Беседы с пианистом и дирижёром Владимиром
Ашкенази
Мягкий полумрак, тусклое мерцание хрустальных
люстр, строгие линии лож, красный бархат кресел. В зале ни одного свободного
места. Все глаза устремлены на освещенную сцену. Человек, сидящий у рояля, легко
касается клавиш. Густые с проседью волосы закрывают часть лица. Зал затаил
дыхание. Мгновение – и звуки блистательного этюда Шопена наполняют зал. Так
запомнилось мне выступление известного пианиста Владимира Ашкенази в
вашингтонском Центре исполнительских искусств имени Кеннеди в январе 1984 года.
Несмотря на трескучие в тот год морозы, послушать прославленного пианиста пришли
не только вашингтонцы, но гости столицы, которые съехались со всего мира на
инаугурацию Рональда Рейгана на второй президентский срок. После концерта
состоялось моё первое интервью с пианистом. Я напомнил Ашкенази, что в 1958 году
в Вашингтоне (тогда ещё Центра имени Кеннеди не было) состоялось его первое
выступление в Америке, и попросил его поделиться воспоминаниями об этом важном
для него событии.
«Я помню мое первое выступление в Америке
очень хорошо, хотя это было давно. Это был мой первый визит за океан. Шок моего
знакомства с американским образом жизни был очень силен, особенно остро я это
ощутил в Нью-Йорке. Разница между Европой и Америкой была колоссальная. В
Вашингтоне было немного легче, но всё равно я чувствовал себя очень неуверенно.
Этому ещё способствовал то, что я прилетел из Москвы за день до концерта.
Разница во времени была восемь часов, и я чувствовал себя физически очень
плохо. Так что на первом концерт в Америке я был не в самой лучшей форме ни физически,
ни духовно. Но несмотря на это я, почему-то, имел успех. Мне кажется, что я
играл не очень хорошо. В Нью-Йорке я был в лучшей форме. Яблагодарен моей судьбе за то, что несмотря на
усталость, мои первые концерты прошли успешно».
Гастроли Ашкенази в Америке были организованы
известным американским импресарио Солом Юроком на основе соглашения между СССР
и США о культурных обменах. Выходец с Украины, Сол Юрок хорошо говорил
по-русски и уже организовал концерты таких выдающихся советских музыкантов как
Эмиль Гилельс и Мстислав Ростропович. Юрок внимательно следил за выступлениями
на конкурсах молодых исполнителей и пригласил Ашкенази после получения первой премии
на конкурсе королевы Елизаветы в Брюсселе. За плечами Ашкенази была уже вторая
премия на Пятом Международном конкурсе имени Шопена в Варшаве.
«Здесь, на Западе, - говорит Ашкенази, - мы
принимаем наши широкие свободы как должное и поэтому нам уже трудно
представить, как чувствует себя человек, лишь на время освобожденный от
коммунистического ярма».
Америка поразила молодого музыканта своим
многообразием, кипучей жизнью, неутомимым интересом ко всему новому.
Темпераментная аудитория просто ошеломила его.
Ашкенази вспоминает, что в этом первом турне
его сопровождал сотрудник протокольного отдела министерства культуры. До
поездки в Америку они даже не были знакомы, но во время гастролей им пришлось
жить в одной комнате.
«Его фамилия была Волошин. Он был малокультурный
человек, о музыке он имел весьма смутное представление, так что, разговаривать
нам было не о чем, и я чувствовал себя очень неловко. Мне был тогда всего
двадцать один год, в сущности, я был ещё мальчишка. Первое туре в Америку,
очень ответственное, и посылать меня с таким идиотом... типичное советское
отношение... и за день до концерта с восьмью часами разницы во времени».
Американская пресса ходила за молодым
исполнителем по пятам, и по завершении гастролей Ашкенази дал пространное
интервью Гарольду Шёнбергу, известному критику газеты «Нью-Йорк Таймс». В ходе
интервью Ашкенази сказал, что ему нравится Америка и американцы. Сотрудник
протокольного отдела тут же написал донос о безответственном поведении Ашкенази
во время турне. Он сообщил, что Ашкенази интересуется современной музыкой и
современной живописью, и конечно же, что он читал «Доктора Живаго». (Ашкенази
проглотил роман Пастернака за ночь, так как знал, что взять его с собой он не
мог).
Последствия не замедлили сказаться.
«Меня вызвали в отдел внешних сношений
министерства культуры, прочли лекцию о патриотизме и сказали, что дальнейшие
поездки за границу откладываются на неопределенное время, - вспоминает Ашкенази».
Резкий поворот в жизни Владимира Ашкенази
произошел после встречи с исландской пианисткой Торун Йоханнисдоттир, или Доди,
как называют её близкие и друзья. Доди впервые приехала в Москву в 1958 году на
первый конкурс имени Чайковского. Тогда она была в советской столице всего
несколько дней. Вернулась она осенью 1960 года для занятий в Московской
консерватории. «Когда я стал встречаться с ней, я понял, что это серьёзно, -
говорит Владимир Ашкенази».
Ни предупреждения секретаря комсомольской
организации, ни разговоры директора консерватории с его матерью о возможных
последствиях не могли разубедить молодого пианиста. Вскоре они поженились, и
Доди приняла советское гражданство. Это её решение было продиктовано двумя
факторами: угрозами представителяотдела
внешних сношений министерства культуры СССР, что, оставаясь исландской
гражданкой, она помешает гастролям мужа за границей, и её наивной уверенностью,
что она по-прежнему будет пользоваться свободой как иностранка. Но вскоре после
принятия советского подданства и поздравлений с честью быть гражданкой «самого
свободного государства в мире» Доди поняла, что попала в ловушку. Никаких
связей с иностранцами, никаких привилегий студентки-иностранки, - даже для
посещения исландского посольства в Москве нужно было просить специального
разрешения.
«Что по-настоящему открыло для Доди глаза,
было обращение с ней советских властей, когда она решила поехать в Лондон,
чтобы показать нашего первенца своим родителям, - вспоминает Владимир Ашкенази.
– Чего вы нас беспокоите? Решение по вашему делу пока не принято».
Для выросшей на Западе Доди это было шоком.
Когда же она решила пойти в английское посольство, чтобы в ожидании советского
заграничного паспорта оформить визу для поездки в Лондон, сотрудники в штатском
остановили её перед посольством и посоветовали идти домой. В конце концов, через
пять месяцев Доди всё же получила разрешение для поездки в Лондон. К тому
времени Ашкенази был уже победителем конкурса имени Чайковского и запрет на его
поездки заграницу был снят.
После триумфа Вэна Клайберна, в 1958 году
завоевавшего золотую медаль на конкурсе Чайковского, до 1962 года ярких звезд
на международном музыкальном небосводе не было. Запад жаждал познакомиться с
новым лауреатом.
Несмотря на предприимчивость Сола Юрока,
молниеносно организовавшего новую гастрольную поездку Ашкенази в Америку,
советские власти затеяли с пианистом и его женой игру в кошки-мышки. Доди была
вынуждена приехать из Лондона в Москву, так как власти опасались, что,
оказавшись оба на Западе, они не вернутся в Советский Союз. Но контракт с
Юроком был подписан, и, во избежание шума, супругам всё же разрешили
путешествовать вместе. Это было осенью 1962 года. И на этот раз пианиста
выпустили всего за день до первого концерта.
Успешное выступление по Соединенным Штатам
подходило к концу, когда Ашкенази получил телеграмму из министерства культуры,
в котором ему предлагалось по дороге домой сделать остановку в Рейкьявике и
дать серию концертов.
«В этом был определенный политический смысл,
- говорит Ашкенази. - Учитывалось, что моя жена исландка, ведь стратегическое
положение Исландии всегда ценилось как Америкой, так и Советами. Интересно
отметить, что о первом выступлении Ашкенази в Рейкьявике была напечатана статья
в «Правде».
В Лондоне они отпраздновали Рождество с
родителями Доди и в начале января вернулись в Москву.
«После счастливо проведенных нескольких дней
в Лондоне в Москве я почувствовал, будто за мной захлопнулись тюремные ворота.
Я не знал, смогу ли я снова поехать заграницу», - вспоминает Ашкенази.
Такая возможность представилась, хотя и была,
как обычно, сопряжена с трудностями. Предстояла гастрольная поездка в Англию, и
он непременно хотел взять с собой жену и ребенка. Разрешение должно было быть
одобрено в ЦК КПСС при поручительстве официального представителя министерства
культуры.
«В министерстве культуры меня пытались
отговорить, но я убеждал их, что Советский Союз мог бы сделать красивый
дипломатический жест, отпустив с ним жену и ребенка, учитывая, что она прожила
в Лондоне много лет и что там живут её родители. Я сказал им, что не смогу
объяснить родителям Доди причины отказа, и что лучше было бы сообщить, что я
заболел и отменить гастроли».
В конце концов, в министерстве культуры
согласились с его доводами, но когда дело дошло до документов, то ему паспорт
выдали без промедления, а Доди обещали дать паспорт через день. Ашкенази
поверил обещаниям и уехал один. Почувствовав неладное, Доди сказала
представителю министерства культуры, что если ей не дадут заграничный паспорт
немедленно, она пойдет в исландское посольство, созовет корреспондентов и
сделает публичным достоянием тот факт, что ей не разрешают быть с мужем и
повидаться с родителями. И власти сдались. Приехав в Лондон, Доди сразу же
решила, что после всего пережитого она в Москву не вернется. После завершения
гастролей Владимир Ашкенази решил остаться в Англии. Он поставил в известность
о своем решении министерство иностранных дел Великобритании, а затем попросил
встречи с атташе по культурным делам советского посольства. Условием
возвращения Ашкенази в Советский Союз былопредоставление ему многократной выездной визы. К его большому удивлению
такая виза ему и его жене была выдана на полгода.
Ашкенази не придавал случившемуся большого
значения, но международная печать быстро подхватила новость, а лондонская
газета «Таймс» даже сообщила, что Ашкенази попросил политическое убежище. Его
поразило, что такая влиятельная газета ради сенсации дала неверную информацию.
Вот, как объясняет Ашкенази свое решение остаться в Англии:
«Я часто стараюсь анализировать мой
внутренний процесс, чтобы даже подумать о том, чтобы уехать из Советского
Союза. Когда я уезжал из Советского Союза я мало знал о Западе. У меня было
очень смутное представление о том, что если бы я жил на Западе, я был бы
гораздо более свободен и духовно, и физически. Конечно, я очень боялся такого
шага, потому что это очень драматический шаг менять не только страну, но весь
образ жизни. Но несмотря на неуверенность и страх, меня что-то внутреннее
толкнуло на это, я считал, что должен это сделать. И я никогда не сожалел об
этом. В то время я был ещё совсем не зрелый, я всё ещё был мальчиком. Я думаю,
что в Советском Союзе люди созревают очень поздно. Вся система была направлена
на то, чтобы у человека не было своего мышления, чтобы он не становился
законченным индивидуумом. Мне было тогда 25-26 лет и у меня было очень мало
своих точек зрения, я был всё ещё запутан в паутине советского воспитания,
советского образа мышления, советской пропаганды. Конечно, никто этой
пропаганде не верил, но одно дело не верить советской пропаганде, другое –
знать, что на другой стороне монеты. Мое решение остаться на Западе было скорее
эмоциональным, чем рациональным. Мне тогда очень помогла моя жена, не в
решении, решение было моим, но я знал, что она меня всегда поддержит – она была
с Запада и несмотря на то, что она приняла советское гражданство, ей было
трудно в Советском Союзе».
В то время у Ашкенази появилась надежда, что
он сможет жить как свободный человек и, будучи советским гражданином, приезжать
в Советский Союз и выезжать на Запад, когда пожелает. Немного погодя он набрался
смелости и пошел в советское посольство в Лондоне за визами. Визы им были
выданы без промедления, и в мае супруги Ашкенази вылетели в Москву. После
окончания всех запланированных концертов в Советском Союзе супруги Ашкенази
решили ехать в Лондон, где они оставили ребенка. К этому времени министр
культуры Фурцева обсудила ситуацию с Хрущевым и, к удивлению Ашкенази, они
получили разрешение. В своих мемуарах Хрущев вспоминает подробности инцидента с
Ашкенази. «Когда я был главой правительства, молодой пианист Ашкенази женился
на англичанке, которая занималась в одной из наших консерваторий. У них
появился ребенок, и они поехали навестить её родителей. Вскоре Громыко поставил
меня в известность, что наш посол в Англиинаправил срочную телеграмму: ‘Ашкенази пришел к нам в посольство в
Лондоне и сказал, что его жена отказывается ехать обратно в Советский Союз. Он
очень её любит и просит посоветовать, что ему делать’. Должен заметить, -
продолжает Хрущев, что я лично поздравил Ашкенази, когда он завоевал золотую
медаль на конкурсе Чайковского. Я посоветовался с моими коллегами и предложил:
'Давайте разрешим Ашкенази жить в Лондоне, сколько он пожелает. Таким образом,
он всегда сможет вернуться в Советский Союз. У нас ведь другого выхода нет.
Если мы будем настаивать, чтобы он оставил жену и вернулся домой, он откажется.
Он не антисоветчик, но мы можем сделать его таковым... А что плохого, если он
будет жить в Лондоне, сохраняя советское гражданство... И все со мной
согласились. Я рад, что мы защитили его доброе имя как великого советского
пианиста и сохранили его семью. Возможно, придет время и Ашкенази и его жена
захотят вернуться в Москву навсегда... А пока, пусть живут, где хотят. Мне кажется,
пришло время дать всем гражданам такое право... Для меня непостижимо, чтобы
после пятидесяти лет советской власти рай держали под замком».
Вспоминая об этом, Ашкенази говорит: «Для
такого высокого партийного руководителя Хрущев был весьма необычным человеком.
Его натуре было свойственно что-то, что вырывалось наружу, порой давало ему
прозрение. Может, это свойство и было причиной того, что его отстранили от
власти. Мы, конечно, не знали, что он хотел разрешить нам жить в Англии. Но в
конце концов система оказалась сильнее одного человека, даже если он Хрущев. И
мы остались на Западе. Я не хотел рвать с моей страной».
В июле 1963 года супруги Ашкенази уехали в
Лондон и в Советский Союз не вернулись. В послесловии редактор мемуаров Хрущева
пишет, что в 1969 году советский дипломат в Лондоне, говоря об Ашкенази,
заметил, что он может свободно приезжать в Советский Союз и выезжать за
границу, когда захочет. Ашкенази вспоминает:
«Это сказал пресс-атташе при посольстве СССР
в Лондоне, после того как в Англии остался писатель Анатолий Кузнецов, автор
романа «Бабий Яр». Пресс-атташе хотел подчеркнуть, что если бы Кузнецов заявил
о своем желании остаться в Англии, то ему без сомнения разрешили бы, как это
было в случае с Ашкенази, которому разрешили ездить туда и обратно. Я решил,
что должен выступить публично. В письме в газету «Гардиан» я опроверг заявление
советского пресс-атташе. Я сказал, что очень хотел бы ездить туда и обратно,
но, к сожалению, это невозможно. После нашего травматического опыта мы не
знали, разрешат ли нам ещё раз выехать из Советского Союза. Мы не хотели испытывать
судьбу и больше в СССР не ездили».
Супруги Ашкенази поселились в Лондоне с
родителями Доди. Жили весьма скромно. На первый гонорар от фирмы грампластинок
«Декка» купили автомобиль. Потом купили дом. Об этом периоде жизни в Англии
Владимир Ашкенази рассказывает:
«Мы прожили в Лондоне пять лет. К тому
времени я был уже хорошо известен, у меня было много концертов, и я хорошо
зарабатывал. Но приспособиться к жизни на Западе мне было трудно, хотя Доди
меня оченьподдерживала. У меня было
такое ощущение, что меня бросили в бассейн с ледяной водой. Я должен был решать
все сам. За моей спиной не было «большого брата». Сначала было страшно, но
когда привыкаешь к этому, то понимаешь, что это единственный вариант в жизни,
что так человек и должен жить, решать свою жизнь сам. Мне было тяжело ещё и
потому, что мои родители оставались в Советском Союзе. Они очень переживали за
меня, особенно мама, которая воспитала меня и сделала меня музыкантом».
Свобода распоряжаться собой и развивать свой
талант дала Ашкенази возможность гастролировать по всему миру. В 1965 году он
совершил свое третье турне по Соединенным Штатам и первое – в Японию. Ашкенази
вспоминает, что живя в Лондоне, он продолжал считаться советским гражданином и
единственным его удостоверением личности был советский паспорт.
«Для каждой гастрольной поездки нужна была
виза – для Бельгии – одна, для Франции – другая, в Скандинавии – для
каждойстраны в отдельности. К концу 1970
годов мне всё это так надоело, что я решил отказаться от советского паспорта и выйти
из советского гражданства. К этому времени у меня уже был исландский паспорт».
У Ашкенази всегда было какое-то чувство
близости с народами северных стран, особенно со шведами, норвежцами, исландцами
и финнами. Он проводил много времени в гастролях по скандинавским странам,
особенно любил играть в маленьких городах, затерявшихся среди суровой северной
природы.
После пяти лет жизни в Лондоне супруги
Ашкенази с двумя детьми переселились в Рейкьявик. О причинах этого решения
Владимир Ашкенази рассказывает:
«Мы переехали в Исландию потому, что жизнь в
Лондоне оказалась для нас чрезмерно напряженной и утомительной. Лондон славится
своей музыкальной и театральной жизнью. Мы почувствовали, что у нас остается
мало времени. В Лондон приезжает много друзей, все звонят. И интересно
встречаться, и хочется встречаться, но остается мало времени для отдыха, для
семьи. И мы решили переехать в Исландию. Исландия тихая страна и нам никто не
мешал. Я часто ездил на гастроли, и мы жили в полном счастье и благополучии».
Несмотря на всю свою занятость, Ашкенази
активно включился в музыкальную жизнь страны, которая так тепло их приняла. Он
согласился стать музыкальным советником Рейкьявикских фестивалей. Под его
руководством эти фестивали получили международное признание, и исландцы
услышали таких всемирно известных исполнителей как Иегуди Менухин, Мстислав
Ростропович, Андрэ Превин, Даниэль Баренбойм, Жаклин Дюпре, Ицхак Перельман,
Андре Ваттс, Рената Тебальди и другие. В Исландии Ашкенази начал свою
дирижерскую деятельность.
Через десять лет, однако, супруги Ашкенази
пришли к выводу, что им придется уехать из Исландии. Вот, как Ашкенази
объясняет это решение:
«Основной причиной были транспортные
сложности. Воздушное сообщение Исландии с миром ограничено одним-двумя рейсами
в день, а иногда рейсы вообще отменяются из-за погоды. Кроме того, я смертельно
уставал. Мне приходилось вставать в пять часов утра, чтобы успеть на самолет и
вовремя попасть на концерт в каком-нибудь европейском городе. Мое сложное
расписание требовало, чтобы мы переселились куда-нибудь в центр Европы».
Как многие другие музыканты, он остановили
свой выбор на Швейцарии.
«Это маленькая тихая страна и от неё вся
Европа как на ладони. Из неё легко передвигаться по Европе даже на машине. Так
что, как я думаю, мы сделали правильный выбор».
Ашкенази исколесил земной шар вдоль и
поперек. Доди часто ездила с ним с гастрольные поездки, несмотря на то, что у
них уже было пятеро детей (у всех русские имена – Вовка, Надя, Димка, Соня и
Саша).
Я попросил Ашкенази поделиться со мной
выбором своего репертуара, сделав акцент на русской музыке таких композиторов
как Скрябин, Чайковский, Рахманинов, Прокофьев.
«Я много играю русской музыки. Я считаю не
только своим долгом, но и удовольствием играть произведения русских
композиторов. Это в моей крови и я получаю от этого большое наслаждение. Я
играю много Скрябина, Рахманинова, у Чайковского не так много выдающейся
фортепьянной музыки, так что яне играю
Чайковского. Концерт Чайковского я не очень люблю, так что я его совсем не
играю. Из фортепьянной музыки кроме сонат я ничего не играл. Его пьесы слишком
незначительны для фортепьяно. Но я с удовольствием дирижирую его симфониями. Я
играю фортепьянные концерты Прокофьева. Так что, как вы видите, это, в
основном, произведения Скрябина, Прокофьева, Рахманинова. У Шостаковича мало
фортепьянной музыки, его два фортепьянных концерта не лучшие его произведения.
В биографической книге Гленна Пласкина «Горовиц»
среди выдающихся исполнителей упоминается имя Владимира Ашкенази. Я попросил
Ашкенази поделиться своими воспоминаниями – когда и при каких обстоятельствах
он встречался с легендарным пианистом и давал ли он молодому пианисту
какие-либо советы.
«С Горовицем я встречался много раз. Первый
раз это было в 1958 году, когда я впервые приехал на гастроли в Соединенные
Штаты. Это была мимолетная встреча на час-полтора, и он подписал мне несколько
своих пластинок. Мне было интересно с ним увидеться, потому что он был
легендарной фигурой в России. Было интересно увидеть его физически и
посмотреть, что он из себя представляет. Его ранние записи были для многих
молодых пианистов чудом того, как играть на рояле. Он играл с каким-то
дьявольским ощущением инструмента. Впоследствии я с ним встречался много раз, и
в мое последующее посещение Соединенных Штатов. Я никогда не спрашивал его
советов потому, что его тип игры на рояле никак не соответствовал тому, как я
смотрю на музыку. Поэтому у меня никогда не было интереса услышать, что он
может мне посоветовать. Я никогда не играл ему у него дома, никогда не брал
уроков. Раз или два мы слушали какие-то записи. Он всегда был очень мил со
мной, очень элегантен. Он много говорил о фортепьянной музыке, вообще, о
фортепьянной игре, мы много обсуждали, шутили, чай выпили один или два раза. Но
ничего существенного я из этих встреч не вынес, потому что, как я уже объяснил,
я считаю себя совершенно другим типом музыканта. Когда мистер Пласкин просил
сказать что-нибудь о наших встречах, я не мог ему дать чего-то конкретного».
В 1984 году в нью-йоркском издательстве «Atheneum»
вышла автобиографическая книга Владимира Ашкенази «Beyond Frontiers» (В 1989
году в издательстве «Эрмитаж» книга вышла в русском переводе под названием
«Преодолевая границы»).
Я хотел обсудить с Ашкенази некоторые вопросы,
связанные с его биографией, и попросил интервью. Он мне ответил из Швейцарии,
что будет выступать в Лос-Анджелесе и что готов посвятить время «Голосу
Америки». В это времяИнформационное
Агентство Соединенных Штатов (USIA) задействовало свою телепрограмму «WORLDNET» и попросило меня провести с Ашкенази
интервью по-английски для сегмента «America Today». Несмотря на большую
занятость, Ашкенази согласился уделить дополнительно время для телевидения.
Продюсер «WORLDNET» был безумно рад. Мы провели в лос-анджелесской студии около
двух часов, и съемки продолжались около часа на улицах Лос-Анджелеса и на
фривее в автомобиле, за рулем которого был Ашкенази. Интервью по-русски
передавалось по «Голосу Америки», а по-английски был заснят видеофильм, который
передавался по программе «WORLDNET» на весь мир.
Владимир Ашкенази записал почти
все произведения для фортепьяно, написанные ведущими мировыми композиторами.
Перечислить их невозможно, да и в этом нет необходимости. Стоит только отметить,
что он записал все произведения Шопена, все сонаты Бетховена, а также все
сонаты Бетховена для фортепьяно и скрипки со своим большим другом Ицхаком Перельманом,
большинство фортепьянных произведений Рахманинова, все сонаты Скрябина и 24
прелюда и фуги Шостаковича.
С середины 1970 годов на афишах
стало появляться его имя как дирижера. Об этой стороне своей деятельности он
рассказывает:
«Любовь к симфоническому
оркестру зародилась у меня, когда я был ещё ребенком. Я тратил всё своё
свободное время и карманные деньги на симфонические концерты, на партитуры, Я
помню, что это была моя самая сильная привязанность, к роялю тоже, но рояль
стоял на втором месте. Моя любовь к оркестру росла и росла и достигла
неимоверных размеров. Мои первые самые сильные впечатления были от
симфонического оркестра, а не от фортепьянной игры. Но поскольку я был очень
способным на рояле, я стал пианистом. Я никогда не думал о дирижировании, я
просто наслаждался звучанием оркестра. Я посетил неисчислимое количество
симфонических концертов в Москве, когда я там жил, я выучил колоссальное
количество оркестрового репертуара, и когда я приехал на Запад у меня было даже
больше возможностей слушать замечательные оркестры, замечательные записи. Моя
фонотека состоит, в основном, из симфонической музыки. Но я никогда не думал о
дирижировании потому, что считал, что это невозможно, что это очень трудно. Но
когда я увидел, что многие инструменталисты дирижируют симфоническими
оркестрами и очень часто весьма прилично, я подумал, а чем я хуже, что
поскольку у меня есть, что сказать, и моя любовь к оркестру уже настолько
сильна и настолько длительна, почему мне не попробовать. И я попробовал. Конечно,
у меня была масса кризисов и я даже хотел оставить это дело, но из-за моей
упрямой натуры я всё же остался на подиуме. Теперь я понимаю, что не мог без
этого жить и что должен стоять на подиуме. Я чувствую, что я на своем месте,
что я принадлежу оркестру, что я часть оркестра, плоть от плоти оркестра. Сегодня
я дирижирую, и весьма прилично, замечательными оркестрами и чувствую себя
весьма уверенно. Интересно отметить, что в моем детстве и юношестве одни из
самым близких моих друзей были оркестровые музыканты. Меня всегда тянуло к
оркестру. Поэтому, всегда, когда я дирижирую, я передаю мои чувства членам
оркестра и они это чувствуют. Обмануть их нельзя, они всегда чувствуют, как
дирижер к ним относится. Я всегда чувствую себя частью их составного целого,
что они всегда понимают, что я хочу им сказать и всегда для меня хорошо играют.
Я чувствую себя так замечательно, что мне трудно выразить это словами».
Скромное замечание Ашкенази,
что он уже весьма прилично дирижирует, во многом характеризует его. Он никогда
не кичился своими достижениями. Об успехах Ашкенази-дирижера можно судить по
высказываниям критиков и по репертуару оркестров, с которыми он выступает. Он
дирижирует ведущими оркестрами мира: лондонским Филармония, амстердамским
Концертгебау, Лос-анджелесским, Филадельфийским, Кливлендским, с которым у него
особенно тесные отношения. Я спросил Ашкенази, поскольку он дирижирует такими
замечательными оркестрами, не думает ли он когда-нибудь возглавить оркестр.
«В конце концов, это будет
неизбежно. Я счастлив, что я дирижирую замечательными оркестрами, и я могу продолжать
так до конца моих дней. Но если бы я мог возглавить один из этих оркестров, я
был бы ещё более счастлив».
Это счастье не заставило себя
долго ждать. 1 января 1987 года Владимир Ашкенази был назначен музыкальным
руководителем и главным дирижером симфонического оркестра Лондонской Королевской
филармонии. С этим оркестром уже в январе он приехал на гастроли в Соединенные
Штаты.
Владимир Ашкенази не был на
родине 26 лет со времени принятого им в 1963 году решения остаться на Западе,
хотя его неоднократно приглашали приехать на гастроли. Вот, как он объясняет
свое решение воздержаться от визита в Советский Союз:
«В принципе, я не имею ничего
против того, чтобы посетить СССР, но для меня важен вот какой момент – видимая
благосклонность нового советского руководства к своим бывшим гражданам должна
быть настоящей, она должна быть продиктована гуманным отношением к людям. Если
она будет продиктована только желанием представить себя в наиболее выгодном
свете для проведения их политики, тогда я не хочу быть частью этой
благосклонности. Я считаю, что их отношение к эмигрантам, эмигрантам-евреям, в
смысле родственных связей, до сих пор было ужасающим. Я знаю, что у многих
эмигрантов, которые уехали по израильским визам, не было возможности
встретиться с родственниками, которые остались в Советском Союзе. Я знаю
случаи, когда родители умирали, по советским правилам им не давали разрешения
посетить их в их самые последние дни. Я не хочу, чтобы они сказали, что если
согласятся такие люди как Любимов, Ростропович, Ашкенази или кто-то другой с
большим именем приехать в Советский Союз – вот видите, кто к нам едет обратно,
значит у нас всё хорошо, у нас замечательное правительство и хорошее отношение
к бывшим предателям, как они нас называли до сих пор. В такой ситуации я не
хочу оказаться. Это должно быть коренным изменением в отношении к людям. У меня
есть впечатление, что при новом руководстве такая ситуация может измениться.
Если так произойдет, я могу это только приветствовать, тогда я бы не возражал
быть частью новой ситуации и имел возможность ездить в Советский Союз либо с
визитом, либо с концертами. Будем надеяться, что ситуация изменится, что было
бы счастьем для многих людей, которые оставили свою страну. И так, собственно,
и должно быть в современном мире».
Владимир Ашкенази не был в
Советском Союзе с 1963 года. Там у него остались родители и сестра, которых он
не видел 26 лет. Как обращались советские власти с близкими Владимира Ашкенази,
который решил строить свою жизнь и карьеру на Западе?
«В общем, мою семью не тронули,
очевидно, потому, что я, живя заграницей, вел себя, с их точки зрения,
прилично, я не выступал с антисоветскими заявлениями. Когда мне задавали
вопросы в прессе или на радио, я всегда говорил правдиво. Каким-то образом
советские власти решили, что я не такой уж антисоветский человек. Моих
родителей не трогали, по крайней мере, активно. Пассивно, конечно, их жизнь
была намного сложнее, чем у других людей. Например, моей сестре сказали прямо:
«О международных конкурсах даже не думай, мы тебя никуда не пустим». Я не могу
сказать, что это была активная дискриминация. Я бы это назвал пассивной
дискриминацией. В Московскую консерваторию её не приняли, дирекция боялась, что
если её примут, их обвинят в том, что они приняли сестру предателя Ашкенази. Она
поступила в прекрасную музыкальную школу – Институт Гнесиных. Отцу одно время
не разрешали играть на правительственных концертах (известный аккомпаниатор, Давид
Ашкенази работал с такими эстрадными певцами как Клавдия Шульженко, Марк Бернес
и Леонид Утёсов), на которых он до моего отъезда играл. Правда ему потом и эти
концерты разрешили. Так что, в общем и целом, с ними поступали прилично, могло
быть намного хуже».
10 апреля 1989 года музыкальный
руководитель вашингтонского симфонического оркестра Мстислав Ростропович созвал в Центре
исполнительских искусств в Вашингтоне пресс-конференцию, на которой сообщил,
что в начале 1990 года оркестр под его управлением совершит гастрольную поездку
в СССР. Владимир Ашкенази, который в это время выступал в Вашингтоне, отреагировал
следующим образом на это сообщение:
«Я очень рад за Ростроповича,
что он сможет приехать в свою страну как дирижер и виолончелист. Я считаю это
началом легализации статуса эмигрантов. Мы, я имею в виду себя и лондонский Королевский
симфонический оркестр, оказались в таком же положении как Ростропович и его
оркестр. В середине марта мы получили телекс из Фона культуры СССР, в котором
говорилось, что Фонд культуры принимает все условия, которые нам нужны для
визита в Советский Союз. Это касается оплаты дороги для оркестра, оплаты
гостиницы, и так далее, что даты подтверждены и нет никаких препятствий для
нашего визита. То есть, мы оказались в таком же положении, в каком Вы только
что услышали от Ростроповича. Разница только в том, что мне не пришло в голову
идти в прессу и опубликовывать это сообщение. Но так как вы меня об этом
спросили, могу сказать, что если ничего не изменится в политическом отношении,
наш визит должен состояться, как и визит Ростроповича. Мы дадим два концерта в
Москве 11 и 12 ноября этого года. На первом концерте я буду дирижировать и в
одном из них играть фортепьянный концерт Моцарта, а в другом концерте будет
солистом мой большой друг советский пианист Андрей Гаврилов».
Я спросил у Ашкенази, почему он принял
приглашение. Вот, как он ответил:
«Если бы меня пригласили раньше,
я бы подумал не раз и не два, а десять раз. Принимая приглашение сейчас, я
подумал, что в какой-то мере поддержу то, что происходит со страной и её
народом – гласность и перестройку, которые символизируют начало демократизации.
Чувства у меня очень сложные. Я всегда буду себя чувствовать выходцем из
России. Я всегда чувствую себя русским, хотя мой отец был евреем. Я был
воспитан в русском духе, в русской традиции. Возвратиться в Россию после такого
долгого перерыва очень трудно. Конечно, во мне многое изменилось за эти 26 лет,
я прожил больше половины своей сознательной жизни за рубежом. Когда я уехал из
России, мне было 26 лет, я не был ещё сформировавшимся человеком, жизнь на
Западе меня сформировала. Я буду чувствовать себя в каком-то смысле, дома, а в
каком-то смысле, иностранцем. Я буду там всего три дня, так что может и не
будет времени ощутить перемену. Это будет очень мимолетно. Когда я вернусь, я
расскажу вам подробно».
Вот, что мне рассказал Ашкенази
о своих впечатлениях от визита в Москву во время нашей следующей встречи:
«Я чувствовал себя дома, и в то
же время, иностранцем. Я приехал почти в другую страну, и в то же время, в ту
же самую. Страна вдруг обрела какие-то возможности свободы, которые она не знала,
как осуществлять и что с ними делать. Было интересно. Было какое-то ощущение
надежды, что страна будет идти вперед».
После первого визита в Москву в
1989 году Ашкенази стал частым гостем российской столицы. Как изменилась Россия
в культурном отношении? Ашкенази рассказывает:
«Я там не так часто бываю,
чтобы дать вам обобщающий ответ. Мне говорят, что на концерты люди ходят, что
интерес большой, но денег почти нет ни у оркестров, ни у консерватории.
Исключение составляет Валерий Гергиев со своим оркестром Кировского театра, но
многие оркестры страдают от недостатка средств и они не могут приглашать
выдающихся артистов и дирижеров. То же самое с Московской консерваторией,
Московской и Петербургской филармониями. Так что, дела весьма плачевные. Что
касается общего положения, слишком много сообщений о том, что сейчас в России
ситуация такая, как была в Америке в двадцатых-тридцатых годах с гангстерами,
нуворишами и так далее. Миллионеры и даже миллиардеры не вкладывают деньги в
хозяйство России, а вывозят их заграницу. Мне печально слышать об этом, я
почему-тонадеялся, что так не будет.
Но, очевидно, моя надежда была основана на незнании человеческой природы. Когда
у людей есть возможность иметь всю нефть, весь уголь, всё золото, все
брильянты... они делают колоссальные деньги и не оставляют их в России. А что
они будут с ними делать? С собой их всё равно не возьмешь».
13 сентября 2001 года лондонский
оркестр «Филармония» под управлением Владимира Ашкенази должен был открыть концертный
сезон в центре имени Линкольна в Нью-Йорке и 16 сентября в Центре
исполнительских искусств имени Кеннеди в Вашингтоне. Но в связи с нападением
террористов 11 сентября концерты были отменены. С этой же программой оркестр
выступил 4 января 2002 года в Нью-Йорке и 7 января в Вашингтоне.
«Мы в Европе чувствовали колоссальную
солидарность с нашими братьями и сестрами в Соединенных Штатах. Наши чувства
очень трудно выразить словами. Мы прекрасно понимали, что концерты не могут
иметь место в такой атмосфере, и мы очень благодарны, что американцы в
Нью-Йорке и Вашингтоне нашли внутренние силы и средства для того, чтобы нас
пригласить в январе. Это беспрецедентный случай, чтобы найти место за четыре
месяца. Концертные сезоны планируются за два-три года вперед. Мы благодарны и
счастливы, что мы являемся частью вашего духа не сдаться злой силе, а наоборот
– идти вперед и ей противостоять».
Последние
годы Ашкенази все больше и больше выступает как дирижер с такими ведущими
оркестрами мира, такими как «Филармония» из Лондона, оркестр Лондонской
Королевской филармонии, где Ашкенази был музыкальным руководителем,
Кливлендский оркестр, где Ашкенази был главный дирижер-гастролер, оркестр
Берлинского радио, который он возглавлял, оркестр Берлинской филармонии,
Бостонский, Лос-анджелесский, Сан-францисский и Филадельфийский симфонический
оркестры, Амстердамский Концертгебау и оркестр Чешской филармонии, который он
возглавлял несколько лет. Сейчас Ашкенази является музыкальным руководителем и
главным дирижером оркестра японской радиотелевизионной корпорации NHK, а с 1
января 2009 года станет главным дирижером и музыкальным руководителем
Сиднейского симфонического оркестра.
Когда Владимир Ашкенази был
только пианистом, музыкальные критики всегда называли его русским музыкантом. Сейчас,
когда он встал в ряды лучших мировых дирижеров, я больше нигде не встречал
этого термина. Считает ли он сам себя русским?
«Я,
очевидно, в каком-то смысле навсегда останусь российским продуктом, в каком-то
смысле. Я не считаю, что Россия дала мне всё, она научила меня играть на рояле.
Некоторые отдельные личности дали мне много в понимании музыки, в понимании
жизни, но далеко не всё. Я не считаю себя абсолютно русским продуктом. Только
до какой-то степени. Я очень много узнал после того, как остался на Западе,
очень многому научился. Я стал другим человеком. Но и жизнь на Западе, и мое
русское происхождение влияют на то, как я делаю музыку. Лучший русский фортепьянный
и симфонический репертуар всегда будет моей любовью, и русская музыка всегда
будет занимать достойное место в моей деятельности».
Комментарии: Lucien Washington, D.C., - at 2009-07-04 20:00:06 EDT Mark, спасибо за тёплые воспоминания о делах давно минувших дней.Mark Bruno Moscow, Пока Россия - at 2009-06-20 12:08:04 EDT Замечательный ведущий-Люсьен Фикс. Его голоса не хватает.
