Bargtejl1.htm
"Заметки" "Старина" Архивы Авторы Темы Отзывы Форумы Ссылки Начало
©"Заметки по еврейской истории"
Май  2006 года

 

К. Шабтай

Как овцы на убой?

Перевод с идиш Айзика Баргтейла



     В 1962 году после процесса Эйхмана в Тель-Авиве вышла книга К. Шабтая, прошедшего гетто Варшавы, "Как овцы на убой?", в которой было эссе о поведении людей в гетто и рассказ "Святость троих". Эта книга была издана на английском, иврите и идише, но за прошедшие сорок лет так и не была полностью издана на русском языке, за исключением небольшого отрывка в издательстве "Еврейский мир".



     Жертвам еврейского народа,
     павшим
     в вечной борьбе
     с амалекитянами
     всех поколений,
     с трепетом хранимого уважения -
     вечно горящий огонь.

     Автор



     Часть первая

     Легенда о трусости



     Генеральный прокурор Израиля расследовал свидетельские показания с величайшим уважением и тактом. Гидеон Хаузнер спросил Ицхока Цукермана, бойца и заместителя руководителя восстания Варшавского гетто: "Почему, по твоему мнению, поскольку ты хорошо знаком с еврейской жизнью в Польше, Варшавское гетто оказало сопротивление, и почему не вспыхнули восстания в других местах? Почему лишь только Варшавское гетто и только ли Варшавское гетто?" В речи Хаузнера не было ни намека, ни следа от вопросов "Почему они шли как овцы на убой? Почему они восстали в последнюю минуту, уже после "полуночи?". И почему ваше восстание было таким слабым относительно бедствия и несоразмерным с необходимостью, таким бесконечно далеким от того, что обстоятельства и положение требовали?"

     Но те, кто находился в это момент в зале Народного дома Иерусалима, или прислушивался к этим вопросам по радио, или читал эти вопросы в газетах, должен был чувствовать, что за тактичными вопросами генерального прокурора остались невысказанными три жгучих, ужасных и судьбоносных вопроса, которые не были заданы, и ответы, на которые не были даны. Выходя из зала суда после того, как Ицхок Цукерман окончил свои свидетельские показания, я невольно прислушался к разговору, который вели между собой двое молодых людей, юноша и девушка, оба сабры. Юноша утверждал: "А после всего этого я не могу понять, почему они дали себя уничтожить...". Девушка, которая в первую минуту молчала, задумавшись, затем ответила: "Я думаю, что проявила себя врожденная еврейская галутная трусость... Я не могу найти другого объяснения".


     Всеобщее удивление и общепринятая трактовка


     Те вопросы, которые Гидеон Хаузнер не задал, и те, что его слушатели сами себе задали о том, что "шли как овцы на убой?", о восстании, которое произошло лишь в последний момент и было так несоразмерно тому, чем оно должно было стать, заключались в смысле слов, более выражающих глубокое удивление, нежели вопросы. Это удивление не было рождено в здании Народного дома Иерусалима, где Иерусалимский суд должен был вынести исторический приговор исполнителю современного плана Амана: "...убить, побить и истребить всех иудеев, малого и старого, детей и женщин...".
     Это удивление старо так же как стары первые сведения, которые пришли в свободный мир о том, что творит кровавый враг с евреями в Европе. И это удивление не прекращалось с тех пор ни на одно мгновение. Это удивление характерно не только для наследников тех, кто ушли от нас таким образом. И нееврейский мир, мир и приличия, и морали, и милосердия не прекращает поражаться тому, что произошло в гетто Варшавы и Риги, Вильнюса и Парижа, Киева и Освенцима, Амстердама и Треблинки.

     Совсем недавно в США вышла в свет книга известного психолога, профессора Бруно Бетелгейма, в которой заметно намерение углубиться в упомянутые вопросы. Одна глава этой книги, названная "Неизученная лекция Анны Франк", была опубликована в журнале "Гарфирс", известном своим высоким уровнем и большим тиражом.
     В предисловии к этой книге редакцией журнала сказано: "Эссе, которое мы печатаем, ставит проблему, мало освещенную по окончании Второй мировой войны - как и почему миллионы людей в концентрационных лагерях шли на смерть, оказывая только минимальное сопротивление?" Объяснение профессора Бетлгейма дает всему удивляющемуся миру ответ, по сути, не отличающийся от утверждения в беседе со своим юным спутником той юной сабры, что вышла из Народного дома в Иерусалиме после свидетельских показаний Ицхока Цукермана. Трусость в той или иной форме - таков ответ, соответствующий общепринятой установившейся традиции.


     Слишком мало удивлялись


     Мир, наш собственный ограниченный еврейский мир и большой мир, надо сказать, порядочен тем, что он и поныне удивляется происшедшему. Невозможно не поражаться тому, что произошло с миллионами людей, абсолютно похожими на нас. Слабость, ахиллесова пята этого удивления состоит в том, что оно слишком слабо, слишком мало, направлено только в одну точку: удивляющиеся ограничили себя только удивлением и не потрудились обратить свое внимание на другие важные моменты тоже достойные удивления, в то время как в действительности надо очень поражаться целому ряду других явлений, что всплывают, должны всплывать в умах людей как результат, как логический вывод, как необходимое умозаключение, как безусловный результат целенаправленного человеческого удивления тому, что миллионы людей шли на смерть с минимальным сопротивлением.

     Многие черты событий, которым надо было удивляться и которые не вызвали удивления носят разнообразный характер. Часть из них историческая, часть связана с настоящим, есть черты, присущие только еврейскому народу и есть другие, что носят всеобщий характер, затрагивают человеческую сущность всех людей, все народы.
     Эти черты событий, все эти чудеса, которые никого не удивили, объединяет, прежде всего, то, что без них нельзя понять, что же происходило в гетто и концентрационных лагерях, без них невозможно логически ответить на вопрос, как миллионы людей допустили свое уничтожение без соответствующего сопротивления.

     Начнем с историко-еврейских аспектов, с чудес из нашей истории, над которыми удивляющиеся не задумывались и ими не восхищались. Как произошло, что люди, шестьсот тысяч, бывшие еще вчера свободными людьми, которые как в книге Исход сказано: "расплодились и размножились и возросли и усилились чрезвычайно и наполнилась ими земля та", попали в рабство, позволили другим людям угнетать себя, уничтожать непосильной работой "над глиной и кирпичами и всякой работой полевой" и топить их детей? Короче говоря, почему наши праотцы в Египте не сопротивлялись своему Гитлеру? И как произошло, что тот же угнетенный народ, подобный овечьему стаду, народ выходцев из Египта, принимавший свою гибель без какого-либо сопротивления, вдруг вступил в борьбу, проявил чудеса героизма и одержал победу над другими царями Сигоном Амарейским и Огом Вассанским? А где был их героизм в стране Нила? И как произошло что этот народ, еще вчера сражавшийся как лев за свою свободу и отчизну, попал в новое рабство, в угнетение к надсмотрщикам Навуходоносора, которые над ним люто издевались и глумились с садистским упорством? Почему наши прадеды не сопротивлялись угнетателю, когда их гнали в Вавилон? Почему они приняли на себя страшные муки, которые описывает Иеремия в своем плаче? И почему евреи в столичном городе Сузы не думали о сопротивлении, когда до них дошло страшное известие, что Аман решил их уничтожить, истребив всех от мала до велика, детей и стариков в один день? Куда подевалась сила у внуков борцов с Навуходоносором и дедов Маккавеев?

     А почему не взбунтовались герои войны с Веспасианом и Титом, когда римляне их победили и увели в Рим, почему вчерашние герои не сопротивлялись, когда их бросали на расправу голодным львам? Почему наши деды в Испании не восстали, не защитили себя, когда их бросали в костры инквизиции и почему не думали о сопротивлении еврейские общины Средней Европы, когда их вырезали и сжигали на сотнях костров во имя Бога? Почему не оказали никакого сопротивления общины Польши и России во времена Хмельницкого? А во время Кишиневского погрома? А во времена Петлюры?


     От старой истории к новейшей


     А как можно объяснить то странное явление, что в наше время в эпоху "шли как овцы на убой", в период трусости шести миллионов евреев, вся еврейская "трусость" и вся еврейская "глупость сконцентрировались только в тех местах, куда ступил Гитлер своим кровавым сапогом, а с другой стороны границы в Швейцарии и Америке, в Швеции и Англии, в Турции и Ираке сконцентрировалась вся еврейская мудрость и весь героизм еврейского народа?

     А чем можно объяснить странное явление, что те, в небольшом количестве, евреи кровь от крови и плоть от плоти шести миллионов, те немногие, которым удалось не попасть в лапы Гитлера, не быть убитыми местными маленькими гитлерами, попав в леса к партизанам, проявили героизм не меньший, чем героические подвиги нееврейских партизан, а иногда и наоборот? Кто знаком хотя бы в минимальной степени с тем, что происходило в партизанском движении, нисколько не сомневается, что еврейские партизаны зачастую посылались на опаснейшие задания, с которых не было никакой возможности вернуться, а они эти задания выполняли и, благодаря своему уму и героизму, возвращались с опаснейших миссий. Где были их ум и героизм, когда они находились в гетто, в руках врага до того, как им удалось попасть к партизанам?


     Еврейская молодежь


     А как можно объяснить тот факт, что евреи, те же самые, что и шесть миллионов, волею обстоятельств не попавшие в лапы Гитлера, были мобилизованы в Красную Армию и проявили героизм, самоотверженность и стойкость не меньшие, чем не еврейские бойцы? Чем можно объяснить тот факт, что число евреев, удостоенных звания Героев Советского Союза относительно больше в сравнении с их долей в численном составе населения числа не евреев, получивших это высокое звание? Отличившиеся же были евреями, которые волею обстоятельств не попали в гетто и концентрационные лагеря, евреями Вильнюса и Белостока, Ковеля и Каунаса?
     А как можно понять тот факт, что еврейские юноши и девушки, дети гетто, в лагерях и гетто вели себя так же, как остальные шесть миллионов и были спасены с помощью тысяч чудес, рвались совершить алию в Палестину и бороться здесь в войне за свою независимость? Почему они не трусили сейчас? Кто хоть в малейшей степени знаком с историей нелегальной алии 1946-48 годов точно знает, что эти юные дети гетто не считались ни с какими трудностями, не признавали никаких опасностей и имели одно единственное желание - совершить алию и сражаться. Каким же образом вчерашние трусы превратились в сегодняшних героев?

     А как можно объяснить тот факт, что среди евреев, павших в войне за независимость, число детей гетто больше, разумеется, с учетом их доли в составе населения, числа павших сабров, и, во всяком случае, не меньше? Как можно объяснить, к примеру, такой факт, что сын моего друга юности Михаил Ласкер, ребенок гетто Бендино, который там себя вел так же, как и все другие, здесь запретил своим родителям и невесте обращаться к военным властям с просьбой об освобождении или предоставлении такого места службы, где бы его жизни не угрожала опасность, так как он единственный сын, спасенный от гитлеровских печей; в последние минуты своей жизни он вызвался добровольно выполнить боевое задание, которое он не должен был выполнять - перевезти солдат с одного участка фронта на другой - и пал, выполняя это задание?


     С не еврейского фронта


     А как это произошло в истории, что целые народы, не говоря уже о племенах, исчезли? Почему они не сопротивлялись тем, кто их истреблял? А почему в свое время армяне не сопротивлялись своим убийцам-туркам? В 1895 году 80 тысяч армян было уничтожено. Почему они себя не защитили и не сопротивлялись? Вот что рассказывается в исторических книгах о массовом уничтожении армян турками во время первой мировой войны: "Удачная самооборона армян в апреле 1915 года и воинственные заявления стран Антанты, направленные Турцией ускорили решение турок уничтожить армянский народ. Это план был осуществлен в июне-июле 1915 года с жестокость, которая не знала себе равных. Мужчины, женщины и дети без всякого различия были ограблены и уничтожены. А те, кто не были убиты, угнаны в пустыню... Куда подевались в июне-июле 1915 года героические бойцы апреля 1915 года?
     А где были советские солдаты, которые не были, как евреи связаны женами, стариками и больными, хорошо обученные воины, один к одному; почему они не сопротивлялись, когда немцы их уничтожали десятками тысяч в Освенциме и других лагерях?

     А что сделали советские комиссары, которые попали в фашистский плен и были убиты сразу же в первый период войны, согласно известному "приказу о комиссарах"? Почему они не сопротивлялись, почему они себя не защищали? Они ведь с ранней юности воспитывались для войны: "Если завтра война, если завтра в поход - будь сегодня к походу готов!" - в Красной Армии и во всей стране пели долгие годы задолго до того, как в дверь постучала война 22 июня 1941.
     А где был польская интеллигенция и лучшие польские офицеры, которых немцы уничтожили, почему они не сопротивлялись? А почему не сопротивлялись 9 тысяч польских офицеров Катыни в лагере военнопленных под Смоленском? Относительно обсуждаемого вопроса не имеет значения, кто их уничтожил: гитлеровские служаки или сталинские ученики.

     А почему не оказали вооруженного сопротивления бойцы Польской Варшавы после того, как они были разгромлены и уведены немцами в неизвестном направлении? А почему не защищали себя чехи в селе Лидице, и не бросались на немецких убийц жители сотен украинских и белорусских сел, которые фашисты уничтожили дотла?
     А почему не защищались или как минимум не проявили признаков сопротивления коммунисты, немцы и не немцы, попавшие в гитлеровские концентрационные лагеря, а большинство их было боевиками со стажем, лидерами боевого движения, вся жизнь и философия которых были связаны с борьбой, борьбой и еще раз борьбой?
     А почему не защищались во время Второй мировой войны поляки Волыни и Восточной Галиции, когда украинцы их уничтожали, женщин и детей с величайшей жестокостью по системе, с которой немцы обращались с евреями? Почему они ушли в леса, оставили все и ушли в большие города, просили помощи у немцев?

     А почему не было слышно ни о каком антигитлеровском сопротивлении, ни о каком подпольном движении в течение долгих четырех лет с 1 сентября 1939 года до поражения немцев под Сталинградом? Вся Европа от Ла-Манша до Крыма, от Греции до Ленинграда ведь лежала под гитлеровским сапогом? Кровь же лилась как вода в каждой европейской стране и во всех странах вместе; почему советские военнопленные спохватились ото сна так поздно, чтобы бежать в леса и создавать там партизанские отряды? А почему у партизан не было никакой возможности, никакой перспективы сражаться и выстоять без широкой мощной помощи, которую они получали из Москвы - оружием, боеприпасами, военной техникой?
     Над этими вопросами стоит хорошенько задуматься и удивиться, необходимо удивиться, прежде чем задавать такие вопросы: почему восстало только Варшавское гетто? Почему восстание вспыхнуло так поздно? Почему оно оказалось таким слабым? Почему, тысячи раз "почему" они шли "как овцы на убой"?

     Никто, однако, не задумывался над этими вопросами, не удивлялся явлениям, которые должны были удивлять. Ни один здравомыслящий человек не допустит мысли, что польские офицеры или коммунистические функционеры были трусами. Но коли речь идет о евреях, то легче всего объяснить все трусостью; у всех на устах - у сабр и американских профессоров одно слово "трусость". Однако трусость шести миллионов не более чем легенда.



     Восстание тоже имеет свои законы

 

     Очень часто мы не прислушиваемся к тому, что говорим: "вспыхнула война", "разразилась эпидемия", "вспыхнуло восстание", словно мы живем в эпоху анархии, а войны, эпидемии, восстания возникают сами по себе, когда им только вздумается. Однако в свое время мы привлекаем к суду зачинщиков войны, ведем поиск причин эпидемий, удивляемся и спрашиваем, почему именно эти люд и сопротивлялись, а те этого не делали.
     В действительности, мы здесь не сталкиваемся ни с какой анархией. Все, что происходит в мире, происходит по своим внутренним законам. Хотя эти законы скрыты от глаз, и мы их не можем видеть, они реально существуют и действуют. Они определяют, что войны могут возникать в периоды нестабильности хозяйства, общества и политики, когда философия войны овладевает умами. В такие периоды действуют диктаторы, которые держат в руках мир, и, как правило, одна из сторон, один из соседей верит, что он обладает оружием лучшим, чем противник, и он его сумеет легко одолеть, победить и подчинить себе. Существуют также законы, препятствующие возникновению войны, хозяйственная, общественная и политическая стабильность, воцарение философии мира и особенно, когда обе стороны знают, что одна из них не в состоянии победить другую.

     Точно так же существуют и законы возникновения эпидемий. Сегодня мы уже многое знаем об этих законах.
     И точно так же обстоит дело и в вопросе восстаний. Здесь нет никакой анархии, и восстания не вспыхивают неопределенно, сами по себе, когда им вздумается. Имеются общественно-политические, стратегические и психологические законы, строгие и пунктуальные, которые точно определяют, когда восстанию быть, или вернее, когда оно должно вспыхнуть, когда оно недопустимо и не должно вспыхнуть, когда общество может обратить свои силы против врага и защитить себя, и когда это невозможно. Эти законы всеобщи, они присущи всем народам и всем странам, под любым небом и действуют во всех исторических эпохах, и в них нет никаких исключений для евреев. Для нас только характерно другое - когда к нам приходят законы неактуальные, мы сначала присматриваемся к их всеобщности и лишь позже осмысливаем, как они действуют в наших специфических обстоятельствах.


     Борющееся меньшинство - только легенда


     Восстание большинства против меньшинства, которое его покорило - обычный хлеб истории. Будь это бунт египтян против гиксосов, венгерское восстание, война в Алжире и страшные вспышки в Азии и Африке - все это можно связать одной красной нитью. Но мы зря будем искать в истории восстание меньшинства против большинства. Бунтующее меньшинство - это легенда о том, чего в действительности никогда не существовало. История знает кратковременные вспышки борьбы меньшинства против большинства. Ей известны даже отчаянные попытки самозащиты меньшинства, такие как еврейская самооборона в царской России в начале нашего века, или защита армян от турок. Объединяют все эти отчаянные попытки и отмечают их общей печатью две особенности - они кратковременны и всегда оканчиваются поражением.
     Может случиться и так, что меньшинство временно одержит победу над большинством. От гиксосов до наших дней есть тому немало примеров. Эти победы всегда преходящи. Однако, в периоды, когда меньшинство не властвует над большинством, оно очень ограничено в выборе пути сохранения себя на поверхности, оно не может никоим образом освободиться, свернуть с этого ограниченного пути.

     Меньшинство может сдаться большинству, смешаться с ним и перейти в другое состояние, в новое большинство. Многие из существующих ныне народов, и особенно в Европе, - результат смешения большинства с поглощенным и ассимилированным им меньшинством, или многих меньшинств, которые примкнули к народу, составляющему большинство. Англия - классический пример такого смешения. Многие народы в Европе служат менее классическими примерами.
     Меньшинство может также опираться на идентичное движение, что существует в другой стране, где этнически родственный ему народ составляет подавляющее большинство и стремится включить в свой состав это меньшинство. Однако даже в том случае, когда идентичное движение является реальным фактом, меньшинство не может противостоять большинству, не может вступить в открытую борьбу с теми, в чьих границах оно живет, пока этнически родственное ему большинство тоже не вступит в открытую борьбу. Даже немцы, эти беспримерные наглецы, в гитлеровскую эпоху не осмеливались поднять голову в Чехословакии и Польше, пока не получили указание из Берлина, пока их наглость не была поддержана дипломатическим давлением и военными угрозами, пока им не сказали из Берлина: "Мы приходим завтра".

     Меньшинство может эмигрировать, покинуть страну, в которой большинство угнетает его. Гугеноты, которые в 1562 году прибыли в Южную Каролину в Америку, уходя от католического меча во Франции, в действительности были сынами гонимого меньшинства, что первыми прибыли из Франции в Новый Свет. Но возникает вопрос - были ли они сыновьями первого меньшинства, которые первыми прибыли в далекий и чужой мир? На широких просторах обеих Америк издавна скитались дети многочисленных меньшинств, которые посчитали лучшим оставить свои отчизны, нежели допустить, чтобы их всю жизнь, ежедневно терзало большинство.

     Народ, который не хочет слиться с большинством, не имеет возможности получить помощь от идентичного ему большинства другой страны и не может или не хочет покинуть родину, видит для себя единственную возможность - склонить голову и принять господство большинства со всем, что эта власть несет: гонениями, притеснением и даже погромами. Что бунтари-поляки могли поделать в Познани во времена второго германского рейха, в государстве Гогенцоллернов, когда немцы проводили в отношении их политику насильственной германизации, и из германского парламента прозвучало адресованное им слово - "истребить!"? Они ничего не могли поделать. А они же были этническим большинством в своей области и этническим меньшинством только относительно всего германского рейха. В книге, что недавно вышла в США, рассказывается, что жители острова Малайя время от времени совершают антикитайские погромы. А вот как относятся к погромам китайцы - они убегают от гнева коренных жителей, когда начинаются беспорядки, и, как только злоба погромщиков стихает, возвращаются на свои места и продолжают свою повседневную торговую жизнь.

     Единственное, что национальное меньшинство ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не может совершить, когда остается на месте среди чужого и враждебного ему большинства, - это противопоставить себя большинству, возмутить его во время, когда у последнего есть все - право и сила, полиция, армия, оружие - все, чем владеет сильный, а слабый не обладает ничем из этого перечня. А разве не были в свете нашего национально-исторического опыта иных меньшинств среди других "большинств" очень преувеличены утверждения, с готовностью выдвинутые против евреев по поводу их поведения во время погромов? У них не было иного выбора, они вынуждены были вести себя так, как они себя вели. Наш праотец Иаков испытал на себе весь трагизм слабости национального меньшинства, которое скитается среди враждебного сильного большинства. После событий, связанных с Сихэмом, обратился он к Симону и Левию, своим сыновьям-бунтарям: "Вы возмутили меня, сделали меня ненавистным для жителей сей земли, для Ханаанеев и Ферезеев. У меня людей мало; соберутся против меня, поразят меня, истреблен буду я и дом мой". Тот же самый человек, что боролся с самим Богом и одолел его, будет людьми, враждебным большинством, уничтожен...

     Ничего странного не было в том, что жители страны не набросились на Иакова и его детей и не уничтожили их; Иаков и его дети сделали тогда, примерно четыре тысячи лет тому назад, то, что гугеноты совершили четыреста лет тому назад, и что другие гонимые и угнетаемые меньшинства предпринимали и будут предпринимать во все времена, начиная с праотца нашего Иакова и, кончая, кто его знает когда. После сказания о Сихэме в Книге Бытия следует сказание о Вефиле: "Бог сказал Иакову: встань, пойди в Вефиль и живи там". Нет ничего удивительного и в поведении Симона и Левия, героев Сихэмского сказания, в том, что они покинули место своего обитания и вместе с семьями ушли вслед за отцом.
     Оказывается, что если в истории есть событие, не имеющее себе равных в истории этнических меньшинств, которые борются с большинством и одерживают над ним победу, то оно произошло на историческом пути еврейского меньшинства в Палестине, от библейских времен до войны за независимость в наше время, до того дня, когда мы стали этническим большинством.


     Поражение и восстание никогда не происходят одновременно


     Потерпевший поражение на поле брани народ не подымает восстание. Поражение и бунт не могут происходить одновременно. Речь идет сейчас о первом этапе поражения, о поражении народа. Одержавший победу противник отбирает у побежденного оружие, а побежденный, закусив губы, сжимает кулаки, но теряет возможность сопротивляться. Победитель глумится, угнетает и эксплуатирует побежденного; властвует закон: "горе побежденному". Это историческая повседневность в элементарнейшем смысле слова, азбука логики. Если народ не смог противостоять врагу, когда в его руках были все элементы отпора - сила его сыновей и их руки, - как он может сопротивляться сейчас после поражения?
     Побежденный народ имеет один выход - он вынужден положиться на время, возложить свои надежды на будущее. Время залечит его страшные раны, обновит его молодежь, и мускулы его нальются свежими молодыми силами. Короче говоря, должно пройти достаточное время, иногда более длительное, иногда более короткое, пока порабощенный народ вновь соберет свои силы, чтобы противостоять врагу и его угнетающему владычеству. Эти заключения, как уже упоминалось, азбука истории и международных отношений, и их вряд ли надо подкреплять примерами. Для ясности все же приведем два примера, кстати, из последней войны, которые многие из нас помнят по собственному опыту.

     Мы не будем ссылаться на Чехословакию. Этот народ имеет очень давнюю традицию, он знает, что он слаб и мал, чтобы вступать в борьбу с могучим противником, немецким соседом, и что надо склонить голову и дать властвовать над собой злу, пока оно не пройдет. Но что произошло в Польше, которая заслуженно приобрела имя борющейся нации; в царской России поляков считали "мятежниками", то есть бунтарями? И вот Польша окончательно сломлена после 29 сентября 1939 года, после героических боев за Варшаву. Что же произошло назавтра после разгрома, после сдачи в плен остатков польской армии? Генерал Бар-Комаровский, руководитель варшавского восстания в 1944 году, рассказывает, что сразу после поражения в Польше развернулось подпольное движение. Все польское население, весь народ был настроен решительно продолжать дальше борьбу, не сдаваться. Но что же в действительности произошло в стране Вислы? Страшный враг не прекращал топтать Польшу своим тяжелым кровавым сапогом; прозвище гитлеровского наместника в Польше Ганса Франка - "палач Польши" - было очень точным; лучшие сыны Польши, люди науки и культуры, национальные активисты были уничтожены или отправлены в концлагеря, - а Польша молчала.

     Польское подпольное движение сконцентрировало всю свою энергию, всю свою находчивость в одном неопасном, точнее говоря, в менее опасном направлении - переброске поляков на Запад, чтобы они там воевали в составе новой польской армии, которая там была создана. Собственно в Польше почти не было и намека на сопротивление. Первые его ростки появились лишь через довольно длительное время. Должны были пройти пять долгих лет, должны были наступить августовские дни 1944 года, чтобы польское восстание в Варшаве стало явью.
     И то же самое во Франции. В Польше немцы не нашли людей, которые бы с ними официально сотрудничали, там даже не было "квислинговского правительства". Во Франции духовное и моральное падение шло рука об руку с военным и физическим, часть французского руководства сотрудничала с историческим врагом. Много воды должно было утечь в Атлантический океан, должна были пройти годы с лета 1940-го, пока во Франции появились первые признаки борьбы на собственно французской почве. И при этом нужно учесть, что французское подпольное движение было оснащено всем лучшим, что сопротивление может себе только пожелать. Оно получало неограниченную материальную помощь, оружие, и самое важное - все с Запада, от США и Англии.


     Против победоносного врага не бунтуют

 

     Точно так же, что восстание не вспыхивает, не происходит одновременно с поражением, оно не может быть организовано в то время, когда враг находится в зените боевой славы и крушит на других фронтах своих врагов, соратников побежденного народа. Сопротивление уходит в подполье и ждет подходящего момента времени, когда враг потерпит поражение, чтобы восстание могло произойти. И это известная истина, которая не требует доказательств. Но для цельности нашего анализа приведем два примера из последней войны.
     Партизанское движение стало чем-то реальным, сражающейся организацией, которая проводила диверсионные операции в тылу врага, лишь после поражения немцев под Сталинградом. Пока мир не увидел четких признаков, явно доказывающих, что Гитлер находится во власти всеобщих исторических законов и тоже может терпеть поражения, а не только идти от одной победы к другой, сокрушая своих врагов, в лесах Украины и Белоруссии блуждали группки из считанных десятков человек, бывших русских солдат или сынов местного населения, которые ушли в леса не для борьбы с врагом, а чтобы спастись самим от его когтей. Они даже не отваживались думать тогда о какой-либо существенной деятельности против врага. Они жили тем, что силой отбирали у окрестных крестьян, и ожидали лучших времен, когда враг начнет терпеть поражения, ослабнет.

     И то же самое - Варшавское восстание. Это единственное антинацистское действие крупного масштаба, выделяющее Польшу среди других стран, что находились в лапах Гитлера, в его волчьей пасти, исключая партизанское движение в Югославии, где специфические, особенно географические, условия позволили развернуть широкую борьбу, относительно большую, чем в какой-либо другой стране. Варшавское восстание не вспыхнуло до поражения немцев под Сталинградом. Даже это поражение немцев все еще не было в силах вытащить поляка, этого борца и бунтаря, из своего дома и поставить его лицом к лицу с могучим противником. Еще должно произойти после Сталинграда поражение Муссолини, должен был открыться второй фронт в Европе, и должно было наступить время, когда Красная Армия стала у ворот Варшавы, чтобы появилась надежда, которая в действительности не осуществилась, что эта победоносная армия услышит зов восставших и окажет им помощь. Все это должно было произойти заранее, чтобы польский народ отважился поднять восстание, оказать сопротивление победителям и их фюреру, чье имя наводило ужас на всю Европу, и не только на Европу.


     И восстание трепещет перед террором

 

     В сложных явлениях угнетения и восстания, бунта и революции происходят вещи, кажущиеся на первый взгляд сложными и непонятными, противоречащими здравому смыслу, нормальной человеческой логике. На первый взгляд можно было бы считать, что чем сильнее террор, тем больше гнев угнетенных и их готовность защищаться, сопротивляться, бунтовать, мстить врагу. Однако это допущение, само собой разумеющееся, не самоочевидно. Действительность противоречит этому, казалось бы, ясному логическому заключению. Правда же состоит в том, что восстание страшится террора, последний парализует его, а восстание ставится в повестку дня и начинается лишь тогда, когда минует пора острейшего террора и приходит период его ослабления, либерализации, когда страх перед террором уже уходит, вообще говоря, страх становится не таким великим, каким он был.

     Есть этому и подтверждающие поразительные примеры из современной истории. Во все годы террористического правления Иосифа Сталина не происходило никаких восстаний ни в Польше, ни в Венгрии, ни в Восточной Германии. И не только не вспыхивали восстания, а народы и одиночки не отваживались даже пошевельнуть пальцем против диктатора и его террора, они даже не смели думать иначе, чем властителю их жизней желалось. И вот Сталин умер, и в Кремле подули другие ветры, новые либеральные ветры, - и мы вдруг стали свидетелями восстаний то там, то здесь.
     И вновь оглянемся - достаточно только было Кремлю показать свой сталинский оскал, который скрывался под маской либерализации, только вышли советские танки на будапештские улицы - и восстание, сопротивление, бунт ушли, как дым. Восстание, парализованное страхом и террором, ушло в подполье и стало ожидать новых, других, лучших времен, времен, когда либерализация восстановится, станет по-настоящему человеческой.


     Без "плацдарма" никакое восстание невозможно

 

     Восстание не является спонтанным делом, происходящим стихийно, вопреки тому, что каждое восстание выглядит вспыхнувшим непонятно как, без всяких расчетов. Историко-психологическая правда состоит в том, что восстание, каждое восстание сверхизбирательно, осторожно и рассчитано с высочайшей степенью точности. Даже когда уже оказываются налицо все условия, все обстоятельства и расчеты, чтобы восстание могло вспыхнуть, - угнетенного большинства против угнетающего меньшинства, - народ, который выстоял и уже пришел в себя после поражения; враг, который уже приближается к периоду своего заката, своего поражения; даже тогда восстание не вспыхивает само по себе. Даже при этом должны быть соблюдены дополнительные условия, чтобы оно могло произойти.

     Первое условие - наличие "плацдарма". Это означает не только трамплин для борьбы, не только удобное направление, не только место, откуда можно начать борьбу, но также, что не менее важно, надежный тыл, "спину", которая бы гарантировала возможность отступления, получения помощи, поступления извне и отправку в мир сообщений; "спину", которая бы дала возможность организовать сбор сил и руководство ими. Плацдармы имеют еще одно значение - оружие. Времена баррикадных боев миновали, прошли времена, когда угнетатели стреляли из ружей, а с баррикад им отвечали камнями, призывами и требованиями к нападавшим стать на сторону угнетенных. Давно канули те времена, наверное, навсегда. Во времена Гитлера поработители уже работали танками, каждый из которых мог противостоять тысяче баррикадных бойцов, а громкие призывы не были даже гласом вопиющего в пустыне. Моральная обстановка была сейчас совершенно иной, чем в прежние времена. Сейчас угнетатели и убийцы возомнили себя носителями нового мирового порядка, который приходит на смену "прогнившему". Никому даже в голову не приходила мысль обратиться к убийцам с призывом перейти на сторону убиваемых.

     Без плацдарма, без оружия никакая человеческая общность никогда не могла, не может сегодня и никогда не сможет думать о сопротивлении. Вновь и вновь необходимо напоминать классический пример польского народа, его восстание против Гитлера. Польское движение сопротивления зародилось одновременно с польским поражением на поле брани, (оно, как упоминалось, возникло не ради организации восстания в самой Польше - эта мысль в то время даже в голову никому не могла прийти - только ради переправки из Польши на Запад молодых людей военного возраста, чтобы они там влились в новые воинские формирования). Польское движение сопротивления имело все лучшее для целей борьбы: крупных военных руководителей, обученных солдат, борющуюся нацию с большим историческим опытом сражений с угнетателями, оружие, которое у него осталось после поражения, новое оружие, которое посылал ему Запад, и достаточное количество денег. И все же восстание в Польше, в польской Варшаве произошло лишь летом 1944-го.

     Все сказанное проясняет ситуацию в Европе, объясняет, почему европейские народы, от норвежских фьордов до Черного моря, от греческих гор до ворот Ленинграда, вели себя так, а не иначе, вопреки тому, что они были раздавлены, растерты, растоптаны врагом. Что касается нас, евреев, и гетто в различных лагерях, которые сатана сотворил, то мы находились в совершенно специфических условиях, дополняющих всеобщую обстановку, и это пресекало любую возможность сопротивления, прерывало любое движение к противостоянию еще до того, как такие возможности и движения рождались.

     (окончание следует)


   


    
         
___Реклама___