Levin1

В "бумажный вариант" сборника переводов, который несколько лет пролежал в одном из московских издательств, понапрасну дожидаясь спонсора, я включил и стихи еврейских поэтов.

Вначале их оригиналы, написанные на языках идиш и иврит и помещённые на левых (чётных) страницах, были набраны еврейским "квадратным шрифтом", но для большинства читателей он не понятнее китайской грамоты, и я заменил подлинники транскрипцией, стараясь точнее передать их звучание буквами русского алфавита. Пришлось только добавить букву h, которая передаёт тот же звук, что украинское и белорусское г, причём использовать лишь строчное h, так как заглавное легко спутать с русским Н.

Иногда я пользуюсь также знаком ': он заменяет в еврейских текстах буквы ъ или ь.

В обоих еврейских языках звук и звучит твёрже, чем в русском: иногда я его изображаю буквой ы, что не совсем точно, но ближе к правильному звучанию. Звук л в идише всегда твёрдый (даже в словах, взятых из немецкого), в иврите же – всегда мягкий! А в общем, звучание оригинала передаётся вполне точно, так что вы сможете не только получить представление о нём, но и прочесть кому-нибудь из "настоящих евреев" – и те поверят, что вы таки-да умеете читать!

Детство и юность – период, когда все люди пишут стихи, я прожил в поганые сталинские годы: родился за две недели до убийства Кирова и Большого террора, а совершеннолетия достиг между расстрелом деятелей еврейской культуры и намечаемым повешением еврейских врачей на Красной площади.

Родители мои, могилёвский парикмахер и рогачёвская портниха, были коммунистами с первых лет "Октября" и старательно ограждали своих сыновей от "еврейского национализма": на родном языке они общались только наедине или – когда хотели что-то от нас утаить. Одна лишь старенькая беспартийная тётя Рохл, не знавшая русского языка, иногда произносила смешные и непонятные словечки: "азохунвэй, а клог цу майнэ йорн; брохэс, тохэс, кадохэс", а также "Рибойнэ-шел-ойлэм!" и "Готт-майн-Готт, фарзух майн компот!"

Правда, её идиш тоже со временем деградировал, засорялся уморительными построениями типа "а разрушетэр мит а бомбэ дом", но именно ей я обязан тем, что "почти всё понимаю, хоть сказать не могу!"

Лишь "в возрасте Иисуса Христа" (после Шестидневной войне и пробуждения национального самосознания) я стал по журналу "Советише Геймланд" учить еврейские буквы. Родителей уже не было в живых, литературы на иврите у нас ещё не было, о еврейской культуре я не имел ни малейшего представления.

У него было имя библейского пророка (по-русски его тёзка зовётся Софония); фамилию его носили многие представители еврейского искусства и литературы на языке идиш! Это был Цфания Яковлевич Кипнис, художник почти всех еврейских театров от Бреста до Биробиджана, закрываемых тогда властями один за другим; большой знаток национальной культуры, литературы, народных традици; местечкового быта и фольклора и, разумеется, обоих еврейских языков.

Он был еврейским интеллигентом старой школы, романтиком и убеждённым сионистом. Цфаня, как мы его звали, с энтузиазмом помогал нам, отказникам, бороться за выезд в Израиль, запоздало осваивать национальные традиции и праздники... А когда наша семья в 1972 году добилась разрешения на выезд, мы покинули Минск в одном купе. Но доехали мы вместе только до границы: в Бресте он был арестован и доставлен в подземную тюрьму минского КГБ. Следствие попыталось "шить" ему создание" всесоюзного антисоветского сионистского подполья"...

В юности Цфаню уже сажали за сионизм: – ровно полвека назад, в 1922 году. Тогда в камерах было тесно; зато теперь ему дали "одиночку"...

Только через полгода, под давлением Запада, так называемое "Дело 97" прекратили, и Кипнис прибыл в Израиль. Последние годы своей жизни он посвятил памяти друзей, членов Еврейского Антифашистского комитета, расстрелянных Сталиным в 1952 году: оформлял и издавал их книги и альбомы.

Цфаня Кипнис был знаком или дружен со многими еврейскими художниками, писателями и поэтами, но в Ицика Мангера был буквально влюблён.

Цфаня читал наизусть его стихи, цитировал его "хохмы", восторгался тонкостью его понимания народной души и неподражаемым юмором, с которым Ицик Мангер переносил библейские истории на почву современных ему галицийских или польских местечек. При этом, зная мои переводы с других языков, Цфаня время от времени деликатно напоминал мне, что Мангера "ещё никто никогда не переводил на русский"! И в конце концов (уже в Израиле, в 1977 г.) он-таки усадил меня за работу...

Не беда, что я не читаю на идиш! Кипнис переписывал мне любимые стихи русскими буквами, комментировал каждое словечко или образ, рассказывал о народной символике, о деталях быта, обрядах, блюдах... От павлина и козочки до селёдки и еврейского "местечкового кофе" из молока и цикория.

Увы, наше соавторство длилось недолго. Его мечта увидеть первую книгу Мангера на русском языке не осуществилась. Я успел перевести и опубликовать лишь первые несколько стихотворений (в журнале "Сион" №24, Тель-Авив, 1978 г.). Хотел посвятить эти переводы ему, но Цфаня категорически запретил.

С его смертью (1982) я осиротел. Даже в Израиле маловато осталось знатоков языка рассеяния, нашего "мамэ-лошн". Но к Мангеру я время от времени возвращаюсь: чувствую себя в долгу перед Цфаней Кипнисом... Благословенна будь память этого неугомонного, вечно юного человека!

Ицик Мангер – выдающийся еврейский поэт, писавший на языке идиш, – родился в 1901 году в Черновицах, в семье портного. Отец, едва зарабатывая на пропитание семьи, был при этом, как вспоминал Мангер, большим юмористом и ловким рифмачом; в праздник Пурим он часто разыгрывал с портняжками-подмастерьями традиционный "Пуримшпил" собственного сочинения.

Фольклор еврейского местечка, бродские песельники, кочевавшие тогда по Галиции и Бессарабии цыгане, затем – театр Гольдфадена и знакомство в гимназии с творчеством Гейне, Шиллера, Гете – всё это отразилось в стихах и балладах Ицика Мангера. Его дебют в печати – баллада "Портрет девушки" (журнал "Культур", 1921); позже он печатается в еврейских журналах "Унзер ворт" ("Наше слово", Бухарест), "Литерарише блэттер" ("Литературные страницы", Варшава), "Уфкум" ("Возрождение", Нью-Йорк) и других. В 1929 году вышел первый сборник стихов Ицика Мангера "Штерн ойфн дах" ("Звёзды на крыше"); второй – "Ламтерн ин винт" ("Фонари на ветру") – издан в 1933 г., а ещё через два – три года появились исключительно высоко оцененные критиками "Хумэш лидэр" ("Библейские песни").

Когда нацисты оккупировали Францию, Ицик Мангер жил в Париже. Чудом удалось ему уехать в Англию, откуда в 1951 году он перебрался в США.

В 1958 году, впервые собираясь в Израиль, он писал в своей характерной манере: "Долго шатался я по чужим странам, но теперь еду, наконец, шататься дома". В Израиле он и умер через 11 лет.

В Антологию мировой поэзии, изданную ЮНЕСКО, стихи Ицика Мангера вошли во французских переводах. Многие – и не только еврейские – читатели разных стран знают его в переводе на английский, немецкий, польский, румынский, литовский языки и, разумеется, на иврит. И только на русский, в Советском Союзе, его никогда не переводили: считали, по-видимому, крамольным поэтом. Похоже, что мне и в самом деле посчастливилось сделать это первым.

Все стихи Мангера, включённые в настоящий сборник, я взял из книги "Лид ун балладэ" ("Песня и баллада"), которая вышла уже после смерти поэта в издательстве им. И.-Л. Переца (Тель-Авив, 1976 г.)

איציק מאַנגער (1901- 1969)

ДЭР НОВИ

Х'бин дэр нови, вос hот фарлойрн
Дос ворт фун Гот ойфн вэг цу айх.
Ицт штэй их а фаршемтэр ойфн шлях
Ун викл майн гуф ин зибн тройерн.

Зол их онклапн ун рáхамим бэтн,
Вайл х'бин гекумэн он а тропн трэйст?
Ци зол их воглэн, ви а фойгл он а нэст,
Биз ды митн-нахт вэт мих цэтрэтн?

Винт, ду эйбикер унруэ фун дэр вэлт,
Симвóл фун тойес ун фун воглэн –
Лоз тринкен фун дайнэ шварцэ логлэн
А вандэрэр, ви ду, он а гецэлт.

Блиэндыкер штэрн фун дэр нахт,
Симвóл фун блэндэниш ун фалн –
Лоз дайнэ лэцтэ голдэнэ штралн
А лайхтунг зайн фар майн штылэр нахт.

Зингендыке тайхн фун дэр эрд,
Ин айрэ хвалес блиэн вигн-лидэр –
Лозт мих тринкен ун холэмен а мидэр
Дэм лэцтн холэм, вос из мир башерт.

Дэр лэцтэр холэм – дэм нови, вос фарлойрн
Дос ворт фун Гот – ойфн вэг цу айх,
Ун штэйт ицт а фаршемтэр ойфн шлях
Ун виклт зайн гуф ин зибн тройерн.

Ицик Мангер (1901-1969)

ПРОРОК

Я ваш пророк, я Слово нёс от Бога,

Но потерял на полпути в ваш дом –

И вот стою, охваченный стыдом,

И в семь печалей кутаюсь как в тогу.

Стучаться к вам, о милости моля,

Хотя и не принёс заветных слов я?

Или кружить, как птица без гнездовья,

Пока не поглотит меня земля?

О ветер, дух мятежной суеты,

Метаний вечных символ и ошибок!

Дай из твоих клубящихся кувшинов

Испить мне – бесприютному, как ты.

О полночи летучая звезда!

Ты – символ взлёта, блеска и крушенья –

Последний луч свой дай мне в утешенье,

Чтобы светил в ночи моей всегда.

О медленные волны тихих рек,

Несущих колыбельные напевы,

Последний тихий сон навейте мне вы –

Пускай заснёт усталый человек,

Пророк, который Слово нёс от Бога,

Но к людям донести его не смог –

И замер на скрещении дорог,

Завёрнут в семь печалей, будто в тогу.

ДОС ЛИД ФУН ДЭР ГОЛДЭНЭР ПАВЭ

Из ды голдэнэ павэ гефлойгн авэк

Кайн мизрах зухн ды Нэхтыке Тэг.

Трили, траля.

Флит зи ун флит биз зи трэфт ин ды берг

Ойф а вайсэр шкапэ ан алтн тэрк.

Тут им ды голдэнэ павэ а фрэг:

– "Цы hосту гезэн ды Нэхтыке Тэг?"

Фаркнэйчт дэр тэрк дэм штэрн ун клэрт:

Ды нэхтыке тэг нышт гезэн, нышт геhэрт!

Ун а цыи ды лэйцэс, ун "Вьё!" цум фэрд,

Ун с'клингт ин ды берг зайн ха-ха-ха:

– "А голдэнэр фойгл ун а нар аза!"

Из гефлойгн ды голдэнэ павэ авэк

Кайн цофн зухн ды Нэхтыке Тэг.

Трили, траля.

Зэт зи а фишэр байм брэг фун ям

Шпрэйт ойс зайн нэц ун зынгт цум грам.

Ин зайн лид брэнт а файер, ун с'шлофт а кинд,

Ун а блондэ фрой зыцт байм шпинрод ун шпинт.

Тут им ды голдэнэ павэ а фрэг:

– "Цы hосту гезэн ды Нэхтыке Тэг?"

Фаркнэйчт дэр фишэр дэм штэрн ун клэрт:

Ды нэхтыке тэг нышт гезэн, нышт геhэрт!

Ун эр фарэндыкт зайн лид мит тра-ля-ля:

– "А голдэнэр фойгл ун а нар аза!"

Из гефлойгн ды голдэнэ павэ авэк

Кайн дорэм зухн ды Нэхтыке Тэг.

Трили, траля.

Зэт зи а негэр ин митн фэлд,

Фаррихтн мит штрой-голд зайн орэм гецэлт.

Тут им ды голдэнэ павэ а фрэг:

– "Цы hосту гезэн ды Нэхтыке Тэг?"

Фарщырэт дэр негэр ды вайсэ цэйн:

А шмэйхл аза, вос из мóлэ хэйн,

Ун эр энтфэрт горнышт, эр зогт нор "hа?":

А голдэнэр фойгл ун а нар аза!

Из гефлойгн ды голдэнэ павэ авэк

Кайн марив зухн ды Нэхтыке Тэг.

Трили, траля.

Трэфт зи а фрой ин шварцн, вос книт

Нэбн а кейвэр, дэршлогн ун мид.

Фрэгт горнышт ды павэ. Зи вэйст алэйн,

Аз ды фрой ин шварцн, вос шпрэйт ир гевэйн

Иберн кейвэр, байм ранд фун вэг,

Из ды алмонэ фун ды "Нэхтыке Тэг".

ПЕСЕНКА ПРО ЗОЛОТОГО ПАВЛИНА

А павлин золотой всё в пути да в пути:

Захотелось ему день вчерашний найти.

Три-ли-ли, тра-ля-ля...

Он летел на восток и в нагорной стране

Встретил старого турка на белом коне,

И спросил, золотым опереньем звеня:

– "Не встречал ли ты, старче, Вчерашнего Дня?"

Турок брови под красною феской собрал:

– "День вчерашний – сегодня? Вовек не слыхал!

Золотой ты павлин, а видать, что дурак!" –

И поводьями дёрнув, уехал во мрак.

А павлин золотой – в путь-дорогу опять:

Он на север летит день вчерашний искать.

Три-ли-ли, тра-ля-ля...

И когда уже мочи не стало лететь,

Видит – крепкий рыбак тянет крепкую сеть;

Тянет, песню мурлыча и трубкой пыхтя:

Крепкий дом в его песне, и в люльке дитя,

И прядёт белокурая мать у огня...

– "Не встречал ли ты, дядя, Вчерашнего Дня?"

Трубка выпала, руки упёрлись в бока,

И безудержный смех одолел рыбака,

И металось по скалам, неслось над водой:

– "Вот дурак так дурак! А ещё золотой!"

А павлин золотой – в путь-дорогу опять:

Полетел он на юг день вчерашний искать.

Три-ли-ли, тра-ля-ля...

Видит – в сумраке леса узорном, густом

Кроет хижину негр изумрудным листом.

И промолвила птица, головку склоня:

– "Не встречал ли ты, парень, Вчерашнего Дня?"

Удивлённое "Га?" прозвучало в ответ,

И улыбкой сверкнул чернокожий атлет,

И улыбку его всякий понял бы так:

"Ты, павлин, золотой, а ей-богу – дурак!"

А павлин золотой – в путь-дорогу опять:

Он на запад летит день вчерашний искать.

Три-ли-ли, тра-ля-ля...

Видит – женщина в чёрном, от горя черна, –

На сырую могилу упала она,

И глаза её сухи, и нет больше сил...

И павлин золотой ничего не спросил;

Он взглянул на неё и увидел, что в ней

День вчерашний – навек, до скончания дней.

ОЙФН ВЭГ ШТЭЙТ А БОЙМ

Ойфн вэг штэйт а бойм,

Штэйт эр айнгебойгн,

Алэ фейгл фунэм бойм

Зэнэн зих цэфлойгн.

Драй кайн мизрах, драй кайн марив

Ун дэр рэшт кайн дорэм,

Ун дэм бойм гелозт алэйн

hэвкер фарн шторэм.

Зог их цу дэр мамэ: "hэр,

Золлст мир нор нышт штэрн,

Вэл их, мамэ, эйнс ун цвэй

Балд а фойгл вэрн.

Их вэл зицн ойфн бойм

Ун вэл им фарвигн

Иберн винтэр мит а трэйст,

Мит а шэйнэм ныгн."

Зогт ды мамэ: "Нытэ, кинд, –

Ун зи вэйнт мит трэрн –

Кэнст халилэ ойфн бойм

Мир фарфройрн вэрн."

Зог их: "Мамэ, с'из а шод

Дайнэ шэйнэ ойгн" –

Ун эйдэр вос, ун эйдэр вэн,

Бин их мир а фойгл.

Вэйнт ды мамэ: "Ицик кройн,

Нэм, ум Готтэс вилн,

Нэм хоч мит а шаликл,

Золлст зих нышт фаркилн.

Ды калошн нэм дыр мит,

С'гейт а шарфэр винтэр –

Ун ды кучмэ ту дыр он,

Вэй из мир ун винд мир!

Ун дос винтэр-лэйбл нэм,

Ту эс он ду шойтэ,

Ойб ду вилст нышт зайн кейн гаст

Цвишн алэ тойтэ." –

Х'hойб ды флигл. С'из мир швэр:

Цу фил, цу фил захн

hот ды мамэ онгетон

Дэм фейгелэ дэм швахн.

Кук их тройерык мир арайн

Ин дэр мамэс ойгн:

С'hот ир либшафт нышт гелозт

Вэрн мих а фойгл.

У ДОРОГИ – ДЕРЕВО

У дороги – дерево,

Дереву грустится:

Нету птиц в листве его,

Разлетелись птицы.

Кто на север, кто на юг –

Вольной пташке – воля,

А ему – дождей да вьюг

Дожидаться в поле.

Говорю я маме: "Мам!

Обещай не злиться:

Я хочу сейчас же сам

В птичку превратиться!

Я б на дерево взлетел,

Грусть его развеял,

Всю бы зиму сладко пел –

Сон его лелеял..."

Мама – в слёзы: "Ой-ва-вой!

Как ты можешь, детка!

Ты простудишься зимой,

Сидя там на ветках!"

– "Мама, глазки пожалей,

Могут пригодиться!" –

Я шучу, а сам скорей:

Гоп! – и вот я – птица!

Плачет мама. – "Ицик мой!

Мальчик мой хороший!

Ты хотя ж бы взял с собой

Шарфик и галоши,

Шапку, валенки надень,

Ну, не будь упрямый!

Всё не так, как у людей, –

Причитает мама, –

Шерстяных возьми носков

И фуфайку тоже...

Ох, чтоб он мне был здоров,

Господи мой Боже!"

Стал я крылья подымать –

Крылья затрещали:

Слабой птичке не летать

С тёплыми вещами...

В глубину родимых глаз

Я смотрю – мне больно:

Сердце мамино не даст

Стать мне пташкой вольной.

КАЛИКЕС

Ды биднэ каликес фун алэ йор-ярыдн,

Мит дрымбэс, hармоникэс, балалайкэс,

Мит гот ойф ды липн, легендэс, майсэс, байкес,

Монэн фун мир, аз их зол зэй лидн.

Зэй штромэн цу мир ин ганцэ хоптэс, шайкес,

Мит ятэрндыке вундн, мит трифндыке ойгн,

А кранкер hимн фун "нышт гештойгн, нышт гефлойгн",

Мит дрымбэс, hармоникэс, балалайкэс.

О бридэр майнэ, ритэрс фун алэ зибн нойтн,

Нахтыкерс ин hэкдэшн, штарберс hинтэр плойтн,

Визие фун майнэ фрийестэ киндэр-йорн,

Ир штромт, ир штромт цу мир ин ганцэ шайкес

Мит дрымбэс, hармоникэс, балалайкэс –

Вос из майн соло антгегн айерэ хорн?

НИЩИЕ

Бродяги нищие с дорог больших и малых –

Гармоники, бандуры, балалайки,

Бог на устах, легенды, майсы, байки... –

Всё требуют с меня, чтоб воспевал их.

Теснят меня оборванные шайки,

Слезясь, гноясь, с тоской во взорах шалых,

С рассказами о муках небывалых, –

Гармоники, бандуры, балалайки...

О братья, рыцари всех бед и злоключений,

Виденья детских лет: с погостов тени,

Из богаделен и из-под заборов!

Не петь мне вас, оборванные шайки,

Гармоники, бандуры, балалайки –

Что моё соло против ваших хоров!

ДЫ БАЛЛАДЭ ФУН ДЭМ АЛТН ГАЛАХ, ДЭР КРАНКЭР МАРИ

УН ДЭМ ШВАРЦН ТЫЛЭМЛ

Дэр алтэр пойер клапт ин тыр.

Дэр винт гейт шарф.

– "Фотэрл галах, эфн мир,

Майн тохтэр цанкт ойс ви а лихт,

Майн клэйнэ шэйнэ тохтэр дарф

Ды лэцтэ трэйст фун дыр".

А лихтл цытэрт ойф ин шойб,

А рэгэ ун фаргейт –

А шотн фибэрт ойф дэр вант,

А скрып фун тыр, дэр галах гейт,

Дэр алтэр галах ин шварцн клэйд,

Дос тылэмл ин дэр hант.

– "Шэйнэ Мари, дайн поным из блэйх,

Дых шрэкт дос тунклэ ланд,

Ды рэгэ тунклкайт, вос фаргейт,

Ун дэрнох из дох фрэйд, из самэ фрэйд", –

Мурмэлт дэр галах штылэрhэйт, –

Дос тылэмл ин дэр hант.

– "hэр, фотэрл, hэр, дэр блоэр винт

Лозт ныт фун данэн гейн,

hэр, фотэрл, hэр, дэр голдэнэр корн

Зогт нэйн ун драй мол нэйн". –

Ун ирэ швэрэ голдэнэ цэп

Фаргейен ин гевэйн.

Мурмэлт дэр галах: "Орэм кинд,

Дых шрэкт дос тунклэ ланд,

Ды рэгэ тунклкайт, вос фаргейт,

Ун дэрнох из дох фрэйд, из самэ фрэйд", –

Мурмэлт дэр галах штылэрhэйт, –

Дос тылэмл ин дэр hант.

– "hэр, фотэрл, hэр, ды ройтэ ройз

Лозт ныт фун данэн гейн,

hэр, фотэрл, hэр, ды блоэ швалб

Зингт: нэйн ун драй мол нэйн,

Ун ды пастухс файфл тыф ин тол

Фаргейт зих ин гевэйн".

Мурмэлт дэр галах: "Вос из дэр мэнч?

А штрой, а кинд, а винт.

Ды нэшомэ бэнкт ун руфт цу гот..."

Фибэрт ды кранке швэр ун hэйс:

– "Ды нэшомэ бэнкт цу зинд..."

Дэр галах из блэйх, ин фенстэр кукт

Дэр тойт – а шварцэр hунт.

Дэр галах тульет дос тылэмл цу

Цу ирэ липн: А куш! А куш! –

Ун ойфн шварцн тылэмл брэнт

А вунд, а ройтэ вунд...

Ун глыкер клинген дурх дэр нахт:

Глын-гланг, глын-гланг, глын-гланг.

Дэр галах отэмт тыф ун швэр,

Ойф зайнэ вийес цытэрт а трэр,

Эр филт ви кейнмол биз аhэр,

Аз с'тут бээмэс банг...

БАЛЛАДА О СТАРОМ СВЯЩЕННИКЕ, БОЛЬНОЙ МАРИ И ЧЁРНОМ ПСАЛТЫРЕ

Крестьянин плачет, в дверь стуча.

Черна, ненастна ночь.

– "Ах, отче, тает как свеча

Моя бедняжка дочь!

Иди скорее – в смертный час

Утешить и помочь".

Дрожит в стекле лампады свет,

Тенями полон дом.

И дверь скрипит – спешит вослед

Священник за отцом,

В сутану чёрную одет

И с чёрным псалтырём.

– "Мари, голубка, ты бледна,

Страшит тебя конец?

Не бойся! Краток смертный миг..."

– "Нет! Нет, святой отец!"

– "А после – радость, вечный свет

И благостный венец..."

– "Отец, от ветров голубых

Уйти я не могу,

Мне шепчут "нет" – и трижды "нет"

Травинки на лугу,

И небо горько слёзы льёт

Сквозь радуги дугу.

– "Не плачь, дитя моё, смирись.

Мужайся – и иди.

Нет смерти: лишь мгновенный мрак

И – счастье впереди", –

Священник шепчет горячо,

Псалтырь прижав к груди.

– "Ах, отче! Вишен белый цвет

Уйти мне не даёт.

Ты слышишь: "Нет – и трижды нет!" –

Мне ласточка поёт,

И горько дудка пастуха

В долине слёзы льёт"...

– "О дочь моя! Чтó человек? –

Солома, пыль, труха!

И к Богу просится душа, смиренна и тиха".

– "Нет, – шепчет девушка, – душе

Так хочется греха"...

Как сука чёрная в ночи,

Смерть взвыла на дворе!

Псалтырь – к запёкшимся губам:

– "Целуй! Целуй скорей!" –

И рана красная горит

На чёрном псалтыре...

Как грустен колокол ночной:

Динь-дон, динь-дон, динь-дон...

Священник дышит тяжело

Под колокольный стон,

И слёзы капают с ресниц.

Впервые плачет он...

ЭЙНЗАМ

Кейнэр вэйст нышт, вос их зог,

Кейнэр вэйст нышт, вос их вил –

Зибн майзлах мит а мойз

Шлофн ойфн дыл.

Зибн майзлах мит а мойз

Зэнэн, духт зих, ахт –

Ту их он дэм капэлюш

Ун зог: "А гутэ нахт".

Ту их он дэм капэлюш

Ун их лоз зих гейн.

Ву же гейт мэн шпэт байнахт

Эйнинкер алэйн?

Штэйт а шэнк ин митн марк,

Винкт цу мир: "Ду йолд!

Х'hоб а фэсэлэ мит вайн,

А фэсэлэ мит голд".

Эфн шнэл их ойф ды тыр

Ун их фалл арайн:

– "А гут йом-тов алэ айх,

Вэр ир золт нышт зайн!"

Кейнэр вэйст нышт, вос их зог,

Кейнэр вэйст нышт, вос их вил –

Цвей шикойрым мит а флаш

Шлофн ойфн дыл.

Цвей шикойрым мит а флаш

Зэнэн, духт зих, драй.

Зайн а фэртэр до ин шпил?

Лойнт зих? – нышт кедай.

Ту их он дэм капэлюш

Ун их лоз зих гейн.

Ву же гейт мэн шпэт байнахт

Эйнинкер алэйн?

ОДИНОКИЙ

Что ищу, чего хочу –

Всем на то плевать.

Мышь и шестеро мышат

В норку лезут спать.

Мышь и шестеро мышат –

Это будет семь.

Надеваю шапокляк:

– "Доброй ночи всем!"

Надеваю шапокляк,

Удаляюсь прочь.

Ах, куда же он, один,

В этакую ночь?

На базарном пустыре

Светится шинок:

"Есть хорошее винцо –

Заходи, сынок!"

Торопливо шарю дверь,

Обогреться рад.

– "Добрый вечер вам!" – кричу,

Вваливаясь в чад.

Что кричу, чего хочу –

Всем на то плевать.

Двое пьяных, взяв бутыль,

В угол лезут спать.

Двое пьяных и бутыль –

Это три, считай.

Стать четвёртым? Стоит ли?.. –

Говорю: "Гуд бай!"

И надев свой шапокляк,

Удаляюсь прочь.

Ах, куда же он, один,

В этакую ночь?

ИХ – А hУНТ ОЙФ ДЭР КЕЙТ

Овнт. Чередэс волкнс.

Их – а hунт ойф дэр кейт –

hавке аройс фун ды волкнс

Дэм рэгн. Дэр рэгн гейт.

Тропнс троппэн. Зэй килн

Майн hинтыш-цэшойбертэ фэлл.

Троп, троп, троп – ды тропнс

Кайклэн зих шнэлл, шнэлл, шнэлл.

Нышто мэр ды злыднэ флыгн,

Ды койтыке киндэр фун мист,

Их шпиц ойф бейдэ ойерн

Шарфэр, шарфэр: мэн шист!

С'кайклэн зих швэрэ дуннэрс

Цвишн волкнс ун тракт,

Дорт гейен мистамэ прыцым

Мит зэйерэ hинт ойф ягд.

Их зэ, ви с'флийен ды hозн –

Вайсэ пинтэлэх шрэк –

Ун бэрн шлэпн ды пахад

Ин финцтэр валд авэк.

А hирш мит цэшрокенэ ойгн

Флаттэрт фарбай – а винт!

Эр фаллт. Фун зайнэ вундн

Тропнт дос блут ун рынт.

Их нюхэ. С'шмэкт мит нэвэйлэ.

hав-hав! Их билл фар фрэйд.

hав-hав! А шпрунг ин дэр луфтн,

Нор ды фаршолтэнэ кейт

Шнайдт мир тыф ин hалдз айн

Ун лозт нышт вайтэр кейн трытт.

Их байс ды кейт мит ды цэйнэр

Ун филл ви с'вэйтыкт дэр шныт.

Сэ кайклэн зих швэрэ дуннэрс,

Сэ блицт - а лихтыкэ шланг.

Их крих арайн ин ды будэ

Ун войе тыф ун ланг...

Я – СОБАКА НА ЦЕПИ

Душный вечер. Тяжёлые тучи.

От слепней не спасёшься нигде.

Я ворочаю цепью гремучей,

Я скулю: я молюсь о дожде.

Есть! Закапало! Чаще и чаще

По песку: кап-кап-кап, кап-кап-кап!

По спине моей пыльной, свербящей –

Холодок – от загривка до лап.

И конец им, назойливым мухам,

Грязным выродкам мусорных куч...

Только – чу! Настороженным ухом

Дальний грохот ловлю среди туч.

Там стреляют! Никак не иначе!

Тррах! – И сполохи с разных сторон:

Там охота господская скачет

И борзые несутся в угон!

Прыщут зайцы комочками страха,

Удирают лиса и барсук,

И медведь, толстозадый неряха,

В тёмный бор волочёт свой испуг .

Вот олень с перепуганным глазом

Прянул в воздух – летит – ураган!

Тррах! – он падает – грохнулся наземь,

Кровь дымит, вытекая из ран.

Ах, как сладок убоины запах!

Я рычу, я волнуюсь, я рад!

Рвусь вперёд – оседаю на лапах:

Цепь проклятая тащит назад,

Не пускает, врезается в шею,

Я – клыками её! Я – кружу.

Кровь по дёснам, загривок немеет.

Я стихаю и мелко дрожу...

Тррах! – гремит надо мной многократно,

Режет сумрак слепящая нить...

В конуру заползаю обратно

И, наверно, всю ночь буду выть.

ДЫ БАЛЛАДЭ ФУН

ДЭМ hОЛЦhЭКЕР

А мол из гэвен а hолцhэкер,

Гэвен из эр гро ун алт;

Из эр геганген фун камо йорн

hакн hолц ин валд –

Вос из эр гэвен, а пориц?

Ин а фростыкн винтэр овнт

Гейт эр видэр ин валд арайн;

Эр hот дэн ан андэрэ брэйрэ,

Либер hерр Гот Ду майн,

Аз ды нойт hот шарфэ нэгл?

Зэт эр а соснэ а юнгэ,

Вос цитэрт ин шарфэ винт;

hэрт эр ин ир цитэр

Дос хлипэн фун а кинд –

Ун эр зэт ирэ тройерикэ ойгн.

"Дайн hак из шарф, ун майн лэбн,

Майн лэбн из юнг ун дын;

hак нышт ибер дэм фодым,

Дэм голдэнэм, вос их шпин –

Вэст hобн ан авэйрэ".

Зэт эр а дэмб ан алтн,

Блайбт эр фар им штэйн;

hойбт эр ды hак, дэрфилт эр,

Аз эр hойбт зи кегн зих алэйн –

Анткегн зайн эйгенэр элтэр.

Блайбт эр а тройерикер штэйен

Мит аропгелозтэ hэнт;

Эр зэт ды клэйнэ файерлэх,

Вос hобн ды гройсэ дэмбэс фарбрэнт –

Ун зайн гуф нэмт дурх а шойдэр.

Фар им штэйен ойф ды шотнс

Фун ды боймер, вос эр hот цэштэрт

Ин мэшех фун зайн лэбн;

Фалт эр авэк ойф дэр эрд,

Ви а бойм ан опгеhактэр.

Ун эр бэт ба зэй мэхилэ

Мит а биттер гевэйн.

Лозн мир им дорт лыгн,

Вифл эр вил алэйн –

Аз мэн вэйнт зих ойс, вэрт грингэр.

БАЛЛАДА ПРО

ДРОВОСЕКА

Жил-был дровосек на свете,

Он был уже стар и сед.

Рубил он в лесу деревья

Без продыху много лет –

А что ж, он большой пан, по-вашему?

Однажды зимой морозной

Идёт он лесной тропой –

А что же ему остаётся,

Господи Боже ты мой,

Если у нужды такие острые когти!? –

И видит: сосна молодая

Трепещет на лютом ветру,

И жалобный плач ребёнка

Он слышит в том трепете вдруг

И будто видит её умоляющие глаза:

– "Остёр твой топор и тяжек,

А жизнь моя так нежна!

Не рви мою нить золотую, –

Неслышно кричит сосна, –

Не руби меня – грех тебе будет!"

Он стал перед старым дубом,

Топор поднимая свой,

И понял он вдруг, что заносит

Топор над самим собой,

Над своей собственной старостью.

И руки его повисли,

И блуждал его скорбный взгляд:

От маленькой злобной искры

Дубы-великаны горят...

И его прямо-таки ужас охватил!

И встали в глазах его тени

Погибших стволов и крон,

От рук его смерть принявших,

И рухнул на землю он,

Как будто он сам – подрубленное дерево,

И плакал, прося прощенья,

Взывая к немым лесам...

Уйдём – пусть лежит и плачет,

Сколько захочет сам:

Выплачется человек – ему и полегчает.

АhАСВЭР

Вер шарт зих дурх дер нахт ацинд,

Ун кэн ныт зайн hэйм гефинэн?

Вер гейт инэйнэм митн винт

Ун шлэпт зайн шотн нох ви а hунт,

Вэн кайн штэрн из ныт онгецундн?

Их бин эс, фотэр гетрайер, их,

Вос кум цурик фун дэр фрэмд.

Цэрисэнэ вундн зэнэн майн ших,

Ун цэрисн hэнгт ойф майн накэт лайб,

Ви шварцэр тройер, майн hэмд.

Их бин авэк фун ды штилэ штуб

Мит фрейд ин майнэ hор.

Дэм квал гелэстэрт ун ойсгелахт –

Ицт трайбт мих цурик ди митн-нахт.

Фаргиб мих, фотэр, фаргиб.

– Ци кэн дэн ойф майн лихтыкер швэл

Руэн дайн мидэр коп?

Ци нэмт дэн цурик дэр бойм ди цвайг,

вос фалт фун им ароп?

Гей вайтэр, вандэрэр, ун швайг!

– "Ди митн-нахт трайбт мих аhер,

Ур ду трайбст мих цурик.

Из цвишн дэр нахт ун дыр, майн Гот,

Цэрисн ойф эйбик ди брик?"

– Вер hот геруфн, Аhасвэр?

Аhасвэр, дэр вэг из дайн крейц,

Ун ди шварцэ нахт из дайн шойс.

Ибер дых циндн зих штерн он

Ун лэшн зих видэр ойс,

Нор эйбик блайбт дайн цаар".

– Данаидн, швестэр майнэ, hэрт!

– Ду руфст унз, Аhасвэр?

– Дэр фотэр hот нохамол гештрофт,

– Дэр блоэр ям блайбт айер крейц,

Ун майнэр – ды блиндэ эрд.

АГАСФЕР

– Это кто там плетётся в полуночной тьме,

Как собака, поджавшая хвост?

Кто там гнётся от ветра, слоняясь кругом,

И не может найти свой покинутый дом

В эту ночь без луны и без звёзд?

– Это я, дорогой мой Отец, это я

Из чужих возвращаюсь краёв:

Сбиты ноги, и обувь разодрана в прах,

И как чёрное горе, висит на плечах

Обветшалое платье моё.

Я презрел, осмеял и покинул Твой дом,

Чтобы вольный простор обрести.

Злая ночь меня гонит обратно, мой Бог, –

Допусти же скитальца на светлый порог

И прости меня, Боже, прости!

– А найдёшь ли покой для усталой души

Ты, к порогу склонясь Моему?

Если с дерева лист оборвался давно,

Разве может принять его снова оно?

Возвращайся, бродяга, во тьму.

– Тяжко, Господи! Ночь меня гонит к Тебе,

Ты же гонишь скитаться в ночи!

Разве может быть так, что уже порвалась

Между ней и Тобой вековечная связь?

– Уходи, Агасфер, и молчи.

Вековые скитания – тяжкий твой крест,

Тьма ночная – твой кров и ночлег.

Будут гаснуть светила и вновь возникать,

Опустеет земля, населится опять –

Крестный путь твой пребудет вовек.

– Данаиды! Вы слышите, сёстры мои?

– Агасфер? Ну, когда уже смерть?

– Не прощает Отец... Видно, жребий таков:

Вам – бездонное море на веки веков,

Мне – земная бескрайняя твердь.

ТРОЙЕРЫК ЛИД

Их вэл а левонэ дыр койфн,

А левонэ фун зилберпапир,

Ун вэл зи банахт ойфhэнген

Ибер дайн клейнэр тыр.

Ун фар дэр тыр вэл их штэлн

Драй солдатн фун блай.

Ун ибер зэй алэ – дэм элтстн,

Фун япанишн порцэлай.

– "Солдатн, либэ солдатн,

Лозт мих ин штибл арайн!

Х'hоб гебрахт дэр клейнэр бас-малкэ

А зилберн кригл вайн".

– "Мир кенэн ун торн ныт лозн,

Мэн hот унз штрэнг фарвэрт",–

Азой зогт цу мир дэр элтстэр

Ун вайзт ды бланке швэрд.

Зог их цу ды солдатн,

Вос штейен ойф дэр вахт:

– "Х'hоб фар дэр клейнэр бас-малкэ

А голдэнэм штэрн гебрахт!

Ан эмесн голдэнэм штэрн

Гебрахт фун дэр вайт, фун дэр фрэмд.

Вил их дэм штэрн цушпилен

Цу ир зайдэнэм hэмд".

Лахн ды драй солдатн,

Вос штейен ойф дэр вахт:

Цитэрт байм элтстн а вонцэ –

Элэhэй эр волт гелахт.

Р'лэгт цу дэм фингер цум штэрн

Ун кукт эпес моднэ цу мир:

Эпес, ну, эпес ин калье

Ин эйбер-штибл бай дыр...

Блайб их а тройерикер штэйен

Мит штылэ фарброхенэ hэнт

Ун эйдэр х'hоб цайт цу вэйнэн,

Из шойн дос лид цу энд.

ГРУСТНАЯ ПЕСЕНКА

Луну из фольги серебристой

Тебе я в подарок куплю

И ночью тихонько повешу

Над дверью в светёлку твою,

И трёх оловянных гвардейцев

Поставлю при ней на часах,

А главным над ними назначу

Капрала в геройских усах,

– "Спросите, солдаты, царевну,

Не примет ли гостя она, –

Принёс я кувшин драгоценный,

Волшебного полный вина."

– "Не велено, нету приказа,

Ступай стороною, сынок," –

Нахмурясь старшой отвечает

И тянет из ножен клинок.

– "Пустите, ребята, – прошу я

Солдат, что стоят на посту, –

Принёс я для юной царевны

С небес золотую звезду!

Я жаркую звёздочку эту

Из дальних загадочных стран

Хочу приколоть на атласный,

На синий её сарафан."

Но прячут глаза часовые,

Военную строгость храня;

Качает капрал головою

И странно глядит на меня:

Глядит, ухмыляясь лукаво

И в лоб себе пальцем долбя:

"Чего-то неладно, приятель,

Видать, в котелке у тебя".

А я, одинокий и грустный,

Готовый заплакать стою...

И, кажется, самое время

Заканчивать песню мою.

КАИН УН ЭВЭЛ

"Эвэл, майн брудэр, ду шлофст

Ун ду бизт азой вундэрлэх шэйн,

Азой шэйн ви ду бизт ацинд

hоб их дыр нох нышт гезэн...

"Лыгт ды шэйнкайт ин майн hак,

Ци эфшэр гор ин дыр?

Эйдэр дэр тог фаргейт,

Зог, антфэр мир! –

"Эвэл, брудэр, ду швайгст,

Ви дэр hимл ун ды эрд.

Азой швайгн тыф ун фарклэрт

hоб их дыр нох нышт геhэрт.

"Лыгт дос швайгн ин майн hак,

Ци эфшэр гор ин дыр?

Эйдэр дэр тог фаргейт,

Зог, антфэр мир! –

"От штэй их нэбн дыр,

Ун ду бизт азой алэйн,

Азой фрэмд ун опгешайдт

hоб их дыр нох нышт гезэн...

"Лыгт ды фрэмдкайт ин майн hак,

Ци эфшэр гор ин дыр?

Эйдэр дэр тог фаргейт,

Зог, антфэр мир!

"Кум, мутэр Хавэ, ун зэ,

Ви майн брудэр Эвэл лыгт,

Азой ша ун штыл ун фартрахт

hосту им нох нышт фарвигт.

"Лыгт ды штылкайт ин майн hак,

Ци эфшэр гор ин дыр?

Эйдэр дэр тог фаргейт,

Зог, антфэр мир" –

"Кум, фотэр Одэм, ун зэ

Дос ройтэ шнырл блут,

Вос шлэнглт зих ойф дэр эрд

Ун шмэкт азой тройерык ун гут.

"Лыгт ды тройер ин майн hак,

Ци эфшэр гор ин дыр?

Эйдэр дэр тог фаргейт,

Зог, антфэр мир!"

КАИН И АВЕЛЬ

"Авель, брат, просыпайся – пора!

Что-то нынче красивый ты...

Может, это удар топора –

В нём причина такой красоты?

"Где ж была она раньше – в самом топоре?

Или где-то в тебе жила?

Ну, скажи мне, скажи скорей –

Покуда ночь не пришла!

"Ты так странно молчишь, мой брат:

Как земля и небо молчат.

Никогда до сих пор, видит Бог,

Не был ты так серьёзен и строг.

"Эта строгость сидела в моём топоре

Иль скрывалась в тебе она?

Ну, скажи мне, скажи скорей –

Пока не взошла луна!

"Ты лежишь, будто нету меня!

Смотришь мимо, и сам недвижим.

Ты же не был до этого дня

Вот таким: равнодушным, чужим...

"Это всё помещалось в моём топоре

Или был ты чужой всегда?

Ну, скажи мне, скажи скорей –

Пока не зажглась звезда!

"Ева, мать! Подойди погляди,

Как он тих и спокоен стал –

Никогда на твоей груди

Он так сладко не засыпал:

"Эта кротость лежала в моём топоре

Или в сердце носил её брат?

Ну, скажи мне, скажи скорей –

Пока не погас закат.

"Посмотри-ка, отец мой Адам:

Змейка крови ползёт по камням;

Вкусный запах, и он мне знаком,

Только... грусть какая-то в нём...

"Эта грусть была прежде в моём топоре

Или кровь – печальна сама?

Ну, скажи мне, скажи скорей –

Пока не настала тьма".

Этот цикл из восьми стихотворений Ицик Мангер создал по мотивам библейского сказания, которое описывает житейскую историю эпохи Судей Израильских (1200-1025 годы до н.э.). Изложена она в "Книге Рут" (по-русски Руфь), одной из малых книг ТАНАХа, позже включённой также в христианскую Библию ("Ветхий Завет"). Вот о чём повествует эта книга:

"В те дни, когда управляли судьи, случился голод в стране. И пошёл один человек из Вифлеема Иудейского, со своею женою и с двумя сыновьями своими, жить на полях Моавитских. Имя человека того – Элимелэх, имя жены его – Ноэми, а двух сыновей его – Махлон и Хилеон. (...) И пришли они на поля Моавитские и остались там...

... И умер Элимелэх, муж Ноэми, и осталась она с двумя сыновьями своими. Они взяли себе жён из Моавитянок; имя одной – Орфа, а имя другой – Руфь; и жили там около десяти лет. Но потом (...) Махлон и Хилеон умерли; и осталась та женщина после обоих сыновей и после мужа своего...

... И встала она со снохами своими, и пошла обратно с полей Моавитских, ибо услышала на полях Моавитских, что Бог посетил народ Свой и дал им хлеб.

... И вышла она из того места, в котором жила, и обе снохи её с нею. Когда они шли по дороге, возвращаясь в землю Иудейскую, Ноэми сказала снохам своим: пойдите, возвратитесь каждая в дом матери своей. Да сотворит Господь с вами милость, как вы поступали с умершими и со мною...

... И Орфа простилась со свекровью своею, а Руфь осталась с нею. Ноэми сказала: вот, невестка твоя возвратилась к народу своему и к своим богам; вернись и ты вслед за невест- кою твоею.

... Но Руфь сказала: не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдёшь, туда и я пойду, и где ты будешь жить, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог – моим Богом; (...) смерть одна разлучит меня с тобою." (Рут, гл.1, ст.1-17)

В Иудее моавитянка Руфь вскоре вышла замуж за родственника своего покойного мужа и родила сына Овида; "Овид родил Иессея; Иессей родил Давида", который и стал царём Израиля и любимым героем его истории.

НОЭМИ ЗОГТ"ГОТ ФУН АВРУМ"

Ды алтэ Ноэми ин митн штуб

Шепчет "Гот фун Аврум",

Ды блондэ шнурн нэбн ир

hэрт форхтык ун фрум.

"Гот фун Авраом, гройсэр Гот,

Дэр hэйликэр шабэс фаргейт,

Ун ви дэр шабэс ин фрэмдн дорф,

Азой из авэк майн фрэйд".

Зи гейт памелэх цум фэнстэр цу:

Ин дройсн тунклт ды милл.

Зи отэмт мит ды флигл койм,

Дэр овнтвинт из килл.

Ды милл hот Элимелэх гекойфт,

Унд ды милл hот гемолн бройт,

Ицт из дэр ман ойф дэр эмесэр велт

Ун бейдэ зын зэнэн тойт.

Ицт из зи а вистэ алмонэ ин дорф,

Мит бейдэ шнурн алэйн –

Орпэ из гут ви разэвэ бройт,

Ун Рут из фрум ун шэйн.

Зэй hобн ды зын ирэ либ геhат,

Геарбэт мит зэй ин фэлд,

Ун швэр ун швигер "дос ойг ин коп",

Ун ковэд фун дэр вэлт.

Ицт зэй нэбэх алмонэс цвэй,

Ун зи – ан алмонэ алэйн.

Фар зэй hот ды эрд мистамэ фрэйд,

Нор зи, ан элнтэр штэйн.

Вэт зих шлэпн ун шлэпн цу фус,

ис зи вэт кумэн кайн Кнаан,

Ун дортн вэт дэр малах hамавэс

Вэрн ир цвэйтэр ман.

Ноэми шепчет, ун нэбн ир

hорхн ды шнурн фрум –

Ин дройсн шмэкт мит hэй ун винт,

Ин штуб – мит "Гот фун Аврум"...

НОЭМИ ЧИТАЕТ "БОГ АВРААМА"

Старуха Ноэми в хате своей

Шепчет "Гот фун Авром",

И русые жёны её сыновей

Тихонько сидят за столом.

"Бог Авраама, великий Бог,

Святая Суббота прошла...

Такой, как суббота в чужом селе,

Вся жизнь моя здесь была" ...

Печально в доме у них. За окном

Сгущается синий мрак.

Там крыльями еле слышно скрипит

Заброшенный старый ветряк.

На нём Элимелэх молол зерно,

Гордился трудом своим,

Но муж в лучший мир отошёл давно

И оба сына за ним.

Ноэми их, «шикс", не желала знать,

Но это прошло давно...

Сейчас она любит обеих, как мать –

Уж так, видать, суждено.

И обе невестки, храни их Господь,

Свекровь свою любят и чтут.

И это, конечно, все видят в селе,

И все уважают их тут.

Бедняжки, они ещё дети почти,

А горя вкусили сполна...

Дай Боже им новое счастье найти.

А ей – ей дорога одна:

Одной возвращаться в родной Ханаан,

Брести дни и ночи пешком.

А там только Ангел смерти и ждёт,

Чтоб стать ей вторым женихом...

Ноэми шепчет, невестки молчат,

Густеет мрак за окном.

Там ветер и жарких лугов аромат,

А в доме – "Гот фун Авром".
________________________________

("Бог Авраама" – молитва, которую читают на исходе субботы. Имя праотца на идиш звучит по-разному в разных районах диаспоры. – Э.Л.).

НОЭМИ РЭДТ ЦУ ИРЭ ШНУРН

Орпэ гист он фунэн самовар

Драй глэзэр мит hэйсн тэй,

Дос эрштэ глоз дэр швигер-лэб,

Ир коп из вайс ви шнэй.

Ин дройсн ды шпэтэ зуммернахт,

А шиксэ ин штэрнhэмд,

Кишуфт ун зингт ун руфт цурик

Ды либэ фун дэр фрэмд.

Ун вос зи зингт, хазэрт ибэр дэр тайх,

Хазэрт ибэр дэр винт ин фэлд,

Хазэрт ибэр дэр вэг, хазэрт ибэр дэр валд,

Хазэрт ибэр ды ганцэ вэлт.

Нор цу ды драй алмонэс ин штуб

Дэргейт нышт дос зисэ лид.

Рут из тройерык, Орпэ фартрахт,

Ун Ноэми из алт ун мид.

hэйбт Ноэми ойф дэм коп ун зогт:

– "hэрт, тэхтэр майнэ, hэрт,

Вос из ан алт цэброхн мэнч ,

Умштэйнс гезогт, ды верт.

Из вил их моргн ганц каёр

Гейн ин майн ланд цурик,

Зол дортн хоч майн кэйвер зайн,

Ву с'из гевэн майн виг.

Ун ир, ир кэрт зих ум аhэйм,

А йедэ мит ир вэг,

Ун зол майн брохэ зайн мит айх

Бизн соф фун айэрэ тэг."

Ноэми швайгт. Ды нафтломп брэнт

Ун сэ жумэт дэр самовар.

Ун ибэр ды драй алмонэ-кэп

Цитэрт ды кройн фун цаар...

НОЭМИ ГОВОРИТ С НЕВЕСТКАМИ

Уютен лампы ровный свет,

Снят с фитиля нагар.

На белой скатерти ворчит

Пузатый самовар,

И разливая в чашки чай,

Пахучий и густой,

Подносит Орфа первой ей –

Свекрови дорогой,

Чья голова как снег бела

И клонится к столу...

А за окном молодка-ночь

Гуляет по селу,

И чёрный в звёздах сарафан

Из бархата на ней:

Она чарует и пьянит,

И с нею всё слышней

Поют река, дорога, лес –

Лишь в домике трёх вдов

Не вторят песне той – их вид

Печален и суров.

И говорит Ноэми так:

– "Решила, дочки, я

Хоть умереть в своём краю –

Где колыбель моя...

Вернёмся каждая в свой дом:

Судьба сильнее нас...

Благословение моё

Примите в добрый час".

Ворчит тихонько самовар,

Не слышно больше слов,

И реет тихая печаль

Над головами вдов.

НОЭМИ КЭН НЫШТ ШЛОФН

Ды алтэ Ноэми лыгт ин бэт

Ун кэн нышт антшлофн вэрн,

Ин фенстэр цитерн гут ун голд

Драй гройсэ фрумэ штэрн.

Ды эйгене штэрн вос ин дэр hэйм,

Фар вос же зэнэн зэй фрэмд?

Ун Ноэми филт ви дос алтэ hарц

Клэмт ун клэмт ун клэмт.

Унтэр ды фрэмдэ штэрн hи

Лозт зи кворым цурик,

Ибер ды кворым вейнт ун клогт

Ир эйгн хорув глик.

Морген каёр митн эйберштнс hилф,

Гейт зи ойф томид авэк.

Таке? Бэ эмес? Ун мит а мол

Бафалт зи а моднэр шрэк.

Ды кворым монэн ун руфн зи:

"Ноэми...мамэ...Нэйн!

Блайб до мит унз, блайб нэбн унз,

Ду торст, ду вэст нышт гейн.

Нышт дортн, ву с'штэйт дайн виг,

Нышт дортн из дайн hэйм,

Нор до, ву ду hост унз фаршарт

Мит файхтэр эрд ун лэйм."

Ноэми фиберт: "Герэхтэр Гот,

Антплэк фар мир дэм вег,

Ци зол их гейн, ци блайбн до

Бизн соф фун майнэ тэг?"

Ун Ноэми hэрт ви с'ройшт дэр винт

Ин ноэнт эплсод,

Ун мит а мол ун он а кол

Антплэкт зих Готс генод:

"Ды тойтэ зэнэн шотнс блойз

Вос туэн рак нор вэй,

Ун Гот из лихт, из эйбик лихт,

Штэй ойф фартог ун гей!

"Нышт бай ды кворым вахт дайн Гот,

Нор дортн бай дайн виг,

Штэй ойф, майн кинд, вэн с'тогт дэр тог,

Ун гей аhэйм цурик!"

Ноэми шмэйхлт. Ин дройсн ройшт

Дэр винт ин эплсод.

Зи вэрт антшлофн ун ибер ир

Цитэрт Готс генод.

НОЭМИ НЕ СПИТСЯ

Никак Ноэми не заснуть:

На сердце груз беды.

Тяжёлым золотом горят

В окошке три звезды.

Они и там, где отчий дом,

Горели в высоте,

Но здесь они, в краю чужом,

Как будто бы не те.

Под ними муж и сыновья

В могилах спят сырых –

И жизнь разбитая её

Рыдает здесь, при них,

И здесь останется навек,

Когда она с зарёй

Уйдёт отсюда в дальний путь,

В Бэйт-Лэхэм свой родной...

А три могилы за окном

С мольбой её зовут:

– "Ноэми! Мать! Не уходи,

Не покидай нас тут!

Твой дом не там, где колыбель,

А там, где в горький час

Сырою тяжкою землёй

Засыпала ты нас".

Тоска Ноэми сжала грудь:

– "О Боже правый мой!

Что ж делать мне? Остаться здесь

Или идти домой?"

И замер яблоневый сад,

И ветра больше нет,

И вдруг – без голоса и слов –

Ей слышится ответ:

– "Послушай! Мёртвые – лишь тень,

От них – лишь боль в груди.

А Бог – Он свет, Он – вечный свет.

Встань утром и иди!

"Не у могил твой Бог, а там,

Где колыбель твоя.

Вставай пораньше и иди –

Вернись в свои края."

И снова яблони шумят.

Как сладко засыпать...

И реет пологом над ней

Господня благодать.

ОРПЭ КЭН НЫШТ ШЛОФН

Орпэ зицт ин ир хейдэр бай нахт

Ун лэйент нох а мол дэм брив.

Дэр татэ, дэр алтэр пойер, шрайбт,

Зи лэйэнт ун отэмт тыф.

"Арпося, тэхтэрл, кум аhейм,

Ды мамэ из алт ун кранк.

Краса ды ку hот зих гекалбт,

Ун алц из гот-зай-данк.

"Сташэк дэр милнэр hот зайн вайб

Мит дэр hак бай нахт гетойт,

Ицт зыцт эр ин "козэ". Гелойбт цу гот,

Мир шлэпн дос штыкл бройт...

"Анюся дэм ковальс из фун штот

Гекумэн аhейм мит а бойх,

Ды мамэ вэйнт ун дэр коваль трынкт

Ун шлогт аз с'гейт а ройх.

"Бай Ицка дэм жыд, дэм шэнкер фун дорф,

hот мэн алэ шойбн геклапт,

Ун Ицка алэйн мит зайн hойзгезынд

hобн важнэ арайнгехапт.

Да! Поймал меня Антэк – писарь с суда,

Поздоровкался и говорит:

–"Я слышал, мол, помер Орфусин-то муж,

И всё у ней гаром горит.

Напиши ей, пускай она едет домой:

Я согласный, он мне говорит,

Несмотря, что она была за жидом,

Взять её хоть сейчас, в чём стоит!"

Орфа откладывает письмо,

Задумчиво смотрит в окно...

Антэк зовёт её. Может, с ним

Счастье ей суждено.

Там за окном в лунном свете спит

Муж на погосте внизу.

Знает ли Орфа, что нынче ему

Последнюю дарит слезу?..

И ОРФЕ НЕ СПИТСЯ

И Орфа в своей комнатушке не спит:

Читает письмо от отца,

Вздыхает порою, в окошко глядит

И слёзы стирает с лица:

"Орфуся, дочка, вернись домой:

Мать стара, да и я занемог...

Красуля у нас отелилась зимой –

Проживём как-нибудь, даст Бог.

А Сташек-то мельник ночью, хмельной,

Топором свою бабу засёк...

Сидит теперь в тёмной... Ну, а у нас

Слава Богу, есть хлеба кусок...

Анюся кузнецова, что в город ушла,

Нагуляла себе там живот.

Матка плачет, а батька-кузнец всё пьёт:

Лупит девку, аж дым идёт...

У Ицки-жида, что в слободке шинкарь,

Перебили все стёкла в дому,

Ну, понятно, при этом досталось жидам:

И семье, и ему самому.

"Ё, Антэк дэр шрайбэр фон герыхт

hот мих анумэлт опгештэлт:

– Гэhерт аз Арпосяс ман из тойт

Ун зи hот фаршпилт ир вэлт.

"То зол зи кумэн цурык аhэйм,

Шрайб ир, аз их бин грэйт,

Хоч зи hот гелэбт мит а жыд,

Зи цу нэмен ви зи штэйт".

Орпэ лэйгт авэк дэм брив.

Антэк руфт зи цурык,

Эфшэр таке, эфшэр бай им

Из ир башэрт ир глик?

Зи гейт памэлэх цум фенстэр цу,

Ир hарц из моднэ швэр,

Дэр бэйс-ойлом шлофт ин левонэ-шайн,

Ун зи вэйнт а лэцтэ трэр...

РУТ КЭН НИШТ АНТШЛОФН ВЭРН

Рут штэйт фарн шпигл шланк

Ун цэкемт ирэ блондэ hор.

Ды рэйд вос ды швигер hот герэдт

Зэнэн биз цум вэйтык клор.

Моргн, дос hэйст ин этлэхе шо

Вэт ды алтэ швигер алэйн

Гейн цу ир фолк ун цу ир гот,

Ун зи, ву вэт зи гейн?

Аhэйм ин дорф, ву дэр татэ трынкт

Ун ды бэйзэ штыфмамэ шелт,

Ды гелэ Маруся, зи hот ир генуг

Фарумэрт, фарфинцтэрт ды вэлт.

Аhэйм ин дорф, ву дэр пориц шлогт

Ды кнэхт мит ан айзэрнэр рут,

Зи гедэнкт ви hайнт дэм брудэрс гуф

Фаргосн мит швэйс ун блут.

Аhэйм ин дорф, ву дэр дулэр Василь

Дэрцэйлт фар йедн ин марк,

Ви азой Пан Езус hот им гебэнчт

Ойфн шпиц фунэм клойстэрбарг.

Зи цитэрт. Ин дройсн ройшт дэр тайх:

"Кум, Ружка, гелибтэ, кум!

Их hоб ды алтэ русалкэ ге'гэт

Ун ду бист гут ун фрум.

Кум, зай майн русалкэ, Ружка кройн,

Кум вэр дос васэрвайб,

Х'hоб васэрройзн фар дайнэ hор

Ун пэрл фар дайнэ лайб.

Вэст hобн бай мир фун кол hа-гутс

Вос бессэрс кэн нышт зайн:

Бай тог – дос гинголд фун дэр зун

Ун бай нахт – дэм левонэ-шайн".

Рут hэрт ун фиберт. Ё, зи из грэйт.

Ойб ды швигер нэмт зи нышт мит,

Вэрт зи ды русалкэ фунэм тайх.

Ун зи шмэйхлт тройерик ун мид...

И РУФЬ НИКАК НЕ ЗАСНЁТ

Печальная Руфь заплетает косу

И думает вновь и вновь

О том, что сказала за чайным столом

Её дорогая свекровь.

"Свекровь на рассвете пешком уйдёт

Туда, где в далёкой стране

Живёт её Бог и её народ.

А я? А куда же мне?

"Домой в деревню, где мой отец

С утра до вечера пьёт,

И рыжая мачеха пилит меня

И травит, и жить не даёт?

"Домой в деревню, где Васька-дурак

Горланит на весь базар

О том, как Пан Езус в костёле вручил

Ему пророчества дар?..

"Домой в деревню, где лупит пан

Прислугу железным прутом?

Забыть, как мой брат – в крови и поту –

Валялся в хлеву со скотом?"

Руфь слышит, как шепчет у мельницы пруд:

"Иди ко мне, Ружка-душа, –

Я дал уже прежней русалке развод,

А ты так собой хороша!

"Иди же ко мне, стань русалкой моей,

Мы счастливы будем с тобой!

Вот белые лилии – в косы тебе

И жемчуг на шейку речной.

"Несметны богатства мои, и я

Отдам тебе всё добро:

Всё золото солнца я дам тебе днём,

А ночью – луны серебро!"

И думает Руфь: "Не захочет свекровь

С собой меня взять – я приду!

Уж в омут милей, чем в деревню домой –

И стану русалкой в пруду..."

НОЭМИ ФАРЛОЗТ ДОС ДОРФ

Ды hенэр крэйен фри ин дорф,

Сэ цитэрт дэр багин

Ин йедэр шойб фун дорф вос шлофт

Ви а гройсэ блоэ шпин.

Ноэми из вах, ды ганцэ нахт

Кайн ойг нышт цугемахт.

Вифил с'из ир цу лэбн башерт –

Вэт зи гедэнкен ды нахт.

Ды дозыке шпэтэ зуммернахт

Мит штэрн, трэрн ун цаар,

Мит кворым вос руфн "Мамэ, блайб!"

Ун мит дэр штым фун hар,

Вос зогт: "Штэй ойф, майн кинд, фар тог,

Гей ин дайн ланд цурик,

Гот тройерт ибэр кворым нышт,

Гот фрэйт зих мит дэр виг."

Зи нэмт ир пэкл. – "Эрпэ! Рут!"

– Швигер, мир зэнэн грэйт!

Орпэ фарройтлт, ды hор цэлозт,

Рут ин а ситцэн клэйд.

Зэй гейен. От из ды крэчмэ фун дорф,

Ды кузне фун Янэк дэм шмид,

Дос клойстэрл мит дэм гринэм дах,

Ву а блиндэр бэтлер кныт.

От из ды брик ун ды цвинтэр фун дорф,

Ун от из дэр брэйтэр шлях,

Ун дорт ву дэр hимл рирт он ды эрд,

Из дос ланд фун дэм Танах.

Дос ланд ву ды овойс hобн гелэбт,

Дос ланд ву ды мандлбойм блит,

Ву дэр винт ун дэр одлэр зэнэн фрум

Ун с'цитэрт дос hэйлике лид

Ибэр барг ун тол, ибэр валд ун фэлд,

Ибэр васэр, гроз ун бойм,

Ву гот из ойф ан эмэсн до

Ун нышт блойз ин дайн тройм.

Ноэми шмэйхлт. Дэр Эйберштэр лэбт,

Ун зи из зайнс а кинд –

Рут нэбн ир из тройерык ун блэйх,

Мит Орпэс hор шпилт дэр винт.

НОЭМИ ПОКИДАЕТ ДЕРЕВНЮ

Поёт петух. В окошках хат

Заря уже горит,

Но затаившись, как паук,

Ещё деревня спит.

Ноэми ночью не спала,

И сколько будет жить,

Она не сможет никогда

Такую ночь забыть:

И три звезды, и трёх могил

Немой молящий глас:

"Ноэми! Мама! На кого

Ты оставляешь нас?" –

И Божий суд: "Дитя моё!

Ступай в свой дом назад –

Бог не горюет у могил,

Он колыбелькам рад!"...

Она поднимает свой узелок.

И вдовы выходят втроём.

Орфа – румяная после сна.

Руфь – в ситцевом платье простом.

Вот кузница Янэка, вот корчма;

Минуют знакомой тропой

Под крышей зелёною старый костёл,

Где нищий сидит слепой;

Вот мост, и погост, и широкий тракт...

И где-то там, не видна

За лесом, где сходится небо с землёй,

Библейская есть страна.

Там дух патриархов живёт до сих пор,

Там миндаль весною зацвёл,

Там ветер священные песни поёт,

Там кроток даже орёл.

Над полями, лесами, вершинами гор

Там повсюду реет Танах.

И Господь – Он там тоже повсюду живёт,

А не только в сердцах или снах.

У Ноэми светло на душе: Он живой,

И она у Него – дитя!

Руфь бледна и грустна; ветерок озорной

Орфе волосы треплет шутя...

ОЙФН ШЕЙДВЭГ

Ойфн шейдвэг зингт дэр зуммервинт:

– Ды вэгн зэнэн алт,

Эйн вэг цум дорф, эйн вэг цу Гот,

Дэр дриттэр вэг цум валд.

Дэр вэг вос фирт цум вилдн валд,

Дос из дэр вэг фун тойт,

Дэр вэг вос фирт цум штылн дорф,

Дос из дэр вэг фун бройт,

Дэр дриттэр вэг, вос фирт цу Гот,

Дос из дэр вэг фун фрэйд,

Вайл Гот из фрэйд ун ибер-фрэйд,

Гот из эйбикейт.

Ноэми hорхт. Ир hарц фарштэйт

Вос с'зингт дэр зуммервинт,

Зи hот зайн плапл шойн геhэрт

Ин вигл нох, а кинд.

Зи отэмт тыф. Сэ шмэкт ин фэлд

Мит фриш-гешнытн hэй,

Фар вос же тут дос шэйдн ир

Аж биз цу трэрн вэй?

Ун Ноэми зогт: "hэрт, тэхтэр, hэрт,

Вос с'hот цу зайн, зол зайн,

Мир правэн ды лэцтэ судэ до

Мит корнбройт ун вайн".

Зэй зэцн зих байм ранд фун вэг

Ун правэн ды судэ штыл,

Фун дэр вайтнс винкт цу зэй

Ды алтэ фарлозтэ милл.

Ды алтэ гутэ фарлозтэ милл

Штрэкт ойс ды hэнт цу зэй:

Их hоб айх йорн гетрай гедынт,

Фар вос тут ир мир вэй?

Ды липэбэймэр пазэ вэг,

Зэй зэнэн мид ун алт.

Зэй ройшн hайнт ви алэ мол

Ды бэйнкшафт цу дэм валд.

Ды фройен зыцн пазэ вэг

Ун правэн ды судэ штум,

Ун ибэр ды драй алмонэ кэп

Флатэрн швалбн фрум.

НА РАСПУТЬЕ

Пел песню ветер голубой

Над стыком трёх дорог:

"Вот в лес дорога, вот – в село,

А вот – туда, где Бог.

В село налево повернуть –

Тепло и хлеб найти.

Направо в лес – то смертный путь:

Страшнее нет пути.

А прямо – путь туда, где Бог:

Пути вернее нет:

Ведь Бог – Он радости светлей

И радостней, чем свет!"

И песню ветра поняла

Ноэми до конца:

Он ей и в детстве пел не раз,

В шатре её отца...

Лугов горячих аромат

Так сладостно вдохнуть...

Зачем же боль разлуки ей

Так тяжко сжала грудь?

И пряча старые глаза

От молчаливых снох, –

"Ну что ж,– промолвила она, –

Будь так, как судит Бог.

Поешьте, дочери мои,

В последний раз со мной".

Была их трапеза проста:

Вино и хлеб ржаной.

Сидели молча на траве;

Горел в ней дикий мак.

Кивал им горестно вдали

Заброшенный ветряк,

Скрипел, бедняга: "Как могли

Меня покинуть вы?"...

Шумели липы вдоль пути,

И только три вдовы

Молчали, сидя на краю

Дороги полевой,

И тих был ласточек полёт

У них над головой.

ОРПЭ ГЕЗЭГНЭТ ЗИХ

Орпэ из моднэ блэйх ун шэйн,

Бишас зи рэдт ды рэйд:

"Швигер, их hоб айх биз аhэр

Гегебн дос баглэйт.

Дорт hинтэр ды волкнс лыгт майн hэйм

Ун хоч азой из зи шэйн,

Ун хоч азой из зи эйгн ун ноэнт,

Ун аhин цу вил их гейн.

Дорт бэнчт Пан Езус майн татнс фэлд

Ун дэр мамэс гебойгенэм коп,

Дорт трогт майн киндhайт а ройтэ шлейф

Ин ир блондн фаршайтн цоп.

Дорт ройшт дос васэр ун мурмлт дэр валд,

Ун дэр одлэр из блутык ун шарф,

Дорт шпилт ды либэ ун с'шпилт дэр тойт

Ойф эйн ун дэр зэлбэр hарф.

Дорт hитн ды вэрбэс ды брэгэс фун тайх

Ун ды штаркэ дэмбэс дэм вэг,

Дорт зэнэн ды нэхт ви калэс фарбэнкт

Ун ви мутыкэ мэннэр – ды тэг.

Дорт, швигер, из майн дорф ун майн hэйм,

Дорт, hинтэр ды волкэнс, дос ланд.

Зайт мойхл – айер гейн аhэйм

hот ды эйгенэ hэйм мих дэрмант."

Орпэ швайгт. Зи отэмт тыф.

Ун Ноэми hэйбт ойф ды hэнт:

Аз войл из цу дэм вос гейт аhэйм

Нох йорн зайн ин дэр фрэмд.

ОРФА ПРОЩАЕТСЯ

Орфа, бледнея, обняла

Свою вторую мать:

– "Свекровь, простите, дальше я

Не стану провожать.

Вон там, направо за холмом,

Где синих туч гряда,

Лежит мой край, мой отчий дом,

И я пойду туда.

Там ждёт моя мама. Там пашет босой

Отец на своей полосе.

Там детство моё с белокурой косой

И с ленточкой красной в косе.

Там лес шелестит и журчит вода,

И орёл там когтист вполне!

А смерть и любовь играют там

На одной и той же струне.

Там плакучие вербы вдоль рек стоят,

Вдоль дорог – красавцы дубы;

Ночи этой земли как невесты грустят,

Дни её – как солдаты грубы.

Там, свекровь, за облачной этой грядой

Деревня моя и мой дом.

Простите меня – ваш уход домой

Мне напомнил о доме моём".

Орфа тихо вздыхает. Ноэми-свекровь

Простирает руки над ней:

"Благословен, кто идёт домой,

На чужбине пробыв много дней!"

ШÁУЛ УН ДÁВИД

– "Бизту дэр шпиллэр ойф дэр hарф,

Вос фартрайбт ды бэйзэ гайстэр?"

– "Я, майн мэлэх!"

– "Нэм ды hарф, майн клэйнэр майстэр,

Мах дэм кранкн мэлэх фрэйлэх."

– "hэр, их шпил:

"Фун дэр барг-кейт им Еhуда

Нидэрт штыл а зуммер-нахт,

Штыл ун клор –

Вилдэ ройзн ин ир гартл,

Ойфн коп гекройзтэ hор

Финклт блицт а кройн гинголдыг.

Зогт зи цу дэм лецтн пастух,

Вос из нох ин фелд фарблибн:

– "Фарвос hосту ништ ды стадэ

Овнт-цайт аhэйм гетрибн?

Ицт бизту ин фелд алэйн".

Зогт дэр пастух: "Нэйн алэйн!

Ду бизт до, ун ду бизт шейн,

Ун их вэйс аз шейн из hэйлык".

Лахт ды нахт: "ду клэйнэр штыфер,

Фарвос зогсту нышт ды вор?...

Я, с'из эмэс, вайл байм хойнэф

Зэнэн нышт ды ойгн клор,

Ви бай дыр, майн либер, клэйнэр".

Ун зи тут им он ир кройн:

– "А матонэ дыр, майн шейнэр! "»

Цытэрт ойф дэр мэлэх Шáул:

– "Зог, ви hэйст дэр клэйнэр пастух?

Из зайн номэн дыр бакант?"

– "Кейнэр кэн ым нышт ин ланд,

Ун зайн кройн из нор а холойм...

Ицт hэр вайтэр:

«Ойф а вайсн фэрд а райтэр

Кумт цу райтн фун ды вэгн,

Дурхгенэцт фун зуммер-рэгн,

С'шмэкт фун ым мит фришн hэй.

Гейт дэр пастух ым анткэгн,

Зайнэ ойгн – штэрн цвэй,

Ун эр руфт дэм райтэр: "Нови!

Ун дэр райтэр руфт ым: "Мэлэх!"»

САУЛ И ДАВИД

– "Говорят, ты злые чары

Можешь музыкой прогнать?

– "Да, мой царь!"

– Что ж, попробуй мне сыграть,

Разгони мои кошмары.

Ну, валяй, по струнам вдарь!"

– "Слушай, царь!" – Арфист садится,

Льётся струнный перебор:

«Молодая Ночь – царица

С Иудейских сходит гор.

На кудрях её – корона;

Поясок – из диких роз.

Видит Ночь: пастух со склона

Гонит вниз овец и коз.

– "Что ж ты медлишь, мальчик мой?

Все давно ушли домой!

Страшно в поле одному", –

Говорит она ему.

– "Вовсе я не одинок, –

Отвечает пастушок, –

Ты со мной – и хороша,

Значит – добрая душа! "

Ночь смеётся: "Вот хитрец!..

Впрочем, вижу, ты – не льстец:

Слишком чист твой взгляд и ярок!

Вот, возьми себе в подарок

Этот царский мой венец!"

Вздрогнул в страхе царь Саул

И копьё в певца метнул –

Промахнулся на вершок:

– "Кто он, этот пастушок?

Как зовут его?" – "Не знаю:

Никому не ведом он,

И венец его – лишь сон...

Слушай, царь, я продолжаю:

«По лугам и по стерне

Ехал всадник на коне;

Тёплым ливнем орошён,

Свежим сеном пахнул он.

– "Здравствуй, мир тебе, Пророк!" –

Крикнул встречный пастушок,

И, коня умерив ход,

– "Здравствуй, Царь!" – ответил тот».

Цытэрт ойф дэр мэлэх Шáул:

– "Зог, ви hэйст дэр фрэмдэр райтэр?

Из зайн номэн дыр бакант?"

– "Кейнэр кэн ым нышт ин ланд,

Ун зайн ворт из нор а холойм..."

Мурмлт штыл дэр кранкер мэлэх:

–"hэр, ду клэйнэр hарфншпиллэр,

Штэл авэк ды hарф ин винкл,

Их бин мид.

С'вэрт ды мит-нахт шарфэр, киллэр,

Ун дайн лид

hот нышт ойсгелэйзт майн тройер,

Нышт гелайтэрт мир майн холэм"...

– "Гут нахт, мэлэх!"

– "Гей бэ шолэм!"

Снова вздрогнул царь смятенный:

– "Что за всадник дерзновенный?

Как зовут? Каков на вид?"

– "Не слыхал, – сказал Давид. –

Никому не ведом он,

И слова его – лишь сон"...

–"Ладно, мальчик, – царь бормочет, –

Убери свой инструмент.

Холодает. Дело к ночи.

Хватит сказок и легенд.

Я устал, и я больной.

Облегчить мои страданья

Ты не смог своей игрой"...

– "Доброй ночи!"

– "До свиданья".

А БРИВ ЦУ МАЛКЕЛЭ

Их'об, Малкелэ, гезунген,

Фрай ви а фойгл ин фелд:

«А едэр из а мейлах

Бай зих ин зайн гецэлт».

Ицт, малкелэ ду шейнэ,

Зэ их дэм тоэс айн,

Вайл дорт ву с'из до а мейлах,

Муз ойх а малке зайн.

Койм трэфт зих обэр, ды малке

Форт кайн Стамбул авэк

Ун лозт дэм мейлах тройерык

Штэйн бай дэм васэр-брэг –

Из дэр мейлах шойн нышт кайн мейлах,

Найерт ан орэман,

Ун эр из рак мекáнэ

Дэм тэркишен султан.

Дэрфар вайл зайн медынэ

Фармогт аза шейнэм паршойн –

Шенэр фун шенстн дымэнт

Ин зайн гилдэнэр кройн.

Их, Малкелэ ды шейнэ,

Их бин эс дэр орэман,

Ун их бин эс мекáнэ

Дэм тэркишен султан.

Ун нышт нор им, нор афилу

Дэм фойгл, дэм волкн, дэм винт,

Зи кенэн дых алэ дергрейхн

Ин эйн рэге гешвинт.

Их шик мит от ды шилýхим

Дыр грусн а едэ нахт –

Цы hобн хочбы ды хэврэ

Амол ды грусн гебрахт?

Ойб ё, то шик же мир тэйхеф

Мит зэй ан энтфэр цурик –

Дэм фойгл, дэм винт ун дэм волкн

Гетрой их фун томид майн глик.

ПИСЬМО К МАЛКЕЛЭ *

Ты, Малкелэ, помнишь, – бывало,

Как птичка поёт на заре

Я пел накануне Субботы

«Я – царь у себя в шатре»!

Теперь я, Малкелэ, вижу:

Тут есть ошибка одна:

Ведь там, где царя мы имеем,

Царица быть тоже должна.

Когда же царица уедет

(В Стамбул, пожелать бы врагу!),

А царь остаётся как цуцык,

Скучать на крутом берегу –

Тогда он не царь, извиняюсь,

А нищий – бездомный пёс,

Турецкому же султану

Завидует прямо до слёз:

Ведь турок достал, чтоб не сглазить,

Персону с такой красотой,

Как самые лучшие камни

В короне его золотой!

А я, моя Малкелэ-сердце, –

И есть тот босяк и пёс,

Который злодею султану

Завидует-таки до слёз –

Не только ему – ведь для птичек,

Для ветра и для - облаков

В момент до тебя добраться –

Лишь парочка пустяков!

Я шлю тебе с этой хéврой

Каждую ночь поклон –

А ты ж бы хоть раз сообщила,

Или доходит он!

И если да – то сейчас же

Пришли мне с ними ответ:

Облачку, ветру и птичке

Верю я с малых лет.

__________________________________

*из цикла "Вэлвл Збаржер пишет красавице Малкелэ"