Недавно мой сын составил генеалогическое
дерево нашего рода, начиная от моих родителей. Растет уже пятое поколение, и
всего нас насчитывается примерно 70
человек. Оказалось, что я среди них самая старая. Мне захотелось оставить для
нынешнего и будущего поколений воспоминания о самых ярких событиях истории
обычной еврейской семьи примерно за 100 лет.
Детство
Я родилась 10 июня 1913 года в местечке
Студеницы Каменец-Подольской
области, на Украине (сейчас Хмельницкая область). Мой отец - Лернер Абрам
Залманович. Не знаю даже года его рождения. Мама – в девичестве Трубмон
Шендл Элевна, по документам
значилось, что она 1875 года рождения (возможно, в период колхозов ей добавили в
несколько лет возраста, чтобы освободить от обязательных работ). Не
помню и своих дедушек и бабушек. Я
была у мамы восьмым ребенком, после меня родился еще брат, а один из детей умер
младенцем.
Помню, что у нас был свой дом, корова, лошади - папа
был возчиком. Мама занималась хозяйством, были утки, куры.
Дети постарше - Биньямин, Хана, Фаня, Таня, Исаак, Сема,
Яша подрабатывали на табачной плантации у хозяина, а мы с самым младшим
Петей были дома с мамой.
Одно из самых сильных впечатлений детства - смерть папы. В 1921 г.
старший брат Биньямин стал женихом Неси из другой деревни. Чтобы заработать
деньги на свадьбу, папа с Биньямином закупили
груши и повезли на своей подводе продавать в Дунаевцы. Папин племянник, который считался богатым, ехал
на другой подводе. На обратном пути
на подводу племянника напали бандиты, папа побежал его выручать, и сам
был убит. Брат повез домой подводу с телом мертвого отца. По еврейской традиции
нужно было предать тело земле на второй день,
пришлось похоронить отца в местечке
Ориницы с помощью тамошних евреев. Помню, что старшие дети были на работе,
все ждали возвращения отца и брата, волновались, что их долго нет, как
будто предчувствовали беду, наказали мне
сообщить им, как только те
приедут. Когда Биньямин приехал
домой без отца и все рассказал нам, я с плачем побежала к ним. Биньямин был
вне себя от горя, плакал, говорил маме, что
он теперь не женится, будет помогать растить младших.
Но, конечно, прошло время, и жизнь семьи
продолжалась, уже без отца. Биньямин женился, ушел с женой жить в
другую деревню. Помню, что меня как-то
привезли туда, надавали игрушек, а еще сварили вкусные грибы. Но потом мне наскучило, я
стала плакать, и меня забрали в Студеницы.
Хаим и Исаак стали работать возчиками,
остальные дети продолжали работать
на хозяев. Когда Семе было 15 лет, мама решила
отправить его в Одессу к своему племяннику, чтобы тот помог ему устроиться на хорошую работу. Но племянник использовал
его как разносчика воды и нещадно эксплуатировал. Сема подал
на него жалобу в профсоюз, ушел на самостоятельную работу, учился и
стал шофером.
Старшая Фаня была самая красивая
из сестер, нежная. Но так случилось, что
раньше представился случай выйти замуж второй сестре, Тане. Племянник папы, о котором сказано выше, уехал в
Америку и прислал шифскарты своей сестре и брату Нафтуле. Но тот признался; что хочет жениться на Тане. А отпустить ее в
Америку мама не захотела. Поскольку по обычаю раньше должна
была выйти замуж старшая сестра, нашли Фане жениха, ювелира в
Каменец-Подольском. Звали его Миша, он был маленького роста, и мы все его не
любили. И Фаня не была с ним счастлива. Таня же поселилась в Студеницах,
в семье Нафтули. Сестры шили, и я немного
научилась у них.
Помню, что я училась в еврейской школе, кажется, до 4 класса, а потом открылась украинская шюла, и мы с Петей, который
был младше меня на 3 года, пошли туда
записываться. Помню, когда брат сказал,
что его зовут Лернер Пиня, все дети смеялись. В местечке тогда говорили только
на идиш, и нам вначале было трудно учиться на украинском языке.
Евреи жили в центре местечка, а украинцы вокруг.
Жили дружно.
По соседству с нами жил священник с семьей, мы с ними дружили. Не знаю, было ли у него медицинское образование, но когда был тиф и очень многие вокруг умерли, он всех нас лечил, и у нас в семье все выжили.
В еврейской колонии
В 1926 г. безземельным евреям давали ссуды для
переселения и устройства на свободных землях на юге Украины. Мама продала дом и с пятью детьми уехала в
еврейскую колонию Октябрфельд в Новозлатопольском районе Запорожской области. Священник
и его семья с нами очень тепло прощались.
В колонии выстроили дом из самана, мы
получили участок земли. Биньямин с женой и сыном
получили отдельный дом и участок земли.
Вначале работали на свою семью, через несколько лет вступили в колхоз. Помню, что в колхозе работали дружно. В
16-17 лет я вязала снопы, крутила веялку - это была самая для меня тяжелая работа, но
постепенно я к ней привыкла. В колонии была
школа, и я отдельно с учительницей занималась русским языком.
Старшим в семье был брат Хаим. Но он в 1928 г
женился, привез жену из Студениц, и мы стали жить все вместе. Мама
была недовольна, что невестка Рахиль тоже хочет быть хозяйкой,
и мы все это чувствовали.
Затем
и Исаак женился на Хане Мушкатиницер и ушел к жене, в дом напротив нашего.
Яша уехал в Запорожье, где строился авиамоторный
завод. Петя учился в соседней колонии, где была 7-летння
школа.
В 1931 г. я попросила брата Хаима отправить меня в
Гуляй-поле (за 25 км) в школу кройки и шитья. Я ездила
сдавать экзамены, получила открытку, что принята. Но когда 1 сентября
я туда приехала, школа кройки и шитья оказалась закрытой, всех учащихся
передали в агротехникум. Мы жили в общежитии. Начали учиться.
Кормили в столовой очень плохо, часто давали заячье мясо. Как я
ни бывала голодной, но это не могла заставить себя есть. В тот год зима была очень холодная, обычно нам привозили из дома продукты, чаще
всего хлеб и коду - баранье сало. Но когда из-за мороза и метели
продукты не доставляли, в выходной день мы спасались от голода тем, что покупали
по 2 стакана семечек, щелкали их. Эта
страшная зима запомнилась мне еще тем, что мама привезла в
больницу в Гуляй-Поле брата Хаима с тяжелой ангиной из райцентра Новозлатополь, где его отказались лечить. Мы его спасали тем, что мама
всю ночь грела бутылку с водой и клала на горло. Вскрылся
нарыв, и вышло два стакана гноя. Меня в палату не пускали, я узнавала все через
форточку, куда передавала передачи. В
этом же году Ханна, жена Исаака в Гуляй-поле родила дочь Дозю
(Ларису).
В Запорожье. Мне
было уж 18 лет, но у меня, как и подруг, ума было немного, мы решили в техникум не
возвращаться и поехали все в Запорожье. Там все устроились на швейную фабрику. Мой брат Яша не хотел, чтобы я
жила в общежитии, и нашел мне место в хорошей
квартире в центре города, помню, что фамилия хозяйки была Дорфман. В квартире у
меня был уголок, отделенный ширмой.
На фабрике работали на конвейере в три смены, было
очень тяжело. Моя операция была "последняя
рука" - пояс, от меня зависел выпуск продукции за смену. Я была активисткой,
вступила в комсомол, участвовала в
«синей блузе". Мы все проработали до отпуска, поехали в колонию.
Другие девушки там остались, а я после отпуска вернулась в Запорожье. Мой
младший брат Петя окончил 7 классов в Новозлатополе и тоже приехал в Запорожье. Не помню, как наша мама в это время
оказалась у сестры Фани в Каменец-Подольском. И она стала писать нам, чтобы мы с
Петей приехали туда. По дороге на какой-то станции была пересадка, вагон был переполнен, я сумела как-то влезть с
чемоданом, а он остался на перроне и
кричал «сестры, мои сестры!». Не помню, как удалось ему сесть, но это происшествие запомнилось на всю жизнь, мы потом
всегда вспоминали и смеялись.
Оказалось, что в Каменец-Подольском маме понравился
парень из Студениц, из очень бедной семьи, но он окончил
курсы и работал по озеленению города. Но я этого не знала и еще не думала о замужестве. Кроме того, он мне не понравился. На несколько
дней я поехала в Студеницы к Тане, встретилась с друзьями. Потом я поехала в
Каменец-Подольский и устроилась работать на
швейную мастерскую. У сестры было всего две комнаты, уже были дети, теснота, и
мне не нравился ее муж Миша.
В Каменец в это время приехала из Одессы моя подруга
детства Ева Крайдельман, и она уговорила меня переехать жить
в Одессу. В Одессе жил мой брат Сема, он женился, но в это время служил во
флоте в Севастополе. Я надеялась устроиться жить у кого-нибудь из родственников его жены, но никого не нашла и
поселилась у подруги.
Я устроилась ткачихой на ткацкую фабрику. Начался
голодный 1933 год. У подруги была невозможная теснота: в
одной комнате жили муж с женой, моя подруга, ее тетя и брат матери, и вдобавок еще и я. Когда я описала все это в письме в Запорожье
брату Яше, он велел мне
немедленно приезжать. Брат Петя в это время подал документы в мукомольный
техникум в Днепропетровске и уехал туда учиться.
По дороге в Запорожье была пересадка в Пятихатках, и
неожиданно я встретила там маму, которая решила, что в колонии ей
будет лучше, и тоже возвращалась. Мы вместе приехали в колонию, там тоже было
голодно, только кукурузная мамалыга, но молоко было.
Мы немного отдохнули и опять уехали в Запорожье.
Там я снова устроилась на квартиру у Берты
Абрамовны Дорфман по улице Чекиста и на работу на авиазавод в
автоматно-револьверный цех, на револьверный станок Я не имела понятия, что это за станок, думала, что на нем делают револьверы, но
быстро освоилась и за смену нарезала по 400-500 шестигранных гаек.
И здесь я была активисткой в комсомоле, ударницей.
Здесь я познакомилась с Женей Сосновской, которая
еще раньше меня работала на таком станке. У нее была
комната 12 кв. метров, она приписала меня на этой жилплощади, и я перешла жить
к ней. Дом
был рядом с заводом. На этаже было 8 соседей, все заводские, жили мы дружно. Постепенно мы продвигались по службе. Женя стала
диспетчером в фабрично-заводском училище, а я табельщицей в своем цехе. Почти
всех табельщиц завода перевели в охрану кабинщицами, через окошки кабин мы выдавали пропуска. Эта работа мне не
понравилась, и я перешла табельщицей
в отдел эксплуатации зданий, за территорией завода. Мне здесь очень нравилось.
Начальником был Василий Григорьевич Козлов, очень добрый и отзывчивый человек. Бухгалтер Соколов, бывший офицер, он еще
носил знаки отличия, очень строгий, при нем нельзя было сказать лишнего слова. Но он был очень грамотный. В
цехе не было заведующего личным столом, и он научил меня так работать,
что я сама успевала все сделать и в
конце месяца готовить отчет для
главной бухгалтерии завода. Вообще я многому научилась у него. Потом Дукова Екатерина Григорьевна забрала меня в
плановый отдел техником стола заказов. Оклад там был выше, я научилась
пользоваться арифмометром, вела подсчеты после сметчиков, это кроме моей работы по приему заказов на ремонт зданий.
Жили мы с Женей очень дружно, но очень бедно. У меня был черный трикотиновый костюм, и мы с ней по очереди одевали его, когда шли на свидания. Несмотря на бедность, жили весело, всегда смеялись, потому что были молодые и здоровые.
Замужество
В 1935 году Женя вышла замуж и перешла жить к
мужу, я стала хозяйкой квартиры и смогла
забрать к себе маму. Я в это время дружила с красивым парнем Шурой
Тандетником. Он не спешил делать мне предложение. Новый 1936
год мы встречали вместе, он привел своего брата,
чтобы познакомить со мной. Утром, когда
шли домой, мы из-за чего-то поссорились. На второй день соседка
мне говорит: встретила твоего Шуру в кино, он был не один. Мне было обидно, что она
сказала «твоего», я поделилась с Женей. Та говорит: ну, и хорошо, я познакомлю тебя с хорошим парнем, он тебя давно
уже знает, ты ему нравишься, но из-за этого Шуры он не осмеливается к тебе подойти. А это был
ее родной брат, тоже Шура. Приехал за мной ее муж Моисей и пригласил к себе на
вареники. Мать Моисея меня очень
уважала, и будто бы она тоже наказала, чтобы я приехала. Моисей уговорил меня,
и мы поехали к ним. Когда вошли, я стала думать, с кем она хочет
меня познакомить - у нее были братья
Шура и младший – Изя. Пришел Шура. Посидели, поговорили. Он пошел меня провожать. Можно было поехать трамваем, но он
предложил пойти пешком. Было уже поздно,
я подумала, что мама будет
волноваться, и назначила свидание на завтра.
Я рассказала об этом маме. В доме у нас не было даже
стола, не помню, у кого мы одолжили маленький столик,
кажется, у наших знакомых из колонии Шустеров. они жили неподалеку,
накрыли его. Вечером пришел Шура, и мы пошли гулять. А на третий день он уже сделал
мне предложение, не помню уже, как: ты меня знаешь, я тебя хорошо знаю...
Не помню, какого числа, пришли к нам мои братья с женами:
Биньямин с Несей, Исаак с Ханой и с дочкой Дозей. Мы приготовили
винегрет и селедку, сидим, ждем жениха со сватами. Открывается
дверь и входит Шура Тандетник с билетами в
театр. Дозя была уже большая (4-5 лет) и говорит: вот и дядя Шура
пришел. А я говорю: да, дядя Шура, да не тот. Вызвала его в коридор
и объяснила, что выхожу замуж и за кого, что он слишком долго
тянул... Мне его сестра потом
рассказала, что спрашивала его, сделал ли он предложение, а он отвечал - успею,
ее не выхватят. Потом она посмеялась
над ним за этот его промах..
26 января 1936 года мы пошли в ЗАГС, у меня даже не
было приличного платья, и мне одолжила свое моя подруга Ида, сестра Ханы. На
второй день брат мужа Изя принес к нам его чемоданчик с шинелькой
и что-то еще. Изя был шутник,
говорит, что я бесплатный носильщик?
Купили бутылку шампанского, выпили. Вот такая была у нас свадьба...
Мой муж работал охранником на железнодорожной
станции Запорожье-2, зарабатывал очень мало. Он был партийным, его послали на какие-то партийные курсы в
Симферополь.
Моя мама ушла
жить к старшему брату Биньямину, а к нам перешла Шурина мать, ей тогда негде
было жить. Через несколько месяцев муж вернулся с курсов Он поехал в деревню и
выменял мужскую сорочку на целый чемодан вишен. У нас была 10-литровая бутыль,
я насыпала туда вишни и сахар, а муж добавлял спирт, и получилась очень вкусная
и крепкая наливка. Незадолго до октябрьского праздника, 1 ноября, я стала
переливать наливку в бутылки, пробовала вишни, они показались мне очень
вкусными, я наелась и крепко уснула. А утром 2 ноября родился сын Яша (назвали
в честь отца мужа), он родился в рубашке, и, вопреки приметам, не стал
пьяницей. Я пошла вскоре работать (декретный отпуск тогда был только два
месяца) и пришлось пригласить няню, из деревенских девушек, т. к. свекровь
уехала жить к дочери в Москву. Через год сына отдали в ясли.
Семья соседей выстроила себе дом на поселке Зеленый
Яр, и их комнату 22 кв. м отдали нам. Какая это была для нас радость! Начали
приобретать мебель – диван, шифоньер и другую. Муж перешел работать в отдел
эксплуатации кладовщиком, и мы стали жить лучше - одеваться, приобретать вещи в
квартиру. Жили весело, все праздники встречали с сотрудниками отдела, на
выходные дни выезжали на Днепр.
Мы жили недалеко от завода, и на праздничную
демонстрацию сотрудники заходили к нам, поэтому мы всегда готовились и хорошо
принимали всех.
Были и большие переживания. В 1937 году арестовали Биньямина и Хаима, как
потом выяснилось по доносу, что они
румынские шпионы. Так мы их и не видели больше, потом узнали, что они были
расстреляны, а уже в годы перестройки реабилитированы.
У Яши была кровать с решеткой. Однажды он засунул ногу
в решетку и вывихнул ее. Повезли его к знахарке бабке Солохе на Малый базар, и
она быстро ее вправила.
На чердаке нашего дома мы сушили стираное белье.
Однажды я простудилась на ветру, у меня
был сильный ревматизм. Меня отправили в санаторий в Кисловодск, а
ребенка я оставила с мужем. Конечно, он с нетерпением ждал меня. Помню, что я
купила простых конфет и положила их в чемодане поверх всего Он очень
обрадовался: «конфеты-баянчики»!) - тогда все это было в диковинку, и так на
всю жизнь у него осталось впечатление, что мама привезла ему целый чемодан
конфет.
Война
В июне 1941 года Яшеньке было уже четыре с половиной
года, и мы решили поехать в отпуск в Москву (на станции Кусково у сестры мужа
была половина своего деревянного домика), а в нашей комнате тем временем делали
ремонт, мама за ним присматривала. Помню, что у нас было жарко, мы были одеты
по-летнему, во все белое, приехали в Москву 3 июня, а там снегопад, потом
холодные дожди. В ГУМе мы накупили гардины, покрывала, накидки и массу других
вещей для дома. Вернулись в Запорожье, легли спать, но рано утром прибежала
Женя, разбудила нас - война! Включили радио - выступал Молотов.
Начались волнения, переживания. Во время бомбежек мы с
ребенком прятались в бомбоубежище; оклеили окна, соблюдали светомаскировку. Сын
быстро научился повторять «Воздушная тревога - беги до бога!» Муж был
ополченцем, после работы ходил на ночные дежурства. Мы продолжали работать, но
готовились к эвакуации. Перед самым началом войны брат Яша, который служил
авиационным техником, взял отпуск и хотел поехать в Каменец-Подольскую область,
где его жена была у родителей, родила дочку. Перед отъездом он купил моему сыну
детский двухколесный велосипед. С объявлением войны брата вызвали в часть, а
перед нашей эвакуацией его часть уже отступала, и он вернулся в Запорожье
18 августа 1941 года в товарном эшелоне вместе с
заводским оборудованием мы эвакуировались. Пришлось оставить все, что таким
трудом нам досталось. С собой захватили лишь самое необходимое и ценное, в том
числе - никелированную кровать для ребенка, велосипед. В день отъезда брат на
прощание забрал Яшу к себе на квартиру. Мы уже грузились в вагон, а их все не
было. Я в волнении побежала к нему на квартиру, смотрю - они спокойно сидят с
товарищами, поют песни, сын декламирует стихи. Брат на грузовике нас быстро
довез до станции, прямо к вагону Яша помнит, что он сидел в кабине рядом с шофером
и подсказывал, когда дорогу переходили пешеходы, потому что сигнал был
неисправным.
Весь наш отдел ехал в одном вагоне. У большинства
мужчин была броня от призыва в армию. Мы попросили, чтобы с нами ехали мой брат
Петя (он работал на том же заводе) с мамой и жена Хаима Рахиль с детьми (семья Биньямина
осталась в Запорожье). Брат Исаак с семьей эвакуировался со своим предприятием
на Урал. Мы ехали очень долго - несколько недель, с длинными остановками,
терпели разные неудобства. Привезли нас в Омск. Разместили всех вначале в школе
(или в клубе?), а потом распределили по квартирам в порядке уплотнения, Петя с
мамой жили отдельно, Рахиль с детьми тоже. Нам пришлось пожить на разных
квартирах - и в землянке, где было очень сыро, много мокриц, и на Малой Луговой,
где бывало очень грязно после дождей. Ребенка сразу же оформили в детский сад,
где дети были всю неделю, кроме воскресенья. А мы начали работать по 12 часов в
день, без выходных.
Когда мы жили на Малой Луговой, нашими соседями были
Фурманы. Их дочь Лида училась в медицинском институте и забирала Яшу из
детского сада. Однажды она по дороге зашла на главпочтамт, встретила знакомого,
заговорилась с ним, а ребенок вышел на улицу через другой выход, уже стемнело,
и он заблудился. Хорошо, что он знал свой домашний адрес, и женщина-милиционер
уже поздно вечером привела его домой. А там Лида была в истерике, я тоже
волновалась.
Я работала начальником административно-хозяйственной
части и табельщицей, а муж так и оставался кладовщиком.
В 1943 году муж ушел добровольно в армию. Его послали
в танковое училище в Новосибирск, где он получил звание лейтенанта,
механика-водителя танка и затем был отправлен на фронт.
Тем временем построили невдалеке от завода дощатые
бараки со стенами, утепленными шлаком («жужелкой») с общим коридором на 23
комнаты, и всем выделили по комнате: нам
с сыном, маме с Петей, а Рахили с детьми (она работала в заводской столовой) -
в соседнем бараке. У нас первое время жили родственники, приезжавшие в Омск
самостоятельно. Иногда в комнату набивалось 7 человек и больше, приходилось
спать и на голу. Постепенно они получали комнаты в бараках или жили на
подселении.
Первое время
Яшу возили в детский сад на трамвае. Иногда его забирала дочь Рахили Лиза, она
была старше на 5 лет. А потом мы перевели его в заводской детский сад, поближе
к дому.
Я получала,
кроме своей зарплаты, деньги по
офицерскому аттестату от мужа. Но главное, что всех нас спасало от голода, кроме продовольственных карточек, это были
огороды. Нам выделили по 5 соток земли, пришлось лопатой поднимать целину.
Зато я снимала 15 мешков картошки, а также была своя капуста, морковь, буряки. Винегрет был самым
распространенным и любимым блюдом. Однажды мы шли с сыном домой - из детсада
или из школы - и зашел разговор о том, что начальник цеха получает 2 тысячи
рублей в месяц. Наверное, говорит сын, он кушает, что захочет. Наверное, каждый
день кушает винегрет. Почему только винегрет? - Ну, а что может быть лучше?
Война рано
сделала детей старше и
практичнее. Помнится, по продовольственным карточкам на нашу семью на
месяц можно было получить 900 г сахара
или 800 г масла. И я советуюсь с сыном - что лучше взять Он начал рассуждать, что сахар вкуснее -
тогда вместо сахара зачастую применяли сахарин, но масло нужнее.
А вот другой
случай, возможно, это было в последний год войны, Яша пошел в школу в
1944 г. Однажды в выходной день я взялась за стирку и нашла в кармане его
пальто (перешитого из отцовского пиджака) 10 рублей. Мы с мамой были поражены -
никогда раньше он себе такого не
позволял. Мы довели его до слез своими упреками. Оказалось, что мы должны были
сдать в школу деньги на дрова, но денег
постоянно не хватало. Учителя несколько раз напоминали, и вот - такой поступок.
Пришлось мне краснеть, что напрасно его подозревала в воровстве.
Поскольку моя работа позволяла, я старалась помогать –
сотрудникам, кто получал по карточкам лишь 400 г хлеба. Рабочим тогда выдавали
талоны на обед, и для голодных сотрудников я иногда выпрашивала лишний талон. И
они говорили, что никогда меня не забудут.
Позднее я расскажу, что из этого вышло.
Во время войны в Омск к нам приехали многие наши
родственники. Из Запорожья приехали спасшиеся от расстрелов племянники Шура,
чуть живой (он бежал от расстрела и попал за Запорожьем к нашим войскам) и его
младший брат Люся (он попал к партизанам). Шура пошел работать на завод, в литейный
цех. Средний брат Исаак, ему было 14-15 пет, стал сыном полка. А их мать и
другие родственники, не сумевшие эвакуироваться, были расстреляны в совхозе
Сталина за Запорожьем. Говорит, что расстрелы проводили литовские полицаи.
Сейчас на этом месте памятник погибшим примерно 30 тыс. евреев.
Приехала из Москвы сестра мужа Люба с матерью и двумя
дочерьми. Сын Яша вспоминает, что однажды у него в детсаду был утренник, и тетя
Люба принесла ему в подарок две морковки. Но вскоре они вернулись в Москву,
когда немцев отогнали оттуда.
Приехала эвакуировавшаяся из Киева племянница мужа
Неля. Первое время она спала в нашей комнате на раскладушке.
Возможно, уже после войны, Петя и Шура после работы на
заводе подрабатывали настройкой оборудования на пимокатной фабрике, им платили
пимами (валенками), которые они потом продавали. Потом, когда приехал Люся,
они на рынке перепродавали вещи.
К брату Пета в апреле 1945 года приехала из Сталинска
(Новокузнецка) его запорожская невеста Оля, и они поженились. Пришлось маме
перебраться в мою комнату. Потом приехала Олина сестра Фира и вышла замуж за
Шуру.
В войну погиб брат Яша, который служил техником в авиации. Вначале мы думали, что он
погиб в бою, но потом узнали, что, под Невинномысском
он разбился на мотоцикле. На оккупированной Украине погибли от рук фашистов его
жена и дочка. Та же участь постигла жену и двух детей Семы в Одессе, семьи
сестер Фани и Тубы; о семье брата Биньямина в Запорожье я уже писала. Погибли
почти все наши родственники, кто не эвакуировался с Украины.
После
войны. Снова в Запорожье
В 1947 г. муж демобилизовался в звании
старшего лейтенанта, с орденом и медалями. Он
приехал в Омск из Бреста, привез кое-какие немецкие вещи, что было для нас в
диковинку. Например, искусственную дешевую серую шубу под каракуль. Когда
Яша подрос, он долго носил немецкие красные кожаные сапоги 42 размера, хотя они
были ему велики.
Мы решили, что на завод муж не пойдет, т.к. трудно
будет уволиться, и он стал работать в медицинском
институте в отделе снабжения, потом директором столовой. В январе 1947 года родилась дочь Таня. В это время муж был в командировке в
дальнем районе Омской области. Как раз были сильные снегопады, морозы, он и еще
несколько человек не могли оттуда выбраться,
мерзли целых три недели, и при тогдашнем состоянии связи не могли сообщить о себе. Я очень волновалась, а начальство меня
успокаивало. Они вернулись домой еле живы.
Когда Яша пошел в школу, все месяцы летних
каникул он всегда был в городском или заводском пионерлагере в Чернолучье под
Омском.
В 1948 году мы решили вернуться в Запорожье,
где уже жил брат Исаак. Мама тоже поехала с нами. Приехали в
марте. Первое время жили у брата, у него были свои подлома. Затем поселились на ул. Пролетарской 12, в домике,
который остался после гибели Неси и ее семьи.
Там уже жили родители Оли и Фиры. Люся и Шура еще оставались в Омске. Мы все поселились в маленькой комнатке. Я не пошла
работать на завод, а шила юбки и продавала
на толчке. Мужа мой брат Исаак устроил в отдел снабжения Особгастронома. Одно время он занимался заготовкой фруктов из совхоза
на острове Хортица. Мы приобрели козу, чтобы было молоко для маленькой Тани. С ней
было приключение. Она без конца сосала соску-пустышку, которую называла пука.
Однажды соска потерялась, купить новую было негде - обегали все аптеки
напрасно. Позже, когда наливали керосин для примуса, из бидона выскочило что-то большое, черное - соска попала в керосин, распухла до размеров большой лягушки
Яша был уже в 4 классе, по приезде в Запорожье пошел в школу, когда уже началась последняя четверть, и у него были сложности с украинским языком. Тогда в 4 классе сдавали экзамены, но от экзамена по украинскому языку его освободили. Это была весна после голода 1947 года. Хлеб давали в очередях в определенных магазинах - по буханке на семью. В июле Яша поехал в пионерлагерь в Каменку Днепровскую. После сурового Омска в Запорожье нам показалось сказкой изобилие овощей и фруктов, а особенно много их было в Каменке, которая намного южнее
Новое испытание
В начале 1949 г. мужа послали в командировку в Харьков
за хозяйственным мылом, которое тогда было в особом дефиците. Он будто
предчувствовал неладное, очень не хотелось ехать. Он доставил в Запорожье два вагона мыла и позвонил в свою контору, чтобы ему прислали
кого-нибудь в помощь. Ему прислали сотрудника
по фамилии Шевченко, на него оформили один вагон. По приезде нужно было платить
грузчикам за срочную разгрузку, платили мылом, а они продавали его на
рынке. По другой версии Шевченко сам продавал его на базаре, милиция его арестовала, а он сказал, что муж был старшим. Мужа
забрали прямо с работы, и больше он
домой не вернулся. Милиция провела обыск и у нас дома, но ничего не нашли. Дело пошло в прокуратуру,
затем в суд. Приезжал мой брат Сема из Одессы,
беседовал с прокурором, наш дальний родственник Ефим якобы тоже хотел помочь. Говорили, что нужно дать взятку - какую-то
баснословную сумму, которой у нас, конечно, не было, да я бы и не решилась на это.
В это время действовал жестокий указ 1947 г. о борьбе со спекуляцией, и
мужа осудили на 15 лет лагерей. Был у
него и опытный адвокат Печорский, немало мы ему заплатили, но дело было предрешено общей обстановкой в стране. Я
подавала кассации, ездила в Москву,
но, конечно, безрезультатно.
Я осталась одна, с двумя детьми и мамой, без
работы и каких-либо средств существования. Даже на
передачи в тюрьму денег не было. И вот тут подтвердилось, что на свете не без добрых людей. Моя подруга
Лея Вевцун принесла мне деньги - когда-нибудь, мол, отдашь. Оказывается, она собрала у знакомых. Неизвестно, как узнали о
случившемся в Омске. Неожиданно я получила извещение на две
почтовые посылки по 10 килограмм - крупы, сахар и еще много всего. Это было от одной из женщин, которая благодарила меня за то, что в
голодные дни войны я иногда давала ей лишний талончик на обед. В
моем тогдашнем положении это была большая поддержка.
В 1949 году случилось еще несчастье - в Омске
у Пети умерла жена, осталось двое малышей - трех с половиной и
полутора лет. Они переехали в Запорожье, младший Леня жил временно
у своей тети Форы, у них с Шурой не было детей, и они хотели его усыновить, но Петя не дал согласия. Он женился вторично, с Маней у них было еще два
сына, пришлось нелегко, но постепенно все наладилось, дети
выросли, поженились, у старших уже есть внуки. Сейчас все они живут в Израиле. В 1989 г
Петя умер после инсульта в возрасте 73 лет, а Маня умерла в
Израиле в 2001 г.
Новая специальность.
Я еще была молода, были силы, и решила найти
работу, чтобы прокормить семью. Моя подруга из колонии Ида
окончила в свое время курсы бухгалтеров, а в то
время заведовала стоповой на территории
завода «Запорожсталь».
Она приняла меня помощником повара. Я выходила в
ночь готовить завтрак на 350-400
учеников школы ФЗО. Учителем у меня был Николай
Федорович Семененко. Он показал мне, что нужно делать,
какая норма. Когда я в первый раз шла на работу, заблудилась, еле нашла
столовую. Я быстро освоилась, через несколько дней мне дали еще одну помощницу, и я
работала самостоятельно. Топили стружкой,
истопники работали за то, что кормились при столовой На работу я уезжала в 6 часов вечера, а заканчивала,
когда сдавала смену - иногда в 12 дня. Так я работала почти 3 месяца. Днем бегала ходатайствовать за мужа, ездила в
Днепропетровск, куда его перевели.
Дела были на попечении мамы. Таню отдали в детсад, Яша помогал ее оформить. Он учился с интересом и чем мог, помогал по дому.
Новую работу я освоила быстро. Два раза была
на курсах повышения квалификации. Вскоре стала старшим поваром, а
со временем и завпроизводством столовой. Благодаря этой моей работе мы не
голодали. Я приносила с работы помои в
бидоне, часто мне помогал сын. Мы откармливали
поросенка до товарного веса и продавали, затем брали другого, и т.д. Яша убирал навоз, помогал кормить, носил поросят к
ветеринару. И так мы жили, и даже могли посылать мужу - он был в лагерях на северном Урале, в Верхней Туре. Сын
учился с интересом, особенно
учительница истории считала, что у него большие способности, что ему
обязательно нужно окончить среднюю
школу и учиться в институте общественного профиля. Но он понимал, что условий для этого нет, и после 7
класса поступил в металлургический техникум, где была большая стипендия. Приходилось ездить трамваем в Заводской
район, рядом с заводом
"Запорожсталь", на территории которого была моя столовая. Тем
временем приехали из Омска Шура и
Фира, Люся. Ждали, что приедет Исаак с семьей, он женился во время военной
службы в Крыму. В 1951 г. Шура стал требовать, чтобы я с мамой и детьми выбрались, я должна была искать себе квартиру. Но
и тут мне повезло. Моя сотрудница Стеша жила с детьми на 14 поселке в бараке ОРСа « Запорожстрой», где мы обе работали, а ее
муж работал в мостопоезде в
Днепропетровске, он вызвал их к себе. Она сумела сделать так, что свою квартиру оставила мне, я ее, конечно, как
могла, отблагодарила, мы все переехали в эту квартиру и были счастливы - большая комната, небольшая кухня и в ней -
водопроводный кран. Туалет, летняя
кухня и сарайчик во дворе, мы продолжали откармливать поросят. Правда, буквально под окнами был трамвай, иногда
ночью просыпались от шума и тряски.
В этой квартире мы прожили 5 лет. Мне пришлось быть
завстоловой, кладовщиком в другой столовой, замещать других сотрудников.
Помногу работала, но зато жили мы сносно. Через год после смерти Сталина,
весной 1954 года муж был освобожден по амнистии, и мы, конечно, были счастливы.
Но на работу устроиться ему было очень тяжело. Лишь по большому «блату » он
смог устроиться разнорабочим в строительный цех на электродном заводе, где
проработал до самой пенсии. Через пять лет завод ему выделил двухкомнатную
квартиру в новом доме. После барака, конечно, квартира показалась нам чудесной,
хотя для пяти человек она была тесновата. В этой квартире мы прожили более 40
пет, в ней он и умер, дожив до 90 лет.
После техникума Яшу призвали в армию, служил он в
Грузии, за 3 года два раза приезжал в отпуск, в том числе один раз после
операции аппендицита. На последнем году службы
он поступил учиться в заочный институт, после демобилизации вернулся
работать на титаномагниевый завод, а в 1961 году женился. До этого наши
родственники и знакомые нашего круга устраивали свадьбы своих детей дома, часто
в тесноте, не могли пригласить всех, кого хотелось бы. Мы первые решили сделать
свадьбу в ресторане - у нас не было ни своего дома, ни просторной квартиры, а
гостей набралось много - не только родни, но и знакомых.
Невеста была дочь наших знакомых из Омска - с ее отцом
Сеней Харашом я знакома еще по колонии (*) он был нашим бригадиром в колхозе, а
потом мы работали на одном завале в Запорожье и Омске. В этой истории есть
забавная подробность. Я писала выше, что мы увезли с собой в эвакуацию разборную никелированную кроватку
Яши. Когда уезжали в Запорожье, ему было уже 11 лет, и мы отдали ее Харашам для
их маленькой дочки, нашей будущей невестки Любы. У нее были пышные волосы, и она говорила «У
меня волосы дымом».
Свадьба была в очень жаркий лень 23 июля 1961 г в
ресторане «Колхозный». Собралось много друзей и знакомых, родственники невесты,
в том числе ее родители из Омска, а также мой брат Сема с женой из Одессы,
мамин племянник Митя с женой и сыном из Черновцов, тетя невесты из Томашполя.
Настроение у всех было очень хорошее - просторный зал, хорошая музыка. Тон
задавал наш дальний родственник из Омска, оказавшийся в командировке и случайно
попавший на свадьбу – записной массовик-затейник. Не расходились до самого
утра, пока не начали ходить трамваи. Потом долго все вспоминали эту свадьбу, и
после этого все стали отмечать свадьбы в ресторанах, кафе и столовых...
Жить молодым было негде, и мы нашли им комнату в
другой квартире в том же доме, но обедали они
у нас. А через два года они вступили в один из первых жилищных
кооперативов, мы тоже дали им часть денег на первый взнос. По тем временам
представлялось, что это очень большие деньги. Молодые оба учились в заочных
институтах, закончили и стали специалистами. Яша потом стал кандидатом наук.
Хотя, когда он вернулся из армии, я отговаривала его учиться дальше – живут же
люди и со средним образованием...
Внуки
В 1963 г. родился мой первый внук Олег. Он стал
всеобщим любимцем, особенно моя мама была от него в полном восторге. Сколько
было у меня детей, внуков, правнуков, а такого умного еще не было, говорила
она. Запомнился такой случай, о котором рассказывала мама. Они сидели с Яшей и
игрались с малышом. Мама ненадолго отлучилась,
вернулась - малыш сидит насупленный, не хочет играть. Что случилось –
оказывается, сыну надоело, что малыш вертится, не сидит спокойно, и он на него
нашумел. Прабабушке стоило больших усилий вернуть его в прежнее веселое
настроение. Малыш был очень полный, и
когда его впервые сфотографировали стоя, в открытой летней одежде,
фотограф выставил его в витрине, прохожие разглядывали фото и говорили :
«Должно быть, сын Жаботинского (известный в то время штангист-запорожец)».
К сожалению, когда Олегу было чуть больше года, мама
умерла - в возрасте 89 лет. Она оставила большое потомство, ее уважали все
соседи, потому что она всегда была дома, ей доверяли ключи, поручения,
советовались с ней...
Я не могла уделять внуку достаточно внимания, потому
что тогда еще работала. В 1970 г. родился
второй внук – Игорь, но им занимались уже родители невестки.
Моя дочь Таня окончила среднюю школу, потом техникум.
В январе 1968 года вышла замуж. Свадьба была в столовой, недалеко от нашего
дома, зал был большой, много гостей. В том числа приехал брат мужа Изя, до
этого мы его не видели более 30 лег. Олежику было 4 с половиной года, и он весь
вечер с самым серьезным видом, как взрослый, просидел с игрушечным саксофоном
рядом с музыкантами. Все обратили на это внимание. В тот вечер был сильный
мороз, стекла в столовой обмерзли. Была проблема добраться домой и не
обморозиться. Многие гости набились к нам в квартиру, чтобы переждать до утра.
Таня вначале жила в семье мужа, там была три комнаты в
четырехкомнатной квартире, но вскоре они вынуждены были перейти жить к нам в
двухкомнатную малометражную. В октябре родилась у них дочь Света. Я в эти время
вышла на пенсию и смогла помочь воспитывать внучку. Получить государственную
квартиру надеяться было нечего, жить вместе было трудно, и через три года
сначала зять, а петом и Таня уехали на работу на север, в Магаданскую область.
Думали, что ненадолго, пока соберут деньги на квартиру. Оказалось, на четверть
века, а зять до сих пор живет и работает в Магаданской области. Когда Свете
было 5 лет, мы отправили ее к родителям.
Затем они каждые два года прилетали в отпуск на полгода. В 1976 г в Запорожье
родился их сын Стасик, и тоже, когда ребенку еще не было года, его увезли на
север. Потом они иногда оставляли у нас
обоих детей, иногда по одному. Я устраивала их в детсад рядом с нашим домом, и
вообще уделяла им много времени - ездила с ними летом на море, на остров Хортнцу.
Света окончила школу, жила в Куйбышеве, где окончила плановый институт, вышла
замуж, у нее уже большая дочь.
После выхода на пенсию мы с мужем еще
продолжали подрабатывать на разных работах, одно время я работала в детской больнице младшей медсестрой.
Пока муж работал на электродном заводе, почти каждый год ездил по
профсоюзным санаторным путевкам в Кисловодск, Сочи, правда, это
было обычно зимой. Я тоже бывала в санаториях. После выхода на
пенсию мы бывали в санатории «Великий Луг» на Днепре. Мой муж
вскоре тяжело заболел, оказалось, что у него болезнь Альцгеймера. Мне и детям
было очень трудно с ним, потому что он постепенно терял память, никого не узнавал. 10 апреля 1999 г., это была православная Пасха, он
умер... Я осталась одна в квартире,
правда дети бывали у меня почти каждый день. Чтобы не быть одной,
я пустила к себе на квартиру
студентку.
Родители моей невестки Любы в 1972 г.
переехали из Омска в Запорожье. Они продолжали работать и много внимания
уделяли воспитанию внуков.
В январе 2000 г.
сват, ему было почти 90 лет, упал и сломал шейку бедра. Тем временем случился инсульт у его жены Раи, и вскоре она
умерла, не приходя в сознание, в возрасте более 80 лет. Дети забрали отца к себе. В то время жизнь в нашем
городе стала очень тяжелой – дороговизна, безработица, невыплаты зарплат. Бесплатная медицинская помощь - только
на словах. Перспективы мало
радостные, особенно для людей помоложе. Взвесив все, мы решили переехать в
Израиль, где было много наших родственников, а внук Олег с семьей переехал туда
еще в 1994 г. Когда мы уезжали, многие
соседки из нашего дома (где,
повторяю, мы прожили 40 лет!) советовали мне остаться: мы-де вас доглядим. Но за все время, что я в
Израиле, никто из них даже не ответил мне на письмо, и я верю, что у них
просто может не быть денег на конверт с маркой и вообще им не до меня. Сейчас мы
живем в Нетании, вчетвером в одной квартире, уже три года. Как ни трудно жить вместе людям разных поколений,
это лучше, чем одиночество или жить с чужими. Я почти нигде не бываю, но
родственники меня навещают, часто звонят, в том числе из-за границы. О новостях в мире я знаю только по
телевизору. Сколько я могу судить, жизнь в Израиле сейчас намного лучше,
чем на Украине, климат немного жарче, но я
привыкла. Местные врачи лечат успешнее,
чем на Украине - я меньше страдаю от повышенного кровяного давления, от астмы -
принимаю эффективное лечение. Стараюсь по мере сил работать.
Я
прожила уже больше, чем моя мама. 10 июня 2003 года мне исполнилось 90 лет.
Дети настояли,
чтобы отметить это в ресторане, и я довольна, что здоровье в этот день меня не подвело.
Приехало много наших родственников и друзей. Наша
родня сейчас рассеяна по всему миру - в Израиле, Германии, Америке. Я получила
в тот день много поздравлений.
Я пережила всех
своих братьев и сестер. Я решила оставить эти воспоминания (а это
только малая часть того, что пережито),
чтобы внуки и правнуки (последние, правда, не умеют читать по-русски) знали
свои корни и историю. На вопрос, была ли моя жизнь счастливой - не знаю, что сказать.
Прочтите и судите сами. Надеюсь, что мы с мужем оставляем своим потомкам большое богатство - хорошую
наследственность. Пусть живут долго и счастливо.
Израиль, Нетания,
сентябрь 2003 г.
Дора Абрамовна
Сосновская умерла 25 августа 2004 г.
Подготовил к печати Я.
Сосновский.
(*) Воспоминания И. Хараша
опубликованы в №
3(52) «Заметок» за 2005
г.
