоит и взаимодействие с ним себя оправдывает.

Если вышеописанный объект является целиком вымышленным, то... почему все на свете религии всех времен и народов, друг с другом никогда не контактировавшие и не имевшие возможности обменяться опытом, создали такие похожие вымыслы? Не скрывается ли все же за этим какая ни на есть наблюдаемая реальность? По-видимому, все-таки, да. Причем, реальность эта всем нам давно знакома и не отрицаема, пока что, никем: ЧЕЛОВЕК – ЖИВОТНОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ.

***

Не хорошо человеку быть одному.

Берешит 2, 18

Правильно, нехорошо – с этим никто и не спорит. Все знают, что одиночка – это пытка, а Робинзону, при всех его умениях и навыках, для полного счастья все-таки не хватало Пятницы. Все знают, но... почему-то не приходят к самым естественным выводам:

Человек не живет вне группы, а группа не существует без элементарного взаимодействия. Взаимодействие же невозможно без согласия, когда спать, когда вставать и в какую сторону тащить бревно. Обеспечить это можно либо очень жесткими правилами поведения, когда подъем объявляют всегда в один и тот же час и все бревна всегда таскают в одну и ту же сторону, либо определенным механизмом принятия решений.

Механизм принятия решений может быть демократическим лишь в порядке исключения, когда решаются вопросы важные и «долгоиграющие», типа войны и мира, для тысяч мелких решений повседневности такой механизм недостаточно оперативен, значит, нужен кто-то общепризнанный, за которым в большинстве случаев остается «последнее слово».

Человек устроен так, что в чужом горшке всегда каша слаще. Во избежание перманентной драки, необходимы ограничения, запреты и законы (хотя бы неписаные), чтоб было ясно, кто и на что имеет право, ну и соответственно, иерархия, чтобы два обезьяна одновременно лапу к одному банану не тянули.

Не претендуя на полноту описания или хотя бы перечисления всех проблем взаимоотношений индивидуума и коллектива, можно уже составить общее представление: с одной стороны, в одиночку выжить невозможно даже психологически, за физически я уже и вовсе молчу, с другой – в коллективе выжить нельзя без существенного самоограничения, и более того: Коллектив имеет полное моральное право в случае необходимости требовать от индивида самопожертвования, ибо коллектив, потеряв индивида-другого, все-таки может продолжать жить и обеспечивать «жизненное пространство» оставшимся в живых, а индивиду без коллектива все одно – кранты.

Чтобы поведение человека соответствовало этим требованиям, в его психике должен работать инстинкт сохранения коллектива, по крайней мере сравнимый по мощности с индивидуальным инстинктом самосохранения, и в самом деле, он известен нам под именем «совести», а Фрейд называл его «сверх-я» и связывал с авторитетом родителей, как бы продолжающих незримо контролировать выросшего ребенка на всю оставшуюся жизнь.

Продолжая эту мысль, скажем, что родители, ребенка воспитывая, производят, как теперь говорят «социализацию», т. е. передают ему стереотипы и ценности коллектива, в котором предстоит ему жить, так что «внутренний контролер» есть нечто куда большее, чем строгий папа. Но человек – носитель «сверх-я», если не склонен особо к рефлексии, не осознает этого и не понимает, какая сила противостоит внутри него стремлениям ко всяким приятным вещам: и хочется, да колется, тем более, что на индивидуальном уровне жизнь «по совести» вознаграждается далеко не всегда. Но коллектив, где аморальное поведение становится преобладающим, т. е. оказывающийся во власти злых «сверхъестественных» сил индивидуализма, наказания уж точно не избежит – вплоть до высшей меры для всех своих членов...

Понятие сверхъестественного есть наиболее экономное и логичное истолкование всего этого противоречивого опыта: мораль и совесть заданы божеством (не даром бессовестного укоряют русские: «Бога ты не боишься!»), оно требует исполнения своей воли, и если даже не видим мы всегда вознаграждения доброго и наказания злого, значит, оно перенесено в загробный мир, в следующее воплощение, скажется на потомках и т. п. («Бог долго ждет, да больно бьет!»). А «чудеса» – свидетельство его незримого присутствия и залог правосудия.

Ну вот, вроде бы и разобрались, вывели все мистификации на чистую промокашку, теперь можно сбросить это мракобесие с корабля современности и просто объяснять человеку с детства, зачем необходимо ближнего любить. Он поймет и усвоит, и так, постепенно, заменим слепую веру на рациональное убеждение!

…А может, лучше давайте попробуем заменить обед углубленным штудированием «Книги о вкусной и здоровой пище»?

***

Огонь.

Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова.

А не философов и учёных.

Блез Паскаль

Это изречение – по-христиански медитация, а по-нашему мидраш – относится к известному рассказу из книги Шмот (гл. 3) про Моисея у горящего куста. Автор его сам был ученым и философом, так что определенно знал, о чем говорил.

Философы и ученые со времен Аристотеля и до наших дней никак не могут разрешить одну очень серьезную проблему:

Если мы, существа конечные и несовершенные, нуждаемся во всякого рода взаимодействии с миром и себе подобными, то это именно есть следствие нашего несовершенства – землю пашем оттого, что нуждаемся в пополнении запаса белков, жиров и углеводов, с приятелем болтаем, поскольку лишены возможности телепатически информацию добывать, и т. д., и т. п.

Если Бог – полное Совершенство (а меньшему поклоняться они, сами понимаете, не согласны никак), значит, не может в Нем быть никакого недостатка. Все видимое и невидимое, мыслимое и немыслимое Он имеет, включает и содержит в себе.

Так какого ж черта мир-то творить Ему понадобилось? Мы-то Ему на что? Нет Ему никакого смысла заводить с нами коммуникацию!.. Бог философов и ученых – величина постулируемая, объект изучения, возможно, даже и интересный для Паскаля – философа и ученого, также как для ученого химика или биолога интересен бывает состав необходимой человеку пищи, но…

Знание химии или биологии не освобождает самого исследователя от необходимости, хотя бы раз в неделю пообедать. И даже если мы точно знаем, какие нашему организму нужны питательные вещества, даже если решим техническую задачу их ввода (например, через капельницу), отсутствие нормального процесса приема и переваривания пищи сказывается на организме крайне негативно, так что и прибегают к нему лишь в исключительных случаях.

Здоровый человек обладает аппетитом, каковой с удовольствием и утоляет, независимо от наличия или отсутствия познаний в диетологии. Блез Паскаль – здоровый человек – естественно сопротивляется попыткам кормления через капельницу, он нуждается в физиологически нормальной пище и психологически нормальной религии.

Бог Авраама, Исаака и Иакова – не объект, а субъект, собеседник, то самое «ТЫ» Мартина Бубера и Эммануэля Левинаса. Из горящего куста слышит Моисей не лекцию по философии божественного, а указания, что и как должен делать на службе нарождающегося сообщества. Жизнью должен рискнуть ради этих уродов, что друг с другом вечно не ладят, вчера на него же настучали, а завтра в пустыне по египетским горшкам с мясом будут рыдать. И до того, в конце концов, его достанут, что взмолится он: «Да за какие ж грехи мне с этим сбродом возиться? Рожал я их, что ли?»... (Бемидбар 11,12). Положа руку на все места – как вы думаете, смог ли бы он все это сделать, все это вынести ради НИХ?

Психологи и социологи знают: сообщество – отнюдь не арифметическая сумма лиц, его составляющих. В поведении коллектива возникают компоненты, которых не было в поведении его членов поодиночке. Древние тоже из собственного опыта прекрасно это знали, только вот было это для них не «это», не «оно», а «ты» – у него были голос, лицо и воля. Коллектив был личностью и мог с личностью общаться на равных, и в то же время был он и больше, значительнее, сильнее и ценнее каждой отдельной личности. Но и ценность личности, в свою очередь, умножалась ее причастностью к этому порождению коллективности, сверхъестественной составляющей сообщества.

Понятно, что такой «довесочек» признавался только за «своими», ибо в них он был ощутим, за «чужими» же его долгое время отрицали, покуда не появились империи, регулярно сталкивавшие то носом к носу, то лоб о лоб, людей из разных сообществ. Тогда появились и первые религии с универсалистской тенденцией, но терпимости от этого не прибавилось, ибо были они миссионерскими и конкурировали довольно жестко. Всем известно, что религия – вещь далеко не безобидная, но тем, кто призывает ее отбросить, не мешало бы сперва поразмыслить, насколько практически осуществима их идея.

***

Мы верили вам так, товарищ Сталин,

Как, может быть, не верили себе.

Юз Алешковский

Детство будущего священника Александра Меня пришлось, как известно, аккурат на тот исторический период, когда советская власть в «боженьке» видела конкурента, так что его подпольно-христианская мамаша об этом опасном субъекте говорить с ребенком стала не сразу. По позднейшим воспоминаниям, впервые услышал он это слово лет пяти, и когда объяснили ему, что этот новый знакомец всемогущ и всеведущ, умный мальчик тут же спросил: «Как Сталин, да?».

Не будем сейчас ставить вопрос, насколько светлой личностью был на самом деле товарищ Джугашвили, но в его положительность и «эффективный менаджмент» вроде бы, вполне можно было бы верить и без приписывания сверхъестественных свойств. Чтобы не объяснять такое приписывание «темнотой и отсталостью» России, рекомендую посмотреть еще раз «Обыкновенный фашизм» – все эти толпы, в экстазе пожирающие глазами Гитлера... И не надо рассказывать мне про Геббельса, не надо про НКВД – какое гестапо заставляло студентов Сорбонны из Че Гевары делать идола? Какой пропагандистский аппарат учил поклоняться Махатме Ганди?

Обманом или запугиванием можно заставить человека выбрать себе определенный объект поклонения, но внутреннюю потребность в поклонении искусственно не создашь. У человека есть потребность идентифицировать себя с сообществом, у сообщества есть свойство быть больше суммы своих членов, разность между этими двумя величинами ощутима, но неопределима, ее можно констатировать, но невозможно объяснить. Она традиционно записывается по ведомству сверхъестественного, и если символом этой разности оказывается человек, его неизбежно объявят богом.

Но человеком «оно» бывает не всегда. Возьмем, к примеру, такое, не совсем формализованное, но достаточно сплоченное сообщество как «ученые». Невзирая на разделяющие их расстояния, эти люди обладают ярко выраженной общей системой ценностей, иерархией престижей, традицией, да к тому же изрядным снобизмом. Так вот, наивысший авторитет в сообществе этом именовался некогда «истиной», теперь носит более скромное имя «верификации», но почитается не менее безусловно. Прегрешение против нее карается изгнанием и полным остракизмом, что лично я нахожу вполне справедливым. Но обратите внимание:

Верующие ученые (а их, вопреки распространенному мнению, не так уж мало) видели в «истине» путь к Богу, способ лучше понять Его волю и угодить Ему. Атеисты видели в ней способ обеспечить человеку божественное всемогущество, а агностики – наивысшее и самоценное выражение морали. Доказать – если угодно «верифицировать» – это, разумеется, невозможно. В это можно только верить, и такая вера существует реально. Как и всякая другая она требует от своих адептов преданности вплоть до самопожертвования, всем известны ее герои и мученики, и кто в нее не верует – тот не ученый.

Тот самый Александр Мень, что поклонялся в детстве Сталину, а в зрелости Христу, учился в советской школе и институте, вращался в самых широких кругах – от московской богемы до ветеранов афганской войны – утверждал, что хотя теоретически отрицать возможность существования настоящих атеистов не может, сам лично никогда ни одного не встречал. Насчет правильности употребления термина тут можно, конечно, поспорить, но по сути – верно.

Хотя абсолютное большинство моих друзей и знакомых считает себя если не атеистами, то, по крайней мере, агностиками, в мировоззрении каждого имеется, как выразился один из них, «тема, на которой он теряет чувство юмора», запреты, нарушить которые он согласится разве что под дулом автомата, умение и потребность отличать своих от чужих.

Над тем, откуда у них все эти умения и навыки, задумываются они редко… Покуда, например, не услышат от подросшего ребенка вопрос, а зачем, собственно, надо в институте учиться и получать диплом. Тут только и сообразят, что, уважение к учебе для них – вопрос недоказуемой веры, а вера эта была частью традиции. И еще – если эту самую традицию и веру отделить от сверхъестественного их основания и в течение трех поколений под ковер заметать, она ведь, ненароком и вовсе пропасть может. И что ж мы тогда с неучем-ребенком делать-то будем, а?..

Опыта «сверхъестественного» начисто лишено только такое «я», которое не в теории, а на самом деле не относит себя ни к какому «мы».

***

Плохой конец заранее отброшен!

Он должен, должен, должен быть –

Хорошим!

Б. Брехт

То, что в естественных условиях не удалось обнаружить Александру Меню, вполне удалось смоделировать Бертольду Брехту. Пьеса называется «Добрый человек из Сезуана» (Ах, где мои шестнадцать лет, где ты, вожделенный билетик на Таганку!).

Никакой структуры, никакой иерархии, никаких общих правил игры у персонажей на сцене – нет. Тот, у кого в данный момент больше денег, может свою волю навязывать другим, но лишь до тех пор, пока эти деньги он не истратит или их попросту не украдут. Злодейством с неизбежностью оборачиваются самые естественные человеческие потребности: влечение женщины к мужчине, попытка матери защитить ребенка, стремление к самовыражению в любимом деле… И потому, хотя «доказывать» существование сверхъестественного не требуется – три самых главных бога собственною персоною являются людям, но… ни всеведения, ни всемогущества в отсутствии реального сообщества продемонстрировать они не способны. Вера – необходимый атрибут живого коллектива, а атеизм – пусть даже не причина, но однозначный симптом его смерти. Как правильно утверждал Ницше – где Бог умер, там и человеку не жить.

Брехт понимает это и ищет какую-то новую основу, на которой люди могли бы восстановить отношения друг с другом. Не зря «Разговоры беженцев» заканчиваются многообещающим намеком:

…вы дали мне понять, что ищете страну с общественным строем, при котором такие утомительные добродетели, как любовь к отечеству, свободолюбие, доброта, самоотверженность, были бы столь же излишни, как наплевательское отношение к отечеству, сервилизм, жестокость и эгоизм. Такой общественный строй существует. Это – социализм… Не скрою, однако, что для достижения этой цели потребуется очень многое. А именно: безграничная смелость, глубочайшее свободолюбие, величайшая самоотверженность и величайший эгоизм.

Насчет социализма он, прямо скажем, ошибался, но сама идея найти «что-то новенькое» – верна, и более того, проверена историческим опытом. Как показывает этот самый опыт, начинать надо не с новой общественной структуры – она, по необходимости, сама сложится – начинать надо с новой, или хотя бы радикально обновленной, РЕЛИГИИ.

Два примера такой удачи памятны нам с того самого момента на переломе не нашей и нашей эры: иудаизм ТАНАХа сменяется иудаизмом Талмуда, а христианство приходит на смену «лоскутному одеялу» Римской империи. Причем, начинается это возрождение не «сверху», не с Константиновской реформы, а «снизу» – с мелких и к тому же весьма непопулярных у соседей общинок.

С распадом сообщества в нем, как черви на трупе, заводится множество разнообразных сект. Христианство было лишь одной из многих, и вероятно, более углубленное исследование могло бы обнаружить причину, почему верх одержали, в конце концов, именно они, но нам важно сейчас другое: Все эти секты внутри себя воспроизводят нормальные, здоровые взаимоотношения между коллективом и личностью, иерархию, взаимные права и обязанности, защиту слабого… а осуществляется структурирование вокруг общих представлений о СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОМ.

Отсюда, между прочим, проистекает одно популярное среди наших соплеменников заблуждение: мы-де всему прогрессивному человечеству мораль изобрели! Мораль, как центральный компонент религии, любому человеческому сообществу свойственна… покуда оно живет. Но римское-то как раз об эту пору умирало, а возродилось с новой религией, в которой мораль, естественно, наличествовала в форме известного Декалога… Вот так возникают нездоровые сенсации… Но это – реплика в сторону.

Если утрата религии является, как правило, результатом распада определенного сообщества, то… возникновение религии является нередко импульсом для рождения сообщества нового, а следовательно… Чтобы предотвратить окончательный распад, необходимо и достаточно найти новую религию. Остается только вопрос – а где ее найти?

Двадцатый век урожайным был на попытки ее изобретения, но выходили все больше разновидности того, что Н. Бердяев именовал «человекобожием». На конкретно-психологическом уровне это – отрицание принципиально неустранимой зависимости от стоящей над нами ВЛАСТИ, волю которой нам никогда до конца не постичь. Ее можно просить о помощи, но с уверенностью на такую помощь рассчитывать нельзя, ее невозможно использовать в качестве инструмента для достижения наших целей, а ее цели навсегда останутся для нас тайной.

Ленин, Сталин или Гитлер и миллионы их искренних последователей истово верили, что держат в руках золотой ключик от ТОЙ САМОЙ дверцы, что знают законы истории и могут использовать их для устроения рая на земле. Помните:

Никто не даст нам избавленья:

Ни бог, ни царь и ни герой –

Добьемся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

Увы и ах…не стоит приписывать реальным и ощутимым субъектам или объектам свойства сверхъестественного, которые им явно не по плечу. Не только любимый фюрер, но даже и сама по себе всяческого уважения достойная «верификация» оказываются «калифами на час», если не могут сослаться на полномочия, полученные «свыше».

Пусть ссылка эта принципиально неверифицируема. Пусть несколько «ссылающихся» с равной убежденностью достаточно жестко конкурируют между собой. Пусть не застрахованы они от неблагоприятных исторических обстоятельств типа стихийных бедствий или военного разгрома, при котором самое, что ни на есть мистически «обоснованное», сообщество будет просто физически уничтожено. Но беда-то вся в том, что сообщество, создаваемое БЕЗ ЭТОГО, даже при самых благоприятных обстоятельствах с неимоверной скоростью само себя съест. Иными словами, фундамент «сверхъестественного» есть условие, для выживания явно недостаточное, но… столь же явно – необходимое. Не всем, кто на Него ссылается, помогает Бог, но… тем, кто НЕ ссылается, уж точно НЕ помогает.

Большевизм победил всех своих внутриполитических соперников (в т. ч. эсеров, которых в недостатке харизматичности трудно упрекнуть), поднял в стране волну истинного фанатизма, выиграл самую великую войну ХХ века, и… ну, в общем - сами видели.

Сообщества, основанные на религиях «от имени и по поручению» СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО, тысячи лет просуществовали, а наши «безбожные» попытки оказались все бабочками-однодневками. И как бы ни объясняли мы это, а факт, как говорится – налицо.

Всего понравилось:0
Всего посещений: 2685

Convert this page - http://berkovich-zametki.com/2009/Zametki/Nomer15/Grajfer1.php - to PDF file

Комментарии:

Националкосмополит
- at 2009-09-11 03:52:14 EDT
"и будет ли нам дано Третий выстроить, покуда намериваемся сделать его копией Второго?"

У меня есть проект Храма Новой Субботы – Религии Четырех Книг, который с любого ракурса выглядит, как пересечение небесно – синего и пурпурно-красного равнобедренных треугольников, символизирующих бисущностный магенндавид,
Вопрос поставлен правильно, ибо Первый и Второй Храмы антагонистичны и даже альтернативны.

Мой храм летает по воздуху,символезируя кавчег завета - Храм в Пути и кочевность еврея, ставшую со временем Фаустовской транскультуральностью.

«Еврейская традиция продолжает эту линию, утверждая, что т.н. «Устная Тора», т.е., развитие в последующей истории, была дана вместе с письменной на Синае, что все последующие комментарии и галахические постановления уже содержались в письменной в скрытом виде.»

Более того, эта традиция ставит Галаху выше Торы Письменной и в случае альтернативности закона решает по Галахе, а не по Торе.

Это напоминает ситуацию, когда все знают, что операционный закон вопиюще противоречит Конституции, но его все равно не меняет правящая клика.

Опостылевшее статус-кво между сионистами – Танаховцами и Талмудистами приводит в Израиле к полному абсурду власти.

«Владимир Соловьев определял религиозную ересь как «часть, возомнившую себя целым».»

Сильно сказано! Тогда получается, что все, кроме четырех святых книг четырех мировых религий – ересь.

«Машиах придет, когда абсолютно все евреи правильно проведут субботу!»

Мошиах придет, когда будет всеобщий «Шабат Шалом» - соблюдение Полноной Субботы Торы Письменной.

"Два примера такой удачи памятны нам с того самого момента на переломе не нашей и нашей эры: иудаизм ТАНАХа сменяется иудаизмом Талмуда, а христианство приходит на смену «лоскутному одеялу» Римской империи."

Автор косвенно признает антагонизм Талмуда и Нового Завета Танаху.
Я и начинаю с Новой Религии совмещения без смешения практик Танахистов, Христиан, Мусульман и Буддистов каждым человеком мира,

Талмудисты же остаются за скобками Религии Четырех Святых Книг.

Все, кто считает любую другую книгу более или равновеликими этим Четырем Книгам не могут войти в это религиозное сообщество.
Четыре эти книги и есть общий культурно-религиозный код человечества.
Так сложилось исторически за последние 1400 лет крови и слез.

"С распадом сообщества в нем, как черви на трупе, заводится множество разнообразных сект. Христианство было лишь одной из многих, и вероятно, более углубленное исследование могло бы обнаружить причину, почему верх одержали, в конце концов, именно они"

Потому, что совместили в единстве неслияном Танах и Новый Завет в Библии Христианской, став посуществу бирелигиозными Танахо-Новозаветниками.

Христианскую практику совмещения святых книг без смешения пытался продолжить Муххамед добавлением третьей книги божественого ниспослания – Корана к этим двум.

А я лишь хочу завершить эту выработанную Христианами, а до них авторами двух, добавленных к Торе Письменной книг Танаха практику совмещения без смешения Святых Книг Верующего в Бога персонал-мультикультурного человечества.

Борис Дынин
- at 2009-09-10 13:11:30 EDT
ВЕК
- at 2009-09-10 13:02:41 EDT
======================================

Согласен! С добавлением, что готов осуждать тех, кто разрушает диалог и тем самым обрекает нас на "всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе"

И спасибо Элле, побудившей нас на разговор.
ВЕК
- at 2009-09-10 13:02:41 EDT
Борис Дынин
- at 2009-09-10 10:16:25 EDT

Согласитесь, было бы странным, если бы религии и их взаимоотношения оставались неизменными и не претерпевали эволюции. Вне диалога старого и нового она невозможна. Но экстремизм с любой - старого или нового - стороны убивает диалог и рискует изуродовать эволюцию до состояния революций и контрреволюций. Осуждать же кого бы то ни было и не думал: "всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе".
Борис Дынин
- at 2009-09-10 10:16:25 EDT
ВЕК
- at 2009-09-10 01:29:46 EDT
=================================

Уважаемый ВЕК!
Сначала из новостей (не свежих, но и не очень старых):

«Архиепископ Кентерберийский пригласил Главного Раввина сэра Джонатана Сакса выступить на The Lambeth Conference (конференции англиканских епископов, созывающейся один раз в десять лет) 28 июля 2008 г. Рабби Сакс был встречен бурной овацией епископов и его ответы на их вопросы постоянно вызывали длительные аплодисменты».

Межконфессиональные связи и мероприятия, поддерживаемые религиозными институтами в демократических странах стали обыкновенным явлением. Здесь не место анализировать их истоки, тенденции и мотивы. В конце концов, перефразируя Бориса Марковича, можно сказать, что «в поганой политкорректности есть и справедливость». Но здесь дело не только в политкорректности, но в изменении религиозной ситуации в современном мире и в изменении теологической атмосферы в религиозных институтах демократических стран. Конечно, эти институты балансируют между верностью своим учениям/традициям и открытостью в диалогах с другими институтами. Я хочу только подчеркнуть, что религия и ее институты имеют историю. Это банально, но конкретные воплощения этой банальности должны побуждать нас быть острожными в оценках роли институтов в религии. Надо учитывать, что они рождают тенденцию превращения религии в магизм (по слову Эллы), но без них религия превращается в суеверие, и разговоры о Боге становятся подобными разговорам любителей кино, каждый их которых специалист в этом «важнейшем для нас искусств». Вот и балансирование, пророки, кризисы, реформы.

Критика институтов в религии (да и во всех других сферах) стала общим местом. Но поэтому «определенная скромность в этих вопросах чрезвычайно необходима”, как говаривал другой сэр - Исайя Берлин.
(Я не упрекаю Вас в нескромности, Боже упаси : ))

ВЕК
- at 2009-09-10 02:29:30 EDT
Элла ВЕКу
- Thursday, September 10, 2009 at 02:20:24 (EDT)

Взаимодополняющие - хорошо звучит, если не транскрибируется как "взаимоуничтожающие"

Иной раз - таки да, транскрибируется. Но бороться с этим можно только в каждом конкретном случае... если вообще имеет смысл. Потому что сообщества, как и люди, смертны, и некоторым приходит срок быть уничтоженными. В таких случаях они об этом, как правило, и сами догадываются. Но это уже тема другая.
+++
Согласен - другая. Как говорил Плеханов, трудно установить момент, с которого человека следует считать лысым. И тем не менее, есть граница, за которой признание неизбежности превращается в оправдание чего угодно (в этом смыле поразительно выступление Б. Шоу, приводимое в фильме "Советская история", по существу, обосновывающее фашизм за исключением "окончательного решения еврейского вопроса".
ВЕК
- at 2009-09-10 02:05:07 EDT
Элла ВЕКу
- Thursday, September 10, 2009 at 00:50:47 (EDT)

Мне кажется, что Ваше понимание религии исходит из личности как базового понятия, и в этом - вся проблема. Работающая модель не выстраивается, потому что для реальной религии исходный момент - коллектив, сообщество,
Совершенно согласен: религиозные институты суть инструменты регулирования общественной жизни
и "связь" подразумевается прежде всего между составляющими его людьми. Психологически идет она через сверхъестественное, но объединяет (не позабудем!) не все человечество, а только "своих". Отсюда и как бы противоречия, которые Вы отметили.
А вот тут замечу, что re-ligio - восстановление утраченной связи с Творцом, а то, о чём Вы говорите, это (итал. fascismo, от итал. fascio — пучок, связка, объединение) — идеология, политическое движение и социальная практика

Религии не призваны все человечество связать воедино (хотя нередко претендуют на это), а наоборот - поделить его на разнообразные и нередко конкурирующие, но в конечном итоге взаимодополняющие в истории сообщества.
Взаимодополняющие - хорошо звучит, если не транскрибируется как "взаимоуничтожающие"
ВЕК
- at 2009-09-10 01:29:46 EDT
Борис Дынин
- at 2009-09-10 00:44:13 EDT

Уважаемый Борис!

Согласен - есть такие люди. В православии - навскидку - А. Сурожский, А. Мень. И в любой другой религии. Честно говоря, я думаю, что как раз они ближе к сути Веры (re-ligio). Но когда речь идёт об институтах религии, к их сути ближе Чаплин (в других религиях - свои имена). Это так уже в силу свойств любой системы (скажем мы "закономерного парадокса" или "парадоксальной закономерности", не суть важно): система = организм с его корневыми, ядерными свойствами самосохранения и экспансии. Она работает на обеспечение реализации этих свойств, при необходимости жертвуя элементами (птичья стая забьёт угрожающую её жизни больную птицу и т.д.). Беглый комментарий - не выверенный текст, что-то вскользь. что-то требует более точных формулировок и проч., всё это так. Но в общем я говорю о неких фундаментальных (единых и борющихся) противоположностей эелемента и системы, индивида и группы, человека для системы и системы для человека, единственного/ единого Бога и национальных, географических, своих и иностранных богов. И не в чьё-либо осуждение говорю, а лишь заглядывая в очень сложные пространства отношений, где каждому из нас приходится - и никуда от этого не деться - искать и выбирать своё место. И отвечать за свой выбор, но не перед выбирающими иначе, а перед собой и Богом. Система/община может отлучить "белую ворону", но не посягать на его/её здоровье, жизнь и человеческое достоинство - это мне представляется нормальным для человеческих сообществ. Остаётся вместе с Бабелем удивляться не тогда, когда люди живут по-идиотски, а когда они живут по-человечески.
Элла ВЕКу
- at 2009-09-10 00:50:46 EDT
Мне кажется, что Ваше понимание религии исходит из личности как базового понятия, и в этом - вся проблема. Работающая модель не выстраивается, потому что для реальной религии исходный момент - коллектив, сообщество, и "связь" подразумевается прежде всего между составляющими его людьми. Психологически идет она через сверхъестественное, но объединяет (не позабудем!) не все человечество, а только "своих". Отсюда и как бы противоречия, которые Вы отметили.

Религии не призваны все человечество связать воедино (хотя нередко претендуют на это), а наоборот - поделить его на разнообразные и нередко конкурирующие, но в конечном итоге взаимодополняющие в истории сообщества.
Борис Дынин
- at 2009-09-10 00:44:13 EDT
Уважаемый ВЕК!

Много правды в Вашем отклике на публикацию Эллы. И в высокой оценке ее, и в осуждении "свято-верующих", присваивающих себе право осуждать других верующих (уж не говоря о неверующих)подобно Всеволоду Чаплину на основе того, что они то знают, "какой Он есть".

Но Ваши слова "Несмотря на слова о непостижимости Бога, все мировые религии ведут себя так же." несколько абстрактны. В каждой религии, в одной чаще, а другой реже, и по основам, и по историческим обстоятельствам, найдутся (и в христианстве) те, кто осудит Чаплина. Всегда можно будет сказать, что именно он выражает истинный дух всякой религии. Думаю, что такое обобщение не будет принято многими верующими, и не нам следовать за Чаплиным в осуждении ими "греха" Чаплиных.

Как я заметил в своем отклике на публикацию Эллы, она представляет собой не выражение специфической веры, а рефлексию над общей природой веры. Элла сказала: "Выживание живым обеспечить не может мертвая инструкция – только живой Бог живых. Такова истина религии. , и сказала она это, находя, что истина религии все-таки реализуется,когда не подчиняется магизму. Элла конкретизировала свое утверждение: "Антимагизм Торы провозглашает незаменимость Бога именно тогда, когда даже самым умным и правильным инструкциям приходит конец. Не перст указующий, а рука, протянутая навстречу твоей руке, лихорадочно нашаривающей в темноте опору". С этой конкретизацией можно соглашаться или нет, но важно переводить разговор на конкретный уровень.

В этом ключе позволю себе порекомендовать, как обычно:), Дж. Сакса, "Достоинство различия". (Название книги уже говорит о многом). Неверующие доброжелатели объявляли его идеалистом. Слышна была и критика со стороны ортодоксальных раввинов, но он сам тоже ортодоксальный раввин. Книга подкреплена (отдельно) специальной демонстрацией ее верности Устной Торе.
ВЕК
- at 2009-09-09 23:24:05 EDT
Ещё несколько раз вернулся к статье, очень здорово разворачивающей то, что в "Homo Fabulus" затронуто разве что по касательной.
А читая, подумал о том, какое место занимает религия в человеке и человек в религии. В человеке это прежде re-ligio - восстановление утраченной связи с Творцом (в который раз повторюсь - как бы мы его ни называли и ни представляли).
Но религия как объединение/организация/институт, действующий во имя спасения души, с жизнью отдельного человека не слишком церемонится. Все мировые религии так или иначе, в тех выражениях и сюжетах или в иных сходятся в том, что без обиняков выразил заместитель руководителя Отдела внешних церковных сношений Московского патриархата Всеволод Чаплин в дискуссии с Леонидом Гозманом:
Всеволод Чаплин: "...По-вашему, самое ужасное, что может произойти - уничтожение людей. Я согласен, это плохо, но для меня есть вещи, которые более важны, чем уничтожение того или иного количества людей, или даже жизни всего человечества."
Леонид Гозман: "Что же это?"
Всеволод Чаплин: "Святыни и вера. Жизнь человечества менее важна для меня. И я имею право попытаться убедить общество жить по этому закону."
www.izbrannoe.ru/duel/3202.html
И вот тут меня колдобит. Не только потому, что бедное моё воображение не представляет себе святынь и веры в отсутствие принесенного им в жертву человечества. А и потому что отношусь с полным уважением к человеку, распоряжающемуся своей, собственной жизнью в соответствии с его религиозными убеждениями, но в отношении к чужой, другого человека жизни мне А. Швейцер с его благоговением перед жизнью, каким бы романтично-наивным они ни казалось, ближе всех религий.
И, возвращаясь к Homo Fabulus, в этой же беседе Чаплин, говоря о диалоге православия с протестантизмом, говорит, что протестанты видят Бога не таким, "какой Он есть". Заметьте: не "не таким, каким видим Его мы", а "не таким, какой Он есть". И, несмотря на слова о непостижимости Бога, все мировые религии ведут себя так же. Оказывается, эти ребята постигли Непостижимого! Не то ли это, за что Адам с Евой и были изгнаны из Эдема? И не странно ли, что этот первородный грех, к искуплению - к re-ligio - которого как раз религии, казалось бы, и вести, многими тысячелетиями остаётся основой отношений религий между собой?

ВЕК
- at 2009-09-08 00:33:32 EDT
Элла, может быть, Вам покажется интересным это -
- http://wolf-kitses.livejournal.com/182273.html
Речь здесь о корреляциях, кои, как известно, не индикатор причинно-следственных отношений, но всё же ... и в обсуждении интересные комменты есть.
А за статью - спасибо.
Элла Игреку
- at 2009-09-07 14:39:25 EDT
И очень даже связано!

Я думаю, что демократия - это форма государства, а условия для творчества определяются структурой общества. Это вещи, конечно, взаимосвязанные, но не одно и то же.

Например, на первом этапе тоталитаризма (возьмите хоть русские двадцатые годы) творческие личности бывают очень даже востребованы. Их, правда, интенсивно отстреливают уже на втором этапе.

Ну вот, и при демократии внутреннее состояние общества бывает очень разное.И очень многое об этом состоянии можно понять по степени и характеру религиозности. Это, коненоч, не причина, как температура не причина болезни, но градусник - вещь полезная.
Элла Тененбауму
- at 2009-09-07 14:09:20 EDT
Во-первых, для меня это очень даже важно. Понимаете, я же не мистический опыт пропагандирую (я вообще-то не любитель стриптиза), я пытаюсь понять функцию религии в истории и обществе. Так вот, сдается мне, что безрелигиозное общество для творческой личности куда менее благоприятно, чем принято думать.

И уж, во всяком случае, согласитесь, Черчилль действительно ярко выраженная творческая личность, но не один же он на свете такой.
Б.Тененбаум-Элле :)
- at 2009-09-07 13:55:51 EDT
-
- творческая личность. Открывает новые пути, авторитетов не уважает, дисциплину переносит с трудом, в общежитии и сотрудничестве – тот еще подарочек. Но это – в стабильной повседневности.

Зато в ситуации кризиса он незаменим. Он и вождь, что "знает, как надо" и перепуганное стадо превращает в боеспособное войско, он и поэт, создающий в сообществе нужную атмосферу сплоченности и доверия друг к другу, он и технократ, кующий оружие ...
-
Понятно, что это - "деталь монумента", малая часть и не слишком для вас важная часть статьи - но вы нарисовали быстрый, но замечательно точный портрет Уинстона Черчилля :)
Нео
- at 2009-09-07 09:00:50 EDT
Элла
- Monday, September 07, 2009 at 08:34:49 (EDT)
Здоровый образованный богатый человек на порядки самодостаточней-независимей-уверенней больного неграмотного нищего человека - тут ясно, кто чаще обращается за помощью к Создателю и к сильным мира сего.

А как насчет Фауста? И здоров, и богат, и образован, и даже Елену, в конце концов, заимел... Самодостаточен ли он?
Отклик на статью : Элла Грайфер. Две статьи о вере
?????????????????????????
Официальная наука отвечает однозначно - да, относительно самодостаточен на очень высоком уровне, но не на абсолютно высоком, недостижимом - это идеализация. Фауст в одной части своей жизни был практически абсолютно самодостаточен.

Имеется очень много ступеней самодостаточности, но самая высшая абсолютная - идеализация.

Император - земной бог - предел земной самодостаточности очень высокого уровня.

Пока у человека нет проблем и все прекрасно, он находится в состоянии "абсолютной" самодостаточности - и если ему повезет, то так и вся жизнь его пройдет - самодостаточно, безпроблемно, без обращений за помощью.... Это все реализуется у всех людей пока частично, но конкретно и явно - у кого в большей мере, у кого в меньшей мере...и этот практический прочный факт невозможно отменить никакими теоретическими умозрительными построениями.

Теоретики и практики давно и прочно установили - человек есть смесь и Того и Другого - ответ на многие вопросы и на этот.

Элла
- at 2009-09-07 08:34:48 EDT
Здоровый образованный богатый человек на порядки самодостаточней-независимей-уверенней больного неграмотного нищего человека - тут ясно, кто чаще обращается за помощью к Создателю и к сильным мира сего.

А как насчет Фауста? И здоров, и богат, и образован, и даже Елену, в конце концов, заимел... Самодостаточен ли он?
Нео
- at 2009-09-07 08:21:57 EDT
Нео
- Monday, September 07, 2009 at 07:56:57 (EDT)
Элла
- Monday, September 07, 2009 at 07:06:32 (EDT)
............Дело в том, что я самодостаточного человека не только что ни разу в жизни не встречала, но и идеальным он мне не кажется. Конечно, по каждому пустяку нечего нюни распускать, но все-таки человек - животное общественное.
Отклик на статью : Элла Грайфер. Две статьи о вере.....
???????????????????????
Все солидные науки систематически используют чрезвычайно полезные идеализации - объекты, которых нет в природе, но которые являются и теоретически и практически очень полезными. Без них наука пока не может существовать. Самодостаточный человек - идеализация из этого ряда.

Все познается в сравнении.
Здоровый образованный богатый человек на порядки самодостаточней-независимей-уверенней больного неграмотного нищего человека - тут ясно, кто чаще обращается за помощью к Создателю и к сильным мира сего.

Даже "простой мужик" перекрещивается только тогда когда "гром" гремит - это очень высокий уровен самодостаточности, а если этот мужик будет от "грома" надежно защищен, то он не перекрестится и при наличии этого "грома".

В вашей теме очень интересны именно научные первоистоки.

Элла
- at 2009-09-07 07:06:32 EDT
абсолютно самодостаточный идеальный человек все делает сам и не нуждается в помощи, в процессе совершенствования человек приближается к этому состоянию, в любом человеке эта самодостаточность заложена от рождения и реализована в очень высокой степени. Пример из статьи - пока гром не грянет, мужик не перекрестится - т.е. только в крайнем случае нормальный человек беспокоит Создателя своей слабостью и просьбой о помощи.

Дело в том, что я самодостаточного человека не только что ни разу в жизни не встречала, но и идеальным он мне не кажется. Конечно, по каждому пустяку нечего нюни распускать, но все-таки человек - животное общественное.
Б.Тененбаум
- at 2009-09-07 06:46:31 EDT
Статью можно оценивать по критерию "что" - и тут мне сказать нечего - не имею ни опыта, ни интереса, ни понимания. А можно оценивать по критерию "как" - и тут я преисполнен самого искреннего восхищения: как здорово это написано, с каким замечательным чувством языка, стиля, и "литературы". Не знаю, нужно ли автору мнение человека, заведомо постороннего к интересу ее исследования, но от чтения этот "незаинтерсовaный в предмете читатель" получил истинное удовольствие :)
Нео
- at 2009-09-07 06:12:35 EDT
Очень талантливая статья на очень актуальную тему.

Важные неучтенные детали - полезно различать две разные составляющие атеизма и веры - условную политическую и постоянную обьективную составляющую.

Атеизм имеет две составляющие - политический воинственный теоретический атеизм и естественный практический условный атеизм. Первый может изменяться и исчезать совсем, второй вечен - абсолютно самодостаточный идеальный человек все делает сам и не нуждается в помощи, в процессе совершенствования человек приближается к этому состоянию, в любом человеке эта самодостаточность заложена от рождения и реализована в очень высокой степени. Пример из статьи - пока гром не грянет, мужик не перекрестится - т.е. только в крайнем случае нормальный человек беспокоит Создателя своей слабостью и просьбой о помощи.

Религия имеет две аналогичные составляющие - политическую временную, разную у разных конфликтующих религий и постоянную единую вечную веру (подсознательно или явно) в Создателя.

Любой человек - синтез неполитических, постоянных, реальных - атеизма и веры. Эти компоненты находятся в гармоничном реальном содружестве, в разных пропорциях у разных людей. Конфликт атеизм-вера искусственно создан политиками и существует только в политическом плане.
Борис Дынин
- at 2009-09-06 22:26:05 EDT
У кого что болит, тот о том и... читает. Так что при второй возможности (после прочтения рассказа "Буханка хлеба")открыл я "Две статьи о вере". Это не "статьи", а интеллектуальная поэма - текст, отмеченный изяществом мысли и логикой. С логикой можно спорить (в противовес расхожему мнению), но с ощущение изящества мысли означает, что она вызвала у тебя положительный отклик, который не хочется заглушать анализом отдельных слов и предложений. Если отвечать, то раскрытием своего понимания проблемы (может, соберусь)

Подчеркну, что в общем я согласен с Эллой, учитывая что ее поэма есть не выражение веры, а рефлексия над ней. Но я думаю, что у атеистов могут найтись серьезные контр-аргументы против характеристики атеизма, данной Эллой. Интересно, услышим ли мы их.

Но на один тезис я обращу здесь внимание:
"Религиозная вера есть вера, прежде всего, не в факт, а в то значение, которое этот факт для меня имеет, влияет ли он на мое поведение, выбор, принятие решений. И влияет, прошу заметить, не случайным образом, а соответственно пониманию, принятому общиной верующих. Насколько мне известно, ни один христианин не пришел еще к выводу, что цель его жизни – женщин без мужского участия рожать научить. Не тот иудей, кто верит, что на Синае даны были заповеди, а тот, кто на этом основании считает необходимым их соблюдать, да не просто так, а в том именно виде, в каком соблюдаются они ныне другими иудеями".

Здесь мне видится рефлексия над верой с заданной целью снять противоречие между современным здравым смыслом, идолизирующим науку, и верой в Бога Авраама, Исаака, Иакова, а также изобретение против атеизма. Все таки верующий в Христа, верит и в факт непорочного зачатия, а в его значения для торжества искупительной жертвы "непорочного". Даже если завтра благодаря науки женщина сумеет рожать без помощи мужчины (о чем уже поговаривают - тогда и решатся проблемы феминизма и гомосексуализма :)), верующие будут верить в "чудесный факт", а не только в его "чудесное значение". То же и с евреями. Трудно представить себе верность Синаю и соблюдение Завета (со всеми его интерпретациями,если верующий еврей не будет верить в факт дачи Завета на горе Синай, в факт откровения. Я знаю, что Вы можете мне указать на Реформ, но позволю себе не останавливаться на нем здесь.

Прочитал, "боль" не ушла, но облегчение наступило :)))