Беседа с Татьяной и Сергеем Никитиными
В преддверии гастролей знаменитого дуэта Никитиных
в Германии я решил (с подачи Евгения Берковича) вновь поговорить с моими добрыми
друзьями, Сергеем и Таней, и заодно (чтобы не слишком их мучить вопросами)
- повторить для читателей "Заметок" некоторые фрагменты нашей предыдущей беседы,
опубликованной в 2004 году в журнале "Вестник" (№2(339)).
Она состоялась вскоре после того, как Никитины побывали у меня в вирджинском
пригороде Вашингтона Маклейне. С ними приехал их сын Саша, который живет в
мэрилендском пригороде столицы с женой Marybeth (Никитины зовут ее Марусей)
и прелестной дочкой Наташей.
Знаком я был только с Сергеем, но с первых же секунд
показалось, что давно знаю всех: тут же, с порога, заговорили об общих друзьях,
которых не счесть, о встречах с Булатом и другими поэтами-певцами, о том,
что происходит сегодня с бардовской песней. После ужина нас ждал сюрприз:
из никитинской машины были извлечены две гитары, и начался настоящий музыкально-поэтический
пир…
В тот вечер Никитины рассказали мне, что нижегородское
издательство ДЕКОМ готовит книгу воспоминаний об Окуджаве, и уговорили меня
принять в ней участие. Тогда же возникла идея интервью с Никитиными. Но Таня
улетела в Италию, Сережа - в Москву, и было решено поговорить с помощью компьютеров.
Эта форма общения и определила во многом характер нашей виртуальной беседы,
которая была опубликована в балтиморском журнале "Вестник" 21 января 2004
года.
Разговор с Сережей и Таней я решил начать так, чтобы
с ходу расшевелить моих собеседников и услышать от них то, что еще не звучало
в их прежних высказываниях и интервью…
Татьяна и Сергей Никитины, 2007 г.
В.Ф. Сережа, мы с тобой знакомы, страшно
сказать, почти сорок лет уже, но ты в какой-то мере так и остался для меня
загадкой. Кто ты, в конце концов? Какая ниша в российской песенной культуре
принадлежит тебе и твоему дуэту с Таней?
Когда-то участников независимой части этой культуры
называли бардами и менестрелями, причем под первыми обычно разумели тех, кто
сочинял и слова, и мелодию песни, а под вторыми - исполнителей этой песни.
Ты - гораздо больше, чем исполнитель, ты - композитор подавляющей части своего
песенного репертуара. И звучание твоих песен не оставляет сомнений в том,
что это - явление той самой, родившейся в 50-е годы неофициальной культуры,
а не разновидность - пусть и более умная и более личностная - набившей оскомину
советской (а теперь и постсоветской) эстрады. Но чем именно это впечатление
вызвано?
Понимаешь, когда звучат Окуджава, Галич, Высоцкий,
Анчаров, Ким, Визбор и другие поэты-певцы, водораздел между ними и эстрадой
обозначается четко. Всё другое - характер слов, интонация, манера исполнения.
В твоем случае дело обстоит сложнее. Прошу, преодолей типичное для художника
нежелание себя анализировать (ты же в прошлом физик-теоретик!) и прокомментируй
брошенную тобой однажды фразу: "Но лично мне дорога и важна принадлежность
к цеху авторской, поэтической песни". Чем обеспечивается эта принадлежность?
Право первого "ответного выстрела" Сергей
галантно предоставил даме…
Татьяна Никитина: Дорогой Володя! Ты, как
говорится, всего-навсего попросил нас самим себя проанализировать. А мы-то,
грешным делом, так рассчитывали на тебя… Нам ведь и в самом деле хочется от
ТЕБЯ услышать, кто мы да что. Но после твоего письма я все эти дни думала
о твоих вопросах и решила, что, пожалуй, может, и в самом деле лучше вместе
попытаться всё восстановить - так много воды утекло с того начала, когда и
ты варился в гуще нашей песенной жизни.
Немного из истории. Странное дело, но в МГУ первое
песенное и самодеятельное (агитбригадное) гнездо зародилось на биофаке. Странно,
потому что только недавно именно этот факультет был растерзан арестами и травлей
сторонников науки генетики. И было что-то необъяснимое в том, что студенты
курсом старше страстно читали все протоколы сессии ВАСХНИЛ и страшных собраний
на факультете, а их коллеги помоложе ударились в веселую и счастливую студенческую
жизнь. Они писали оперетты, стихи, танцевали и пели. Где-то примерно в эти
годы возникло поэтическое объединение "Магистраль", которым руководил поэт
Левин. Самой яркой фигурой в самодеятельности биофака был Дмитрий Сухарев.
Он же и стал участником левинского семинара. И тогда на биофаке, куда приходили
и студенты-географы и геологи, начали рождаться первые студенческие песни.
По-видимому, в этом явлении был не простой уход от
действительности, можно сказать, инфантильность, а стремление создать свой
параллельный мир существования - со своим языком, со своими словечками, песнями,
эмоциями. Одним словом, "свободное дыхание". (Всё было вперемешку. Кто-то
писал музыку, кто-то писал стихи, и они же писали стихи или музыку для чужих
песен и на чужие стихи.) У биологов главное было что-то сотворить, а уж со
славой никто не считался. Все друг друга понимали с полуслова, и в этом было
единство. В Московском педагогическом, где родился еще один песенный центр,
практически только Ада Якушева и Юра Визбор "грешили" совместными песнями.
Пишу об этом подробно потому, что эта же атмосфера
возникла и у нас, на физическом факультете (тоже отнюдь не самом демократическом
и очень антисемитском), почти 10 лет спустя. Но расцвет наших "физических"
искусств пришелся полностью на хрущевское время, и физики уже позволяли себе
смелее "гулять по буфету". Это тоже были вполне невинные шуточки над родным
факультетом, и все-таки…
"….Неподцензурный куплет какой-нибудь шуточной песенки,
озорная строка, непочтительностью своей по отношению к каким-нибудь официально
узаконенным государственным святыням граничившая с хулиганством, воспринимались
как глоток свежего воздуха". (Б. Сарнов)
Это очень точное наблюдение. Шутки и самими придуманные
слова для песен и опер (у нас были оперы "Архимед" и "Серый камень") произвели
буквально переворот в сознании студентов нашего факультета. Повеяло свободой,
и хотя потом жизнь много раз показывала, как призрачны были наши надежды,
от этой прививки мы не излечились никогда, осталась генетическая память этой
вольницы на всю жизнь.
Вот такова была атмосфера, в которую мы попали, став
студентами МГУ. Хочу сказать, что нам, кто был на пару лет младше и кто с
восторгом пел ВСЕ новые песни из Питера (Городницкий, Клячкин, Кукин…) и ВСЕ
песни из пединститута, было до лампочки авторство. Прежде всего, осваивали
песни. Такое "разделение по огородам" возникло позднее, когда начались сольные
выступления и когда стали явно формироваться Авторы. С Булатом Шалвовичем,
с Галичем, с Высоцким история совсем другая: они сразу стали отдельным явлением.
Теперь немного о том, чем мы занимаемся и чем С.Никитин
отличен от других авторов, кто пишет только музыку.
С самого начала стало ясно, что лучше петь стихи,
что тебе по сердцу, со своей нестыдной музыкой, чем писать песни на свои слова.
Сергей со своими песнями сразу стал звездой в МГУ. Казалось, что мелодии падают
к нему с неба и слетаются из воздуха как птицы. В манере пения, в поведении
на сцене, в музыке было столько простоты и естественности, столько очарования,
что буквально все мы были покорены песнями Никитина. Для нас было важно, что
эти песни не были похожи ни на что. Ведь с самого начала интерес к авторской
песне возник и благодаря ее ШТУЧНОСТИ, отличности от эфира, заполненного советскими
песнями.
Сергей оказался в своей и только своей нише. Стихи,
которые он выбирал и пел, уже очерчивали круг его судьбы. Музыку он писал
не как композитор, а как ПЕРЕВОДЧИК, который должен "присвоить" стихи, пропустить
их через себя и найти адекватное отражение в новом качестве. Конечно, не всегда
это удается, но в лучших песнях это получается.
Не зря Хлебников считал, что стихи можно понять,
когда читаешь их в рукописи, что дрожание пера передает душевное волнение
поэта, которое напечатанный текст может и не донести. Чем занимается Сергей
- это, наверное, угадывание этих "дрожаний", этого воздуха, в котором стихи
живут, это стремление не просто снова прочесть стихи, но заставить нас пережить
их заново.
Из всего вышесказанного понятно и то, почему мы поем
так, а не иначе. Чем продиктована манера поведения на сцене и для чего мы
выходим на нее. Нам необыкновенно важно сохранить, найти то, что Окуджава
называл ИНТОНАЦИЕЙ.
Постепенно мы смогли расширить рамки привычной лирической
поэзии. Появились песни с драматическими и даже трагическими стихами; прежде
никто не мог позволить себе этого, кроме Галича и Высоцкого. Наверное, не
случайно один "народный мститель" написал разгневанное письмо в ЦК: "Почему
Никитин поет песни ГАЛИЧА в эфире!?". Оказалось, что он услышал "Сонет 66"
Шекспира, который однажды "сгоряча" пустили по радио в исполнении Сергея с
его музыкой… (В той же передаче звучали стихи Д. Самойлова "Смерть царя Ивана"
и т.д.) Впервые, благодаря вниманию к детской поэзии, вышли на сцену песни
для детей со стихами Ю. Мориц, А. Милна, Н. Матвеевой и другие, к которым
Сергей придумывал музыку. Все эти элементы оказали влияние и на движение авторской
песни в целом.
Наше выступление сегодня - это своего рода театр
двух людей. Стихи поются разные, но есть ощущение цельности всей атмосферы.
В таком спектакле есть свое крещендо, свободный разговор со зрителями, свободный
разговор между нами, какие-то незапланированные шутки, реплики. Нам важно
не только, как нам хлопают, но и как молчат, слушают, потому что в тех стихах,
которые мы поем, наши паузы и акценты несут огромную функцию. Поэтому я так
боюсь внедрения большей музыки, использования других инструментов, которые
очень часто нарушают этот хрупкий, почти невидимый баланс слова и музыки,
что приводит к "потеснению" стиха, делает банальным музыкальное решение, уничтожает
авторскую интонацию и единственность сиюминутного волнения. Вот почему я была
против нашумевшего проекта "Песни нашего века". С точки зрения пропаганды
- "да!", но… "что-то главное пропало"…
Сергей Никитин: Володя, на некоторые загадки
есть простые отгадки. Познакомились мы с тобой действительно в 1965-м. И был
я тогда этаким довольно милым студентом МГУ Сережей Н… Но "Сергеем Никитиным"
и "Татьяной и Сергеем Никитиными" мы стали, вернее, становились в 70-80-е
годы, когда тебя уже не было в России. Осмелюсь утверждать, что процесс становления
продолжается и сегодня…
"Кто ты, в конце концов?" На этот вопрос отвечу скромно
и кратко: я - "мастер" (в булгаковском смысле этого слова). Всю свою, можно
сказать, сознательную жизнь вместе с Татьяной я создаю некий роман "о времени
и о себе", состоящий из отдельных мелких главок - песен, больших глав - циклов,
роман с продолжением, роман неоконченный. В качестве основного материала используются
стихи любимых поэтов, которые подвергаются сложной, подчас мучительной процедуре
присвоения: стихи поются от первого лица. Другие средства - мелодия, гитарный
аккомпанемент, интонация (человеческая, актерская), нюансы исполнения, двухголосие,
контрапункты - используются для главного - донесения нашего АВТОРСКОГО понимания
основной мысли, эмоционального состояния, внутреннего развития той или иной
"главки" (песни). Иногда приходится отказываться от удачно найденной мелодии
- если она уводит от нашего понимания стихотворения. Иногда приходится "заставлять"
немузыкальные стихи стать песней, так как нам дорога мысль, заложенная в нем
("Да разве могут дети юга…" И. Эренбурга).
Особенность моего, нашего с Татьяной АВТОРСКОГО рабочего
метода в том, что у нас не существует отдельных этапов сочинения музыки и
поисков средств исполнения - всё создается, "пробуется на зуб" единовременно.
Причем исполнение играет равноправную с музыкой роль. Известно, что "шикарным"
исполнением можно безнадежно загубить любую хорошую песню, а с нею - замечательные
стихи, и таких примеров масса.
Но вернемся к "роману". Лучше всех это полотно или
мозаичное панно видим мы сами, наши близкие друзья и наши верные почитатели.
А таких немало. В Америке к нам частенько подходили люди и рассказывали, что
в трудные времена переезда на Запад при ограниченном багаже они брали с собой
наши пластинки и кассеты. Наверное, наша мозаика стала частью и их жизни.
Широкие же слои населения знают нас более фрагментарно: "Александра", "Брич
Мулла", "Резиновый ежик", "Когда мы были молодые", хорошо, если знают "Переведи
меня через майдан".
"Нашей" публике известно, что в последние годы к
"роману" добавилась глава, связанная с именем Арсения Тарковского, а цикл
на исторические стихи Давида Самойлова существует давно, только редко исполняется.
В "мозаику" встроены и суровые камни - песни на стихи
А. Жигулина, А. Твардовского, Б. Чичибабина, О. Чухонцева. А циклы на стихи
Геннадия Шпаликова и Александра Володина, хотя и сильно отличаются от всего
остального, все-таки совершенно естественно вписываются в наше "панно", наверное,
благодаря АВТОРСКОМУ почерку.
И вот для этой "нашей" публики вопрос о том, какую
нишу мы занимаем, ответ крайне прост: "Татьяна и Сергей Никитины", "Сергей
Никитин".
Теперь задам вопрос сам себе, чувствую, Володя, ты
хочешь спросить: а какова база у мастерства?
Отвечаю. Спасибо, конечно, за "теоретика", но мы
с Татьяной оба биофизики-экспериментаторы. Оба кандидаты физико-математических
наук. Какое это имеет отношение к авторской песне? Прямое. Московский университет,
академическая среда, в которой мы варились около двадцати лет, - да этому
может позавидовать любой индивидуум, желающий строить, развивать свой духовный
мир, способность создавать новое.
А музыкальное образование? Отвечаю - самообразование.
Что важно для музыканта, композитора? Чувство ритма, чувство высоты и тембра
музыкального звука, чувство формы, чувство стиля, чувство меры, в конце концов.
Заметьте, все чувства… Какие-то достаются "даром" от папы с мамой, а какие-то
можно развивать - практически, опытным путем. И вот здесь во весь рост встают
Их Величества СЛУХОВОЙ ОПЫТ и МУЗЫКАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ (которая тоже от папы с мамой).
Гитару и фортепиано я начал осваивать довольно поздно
- в 14 лет. Любимая моя игра была такая: услышу что-то новое для себя (2-й
концерт Рахманинова, например) - и уснуть не могу, пока не подберу на фортепиано
или гитаре то, что взволновало. Особенно меня интересовали гармонии и вообще,
как это все устроено. А потом были увлечение и практическое освоение джаза
(с самим Алексеем Зубовым в школе на танцах "лабали"), позже - освоение фольклора
(дружба с Дмитрием Покровским и его ребятами). Так что в моей обширной дискотеке
три раздела: классика, от Баха до Стравинского, Шостаковича и Шнитке, джаз
и фольклор. И многое пропущено, как говорится, через руки…
И теперь, когда я берусь за новый поэтический материал,
то пытаюсь отталкиваться от того музыкального багажа, который, как мне кажется,
имеет отношение к данному поэту или к теме стихотворения. Оттолкнуться, чтобы
найти что-то оригинальное. С Шекспиром, скажем, все довольно просто - в ход
идут шотландские, ирландские интонации.
Мне кажется, что всего вышеперечисленного достаточно,
чтобы чувствовать себя вполне уверенно на короткой дистанции песни или романса.
А ноты запишет, и очень грамотно (если наиграть правильно), любой компьютер
- и пусть себе трудится, работа-то чисто механическая…
Так о чем это я? Ах, да - о том, что чувствую себя
"мастером" (в смысле владения ремеслом). Про творческие способности говорить
не мне. Вот Татьяна говорит, что мелодии с неба ко мне падают. Может, так
и было… раза два-три за всю жизнь. Остальное же пришлось добывать мучительно
и долго, через множество вариантов, через порой жестокую критику самой же
Татьяны (спасибо ей за нее). Чувство собственной бездарности - самое обычное
в начале процесса сочинения, и это без всякого кокетства. Но в глубине души
есть надежда, что что-то все-таки получится…
Умные люди говорят, что главное для композитора и
вообще для любого художника - чтобы было что сказать. А с этим у нас, слава
богу, проблем вроде нет. Спасибо нашим соавторам - русским поэтам 20-го века,
и не только им.
Но вот проблема - КАК сказать. Этой проблемой мы
с Татьяной по мере сил и занимаемся.
В.Ф.: Сережа, Таня, вы настолько полно,
ярко, с молодым темпераментом и задором ответили на мои "затравочные" вопросы,
что я хочу предложить вам лишь еще один, последний и, я думаю, гораздо более
простой вопрос. Он касается вашего замечательного сына Саши. По моему собственному
впечатлению и по отзывам моих друзей - ваших постоянных слушателей, Саша,
когда вы выступаете вместе, несомненно вносит что-то свое, добавляет в вашу
палитру какие-то новые, свежие краски. Как, почему, каким образом стал он
вашим "соавтором", и как вы сами понимаете тот вклад, который он вносит в
ваш ансамбль?
Татьяна Никитина: Как ты понимаешь, Володя,
Саша рос в доме, где родители и практически ВСЕ приходящие друзья пели песни
и играли на гитаре. У него долго не было сомнения в том, что все человечество
этим занимается, и он даже недоумевал, почему Леонид Ильич Брежнев не заходит
к нам в гости поиграть на гитаре и попеть…
Первый раз мы взяли Сашу выступать с нами по ТВ,
когда ему было четыре или пять лет, и он по праву должен был спеть "Ежика
резинового", который был написан для него. На этом наши публичные совместные
выступления надолго прекратились - на следующий день в детском саду нашего
сына встречали с транспарантами и поздравлениями. Из воспитательных соображений
больше подобные эксперименты не повторялись.
Видимо, как настоящие совки, мы перестарались
и задавили Сашины амбиции полностью. Он учился в Гнесинской музшколе по классу
фортепиано, но на гитаре его научил играть учитель математики. После этого,
мне кажется, акции папы резко выросли: мальчик понял, что, чтобы играть что-то
хорошее, надо этому научиться. Но довольно скоро Саша переехал в США, и наше
совместное творчество не успело получить развития в России.
Здесь, в США, Саша сам начал серьезное освоение гитары
и в этом изрядно преуспел. Таким образом, совершенно естественно получилось,
что нам может подыграть на второй гитаре человек, который хорошо знает наш
репертуар. За несколько лет жизни здесь Саша освоил не только наши песни,
но и Кима, и Визбора, и Клячкина… Кроме того, он "ушиблен" джазом, освоил
много песен из Синатры, Армстронга, Брассенса. Всё это привело к тому, что
Саша не просто стал нам подыгрывать, а сильно обогатил наши песни своим музыкальным
существованием на сцене - другой манерой игры на гитаре, и, извини за пристрастность,
нам кажется, красивым голосом.
А самое главное то, что у него образовалась своя
ниша в наших выступлениях. Мы говорили с тобой, что наши концерты построены
как спектакли, в них есть своя драматургия, она всякий раз меняется из-за
нашего репертуара, настроения, зрителей. Так вот, присутствие Саши - это как
появление еще одной координаты, обретение еще какого-то другого угла зрения,
объёма, если хочешь. Мне кажется, что мы моментами возвращаемся к нашему прежнему
спектаклю "на двоих", а он заставляет нас выходить из него и жить еще в одном,
другом измерении. Мне это очень интересно. Получается не только больше музыки,
но есть ощущение присутствия другого поколения.
Саша поднимает нашу музыкальную планку на другой
уровень. Он много чувствует и слышит, не всегда еще справляется с собой, но
важно, что плавился в одном горниле с нами, что мы одной группы крови и одинаково
понимаем, что хотим. Кроме того, хорошее музыкальное образование позволяет
ему часто выступать сильным оппонентом в дискуссиях с отцом. Это как бы еще
один камертон в нашей семье.
Сергей Никитин: Наш экс-премьер Виктор Черномырдин,
желая слыть "своим" среди работников нефтегазовой отрасли, как-то сказал:
"Я вырос в атмосфере нефти и газа". Так вот, наш Саша вырос в атмосфере гитарных
переборов, застольного пения, спевок, репетиций. В нашем доме бывали Юрий
Визбор, Виктор Берковский, Александр Городницкий, сам (!) Юрий Владимирович
Никулин. Позже отдыхали на турбазе Дома Ученых, на реке Гауя, в компании с
Зиновием Гердтом и Булатом Окуджавой. У шестилетнего Саши было убеждение,
что вообще все люди играют на гитаре и поют. Добавьте 9 лет Гнесинской музыкальной
школы, а также мою любовь к классике и джазу - вот вам база Саши Никитина.
И куда же ему было деваться - в свое время взял в руки гитару, запел.
Совершенно естественно, мы стали петь втроем. Жалко,
времени на репетиции мало - поэтому наш совместный репертуар не так широк.
У Саши очень тонкое чувство стиля. Я принимаю всё, что он вносит своей гитарой.
И я понимаю, что я сам на его месте так бы не сыграл. Общее понимание у нас
совпадает, а средства выражения этого понимания - разные. Это и приводит к
новому качеству. Вообще, только что сказанное относится и к Татьяне, и не
только к музыкальной стороне нашего общего дела. Так же, как мы с Татьяной
доверяем критическому взгляду друг друга, мы доверяем и Саше. Он частенько
делает очень ценные замечания композитору С.Никитину, иногда в унисон с Татьяной,
а больше - независимо. Вот так он и становится соавтором…
В.Ф. Сережа, Таня, на дворе уже 2007-й.
Что примечательного произошло в вашей творческой жизни со времени нашей беседы?
Расширился ли список поэтов? Обновилась ли музыкальная палитра - особенно
в тех композициях, которые создавались с участием Саши?
Татьяна Никитина: В последние годы наше песенное
творчество пополнилось новым поэтическим именем - Борис Рыжий. Уроженец Свердловска,
выпускник горного ин-та, поэт. Он успел получить в Голландии премию "АНТИ
БУКЕР". Ушел из жизни 27 лет от роду…
Сергей Никитин: Наверное, оттого, что биография
Бориса резко отличалась от нашей, он принадлежит к другому поколению и другой
"бульон" растил его - это все потребовало и другой интонации, другой музыки.
Трудно было "присвоить" его стихи, но поэтический талант и сама поэзия Рыжего
настолько пронзительны, что хотелось попытаться поглядеть на его стихи через
свою музыкальную призму. Всего написано 6 песен, и это совершенно новая для
нас краска.
Татьяна Никитина: Для прочтения стихов Рыжего
Сергей использовал джазовые интонации. Джаз всю жизнь занимал огромное место
в мире наших музыкальных увлечений и тут, наконец, можно было все соединить.
Сергей думает даже о целом спектакле по стихам Б. Рыжего. Большую помощь в
освоении этой поэзии оказал и наш Саша. В одной песне он просто соавтор Сергея,
а исполняет что-то даже лучше нас. Идет рассказ от лица того же поколения...
Кроме того, Саша смог реализовать и свой потенциал джазового гитариста. Это
было всем интересно. Посмотрим, как здесь в Германии все будет принято. Мы
прошлый раз здесь пели, кажется, только одно стихотворение Б. Рыжего...
В.Ф. Вы выступаете в России, Европе, Америке,
в самых различных аудиториях, перед людьми разных возрастов. Меняется ли с
годами ваша публика? И меняетесь ли вы сами как артисты?
Татьяна Никитина: Мы существуем в пространстве,
которое может и трудно назвать искусством, но все-таки мы льстим себя надеждой,
что это соприкасается с искусством и литературой. Для этих категорий нет границ
- где бы ты ни жил, если ты не расстаешься с русским языком, русской литературой,
если ты по прежнему МЫСЛИШЬ и анализируешь жизнь, ты всегда будешь принадлежать
и той культуре, в которой этот язык властвует. А музыка, если она соответствует
высоким критериям, явление интернациональное.
Сергей Никитин: Может быть, для взрослых людей,
живущих на Западе, еще острее чувство ностальгии, желание вернуться во что-то
свое родное, но надо понимать, что уже выросло поколение граждан мира, для
которых западная культура тоже родная. Это и требует нашего постоянного роста,
готовности к тому, чтобы тебя сравнивали с теми, кого сегодня они слышат на
немецком, английском, французском языке. Некоторые молодые люди, родившиеся
за границей, знакомятся с нами на таких концертах, как в Германии. И однажды
к нам подошел мальчик и сказал с акцентом, что он гордится тем, что в российской
культуре есть такое явление. Русским языком владеют многие. Но вот вопрос,
каким! Ведь и в России сегодня встает проблема сохранения НАСТОЯЩЕГО русского
языка, на котором говорил Пушкин, Ахматова, Мандельштам, а не полтора примитивных
слова, которыми в быту можно обойтись. Иосиф Бродский не раз высказывался
о значении сохранения языка. Важно оставаться развитыми людьми, важно приучать
себя трудиться душой, и тут без родного языка не обойтись. Мы стараемся служить
этому.
Татьяна Никитина: Дорого и то, что теперь
и за рубежом устраивают детские концерты. В этот раз у нас будет такой концерт
в Голландии. Песни - самый короткий и эффективный путь к постижению поэзии
и языка. Кроме того, нам взрослым людям ведь так хочется быть понятыми молодым
поколением, потому все эмоции - радость, грусть, волнение, которые возникают
на концерте, объединяют всех зрителей. Здесь в Германии одна дама после концерта
как-то сказала - "Как будто причастились"... Но нам надо этому соответствовать
каждый раз! Поэтому в Германии выступать и труднее и интереснее.
Послесловие
Владимир Фрумкин отметил, что его беседу с Татьяной и Сергеем инициировал я. Для этого было несколько причин. Во-первых, выход в свет этого номера журнала совпадает с началом очередных больших гастролей Никитиных в Германии и других странах Европы, и предлагаемая читателям статья поможет кому-то лучше познакомиться с замечательным дуэтом. Во-вторых, в марте у Сергея день рождения, и этот номер можно рассматривать как наш скромный ему подарок. В-третьих, в сентябре этого года исполняется 45 лет нашему с Сергеем знакомству: в 1962 году мы оба поступили на первый курс физфака МГУ.
Когда мы были молодые...
И, наконец, первые свои песни Сергей сочинил тогда же, в 1962-м, так что мы можем говорить и о сорокапятилетнем творческом юбилее мастера. И это четвертая причина появления этой беседы.
О творчестве Сергея и Татьяны написано много хороших и правильных слов, причем людьми, вкусу и профессионализму которых можно доверять.
Вот слова Булата Окуджавы:
Для меня очень вaжнo пoявлeниe Никитиныx в мире искусствa. Главная зaдачa, которую, мне кажется, они решают свoeй автoрской пeснeй, это противопоставление истиннoй пoэзии, настоящего искусствa тaк называемой массовoй культуре - эстрaде дypнoгo толка. Этo очeнь важно: нa эстрaду вышли интеллигенты. Никитины любят стиxи, знaют в них толк, и они хорошие музыканты... У Никитиныx есть вкус, истинная образованность, они действитeльнo могут опeрирoвaть всеми чудесами пoэзия u музыки.
... Их первейшая заслуга в том, чтo они - пропагандисты хорошей поэзии.
А это Эльдар Рязанов:
Сергей и Татьяна Никитины - люди с принципиальной творческой позицией. У них есть свои пристрастия в выборе поэзии. Они никогда не исполняли песен на стихи Фирсова, Софронова, Куняева. Они поют песни на стихи Твардовского, Левитанского, Окуджавы...
Зиновий Гердт написал в предисловии к компакт-диску Никитиных:
Ведь правда - всегда хочется, чтобы они пели подольше - так чисты и верны их вторы, контрапункты, чувство паузы, затихания, и драматизм и детская наивность. Потом, например, меня возвышает их культурность. Да. Да. Культурность во всем - в облике, в манере держаться. Можете себе представить - это чувствуется, даже когда слушаешь их записи. А уж если говорить об основе Никитинских песен - о вкусе в поэзии - тут никакой комар, конечно, носу не подточит. Посудите сами - Пастернак, Самойлов, Тарковский, Шпаликов, Юнна Мориц, Евтушенко. Шекспир? И он тоже. Диапазон на первый взгляд широковат, но если прислушаться - все закономерно и соединимо главным критерием - лирикой, высокой лирикой.
И ряд подобных цитат можно продолжить.
Я хотел бы отметить одну особенность этой пары - они изначально и неразрывно связаны с нашей альма-матер - Московским университетом. И эта связь продолжается уже 45 лет. Студенты-физики были первыми слушателями песен Никитина, причем исполнение далеко не всегда предполагало сцену и эстраду. Хорошо помню, как Сергей пел на крыше строящегося курятника в Талашкино под Смоленском, или в палатке на берегу Рыбинского водохранилища во время наших военных сборов...
На стройке птицефабрики в Талашкино, 1965 год. На заднем плане - строящийся курятник, на крыше которого пел Сергей Никитин
Студенты-физики были и первыми исполнителями никитинских песен: созданные им музыкальные коллективы состояли, как правило, из физфаковцев.
Вот первый никитинский квартет, организованный Сергеем в 1963 году:
С.Смирнов, А.Монахов, Б.Геллер, С.Никитин
Позднее Алексея Монахова заменил Дима Хаит:
С.Смирнов, В.Хаит, Б.Геллер, С.Никитин
Через много лет все участники обоих квартетов собрались в один квинтет:
и, как вспоминает Сергей Никитин, получилось неплохо:
20 лет спустя, в 1986 году, "квартет" собрался впятером и дал несколько концертов, в том числе в ленинградском клубе "Восток". Удивительно, но наши организмы, помимо воли, всего за полчаса сами вспомнили, как это делалось.
За год до окончания физфака Сергей создал новый коллектив - квинтет, куда вошла Таня Никитина. Так начался их совместный творческий путь.
Я уже говорил в одном интервью, что наш курс, родившийся на переломе эпох - в самом конце хрущевской оттепели, в 1962 году, - дал целое созвездие талантливых людей:
...наш курс (довольно большой, кстати - более 550 человек) собрал много ярких личностей. Я не говорю даже про массу талантливых физиков, математиков, астрономов и биофизиков, получившихся из моих однокурсников. Многие раскрыли свои таланты совсем в других областях - музыке, кино, поэзии. Назову только Сергея Никитина, Вано Киасашвили, Бориса Шапиро...
Из наших однокурсников вышло много талантливых ученых, признанных в научном мире. И не только физиков. Не могу не вспомнить Женю Никишина, по самому большому счету гениального математика, к сожалению, рано ушедшего от нас:
Евгений Никишин
Вите Шварцману, другому нашему однокурснику, тоже рано умершему, посвящен отдельный номер нашего журнала:
Виктор Шварцман
Нет с нами и Вано Киасашвили, превратившегося из физика в сценариста и кинорежиссера ("Дамы приглашают кавалеров" и др.).
Так что появление Сергея Никитина среди нашего курса можно считать не просто счастливой случайностью, но и проявлением некоторой закономерности.
Причину такого всплеска гениев удачно, с моей точки зрения, сформулировала в гостевой книге "Заметок" давний друг наших изданий Элла Грайфер:
Элла
- Wednesday, February 28, 2007 at 22:36:57 (PST)
Предлагаю гипотезу:
Количество гениев резко возрастает в ситуации разрыва культурной преемственности, когда значительное количество людей оказывается лишено однозначной иерархии ценностей (то ли старая поизносилась, а новая - в становлении (ренессанс), то ли люди оказываются "между двух стульев", то ли еще чего-то в том же роде. Это вызывает интенсивную дезориентацию, деморализацию, но также и творческий взрыв.
Наш курс родился именно на переломе эпох: в 1962 году завершалась хрущевская "оттепель", давшая народу "глоток свободы" после сталинских заморозков. Очень точно сказала об этом Татьяна Никитина в приведенном выше интервью:
Но расцвет наших "физических" искусств пришелся полностью на хрущевское время, и физики уже позволяли себе смелее "гулять по буфету". Это тоже были вполне невинные шуточки над родным факультетом, и все-таки…
"…Неподцензурный куплет какой-нибудь шуточной песенки, озорная строка, непочтительностью своей по отношению к каким-нибудь официально узаконенным государственным святыням граничившая с хулиганством, воспринимались как глоток свежего воздуха" (Б. Сарнов)
Это очень точное наблюдение. Шутки и самими придуманные слова для песен и опер (у нас были оперы "Архимед" и "Серый камень") произвели буквально переворот в сознании студентов нашего факультета. Повеяло свободой, и хотя потом жизнь много раз показывала, как призрачны были наши надежды, от этой прививки мы не излечились никогда, осталась генетическая память этой вольницы на всю жизнь.
О роли физфака в становлении "оттепели" хорошо сказано в статье Светланы Ковалевой "Студенческий бунт 1953 года на физфаке МГУ", опубликованной в февральском номере альманаха "Еврейская Старина" за 2005 год.
Наш журнал не раз предоставлял свои страницы выпускникам нашего курса. Отмечу с гордостью, что в числе наших авторов есть все члены семьи Никитиных: Татьяна, Сергей и Александр. Кроме них, в журнале публиковались Галя Карасева, Люда Палисад, Боря Шапиро...
Судьба разбросала выпускников 1968 года по всему миру, и встречи происходят редко.
Сергей Смирнов и Сергей Никитин во время встречи курса в 1998 году
Встреча курса в 2003 году
Но каждый раз есть ощущение, что всех нас связывает нематериальные, но очень крепкие узы, словно "впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют", как поет Сергей на слова Бориса Пастернака. И одной из таких связывающих нас ниточек является музыка Сергея и Татьяны Никитиных, звучащая уже 45 лет, но, в отличие от нас, не стареющая.
В Ганновере, после выступления 2 марта 2007 года
Пожелаем же Татьяне и Сергею долгой и насыщенной творческой жизни, а нам всем - новых встреч с их новыми песнями.
PS. Выступление в Ганновере 2 марта 2007 года прошло при полном зале с огромным успехом.
Татьяна и Сергей Никитины, Ганновер, 2 марта 2007 года
Евгений Беркович
2 марта 2007 года
