Mezhiricky1

Высекание искр на Дальнем Востоке не прошло бесследно. Ободренные японцы решили пощупать39 северные подступы к СССР в другом месте.

Конный генерал Жуков – Сталину о Халхин-Голе:

"Если бы в моем распоряжении не было двух танковых и трех мотоброневых бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю японскую армию. Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооруженных сил бронетанковые и механизированные войска".

Производственная практика учит правилу, которое не подводит: что не делается быстро, не делается никогда. Если в мирное время это звучит радикально, то в войну приобретает форму императива: окружать и громить медленно невозможно.

Операцию Жуков проводил жестко. А оправдывать жесткость (и жестокость!) во время, когда маршал писал мемуары, после зверской чистки и ожесточенной войны, было бы неумно: страна болела разоблачениями и кипела негодованием. Но ведь нонсенс, если командира судят за то, что он жертвует батальоном, чтобы спасти полк. Кутузова за Шенграбенское дело не судили. Его славили. Иногда приходится ставить заслон, чтобы измотать противника и затем свежими резервами его, измотанного, разгромить. Как будут при этом выглядеть подставленные, можно, конечно, представить…

Вот жуковская жестокость под Халхин-Голом в пересказе генерала Григоренко:

Жуков назначал командиров в части и подразделения, и они должны были добраться туда без провожатого до наступления рассвета. Добравшийся вступал в командование и шел в бой. Не добравшийся шел под трибунал.

Голая степь, спросить не у кого, никто и не знает, операция готовится в тайне, указателей на дорогах нет, да и дорог нет: степь! Едет такой, согласия у него не спрашивали, когда назначали. Может, он и не рвался, а подошел по рекомендации начальства или по бравому виду, попался новому командующему на глаза, вот и назначили. К утру быть в части. А он заблудился, попал в другую. За это под трибунал?

Но на войне, как на войне. Жуков не мудрствовал: "Назвался груздем – полезай в кузов". Производишь впечатление – значит, хочешь произвести. Сам он не только выглядел браво, он бравости этой соответствовал. Не соответствуешь – стало быть, обманываешь выправкой. Вояка и ночью найдет направление, как всегда находил его Жуков. А не нашел – какой ты командир? Ты и в бою поведешь войска не в ту сторону. (Во время Великой Отечественной это так часто случалось и так трагично оборачивалось!..)

Жуковский метод назначения командиров был скрытым конкурсом на командные должности. Сурово? А не сурово по отношению к солдатам назначать командирами лизоблюдов, не умеющих, но желающих командовать?

Нелепо идеализировать Жукова. Еще нелепее изображать его примитивом. В замкнутости своей он был изрядно сложен. Гуманистом он, конечно, не был. Он полководцем был. Притом в стране, где тысячи отборных командиров были в мирное время уничтожены без вины потому, что умны были. Ему ли, сыну той эпохи, с его (все же!) кругозором, церемониться с разгильдяями и неумехами во время военное? Война! Он – воевал. К тому же понял: настало время, когда вопрос цены не ставится. Ставится лишь вопрос выполнения. А с 22 июня 1941 года и способа иного не стало, как сбивать график наступающего вермахта любыми мерами. Поскольку с планами маневрирования, связанными с временной хотя бы потерей территории, к вождю не подступиться было, считаться с потерями или даже считать потери стало и вовсе нелепо.

Халхин-Гол – синоним понятия "военное искусство". А искусство не совсем то, что мастерство.

Халхин-Гол был вдохновенной операцией от начала до конца – от момента, когда Жуков прибыл в Тамцак-Булак* и не без едкости осведомился у командира 57-го Особого корпуса Фекленко (в меру способностей воевал в Великой Отечественной), считает ли тот, что можно управлять войсками за 120 километров от поля боя, и до доклада вождю о завершении операции. В докладе упор сделал на трудностях снабжения на тысячекилометровом кругообороте машин с колоссальным расходом бензина, который также надо было доставлять из СССР40.

В этом месте мемуаров поминает Жуков командарма Штерна, командующего созданным для операции Забайкальским фронтом, своего начальника. Упоминание стоит того, чтобы привести его целиком: "В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный Совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом. Большую неприятность (так в тексте. – П.М.) причиняли нам комары, которых на Халхин-Голе великое множество. По вечерам они буквально заедали нас. Японцы спасались специальными накомарниками. Мы их не имели и изготовили с большим запозданием".

Так-то. В одном абзаце и об участии Штерна в операции, и о комарах. Соизмеримые, так сказать, факторы.

При всем уважении к маршалу позволю заметить, что это место "Воспоминаний" карикатурно далеко от истины. Комары и впрямь заедали, но командарм Штерн, хоть и заедаемый комарами, руководил не только шоферами, но и авиацией и, в конечном счете, всей фронтовой группой Жукова.

Полковник Никитин, читавший нам в институте курс "Автомобильные перевозки", с восторгом пересказывал детали, ныне, вероятно, забытые. Прибыв на место, Жуков первым делом велел ночами забивать колья, создавая у противника впечатление, что переходит к обороне. (Искусство войны…) Отправил радио-депешу, которую японцы, конечно, перехватили: "Шлите валенки, рукавицы, полушубки". И – ударил.

Да. Но ударил-то после того, как замысел операции представлен был командующему (Г.М.Штерну), рассмотрен и одобрен. Подобную операцию за год до Халхин-Гола Штерн разрабатывал и проводил на оз. Хасан в качестве начальника штаба ОКДВА. О его вкладе в замысел Халхин-Гола Жуков мог поведать. Он этого не сделал. Симонову буркнул об эпизоде сражения: потери смутили Штерна, он заколебался, но предоставил Жукову действовать по-своему. (Наверное, тоже понял, что потери теперь не принимаются во внимание, если маячит победа…) И все. Комары, вишь, докучали. И бензину не хватало, ну, Штерн помог...

Ожесточение боев на Халхин-Голе не уступало боям Великой Отечественной, но отношение к пленным было еще иным. Наилучшее описание боев, образное и краткое, оставлено свидетелем событий, Константином Симоновым:

"Земли и бревен взорванные глыбы; кто не был мертв, тот был у нас в плену". ("Кукла". Выделено мной. – П.М.)

"Самый храбрый не тот, кто, безводьем измученный, мимо нас за водою карабкался днем, и не тот, кто, в боях к равнодушью приученный, семь ночей продержался под нашим огнем". ("Самый храбрый")

"Там, где им приказали командиры, с пустыми карабинами в руках они лежали мертвые, в мундирах, в заморских неуклюжих башмаках... Ждя похорон, они смотрели в небо, им птицы не выклевывали глаз... Еще вчера в батальные картины художники, по памяти отцов, вписали полунощные равнины и стаи птиц над грудой мертвецов. ... Мы, люди, привыкаем ко всему, но поле боя было слишком страшным: орлы боялись подлетать к нему". ("Орлы")

"Да, нам далась победа нелегко. Да, враг был храбр. Тем больше наша слава". ("Танк")

Уже под Халхин-Голом не хватало командиров, но воевали солдаты и старшины блюхеровской выучки. Им противостояли отборные японские войска.

Доклад Жукова был докладом полководца. Этим докладом комкор представился Сталину. И Сталин принял доклад, не забыл его. Но и Жуков был потрясен Сталиным: негромким голосом, конкретностью, осведомленностью в военных вопросах (а этого Жуков не писал. См. "Воспоминания и размышления", М., 10-е изд., 1993 г., стр. 287), вниманием, с которым Сталин слушал. Но больше всего молвой о нем.

Еще бы! Сардар. А тут – солдат, на глазах которого Большой Сардар перерезал командармов, чьими операциями солдат восхищался. Еще и засадить могли солдата, и его судьба висела на волоске. Как не оробеть...

– Теперь у вас боевой опыт, – сказал Сталин. – Принимайте Киевский округ и используйте опыт в подготовке войск.

Киевский округ? Киевский особый… Якировский округ! И вручил его Сталин Жукову. Не Штерну, командовавшему Забайкальским фронтом, созданным специально для руководства операцией. Штерна просто вернули к его обязанностям начальника штаба ОКДВА.

Что ж, Штерн не мог бы делать то, что делал в 41-м Жуков. Потери его смутили бы. Но мог бы сделать то, чего так и не сумели Конев и Еременко.

Сталин принял и Штерна, которого к тому времени знал и как победителя японцев на оз. Хасан, и как главного военного советника СССР в Испании. За Халхин-Гол Штерн и Жуков были равно удостоены (следую штампу) звания Героя.

Воспоминаний Штерна о приеме у Сталина нет...

Пока еще ничего, да? Ничего, что застрелились Гамарник и Горячев, ничего, что застрелены Якир, Тухачевский, Уборевич, легендарный рейдер Примаков и учитель героев Вайнер. Найден Жуков, разбил японцев, назначен командующим КОВО. Штерн не сгинул, он на Дальнем Востоке...

Лето 1940 года мы с Г.К.Жуковым провели в Киеве: он на Печерске, на ул. Банковой, в штабе КОВО, я в дюжине кварталов от него, в крохотной коммуналке на углу Артема (Львовской) и Обсерваторной, "на западном стратегическом направлении". Июнь был солнечный и тревожный. Шло присоединение братских прибалтийских республик, шло тихо-мирно, как вдруг какой-то сделался кавардак с боярской Румынией из-за Бессарабии и Буковины. Снова пошли учебные тревоги. В домах зажигали синий свет. Редкие тогда машины скользили со щитками на фарах. Выли сирены. Этого я не переносил. Синий свет еще зимой, в финскую войну, довел меня до исступления. (Став взрослым, я узнал о магических свойствах синего света: он не меня одного доводил.) Я болел коклюшем. Мама, возвратившись пораньше с работы, увозила меня на Труханов остров дышать чистым днепровским воздухом. Так рекомендовал доктор Векслер, которому, как многим киевлянам, жить оставалось чуть больше года, до оставления города Красной Армией. Коклюш помог мне разминуться с большей частью учебных тревог. А в начале июля все успокоилось, и мы, как во все годы, выехали на дачу в Пущу-Водицу.

Но и Георгий Константинович в городе не задержался. В июне, во время воздушных тревог, он объезжал воссоединенные территории западной (теперь это можно писать с маленькой буквы) Украины. В районе Тернополя, Львова, Владимира-Волынского, Дубно проводилась командно-штабная полевая поездка со средствами связи, что в переводе со специфического военного языка на разговорный означает: штабные маневры.

"Учение показало, что во главе армий, соединений и их штабов стоят способные молодые офицеры и генералы. Правда, они нуждались в серьезной оперативно-тактической подготовке, так как лишь недавно получили повышение с менее значительных должностей". (Выделено мной. – П.М.)

Толмачить здесь, к сожалению, нечего. До начала большой войны год, а во главе армий – крепкие хлопцы, не дураки, но не командиры, коль нуждаются в оперативно-тактической подготовке, да притом в серьезной.

Впрочем, учениями дело не ограничилось. В июле создан был Южный фронт в составе трех армий(!) – для оккупации Бессарабии и Северной Буковины. Перед румынами было поставлено зверское условие: "…оставить в неприкосновенности железнодорожный транспорт, оборудование заводов, материальные запасы". (А уходить, стало быть, пешком, в уповании на подаяние…) Чтоб не позволить "кукурузникам" (такова была презрительная кличка румын) увезти в нарушение этого условия с оставляемых земель законно принадлежащее им имущество, командующий округом велел выбросить на границу, на реку Прут воздушный десант в составе двух бригад. А две танковые бригады послал в обгон румын к переправам, коих велел достичь ко времени высадки десанта. Сказано – сделано. Высадили десант на переправы точно ко времени подхода к ним танков, чем КОВО подтвердил, что не всё разучился делать, не все выученики РККА сгинули. Посему командующий военно-воздушными силами округа (нет, уже Юго-Западного фронта!) Герой Советского Союза (до войны) генерал-лейтенант Евгений Саввич Птухин 27 июня 1941 года был арестован и в разгар войны, 23 февраля 1942 года, в день Красной Армии и Военно-морского Флота, когда на фронте так не хватало пилотов, особенно Героев, особенно генералов, отправлен в полет к звездам. Зачем? А чтоб лишнего не болтал и не поведал, чьи мудрые указания привели к тому, что на рассвете 22 июня, в полчаса, люфтваффе смела всю авиацию округа.

А от танков, словно и впрямь с неба павших на паническую сумятицу уходящих в пыли на запад колымаг и кабриолетов, румыны бежали, конечно, бросив и транспорт, и оборудование фабрик и заводов. И не только это, но и армейскую технику, и два года спустя, под Сталинградом, Верховному Главнокомандованию не приходилось гадать, куда нацеливать удары.

Но надо же было заманить врага под Сталинград...

Между тем враг, пока потенциальный, как раз в это время сокрушает естественного союзника, обойдя танковыми клиньями линию Мажино – ну, совсем как сделал это Жуков под Халхин-Голом, только в грандиозных масштабах. Тут бы потенциального и долбануть с тыла!

Куда там, руки коротки. И не тем заняты. Да еще после только что завершившейся позорной финской войны...

А ведь не требовалось гигантского ума, чтобы понять, что не станет Гитлер сидеть, как зерно между жерновами, между Западом и Востоком. Так нет же, вождь растранжирил время на территориальное крохоборство вместо того, чтобы решить вопрос радикально и избавить страну от войны, которая никогда не изгладится из памяти. Вольно же рассуждать о его гении…

Но полагать, что Сталин пекся о защите своих границ – это значит толковать военные парады говорящими миру "Не тронь меня!", а не "Падите ниц!" Значит, все еще исходить из оборонительной концепции, все еще полагать, что сталинский СССР был миролюбивой державой, строящей свой социализм.

Сталина манила не оборона для построения социализма в своей стране. Он одолеваем был иными замыслами. За объяснением их я при первом издании книги отсылал читателя к ставшему тогда модным Резуну-Суворову. Это было ошибкой. Следовало угадать направление этого автора. После выхода в свет его книжонки "Очищение" (так г-н Резун оценивает чистку) своему читателю я по мере сил объясню все сам – едва дело дойдет до секретных приложений к русско-германскому пакту.

Но мы пока в 1940 году. Приложения действуют вовсю, но мы о них не знаем. И Жукову при написании мемуаров обмолвиться о приложениях было ни-ни. Страна отвергала их, а мы, ее граждане, негодовали по поводу клеветнических измышлений Запада. Польша сговаривалась с Германией против СССР – это мы заучили и твердили в ответ на упреки.

Почему? Мы тем самым взваливали ответственность и на себя. Агрессивность сталинскую превращали в советскую. Так не было. Или было? Желали мы захватов? Подсознательно? Сознательно? Новых советских республик? Кто ответит честно на эти вопросы? Дети. Мы в своем детском саду № 31 гор. Киева, что на ул. Воровского, ликовали по поводу воссоединения братских народов и, думаю, возликовали бы еще больше воссоединению с пролетарским братством всех стран. Детей не судят, они впитали это из воздуха. Кого судить за воспитание столь политически зрелых детей?

Но была ли альтернатива? Как еще могли воспитывать нас после гибели лучших людей государства?

В 1939-м году моему тихому папе предложили вступить в партию. Отказаться? После того, как убили доброго Якира, который стал так популярен в Киеве всего за три года? (До этого округ звался Украинским, штаб находился в Харькове, но репутация душевного человека тянулась за Якиром оттуда.) После исчезновения лучших людей трикотажной фабрики им. Розы Люксембург, на которой отец работал много лет и знал цену и арестованным, и занявшим их место? Мог, конечно. Перестал бы спать ночами, прислушивался бы к шагам на лестнице, как другие, которым в свое время тоже предлагали вступить в партию и которые отказались. Которым не предлагали вступать. Которые вступили, но и это их не спасло. Он вступил. Предпочел отсрочку. Его не тронули. Так он и оставался пассивным членом партии до самой эмиграции в 1979 году…

Вернемся к Жукову. Да не в 1940-й, а на два года раньше, когда "... мы были готовы помочь Чехословакии. Авиация и танки находились в боевой готовности. В районах, прилегающих к западной границе СССР, сосредоточилось до 40 дивизий. Но тогдашние правящие круги Чехословакии отказались от этой помощи, предпочтя позорную капитуляцию".

Сказано громко. А звать Красную Армию в Чехословакию под предлогом защиты чехов – не капитуляция? Это при том, что "хрустальная ночь" еще не хрустела битым стеклом, да и по прочим статьям Германия числится в цивилизованных, а сталинское варварство всему миру известно, жажда экспансии тоже, чистка в разгаре, вождь своих уничтожает, что ему чужие? И ведь именно через президента Чехословакии Бенеша переданы документы, компрометирующие военных, после чего и развернулась вакханалия репрессий. Бенеш, конечно, не знал, что это папка фальшивок, что Сталин на процессе ее не представит. Возможно, эту папку гестапо для заграницы лишь и фабриковало. Одним выстрелом поразить двух зайцев: и неодолимую РККА обезглавить, и Запад осведомить. Да не просто, а через авторитетного лидера Европы. Чтоб знал, что РККА с вождем враги. А коли так, то на помощь РККА в противостоянии с Германией рассчитывать нечего. Ни Чехословакии, ни ее заступникам – Великобритании и Франции.

Большая загадка: повлияла ли (и как) чистка на оценку союзниками баланса сил перед Мюнхеном в возможном конфликте с Германией, если германскому нажиму они не уступят и на сговор за счет Чехословакии не пойдут?

Да, эффектно употребил Гитлер Сталина за фабрикацию фальшивок. Недоказуемо? Само собой напрашивается. Как и услужливая готовность гестапо что угодно сварганить, лишь бы РККА резануть. А пока ее режут, схватить Чехословакию!

Дьявольский замысел достиг цели по всему спектру. Бенеш на советские дивизии не очень рассчитывал. Еще менее его заступники: "Такой стране верить? Такой армии?" А Гитлер уже в мае 1938 после донесения Кёстринга РККА не опасался. Может, и Западу донесение это приоткрыл. Да разве атташе Англии и Франции не доносили того же, только в выражениях не столь откровенных…

"Воспоминания и размышления" опубликованы в 1969 году после вторжения в Чехословакию и попрания "Пражской весны". Трудно разобраться в них – где Жуков, а где его политправщики, они и святое и грешное мазали одним цветом.

Но это между делом. Как и то, что чехи согласились все же принять советские дивизии, но на последнем этапе помощь им уже не предлагалась. Знал об этом маршал или не знал – судить трудно. Он в конце тридцатых годов не на тех еще был должностях, чтобы знать. Уместнее всего было бы ему в мемуарах вовсе не касаться вопроса о помощи Чехословакии...

"Летом и осенью 1940 года в войсках Киевского особого военного округа шла напряженная боевая подготовка... При этом учитывался опыт действий немецко-фашистских войск, накопленный в ходе боевых действий против ряда европейских государств. Вторая мировая война была уже в разгаре".

... началась, как считают, подписанием русско-германского – так называют его во всем мире – Пакта о ненападении.

Смысл пакта ясен был и участникам его, и жертвам.

Тыл Германии казался обеспечен. Тыл СССР не вполне: на Дальнем Востоке волнение еще клокотало. Япония, известная упорством в достижении целей, преуспевала в Китае (что впоследствии и спасло Сталина от второго фронта – японского).

Англия и Франция поняли, что Польша теперь распластана перед Германией, как жертвенный телец.

СССР оставался угрозой лишь потенциально. О поединке с вермахтом Красная Армия и помыслить не могла, но для удара в спину Польше многого не требовалось. И Гитлер рассудил: захватывать всю Польшу – долго. Кампания затянется, англичане с французами возмутятся… Войны на два фронта Германии не вынести. Это было, но этого больше не будет: Франция прогнила, Англия одна не станет защищать Польшу. Жадный Сталин не сумеет противиться соблазну, он польстится на остаток Речи Посполитой и прикончит ее, избавив Германию от необходимости воевать в горах и лесах. Аграрные восточные территории пусть глотает Сталин в награду за помощь в ликвидации Польши. Ее важно разодрать прежде, чем союзники успеют проморгаться. Дальше видно будет. Пакт со Сталиным – фактор отрезвления англо-франков. Без русских ресурсов, людских и природных, они уж точно за Польшу не вступятся. На основании этих соображений Гитлера и заключен был Пакт с его секретными приложениями.

На англо-франко-советских военных переговорах в Москве в июле-августе 1939 года вопрос о пропуске советских войск через польскую территорию в случае войны с Германией стал воистину камнем преткновения. Польша к советской помощи расположена была не более Чехословакии. И это ввиду нависшей германской угрозы!

Все боялись всех41. Шла коварная игра натравливания друг на друга. Историки ищут виноватого, но искренним не был никто, все действовали в своих интересах, все желали загребать жар чужими руками. И великие державы, и лимитрофы. Все же Польша весной и даже летом этого рокового для нее года отказалась быть союзницей Германии в войне против СССР. Вариант, лакомый для Гитлера, – провести войска через Польшу к советским границам нетронутыми. Это означало бы покончить и с Польшей. Польша не пошла на капитуляцию. Не верила ни способности Гитлера сокрушить Россию, ни его верности договорам. У Польши просто не было выбора.

Италия и Япония зарились на всё в радиусе досягаемости.

Сталин готовил мировую революцию (так он именовал мировое господство), а пока плотоядно щурился на Западные Украину и Белоруссию, Прибалтику, на проливы, на Балканы, на Иран и зону Персидского залива.

Гитлер на пути к мировому господству пронумеровал союзников в качестве жертв. СССР был в числе первых, фюрер не лицемерил в "Майн кампф". И тут Франция с Англией… Из-за кого?! Из-за Польши! Гитлер при получении известия окаменел. Он подготовился к кампании в Польше, но не к мировой войне с вовлечением всего Британского содружества.

Бедный Чемберлен. Совершил одну ошибку – и той ему не простили. А Сталин обмишурился многократно, но – тиран! – остался у власти.

Полагаю, что в политическом плане Чемберлен не совершил ошибки, подписав Мюнхенское соглашение. Знаю, тезис не встретит симпатии у чехов, которых нежно люблю. И не люблю собственной оценки Мюнхена. За сговор все же пришлось платить, не сразу, зато много дороже. Но то было потом, а пока – отсрочка, которую так любят политики. Хотя бы для того, чтобы собрать силы, еще раз подумать, просто выгадать время. Время решает все проблемы…

Да и на проблему можно глядеть под иным углом.

Англия была врагом СССР идеологически. Там и подобия не было Французской компартии. В Англии царило предубеждение против коммунизма, это куда больше неприятия. Династия состояла в родстве с уничтоженным домом Романовых. И Чемберлен, естественно, был врагом коммунизма. Полно, какой здравомыслящий политик не был? Черчилль? Он в 1918-м неистовствовал пуще всех. Выбор в качестве союзника между гитлеровской Германией и сталинским СССР – мрачный выбор. Не разумнее ли дать одному монстру пожрать другого? И Чемберлен не препятствовал повороту Германии на Восток.

Не то Франция. Франция и ныне не забыла свою Революцию и все еще празднует День Бастилии. Франция ближе была с Россией. Франция, духовная родня католичке-Польше, чувствовала себя ответственной за ее судьбу. Как союзник Англии и ее форпост на континенте, Франция, давила на английскую политику своим традиционным антигерманизмом.

Чемберлен был политиком-профессионалом, но не был последователен и достаточно тверд, чтобы противостоять французским партнерам, английским патриотам и оппозиционерам. И принципам опрятности тоже. Гитлер становился омерзительнее с каждым днем. Перед всем этим Чемберлен не устоял.

Мюнхенские соглашения были мудрым шагом в интересах британской короны. Они направляли германскую экспансию на Восток. Как далеко? Если до чистки РККА Гитлер мог лишь мечтать о походе на СССР, то и после чистки не ожидалось, что из схватки с Россией Германия выйдет окрепшей. Тем временем Великобритания приготовилась бы к войне, к которой не была готова. Так было бы мудро. В отличие от Сталина, Чемберлен был хорошим стратегом. Ему бы пропускать Германию на Восток и, уступая территорию за территорией, привести рейх к советским границам. Это могло состояться в любое время, начиная с 1935 года, когда в обход Версальских соглашений Англией в одностороннем порядке был подписан Морской пакт, фактически разрешивший Германии строительство флота. Пакт вбил серьезный клин между союзниками. Могло зайти дальше. Миротворческие старания и самих немцев, и прогерманских кругов в Англии не прекратились и даже усилились, когда немецкие бомбы уже сокрушали Лондон и Ковентри. А в 1939, 22 августа, в канун заключения русско-германского соглашения, обсуждались детали тайного перелета Геринга для сверхсекретных переговоров на самых верхах английского руководства. Геринг сетовал на слабое знание английского – это, дескать, мешает ему внятно объяснить бриттам выгоды союза двух держав. Но визит готовился, да в такой тайне, что намечалось под благовидным предлогом удалить с виллы даже прислугу. Довод, что полет не состоялся из-за того, что Гитлер договорился со Сталиным и Герингу незачем стало лететь, не убеждает. Все годилось, чтобы оградить Германию от второго фронта. Если встреча назначена тайно, почему не стать тайным договору? Но фюрер понимал, с кем предстоит договариваться. Предвидел, что встреча сведется к тому, что Чемберлен станет убеждать его не трогать Польшу. А без Польши Гитлер не может выйти к советской границе. Пусть даже Англия готова к разделу сфер влияния, как и СССР. Без захвата Польши такое соглашение – звук пустой. Новый урок морали в канун соглашения со Сталиным был фюреру ни к чему. Он и так выходит на границу с Россией. Фактор времени, политики спешат…

Не прежнее ли предложение о разделе сфер влияния воплощал Гесс отчаянным броском в Англию в канун "Барбароссы"? Польша была уже стерта с карты, этого препятствия не существовало… Архивы Великобритании откроются, когда никого из нас, современников событий, не будет на свете. Жаль. Полезно знать меру цинизма, с каким нас покупают-продают.

Последовательность человеческой деятельности в целом и каждого лица в частности не может не вызвать скептицизма. Иные самоубийцы последний день жизни начинают утренней гимнастикой и приемом лекарств. Но и при таких абсурдных сочетаниях можно выделить движущие мотивы – если доступна вся информация по вопросу. Она недоступна, и историки не возьмут в толк, что происходило в британском правительстве в роковые и счастливые, как оказалось, для человечества дни конца августа 1939 года.

В последний миг что-то заело. Полагают, что в эти решающие дни правительство "… потеряло контроль над событиями"*. Фраза красива и загадочна. Отвращение к фюреру пересилило неприязнь к вождю? Франция увлекла Англию? Америка повлияла на Англию неприятием гитлеризма? Англия встревожилась советско-германским блоком, перспективой его консолидации? Для Интеллиджент Сервис не было секретом местоположение заводов, где в двадцатые годы ковалось оружие, коим Германия теперь бряцает…

Не исключено, что в идеологическом тумане тридцатых политики Запада перестали понимать – кто с кем и против кого. Им могло казаться, что Германия и СССР ввиду подобия режимов могут ладить, и, значит, заключенное в Москве соглашение знаменует создание суперальянса – нового и жуткого геополитического фактора. Разодрав Польшу, Гитлер и Сталин двинутся на юг, в Иран, Индию, Индокитай! Навстречу Японии! Вместе эти монстры станут владыками земного шара! А Интернационал? СССР заготовил рабочие правительства для всех европейских стран. Вовлечение в политику международного пролетариата делает прогнозирование хода событий неопределимой задачей: пятая колонна! У всех в памяти было выступление Народного фронта во Франции в 1936. А Испания? Интербригады и советские военные советники с вооружением в придачу?..

А Гитлер… Да, он вытравил коммунизм в Германии и закрыл для него путь в Западную Европу… Но его захваты?!

Не исключено, что Чемберлену попросту не хватило времени. Он явно хотел бы развязаться с обязательствами Польше. Не успел. Может статься, имя его будет поминаться не как имя того, кто пошел на Мюнхен, но того, кто не пошел дальше.

Гитлер полагал обеспечение тыла равноценным с любой стороны. Он охотнее сблизился бы с англосаксами, принял бы их в арийскую семью, перед англосаксонскими генами он благоговел. Но генетика генетикой, а политика политикой, и он зондировал Восток. Никто не стремился сотрудничать с нацизмом, как и с коммунизмом. Какое из зол меньше?

Пока Чемберлен танцевал свои па в надежде умерить аппетиты Гитлера, Сталин сказал "Да!", что и привело мир к высочайшей странице в истории человечества – к выступлению англо-французской коалиции в защиту Польши без малейших для коалиции выгод, из принципа, притом в состоянии полной неготовности к войне42.

Дойди Гитлер до советских границ вне состояния войны с Западом, он двинулся бы дальше, на Восток. Чтобы заявить это, и сбирался Геринг на переговоры с британцами: "Мы идем до Урала, не далее, не в Индию!" Какая удача для Сталина, что не полетел! Сталин знал, что союзники Польши намерены придерживаться обязательств. Этим показаниям разведки ему выгодно было верить, и им он верил. И был на волосок от просчета. "Надул Гитлера!" – ликовал он по подписании Пакта. Полагал, что выиграл время для подготовки вторжения в Европу. Но выиграл-то менее двух лет, а потерял более четырех…

И Гитлер блаженствовал. Он боялся союза Англии и Франции с Польшей и СССР, тут-то ему и вовсе не было бы ходу. А Геринг, готовый лететь на переговоры в Англию, сплясал на столе танец восторга по поводу соглашения со Сталиным.

Все еще идут дебаты: кто кого надул – Сталин Гитлера или Гитлер Сталина. Над десятками миллионов военных жертв сводится этот непристойный баланс. Писатели-историки до сих пор твердят, что "Германия проявила волю к возврату в число великих народов" или что "СССР показал всем, что не намерен быть "объектом" в чужих комбинациях и в состоянии отстаивать свои интересы". Это слова-пустышки. Так еще можно говорить об Англии или Америке. Но в таком аспекте речь не смеет идти о Германии или о СССР – лишь о Гитлере и Сталине. Они обманули свои народы, эти миллионы натравленных ими друг на друга, умерщвленных и искалеченных физически и духовно. Лето 1941 года ознаменовано рекордным числом самоубийств среди солдат победоносного вермахта, вовлеченных в ликвидацию детей и старух на оккупированной территории. С советской стороны в ответ возникла ненависть, неописуемая словами и вредящая сознанию. Война вообще худое время для человечности, но та война такое вызвала постыдное озверение, воспоминание о котором и теперь, десятилетия спустя, вызывает болезненную реакцию.

1 сентября 1939 года Германия вторглась в Польшу. Эту дату принято считать началом Второй мировой войны. Это не так. И тогда Европа могла спать спокойно, если бы Чемберлен был бестрепетен и заявил: "Пусть раздерут Польшу! Нам нет до этого дела! Пусть упрутся лбами! Пусть два демона уничтожат друг друга! Мы выступим в конце!"

Но западные демократии просчитались. Не поверили, что демоны несовместимы, что упрутся лбами.

3 сентября Англия и Франция объявили Германии войну – великий в истории человечества шаг. Вторая мировая война началась. Притом без военных действий на Западном театре. И Чемберлен заработал репутацию простака. Англичане, конечно, не простаки и никогда ими не были. Но рефлектирующими интеллигентами бывали. Милая черта. Когда думаешь, как сложилась бы история, будь они пожиже в принципах, озноб пробирает.

Жуков цитирует показания начальника штаба оперативного руководства вермахта генерала Йодля:

"Если мы еще в 1939 году не потерпели поражения, то потому, что примерно 110 французских и английских дивизий, стоявших во время войны с Польшей на Западе против 23 германских дивизий, оставались совершенно бездеятельными".

Конечно, бездеятельными, потому что к войне против отмобилизованной Германии ни Франция, ни Англия готовы не были. Даже планов не имели, уж не говоря о боеспособности этих ста десяти дивизий. Это им-то с бухты-барахты наступать на вымуштрованный вермахт?

Но год спустя ситуация повторилась. Скажем стилем Йодля: "Если мы не потерпели поражения во время кампании в Европе в 1940 году, то лишь потому, что 110 советских дивизий, стоявших во время войны с Францией против 30 германских дивизий, оставались бездеятельными".

За цифры не ручаюсь, но сути дела это не меняет. Даже и фраза такая была, возможно, Йодлем произнесена, если не в зале суда, то в кулуарах процесса.

Правомерен ли упрек советским военным, что они в 1940 упустили момент, потому что существовал эфемерный договор с Гитлером? Не военные выбирают время для удара. Это дело политиков. В 1940 Сталина это не прельщало. Ему нужна была вся Европа. Оказаться лицом к лицу с союзниками над разгромленной Германией? Это уже было в 1918.

Вторая мировая война в том раскладе сил, в каком началась, не повлекла бы таких людских потерь, ударь союзники по Германии летом 1939-го или СССР по Германии летом 1940-го. Союзники не сделали этого из боязни потерь. Сталин – по стратегическим соображениям. Потери его не смущали. Он ожидал позиционной борьбы на Западе и не успел перестроиться, когда Франция пала. Он опоздал понять, что очередь за ним самим.

"В конце сентября 1940 года из Генерального штаба было получено сообщение о том, что в декабре в Москве по указанию Центрального Комитета партии (Выделяю, напоминая жуковскую колкость о царской армии, где мозгом был Генеральный Штаб... – П.М.) состоится совещание высшего командного состава армии. Мне поручался доклад на тему "Характер современной наступательной операции".

Жуков отмечает, хоть и мельком, что в материалах, отобранных Генштабом для игры, были отражены недавние действия немецких войск в Европе. На западном направлении (Белоруссия) "синие" ввели в наступление более 60 дивизий, а "красные" оборонялись силами более 50 дивизий. Играя за "синих", Жуков должен был, конечно, проиграть. Но – выиграл…

"Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожи с теми, какие возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия..."

Многоточие не мое – жуковское. При написании мемуаров маршал знал, что "драматические моменты" были предсказаны Тухачевским в его самооговоре, известном теперь как "Завещание маршала Тухачевского". Быть может, именно "Завещание" (конечно, без ссылки на него) и обыгрывалось тогда на карте. То, что игра кончилась поражением "красных", за которых играл генерал-полковник Павлов, Сталина, знакомого с "Завещанием", взбесило – конечно, безмолвно. Были сделаны толковые доклады, самый острый Рычаговым, командующим ВВС РККА. Доклады еще больше озлили вождя обнажением глубины провалов в перевооружении и обучении войск.

Отрываясь от мемуаров маршала, отметим не только доклады, но и замечания с мест, шедшие вразрез со взглядами Жукова, но послужившие уроком этому военному таланту, никогда не признававшему, что чему-то научился у младших или равных по званию. По недостатку образования ему, как и подавляющему большинству сталинских полководцев, учиться пришлось на крови солдат. Пренебрегая обвинением в назойливости, не премину снова отметить неправомерность упрека Жукову по поводу и дефектов образования, и невежества его коллег-генералов, отвоевавших эту войну. Кстати, всем им грозным предупреждением стала реплика генерал-лейтенанта Романенко, командира 1-го мехкорпуса. Этот ученик Триандафиллова, окончивший две военные академии (академию им. Фрунзе еще в 1933 году, в пору ее расцвета), по сути дела прочел собравшимся короткую лекцию о применении танковых таранов и взаимодействии родов войск. Романенко делал упор на уязвимости танков с воздуха и необходимости их надежного прикрытия. Комментариев не последовало. А что мог один Романенко? Он был бы услышан, обращаясь к адептам массового применения танков, к репрессированным романенкам. Но тогда и в выступлении не было бы нужды. Тем оно и было вызвано, что в совещании на высшем армейском уровне генерал, грамотный военный, с ужасом увидел, как недавние выдвиженцы, защищая ведомственные интересы, даже не думают о взаимодействии, которое будет решать судьбы сражений. Жуков сообщил о налаживании взаимодействия авиации и танков на тыловых учениях перед предстоявшей Халхин-Гольской операцией. Но то было до прогремевшей недавно кампании на Западе, и авиация прикрывала танки лишь на поле боя. А о прикрытии танков на маршах никто на совещании не заикнулся. Романенко взволновался не зря: летом 1941 все попытки отражать танковые клинья вермахта многократно превосходящими силами советских танковых корпусов подавлялись немецкой авиацией. Благодаря "мудрой предусмотрительности" товарища Сталина, советская авиация была уничтожена на аэродромах в первые же часы войны, а немецкая попросту не допускала лишенные воздушного прикрытия советские танковые колонны к полю боя. Марши можно было совершать лишь ночью. Но для ночных ли маршей была выучка советских экипажей…

После разбора игры Сталин вызвал Жукова и сказал, что он назначен начальником Генштаба вместо Мерецкова. Мерецкова вскоре взяли: вождь вспомнил, что он был начальником штаба у Уборевича. В апреле взяли и Рычагова. И не одного – многих, лучших: в канун войны пора было прятать свои промахи. Отдадим должное вождю: сажать и обвинять – отличный способ снимать вину с себя и перекладывать на других.

"Вечером того же дня я выехал в Киев, чтобы оттуда отправиться в Москву. Откровенно говоря, ехал с тяжелым настроением..."

Настроения не забыл и четверть века спустя. Еще бы. Назначение было вроде сделанным им при Халхин-Голе. К тому же знал, что ему предстоит в деловом плане. Всегда на глазах. На чьих?! Очередной кандидат на посадку. Ответственность – вся, а власти – никакой: мозгом армии Генштаб не был!

Думая об удачной военной карьере Жукова, в конце концов приходишь – особенно после вникания в катастрофический ход приграничного сражения – к мысли о его предшественнике на посту начальника Генштаба РККА Мерецкове.

Кирилл Афанасьевич Мерецков Академию РККА окончил в 1921, когда ремеслу войны учили в ее стенах подлинные светочи военной науки Свечин и Снесарев. С тех пор и до назначения на пост Мерецков, штабник по призванию, побывал не на одной штабной должности, включая пост начштаба Особой Дальневосточной армии и заместителя начальника Штаба РККА. А Жуков, прирожденный строевик, штабной работы не терпел. Но, могучий соревнователь, он в силу своего темперамента вытеснял соперников из смежных областей подсознательно. Его напор мог составить неодолимую конкуренцию военным даже на почве, на которой Жуков не вполне был компетентен: после опустошения чистки он оказался самым сильным характером РККА. За это свойство и выбрал его Сталин. На материалах, подготовленных штабниками, включая генштабовца Баграмяна, конечно же, знакомого с "завещанием Тухачевского" (и оставившего мемуары, в которых об этом ни слова), Жуков победил Павлова, игравшего за "красных", а на следующий день в разборе игры толково проанализировал свой успех. Выигрыш "синих" решил судьбу Мерецкова, чудом не погибшего в застенках, лишившегося и зубов, и способности возражать начальству. Генерал армии, Герой Союза в 1940 году!

Командующим КОВО вместо Жукова стал генерал-полковник М.П. Кирпонос. "Да мне и дивизии вот так вот хватило бы", – сказал он, войдя в кабинет командующего округом и проведя рукой у горла. Честное признание военного, соотносившего себя с учителями. Полковник Кирпонос, до 1939 года начальник пехотного училища, попросился в строй. Просьбу удовлетворили. За действия 70-й дивизии в войне с Финляндией Кирпоносу присвоили Героя и звание генерал-майора. Менее чем за год комдив стал командующим Особым военным округом. Таких карьер не знала ни одна современная армия.

В Красной Армии такие карьеры стали закономерны.

Капитан Матыкин, командир батальона, был назначен командиром дивизии, как и капитан Нескубо, начальник полковой школы. Майор Гусев, командир эскадрильи, стал комдивом и был назначен командующим ВВС Белорусского военного округа. Старший лейтенант Копец произведен в полковники и назначен зам командующего ВВС Ленинградского округа, а к началу войны он, уже генерал, командовал ВВС Западного фронта. Узнав о разгроме авиации на аэродромах 22 июня, Копец не выдержал потрясения и застрелился.

А вот вестовой Буденного В.И.Книга выдержал потрясение и не застрелился. Он в награду за выполнение деликатных ординарских поручений был произведен в генерал-майоры и выпросил командование кавалерийской дивизией, каковую и бросил, ничтоже сумняшеся, в клинки против немецких танков. За гибель 17 тысяч человек он наказания не понес, поскольку "… не рассуждал, а исполнял".

К Кирпоносу вернемся, когда дела на Юго-Западном фронте осложнятся неразрешимо.

За полгода до начала войны, 31 января 1941 года, генерал армии Жуков принял Генеральный штаб РККА.

А маршалами были: Ворошилов, Тимошенко, Буденный, раздавленный Шапошников и некто Кулик. Мы, мальки, маршалов наперечет знали. Не знали лишь, кто чего стоит.

...ввел свой СССР в самый драматический момент советской истории. Но начался он не 31 января 1941 года. Начался он сразу по заключении "русско-германского" (как его называют на Западе) пакта.

При подписании договора о ненападении между Германией и СССР нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке (! – П.М.) вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского Государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Вислы и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского Государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке дружеского обоюдного согласия…

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете. (! – П.М.)

За Правительство СССР За Правительство Германии

Как попала в список Финляндия – с нелепым ограничением по северной границе Литвы, словно на карту глядели слепые?

Нижеподписавшиеся уполномоченные констатируют согласие Германского Правительства и Правительства СССР в следующем:

Подписанный 23 августа 1939 г. секретный дополнительный протокол изменяется в п.1 таким образом, что территория литовского государства включается в сферу интересов СССР, так как с другой стороны Люблинское воеводство и части Варшавского воеводства включаются в сферу интересов Германии... настоящая германо-литовская граница исправляется таким образом, что литовская территория, которая лежит к юго-западу от линии, указанной на карте, отходит к Германии... 28 сентября 1939 года, Молотов, Риббентроп

Нижеподписавшиеся уполномоченные (те же бестрепетные парни, Молотов и Риббентроп. А повесили одного... – П.М.) при заключении советско-германского договора о границе и дружбе констатировали свое согласие в следующем:

Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации, которая действует на территорию другой стороны. Они ликвидируют зародыши подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях. 28 августа 1939 года...

Ретиво же советское правительство ликвидировало зародыши польской агитации в виде пленных польских офицеров! Информировало ли оно состоящее в трогательной с ним дружбе немецкое правительство об этой акции? Или соорудило Катынь по собственной инициативе в виде приятного сюрприза милому союзнику? Но польские офицеры и Сталину не были нужны…

По уполномочию Правительства Союза ССР Председатель СНК СССР В.М.Молотов, с одной стороны, и по уполномочию Правительства Германии Германский Посол граф фон-дер Шуленбург, с другой стороны, согласились...

10 января 1941 г. согласились они, читатель, перекроить все наново. Германия отказалась от притязаний на часть Литвы, указанную в Протоколе от 28 сентября 1939 года. Не даром. За 7.500.000 золотых долларов. Выплату части этой суммы советская сторона произведет цветными металлами в течение трех месяцев со дня подписания Протокола, остальное "… путем вычета из германских платежей золота, которые германская сторона имеет произвести до 11 февраля 1941 года" (Выделено мной. Устаешь от этих выделений... – П.М.)

Значительные услуги сырьем оказывались, стало быть, германской стороне, ежели семь с половиной миллионов долларов, сумма нешуточная, была лишь малой долей оплачиваемых услуг и вычиталась в течение месяца… Но и это присказка. Сказка-то дальше. И какая... ПРО БЕЛОГО БЫЧКА.

Как сказано выше, сразу после заключения договора жадный, но переоцениваемый в умственном отношении товарищ Сталин накинулся на соседей, возбуждая их – и не только! – ненависть и страх. Первой в списке стояла Финляндия – на нее он и напал. Красную Армию эта кампания выставила в ничтожном свете, а Гитлеру послужила стимулом в пользу скорейшего вторжения в СССР. Беспомощное топтание в финских снегах поощряло к войне против гиганта, так неуклюже боровшегося с карликом.

Затем календарь приобретений 1940 года даже в мягких терминах советской идеологии имеет вид лихорадочный:

12 марта – подписание советско-финляндского мирного договора.

7 мая – указ Президиума Верховного Совета СССР об установлении генеральских и адмиральских званий для высшего командного состава армии и флота. (Здесь, в обгон многих, Жуков стал генералом армии…)

15-17 июня – свержение фашистской диктатуры в Литве и восстановление советской власти.

20 июня – свержение фашистской диктатуры в Латвии и восстановление советской власти.

21 июня – свержение фашистской диктатуры в Эстонии и восстановление советской власти.

Фашистская? Диктатура? Бред! Это были республики. Восстановление... А была там советская власть? Царская – да. А советская?..

22 июня – капитуляция Франции перед Германией.

ПОСОЛ ШУЛЕНБУРГ – В МИД ГЕРМАНИИ, 23 июня 1940.

Молотов сделал мне сегодня следующее заявление. Разрешение бессарабского вопроса не терпит дальнейшего отлагательства. Советское правительство все еще старается разрешить вопрос мирным путем, но оно намерено использовать силу, если Румыния отвергнет мирное соглашение. Советские притязания распространяются и на Буковину, в которой проживает украинское население. Я сказал Молотову, что решение советского правительства является для меня неожиданным...

Я боюсь, что внешнеполитические трудности Румынии, которая в настоящее время снабжает нас значительным количеством важнейшего для военной и гражданской промышленности сырья, серьезно затронут германские интересы.

Молотов вызвал меня сегодня днем и заявил, что Советское правительство... решило ограничить свои притязания северной частью Буковины с городом Черновицы...

О дальнейшем урегулировании вопроса Молотов высказал следующие соображения: советское правительство представит свои требования румынскому посланнику в Москве в течение ближайших нескольких дней и ожидает, что правительство Германской империи в то же время безотлагательно посоветует румынскому правительству в Бухаресте (пока еще в Бухаресте. – П.М.) подчиниться советским требованиям, так как в противном случае война неизбежна...

Молотов только что сообщил мне по телефону, что он вызвал румынского посла к 10 часам вечера 26 июня, сообщил ему о советских требованиях передать Бессарабию и Северную Буковину и потребовал ответа от румынского правительства не позднее завтрашнего дня, т.е. 27 июня.

Нижеследующая инструкция должна быть немедленно передана открытым текстом (! – П.М.) по телефону в Бухарест посланнику Фабрициусу:

"Вам предписывается немедленно посетить Министра иностранных дел и сообщить ему следующее:

Советское правительство информировало нас о том, что оно требует у румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям советского правительства..."

Франция повержена, но Англия продемонстрировала решимость бороться. Война на Западе продолжится, руки Гитлера связаны. Как, по-вашему, читатель, кто нарывается? И сколько скрытой угрозы (не в адрес Румынии!) содержится в инструкции Риббентропа советнику Шмидту?

28 июня 1940 года – возвращение (! – П.М.) Румынией Бессарабии и Северной Буковины Советскому Союзу.

Вот зачем состоялась "крупная командно-штабная полевая поездка штаба КОВО со средствами связи" в район Тернополя и Львова. Вот что означали маневры на северных границах Буковины. Еще одно запланированное случайное совпадение…

Далее – эффектный десант на границу Румынии.

22 июля Гитлер потребовал, а 27 получил первый набросок плана превентивной войны против СССР. 31 июля он сообщил о своих намерениях ближайшему окружению.

План впоследствии будет назван "Барбаросса".

ДА ЗДРАВСТВУЕТ МУДРЫЙ ВОЖДЬ ТОВАРИЩ СТАЛИН!

Как и положено в канун великих событий, Жуков подводит баланс сил. Достоверность советской статистики сомнительна. Исторически полновесна лишь фраза:

"Вспоминая, как и что мы, военные, требовали от промышленности в самые последние мирные месяцы, вижу, что порой мы не учитывали до конца все реальные экономические возможности страны. Хотя со своей, так сказать, ведомственной точки зрения мы и были правы".

Верно, были правы. Но подобные задачи промышленности посильны, лишь когда экономика переведена на военные рельсы тотально, под угрозой поражения. Это задачи чрезвычайных обстоятельств.

При внушительной демонстрации мощи вермахта и сопоставлении с нею своих жалких потуг в Финляндии естественно было ждать большей сдержанности в политике, по крайней мере, утаивания аппетитов. Увы, этого не произошло. В ноябре состоялся визит Молотова в Берлин. Один из тягчайших в истории дипломатии провалов был зачислен советской стороной в триумфы.

Желудок Гитлера все же переворачивался (собственное его выражение, вероятно, свойственное ему и ранее, но известное в связи с предстоявшей Курской операцией 1943 года) при мысли о походе на СССР. Как бы ни декларировал он в расчете на англичан свою ненависть к СССР, воевал-то он с Англией. И, воюя, зондировал ее. Слухи о тяжелом ее положении, об угнетенности населения воздушным террором, о не столь уж невероятной смене кабинета Черчилля прогермански настроенным кабинетом не повлекли все же установления контактов и не сняли опасений относительно британского орешка, плацдарма для высадки на континент. Глядя на карту и сравнивая размеры Англии и СССР, можно понять колебания фюрера.

Почему-то считается, что приглашение в Берлин Молотова было спектаклем, что вторжение было решено, а Гитлер ломал комедию, усыплял бдительность Сталина. Но, если судить по предложениям Гитлера и по контрпредложениям Сталина, приходишь к иному выводу: стороны не договорились. Это отчетливо показано превосходной работой Льва Безыменского "Гитлер и Сталин перед схваткой".

Гитлер предложил Сталину участие в системе Берлинского пакта – уже не раздел Европы, но раздел мира, с одним ограничением: не стремиться на запад и юго-запад. Сталину открыт юг (Иран, Индия). Сталин может договориться с потенциальным союзником по Оси, Японией, о разделе Азии. Очевидно желание Гитлера силами СССР проникнуть в Индию и разделаться с Британским содружеством. А самому взяться за Великобританию и ликвидировать плацдарм, дающий американцам возможность в любой момент вмешаться в европейские дела. Впрочем, "...независимо от результатов этих переговоров, вся подготовка на Востоке, о которой уже были даны устные указания, должна продолжаться", – гласила директива фюрера, датированная 12 ноября 1940 года, днем прибытия Молотова в Берлин. Фюрер не многого ждал от переговоров.

Сталин, видимо, все еще полагал, что Гитлер в восторге от Пакта и очень им дорожит. Он воюет с Великобританией, с могучим врагом, переговоры идут в бомбоубежище, британские самолеты бомбят Берлин. Можно не церемониться и выдвигать очередные требования, никуда фюрер не денется. Не станет же он воевать на два фронта! Вот отправной пункт сталинской дипломатии. И Молотов, следуя инструкциям, стремления Сталина разболтал и не скрыл даже того, что это не его, Молотова, предварительные наметки, но желания самого Сталина, и что языком Молотова на самом деле ворочает Сталин.

а) СССР в войне против Англии участвовать не станет, но Германии желает успеха;

б) СССР не против раздела наследства Англии и, так сказать, благодарен за выход к Индийскому океану в районе Персидского залива, но…

в) … желает также контроля над Шпицбергеном (железная руда!), над черноморскими проливами и требует (?!) убрать германские войска из Болгарии (да!) и из Румынии (нефть!)

Россия, традиционно сильная дипломатией, провалилась лишь при Николае I, что привело к Крымской войне. Тогда имперская дурь победила здравый смысл. Если сталинские требования не апофеоз имперской дури, то читателю долго придется шарить в поисках иной подходящей дефиниции как его требований, так и примера подобного конфуза. Предложение союза с Осью было, конечно, попыткой похоронить СССР его же руками. Но если Сталин стремился оттянуть начало войны, разве не было иной дипломатической реакции, кроме встречного вываливания притязаний? Разве не разумнее было тянуть время и не лишать Гитлера надежды на присоединение России к Оси? Британские самолеты и впрямь бомбили Берлин, и Гитлеру позарез нужны были и советские дивизии, и советская нефть.

Писателю не подобает впадать в менторский тон, и западные авторы легко этого избегают. Нам же, измученным цензурой, на роду написано полемизировать пылко, греша против стиля. Это покаяние призвано смягчить следующее поучение:

История должна быть ясна. Недостойно скрывать ее за наукообразными фразами. Урок ее в том, что задолго до 22 июня 1941 года агрессивное сталинское государство маневрами и угрозами вело дипломатическую войну, подбирая казавшиеся ему важными крохи со стола воюющего нацистского агрессивного государства. Сокрытие этого фразами о миролюбии советских людей перелагает ответственность с вождей на народы, словно законопослушные граждане СССР и Германии, призванные в армию или привлеченные к работе на войну, обладали свободой воли и могли направлять события по-своему. За отравление пропагандой детей отвечает режим. Герои, выбравшие путь сопротивления, отмечены историей43. Но историк не смеет игнорировать ограниченность свободы граждан при тоталитарных режимах и, соответственно, незначительность их влияния на ход истории. Cпорам о роли личности не видно конца. Но история, судя по всему, обречена оставаться жизнеописанием наихудших представителей Homo. Эти Геростраты, озабоченные лишь увековечением своих имен, индуцируют вспышки вражды, которая даже при изначально присущей народам ксенофобии мирно тлела бы между ними тысячи лет.

Хотя следующее заключение выходит за пределы темы, отмечу: советская власть, и вообще-то не благоприятствовавшая роду человеческому, еще более осложнила его судьбу, скрыв сталинскую агрессивность. Признай она секретные приложения к Пакту после смерти Сталина или хотя бы после ХХ съезда КПСС, отношение Запада к СССР могло быть куда краше, а картина современного мира куда стабильнее.

Кстати, именно на сокрытии "Приложений" и воспрянули радетели вождя. Обнародование "Приложений", по их мнению, его полностью реабилитировало: глядите, простаком он не был, чуть опоздал упредить Гитлера. И, чтобы убедить, залихватски назначили дату: 6 июля. Конкретность!

Конечно, не все планы протоколируются. О подготовке похода на Восток Гитлер тоже дал сперва лишь устные указания. Но в развитие их генерировались бумаги. Такие мероприятия, как нападение одной огромной страны на другую, – увольте, без бумаг не обойтись. Без вороха бумаг. Войска должны быть снабжены письменными инструкциями, без которых перепутают и районы дислокации, и маршруты движения, и такую сотворят кашу, в сравнении с которой каша 1941 года покажется стихией порядка (каковой, к нашему удивлению, в значительной степени была, о чем позднее…) Жгучее желание некоторых писателей обелить Сталина изобличается ссылкой на конкретную дату. Но ее лишь из документов добыть можно. Отсутствие документов рассыпает их суждения так же небрежно, как смывает океанская волна песочные замки детей. Однако, хоть легенда "6 июля" разбита, следует отметить невольную заслугу ее адептов в разоблачении Сталина. В свое время В.Суворов (в сенсационных целях, конечно) выкрикнул как новость то, что было тогда достоянием лишь ученых – об агрессивности Сталина и выжидательном характере его политики: пусть Запад истощится войной, подобной Первой мировой! Крикливый тон и массовые тиражи книг сделали то, чего не достигли бы сухие и малотиражные исследования историков, – скандальным тоном привлекли внимание к предвоенной истории и сделали ее предметом страстного обсуждения даже теми читателями, которые обычно историей не интересуются. Ожесточенность споров между адептами и противниками гипотезы, возведенной в ранг истины, вовлекла столько читателей, что сделала историю предметом массового интереса.

Уверенность в неизбежности затяжной окопной войны на Западе стала фатальным сталинским просчетом. А ведь молниеносная кампания 1940 во Франции следовала за подобной же кампанией 1939 в Польше. Но военной стороной дела Сталин не интересовался, он ухватывал лишь политическую, точнее, географическую – изменение границ. Дальше этого он не видел. Непостижимо тугодумие вождя, ничего не понявшего ни из терпеливых пояснений своих командармов, ни из завещания маршала Тухачевского, ни даже из урока кампании на полях Фландрии и Франции летом 1940. А уж как ему старались втолковать, что авиация и танки коренным образом меняют характер военных операций...

"Фатальный просчет" – не оговорка. Лично для Сталина просчет не стал таковым. Но десятки миллионов павших, жизнью своей выручивших режим, – как сказались на демографии России, на ее нынешней судьбе эти потери…

Итак, если зваться мудрым, а быть хотя бы проницательным, то с падением Франции следует, не возбуждая подозрений, поощрять могучего соседа к высадке в Англии. Французский шанс провалился – остается британский. Властелин, не скованный ни моралью, ни оппозицией, будет в такой ситуации помогать страшному другу Гитлеру ввязаться в схватку, в которую неизбежно будет втянута Америка. А уж тогда!..

Но если алчность властелина заметна, то какой же он политик? Захват Бессарабии, нескрываемый интерес к Румынии встревожили фюрера. Занятно, Сталин снискал репутацию политика неторопливого. Думаю, оценка будет пересмотрена, как было и с его гениальностью, но времени это займет еще немало. А Гитлер, дипломат западный, с улыбочкой, Сталина через Молотова подсек на мормышку. Не знаю, какими талантами обладал племянник композитора Скрябина. Прозорливость, если и входила в их число, то обратная – из будущего в прошлое. Когда берлинская встреча заканчивалась, Гитлер, скрывая разочарование, проводил Молотова до массивных дверей имперской канцелярии и, учтиво пожимая ему руку, произнес:

– Я считаю Сталина выдающейся личностью. Я и сам рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких политических деятеля, как мы, встретились. Я прошу вас, господин Молотов, передать господину Сталину мои приветы и предложение о такой встрече в недалеком будущем.

Отличный ход! Любезность мимоходом. Но Молотов привез ее в Москву, как торт, и впоследствии вождь баюкал себя этой фразой: слишком он велик, чтобы Гитлер начал войну, не встретясь с ним. И ждал встречи до самого 22 июня, сам ее не предлагая: сардар, восточное величие, разве можно первым?! Маленький Гитлер попросит! Но маленький не просил и, продолжая улыбаться советскому послу, 18 декабря 1940 года утвердил план "Барбаросса". Сталину и об этом стало известно. К тому же сократился германский экспорт. Повеяло холодком.

Была созвана 18-я конференция ВКП(б). Она длилась с 15 по 20 февраля и утвердила драконовы дисциплинарные меры в промышленности и на транспорте. Рабочих практически закрепостили на предприятиях. Задачи – резко увеличить объем перевозок, а также резко (все резко!) повысить темпы индустриализации на востоке страны. Объем военного производства в 1941 году по сравнению с 1940 должен был возрасти на 16-18 процентов. Это был чистый волюнтаризм.

А что волюнтаризмом не было? Удушение НЭПа? Индустриализация с перевыполнением на бумаге? Ужас коллективизации? Ликвидация лучших людей? Стратегические авантюры?

Самый созыв конференции во время, когда вермахт начал подтягиваться к советским границам, свидетельствовал о смятении Сталина. Истерия вокруг индустрии и транспорта нацеливала на тотальную мобилизацию ресурсов – организационных, производственных, трудовых. Страну срочно, сверхсрочно готовили к войне!

Для внешнего мира Сталин сделал плоский маневр, удалил из ЦК "антигерманцев" – Литвинова, Лихачева, Ванникова. (Немцы комментировали лишь удаление Литвинова, что и понятно…) Ванникова арестовали. Это были жертвоприношения. Лихачев – это легендарный Иван Алексеевич Лихачев, директор ЗИЛа, именем которого завод и назван был впоследствии, а Ванников – Борис Львович Ванников, впоследствии трижды Герой, отец советских атомной и водородной бомб. Из него, конечно, выбили признания – и швырнули обратно в рабочий кабинет, к письменному столу и телефонам сразу после начала войны и без всяких объяснений: очень был нужен.

Конечно, хозяйственники впали в немилость не как антигерманцы (на их постах симпатии и антипатии ни на что не влияли), а как противники диктуемых сроков готовности к войне. Сталин требовал готовности к зиме 1942 года. Ванников и Лихачев отстаивали зиму 1943. (Гитлер к мировой войне полагал быть готовым в 1944.)

События опережают правителей и влекут за собой. Якир на Киевских маневрах в выступлении перед бойцами сказал: "Выиграть два-три года..." Он, организатор поточного производства танков, знал возможности производства и исходил из реальности. Но теперь этих лет не было. Их расстреляли, годы 1937-1939, вместе с теми, кто их выигрывал.

В стране не хватало администраторов. Они предпочитали не быть на виду, уйти из аппарата. Тот же Куников, будущий отец советских десантников, покинул Наркоммаш, начальником технического управления которого был в 1937. Наркоммаш разделили на три наркомата – судостроения, среднего и тяжелого машиностроения. Руководить политикой такого левиафана при толчее на служебной лестнице и волюнтаризме вождя? Куников ушел в науку, на пустом месте создал ЦНИИТЕХМАШ, ныне процветающий (без упоминания имени основателя, естественно) ВНИИНМАШ, а там в прессу, где стал главным редактором двух центральных изданий. Но грянула война, и нарком боеприпасов Горемыкин потребовал Куникова в заместители. Завидное кресло во время войны – замнаркома боеприпасов! "Какой из меня нарком боеприпасов? Я же пороха не нюхал!" Формула была найдена. Куников отбился, уйдя на фронт, где и погиб – не прежде, впрочем, чем прославился44.

Словом, состав ЦК после 18-й конференции изменился не из-за неверия членов ЦК в перспективу германо-советских отношений – кроме Литвинова, никто этого недоверия не высказал вслух, – а из-за их скептицизма по поводу выполнимости огромных задач в отведенные для этого сроки.

Тогда решилась судьба и авиаторов, противников ускоренной подготовки пилотов. (И судьба пилотов тоже. Асс Александр Покрышкин сбил 59 немецких самолетов, а асс Эрих Хартманн 352 советских…) Генерал-лейтенантам Арженухину, Героям Союза Рычагову, Птухину, Проскурову*, Пумпуру, Смушкевичу (дважды Герою до войны!) невдомек было, что голов можно лишиться за нежелание выпускать из летных школ мишени для коршунов люфтваффе. А Сталину недосуг было учить генералов морали. Ему противостояли настоящие люди, это он знал. Потому и ненавидел. Переубеждать их у него не было ни времени, ни желания. Проще убить45.

Для мирового сообщества агрессивность Сталина секретом не была. Отвечая оппозиции на пристрастные вопросы о причине медленного хода переговоров с СССР на пороге решающих событий 1939 года, Чемберлен сказал: "Мы не собираемся покупать мир ценой таких уступок, которые ведут к дальнейшим требованиям".

Отметим эти слова. Это признание в просчете с Мюнхеном: подлец Гитлер обманул джентльмена Чемберлена, пообещав, что Судетская проблема – последнее территориальное притязание Германии. Но это и намек на притязания СССР. Польша, Финляндия, Прибалтика, Румыния, Турция боялись любого соглашения между СССР и великими державами, зная, что оно может быть достигнуто за их счет. Вот Чемберлен и пояснял парламенту со всей кротостью: "...заручившись сотрудничеством одной страны, необходимо в то же время не отталкивать от себя и другие страны. Поэтому в деле заключения соглашения с СССР встречаются некоторые трудности".

Ознакомление с секретными протоколами к гитлеровско-сталинскому пакту (так ему зваться, отделив от него и русский, и германский народы!) проясняет, с трудностями какого рода встретилось британское правительство в переговорах с СССР. От Англии ждали подобных протоколов. А британское отношение к такого рода делам выражено было еще в канун Первой мировой войны тогдашним министром иностранных дел империи сэром Эдвардом Греем: "Великобритания сочла бы для себя вечным позором участие в подобной сделке".46 Но страны как люди. Не все придерживаются строгих моральных норм. Сталинский СССР подобные сделки позором не считал.

Собирая материалы о Куникове*, я нехотя стал понимать, что уже при заключении "Пакта с Дьяволом" СССР лихорадочно готовился к войне. Это я признаю, как современник: нехотя! Наша ненависть была оправдана вероломным нападением, мы не желали расставаться с мотивом обороны. Мы перестрадали войну со взрослыми, разделив их потери и понеся свои. Эта позиция была психологически комфортна: да, жаль немцев, они в руинах, как и мы, но они сами виноваты, это их Гитлер начал.

Их Гитлер. И его начало. Это нам еще оставалось – упрек тем, кто не дошел до урн или бросил бюллетень не в ту, в какую надо. (Да разве знаешь, в какую надо...)

Но говорить ли о вероломстве, когда у власти преступники? Оба ждали удобного момента, чтобы ударить исподтишка. Сталин был не лучше Гитлера. Он не успевал наверстать время, упущенное расправой с командармами. Три года диспетчер Зла посвятил одному – широкомасштабной ликвидацией потенциальной оппозиции. Где было думать о хозяйстве страны, о стратегии и тактике... (Учитывают ли историки этот фактор – время, потраченное правителем на укрепление своей власти в ущерб безопасности государства?) Теперь он спешил и надеялся успеть. Это выяснялось по крохам – от людей, занимавших заметные посты в предвоенное время, от старших коллег, из публикаций, проскочивших цензуру, вроде известных тогда лишь в отрывках воспоминаний Ванникова.

О психологической подготовке свидетельствует стихотворение "Однополчане" Симонова, одного из идеологически чутких писателей эпохи: "Пустой консервною жестянкой воды для друга зачерпнем и запасной его портянкой больную ногу обернем. Под Кенигсбергом (так! – П.М.) на рассвете мы будем ранены вдвоем, отбудем месяц в лазарете, и выживем, и в бой пойдем". Если стихотворение кому-то не покажется странным, пусть приглядится к дате: 1938! До Халхин-Гола.

Ладно, идеология – это намерение. А реальность? Как быть с утверждением хозяйственников, что СССР может быть готов к войне в лучшем случае не ранее зимы 1943 года?

Но кто и когда начинал войну, будучи к ней вполне готов? Не было такого в истории. И Гитлер к войне готов не был. Это не помешало ему начать. Чего же требовать от Сталина?

Нынешние наставники, задним числом проясняя прошлое сказками о превентивном ударе 6 июля (чуть-чуть опоздали, на дни!), в раже откровения сравнивают государства с бандитскими шайками, а их глав – с главарями. И вот, один из них (Сталин) задумал гениальную комбинацию, которая похоронит все другие банды: пусть они там, на Западе, довоюются до упаду, а мы их тогда сзади – рррраз!..

Допустим, кому-то невдомек, что гений и злодейство – "две вещи несовместные", а гениальные комбинации страшнее комет. Цивилизация – не сборище государств-шаек. Тогда-то и рушится мир, когда к власти приходят бандиты с пещерным мировоззрением и обманывают принципы цивилизации. Договоры с секретными приложениями – это попрание принципов, на которых держится мир. Это игра уголовников в карты на жизни граждан своих стран. Но в июне 1941-го принятие решения не требовало попрания морали. Не предосудительно опережение врага, изготовившегося к броску. Этому даже хочется верить. В конце концов, зная, как часто переносились сроки всяческих свершений и пусков с более ранних на более поздние (а если директивно, то и наоборот), можно предположить, что, убедившись в серьезности намерений Гитлера, Сталин готовит превентивный, сверх-сверхсрочный удар.

Есть бумаги, нет бумаг – где удар? Не успел? Просчет? Поверх злодейств, затеянных для собственной сохранности? Просчет за счет народа? Нигде не просчитывался, всюду успевал, убивал бестрепетно, загодя… Там успевал, а здесь не успел? Единственный раз, когда и впрямь было необходимо?

Все, довольно лжи. Чуть-чуть не считается. Надо было учитывать фактор времени, истраченного на укрепление собственной безопасности в ущерб безопасности страны. Надо было не просчитаться. Надо было победить.

Мы не знаем, что было бы. Знаем – что было. Жуков предлагал упреждающий удар, но в конце жизни обронил, что было бы еще хуже. Год спустя, в разгар войны, попытка опережения изготовившегося к наступлению вермахта была реализована под Харьковом, где Сталин пожелал переписать год 1941-й – ударить первым, перехватить инициативу в летней кампании 1942 года. Окончилось это приходом немцев на Кавказ и Волгу. И, конечно, ничего не было бы общего с картинкой панического бегства немцев, нарисованной довоенными баталистами. Не говоря уж об утрате праведного характера Великой Отечественной, а он в ярости народной и стал главным фактором победы поверх "гениального" сталинского руководства и обильной материальной помощи союзников. Это теперь можно сравнивать позиции и даже находить их симметричными. Но и то, такое право имеем лишь мы. Потому что напали не мы, напали на нас. Мы, народ, не ведали о намерениях вождей. Нас не то чтобы не спрашивали – от нас все скрывали. В одно прекрасное утро нас бомбили, и это оказалось шоком, хотя наши разведчики отдали жизни, добывая эти сведения. Нас оккупировали. Стали убивать – сперва евреев и комиссаров, затем лучших людей, всех, кто не примирился с новым порядком и оказывал покровительство жертвам. Когда бы ни была написана "Священная война", в 1914 ли или в 1941, она звучала из глубины наших душ и сотрясала нас. Она и теперь сжимает горло воспоминанием о тех, кто меж двух огней безвестно отдал свои жизни. Если бы – не было. Было как было. Была война, какой не помнит история. Великая по размаху мужества и бесчеловечия. Отечественная война.

Логична версия подготовки Сталиным похода на обезглавленную Европу. Его желания так прозрачны в рвачестве тех лет. В 1940 это казалось осуществимо, момент был уникален. Франция, Бельгия, Голландия, Польша распяты. Убрать Германию, которой они принадлежат, – и они станут принадлежать любому. Плюс сама Германия. Что остается? Славянские Балканы? Испания, Португалия, Италия? Крохи!

Но Великобритания – о-о, это дело иное. Это враг упорный, неумолимый. Империя проигрывает сражения, но не войны. Она пробуждается, ее военный потенциал, не только колоний, даже метрополии, и не начал разворачиваться. А за ней Америка… Надо ждать. Разгрома Германии и такого ослабления Британской империи, при котором выигрыш войны даст ему, Сталину, позицию, удобную, чтобы диктовать условия мира.

Выбор времени для удара в спину был предметом особой гордости Сталина. Он подступал к противнику, лишь уверившись, что у того связаны руки. И что он глядит в другую сторону. Но перед Гитлером Сталин оплошал. Он так был убаюкан мыслью, что Германия провозится с Францией года два-три!.. Как в Первую мировую. Насидятся в окопах, наглотаются газов, брататься начнут. Тут я их, миляг, со своими мальчиками и накрою. Ничего что цыплята, толком ни летать, ни стрелять не научены, зато много их, зато энтузиасты, зато внезапно...

А напали на него. Внезапно? Отнюдь! Раннее предупреждение о "Барбароссе" подтвердилось стягиванием германских войск к советской границе еще в январе. Сознавая свою неготовность к войне, Сталин врасплох захвачен был не войной, а уже началом концентрации вермахта. Вождь не желал видеть, что его опережают. Необъятный СССР фюрер счел целью более реальной, чем оставшуюся независимой крохотную островную метрополию? Не может быть! Вождь поубивал бы тех, кто совал ему факты в глаза. Может, и убивал настойчивых. За что перед самым началом войны схвачены и бессудно расстреляны соратники по Халхин-Голу, генерал-полковник Штерн (арестован 7 июня) и генерал-лейтенант авиации Смушкевич (арестован 8 июня)? За что 31 мая арестован командующий авиацией Московского военного округа генерал-лейтенант Пумпур, а 19 (девятнадцатого!) июня генерал-полковник Локтионов, смещенный с должности командующего Прибалтийским военным округом? Предатели?

Но предвидевшие ход событий тормошили его не зря: "Товарищ Сталин, Вы с Вашими договорами и верой в них прозеваете нападение на Вас страшного противника!"

Кому он там верил... Но что означало признать концентрацию вермахта у своих границ? Проиграл, опередили! Значит, либо отказаться от притязаний в Европе, либо идти на войну в открытую. Ни то, ни другое не подходило. Отказаться от намерений – это не Сталин. "Иду на вы" – это тысячу раз не Сталин. Остается, как в игре с командармами, улыбаться и не замечать, что тебя не любят, а тем временем лихорадочно готовить удар.

Когда говорят о неожиданности, кричать хочется. Не было неожиданности! Дети – знали. Мы, аэропланами бегая в своем детском саду, орали: "Внимание, внимание, на нас идет Германия! Она нам нипочем, по морде кирпичом!" Но мои дядья не читали классиков марксизма, не имели возможности слушать закрытые выступления вождя и верили мирным заявлениям правительства. Хотели верить. Они едва не отшлепали меня, малыша, когда вечером 21 июня 1941 года, на большом семейном торжестве, я в своем детском неведении твердил – им всем вопреки! – что война на носу. "Сопляк, ты-то что понимаешь?" Они знали, что есть война, а дети не опасались накликать и твердили то, что чуяли: война катила к границам, приближалась, висела в воздухе.

Потом я прочел у Клаузевица (цитирую по памяти):

"Мне иного пришлось заниматься историями войн. Во все времена наблюдается одно: современники относят войну в некое будущее, тогда как она уже стоит у порога их стран".

Дядья ссылались на "Заявление ТАСС": "Сталин сказал!"

Он и Бессарабию взял по инерции, в фазе победоносного окончания вермахтом кампании 1940 года. Захват был спланирован по сценарию. Сценарий изменился, но он не поверил происшедшему: так быстро? а где же окопная война? Наверно, потом он сокрушался: уж так не по Макиавелли, не удар, а пощечина, лишь разъярит врага... Так и вышло, враг осерчал. Тогда, не в силах ничего предпринять, вождь стал утешать себя: не решится Германия воевать на два фронта! Он затвердил это, и этого ему казалось довольно. Весьма жалкий пример стереотипного мышления. Это – гений?

Ходили слухи... Но шли-то из Берлина. Слухи о "мирной капитуляции" как последнем средстве отвратить войну: Сталин отдаст под контроль Гитлеру военную промышленность. "Это маловероятно и не подтверждено документально, – пишут Геллер и Рапопорт, – но как же надо было себя вести, чтобы возникли такие унизительные слухи..."

Да, унижение было на всю катушку. Сталин шел на него и, кто знает, быть может, поэтому полагал, что владеет ситуацией. Что Гитлера унижением перехитрит, направит на запад и выиграет время, чтобы ударить первым. Его коллапс в начале войны был типичной реакцией разочарования. Он уже считал, что обманул врага, – и вдруг сам оказался обманут...

Одни недоумевают: гигантские запасы оружия, горючего, боеприпасов в западных районах достались немцам нетронутыми! Их не уничтожили? Почему?? Другие в самом наличии складов вблизи границ усматривают доказательство, что поход на Германию был назначен на июль.

Запасы копились не первый год, но далеки были от готовности. Первый Украинский фронт воевал в Карпатах, а базовые склады горюче-смазочных материалов все еще располагались в Святошино, под Киевом. Командование фронтом гоняло машины на таком плече, но, наученное войной, не спешило переводить склады ближе к линии фронта. Таков был урок. А к июню 1941 таких страшных уроков не проходили, ни бомбежек не боялись, ни нападения не ждали, готовили его сами, исподволь, на большую войну, через всю распластанную перед Сталиным Европу, аж до Гибралтара. Это сколько же всего надо было наготовить на поход через всю Европу при том плачевном состоянии транспорта, аварийности его и такой напряженки в перевозках, что это было предметом постоянного обсуждения на Политбюро, а на 18-й партконференции стало предметом склоки. Как много ни было навезено, куда больше предстояло завезти. От Киева до Карпат ближе, чем от Минска до Берлина, а шагать предстояло дальше, до братской Испании, где Гренадская волость и куда недавно шла всякая помощь. К тому же в канун удара железные дороги заняты переброской войск.

Вот как обстояло дело со складами. Те, кто желают спекулировать на готовности, могут объявить склады готовыми, это дело личной порядочности историка. На деле склады лишь комплектовались. Почему их не ликвидировали? Да потому что этим ликвидировался план завоевания Европы. На уничтожение складов Сталин не пошел бы даже под угрозой случившегося. Склады на большую войну за недели не развернешь, это работа на годы. Уничтожаешь склады – откладываешь войну. Такова инерция больших дел. Ловить дни для начала и откладывать на годы – это впрямь нелепо. Вот и не было приказа уничтожить магазины, даже на непредвиденный случай не было. Не было предвидения, не предвидел Сталин, он один. Уничтожив цвет советской нации... Даже при нем некоторое время, недолгое, увы, еще существовала, как ни странно это звучит, такая интернациональная общность. Уничтожив цвет ее, задушив ее голоса, Сталин навлек на страну чудовищную беду.

Многие удивляются: как он мог, такой умный?! Такой ли? Мы склонны переоценивать способности людей, которые нами правят. Они и сильны зачастую больше позой, умением вести себя, нежели умом. Был Сталин умен одинаково во всем? Или в том, что действительно было его сильной стороной – в интриге удержания власти? Судите сами.

Поскольку государственную безопасность он понимал как безопасность его жизни и власти, уничтожение других жизней и даже целых государственных институтов не считалось угрозой безопасности. Но с людьми уничтожались доктрины.

С Тухачевским уничтожена была стратегическая доктрина, гласившая, что главной опасностью для СССР является нацистская Германия. Первый заместитель наркома обороны Тухачевский прочел "Майн кампф" куда проницательнее вождя.

С Якиром уничтожена была cвечинскаядоктрина активной обороны. Она сулила врагу вязкую борьбу на неглубоком, заранее подготовленном предполье, насыщенном партизанами, с последующим отсечением измотанного агрессора фланговым ударом с массированным применением подвижных соединений. Эта тактика глубокого боя, разработанная лучшими умами РККА, шлифовалась в соображениях военного товарищества и бережного отношения к людским жизням. То была война малой кровью на чужой территории, тайной которой владели убитые командармы и которой состояться суждено было лишь в сентябре 1945 года против готовой уже капитулировать Японии.

С Берзиным уничтожили доверие к бесценной резидентуре, созданной гениями разведки совместно с фанатическими адептами интернационализма и последовательными противниками нацизма. Сталин выполол эту агентуру.

Проиграв по всем пунктам, ослабив страну беззащитным предпольем западных районов Украины и Белоруссии, Сталин не внял предупреждениям. Воистину, надо исхитриться, чтобы создать строй, при котором государственная безопасность и безопасность главы государства противоречат друг другу. Но тогда один из двух факторов надо немедленно устранить!

Молодые люди, читавшие эту книгу в первых изданиях, замучили автора вопросом: Сталина не убрали? Как это? Знали о пытках – и не убили его?

Не знали о пытках! Все скрывалось! Люди, способные поднять руку на вождя, не способны были руководиться подозрениями. Им нужны были доказательства. Они получили доказательства на себе.

Русская литературная традиция известна милостью к падшим. Смертные приговоры не свойственны ей. Автор, выученик этой традиции, не чувствует себя уютно, вынося смертный приговор – хотя бы и задним числом, хотя бы и тому, кто повинен в десятках миллионов смертей, а сам почил в постели под присмотром лучших врачей. Но история СССР так трагична, сталинское правление так вопиюще, что приличнее расстаться с репутацией, нежели с отказом от внятного осуждения того, кто перекосил мукой страдания лик Земли. Прошлого не изменить, как бы ни хотелось. Но нелепо не извлечь урока из истории лишь потому, что мы затвердили ядовитый сарказм: "Главный урок истории – что она ничему не учит". Формула удобна, но ложна. Прилежных история учит. (Если они не обнаруживают, что поздно хватились.) Обстоятельства кончины Сталина вызывают сомнение в скорби, которую так старательно изображали его соратники. Они-то оказались прилежными учениками истории. Они, вероятно, додумались, наконец, до того, что, пускаясь в беззакония, властелин и себя объявляет вне закона. Едва его безразличие к жизни граждан в видах собственного благополучия доказано, он подлежит устранению, и лишь в больной стране не найдется гражданина для своевременного акта. Но раньше или позже акт воспоследует. И в этом, возможно, разгадка поздней, но все еще своевременной смерти Сталина.

Итак, отвергнув здравый смысл, вождь стал руководствоваться своим: Германия не посмеет воевать на два фронта. На волне этой жалкой мыслишки и яростного нежелания видеть реальность, как она есть, вождь не заметил даже того, что сухопутной войны на два фронта Германия в 1941 году не вела. Так что ответственность за слепоту целиком падает на него и клику окружавших его ничтожных и во всем послушных царедворцев. А партия – это же нелепость. Миллионы покорных членов. Что они могли? Лишь умирать, где прикажут. Как и народ.

Вождь демонстрировал простодушие: мирволил разведполетам германской авиации, игнорировал предостережения из разных источников, инспирировал унизительное опровержение ТАСС. И запретил любое движение у границ. Это показное безразличие к явным приготовлениям страшного союзника воистину было апофеозом глупости. Демонстративная беспечность укрепляла решимость Гитлера: "Доверчивый Сталин! На какого болвана рассчитана эта личина?" Эталон подозрительности, маньяк, уничтоживший собственных командармов, доверяет фюреру! Право, это уже и не смешно…

Больно думать, как смеялся Гитлер к исходу дня 22 июня 1941 года, узнав об размолотых на стоянках советских самолетах, о взятых в плен в исподнем командирах, о захваченных целехонькими переправах. При всей хилости, к какой низведена была Красная Армия, речь не шла о сложных маневрах. Армия на страже границ. Только и нужно, что вывести ее на рубежи. Предупредить о возможном нападении. Снабдить боеприпасами. Отдать приказ о готовности. Только и всего – и кампания вовсе не складывалась бы для вермахта столь форсмажорно.

Геллер и Рапопорт считают: упущение было в том, что нарком и начальник Генштаба не настояли на объявлении мобилизации: "Это не поздно было сделать даже в начале июня. Такая мера безусловно расстроила бы планы немцев и могла вообще предотвратить нападение".

Странным образом в конце своей антисталинской книги авторы впадают в пафос неприязни к уцелевшему генералитету и даже наделяют его свободой воли. Словно нарком и начальник Генштаба могли принимать решения помимо Сталина. В первых изданиях книги я полагал, что Геллер и Рапопорт мыслили категориями привычного нам оборончества. Увы, В.Рапопорт почему-то и ныне пышет неприязнью к Жукову...

Гитлер-то знал: время работает против него и иного выхода, кроме сокрушения сталинского СССР, у него нет. Немедленно, пока не собрались с силами и не высадились англосаксы. Нападение на СССР было оперативной необходимостью.47 Лишь Сталин мог не сознавать очевидности своей выжидательной позы и пребывать в уверенности: Гитлеру не догадаться о его намерениях! Нападение не могло быть предотвращено даже немедленной, при первых признаках движения на границах, переброской советских войск к западной границе. Густота дорожной сети с германской стороны и транспортные возможности вермахта превышали возможности РККА. Начав первым, вермахт удерживал бы преимущество в темпе. Но авторы правы в другом: даже моральная готовность армии к нападению делала невозможным бравурное шествие вермахта по просторам Белоруссии и Украины. Не зря Гитлер во главу угла ставил внезапность нападения и занимался этим лично сам.

Не один. Ему помогал Сталин. Он не разбудил свою армию для отпора врагу. Более того, он велел ей спать.

· * Мои заметки на полях мемуаров – "Цаца и Барманцак" (названия озер, возле которых концентрировались войска для Сталинградской операции). Созвучия и совпадения почти мистические. И окружена была под Сталинградом тоже 6-я армия...

· * Вопросы истории, 1989, № 6

· * Проскуров, впрочем, был взят из разведки. Можно догадываться – за что…

· * Межирицкий, П.Я. ТОВАРИЩ МАЙОР, Политиздат, М., 1975.

39 Конфликты на границах усилились после уничтожения верхушки РККА не только потому, что осмелели японцы, но потому что, уничтожив совесть армии и страны, осмелел Сталин.

40 Река Халхин-Гол, на которой развернулась операция по ликвидации 6-й японской армии, протекает по территории Монгольской Народной Республики. Вот описание местности из романа японского прозаика Харуки Мураками "Хроники Заводной Птицы":

"… по пути не встречалось ничего, что можно было бы назвать ориентиром. Лишь тянулись чередой невысокие, заросшие сухой травой холмы, простирался бескрайний горизонт и плыли по небу облака.

…Человека, безмолвно перемещающегося по этой необъятной пустыне, подчас охватывает чувство, будто он сам, его человеческая сущность теряет очертания и растворяется в окружающем пространстве, столь огромном, что становится трудно определить, где начинается и где кончается твое собственное я.

… Мы… перебрались на левый берег. Он был гораздо выше, и с него открывался вид на уходящую вдаль бескрайнюю степь. И поэтому, в том числе, советская армия во время боев у Номонхана (самое крупное селение в районе боев. – П.М.) все время была в более выгодном положении. Разница в высоте сильно влияет на точность артиллерийской стрельбы. Помню, меня поразило, как сильно отличаются два берега друг от друга".

41 Рекомендую читателю книгу Валентина Фалина "Второй фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов". Превосходным стилем, чрезмерно даже витиеватым для избранной темы, книга передает оттенки отношений между странами в канун и во время войны. Повествует она не только о конфликте интересов антигитлеровский коалиции, но и о конфликте внутри гитлеровского блока. Упрек в адрес этого труда один: вводя в оборот массу интереснейшего материала о попытках союзников сговориться с Германией до и даже во время войны, автор в обилии фактов топит суть дела – острейшее противостояние между всеми вовлеченными идеологическими системами, борьба между которыми не прекратилась вплоть до падения СССР (и странным образом длится поныне). Детальное описание дипломатических пируэтов невыгодно для автора контрастирует с демонстративным умолчанием о сталинских предвоенных захватах – разодранной Польше, ограбленной Румынии, захваченной Прибалтике. Обеспокоенность Запада советской агрессивностью упоминается лишь в связи с финской войной, и то в обиженном тоне: черствые финны не вняли миролюбивым уговорам советского правительства обменять финские курорты на советскую тундру. Вообще, понятием "Советский Союз" автор оперирует так, словно СССР управлялся помимо Сталина (при том, что сам Фалин называет Сталина виновником всех бед советского народа). Но с учетом приведенной оговорки рекомендую своему читателю эту богатую фактами книгу. Написанная патриотом СССР, книга дипломата, ученого-политолога, разоблачая Запад, против воли автора разоблачает и СССР как инструмент сталинской политики.

42 Думаю, именно британская принципиальность удержала Сталина от похода на послевоенную Европу. Опыт войны заставил его поверить в непреклонность бриттов и в то, что свой атомный выстрел они сделают даже под угрозой верной гибели.

43 Историки немало сделали для сохранения памяти героев Сопротивления, но до сих пор в безнадежном долгу по отношению к тем, кто даже не осознал своего подвига. Это умиравшие в лагерях советские военнопленные, отказавшиеся от сотрудничества с нацистами, самая многострадальная группа, по численности сравнимая лишь с жертвами Холокоста.

44 "Мы же, чью шерсть стрижут, будем довольны, человеки, социализмом заборных книжек и монументом в тридцатом веке", – писал Куников в 1929 году в иронических стихах к своему двадцатилетию. Он вовремя понял, что надо уходить с видных постов, и мужественно, умело, активно, как и Жуков, защищался и защищал сотрудников своих печатных органов, зная, что арест любого увлечет за собой и его. Факты сообщил мне М.Кусильман, но писать об этом в свое время было невозможно, а теперь неинтересно. Со слов Н.В.Сидоровой, жены Куникова, в первом издании этой книги сказано, что в заместители наркома Куникова потребовал Ванников. Но он стал наркомом боеприпасов вместо Горемыкина уже во время войны. Думаю, что требование вернуть Куникова с фронта поступало и от того, и от другого неоднократно.

Снова упоминаю Куникова затем, что он воевал воистину малой кровью. Даже на Малой земле. Потому и стал моим героем, да так, что, изменив тогдашней тематике, я написал о нем единственную свою документальную повесть. Но сколько после чисток оставалось командиров, готовых подставить себя, но не тратить драгоценный человеческий материал? Из маршалов – один Толбухин.

45 Расправа с генералами-летчиками иллюстрирует общий принцип чистки. Популяция пилотов была наиболее однородна. Почти все командующие авиацией округов и заместители главнокомандующего ВВС были ровесники, молодые люди (их главкому, Рычагову, самому молодому, не было и тридцати), фанатики неба, друзья, знавшие друг друга, как говорится, насквозь, и уж им, бесшабашным, и, как почти все люди неба, далеким от политики, было не вкрутить, что кто-то из них предатель и агент. Что ж, раз так, их убили всех, дабы не оставлять свидетелей преступления, а то и потенциальных мстителей за друзей. Гнездовой метод расправы. Начальник академии командного и штурманского состава ВВС РККА Арженухин, герои Союза Проскуров и Рычагов, дважды Герой Союза Смушкевич (боевой товарищ Жукова по Халхин-Голу, помощник начальника Генерального Штаба РККА по авиации), были расстреляны без суда уже во время войны. Репрессии в авиации еще ждут своего исследователя. Он опишет ужасающую неподготовленность наземного оборудования аэродромов и их вспомогательных служб не только для боевых, но даже для учебных условий. Вождь мстил летчикам за общую отсталость страны.

46 Высказывание приведено в "Истории дипломатии", т. 3, изданной в 1945 году, сразу после победы. Никаких возражений Чемберлену по поводу некоторых трудностей соглашения с СССР не приведено. Оплеуха проглочена была молча. Цитирование в то время такого политического максима без всяких комментариев выглядит подвигом и может быть одной из причин практически полного уничтожения тиража в типографском складе. Но книга вызывала так мало доверия, что мало кто ее прочел. Тогдашнему читателю достаточно было узреть среди авторов имена Панкратовой или Тарле, чтобы перестать верить даже правде, которую эти авторы по мере сил и со всеми предосторожностями (в видах собственной безопасности) пытались все же высказать. Быть может, именно вдогонку этому капитальному труду о советской дипломатии был создан знаменитый документ Холодной войны "Фальсификаторы истории". Кажется, теми же авторами. Ведь, как уже замечено, чтобы фальсифицировать историю, ее надо хорошо знать...

47 На первом съезде писателей распространялась написанная от руки под копирку листовка, адресованная иностранным гостям съезда. В ней был такой абзац:

"Вы созываете у себя антивоенные конгрессы и устраиваете антивоенные демонстрации. Вы восхищаетесь мирной политикой Литвинова. Неужели вы действительно потеряли нормальное чувство восприятия реальных явлений? Разве вы не видите, что весь СССР – это сплошной военный лагерь, выжидающий момент, когда вспыхнет огонь на Западе, чтобы принести на своих штыках Западной Европе реальное выражение высот современной культуры – философию Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина".

Датировка этого текста – не позднее 20 августа 1934 года…

Кормчий этого курса был назван – "недоучившийся в грузинской семинарии Иосиф Джугашвили (Сталин)".

Настойчивость автора в подчеркивании агрессивной сталинской политики кому-то наверное захочется объяснить ненавистью к стране, в которой он родился и прожил большую часть жизни. От таких обвинений никто не огражден. Да и книга эта о патриотах, которые за любовь к своей стране заплатили жизнью. Лучшие из них, гуманисты-интернационалисты, как раз и отмечены наивысшим патриотизмом образованных людей, которые знают, что невозможно желать добра своей стране отдельно от нынешнего тесно связанного мира.