(Поклон любимому антисемиту)
Великие люди имеют право на недостатки.
В. И. Ленин любил детей.
А. Эйнштейн любил играть на скрипке.
Л. Н. Гумилев не любил евреев.
Возможно, связано это было с тем, что в окружении
матери ученого, знаменитой поэтессы Анны Ахматовой, было много евреев.
Лев Николаевич Гумилев прожил трудную жизнь. Его окружали враги и недоброжелатели. Даже в самые последние свои годы ему приходилось непрестанно отбивать их атаки. На него все время нападали в печати и по телевидению: то коллеги-ученые, то партийные чиновники, то демократы, то национал-патриоты. Но, отбившись от них всех, Лев Николаевич находил время и силы свести счеты еще и с евреями. Как его на всё это хватало? Видимо, он полагал, что евреи дурно влияют на матушку, Анну Андреевну, уделявшую мало внимания своему талантливому сыну. Ну и почти религиозная вера, что от евреев в мире всё зло (совсем по Игорю Островскому), тоже играла свою роль. Простим ему это. Не нам ли привыкать к нелюбви сильных мира сего?
Лев Николаевич Гумилев
Мыслящая часть
русского общества, в России и в диаспоре, ценит его не за застарелые
предрассудки, а за замечательные научные труды. Пишущий эти строки был в свое
время буквально потрясен попыткой Льва Гумилева, в целом вполне удавшейся,
подвести естественнонаучный фундамент под понимание исторических процессов. Не
со всем, им написанным, стоит соглашаться, но он предложил конкретную модель
исторического процесса – теорию этногенеза, которую можно подвергнуть проверке
на других исторических эпохах (т.е. на других эмпирических данных), им
избегаемых или не замечаемых, и убедиться, что модель – работает!
Настоящая
статья посвящена одной прогностической идее, мимоходом высказанной Л. Н.
Гумилевым, опираясь на которую можно было бы предсказывать грядущие вспышки
этногенеза. Речь идет о необъяснимом всплеске культурной жизни, всегда, или
очень часто, предшествующем революции и последующим войнам за мировое
господство.
Теория
этногенеза Л. Н. Гумилева
Согласно трудам
Л. Н. Гумилева вырисовывается следующая картина появления на сцене истории
новых «великих» народов.
Вначале о
народе «икс» никто и не слыхивал. Затем, среди племен и народов, проносится
слух, ужасный и стремительный. Что, мол, где-то за горами - за долами, возник
новый неизвестный завоеватель. Могучий и беспощадный. Решительный и
бесцеремонный. И вот он уже идет, уничтожая всё и всех на своем пути, и никто
не может его остановить или дать отпор. Все народы на его пути в страхе
разбегаются, прячутся по горам, лесам и пустыням. Всё это мы не раз читали в
русских сказках, летописях, в исторических романах.
Завоеватель
действительно приходит. Приходит и мечом, кнутом и пряником устанавливает новый
порядок, завоевывая землю за землей, племя за племенем, народ за народом,
страну за страной. Победы эти действительно даются ему легко, и по нескольким
причинам.
Во-первых, он
идет не один, а с войском фанатично преданных ему и его идее воинов. Часто это
идея простого грабежа и погрома, обрамленная религиозными или
псевдо-религиозными кружевами. Она увлекает воинов, не имеющих перспективы в
мирной жизни, а также сознательных авантюристов, жаждущих славы и богатств. Но
есть среди них и действительно «уверовавшие» люди, от чистого сердца
фанатически преданные идее «Так жить нельзя!», вознамерившиеся «исправить»
всегда несправедливый порядок вещей в мире людей.
Во-вторых, в
завоевываемых ими странах и землях всегда есть масса недовольных своим
социальным или религиозным положением слоев населения. Они рады завоевателям,
они встречают их как своих освободителей. Затем они охотно присоединяются к их
войску, легко перенимают их «идею» как свою новую псевдо-религию, часто
перенимают на себя и изначальное племенное самоназвание завоевателей. И, по
мере завоеваний, мощь, численность и территория новорожденной империи только
возрастает. Империя растет прямо на глазах изумленных современников.
В-третьих,
мешанина племен и народов в новой империи уже через пару-тройку поколений
выравнивается настолько, что потомки часто уже не помнят – из какого рода-племени
они исходят, а идентифицируют себя только под новым названием – названием
империи и ее «титульной» нации.
Это и есть
«вспышка этногенеза», когда за считанные годы и десятилетия на исторической
арене возникает, буквально ниоткуда, новый «великий» народ, новая мировая
империя.
Потом, в
течение столетий, энергия империи и имперских граждан идет на убыль, границы
«мировой» державы всё более сжимаются. «Сухим остатком» от этого процесса
выступает «народ» в его современном понимании. Таковы все народы, которые мы
знаем сегодня. Они уже прошли все имперские, великодержавные стадии развития
когда-то давно, а теперь уже успокоились, угомонились. Их стабильное состояние
сегодня – есть последняя, завершающая стадия процесса, названного Л. Н.
Гумилевым словом «этногенез». А сообщество людей, изначально чаще всего
разноплеменного происхождения, в результате метисации на протяжении десятилетий
или столетий, принимает самоназвание «народ Х».
Таким образом,
разница между терминами «народ» и «этнос» состоит в том, что народ – это
конечная стадия развития этноса, его однородное, гомогенное состояние. А этнос
– есть в каждый момент времени разное состояние сообщества людей, или разная
степень его перемешивания: генетического, культурного, языкового, политического,
религиозного. Народ есть цель всего этногенеза, занимающего в нормальных
условиях своего развития от 1200 до 1500 лет, после чего он распадается на
фрагменты-осколки, могущие стать началом, затравкой, для следующего цикла
этногенеза, с образованием нового народа и новой империи.
Естественно,
что народы, то есть этносы «пожилого» возраста, всегда недовольны появлению и
препятствуют бурному развитию нового «молодого» этноса, всегда стремящегося
всех поглотить, что чаще всего у него успешно и происходит. Этот «конфликт
поколений народов» происходит через войны, как правило, оборонительные, со
стороны «старого» этноса, и захватнические, со стороны «молодого» этноса.
«Молодой» этнос
ведет при этом «справедливую», наступательную, религиозную войну под лозунгом «Так
жить нельзя!». Его же противники - «старые» этносы - вынуждены обороняться, и
выступают под лозунгом «Оставьте нас в покое!».
Всё это хорошо
и подробно описано в книгах Л. Н. Гумилева на десятках примеров из древней и
средневековой истории, и мы отсылаем заинтересованного читателя к ним.
Проблема
«предшественника» вспышки этногенеза
Нам здесь важно
разобраться в другом: что, какой феномен природы или социальной жизни,
предшествует вспышке этногенеза, предсказывает, предвосхищает бурную реакцию
зарождения нового народа и связанной с ним новой «мировой» войны за «место под
солнцем». И, можно ли, вовремя зафиксировав этот феномен, предсказать,
предвидеть, последующую в скором времени вспышку новой войны за завоевание
мирового господства под любыми, самыми «справедливыми» лозунгами.
Этот феномен
есть, он замечен в исторических хрониках, летописях, в трудах ученых,
философов, писателей, мемуарах современников, просто он не был еще осознан как
очевидное «предвидение» революции и войны. Это – необъяснимый всплеск общей
культурной жизни, прежде всего поэзии, в бытии субстрата, народа или страны, до
того жившей совершенно спокойной, размеренной и ленивой жизнью обывателя.
Феномен этот обычно наблюдается в истории за одно или несколько десятилетий до
начала «эпохи пролития крови». И открытие этого феномена принадлежит по праву
всё тому же Л. Н. Гумилеву.
Рассказывая в
одной из книг о вспышке арабского этногенеза, связанного в истории с именем
пророка Мухаммеда и новой религией исламом, ученый пишет:
«Вспомним, что
Мухаммеду предшествовала плеяда арабских поэтов – язычников, христиан, иудеев,
так что расцвет поэзии явился начальным звеном описанного процесса» (Гумилев.
Этногенез и биосфера Земли. М.; Танаис ДИ-ДИК, 1994, стр. 147). (Здесь речь
идет именно о процессе зарождения арабско-мусульманского этноса.)
Ниже мы
воспользуемся этой подсказкой ученого для анализа и выделения других возможных
этногенетических вспышек, уже произошедших в новой и новейшей истории.
К чему привел
«Золотой век арабской поэзии»
В
литературоведении прочно закрепилось представление: в доисламские времена на
Арабском Востоке «вдруг» бурно расцвела литература, причем настолько
интенсивно, что само это время получило в исследованиях специалистов название
«Золотой век арабской поэзии». Об этом необычном явлении свидетельствуют
многочисленные исследования. На феномен обратил внимание и сам Л. Н. Гумилев.
«В VI в. н.э. во всей Аравии наблюдается внезапный
подъем поэзии, что следует рассматривать как модус активизации. Надо ли доказывать,
что без порыва страсти сочинить хорошие стихи невозможно?» (Гумилев, там же,
стр. 145).
Кому-кому, а Л.
Н. Гумилеву, сыну знаменитых российских поэтов, хорошо было известно, что
значат стихи, и поэзия вообще, для пробуждения творческой активности масс.
Вспомним, какие толпы восторженных слушателей собирались на поэтические вечера
молодых поэтов-шестидесятников в эпоху оттепели.
Однако, Восток
- дело тонкое. Там поэзия получила еще большее влияние на судьбы людей и
народов. И ученые-востоковеды восстанавливают имена, события и даты времен
первой половины и середины первого тысячелетия нашей эры.
Арабский Восток
в доисламские времена
А жизнь тогда
была непростой. Раздробленная Аравия, теснимая Персией и Византией с Севера, и
Эфиопией с Юга, бурлила. Пестрота племен арабов-кочевников, бродячих
миссионеров, купцов, воинов, вождей, постоянные междоусобные войны между
независимыми и полунезависимыми мелкими арабскими княжествами, всё это
способствовало активизации неясных настроений, хороших и плохих ожиданий,
ощущений грядущих войн и бедствий у одних, и надежд на лучшую жизнь у других.
Многообразие религиозных культур, мирно и немирно уживающихся между собой в
пределах небольшого пространства, а именно арабы-язычники, арабы-христиане,
арабы-иудаисты, всё это вызывало нарастание общей напряженности в обществе. Эта
общая «нервозность» послужила своего рода причиной для вдохновения творческих
людей, которые вдруг почувствовали «запах грозы» в воздухе, грозы
очистительной, или грозы убийственной – этого никто не мог предсказать заранее.
Расцвет
доисламской поэзии
Итак, первыми
что-то почувствовали древнеарабские поэты. До нас дошли и некоторые имена
знаменитостей тех дней. Это: Имру-уль-Кайс, Тарафа, Зухайр ибн Аби Сульма,
ан-Набига аз-Зубийани, Маймун ибн Кайс аль А-ша, Лукман и многие другие. Их
творчество испытало взлет, высшей точкой которого в истории литературоведения
считается 550 год. Американский исследователь Ш. Гойтейн приводит
хронологическую таблицу развития арабской цивилизации, где под 550 годом дается
следующее определение состояния культурной жизни жителей Аравии:
«Полное
развитие «литературного» арабского языка и высокое положение поэзии, главным
образом светской, которая формулирует культурное единство арабских племен,
весьма различных лингвистически и физиологически» (Ш. Гойтейн. Евреи и арабы.
«Мосты культуры». М., 2001, стр. 256).
Таким образом,
можно сказать, что поэзия явилась неким связующим звеном в картине межплеменной
раздробленности арабского Востока. Этому способствовало и другое
обстоятельство.
«Общебедуинский
язык словно был предназначен для поэтов и проповедников – он отличался
удивительным богатством лексики. Это понятно: ведь номады (кочевники – С.Г.) в
силу своего подвижного образа жизни общались практически со всеми жителями
Аравии – и представителями кочевых племен, и обитателями городов и селений. Эти
контакты имели характер не только торгового обмена, но и знакомства с
культурными ценностями: регулярно устраивались, например, состязания поэтов
разных племен, что обычно происходило во время ярмарок. Все это вело к
обогащению языка бедуинов» (Д. Е. Еремеев. Ислам: образ жизни и стиль мышления.
М., Политиздат, 1990, стр. 52).
Заметим, всё
это происходило задолго до рождения самого будущего основателя ислама – пророка
Мухаммеда. Он родился примерно в 570 году, а проповедовать новое учение начал в
610 году. Интересно, что сам будущий пророк, получив, согласно легенде, в
пещере на горе Хира первое откровение от архангела Гавриила (Джебраила
по-арабски), воспринял это как творческое вдохновение и поначалу ощутил себя
тоже великим поэтом. Он «в смятении думал, что он либо поэт, либо одержимый»
(М. Форвард. Мухаммад: Краткая биография. М., ФАИР-ПРЕСС, 2002, стр. 23).
Этот факт
показывает нам довольно высокое общественное положение поэтов и поэзии в
древнеарабском обществе, как раз накануне больших потрясений. Увлечение поэзией
было в те времена весьма широким явлением, своего рода модой.
Еще пара цитат
из книги Л. Н. Гумилева позволят нам почувствовать гипотетическую взаимосвязь
между всплеском поэзии и последующей вспышкой этногенеза (и связанными с ней
войнами за мировое господство).
«Однако
доминантой всего процесса образования арабского этноса (а в суперэтническом
смысле – всей мусульманской культуры) явился все-таки зачатый Мухаммедом ислам,
для которого предшествующая эпоха расцвета арабской поэзии оказалась подходящей
почвой» (Гумилев, там же, стр. 147).
Но поэты и
поэзия оказались не только предшественниками, и частично также и «основателями»
нового религиозно-политического движения, но и, после его зарождения, с
какого-то момента уже и его соперниками в борьбе за души людей и, значит,
конкурентами.
«В VII в. выступил Мухаммед с проповедью строгого
единобожия и, образовав вокруг себя небольшую группу фанатичных, волевых,
безумно храбрых последователей, первым делом уничтожил поэтов как своих
конкурентов» (Гумилев, там же, стр. 145).
Вот так: поэты
оказались конкурентами для революционеров.
Начало
исламского движения
Мухаммед
выступил в истории как уникальный деятель, сочетающий в себе черты религиозного
проповедника и военно-политического вождя. Именно поэтому его деятельность
привела его к относительно быстрому успеху.
В отношении
создания нового религиозного учения Мухаммед поначалу полагал, что он всего лишь
«реформирует», «поправляет», «улучшает» старое, давно известное вероучение.
Он «и не
предполагал, что создает новую религию. В своих первых проповедях он часто
призывал к восстановлению древней веры арабов в единого бога, которую они будто
бы позабыли, - религии Ибрахима (библейский Авраам)» (М.Усманов. Как создавался
Коран. Наука и религия, 1980, №9). Общесемитский фольклор, мифы и легенды, были
одинаковы у всех. А именно, у иудеев, которых арабы воспринимали как одно из
своих рано отколовшихся родственных племен, у христиан, которые, переняв Ветхий
Завет, заодно переняли и древнесемитские мифы и легенды, и у арабов-язычников,
сохранявших эти сказания в первозданном виде. Речь идет о следующих мифах: о
сотворении мира в течение семи дней, о всемирном потопе (потоп Нуха – Ноя), о
патриархе всех правоверных Аврааме (Ибрахиме), о Иосифе (Юсуфе), проданном
братьями в Египет, о пророке Моисее (Мусе), о царях Давиде (Дауде) и Соломоне
(Сулеймане) и так далее. Взяв за основную идею - идею единобожия, Мухаммед стал
выстраивать нечто вроде средней линии, равнодействующей, некоей компромиссной
концепции, пролегающей где-то между традиционным иудаизмом и новомодным тогда
на Арабском Востоке христианством. Однако, он был неграмотным, и потому о
содержании Библии христиан и иудеев имел представление только по рассказам
читавших ее мудрецов. Выбирая «всё лучшее» там и там, он построил, на его
взгляд, весьма стройное, непротиворечивое учение, которое оказалось в итоге всё
же ближе к иудаизму, чем к христианству, причем во многих отношениях. Это новое
учение и получило название «ислам».
Интересно, что
как проповедник, он выступал перед массами в привычной для них и для того
времени форме речений – как чтец-декламатор собственных стихов.
«Проповеди его
по форме напоминали сочинения доисламских жрецов и поэтов – он произносил
рифмованную прозу» (Усманов, там же).
Учение, которое
развивал могущественный военно-политический вождь, оказалось во многих своих
чертах весьма знакомым рядовым обитателям арабских городов и пустынь; потому
для них не было больших проблем его воспринять как свое собственное.
Мусульманами становились все, кто хотел, или был принужден, идти вместе с
Мухаммедом, среди них были бывшие иудаисты, бывшие христиане, бывшие язычники.
А идти с ним для многих было выгодно: он вел свои воинства от победы к победе,
а с победами – и новые возможности быстрой карьеры, быстрого обогащения и т.д.
Дальше
последовали хорошо известные в истории средних веков арабские завоевания и
создание новой мировой империи – Арабского Халифата: от Индии до Марокко и от
Южной Франции и до Черной Африки.
Вся эта история
показывает нам, что поэзия и, шире, культура, играют в этногенезе народов если
не самостоятельную роль, то, во всяком случае, явную роль «предупреждающего
сигнала», предшественника бурных процессов, которые должны вскоре разразиться.
Это и придает этногенетической теории Л. Н. Гумилева явный естественнонаучный
характер.
Примеры
этногенеза в новое и новейшее время
Модель, столь
хорошо показавшая себя на примере арабского этногенеза, была опробована нами и
для определения других случаев вспышек этногенеза уже в недавней мировой
истории.
Французской
революции предшествовал так называемый «Век Просвещения». Историк Владлен
Сироткин даже назвал Наполеона «сыном Века Просвещения» (см. его книгу
«Наполеон и Россия». М., Олма-Пресс, 2000). Революция, об одном из вождей
которой – о М. Робеспьере, – так хорошо рассказал Виктор Вольский (см.
«Заметки», №12 (84), 2007), началась как восстание масс против феодальных
порядков монархии, а закончилась войной за мировое (общеевропейское поначалу)
господство и созданием Наполеоновской империи. Причем сам Наполеон планировал
воссоздать общеевропейскую империю наподобие империи франков Карла Великого,
где французы были бы элитой великой державы. Если бы затея получилась успешной,
то на карте Европы была бы одна держава – империя, а ее граждане именовались бы
возможно как «великофранки». Через два-три поколения это был бы уже почти
однородный гомогенный этнический элемент, с псевдо-религией, выраженной
лозунгом «свобода, равенство и братство», и языком общения французским. Вспышка
«великофранкского» этногенеза была задавлена интервенцией общеевропейской
коалиции «старых» этносов: России, Англии, Пруссии. В остатке – «старый»
французский этнос.
Русской
революции предшествовал так называемый «Серебряный Век русской культуры», о
котором знают все. Русская революция началась в 1917 году как протест против
дальнейшего участия России в мировой войне, а закончилась претензией на мировое
господство в качестве второй ядерной державы, удержанием пол-Европы под своим
сапогом, базами на Кубе, в Эфиопии, Анголе, Вьетнаме, начиная с 1960-х годов. В
результате вспышки этногенеза возник новый имперский народ – советский. Три
поколения советских людей успели хорошо перемешаться между собой, если не в
генетическом, то уже точно в культурном, политическом, псевдо-религиозном (вера
в коммунизм как в светлое будущее) и бытовом плане. Вспышка «советского»
этногенеза загасла сама собой к 1991 году в результате ошибок лидеров
новорожденного этноса (прежде всего И.Сталина). В остатке – «старый» российский
этнос.
Немецкой
революции предшествовали так называемые «Золотые двадцатые годы», хорошо
известный период необъяснимого всплеска культурной жизни в Германии. Германская
нацистская революция началась в 1933 году как протест против кабального
Версальского договора, а закончилась установлением общеевропейского господства
Великого Германского рейха к 1942-43 годам. Нацизм был не только политическим,
но и псевдо-религиозным учением. Разрабатывалась новая религия (А. Розенберг)
со свастикой как священным символом, с книгой «Майн Кампф» как новой Библией, с
фигурой фюрера как пророка и «посланника небес». При этом старую религию –
христианство – предполагалось со временем запретить. Новая мировая империя
должна была состоять из германских народов и отобранных «арийских» элементов из
славянских и романских народов. При этом настоящие немцы должны были стать там
элитой. Вспышка «великогерманского» этногенеза была задавлена к 1945 году
интервенцией союзных держав: СССР, США, Англии и Франции. В остатке – «старый»
немецкий этнос.
Всем указанным
вспышкам этногенеза предшествовали всплески культуры и сопутствовали всплески
рождаемости детей. При прерывании хода этногенеза, в силу внешней интервенции,
или внутренних причин, рождаемость детей резко падала. Падает она и сегодня во
всех трех странах, уже переживших в прошлом лихорадку этногенеза. (Подробнее о
параллельности процессов этногенеза в России и Германии в ХХ века можно прочесть
в нашей статье на сайте: www.partner-inform.de/news.php?ids=2440_117_1_49.)
Приведенные
примеры, на наш взгляд, определенно подтверждают правоту теории этногенеза Л.
Н. Гумилева, включая и феномен культурного предшественника как регулярно
сбывающегося прогноза грядущих бурных событий: революций и войн.
И, в заключение, вслед за Андреем Рогачевским (см. «Заметки» №25), пишущий эти строки готов также подтвердить, что и для меня, как исследователя и как еврея, Лев Николаевич Гумилев всегда был и остается самым любимым антисемитом!…
