VOstrovsky1
"Заметки" "Старина" Архивы Авторы Темы Гостевая Форумы Киоск Ссылки Начало
©"Заметки по еврейской истории"
Июнь  2007 года

Владимир Островский


Мать экскурсовода

Штрихи к портрету Лидии Чуковской

 

Без пользы жить – безвременная смерть.

И.Ф. Гёте.

 

 

2007 год – год памяти Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны Чуковских. Отец родился 125 лет назад, дочери исполнилось бы 100 лет. О некоторых моментах жизни Корнея Ивановича рассказано в очерке «Чукоккала» (см. ниже). Семья Чуковских, одна из немногих, отличавшихся такой самозабвенной любовью к слову, к литературе. Начиная с патриарха – Корнея Чуковского (1882-1969), продолжая его детьми: писателями Николаем (1904-1965) и Лидией (1907-1996) и, кончая, внучкой – Еленой (р. 1931) – химиком по профессии, литератором по призванию.

Этот очерк, который по существу, является продолжением «Чукоккалы», посвящён Лидии Корнеевне Чуковской  – личности уникальной даже в этой семье. Она прожила долгую жизнь, многое повидала и испытала на своём веку.

 

Лидия Корнеевна Чуковская

 

Выдающаяся советская писательница, литературовед и правозащитница родилась в Петербурге 24 марта 1907 г. Её отец -  К. И. Чуковский был незаконнорожденным сыном Е.О. Корнейчуковой и Почётного гражданина Одессы Эммануила Соломоновича Левинсона, отец которого – владелец типографий в нескольких городах страны, категорически запретил сыну-еврею жениться на простой украинской крестьянке. Что касается жены Корнея Ивановича – матери Лидии, то её происхождение не вызывает сомнений. В метрической книге крещений Крестовоздвиженской церкви есть запись от 24 мая 1903 года: «... одесская мещанка Мария Аронова-Берова Гольдфельд, иудейского закона...». (Подробнее. Владимир Островский: 1. Альманах «Еврейская Старина», №3 (27), март, 2005 года. «Чукоккала». О еврейских корнях семьи Чуковских. 2. Центральный Еврейский Ресурс. Потаённая жизнь Корнея Чуковского. 3. Люди. Корней (Николай) Иванович (Васильевич) Чуковский (Корнейчуков). «Потаённая жизнь Корнея Чуковского»). Вспоминая совсем маленькую Лиду, Корней Иванович в «Дневнике» называл её «врождённой гуманисткой»: она мечтала о том, «чтобы все люди собрались вместе и решили, чтобы больше не было бедных». Отец «первый раз тогда понял, какая рядом с ним чистая душа». Самыми любимыми её книгами были «Каштанка» и «Берёзкины именины», которые она читала по 3 раза в день. С 10-12 лет дочь любила по вечерам читать отцу, читала подолгу (3-4 часа), а в 15 лет она уже редактировала его переводы. «Прекрасно редактировала», - писал Чуковский.

В 1912 году семья Чуковских поселилась в финском посёлке Куоккала, где они жили до 1917 года. Здесь Чуковский подружился с великим художником Ильёй Ефимовичем Репиным. Их гостями были выдающиеся представители русской культуры Ф. Шаляпин, В. Маяковский, Н. Евреинов, Л. Андреев, В. Короленко. После февральской революции семья переехала в Петербург, где Лида поступила учиться в частную женскую гимназию Таганцевой, а продолжила учёбу в б. Тенишевском училище, которое окончила в 1924 году и стала студенткой Словесного Отделения Курсов при Институте Истории Искусств. В юности ей посчастливилось видеть и слышать А. Блока, Н. Гумилёва, А. Ахматову, Ю. Тынянова, О. Мандельштама, В. Ходасевича, М. Горького, М. Зощенко и многих других великих представителей русской литературы.

В 1926 году по подозрению в составлении антисоветской листовки Лида была арестована. Суд приговорил её к трём годам административной высылки в Саратов, однако, вскоре выпустили. С 1928 года она – сотрудник Ленинградского Отделения «Детгиза», главою которого был С.Я. Маршак – человек, пользовавшийся всеобщим доверием и уважением. Он помог своей молодой сотруднице стать квалифицированным редактором.

В личной жизни Лидии Корнеевны в этот период произошли большие изменения. В 1929 году она вышла замуж за историка литературы Цезаря Вольпе, в 1931 году родилась дочь Елена. Брак оказался недолгим – в 1933 году супруги разошлись. Вскоре Чуковская вторично вышла замуж (гражданский брак) – за Матвея Бронштейна, выдающегося физика-теоретика, сотрудника Физико-Технического Института. После убийства Кирова, в начале 1935 года, Чуковскую вызвали в «органы» и попросили её «оплатить» давнее досрочное освобождение из ссылки секретным сотрудничеством с НКВД: процедура вербовки сопровождалась бранью, угрозами, но закончилась безрезультатно. В 1937 году редакция «Детгиза» была разгромлена. В том же 1937 году был арестован её муж, а 18 февраля 1938 года – расстрелян.

В те страшные времена общее горе сблизило Чуковскую и Анну Андреевну Ахматову. В тёмных казематах «Крестов» у них сидели самые близкие люди (у Ахматовой – единственный сын – Лев Гумилёв). Несмотря на смертельную опасность доноса и обыска,  Лидия Корнеевна начала вести дневник своих встреч с Ахматовой (за что согласно могильному юмору тех времён полагалось «двадцать пять лет расстрела») – разговоры записывала, стихи запоминала. Позднее А.А. Ахматова писала: «В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде... Стоящая за мной женщина, очнулась от свойственного всем нам оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шёпотом): А это вы можете описать? И я сказала: Могу. Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было её лицом». «Реквием» был написан в 1938 г., а напечатан через полвека. В повести «Прочерк» Чуковская тоже описывает такую очередь. В одном из эпизодов она рассказывает, как её, почти окоченевшую, спасла такая же несчастная женщина, горстью  снега начавшая растирать её лицо. Затем женщина согрела её своим платком. Когда они под утро вместе возвращались домой, выяснилось, что спасительница Чуковской – «слепая» жертва режима, жалеющая чекистов, которые работают всю ночь напролёт. «Работают? Кого они там сейчас истязают? Её мужа? Моего? Я не нахожу ни слов, ни дыхания. Ненависть перехватывает горло. Я сдираю с себя принесенный ею платок, два или три раза хлещу её по плечам, по голове, швыряю платок наземь и пускаюсь бежать, оставив мою благодетельницу ошеломлённой... Я не знаю, что больше потрясло меня в тридцать седьмом: зверства властей или степень человеческой глупости». Об этом и написана «Софья Петровна» - единственное художественное свидетельство современника о Большом Терроре. Ю. Андропов ошибся в дате всего лищь на 10 лет: непримиримым борцом с бесчеловечным режимом Чуковская стала в 1937- 38 г.г. Известен точный адрес и дата рождения диссидентки: г. Ленинград, очередь около тюрьмы «Кресты».

«Жить мне очень скучно, - пишет она отцу в 1939 году, - каждое утро просыпаюсь и думаю: для чего мне вставать? В конце концов, воспитывать Люшку (дочь Лену – В.О.) можно и лёжа. Самые дурные часы: утром перед вставанием и вечером перед сном... Но плохо, когда живёшь только из чувства долга. Такая жизнь утомляет...». Во второй повести «Спуск под воду» (1957 г.), Чуковская  вновь  рассказывает о терроре 30-х годов, а также о послевоенной антисемитской компании «борьбы с космополитизмом».

А между двумя  повестями была война, которая застала Лидию Корнеевну в Москве после тяжёлой медицинской операции. Союз писателей эвакуировал её с дочерью и племянником в Чистополь, где она оказалась свидетельницей последних дней жизни Марины Цветаевой. Этому скорбному событию посвящен её очерк «Предсмертие». Цветаева тоже была эвакуирована на Каму, но не в Чистополь, где был Совет эвакуированных, а в Елабугу – где они с сыном Муром находились в полной, изоляции, без средств к существованию. Её старшую дочь и мужа арестовали. В 1939 г. мужа расстреляли, дочь прошла тяжёлый путь – тюрьма, лагерь, ссылка. Вот что писала Цветаева в своей записной книжке 5 сентября 1940 года: «...Никто не видит, не знает, что я год уже (приблизительно) ищу глазами – крюк... Я год примеряю смерть... Я не хочу умереть. Я хочу не быть... Доживать – дожёвывать горькую полынь...». Силам Цветаевой пришёл конец ещё осенью 1939 года. Её последнее земное произведение, написанное на обрывке листка из школьной тетради: 

В Совет Литфонда.

Прошу принять меня на работу в качестве

судомойки в открывающуюся столовую Литфонда.

М. Цветаева. 26-го августа 1941 г. 

Она повесилась через пять дней, 31 августа 1941 г. Лидия Корнеевна была шокирована, убедившись ещё раз в бесчеловечного режима.

Чуковская проявила себя как блестящий литературовед. Её монография «Былое и думы» Герцена» (1966 год) вполне может соперничать с трудом её отца «Мастерство Некрасова». В том же году она начала расшифровку своих дневниковых записей о встречах с Ахматовой. Эта титаническая работа продолжалась 14 лет. «Записки об Анне Ахматовой» в двух томах вышли в издательстве «YMCA–Press» в 1976 и 1980 г.г. Наиболее полно (в 3-х томах) «Записки» опубликованы в России в 1997 г.

В 1960–1970 годы она всё своё мужество и талант направила на защиту прав человека. Конец «оттепели» прошёл для неё в хлопотах об освобождении арестованного Иосифа Бродского –  будущего Нобелевского лауреата. Она –  единственная представительница советской интеллигенции, публично осудившая М. Шолохова за его мерзкое выступление на XXIII съезде КПСС, который потребовал смертную казнь писателям Синявскому и Даниэлю. Для тех времён это было чрезвычайно смелое письмо в защиту инакомыслящих, свидетельство её высокой гражданственности. Вот что писал в книге «Русские» московский корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» Хедрик Смит: «Чуковская, как петроградский ординар, отмеряет уровень нравственности русского общества». Зарубежный журналист сумел на редкость точно определить масштабы её личности. Впрочем, и в Москве понимали это: в  январе 1974 года она была исключена из Союза писателей. О нравах 70-х годов и о судьбах литераторов того времени она написала очерк «Процесс исключения».

В связи с этим позорным процессом нельзя не вспомнить написанное в 1974г. письмо  выдающегося литературоведа и правозащитника Льва Копелева в Секретариат Московской организации СП РСФСР:

 «Для всех, кто знает её отношение к высокому мастерству писателя, её глубокие корневые связи с творчеством Герцена, Ахматовой, Чуковского, Маршака, кто наблюдал её подвижническую работу со словом, Лидия Чуковская олицетворяет непрерывность традиций русской словесности... При любых различиях в убеждениях и вкусах всё же существуют понятия, которые все литераторы воспринимают в основном тождественно. Таковы понятия память и воображение. Именно в эти дни московские литераторы штурмуют свою книжную лавку, надеясь добыть однотомники Булгакова и Мандельштама, с нетерпением ждут новых изданий Ахматовой, Зощенко, Пастернака... Нужно ли вспоминать, какими были судьбы этих авторов?.. Если бы Секретариат, ... всё же решил исключить Лидию Чуковскую из СП, это было бы не проявлением идеологической борьбы, а только очередной административной расправой... Очень прошу всех членов Секретариата, когда они станут решать вопрос о судьбе Лидии Корнеевны, думать не только о её будущем, но и о своём собственном: как вы будете вспоминать об этих заседаниях, как станете отвечать на вопросы, которые вам неизбежно зададут и ваша совесть и ваши дети и, конечно, история литературы».

А вот письмо замечательного поэта Владимира Конилова:

«Мне стало известно, что московский секретариат собирается исключить из Союза писателей Лидию Корнеевну Чуковскую, женщину, которую всегда отличали честность, талант и мужество. Лидия Корнеевна тяжело больна опасной болезнью сердца, она почти не видит, и вы, мужчины, преследуете женщину, защищённую лишь одним личным бесстрашием. По-человечески это? По-мужски?»

Парадоксально, но непосредственной причиной исключения явилась высылка из страны Солженицына, которого вся семья Чуковских глубоко чтила и как писателя, и как борца за свободу. Кто мог знать, что живший у них под крышей (и в Москве, и в Переделкино) будущий мессия в это же время делал наброски к главной антисемитской книге своей жизни «200 лет вместе», в которой Лидии Корнеевне будет посвящён целый абзац: «В начале 70-х годов Л.К. Чуковская в разговоре со мной (я записал тогда же) сказала так: «Нынешний Исход вбили в еврейство сапогом»... О, далеко не так! – тут Л.К. не уловила, хотя со многими евреями обеих столиц общалась. Пробуждение еврейских чувств было весьма естественным, закономерным на исторической Оси – а не просто «вбито сапогом». Внезапное пробуждение! «И «еврей» может звучать гордо!». Солженицын. «200 лет вместе». Ч.2. Гл.26. Солженицын специально проводит параллель между ЧЕЛОВЕКОМ Максима Горького и своим пониманием закавыченного слова «ЕВРЕЙ». Прочитав этот пассаж, я невольно сравнил любовь мессии к койоту. Сравнение было явно не в пользу евреев. Знала бы Чуковская какого койота они окружили теплотой и лаской! 

После исключения дело порой доходило до абсурда. По воспоминаниям Елены Цезаревны Чуковской, «...после исключения её из Союза писателей она не могла быть упомянутой ни по имени, ни даже намёком. И тут в музей Корнея Ивановича в Переделкино пришла журналистка. А я там водила экскурсии. Лидия Корнеевна открыла ей дверь. В газете было написано: «Дверь открыла мать экскурсовода». И потом долгое время Лидию Корнеевну дома называли «мать экскурсовода»... Трагикомедия! 

«Исключением из Союза писателей завершается приговор к несуществованию. Всегда, совершая подобные акты, вы забывали и забываете сейчас, что в ваших руках настоящее и отчасти прошлое. Словом руководить нельзя. Словом можно увлекать, излечивать, счастливить, разоблачать, тревожить, но не руководить. Руководить можно только помехами слову, плотинами слову. Изъять книгу из плана, из библиотеки, рассыпать набор, не напечатать, исключить автора из Союза, перенести книгу из плана 1974 года на1976 – вот такой деятельностью вы и руководите. Чем будут заниматься исключённые? Писать книги. Ведь даже заключённые писали и пишут книги. А что будете делать вы? Писать резолюции? Пишите». Л.К. Чуковская.

Чуковскую не издавали 16 лет и многие читатели «открыли» её для себя уже во времена перестройки. Среди запрещённых книг оказалась даже «Памяти детства». Своего отца она боготворила, хотя писали они «разными почерками». Единым девизом обоих была проповедь правды и справедливости, оба были диссидентами: он – внутренним, всегда опасающимся за дочь; она – воинствующим, не боящимся ничего и никого. Их обоих роднила высочайшая интеллигентность. Вот их высказывания по этому вопросу.

 К.И. Чуковский: «Теперь, когда происходит хунвейбинская расправа с интеллигенцией, когда слово интеллигент стало словом ругательным – важно оставаться в рядах интеллигенции, а не уходить из её рядов – в тюрьму. Интеллигенция нужна нам здесь для повседневного интеллигентского дела. Неужели было бы лучше, если бы Чехова посадили в тюрьму?...».

 Л.К. Чуковская: «...Интеллигенция не утратила бескорыстия и бесстрашия мысли. Её мало во всём мире. Но она всё-таки есть. Она ничего не может переменить – в настоящем. Мир движется своими путями, двигаемыми не ею. Она постоянно разбита на голову – и всегда победительница». 

P.S. После перепечатки «Чукоккалы» в Центральном Еврейском Ресурсе под заголовком «Потаённая жизнь Корнея Чуковского» в гостевой «Заметок по еврейской истории» появился пост Леонида Семенюка от April 04, 2005 at 10:05:23 (PDT).

По поводу статьи Владимира Островского «Потаённая жизнь Корнея Чуковского» («Еврейская старина», №3, 2005).

У меня в Киеве (до эмиграции в США – 10,5 лет назад) был журнал «Рассвет» №1, 1903 г. Это был первый сионистский журнал в России (как указывалось в предисловии). В редколлегию журнала входили: Шолом-Алейхем, Герцль, Жаботинский и другие видные еврейские деятели, а также К.И. Чуковский. В то время я был очень удивлён этим. Теперь я понимаю, почему Чуковский был в составе редколлегии. Значит, он, в определённой степени, разделял сионистские взгляды.

С уважением, Леонид.

Автор выражает благодарность г. Л. Семенюку за чрезвычайно ценную, неизвестную ему ранее информацию. Она, бесспорно, заслуживает широкого обнародования, что автор и делает, правда, с большим опозданием.

Канада

 

 


   


    
         
___Реклама___