Heyfec1
"Заметки" "Старина" Архивы Авторы Темы Гостевая Форумы Киоск Ссылки Начало
©"Заметки по еврейской истории"
Декабрь  2007 года

 

Михаил Хейфец


Куда приводит цивилизация?

(А. Никонов «Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй», М., изд. НЦ ЭНАС, 1006 г.)

 

  

Одной из своеобразных книг, изданных в России, мне видится недавняя «Судьба цивилизатора» Александра Никонова.

По сути, текст представляет собой обширное размышление автора о «прогрессорах имени братьев Стругацких», особых людях, которые кажутся «посланниками из будущего» в Средневековье. Они пытаются (чаще - безуспешно) вносить факел разума в инертную массу охранителей животного начала среди Homo sapiens. Тема книги, по замыслу Никонова, есть некая история Римской империи, изначальный проект Объединённой Европы, ответ, расширенный на две сотни с лишним страниц, на вопрос, почему вся Европа могла объединиться вокруг маленького городка в Италии (Никонов напоминает читателям: на момент возникновения Римской республики она по площади составляла… четвертую часть современной Москвы!). «Честно говоря, я планировал написать книгу про Древний Рим, а получилось, как это всегда у меня бывает, про цивилизацию. Ну что ж, значит, судьба» (стр. 18).

 

* * *

 

По логике Никонова, история современного человечества началась с конфликта между мирными земледельцами и воинственными кочевниками, отбиравшими часть урожая у хозяев земельных участков. Исторически появилась на Земле возможность выращивать продуктов больше, чем необходимо для прокорма семьи труженика! И «излишки» считали желательным и необходимым отобрать себе тогдашние «меченосцы». Возникло среди человечества первое сословное деление «между мечом и плугом», первое деление племён на касты, а следствием стало появление организованного государства. Разумеется, вышесказанное - грубая схема, в конце концов, даже для самого процесса земледелия виделось необходимым, например, объединение усилий землепашцев – требовалось рыть каналы, строить водочерпательные механизмы и всё такое прочее, и именно владельцы мечей взяли на себя такие функции – объединителей труда. Кроме того, защита своей территории является видовым рефлексом у животных, состоящих в родстве с человеком, и у нас, конечно, тоже. Почему некомфортно чувствует себя и самая сильная тварь, забредая на чужую территорию? Никонов припоминает забавный факт именно среди людей: даже мощной футбольной команде труднее играть на чужом поле! «Человек не догадывается, какая миллионолетняя программа в данный момент автоматически в нём сработала» (стр. 30).

Внутривидовая конкуренция, т. е. внутричеловеческая, особенно жестока – ибо «соперник по виду» посягает на твою же экологическую нишу, с ним, кажется, вообще не ужиться! И наличие защитников с мечами психологически казалось необходимыми самим земледельцам… Но факт привел к тому, что в некоторых деревенских империях среди высших сословий «возникло мнение, что если крестьяне почему-либо живут зажиточно – сие есть прямая недоработка управляющих классов» (стр. 36).

Особенностью именно Римской цивилизации Никонов считает сплав обычных достоинств сельского, или, как он выражается, деревенского государства - упёртости, спокойной уверенности в своём праве на свою землю, на родину, договороспособности, свойства обязательного в узком мире, где все друга знают и цену друг другу тоже знают, и всё это в Риме сочеталось с городской хваткостью, ловкостью, с умением размышлять над миром и вечно возникающей новизной.

Переломным моментом европейской истории автор видит в смертельной схватке великих империй, возникших некогда в Средиземноморье, – финикийского Карфагена, духовного наследника восточных держав – Ассирии, Вавилона, Селевкии, с их естественным культом завоеваний для расширения своей власти и ограбления чужих территорий, с одной стороны; и Рима, проводившего совершенно новую в своё время имперскую политику. Политику, характерную более для современных империй – Британии, потом СССР, потом США. Вот набросок автора, с чего начиналась новая эпоха империй: «Демократия, закон, общественная договорённость о допустимых налогах плюс острое ощущение личной свободы – вот те черты, которые передались по наследству европейской цивилизации. И проросли в ней удивительными побегами» (стр. 81).

Автор парадоксально отказывается от привычных нам, юридических определений и использует очевидную, почти бытовую фактологию. Например, в «деревенских» империях формально всегда меньше рабов, чем в необъятно-победоносном Риме, почему Рим и считался традиционно классическим рабовладельческим государством. Но реально число рабов в Риме достигало максимума в 30% от всех жителей, остальных же считались свободными гражданами (в античной Элладе, добавлю я, рабов насчитали во много меньшем количестве, чем в Риме. Это открытие когда-то, в юности, помню, меня поразило!). Зато в деревенских империях, типа той же Египетской, 90% населения – формально не рабы, но они - полностью подневольные правителю люди, да и остальные 10% есть военное сословие, знать, сами себя видели «рабами государства». «В любой момент по прихоти деспота каждого из них могли схватить и отправить на эшафот» (стр. 81).

Что касается прав собственности в Риме, то автор приводит удивительный пример: «Даже после падения Республики, когда власть императора казалась абсолютной, император Тиберий был вынужден просить хозяина одного раба-актёра дать тому свободу. Это требовала восхищённая искусством артиста толпа. Тиберий хотел её уважить, но не мог беззаконно отнять чужое имущество! Это вам не ЮКОС какой-нибудь» (стр. 80). Автор, конечно, идеализирует Рим - с известными проскрипциями, скажем... Да и в России – всё, конечно, не совсем так: там сначала тебя вежливо попросят отдать твоё имущество, как сделал Тиберий в Риме, и только в случае отказа напустят на собственника суд, который ведь и в Риме прислушивался к грозному мнению правителя… Но пример Никонова всё равно хорош!

Говоря об империи, собиравшейся вокруг Римской республики, он пишет: «Поразительная для того времени была политика у римлян… Они не завоевывали, они покоряли. Прочувствуйте разницу. В покорённой стране оставалась та же религия, те же обычаи, порой даже старые правители. Римляне просто не разрешали держать покорённым армию (как после Второй мировой войны американцы не разрешали держать армию Японии)… Рим… если даже он оставлял покорённым какую-то армию, то запрещал вступать в войну с кем бы то ни было без разрешения Рима. Рим правил народами и в этом ощущал свою ц и в и л и з а т о р с к у ю миссию…. Упрощённо говоря, ранний республиканский мир завоевывал себе друзей, а Карфаген – врагов» (стр. 87-88). В итоге, согласно мнению античного историка Полибия, «римляне заслужили… всеобщее доверие и огромное влияние… Римских магистратов не только охотно принимали, но и сами приглашали, им вверяли судьбу не только народы и города – даже цари, обиженные другими царями, искали защиты у римлян, так что в скором времени… всё стало им подвластно» (стр. 160)

Почему меня, еврея и израильтянина, сии рассуждения так заинтересовали? Увы, интересует то, к чему сам имеешь отношение. Мне лично Никонов объяснил загадочное еврейское покорство Риму плюс особые причины еврейского поражения от римских легионов. Ведь евреи сами покорились Риму, сами пригласили Помпея. Они не могли терпеть бессмысленных, что в обычае у всех древних государств, стычек из-за королевского наследия (вспомните, для ближнего примера, лейб-гвардейские перевороты в России XVIII века). Римские легионы Помпея сулили вроде бы желанное спокойствие стране, измотанной безобразным поведением последних Хашмонеев…

Но республика с её цивилизаторской политикой доживала последние десятилетия, а на смену шла Империя. Империя с её произвольными налогами, с вмешательством во внутренние дела, в обычаи, религию. И евреи восстали против угнетения язычников. Их политики надеялись, наверно, что их поддержат другие покорённые Римом народы Европы. На том строился, конечно, безумный политический расчёт восставших! (Не могли же не сосчитать гигантское неравенство вооруженных сил!) Естественно, их поддерживала надежда на Бога, который, однако, не желал - ни тогда, ни сегодня -вмешиваться в ничтожную земную политику. Иные народы, однако, всё пользовались огромными льготами, возникавшими в силу единства Европы, на огромной «безвизовой» территории, объединённой великолепными римскими дорогами, которых было в шесть раз (!) больше, чем, скажем, в нынешней России. И потому никто не хотел помочь евреям в их самонадеянной мечте о благах независимого существования. Многие наслаждались преимуществами империи - единым правом, единым законом о собственности, возможностью решать местные дела без корыстной хватки аборигенов-магнатов. Евреи проиграли Риму, ибо не учли, какие блага эта ужасающая, безбожная власть, всё так, но она действительно сулила остальным народам. Блага новой цивилизации.

 

* * *

 

Почему пала первая Объединённая Европа?

По Никонову, Рим парадоксальным образом погиб в результате своей… победы. После Третьей Пунической войны и уничтожения Карфагена! Погиб в конечном итоге и через века – но из-за неизбежного следствия законов развития своей же цивилизации.

 Ибо исчез последний реальный соперник в Европе! Исчезла вторая цивилизация. Да, было потом много войн в Европе (даже поражения у Рима бывали), но эти схватки всегда оставались стычками с заведомо отсталыми по сравнению с Римом народами. У империи, потерявшей соперника, исчез внутренний стимул для совершенствования. Автор сравнил ситуацию с судьбой детей и внуков в семьях мультимиллионеров: третье поколение богачей, те, кто вырастал изначально без нужды и лишений, теряют волю в деле и сходят с мировой сцены своих предков… Вот – поразительный пример, найденный автором. Вандалы захватили и разграбили Рим (чем и вошли в мировую историю), потом племя ушло из города и создало королевство в Северной Африке… А через несколько лет король послал делегацию в Рим – просил императора… принять королевство в подданство Великой державы. Слишком великим показалось обаяние цивилизации – даже для дикарей. А позже - германские племена назовут своё королевство Священной Римской империей германской нации – в эпоху, когда сам-то Рим был разорён и унижен донельзя… И Карл Великий посчитал себя повелителем Европы только после того, как был коронован Римом!

Прогресс есть великий плюс в жизни любой нации и любой державы. Но, как всё на свете, имеет цену. Часто – немалую. Римская демократия, римское вольнолюбие привели к тому, что работа на хозяина почитались там делом позорным – этаким занятием, пригодным исключительно для рабов. Разорившийся крестьянин или отставной воин не шли на кого-то работать, дабы не потерять общественное и само-уважение – и превращались в «пролетариев», т. е. в «производителей детей». Садились на пособие из казны! Их кормили, селили, развлекали на государственные деньги – и казны на это не хватало. А, с другой стороны, падало общественное сознание в стране, где воля императора стала законом и богатые слои римлян не хотели более идти на тяжелую военную службу. Армия лишалась боеспособности, потому что великая мощь римской армии таилась, прежде всего, в бесконечном трудолюбии её легионеров… Теперь вместо граждан начали воевать профессионалы-наёмники. Отсутствие цивилизационного соперника, абсолютное, казалось бы, достигнутое превосходство над соседями парадоксально подвели победителей к жуткому крушению!

Рим кончился, потому что попытался быть мировой державой там, где для этого не созрели ни экономические основы, ни средства связи и управления. Между тем, что важно подчеркнуть, в мировой державе менялась людская психология: те, кто ранее соглашался принимать без вопросов решения старцев, сенаторов, эти наследники деревенского духа империи, постепенно сменялись иными гражданами - горожанами, подвергавшими всё сомнению и критике. Такими требовалось управлять по-новому, но как именно - никто не понимал (Никонов сравнивает ситуацию с российской: да, вчерашними мужиками, привыкшими без рассуждений исполнять любые повеления вождя, мог управлять Сталин. Верните-ка его сегодня: многое сумеет сделать? Я так не думаю, но честно излагаю мнение автора). Диоклетиан, например, пробовал разделить управление между несколькими императорами, ограничив заодно срок правления каждого владыки двадцатью годами. Но ничего из реформы не вышло – совладать с порывами человеческого властолюбия, да и просто с нормальным опасением за личное будущее после ухода с престола оказалось невозможным никакому законодателю…

Но наследие Рима оказалось невероятно обширным – даже после падения империи. Её свалили орды дикарей, пришедшие с Востока в ходе великого переселения народов. Да, Европа погрузилась в тысячелетие «темных времён». Но и в громадной массе дикарей продолжали вызревать невидимые снаружи очажки былой цивилизации. Её принципы, её склонность к праву, к верности договорам - их сохранили те, кого Стругацкие называют «прогрессорами»… Например, похожую роль в какой-то мере сыграли еврейские общины, на свой лад, но хранили многие открытия и завоевания исчезнувшей культуры. Поэтому, в частности, ретивые новохристиане из готских и прочих феодалов позволяли евреям жить среди подданных – сами нуждались в ремесле и торговле, во всем том, что уничтожили из наследия Рима. Но память оставалась и нужда в этом – тоже возникала. Никонов нашел великолепное сравнение: римская цивилизация жила в средневековой Европе, как сдоба в тесте – её совсем мало, она незаметна, но постепенно вступает в химическое взаимодействие с окружающим тестом, и вдруг тесто начинает бурлить, развиваться, вылезать из посуды наружу! Былые ценности прорастают – на много более обширной территории, чем в пору даже её наивысшего расцвета.

 

* * *

 

Эта книга по сути своей полемическая: автор уверен в непреходящей ценности прогресса, европейской цивилизации, в открытую спорит с современными защитниками «деревни» - прежде всего, с философом-евроазиатом Дугиным, с профессором Пантелеймоном Чёрным, с раввином Лайтманом. Он считает всех их духовными наследниками римского «консерватора» Катона Старшего, обвиняет их в лицемерии (все они хотят лично для себя пользоваться удобствами цивилизации, скажем, теплым туалетом, стиральной машиной, мобильным телефоном, да и автомобилем тоже), но отвергают самое цивилизацию, давшую все эти блага в принципе… Да, они логично развивают перспективы её противоречий и конфликтов (мы писали: за прогресс платишь цену, и порой – немалую) и предрекают этой цивилизации крушение. Никонов остроумно показывает, что они недооценивают хотя и рискованные, но возможности прогресса для преодоления любых опасных ситуаций. Всё возможно, возможен любой крах, если ничего не делать, если покорно ждать, пока он на тебя обрушится. Но искать выход всё же следует впереди, а не в прошлом, в «деревне», которая безумно (и бездарно) идеализируется… Империи, даже погибая, вносили в жизнь колонизуемых аборигенов такие огромные ценности, что выводили существование народов на новый уровень. Дары империй воспринимались ими без благодарности, иногда с ожесточённым сопротивлением, но постепенно воспринимались и перерабатывались колонизуемыми, как своё наследие. Как, скажем, демократия в Израиле, которую хочешь-не хочешь, а оставили нам англичане. А вот те их подданные в Палестине, кто не хотел пользоваться её плодами, проиграли, и до сих пор не могут понять – почему…

Недостатком книги Никонова я считаю излишнее упрощение мировой ситуации. В этом он напоминает мне столь нелюбимого им Катона, только в противоположном направлении. Например, решительно отвергает нынешнюю «мультикультурность», ибо «глобальный поиск нациями самих себя говорит, что историческая задача наций как таковых исчерпана. Нация есть придуманная общность… Нации были покрупнее племён. Но экономика развивается. И теперь нужны новые общности, ещё более крупные… способные связывать Земной шар в единое экономическое, информационное, а значит, и культурное пространство. Культура в этой триаде – самое тормозное звено. Потому что её носителями являются самые тормозные элементы – люди. Информацию распространяют по проводам со скоростью света, финансы летают по миру с той же скоростью… А вот у людей в глубинах мозга до сих пор работают структуры, доставшиеся нам со времён ящеров… Возникает пропасть между скоростью изменений в мире и возможностью человека эти изменения быстро переварить» (стр. 206) Отсюда у него вытекает идеализация стандартизации: она «нужна, чтобы сделать мир более технологичным, т. е. удобным. Удобно же!» (стр. 207).

Да, удобнее, возражу я, но - лучше ли? Ведь прелесть человеческого мира – в его разнообразии, в непохожести, в оригинальности на каждой ступени. И в этом плане нации с их культом своеобразия и непохожести на всех других вносят необходимый вклад в складывающуюся общечеловеческую культуру. «Карфаген не должен быть разрушен, - скажу я Никонову,- потому что без него погибнет самый Рим». Я уж не упоминаю о признаваемом им самим природном свойстве человека: мы происходим от стадных животных, каждому неизбежно нужна своя стая! Зачем отрицать уже сформировавшиеся в истории общности во имя неких новых «стай», которые, конечно, возникают в силу самой природы человека. «Мультикультурность» именно полезна – она возникает в процессе приживания никоновской «сдобы» в «тесте» человеческих масс. Да, развитие этим замедляется – спору нет. Но зато становится более обширным, более глубоким и усвоенным, а не внешне только заимствованным и быстро отвергаемым при первой же неудаче прогресса…

Словом, книга, как сказал бы старый Штирлиц, есть отличная «информация к размышлению».


   


    
         
___Реклама___