(«Российское государство: вчера,
сегодня, завтра» М., 2007, под общей редакцией И.М. Клямкина)
Том вобрал в себя свыше 600 страниц текстов, статей
и выступлений полусотни авторов – виднейших российских социологов, философов,
историков, общественных деятелей, политологов, обозревателей. Эту дискуссию
выдающихся интеллектуалов России вёл знаменитый с перестроечных 80-х гг.
публицист и философ доктор Игорь Моисеевич Клямкин, спонсировал её фонд «Либеральная
миссия».
Рецензировать подобную книгу – физически невозможно:
каждый автор старался высказать мнение, непохожее на остальные, использовал
оригинальные подходы и логику. Иначе - какой имелся для них смысл вообще участвовать
в дискуссии? Что способен оценить здесь человек со стороны, тем паче с
заграничной стороны? Лишь показать читателю, что интересное он обнаружил в теме,
что привлекает лично его, Хейфеца, внимание. Один из аналитиков, Св. Каспэ,
описал бы мою авторскую ситуацию ирландским анекдотом: «Пэдди идёт мимо паба, где
бушует драка. Вежливо интересуется: «Простите, пожалуйста, это частная драка
или участвовать могут все?». Нет, я отлично понимаю, - это их, российская схватка…
И потому буду лишь комментировать некие эпизоды, которые меня, случайно проходящего,
особо увлекли.
Прежде всего, можно наловить в томе кучу
интересной (и закрытой) информации о событиях, происходивших в тамошних
верхах.Например, о том, как появилась
на свет нынешняя конституция России. Авторов собирал покойный президент Ельцин,
специалисты не могли договориться между собой (если дело, разумеется, не
касалось подражания иноземцам. Например, в первый проект записали срок президентских
полномочий в пять лет, но кто-то сказал: «А у американцев четыре» - и они переделали
пять на четыре... Как справедливо заметил один из дискутантов, американский
посол был тут вовсе не при чём). Наконец, известный юрист из Свердловска Сергей Алексеев
решил споры, набросав текст Основного Закона, дававший земляку-президенту
фактически безраздельную власть… Так и родился в России этот, как его называют
нынче, «персоналистский режим»! Т. е не президент Путин его породил, в чём того
обвиняют или восхваляют – нет, это было записано в Конституцию при самом-самом демократичном
Ельцине… Вот другой пример новой для меня информации – рассказ об отставке
Касьянова с поста премьера. Оказывается, на него написали донос, якобы он,
используя полномочия премьера, готовит срыв выборов Путина, обеспечив на
избирпункты недостаточную явку голосующих… Доносу поверили – и карьеру политику
сломали.
Историческая информация - немалой ценности для
меня: «Чем, например, был НЭП? Изучая его историю, обнаруживаешь, что за всеми
наиболее интересными нэповскими проектами стояли чекисты и партийные работники,
которые отмывали свои деньги, награбленные в ходе революции» (стр. 598) – да, интересное и поучительное для историка сообщение,
о котором я нигде и никогда нечитал…
Достоинством книги видится то, что Клямкин
подобрал авторов не только из близкой ему либеральной группы, но и среди
романтиков - «имперцев» (типа Дугина), и особенно - в среде так называемого
«кремлевского пула».Кстати,один из «кремлевских политологов» честно
признает, что официальный Совет министров не является реальным правительством
страны – он есть чисто исполнительный орган при истинном правительстве.
Подлинная новизна информации в том, что в состав истинного правительства входят,
оказывается, руководители главных телевизионных каналов. Т. е. те лица, коих мы
привыкли считать жалкой прислугой власти, оказывается, входят в истинные высшие
органы! Разве не интересно?
«Кремлевский пул», противопоставленный
интеллектуальной элите страны, не хотел в книге «выглядеть попками». Его представители
аргументировали позицию начальства весьма серьёзно, предлагая факты и доводы,
которые даже для участников дискуссии казались новостью. Например,Сергей Марков поделился информацией:
«Реальной правящей партией является… своего рода протосубъект российской
политики, включающий в себя Администрацию президента, руководство федеральных
телеканалов и экспертные центры, близкие
к АП. Да и руководителей крупного бизнеса тоже можно включать в эту протопартию
- в той мере, в какой они участвуют в её деятельности» (стр. 242). Или - администрация
президента, что видится внешне этаким комплотом бывших силовиков, реально,
оказывается, ВСЯ охвачена тотальным недоверием всех игроков ко всем. Никто там заодно
не работает, все готовы предавать всех, что, естественно, отражается на
работе.И вот - Алексей Чадаев из
Общественной палаты отмечает психологическую особенность нового начальства: «К
сожалению, у этого нового поколения есть одна отвратительная особенность, о
которой я говорю как его представитель. В отличие от старших возрастных групп,
у него нет внутреннего морального запрета на использование насилия в политике….
У этого поколения – я имею в виду как славян, так и не славян – нет внутренних
барьеров. Если бы события 1991 года случились сейчас, они могли бы перерасти в
кровавое побоище. Я боюсь, что приход нового поколения в политике будет
сопровождаться насилием, ростом отнюдь не бутафорского терроризма. Есть много
симптомов…» (стр. 307).
Поражает пессимизм буквально всех участников
дискуссии в оценке и настоящего, и возможного будущего России. Типичное размышления
о партиях: «Черномырдин сказал, какую партию ни строй, всё получается КПСС. На
самом деле он сделала необоснованный комплимент нашим партиям… С точки зрения
организационной культуры все наши партии являют собой сильно урезанных,
лишенных большинства достоинств поздней КПСС уродцев» (стр. 306). Это сказал,
напоминаю на всякий случай, бывший активист, в прошлом – один из создателейСоюза правых сил…
В целом разница меду дискутирующими проходит примерно
по такой линии. Либералы резво критикуют всё подряд, но не особенно интересуются
глубиной анализа. Они напоминают мне публицистов, правда, овладевших научно-иностранной
и малопонятной терминологией. Но вот «кремлевцы»… Что удивительно, не особо расходятся
с оппонентами в общих, довольно мрачных оценках… Правда, ссылаются как на главное
оправдание своей позиции на всемогущее «мнение народное». Мол, теоретически вы,
господа либералы, возможно, правы, но… Тот же Сергей Марков высказался: «Я не
против того, чтобы бросить Россию в ещё одну революцию, теперь – «революцию
закона», но я считаю… что Россия пока ещё очень далека от царства закона и
конституции. Это пока не про нас» (стр. 269). И поясняет: «Для меня,
например,суверенитет менее важен, чем
для народа… Но я хочу быть со своим народом и понимаю, что нет политической судьбы
за пределами выбора народа». (стр. 286).
В сущности, спор двух групп, на мой взгляд,
сводится вот к какой тезе. Либералыпредлагают России программу действий, которые, по их убеждению,явилась бы эффективной схемой для развития
страны и превращения в правовое государство. Их оппоненты не отрицают
достоинств программы, но напоминают, что нынешние либералы, подобно
революционерам всех времён, забывают о ма-аленьком, ну, совсем малом обстоятельстве…
О сформировавшейся за века психологии данного народа, который может не считать
достоинством для себято, что видится таковым
у либералов. «Сокрушённые в реальности, мифы по-прежнему живы в массовом
сознании: 400 лет «музыки Третьего Рима» - не шутка. И сегодняшние варвары
делают всё, чтобы не дать этой музыке заглохнуть» (стр. 493). Иначе говоря.
«государственники» упрекают «либералов» в том, что в расчетах и планах они пренебрегают
важнейшим фактором реальности - психологией населения России. Но если демократия,
напоминают «государственники», есть выражения воли большинства, то с этой точки
зрения режим Путина есть именно и подлинно режим российской демократии. Каков
народ, такова и демократия, иначе в мире не бывает.
Чрезвычайно интересными показались попытки
разобраться, как именно исторически сложилась в России победившая здесь форма
национальной психологии, когда народу дали, наконец, возможность выразить
истинную волю. «Государственники» видят в России самую обычную, а вовсе не
какую-то особую,«специфически
российскую» систему правления. Сравните, говорят они, Россию хотя бы с Китаем –
в чёмрусская необыкновенность состоит?
Вечная персоналистская система(читай – самодержавная) свойственна
подавляющему большинству народов мира, она-то как раз является обычной нормой в
человечестве! Уникумом же, исключением явилась напротив Западная цивилизация,
выработавшая совершенно необыкновенное
соединение варварских традиций восточных кочевников с новаторством уцелевших
римских городов. Совершенно непонятно и неизвестно, почему и как, но сей
странный коктейль смог образоваться в истории и создать единственную в своем
роде цивилизацию, которую сегодня либералы считают нормой (в силу её огромных
исторических достоинств, что придали Западу статус авангарда стран и народов).
Но Россия-то в ту полосу не попала – и не только
потому, что она не входила в границы Римской империи. Главное, она
принципиально отличалась от Европы по своим демографо-географическимкачествам. В Европе всегда жило относительно
много народу, и здесь обычно не хватало земли для обработки. Поэтому вопросы
собственности заняли жизненно важное место в существовании западной системы. В
России же, напротив, проживало относительно мало народу при огромном количестве
пустующей земли. Поэтому важнейшим вопросом издревле являлось в этой стране не
собственность на землю, а прикрепление населения к земле, не крестьянства, а
всего населения – чтобы заполнить пространство страны в стратегических пунктах.
«Всё просто и обусловлено потребностями практической жизни. Ещё в конце XYвека Ивану III понадобилась большая армия, которая не
отсиживалась бы, как прежние русские дружины, в крепостях, а могла бы
оперативно контролировать пространство большого государства. Тогда для этого
нужна была конница, нужно было создать сословие конников. За неимениемдостаточного количества денег на его
содержание, решение нашли в условном землепользовании и создании на его условии
дворянского сословия. Поэтому первое сословие в России (со всеми его
обязанностями) было дворянство. Его-то первым и закрепостили, т. е. заставили служить
и лишили права выбора. Только государева служба, и всё. Потом, когда крестьяне,
не желая работать на этих старых и новых хозяев, стали разбегаться,
закрепостили крестьян. Затем дошла очередь до горожан: соборное Уложение 1649
гола закрепостило посадских людей… Русское право никогда, даже по интенции, не
предполагало свободу: оно наделяло обязанностями, но не давало прав» (стр.
595). Поэтому, по мнению «государственников», в России сложилось совершенно особое
отношение к праву. Право – здесь есть то, что потребно исключительно государству.
А обычные люди жили не по праву, т. е. не по законам, а «по понятиям». Это традиционный
способ существования обывателей в этой стране, и он до сих пор определяет всё реальное
поведение. Несомненно, предстоит когда-то перейти и к власти закона, но дело
это нескорое и весьма для данного народа непривычное и тяжкое…
Некая особость России, по мнению участников
дискуссии, существует на практике и реально. Но она состоит не в якобы «особой русской
политической системе», а в том, что страна расположена на самой границе
Западной Европы. Посему традиционная для мира, т. е. неевропейская, система
власти сочетается здесь с культурой, находившейся под сильнейшим соседским, европейским
влиянием. Конфликт составляющих и определяет историю страны. Цитируется философ Г.
Федотов:«Россия нашла способ
стимулировать, не развивая свободу. Самодержавие использовало плоды социального
прогресса так, что он становился инструментом принудительного ускорения». Так
было и при Иване Грозном, и при Петре, и при Сталине, так же, по-российски,
использовали прогресс Чубайс сГайдаром.
Либеральная модернизация в России всегда кончалась провалом, а вот авторитарная,
исходящая от власти, бывала весьма успешной. Но всё кончалось одинаково: после
страшного принудительного напряжения следовало неизбежное расслабление,
проседание экономики, падение жизни населения. «Черезпять лет после смерти Петра у России флота
вообще не было: для блокады Гданьска не нашлось ни одного корабля.
Катастрофически сократилось население, восстановление промышленного
производства до петровского уровня происходит только при Екатерине Второй»(через 40 лет). «Но к этому времени такой
уровень был бы достигнут, даже если бы никаких петровских реформ вообще не
было»(стр. 417). Логика Гайдара и
Чубайса выявилась такой же, как у Петра -«это логика достижения наиболее быстрым способом точки невозврата или
реставрации коммунизма. Для этого они форсировали создание слоя крупных
собственников, которые ни при каких обстоятельствах не позволят коммунистам
перехватить инициативу. И реформаторы своей цели добились, решив поставленную
конъюнктурно-политическую задачу. Так сказать, обхитрили историю» (стр. 418).
Но реформа оказалась проведенной за счет прав собственности массы населения, не
удалось создать ни эффективной судебной системы, ни гражданского общества. «Их
усилия не были бесплодными, но то, что их реформы оставили Россию в прежней
колее – это факт» (стр. 419).
В России после них осталось прежнее мощное влияние
самодержавной традиции, оформленной в виде бескрайних президентских полномочий.
Плюс – ещё довольно велика зона крепостничеств. «Она, конечно, не так велика,
как в сталинском СССР, но она существует. В неё включены вооруженные силы…
крепостнический принцип лежит в основе их хозяйства, их ремонтных заводов и пр.
И гастарбайтеры,сфера деятельности
которых охватывает минимум 5-7 миллионов человек – при трудоспособном населении
всего-то в сто миллионов человек» (418).
Далее читателю открывают поразительные факты: «В
ближайшие годы у страны нет практических шансов встать на путь стабильного…
экономического и политического развития…Заработная плата россиян, как ни
печально это признавать, завышена по сравнению с реальной ценностью их труда.
Уровень жизни в стране, которая не экспортирует практически ничего, кроме нефти
и газа, не может быть таким, как сегодня: чтобы российские товары стали
конкурентно способными… средние доходы населения доходы населения должны быть
вдвое ниже, чем сейчас, цены на энергоносители – в 2.5-3 раза ниже, на сырье и
металлы- в 3-3.5 раза ниже. Может ли
это стать реальностью при сохранении сырьевой конъюнктуры? Разумеется, нет. И,
следовательно, деиндустриализация России продолжится… Всего через пять- десять
лет Россия может остаться в хозяйственном одиночестве, зажатой между двумя
экономическими сверхдержавами» (ЕЭС и КНР. Стр. 451-454).
Вот социальная характеристика народа у аналитикаиз знаменитого социологического центра Юрия
Левады:
«Сегодня мы имеет дело со злобной и
разочарованной, внутренне опустошённой страной, не верящей никому, в том числе
и своим лидерам, настроенной по отношению к окружающему миру одновременно агрессивно,
недоверчиво и завистливо. Если можно говорить сегодня о российском обществе как
целом, то это общество людей, не просто притерпевшихся к злу, но и внутренне
принявших его как систему координат реальности и оправдывающих его даже с
некоторой страстью циничного убеждения» (стр. 473).
***
Меня поразило огромное внимание, уделённое
участниками дискуссии весьма экзотической теме - «наследию Византии». С чего,
спрашивается, столько копий ломается вокруг византийского влияния на Русь?
Тем паче, что оно, влияние, проявилось как раз тогда,
когда Византии уже не было на свете, а собственно Россия практически ещё и не
появилась…
С трудом, но я, кажется, разобрался. Византийская
модель соблазняет нынешних «государственников» тем, что, с одной стороны, сия империя
была как бы вполне европейской державой,
даже передовой по своему времени (Византия себя называла Новым Римом,жителей – ромеями, т. е. римлянами). Одновременно
она и сильная, и богатая (Константинополь считался богаче Багдада!), она влиятельная
и она же центр духовности… Особенностью византийской системы виделось единство
государственной и духовной власти: император был одновременно властителем
церкви (в отличие от Западной Европы, где политика четко отделялась от духовной
жизни, объединённой вокруг Рима). Вот о такой системе и мечтают нынешние «государственники»:
чтобполитика и духовная власть
сосредотачивались в одном центре. В конце концов, совсем недавно так оно и было
– назывался такой центр в Москве ЦК КПСС. Нет, речь вовсе не идёт о
восстановлении коммунизма, прошу понять меня правильно… Но мыслители фиксируют
бессилие, духовное и политическое, российского гражданского общества, неумение
подданных Кремля хоть как-то объединяться в защиту своих интересов. И возникает
социальная мечта – чтобы необходимые обществу и стране духовные стремления
порождались в толще народа – и хотя бы президентскими структурами. Доходит до
того, что высказано (вполне всерьез!) предложение, чтоб оппозицию назначали
указом президента и на президентские же средства содержали. Вполне серьёзно
обсуждают такую идею! (Более того: видится, что Путин, создав «Справедливую Россию»,
явно пытался осуществить подобную программу. Всем понятно, что натуральная для
России единопартийная система сама по себе гниет и плохо работает, поэтому
зачем-то нужна вторая партия).
А вот ещё предложение либералов – включить их во
власть как некую фракцию припрезиденте!
Правда, тут же объяснили оппоненты, что «персоналистский режим» требует от сотрудников
непрофессионализма (он, конечно, не помешал
бы), но, прежде всего, личной лояльности боссу.Пример провала карьеры отличного профессионала в экономике Илларионова сие
очевидно подтверждает. Но нет, им всё-таки не хочется верить, что в реальной
государственной машине карьера определяется, прежде всего, не работой, а лояльностью. Россиявыглядит исключением лишь потому, что слабость
её гражданского общества, явная невостребованность его в общественном мнении
парализует любые попытки естественные оппозиции нормально работать. По мнению
одного из членов Общественной палаты (!), «80% населения живёт в своей стране
словно в эмиграции» (sic! стр. 321). Тогда о чём можно говорить?
Трудно не обратить внимания и на то, насколько у многих
«знатоков своей страны» самое представление о местной жизни… как бы выразиться…
теоретическое.Любую конкретную
информацию люди узнают из газет, явно некачественных и поверхностных. Один так прямо
и выразился: «Даже в ожидании чуда лучше бы заняться изнурительным многолетним
трудом по приведению в порядок собственного дома и нравов его обитателей (в
соответствии с приписанной Леониду Смирнягину формулировкой национальной идеи: «Поправь
забор, не ссы в подъезде» (стр. 574). Вот
конкретные примеры текстов. Один из выступавших заметил, что важная проблема
нынешней России состоит в чрезмерном количестве высших учебных заведении вообще
и числа студентов в особенности: «Здесь одна из предпосылок возможной катастрофы».
Далее он описывает (правда, признавшись, что утрирует проблему): «Понятно, что
система присуждения учёных степеней – это система производства претензий,
заведомо нереализуемых и потому взрывоопасных… Громадное количество кандидатов
и докторов наук бродит по стране и спрашивает: где то, ради чего мы,
собственно, всё это делали? Зачем мы столько лет платили взятки, потом через
некоторое время опять платили и находили людей для того, чтобы они нам написали
курсовые, дипломы, кандидатские диссертации, докторские диссертации, членам
совета платили – зачем мы всё это делали? И если с кандидатами и докторами,
несмотря на их чудовищный избыток, как-нибудь утрясётся, то что происходит на
просторах страны с людьми, имеющими всего лишь диплом о высшем образовании, мне
страшно подумать» (стр. 591). Я сам отношусь к тем, кого нанимали писать
дипломы и кандидатские, тем не менее – где ж тут постановка проблемы, кроме эмоционального
возгласа - «страшно подумать»? Где речь не фельетониста, погружённого в яму привычных
с советских времён подкупов, а исследователя, приглашенного Клямкиным на
всероссийскую дискуссию?
А вот отрывок, посвященный «доступному жилью». «Этот
проект стал непосредственной причиной, что жилье стало недоступным… Власть, не
удосужившись установить новые, соответствующие ею же провозглашенным целям
правилам игры, вбрасывала деньги в недвижимость… Рынки реагировали на массовый
спрос не ростом предложения, а ростом цены. Власть продолжала вбрасывать
деньги, уводя цены за пределы всякого разумного соответствия спроса и
предложения «(стр. 409). Очень интересно читать, но невольно спрашивается: а
каковы же они должны быть, пресловутые «новые правила игры»? Ни звука…
***
Мой отклик на книгу уже вышел за всякие разумные
пределы, но невозможно кончить, не коснувшись хоть бы вкратце«дела ЮКОСа». Тем паче, что все участники
считают его исторически переломным событием в истории современной России.
Каждый, разумеется, на свой лад…
Насколько я мог уразуметь из текстов, многие, если
не все считают нынешнюю Россию чрезвычайно неустойчивым образованием, готовым
развалиться в неожиданный момент. Говорят о том, что «Россия не совсем
государство», что «это всё ещё империя, находящаяся в стадии развала»…Я не
согласен с этими оценками и предполагаю, что их авторы по российской традиции
недооценивают национальный инстинкт россиян как граждан этой страны. Но факт
есть факт – интеллектуальная «элита экспертов» именно так ощущает сегодняшнюю ситуацию.
Самое меткое в этом плане определение – что
Российское государство больно «диабетом». Как известно, диабетики внешне
выглядят здоровыми, у них обычно ничего не болит, но их болезнь требует от
пациента непрерывного наблюдения за режимом жизни (и питания) и постоянного
приёма лекарств или уколов – иначе больного настигает неожиданная смерть.
И, насколько я мог понять, дело ЮКОСа
рассматривается именно в плане возможной смертельной болезни России.
К началу правления Путина была – по их мнению - заключена
«незримая конвенция» между двумя новыми классами постсоветского общества:
классом крупных капиталистов («олигархов») и классом крупных государственных
чиновников. Сия конвенция гласила – границы классов должныбыть чётко проведены. Капиталисты не вмешиваются
в сферу политики, контролируемую чиновниками, чиновники, в свою очередь, не
должны занимать некие места в кругах бизнеса. Полученное олигархами в 90-е гг. имущество
и полученная чиновниками тогда же власть остаются в собственности тех, кто это
завоевал всё это в ходе революции. По мнению некоторых дискутантов,
Ходорковский сознательно нарушил конвенцию и был наказан никак не за «нарушения
законов» (с этим, кажется, все согласны), но за нарушения согласованных в
верхах правил жизни. Причём преследовали его не столько власти, сколько прочие
олигархи, обеспокоенные тем, что нарушение конвенции приведёт к пересмотру приватизаций.
Сторонники «кары» утверждают, что планируемая Ходорковским«либерализация власти», т. е. нормальное
вроде бы разделение между ветвями, мол,угрожала целостности России, она неизбежно привела бы страну к развалу
на регионы… Противники «дела
Ходорковского» считают, что «история ЮКОСа» было даже не преступлением, а хуже –
ошибкой, приведшей власть к перераспределению полномочий впользу «силовиков» и соответственно – к
неэффективности в действиях и реформах. Не моё, естественно, дело –
разбираться, верно то или другое или нет, но данное толкование позволяет понять
некоторые «странности» уничтожения ЮКОСА. С одной стороны, дело оказалось
фактически изолированным, оно не привело к уничтожению иных природных (и даже
нефтяных) монополий, чего поначалу опасался весь мировой бизнес. С другой,
остались абсолютно неизвестными те лица, которые приобрели ЮКОС: ведь если они
были госчиновниками из круга Путина, они не могли не считаться с конвенцией,
которую обвиняемый нарушил – ведь они сами её нарушали, вторгшись в сферу
бизнеса… Во всяком случае, превращение «дела ЮКОСа» в социальный процесс было явно
прервано сверху! Потому что оно нарушало то видение государственной
системы,которую считал легитимной сам
самодержец-«автократ».
Можно долго упоминать массу интересных идей и
фактов, которые предлагает читателю этот том – для собственного осмысления. Я
умышленно не называл имен авторов тех или иных цитат. Вам лучше набраться сил –
и прочитать самим. И думать, думать, думать… Над историей, которую так дурно
знаем, над настоящим, которое пока не очень понятно даже его непосредственным
свидетелем, и над будущим, которое никому вообще неизвестно. Потому что каждый
миг истории вносит в жизнь России неожидаемые никем явления и процессы,
полностью перечеркивающие, казалось бы, такую понятную логику тех, кто занят
изучением исторической мысли.
