Haesh1
"Заметки" "Старина"

Архивы

Авторы Темы Отзывы Форумы Ссылки Начало

©"Заметки по еврейской истории"

Апрель  2006 года

Анатолий Хаеш


Пять дней до оккупации Жеймялиса:
22 ‑ 26 июня 1941 года

 

(окончание. Начало в №1(62) и сл.)

 

            От редакции. Таблицу соответствия географических наименований в тексте и на картах читатель найдет в Приложении к этой статье.

 

25 июня 1941 года

Ночные передвижения

Начальник инженерных войск В.Ф. Зотов вместе с начальником штаба инженерного управления полковником А. П. Петровым ночью срочно выехали в Даугавпилс. Зотов вспоминает: «Дорога была забита автомашинами, и мы в целях ускорения движения решили проехать через Крустпилс, что в 25 км севернее Даугавпилса, и одновременно осмотреть мост через р. Даугаву у Крустпилса. Мост оказался в хорошем состоянии и охранялся командой саперов. Старший команды саперов лейтенант доложил, что мост заминирован и подготовлен к взрыву. На вопрос, по чьему приказанию будет взрываться мост, он ответил, что мост будет взорван по приказанию командира последней отходящей части или при появлении противника.

В этой сложной обстановке иного решения, видимо, придумать было невозможно»[1].

В центре фронта 8-й армии советские части, выполняя приказ командующего, покинули рубеж Кражанты и отошли  севернее. Продвинувшаяся вперед разведка немецкого 45-го пехотного полка обнаружила их опустевшие позиции. Командир 45-го полка, получив в 4.00 утра это сообщение, немедленно поднял по тревоге свои части и приступил по собственному решению к преследованию в направлении Кельме[2].

 

Советские войска проходят ночью через Жеймялис

 

Загорский Ф.: В среду через местечко начали отходить войсковые части. Проезжали с длинными такими стволами орудия. И солдаты. Немного, поскольку у нас не самый главный маршрут. Я не знаю, где они растерялись, что уже через наше местечко тянулись. Все уже упавшие духом.

Якушок И.: «Наши части отступали. Прошли несколько пушек 76 мм и несколько [красноармейцев] с противотанковыми ружьями. Они пришли в Жеймялис ночью, в три часа, шли со стороны Йонишкис, от Линкувы. В Шяуляе уже были немцы[I]. Нацменов было много. Малорослые такие солдаты. Они велели открыть кооперативный магазин. Заведующим был Берка Лакунишок. Он дал им продукты. Они скупили все консервы. Очистили весь магазин. И платили, платили. Берка еще хвастался: «Я все продал!». Они ушли в Ригу.

Мы только пошли в магазин и шпроты закупили там[II]».

Берман Р.: «Да, наши части прошли! С Бауской улица на Линковскую улицу[III]. И были, танки. Был шум большой»[3].

 

Танк КВ продолжает блокировать боевую группу Рауса

Ночью боевая группа Рауса снова попыталась расправиться с нашим танком КВ‑1, блокировавшим ее путь снабжения. Вот как это описывает Раус:

«Третье решение наших саперов было – взорвать танк ночью с 24 на 25 июня. В своем кругу они радовались, что зенитчики были не в состоянии его уничтожить, это давало шанс отодвинуть товарищей на задний план. Когда Лейтенант Гебхардт вызвал двенадцать добровольцев поднять руки, их подняли все 120 человек. Чтобы никого не обидеть, взяли каждого десятого… Лейтенант Гебхардт выступил во главе этой самонадеянной колонны только после наступления темноты. Путь пролегал на восток мимо высоты 123 по малоиспользуемой песчаной дороге к выступающим полосам леса, среди которых располагался танк... Избегая любого шума, который мог бы их обнаружить, босые разведчики подползли к краю дороги и осмотрели танк с ближайших сторон, чтобы выбрать лучший путь подхода.

Русский гигант спокойно стоял на том же месте, его башня была закрыта. Полное спокойствие царствовало далеко вокруг, лишь изредка прерываемое сполохами молний разразившейся неподалеку грозы. Время от времени случайные неприятельские снаряды со свистом проносились к развилке дорог севернее Расейняя… Приблизительно к полуночи беспокоящий огонь обеих сторон полностью прекратился.

Внезапно, треск и щелканье послышались в лесу с противоположной стороны дороги. Призрачные фигуры, перешептываясь, двинулись к танку. Последовал легкий стук по башне, люк приоткрылся, и что-то быстро передали внутрь. Судя по мягкости удара при опускании, должно быть, это были свертки с едой. Разведчики немедленно известили обо всем лейтенанта Гебхардта. Его осаждали вопросами, которые произносились шепотом: "Мы атакуем их и возьмем в плен? Кажется, они гражданские лица" Искушение было велико, и, вероятно, легко осуществимо. Но экипаж танка, очевидно, проснулся бы, и такое нападение встревожило бы его, рискуя сорвать всю операцию. Опечаленный лейтенант Гебхардт решил не рисковать. Из-за этого непредвиденного эпизода, потребовалось ждать еще час, пока пришельцы удалились.

Тем временем, танк и его окрестности были обследованы еще более тщательно. В 1.00  начали работать саперы, поскольку танкисты спали, не представляя, что происходит. После того, как к гусенице и бортовой броне танка было прикреплена взрывчатка, патруль отступил и поджег запал. Секунды спустя громкий взрыв рассек ночной воздух. Задание было выполнено, казалось, с решающим успехом.

Не успело стихнуть эхо взрыва, как застрочил пулемет танка. Его очереди многократно прочесывали окрестности, но сам танк не двигался. По-видимому, его гусеница была разрушена. Впрочем, пока пулемет беспорядочно стрелял во всех направлениях, никакое прямое обследование не было возможно. Весьма подавленные лейтенант Гебхардт и его патруль возвратились к предмостному укреплению, не слишком уверенные в достигнутом успехе. Следовало также сообщить о пропаже одного человека. Попытки найти его в темноте были бы бесполезными.

Незадолго до рассвета второй, более слабый взрыв послышался со стороны танка, но никто не мог его объяснить. Пулемет танка вновь в течение нескольких минут обстреливал окрестности. Потом все снова стихло… Наступал новый день.

Солнце поднялось еще не слишком высоко, когда босой солдат, неся ботинки через плечо, прошел мимо командного пункта бригады. Ему явно не повезло, что я, командир отряда, первым заметил его и резко окликнул. Поскольку странник озабоченно стоял передо мной, я строго потребовал объяснить его утреннюю прогулку в таком странном виде...

На что молодой сапер, в соответствии с распорядком, подал мне краткий рапорт:

«Я был наблюдателем и лежал в канаве рядом с русским танком. Когда все было готово, я и командир роты подложили к гусенице танка взрывчатку, которая была вдвое сильнее рекомендованной в инструкции. Я отполз в канаву, и поджег запал. Так как она была достаточно глубокой, чтобы защитить от осколков, я ожидал там результат взрыва. После взрыва танк многократно обстреливал опушку леса и канавы, так что прошло более часа, пока все успокоилось. Я тогда подполз к танку и обследовал его гусеницу в месте взрыва. Лишь половина ее ширины была разрушена. Я не смог найти никаких других повреждений.

Когда я возвратился к сборному пункту, патруль уже отбыл. Ища там свои ботинки, я обнаружил оставленную взрывчатку. Я взял ее, возвратился к танку, босым вскарабкался на него и прикрепил взрывчатку к дулу орудия в надежде, по крайней мере, повредить его. Взрывчатки было мало, чтобы нанести больший ущерб. Я сполз под танк и взорвал взрывчатку.

После этого взрыва танк немедленно обстрелял опушку леса и канаву. Стрельба не прекращалась до рассвета, и только тогда я смог выползти из-под танка. Осмотрев результат взрыва, я увидел, к моему сожалению, что взрывчатка, которую я нашел, была слишком мала. Ствол орудия был лишь слегка поврежден. Вернувшись на сборный пункт, я попробовал надеть ботинки, но обнаружил, что они слишком малы и не принадлежат мне. Один из моих товарищей, должно быть, одел по ошибке мои ботинки. Именно поэтому я возвратился босиком и так поздно».

Это был рассказ храбреца. Однако, несмотря на его усилия, танк продолжал блокировать дорогу, стреляя и перемещаясь, как если бы ничего не случилось»[4].

 

Штаб фронта покидает Паневежис

 

Рассказывает начальник отдела связи фронта П. М Курочкин:

«С рассветом 25[IV] июня штаб фронта огромной колонной, более сотни автомашин, выступил из леса восточнее Паневежиса на Крустпилс и далее на Даугавпилс. Вдруг в небе появился вражеский самолет-разведчик. Вскоре он привел шестерку бомбардировщиков. Одна, другая, третья… посыпались фашистские бомбы на нашу колонну. Несколько машин было подбито. Некоторые машины охватило пламенем. Загрохотали зенитки. Движение колонн прекратилось. Люди побежали в сторону от дороги. Это был наглядный урок того, как нельзя перемещать крупные штабы во время войны. После этой бомбардировки я просил разрешения у начальника штаба ехать в Даугавпилс отдельно от колонны, мотивируя это необходимостью скорейшего прибытия в новый район, для руководства подготовкой связи. Разрешение было получено…

В Даугавпилс я приехал на несколько часов раньше штаба, так как ехал по более короткому маршруту и с большей скоростью. В намеченном для расположения штаба районе ничего в отношении связи не было сделано … Единственным выходом, как я и предполагал, было использовать в качестве узла связи штаба телеграф Даугавпилсской конторы связи. В этой конторе оказалась подготовленной телеграфная станция в подвальном этаже, ее и решили использовать для штаба…

Появилась телеграфная связь с Генеральным штабом, добились установления связи с нашей оперативной группой в Паневежисе и с Ригой, вблизи которой в это время должен был находиться штаб 8-й армии. Во дворе телеграфа развернули полевую радиостанцию, прибывшую из Паневежиса вместе с группой связистов фронтового полка связи. С помощью этой радиостанции мы пытались установить связь со штабом 11-й армии, который должен был находиться где-то восточнее Каунаса, и со штабом 27-й армии, находившемся в пути из Риги на Резекне»[5].

 

Последние часы героического КВ-1

 

Утром 25 июня боевая группа Рауса все еще не двигалась с места. Он объясняет:

«Боеспособность гарнизона предмостного укрепления подверглась бы серьезной опасности, если бы дорога оставалась заблокированной. К тому же дивизия была бы не в состоянии выполнять свою боевую задачу.

Поэтому в качестве последнего возможного средства я решил осуществить план, могущий повлечь потерю людей, танков и другого оружия в масштабах, которые не могли быть точно предсказаны… Чтобы свести наши потери к минимуму, мы планировали отвлечь внимание русского КВ-1 ложной атакой танков майора Шенка и использовать другую 88 мм зенитку для уничтожения чудовища. Окрестности танка хорошо подходили для этой цели, позволяя приблизиться к нему и обеспечивая позицию для наблюдения с высокого лесного холма к востоку от дороги. Так как лес был редким и низким, наш подвижный танк PzKw38ts мог быстро перемещаться по мелколесью во всех направлениях.

Скоро прибыл 65 танковый батальон и начал обстреливать танк КВ-1 с трех сторон. Его экипаж явно занервничал. Башня качалась туда-сюда, чтобы попасть в противные мелкие немецкие танки, когда они, стреляя в КВ-1, проскальзывали сквозь узкие прогалины в лесу. Но русские всегда опаздывали: едва немецкий танк показывался, как сразу исчезал. Толстая броня танка КВ-1, напоминавшая слоновую кожу, позволяла экипажу не обращать внимания на наши снаряды, но экипаж стремился уничтожить докучливых мучителей, не оставляя дорогу незащищенной.

К счастью для нас, в пылу боя члены русского экипажа упустили из вида безопасность тыла, откуда надвигалось угроза. Зенитка уже заняла позицию позади той, которая было накануне подбита и сброшена в канаву. Мощный ствол нацелился в танк, и вдали прогремел первый выстрел. Раненный КВ-1 все еще пробовал развернуть башню в тыл, но зенитчики успели до того дать еще два выстрела. Башня перестала вращаться, но танк не был объят пламенем, как мы уверенно ожидали. И хотя он больше не реагировало на наш огонь, казалось, после почти двух дней борьбы, было еще слишком рано верить в успех. Зенитка послала еще четыре бронебойных снаряда в танк. Его орудие, которое было поражено семь или восемь раз, теперь поднялось вверх, а сам танк неподвижно стоял на дороге, будто даже теперь не бросая ее блокаду.

Очевидцы этого захватывающего поединка горели желанием определить эффект их стрельбы. Велико было их удивление, когда они обнаружили, что только два выстрела нашей 88 мм зенитки пробили его броню, а пять остальных лишь оставили глубокие вмятины. Далее мы обнаружили восемь синих пятен, сделанных новыми противотанковыми 50 мм орудиями. Успех саперного патруля состоял в повреждении гусеницы и небольшой вмятине на дуле пушки. От огня 37 мм пушек нашего PzKw38ts не было никаких следов. Подгоняемые любопытством маленькие "Давиды", карабкались на павшего "Голиафа", тщетно пытаясь открыть люк башни. Тянули, толкали, стучали, все безуспешно.

Внезапно дуло пушки снова начало двигаться, и наши солдаты в изумлении рассыпались. Саперы тотчас схватили гранаты и вбросили в пробоины от выстрелов в нижней части башни. Прозвучал глухой взрыв, и крышка люка распахнулась. Внутри танка лежали тела отважных танкистов, которые, видимо, прежде только упали в обморок. Глубоко тронутые их героизмом, мы похоронили мертвых со всеми почестями»[6].

 

Сражение советской 2-й и немецких 1-й и 6-й танковых дивизий

 

В трудном положении 25 июня оказались и все остальные подразделения 2-й танковой дивизии. С запада на нее напирали части 6-й танковой дивизии немцев, с севера и северо-востока путь преграждала 1-я танковая дивизия, далее на восток и с юга дивизию обошли части 56-го танкового корпуса Манштейна.

Командир 3-го механизированного корпуса, генерал-майор А. В. Куркин, находившийся в штабе 2-й танковой дивизии, донес 25 июня по радио открытым текстом: «Помогите, окружен»[7]. Дивизия имела минимальное количество горючего и боеприпасов. Надежд на помощь извне в сложившейся обстановке не было. На совещании командного состава дивизии было принято решение сформировать в частях ударные группы и самостоятельно пробиться к своим. В прорыве участвовали также бойцы 48-й стрелковой дивизии.

Яркое описание прорыва одной из групп дает Осадчий. Из его танка прорывом руководил командир полка И.П. Рагочий: «На рассвете 25 июня по команде командира дивизии танки двинулись на восточную опушку леса, с ходу развернулись в боевой порядок. С обращенных к нам скатов небольшой возвышенности на удалении 300‑350 м орудия врага вели огонь прямой наводкой. Поливая противника огнем, танки смяли его орудия и пулеметные огневые точки, стремительно вырвались в открытое поле, заполненное вражескими танками и другой боевой техникой. Мы вступили в бой с явно превосходящими силами фашистов. По нашим машинам был открыт ураганный огонь из всех видов оружия. В этой обстановке следовало использовать главные достоинства танков: огонь и маневр. На максимальной скорости мы ворвались в боевые порядки врага. Под прицельным огнем одна за другой вспыхивали машины противника, но и гитлеровцы подбивали наши. Лавируя между горящей техникой, поражая фашистов огнем и гусеницами, наши машины прорвались на шоссейную дорогу.

Огонь врага усилился. В результате прямого попадания на моем танке были сбиты антенны и люк командирской башни с перископом, выбита шаровая установка с пулеметом. За машиной стелился шлейф дыма от вспыхнувшего на крыле брезента. Загорелись три танка роты, наступавшей вслед за нами. Пройдя 2 ‑ 3 км, мы освободились от сжимавших нас тисков. Развивая максимальную скорость, наш танк вел непрерывный огонь из пушки и спаренного с ней пулемета. От вражеских снарядов вначале заклинилась башня, а несколькими минутами позже – пушка. Тем не менее, экипаж из боя не вышел. Лишенный средств управления, майор Рагочий помогал заряжающему. Когда снарядом крупного калибра пробило бортовую броню, он был убит, осколками ранило радиста и заряжающего, в башне вспыхнул пожар. Из пробитого бака вытекло горючее, взорвались запалы к гранатам Ф‑1. Охваченный пламенем танк, ведя огонь по противнику, продолжал двигаться, пока очередной снаряд не угодил в моторное отделение… С наганами в руках один за другим мы выбрались из горящей машины. Фашисты все еще продолжали вести по ней огонь… Под прикрытием дымовой завесы мы уползли… в лес…

Наш танк оказался единственным, прорвавшимся вглубь расположения противника. Там на «адском поле» откуда мы вырвались, продолжался неравный бой. Часы показывали 8.30. Шел четвертый день войны. От танковой роты, которая к началу войны насчитывала 57 человек, в том числе 16 офицеров, остались только трое: радист В. Х. Петросян, заряжающий К. И. Сажин и командир роты, автор этих строк»[8].

Этот же бой описан в немецких источниках:

«25 июня в 4.30 утра в 5 км южнее Василишкиса началась мощная танковая атака на 2-й батальон 113 стрелкового полка ‑ майора фон Киттеля (Kittel).  Ни противотанковые пушки стрелков и истребителей танков, ни орудия танков не могли пробить броню КВ-1 и КВ-2, впервые появившихся на участке фронта 1-й танковой дивизии. Артиллеристы 3-го дивизиона 73 артиллерийского полка майора Зота (Soth), повернули стволы до горизонтального положения и, стреляя прямой наводкой с открытой позиции, остановили неприятельскую атаку. В 8.20 1-й танковый полк перешел в контратаку. Немецкие танки лишь благодаря быстроте и поворотливости, постоянно используя складки местности, смогли, преодолеть сверхтяжелые советские танки, подбираясь к ним с бортов… Благодаря отличной дисциплине стрельбы и хорошей радиосвязи, танковым ротам удалось в тяжелой борьбе отбросить противника на 3 км…

Участник первого боя капитан фон Фалькенберг (Falckenberg), старший в 7-й роте 1-го танкового полка, отметил в дневнике:

«Внезапно появившиеся также и здесь КВ-1 и КВ-2, 46-тонные танки, были твердым орешком! Огонь, открытый ротой примерно с 800 метров, ничего не дал. Ближе и ближе подкатывали мы к противнику, но он столь же неколебимо двигался навстречу. Дистанция быстро сократилась до 50 – 100 метров. Бешеная стрельба не приносила видимого успеха. Русские танки катили дальше, бронебойные снаряды рикошетировали от них. Неоднократно возникала ошеломляющая ситуация: пройдя сквозь ряды 1-го танкового полка, русские танки накатывались на стрелков и пробивались в наш тыл. Танковый полк разворачивался кругом и катил на одном уровне с КВ-1 и КВ-2. При этом с кратчайшего расстояния в 30 ‑ 60 м удавалось подбивать их специальными снарядами. Контратакой русские силы были отброшены на 3 – 4 км. Затем у Василишкиса был организована оборонительная линия, которая устояла».

В этом сражении 1-й танковый полк, дважды пополнявшийся боеприпасами из подъезжающих грузовиков, подстрелил 18 русских тяжелых танков. 10 тяжелых танков  были уничтожены благодаря тому, что танки Pz-II разгромили русскую пехоту сопровождения, танки Pz-III и Pz-IV повредили гусеницы КВ-2, и затем стрелки полностью разрушили эти танки связками ручных гранат. Пиротехник Бунцель (Bunzel) (6-я рота 1-го танкового полка) подорвал три КВ-1 с пятиметрового расстояния.

Пока для защиты правого фланга и зачистки местности возле *Ляубарай в бой вводились легкие взводы танкового полка (броневики II) и 2-й рота 37-го саперного батальона, 1-й танковый полк в процессе контратаки захватил господствующую *высоту 139 (в километре южнее Ляубарай) и пробился к высотам между *Бурбишкяй и *Сокайчяй. Полк окопался на гряде холмов, расположенной в пяти километрах восточнее Дубисы и в десяти километрах южнее высоты 139. Пробиться дальше к Дубисе было невозможно из-за нехватки горючего и боеприпасов. Попытки русских прорваться на север из леса, расположенного в километре перед грядой холмов, были отбиты»[9].

 «Как только была захвачена высота 139, ее атаковала русская пехота, поддержанная многочисленными танками. 2-й батальон майора Киттеля 113-го стрелкового полка, введенный там в бой, был серьезно потеснен. Высоту удержали только при поддержке батарей 73-го артиллерийского полка полковника Хольста (Holste),.стрелявших прямой наводкой»[10].

В немецких источниках описан еще ряд попыток 2-й танковой дивизии вырваться в этот день из окружения:

«В 6 утра командный пункт 1-й танковой дивизии снова был атакован танками противника. Шаукотас удалось отстоять, введя в бой зенитную батарею и части 37-го противотанкового дивизиона. Для защиты от прорывающихся на север неприятельских частей 1-й мотоциклетный батальон был вызван из Лидувенай к Шаукотасу. Его 1-я рота осталась в Лидувенай, так как неприятельские части показывались в разное время перед этим местом…

Около 10.30 25.6.41 дивизия представляла собой следующую картину: неприятельская атака с юго-западного направления благодаря контратаке группы Крюгера была остановлена. Вторая неприятельская колонна с танками, теснимая 6-ой танковой дивизией, наступала через Жайгинис на Шаукотас. У имения Шаукотас эти неприятельские танки натолкнулись на 1-й роту 83-го зенитного дивизиона, введенную в бой для защиты командного пункта дивизии. Несколько танков и неприятельских кавалеристов осталось здесь лежать, пораженные огнем охраны.

Около 11 часов южнее Шаукотаса снова было обнаружено развертывание неприятельских танков для наступления. Это вынудило генерала Кирхнера вызвать из Гринкишкиса в Шаукотас группу Вестхофена. В Гринкишкисе осталась слабая охрана от 1-го танкового полка, так как 4-й танковый разведывательный отряд не прибыл своевременно на смену из-за плохих дорог. В 12.05 боевая группа выступила на запад, двигаясь по пути прежнего наступления.

В то время как боевая группа Крюгера боролась с глубоко эшелонированным неприятелем, отходящим от Расейняя на Василишкис, 6-я танковая дивизия теснила слабеющего противника к Дубисе и через нее[V]. Ее атака захватывала пространство на северо-востоке; однако давление неприятеля на боевую группу Крюгера из-за этого постоянно возрастало. Перехваченное русское радиосообщение: «Враг накрыл нас огнем гаубиц. Мы полностью окружены. Я прошу помощи» свидетельствовало об их сложном положении.

Вскоре после 11.00 1-й мотоциклетный батальон охраны добился успеха в атаке против неприятельской кавалерии и танков. С частями 37-го противотанкового батальона он затем окопался на линии ветряная мельница (Windmühle) – *высота 147 – *Папушинас (Papusinis) и отбил все последующие атаки…

Для марша в обратном направлении боевая группа Вестхофена снова разделилась. Она пересекла при Шаукотасе маршрут боевой группы Крюгера и, прибыв около 14.00 к Шаукотасу, в боевой готовности стала позади 1-го мотоциклетного батальона. Едва занял позиции приданный ей 1-й дивизион 73 артиллерийского полка, как против Шаукотаса разразилось новая неприятельская танковая атака. Объединенным огнем артиллерии, зениток и противотанковых пушек мотоциклистов и 37-го противотанкового дивизиона неприятельские танки были разгромлены. Сопровождающая их пехота подавлена стрелками-мотоциклистами. Боевая группа Вестхофена, имея в авангарде усиленный 1-й батальон 1-го стрелкового полка (со 2-м дивизионом 73-го артиллерийского полка) прорвалась через фронт 1-го мотоциклетного батальона, продвинулась вперед по полю боя на 18 км и в 19.15 захватила переправу через Дубису юго-западнее Жайгиниса. Здесь полковник Вестхофен в 20.20 соединился с частями 6-й танковой дивизии.

Снабжение в эти дни могло осуществляться только под защитой танков, так как прорывающиеся на север неприятельские части постоянно блокировали дорогу Лидувенай – Шилува ‑ Шаукотас. Впрочем, перед дивизией рухнули все попытки прорыва советского 3-го механизированного корпуса, прежде всего его 2-й танковой дивизии. Боевые группы могли вечером рапортовать об уничтожении 11 сверхтяжелых и 22 средних танков. 16 средних и 7 тяжелых неприятельских танков уничтожил только 2-й батальон капитана Гроткарста 1-го танкового полка. Многочисленные орудия, противотанковые пушки, грузовики и трактора попали в руки дивизии»[11].  

 

Действия 23-й и 28-й танковых дивизий

 

В условиях развала системы связи и всеобщего хаоса приказ, отданный накануне в 21.15 Собенниковым на отвод корпуса в район севернее Шяуляя, не дошел вовремя до Шестопалова. И он в 2.50 ночи отдал по 12-му механизированному корпусу боевой приказ на контрудар в направлении Каркленай, Стульгяй, Кельме. Начало атаки было назначено для 28-й танковой дивизии на 4.00, для 23-й – на 6.00 25.6.41[12].

Около 6 часов Шестопалов уточнил задачу 23-й танковой дивизии:

«Ударом в направлении м. *Стульги… содействовать в разгроме противника, после чего отходить в направлении *Коркляны, Колайняй и сосредоточиться в перелесках южнее и юго-восточнее Колайняй (5 км юго-западнее м. Ужвенты)»[13].

Таким образом, танкам опять, как и 23 июня, предстояло наступать без сопровождения пехоты, которая этой ночью отходила на новый рубеж. Реальные действия за 25 июня 23-й танковой дивизии в донесении штаба 12-го механизированного корпуса выглядели так:

«Командир 23-й танковой дивизии в 1 час отдал распоряжение отойти дивизии в район леса севернее м. *Ворни. Район сосредоточения был указан командиром 10-го стрелкового корпуса через командира 10-й стрелковой дивизии.

Во время следования части дивизии подверглись бомбежке с воздуха и артиллерийскому обстрелу. Создавалась угроза выхода противника на дорогу *Тельшай, м. Ворни.

Командир 23-й танковой дивизии в 6 часов изменяет маршрут и район сосредоточения – приказывает дивизии сосредоточиться в лесах западнее *Первоняй.

В 11 часов части дивизии сосредоточились в указанном районе, за исключением части танков, повернувших под угрозой перехвата противником дороги м. Ворни, Тельшай на м. Ужвенты и сосредоточившихся в лесу 3 км севернее местечка.

23-й гаубичный артиллерийский полк и 23-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион к 23 часам сосредоточились в лесу 2 км южнее м. Тришкяй.

23-й мотострелковый полк, прикрывавший отход, в результате бомбежки с воздуха и артиллерийского обстрела был рассеян и мелкими группами отходил в различных направлениях»[14].

В сущности, дивизия была расчленена: ее артиллерийские части, отрезанные накануне, подались на север к местечку Тришкяй, танки отошли на восток к Ужвентису, командование сосредоточилось в Первоняй, мотострелковый полк вовсе был рассеян. В атаке на Стульгяй дивизия не участвовала.

Удар наносила лишь 28-я танковая дивизия. Не получив сведений от 23-й танковой дивизии Орленко, дивизия Черняховского в 5 утра начала выдвигаться из Каркленая в южном направлении, прикрыв свой открытый фланг лишь семью танками роты лейтенанта Литвиненко.

«Танковые полки 28-й танковой дивизии к 10 часам подошли к Пошиле, где попали под огонь артиллерии крупных калибров и под организованный огонь противотанковых орудий[VI].

Часть танков прорвала оборону противника и уничтожила колонну 8-го мотополка противника.

В результате 4-часового боя дивизия потеряла 48 танков. К 15 часам остатки дивизии (около 30 боевых машин, штаб дивизии, разведывательный батальон и остатки 55-го и 56-го танковых полков) сосредоточились в лесу северо-западнее Пошиле.

Всего в результате боев за 25.6.41 г. дивизия потеряла около 84 танков»[15].

Подробности этого боя сообщает Иринархов[VII]:

«Впереди, развернувшись в боевой порядок, двигался 55-й танковый полк майора С.Ф. Онищука.

При подходе к населенному пункту Пашиле на передовые части, не выславшие вперед разведку, неожиданно обрушился огонь вражеских орудий. Увеличив скорость, танкисты смело устремились на врага. Вырвавшись на шоссе Калтиненай – *Крожи, они обрушились на двигавшуюся по нему колонну 8-го мотопехотного полка немцев. Действуя огнем и гусеницами, наши воины уничтожили в этом бою около батальона противника.

Отважно сражались советские танкисты. Загорелся, но не вышел из боя, танк командира 55-го полка майора С.Ф. Онищука. Экипаж предпочел плену смерть в объятой пламенем машине.  Героически атаковали врага воины 56-го танкового полка майора Н.И. Герко и разведбатальона майора Швейкина…

Откуда-то из-за леса по нашим танкам прицельно била вражеская противотанковая артиллерия. Немецкая авиация беспрерывно бомбила и обстреливала наши боевые машины…

Танкисты дрались геройски. Но дивизия, не получив поддержки артиллерии и пехоты, соответствующего зенитного прикрытия, имея открытые фланги, несла большие потери от огня вражеской артиллерии… и ударов с воздуха.

Своим мужественным сопротивлением воины 28-й танковой дивизии на какое-то время задержали продвижение частей 41-го моторизованного корпуса  вермахта на восток, но заплатили за это дорогую цену. За один день боев дивизия потеряла 84 боевые машины.

В лесу, северо-восточнее Пашиле, собрались все, кто уцелел. После боя в дивизии остались штаб, около 30 танков из 55-го и 56-го полков, артполк, отдельный разведбатальон… В боях погибли заместитель командира дивизии батальонный комиссар В.А. Шалаев… майор С.Ф. Онищук, пропал без вести начальник штаба дивизии подполковник Маркелов, а также много других командиров и красноармейцев»[16].

«Обтекая оголившиеся фланги дивизии, противник перекрыл все пути отхода. Черняховский принял решение – прорвать сжимавшееся кольцо и выйти из окружения в северном направлении. В голову колонны комдив выделил семь наиболее боеспособных танковых экипажей 55-го танкового полка. Прикрывал выход отдельный разведывательный батальон майора К. В. Швейкина.

В 16 часов коротким ударом фронт противника был прорван, и дивизия к вечеру сосредоточилась в лесах восточнее местечка Ужвентис[17].

 

Немцы без боя вступают в Кельме и двигаются дальше

 

Альмайер-Бек пишет: «В город Кельме, сильно разрушенный авиацией, авангард 21-й пехотной дивизии вступил в первой половине дня и, пройдя через него, двинулся на север. Противник перед городом не пытался сопротивляться. Напротив, советская 8-я армия, отступая, миновала вторую оборонительную линию, тянувшуюся от Радвилишкиса на запад до нижнего течения Виндавы, оборудованную как вспомогательная, чтобы следовать дальше по этой реке. Отступления прикрывала красная авиация. Первую половину дня цепи неприятельских бомбардировщиков атаковали марширующие колонны 21-й дивизии. Прямое попадание бомбы во 2-й батальон 3-го пехотного полка вызвало чувствительные потери. Но и нашим летчикам в непосредственной близости от наступающей колонны поджечь удалось и сбить четыре бомбардировщика «Мартин».

24-й и 45-й пехотные полки двигались вслед за авангардом севернее Кельме. В это время маршевый эшелон 3-го пехотного полка, усиленный 1-м дивизионом 21-го артиллерийского полка, свернул от Кельме на переправу через Дубису у Саудининкай. Полк должен был держать ее открытой для находящейся на другом берегу 1-й танковой дивизии, поскольку танковое сражение под Расейняем медленно подходило к концу. 21-я пехотная дивизия получила приказ, пробиваясь примерно в 20 км южнее Шяуляя, наступать на Радвилишкис»[18].

Удар, нанесенный 1-му армейскому корпусу немцев нашей 28-й танковой дивизией, не прошел бесследно.  

Альмайер-Бек продолжает: «Корпус, чей левый фланг был атакован частями 12-го механизированного корпуса, опасался, что приближение 21-й пехотной дивизии к Радвилишкису, сделает его слишком слабым для наступления на главном направлении на Шяуляй. Поэтому корпус получил согласие командования 18 армии наступать на Радвилишкис только авангардами 1-й и 21 пехотных дивизий. Усиленная группа 24-го пехотного полка и основные части 21-й пехотной дивизии должны были западнее болота *Теруаль наступать прямо на Шяуляй. В целом этот план выполнить не удалось, так как авангард 1-й пехотной дивизии в первой половине дня был атакован советскими танками. 21-я пехотная дивизия так и осталась разделенной на 2 ударных клина»[19].

Опережая отступающие войска, был эвакуирован в Псков Шяуляйский гарнизонный госпиталь № 291, где сразу советские врачи [VIII] сразу приступили к лечению большого числа прибывших раненых[20].

 

На остальных участках фронта Северо-Западного фронта

 

Подробно рассмотрев обстановку на Шяуляйском направлении, кратко, как и за предыдущие дни, опишем ситуацию на остальных участках СЗФ.

Продолжалась героическая оборона Лиепаи. Журнал боевых действий группы армий «Север» за 25 июня констатировал: «Наступление 291-й пехотной дивизии в районе Лиепаи было приостановлено ввиду сильного сопротивления противника, поддерживаемого огнем стационарных батарей»[21]. Утром этого дня погиб самоотверженный организатор обороны города генерал майор Н.А. Дедаев, равного которому в городе не нашлось.

На Даугавпилсском направлении стремительно несся по шоссе Каунас ‑ Даугавпилс 56-й моторизованный корпус Манштейна. Его передовые части к вечеру 25 июня пересекли всю Литву, отойдя от государственной границы на 180 км, достигли Зарасая и отрезали путь на восток беженцам из южной половины Литвы.

«В этой обстановке командующий войсками фронта Ф. И. Кузнецов 25 июня получил директиву Ставки организовать силами отходящих войск, резервами и соединениями второго эшелона фронта оборону рубежа реки Даугавы от ее устья до Краславы. Решением Ставки из состава войск Московского военного округа к рубежу реки Даугавы спешно выдвигался 21-й механизированный корпус[IX]… Однако эти мероприятия уже не успевали за быстро меняющейся обстановкой.

Во исполнение директивы Ставки на Даугавпилсское направление перебрасывалось из Риги полевое управление 27-й армии. До его прибытия для организации обороны Даугавпилса был направлен помощник командующего войсками фронта генерал-лейтенант С. Д. Акимов. Ему было приказано из всех оказавшихся по тем или иным причинам в городе воинских частей, подразделений и отдельных бойцов, а также местных жителей, спешно создать боевые отряды и группы и не допустить немцев в Даугавпилс»[22]

Вот как описывает действия 21-го механизированного корпуса его командир Герой Советского Союза генерал-майор Д. Д. Лелюшенко:

«25 июня корпус получил задачу выдвинуться в район Даугавпилса, занять оборону и не допускать форсирования противником Западной Двины на участке станция Ницгале, Краслава…

Выполняя боевой приказ, 46-я и 42-я танковые дивизии в 12 часов выслали в направлении Даугавпилса разведывательные отряды, а вслед за ними в 14 часов передовые отряды. Командирами передовых отрядов были назначены командиры полков: в 46-й танковой дивизии – майор Кузьменко Н.Н, а в 42-й танковой дивизии – майор Горяинов А.М. Оба офицера были решительными и обладали хорошими знаниями. В 16 часов 25 июня выступили и главные силы дивизий.

С началом марша войска корпуса стали подвергаться бомбовым ударам вражеской авиации, что в значительной мере снизило темпы их движения»[23].

П. М. Курочкин продолжает рассказ о деятельности командования фронта:

 «К вечеру в Даугавпилс прибыл Военный совет и штаб фронта[X]. Весь руководящий состав собрался у телеграфа. Все ждали сведений, информации о положении дел на фронте, а сведения поступали очень скудные. От оперативной группы из Паневежиса получили данные о том, что немецко-фашистские войска стремительно продвигаются к Западной Двине в направлении на Даугавпилс. Как бы в подтверждение этому сообщению противник начал обстреливать город, его передовые части вплотную подошли к левому берегу Западной Двины.

Командующий генерал-полковник Кузнецов дал команду: «По машинам!» Спешно погрузились в машины. Я хотел узнать, куда едет штаб. Командующий ответил: «Следовать за мной. Я в пути дам указания». Предупреждаю группу связистов полка, ‑ следовать по дороге на Резекне. Дежурному по связи даю указание передать в Рокишкис майору Звенигородскому и в Паневежис полковнику Семенихину со всеми средствами связи пробиваться через Крустпилс на Резекне. С собой беру одну автомобильную радиостанцию, строго-настрого приказываю начальнику станции и шоферам не отставать от моей машины.

Время не ждет. Противник обстреливает город. Наконец машина командующего тронулась в путь, остальные ‑ за ней. Непроглядная ночь. Фарами пользоваться запрещено. Идем с небольшой скоростью. Проехали километров 35 и остановились. Командующий решил разместить штаб фронта в лесу, в 3‑4 км вправо и влево от шоссейной дороги, и сам стал указывать – какому управлению в какой части леса располагаться. Я доложил начальнику штаба, что нельзя здесь располагать штаб, так как совершенно нет никаких средств связи. Пробую убедить в том, что целесообразно расположить штаб в районе крупного узла гражданской связи – в Резекне, что для этого надо проехать еще 50‑60 км. Там будет хоть какая-нибудь возможность установить связь с войсками. К сожалению, мои соображения не были приняты во внимание. Штаб продолжает устраиваться в лесу.

Радиостанция не отстала от меня ни на шаг. Остальная группа связистов задержалась с демонтажем аппаратуры в Даугавпилсе и еще не подошла. Таким образом, получилось, что все средства связи штаба Северо-Западного фронта в этот момент состояли из одной автомобильной радиостанции (11-АК). Вдруг я увидел в лесу линию проводной связи… Включились в линию и установили, что линия связывает дом лесника с телефонной станцией Боровая, через которую можно связаться с узлом связи Резекне, а через него ‑ с Москвой… Я, обрадованный, бегу к командующему и докладываю, что установлена телефонная связь с Москвой, с кабинетом начальника Генерального штаба.

Командующий далеко не разделял мою радость. Он проворчал: «Что толку в вашей связи с Москвой, сейчас потребуют доклада о положении войск, а что докладывать? Связи нет ни с одной армией, что делают войска – не знаем, идите, разговаривайте сами с Москвой… Вы с армиями обеспечьте связь, это меня больше всего интересует».

В ответ на это я доложил командующему, что при данном расположении штаба фронта  и почти полном отсутствии полевых средств связи нельзя установить связь со штабами армий и просил его немедленно дать указание о перемещении штаба фронта в Резекне, мотивируя тем, что оттуда удобнее использовать для нужд штаба гражданскую связь.

Командующий согласился на перемещение штаба в Резекне»[24].

На Каунасском направлении 16-му стрелковому корпусу 11 армии было приказано наступать, чтобы отбить у врага Каунас. Наступление и завязавшиеся бои окончилось окружением нашей 5-й стрелковой дивизии и отступлением 23-й и 33-й стрелковых дивизий. Враг овладел Ионавой.

Контрудар 126-й стрелковой дивизии под Вильнюсом также не принес успеха[25].

Немецкие части заняли Тельшяй и Кедайняй.

 

Мнения историков

 

Мнения историков о боевых действиях Северо-Западного фронта за этот день, расходятся.

Наиболее критичен Шапталов: «У… 8-ой армии день 25 июня был отмечен управленческой неразберихой. В то время когда ее стрелковые части отходили на указанные в приказе рубежи, 12-й мехкорпус, не имея связи со штабом армии и фронта, начал очередную атаку. Лишь во второй половине дня танковые дивизии получили приказ на отход, после чего командир корпуса потерял с ними связь до 27 июня. Отход армий фронта превратился в повсеместное отступление, если не бегство»[26].

Менее категоричен Бешанов, отмечающий поражение лишь 11-й армии: «25 июня войска фронта, ведя арьергардные бои, отходили на указанные рубежи. Однако, разбитые части 11-й армии оказались не в состоянии на них закрепиться и продолжали откатываться к Западной Двине»[27].

Иринархов наиболее конкретен: «В ночь на 25 июня войска Северо-Западного фронта продолжали отход на восток. Разрозненные части и соединения заняли оборону на рубеже Тельшяй, Кельме, Кедайняй, Ионава, река Вилия…

Стойко держалась на своих рубежах 9-я противотанковая артиллерийская бригада, отбивая все вражеские атаки. Во второй половине дня ее положение сильно осложнилось… Артиллерийские полки бригады понесли большие потери (только в 636 полку вышло из строя 10 орудий), кончились боеприпасы, люди устали от бомбежек и непрерывных боев.

Вечером по приказу штаба 8-й армии бригада начала отход к Шяуляю, а 202 моторизованная дивизия – к Риге»[28].

Интересна оценка обстановки, данная 25 июня генерал-полковником  Ф. Гальдером:

«… русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их вынуждает к этому сильный натиск наших наступающих войск.

Это, например, подтверждается действиями противника на фронте группы армий «Север»…. Ясно лишь, что 3-й танковый корпус противника, с самого начала находившийся в этом районе, разбит танковым корпусом Рейнхардта, и что танковый корпус Манштейна настолько далеко продвинулся на восток, что вынудил русских начать отход за Западную Двину.

Противник организованно отходит, прикрывая отход танковыми соединениями, и одновременно перебрасывает большие массы войск с севера к Западной Двине на участке между Ригой и Екабпилсом»[29].

 

Евреи Жеймялиса в смятении

 

Вернемся в Жеймялис.

Утреннее сообщение Советского Информбюро хотя и было чуть менее лживым, чем в предыдущие дни, но явно неутешительным:

«В течение 24 июня противник продолжал развивать наступление на Шяуляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском… направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной Армии.

Все атаки противника на Шяуляйском направлении были отбиты с большими для него потерями. Контрударами наших механизированных соединений на этом направлении разгромлены танковые части противника и полностью уничтожен мотополк»[30].

Но жеймяльцы жадно слушали радио на всех известных им языках. Вот что еще запомнилось им об этом дне:

Якушок М.: «Первые 4 дня ждали, что русские пойдут назад[XI]»[31].

Загорский Ф.: «У нас в 1939 ‑ 40 годах из Польши приехали беженцы. Они были эвакуированы в Жеймялис. Польская была молодежь. Их общество нанимало какую-то большую комнату. Они в ней жили. Они на меня очень страх нагоняли, рассказывали, что немцы издеваются над молодыми, заставляют работать, не дают кушать. Что немцы убьют, я конечно не думал. Но они возьмут на работы, пошлют куда-то. А у меня есть сестра в Москве. Я подумал: "Поеду на время к сестре, доеду до Москвы, там побуду, потом вернусь"».

Якушок И.: «В среду брат пришел, Моше. Он сказал родителям:

‑ Нечего здесь делать. Нечего сидеть здесь больше. Мы должны бежать. Немцы недалеко. Уже, говорят, что в Йонишкис[XII].

Папа возражал:

‑ Что ты! Куда ты поедешь?

Мы послушали радио. Всегда подслушивали. Раввин Шнайдер хорошо знал немецкий язык. Жена его, Зелда, была немка.

Моше и я говорили:

‑ Надо ехать, надо ехать!

Мама хотела ехать, папа не хотел. Говорил:

‑ Мы прожили в 1915 году, когда были казаки[XIII]. Поедем в деревню к Балчунасу. Дождемся, когда пройдут войска и все будет в порядке.

Потом мама пошла советоваться к Нише Загорскому. Вернулась, и мы решили ехать.

Она сказала Моте[XIV]:

‑ Иди и бери у Ниши мешок муки

Он имел мучной магазин. Каждую среду или четверг покупали у него муку. Еще купили 10 кг сахара. Мама сразу спекла халы. У нас были две лошади, и мы собирались.

Потом всей хеврой пошли по местечку к людям, кто имел лошадей. Мой брат Моше, сестра Бася, я и брат Хаимке. Еще несколько. Молодежь. Мы нажимали. Знали, что в Германии евреев презирают. И мы начали агитировать:

‑ Давайте убегайте отсюда! Мы знаем, что немцы делают в Германии с евреями. Немцы убьют нас всех!

Мы ходили к Исраелю Гелу. Он был против [отъезда]. Говорил, что они в России голодали. Он вернулся из России в 1921 году. Говорил:

‑ Куда вы едете! Мама моя в 1919 году продала все золото и вещи за полкилограмма муки. Там вы умрете с голода!

Было еще много евреев, которые убежали из Шяуляя, из Таураге, из Кельме. Они прибежали в Жеймялис. Жили в синагоге. Спали там только несколько дней. И они тоже агитировали, чтобы бежать отсюда. Особенно, которые были из Таураге. Это на границе с Германией. И они тоже агитировали, здорово агитировали, чтобы бежать. Беженцы, проходившие через Жеймялис, тоже говорили, что оставаться очень опасно».

Берман Р.: «Когда началась война, мы все видели, как люди побежали с Шяуляя и других мест. У папы была лошадь. Мы начали загружать на телегу все, что у нас было. Мы, дети, были молодые, мало обращали внимания на войну. А папа и мама ходили, говорили с людьми. Родители были в большом напряжении. Думали, как быть: уехать, не уехать. У нас уже было все погружено на телегу за несколько дней раньше того. Мы ждали, что будет, уехать или остаться. Потом, наконец, решили, чтобы ехать».

Берман З.: «В наше местечко Жеймели приехали беженцы, из мест которые были ближе к немецким границам. Приехало много евреев. И когда приехали, мы их приняли. У нас дома жило несколько семей. И в других домах они были.

Уже становилось очень неспокойно. Не знали, что делать, как быть. Потом несколько семей решили, что мы уезжаем отсюда.

Тогда к нам пришла одна женщина, пожилая, работавшая у мамы. Сказала:

‑ Ходка, зачем ты едешь? Куда ты едешь? Твои дети еще маленькие. Они ни во что не вмешались. Чего ты боишься?

Мама ответила:

‑ Брат едет, сестра едет, так мы тоже едем»

 

26 июня 1941 года

 

Этот день стал рубежом, стал поворотным пунктом как в истории еврейской общины Жеймялиса, так и военных действий на территории Литвы.

26 июня Жеймялис навсегда покинули наиболее дальновидные евреи со своими семьями. Они уже никогда не вернутся в него жить и не объединятся в общину. Для оставшихся евреев начался отсчет последних 43 дней жизни.

В этот же день армии Северо-Западного фронта прекратили организованную оборону территории Литвы, и, по приказу командования, начали общий по всему фронту отход в Латвию, стремясь закрепиться на северном берегу Даугавы.

Описание дня начнем с происходившего на фронте.

 

Падение Даугавпилса

 

8-я армия отходила к Риге. Отрезанная от нее 11-я армия, неся огромные потери, с тяжелыми боями пробивалась по лесным дорогам в Полоцком направлении. «Но на место разбитой 11-й армии выдвигалась 27-я армия генерала Н. Э Берзарина, охранявшая до того побережье Прибалтики. Кроме того, к Даугаве из резерва Ставки перебрасывался 5-й воздушно-десантный корпус и 21-й механизированный корпус (98 танков и 129 орудий)»[32]. Однако управление 27 армии еще находилось в пути и не могло организовать оборону Даугавпилса. Не поспевал к городу и 21-й механизированный корпус Лелюшенко.

Враг воспользовался брешью между 8-й и 11-й армиями. Его танки и мотопехота устремились к городу. Достигший накануне Зарасая командующий 8-й танковой дивизией 56-го корпуса немцев «генерал Бранденбергер выслал в ночь на 26 июня по шоссе в направлении Даугавпилса передовой отряд с заданием захватить город. Вместе с передовым отрядом к Даугаве было заброшено подразделение особого назначения из диверсионного полка «Бранденбург».

Солдаты и офицеры особого подразделения были одеты в форму советских войск НКВД и вооружены винтовками, пистолетами и пулеметами советского образца. Офицеры и часть солдат владели русским языком… Смешавшись с отходящими подразделениями советских войск, выдавая себя за раненых красноармейцев, диверсанты перешли на северный берег Даугавы. Группа состояла из 60 человек и имела задание завладеть мостами через Даугаву и держать их до подхода передовых частей немецких войск. Операция носила кодовое название «Дюнабург».

Ранним утром в 05.15 одновременно к начальникам караула шоссейного и железнодорожного моста явились соответственно капитан и старший лейтенант войск НКВД и заявили, что командование армии распорядилось заменить охрану мостов. Оба представили соответствующие письменные распоряжения за подписью начальника штаба 11-й армии. Документы были поддельными. Попытки начальников караула проверить по телефону правильность распоряжений результатов не дали, так как линии связи были диверсантами предварительно перерезаны. Начальник караула шоссейного моста, деморализованный паническими слухами и беспорядочным отступлением накануне через мост огромного количества войск и беженцев, с чувством облегчения сдал охрану моста и начал со своей командой отход по шоссе в направлении на Резекне. В караульной книге осталась подпись командира войск НКВД о приеме охраны моста. Подпись была неразборчивой.

Начальник караула железнодорожного моста не согласился без распоряжения своего непосредственного начальника передать охрану моста. На это старший лейтенант со знаками различия войск НКВД заявил: «Мне, как представителю органов, предоставлено право расстреливать на месте должностных лиц, отказывающихся выполнять распоряжения командования. Вы что, не признаете воинскую дисциплину?» Почти под угрозой оружия прежний караул был посажен в эшелон, идущий на Псков, и отправлен в тыл.

Возле моста произошел инцидент.

В то время как прибывший в форме войск НКВД отряд отстранял от поста караульную команду, у начальника саперной команды, приданной охране железнодорожного моста, младшего лейтенанта инженерных войск Осокина, возникло серьезное подозрение относительно законности происходящего. Так как младшему лейтенанту, так же как и начальнику караула, не удалось связаться по телефону со штабом, он решил действовать самостоятельно. Младший лейтенант спрыгнул в свое укрытие в 40 метрах от караульного помещения у железнодорожной насыпи, и включил электрические детонаторы взрывных патронов.

В результате произошел один взрыв. Провода, ведущие к остальным запалам, были уже перерезаны солдатами особой группы. В результате взрыва была разрушена одна несущая балка и 3,8 метра рельсового пути, взрывом контузило также одного унтер офицера полка «Бранденбург», который поблизости от места взрыва перерезал провода.

В завязавшейся перестрелке младший лейтенант Осокин был ранен, взят в плен и отправлен с подходом немецких войск в лагерь для военнопленных…

После овладения мостами обе группы немедленно связались по радио с частями подходившей 8-й танковой дивизии, передав в эфир условный сигнал о захвате мостов. Движение по мостам не задерживали, но не допустили к автодорожному мосту саперов арьергардной дивизии, которым комдив отдал приказ заминировать мост и с приближением противника взорвать его. Капитан со знаками различия войск НКВД заявил, что он получил из штаба армии приказ сохранить мост в целости в соответствии с нуждами готовящегося контрнаступления, о котором командир дивизии в известность не поставлен. Когда капитан саперов попытался выяснить положение, связь со штабом дивизии уже прервалась и восстановить ее не удалось. Через мост на северный берег шел непрерывный поток повозок, автомашин и людей. Кроме военных, идущих как группами, так и в одиночку, в тыл уходило и много гражданских лиц, главным образом партийных и советских активистов из северных уездов Литовской ССР, которым удалось спастись от подходивших немецких войск и буржуазно-националистических банд шаулистов.

Над мостом кружили немецкие самолеты-разведчики. Отдельные группы бомбардировщиков и истребителей атаковали движущиеся по шоссе перед мостом и за мостом колонны, с явной целью вызвать панику. Мост не бомбили. На шоссейном мосту время от времени возникали пробки, из-за чего на южном берегу Даугавы осталось множество повозок, а также автомашин, с которыми было трудно перебраться через мост. Подходившие сзади сталкивали оставленные на дороге транспортные средства в кювет.

В 10.30 движение по мосту прекратилось. Бегом прошли с южного берега еще отдельные военные и группа гражданских лиц с узлами и велосипедами… в 10.43 на мост беспрепятственно въехал танк головного дозора немцев…

Через полчаса после прохождения передового танкового батальона через мост на северный берег проехал командир немецкого авангарда. Начальник караула со знаками отличия капитана войск НКВД приветствовал полковника на выезде с моста. Полковник остановил свой «хорьх» с открытым верхом, вышел из машины и пожал начальнику караула руку со словами:

‑ Поздравляю с Железным крестом первой степени, капитан!

К этому времени Даугавпилс, где не было советского военного гарнизона, уже находился под контролем немецких войск. Местами вспыхивало спорадическое сопротивление разрозненных групп, но оно быстро подавлялось превосходящими силами. Спустя несколько часов на место прибыли подразделения мотопехоты, приступившие к созданию предмостного укрепления»[33].

Манштейн подтверждает этот рассказ: «26 июня утром 8 тд подошла к Двинску (Даугавпилс). В 8 часов утра, будучи в ее штабе, я получил донесение о том, что оба больших моста через Двину в наших руках. Бой шел за город, расположенный на том берегу. Большой мост, абсолютно не поврежденный, попал в наши руки. Посты, которые должны были поджечь огнепроводный шнур, были схвачены у подходов к мосту. Железнодорожный мост был только легко поврежден небольшим взрывом, но остался пригоден для движения»[34].

Подводя общие итоги пути, пройденного за эти дни, Манштейн писал: « …мы преодолели сопротивление противника, проделав 300 км (по прямой) в непрерывном рейде. Успех, вряд ли возможный, если бы все командиры и солдаты не были охвачены одной целью – Двинск – и если бы мы не были согласны пойти на большой риск ради достижения этой цели. Теперь мы испытывали чувство большого удовлетворения, проезжая через огромные мосты в город, большую часть которого противник, к сожалению, предал огню. Наш успех не был к тому же достигнут ценой больших жертв.

Конечно, положение корпуса, одиноко стоящего на северном берегу Двины, никак нельзя было считать безопасным. 41 тк и правый фланг 16 армии находились в 100 ‑ 150 км сзади. Между ними и нами находилось много советских корпусов, отступавших на Двину»[35].

 

Последние часы 2-й танковой дивизии

 

На участке между Расейняем и Василишкис немецкие танки в это утро завершили разгром 2-й танковой дивизии. Р. Штовес пишет: «Ночью на 26 июня под Шауленай для защиты северного фланга 41-го моторизованного корпуса прибыла 36-я моторизованная дивизия. Этой же ночью подвергались нападению обе боевые группы 1-й танковой дивизии – группа Крюгера у Сокайчяй, группа Вестхофена у Жайгиниса.

Ранним утром группа Крюгера была вновь атакована большими силами неприятеля. Тяжелые танки наступали несколькими волнами снова и снова, и им частично удалось прорвать оборону, осуществляемую с открытых позиций, прежде всего, артиллерией. Орудия расположилась на высотах между танками, выведенными на передовую.

Около 4.00 1-й танковый полк и 1-й батальон 113 стрелкового полка перешли в контратаку. Неприятельские силы, противостоящие боевой группе Крюгера, были полностью уничтожены, и в 8.38 1-й танковый полк подполковника Коппа у Сокайчяй сомкнулся с 6-й танковой дивизией. Трофеями стали многие пушки и танки, брошенные в лесах. Боевая группа уничтожила, наряду со многими легкими танками, 50 средних и тяжелых броневиков. 2-й батальон 1-го танкового полка расстрелял 8 средних и 9 тяжелых и сверхтяжелых танков»[36].

П. П. Ротмистров так описывает события этого дня: «26 июня группа фашистских танков с десантом автоматчиков на броне совершила внезапное нападение с тыла на штаб дивизии и управление 3-го механизированного корпуса, располагавшего всего одним мотоциклетным полком. В завязавшемся жестоком бою мы потеряли многих боевых товарищей. Погиб и комдив генерал Е.Н. Солянкин.

Бой продолжался до заката солнца. В наступивших сумерках мы отошли в глубину леса, а затем – в расположение частей 2-й танковой дивизии, имевшей не более десятка танков, да и то с пустыми баками. Значительная часть боевых машин была потеряна в бою под Скаудвиле или выведена из строя самими танкистами после того, как они израсходовали горючее и расстреляли все снаряды.

В дивизии я по приказанию генерала Куркина собрал собрание оставшегося в живых комсостава частей и штабов… командир корпуса объявил, что мы находимся в окружении и принято решение прорываться на восток. Он приказал привести в полную негодность танки, оставшиеся без горючего, предварительно сняв с них пулеметы, распределить по подразделениям стрелковое вооружение, патроны и гранаты, принять меры по перевозке тяжелораненых и больных.

Времени для этого оставалось в обрез, поскольку июньская ночь коротка, а к утру мы должны были, во что бы то ни стало, пересечь шоссе на Даугавпилс севернее Каунаса и углубиться в леса»[37]. Группа генерала А. В. Куркина затем около двух месяцев шла на восток по лесам Белоруссии и Северной Брянщины и вышла из окружения.

Подводя итоги, Р. Штовес пишет:

«Таким образом, 41-й моторизованный корпус в жесткой борьбе с упорно сражающимся противником разбил между Расейняем и Василишкис его 3-й механизированный корпус, 2-ю танковую и 48-ю стрелковую дивизии. Хотя русское командование самое позднее 26 июня знало об окружении, их части не капитулировали…

Встретившиеся заново русские танки далеко превосходили наши в части бронирования и вооружения. Если на участке корпуса было уничтожены свыше 200 танков противника, то это результат, во-первых, удачного введение в бой 88 мм зениток и артиллерии. Во-вторых, наши танки имели лучшую оптику и радиосвязь, были быстрее и поворотливее, чем их противник. Только благодаря этому они пока превосходили в бою тяжелые русские танки.

Советский солдат сражался цепко, выносливо и ожесточенно. Он был мастером в использовании местности, быстром окапывании и маскировке. При отступлении он показал осмотрительность и твердость, своих павших в большинстве случаев забирал с собой»[38].

«После сражения корпус рапортовал об уничтожении или захвате более 200 танков, в том числе 29 КВ, 150 пушек, сотен тракторов и грузовиков. Немцы позже установили, что многие советские КВ не стреляли из пушек не потому, что израсходовали горючее и боеприпасы, а так как не имели прицелов на пушках. Их командиры получили приказ громить врага, давя гусеницами немецкие танки и сопровождающую пехоту»[39].

П.П. Полубояров докладывал: «3-й механизированный корпус (Куркин) погиб весь… Выведено пока и уже собрано до 400 человек остатков, вышедших из окружения, [из состава] 2-й танковой дивизии (Солянкин) и один танк БТ-7»[40].

 

Рисунок 1. Часть географической карты «Литовская ССР

 

Действительно, кроме группы генерала А. В. Куркина, были другие группы из состава дивизии, вырвавшиеся из окружения. Осадчий пишет, что на опушке леса повстречал лесника, показавшего спасшимся членам экипажа его танка наиболее короткую и безопасную дорогу. К вечеру они «встретили колонну автомашин, на одной из которых в кузове находился политрук соседней роты М. А. Вольхин с группой танкистов. Путь продолжали с уцелевшими танкистами нашей дивизии… К нам присоединились еще несколько десятков танкистов, в том числе командир комендантского взвода лейтенант Иван Тетерский с Боевым Знаменем полка»[41]. Эта группа в составе 320 танкистов с боями вышла к Риге.

 

Попытки вернуть Даугавпилс

 

Командующий фронтом Ф. И. Кузнецов, утром 26 июня находившийся на пути в Резекне, не имел связи с командующим 8-й армии генералом Собенниковым и поэтому он обратился к нему через генерала Сафонова, находившегося в Риге. Следуя указанию Ставки, Кузнецов направил следующее боевое распоряжение:

«Рига, генералу Сафронову

Немцы в 9 часов 40 минут заняли Двинск и распространяются на северо-восток и северо-запад.

Данных о положении 11-й армии нет.

Приказываю передать Собенникову, использовав все для этого средства, следующее:

1) отойти и организовать оборону по р. Лиелупе, *Виесите, Екабпилс. Крепко прикрывать Рижское направление, особенно прочно обеспечить свой левый фланг Виесите, Екабпилс;

2) всеми мерами обеспечьте выход 12-го механизированного корпуса из окружения и направьте его в район *Иецава. По выходе 2-й танковой дивизии, отвести ее за свой левый фланг – Екабпилс;

3) штаб армии иметь в Рембате;

4) генералу Сафронову доложить мое решение Народному комиссару обороны и просить утвердить»[42].

Днем 26 июня в район северо-западнее Даугавпилса прибыли подразделения 5-го воздушно-десантного корпуса под командованием полковника И. С. Безуглова[43]. С его помощью группой С. Д. Акимова была предпринята попытка вернуть город. «Развернулась ожесточенная борьба. Около трех тысяч наших воинов без танков и по сути дела без артиллерии (было всего 6 орудий) вели неравный бой. Отдельным группам на время удалось ворваться в город. Уличные бои упорно навязывали врагу остатки двух полков 84-й мотострелковой дивизии во главе с тяжело раненным в этих боях заместителем командира дивизии полковником Г. А. Белоусовым. Своим бесстрашием увлекал бойцов начальник 4-го отделения штаба дивизии техник-интендант II ранга П.П. Гаврилов.

Геройски сражались воины 41-го мотострелкового полка под командованием отважного майора И. И. Улитина. Но сил не хватило. Железнодорожный узел был оставлен нашими воинами»[44].

«Основной причиной этого явилось отсутствие у десантников пушек и слабое прикрытие с воздуха. Десантники вообще не предназначены для ведения такого рода боев, тяжелое вооружение им не положено по штату»[45].

Генерал-лейтенант С. Д. Акимов докладывал командующему фронтом: «Согласно Вашему личному указанию организовал наступление для овладения городом Даугавпилсом. Наступление захлебнулось. Отдельные взводы и отделения проникли в город с северной и северо-западной окраин, но подведенными резервами противника были отброшены. Противник применял огонь автоматического оружия и крупнокалиберных пулеметов, использовал танки как неподвижные огневые точки, вел стрельбу из окон домов, чердаков, с деревьев. В результате трехчасового боя наши части были отброшены. Причины неудач  и неуспехов заключаются в отсутствии с нашей стороны танков, в недостаточном количестве артиллерии (всего 6 орудий) и слабом прикрытии авиацией с воздуха»[46].

 

Немцы захватывают Паневежис

 

З. Штовес: «Около 10 часов 26 июня поступил приказ, по которому 1-я танковая дивизия, после упорядочения и пополнения ее воинских частей, должна была, наступая двумя маршевыми колоннами, продолжить продвижение к Двине:

Боевая группа Крюгера через Василишкис и Крекенаву на Упиту

Боевая группа Вестхофена через Шаукотас – Бейсаголу на Поневеж.

Дневная цель – отрезок реки Юоды южнее Поневежа.

Около 14.30 как авангард группы Крюгера выступил 1-й танковый полк, около 15.00 ‑ группа Вестхофена. К 23.45 они юго-западнее Поневежа захватили отрезок Юоды. Усиленный 1-й батальон 113 стрелкового полка (и 6 рота 1-го танкового полка), сломив незначительное сопротивление противника, ворвались в город. К счастью, здесь был обнаружен в целости большой склад горючего, благодаря чему боевые группы могли снова заправиться. Из-за плохих дорог и нескольких поврежденных мостов едва ли было бы возможно в эти дни получить горючее иным путем.

37-й саперный батальон очистил аэродром около Поневежа от мин, сброшенных немецкой авиацией. При этом 1-я рота батальона понесла первые тяжелые потери, так как использованные здесь мины были отряду неизвестны. Подтянувшийся 1-й мотоциклетный батальон, вступил ночью в Поневеж и принял на себя охрану аэродрома, а позднее и всего города[47].  

 

8-я армия оставляет Литву

 

Противник рвался к Даугаве. Наши войска несли огромные потери. Несмотря на принимаемые меры, отвод соединений армии происходил в очень тяжелых условиях[48].

«Обладая большей подвижностью, соединения вермахта устремились в разрывы между оборонительными рубежами советских войск. Вражеский 26-й армейский корпус начал обходить правый фланг 10-го стрелкового корпуса. 1-й армейский корпус, оттеснив части 11-й стрелковой дивизии, начал продвигаться к Западной Двине. Создалась угроза полного окружения соединений 8-й армии на ее левом берегу»[49].

Немецкая пехота, «продвигаясь за бронетанковыми соединениями, уничтожала попавшие в окружение части Северо-Западного фронта, обеспечивая и поддерживая с флангов и тыла свои подвижные войска. При столкновении с частями Красной Армии, как правило, открытого боя не принимала, а сразу пыталась обойти обороняющиеся части с флангов и сомкнуть кольцо окружения. Такая тактика приносила успех немцам[50]

Собенников уже не требовал разгромить противника от наших танковых дивизий, почти потерявших боеспособность. 12-му механизированному корпусу ставилась ограниченная задача: «короткими ударами уничтожать немецкие танки, поддерживая нашу пехоту. Обеспечить левый фланг и тыл армии от прорыва [противника]»[51]. Части корпуса отходили в указанные им районы сосредоточения севернее Шяуляя, то есть в обороне города практически не участвовали.

В 6.25 командир корпуса Шестопалов, наконец, получил и довел до частей боевым распоряжением № 10[52] приказ П.П. Собенникова № 03 отданный 24 июня в 21.15, по которому 28-я танковая дивизия должна была к утру 26 июня сосредоточиться в лесах южнее Грузджяя. Выйти в свой район к указанному времени дивизии не удалось. Все дороги оказались забитыми пехотой, артиллерией, конным и автотранспортом других соединений армии[53].

23-я танковая дивизия была переподчинена командиру 10-го стрелкового корпуса.

«В 8 часов командиром 10-го стрелкового корпуса 23-й танковой дивизии была поставлена задача, придать танки 23-й танковой дивизии 204-му и 62-му стрелковым полкам для сдерживания наступления противника на местечко Тришкяй и обеспечения отхода и перегруппировки наших частей.

В 13 часов под прикрытием артиллерийского и минометного огня противник повел наступление на местечко Тришкяй.

23-й гаубичный артиллерийский полк и 23-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион, израсходовав все снаряды, были отведены в район местечка Папиле. Танковые батальоны 23-й танковой дивизии после неоднократных атак, потеряв от 30 до 40% материальной части, уничтожив один батальон мотоциклистов, были отведены в леса юго-восточнее местечка Куршенай»[54].

 

21-я пехотная дивизия немцев захватывает Шяуляй

 

Авангард 21-й пехотной дивизии немцев натолкнулся во второй половине дня юго-западнее Радвилишкис на части 11-й стрелковой дивизии, закрепившиеся на оборудованных позициях, которые смог прорвать, лишь преодолев их упорно сопротивление. Напротив, левая атакующая колонна 21-й дивизии (1-я и 14-я роты 3-го пехотного полка и 2-я рота 21-го саперного батальона) под командованием старшего лейтенанта Шютце (Schütze) достигла окраины Шяуляя без серьезных столкновений. Командир колонны сообщил в штаб дивизии, что военный аэродром на юго-востоке города находится в полном сохранности. После этого был поднят по тревоге отдыхавший 3-й пехотный полк. Он ускоренным маршем приблизился к городу и сразу атаковал его вместе с 1-м и 3-м батальонами[55].

Узник Шяуляйского гетто Лейба Липшиц пишет: «Немцы обошли сопротивление и 26 июня в 17 часов вступили в Шяуляй со стороны Паневежиса – Радвилишкиса. Все бывшие в городе евреи очутились в ловушке»[56].

По немецким данным, до наступления вечера Шяуляй был в жесткой борьбе зачищен от противника. Вступившим в город ротам ночь принесла еще несколько кризисов. Советские части, отводимые на север и восток, прежде всего, отступающие перед 1-й пехотной дивизией, также находящейся на подходе к Шяуляю, снова и снова  в течение ночи наскакивали на немецкий заслон, и в отчаянных атаках пытались его прорвать.

Напротив, Арунас Бубнис, ссылаясь на служебное письмо административного отдела Шяуляйской городовой управы, сообщает, что «Дислоцированные в Шяуляй красноармейские части отступили без особого сопротивления. При взятии города погибли четыре немецких солдата, 11 литовских партизан и 51 человек из гражданского населения»[57]

Хотя отступающим удалось взорвать очень значительный запас горючего, 40 частично готовых к взлету машин, находившихся на аэродроме, попали в руки атакующих[58].

Наши части оставили Радвилишкис и Шедуву[59].

Для нашей узкой темы интересно:

«БОЕВОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ 8-й АРМИИ ОТ 26 ИЮНЯ 1941 г. О ПОРЯДКЕ ОТХОДА ВОЙСК АРМИИ[60]

Командирам 10-го, 11-го стрелковых и 12-го механизированного корпусов.

С наступлением темноты, оставив прикрывающие части, главными силами продолжать отход большими переходами:

10-му стрелковому корпусу — ось [движения] Папиле, Митава;

11-му стрелковому корпусу – Шяуляй, Бауск;

65-му стрелковому корпусу – *Лягумай, Линкува, мыза *Цераукасте;

202-й моторизованной дивизии – Бауск;

12-му механизированному корпусу – Майжене.

[Командующий 8-й армией генерал-майор] Собенников

20.30 26.6.41 г.»

Распоряжение показывает, что на пути противника к Жеймялису в этот день находился 65-й стрелковый корпус, так как Жеймялис ‑ следующее за Линкувой местечко на пути из Лигумая в Латвию. В этот корпус входила упомянутая 16-я стрелковая дивизию им. В.И. Киквидзе.

На правом фланге 8-й армии продолжалась героическая оборона Лиепаи, но положение защитников города становилось критическим. 291-я пехотная дивизия врага и подошедшая ей на помощь 207-я охранная дивизия возобновили атаки на город. Вечером был получен приказ штаба фронта, перебазировать гарнизон защитников города в Вентспилс и там вместе со 114-м полком 67-го стрелковой дивизии создать новый оборонный рубеж[61].

 

Жеймялис покидают наиболее дальновидные из евреев

 

Якушок И.: «Исраель Гел агитировал, чтобы не ехать. И часть не поехали: Азриель Бурштейн, Гутл Юделевич, Абрам Флейшман, Виленчики, Эрлих, Янкелевич, которые могли уехать, кроме того, они могли купить лошадей и уехать.

У всех были лошади. У Мана была лошадь, у Гела лошадь, у Тоше была лошадь. У Флейшмана были лошади, у Якушков, у Лакунишков были. У Каган не было лошади, потому что отец их умер. У Бурштейна не было лошади.

У Лейзера Хаеша были лошади, не одна ‑ две-три лошади. Я помню, что мы в этот день побежали к сестре Басе, помочь ей запаковаться. Она жила в доме Хаеша. Запаковали все. А Лейзер закрылся дома:

‑ Я старик, я то, я се... ‑ это мне рассказывала Бася. Она знала много.

Илья Хаеш, сын Лейзера, так объяснял его позицию: «Отец, видимо, потому не выехал из Жеймель вместе со всеми другими беженцами в четверг 26 июня, что он постоянно вел дела с немцами и считал их порядочными людьми. Он, вероятно, не верил в возможность такого развития событий. Ведь в Литве не было объективной информации о немцах, какая была у нас до 1939 года, до заключения договора с Германией. А после заключения договора и вхождения Литвы в состав СССР и вообще очень уменьшилась антифашистская пропаганда»[62].

Загорский Ф.: «Если бы Лейзер Хаеш был энергичнее, моложе![XV] Он имел лошадей и мог запрячь и уехать, но он этого не сделал, и не он один, а сотни таких.

Некоторые имели лошадей, ломовики. А другие не имели. Были такие, что загрузили, упаковали себе телегу. А потом: "А, черт с ним!" ‑ несли обратно в дом. Остались. Авром Табак был запакован, Абе Бедер тоже. И не поехали»[63].

 Якушок И.: «Собрались тогда многие, но в последние минуты отпрягли лошадей и сказали:

‑ Мы переживем».

Загорский Ф.: «Я звал мать. Может быть, она не хотела идти. Ей было около 75 лет. Я сказал, что я ухожу, что не могу здесь оставаться. Она сказала:

‑ Где я пойду? Ты же скоро вернешься?

‑ Конечно, вернусь. Через месяц-полтора я приеду.

Она сказала:

‑ Ну, езжай, что же».

Из этих воспоминаний отчетливо видно: многие пожилые евреи в Жеймялисе, особенно мужчины, были против эвакуации[XVI].

Якушок И.: «Вечером в четверг 26 июня в 5 часов мы нагрузили телеги и начали выходить из Жеймялиса. Там есть река Даугава. Надо эту реку пройти, самое основное. Отец сказал:

‑ Реку пройдем ‑ все, немцы нас не догонят, большая река».

Якушок М.: «Мы во Вторую Мировую войну уехали на велосипедах и пешком».

Берман Р.: «И мы уехали. Выехали на улицу Вашкай, проехали этот мост. А наши там родственники остались: папин брат Беньомин Берман и его семья».

Загорский Ф.: «Мы пошли обозом. В нем были: Мейше Лекунишок, Моте Якушок, Мейер Ман, Матес Лекунишок, Гиршке Лепар. У Мейера Мана была сестра в Свердловске. Он к ней тянулся. А вторая сестра и отец остались в Жеймялисе. Мейер остался жив и потом мне рассказывал, как его ругала сестра, почему он папу и сестру не взял с собой. Он сказал:

‑ Они не ехали!

Я перечислю беженцев: семья [Мотл] Якушок ‑ он, дочка с мужем, трое сыновей, еще один был в армии; Файве-Гирша ‑ это его имя, он [Якушок] с женой, их замужний сын Цемах с женой и свекровью, старухой, потом второй сын с женой и маленькой девочкой, примерно пять-десять месяцев, и еще два сына, всего четверо сыновей. Лакунишок ‑ он, старик с женой, его сын с женой и два-три брата маленьких.

Потом много еще ушли, потерялись [после войны]: две девушки, бабы теперь. Они в Вильнюсе жили. Они моего возраста, может 2-3 года разницы. Фамилия их была Зингер, но теперь они все вышли замуж. Их не найдешь. Была еще одна Милюнская, она умерла. Потом польские беженцы, девочки, мальчики. Все евреи. Все ушли в четверг.

Вышло примерно четыре-пять подвод. Но за ними шла масса пеших. Они держались около подвод Я вместе с ними. Только два мальчика латыши. Они были комсомольцы. Когда немцы наступали, они побоялись остаться и бежали с нами. Вместе с детьми в обозе было человек пятьдесят[XVII] [Таблица 3].

Мы поехали на *Шалоше, потом Биржай».

Якушок И.: «Кроме нас [жеймяльцев] было еще 250 человек ‑ с Шяуляй, с Таураге, с Юрбаракас, которые убежали оттуда и были в Жеймялисе. Но, когда мы начали двигаться, они пошли с нами.

Мы ушли всей семьей, отец ушел, и мать ушла. С нами ушли Лакунишок, Каро, еще несколько семейств. А литовцы сидели довольные: "Жиды бегут!"

Таблица 3

Беженцы Жеймялиса 26 июня 1941 года

Глава семьи

(фамилия, имя, отчество, возраст)

Сведения об остальных членах семьи

Число лиц

Берман Исраель

Жена ‑ Ходка Иосифовна Берман (урожд. Якушок); дети: Залман, 19 лет; Ривка, 17 лет; Лейба, 14 лет

5

Загорский Файвл Йосифович, 31 год

 

1

Зингер Бася, около 30 лет

Сестра Хана, около 30 лет

2

Каро Янкель Авраамович, 49 лет[64]

Жена ‑ Шейна Иосифовна (урожденная Якушок), 48 лет[65]; дочь Хана

3

Кремер Гирш Матитьягу-Яаковлевич, 34 лет[66]

 

1

Лакунишок (урожд.) Зелда, 29 лет[67]

Муж – Нафтали; дети: Элиезер; Михаель

4

Лакунишок Лейба Мошевич, 27 лет[68]

Жена ‑ Бася Мордуховна (урожденная Якушок), 25 лет[69]

2

Лакунишок Матес Мошевич, [29 лет][70]

 

1

Лакунишок: Моше Элиезерович, 61 лет[71]

Жена ‑ Добра Менделевна, 59 лет; дети: Бер, 23 лет; Хаим, 25 лет; Ешуа 22 лет[72]; Исраель

6

Лепар Гирша Хаимович [35 лет][73]

 

1

Ман Мейер-Янкель, 33 лет[74]

Жена ‑ Матя Хаимовна (урожденная Лепар), 28 лет[75], дети: Эстер-Рейза, 3 года; Сора-Зисля (Софья), 1 год[76]

3

Милюнская

 

1

Флейшман Авраам (50‑55 лет)[77]

Жена – Мина; дети: Рашель 18 лет; Натан 17 лет

(4 вернулись)

Шнайдер Арье-Лейб[78] раввин

Жена Матильда (Зелда); дети: двое 2‑3 лет

(4 вернулись)

Якушок Мотл (Мордехай) Иосифович, 65 лет[79]

Жена ‑ Фейга Якушок (урожденная Жвидгаль), 59 лет[80]; дети: Моше, [28 лет][81]; Израиль, 19 лет;  Хаим

5

Якушок Мотл (Мордехай) Файве-Гиршевич, 28 лет[82]

Жена ‑ Ита Якушок, (урожденная Прухне); Шуламит ‑ дочь, 1 месяц

3

Якушок Файве-Гирша Меерович, 77 лет[83]

Жена ‑ Нехама (Сима) Вульфовна, 66 лет; сын Цемах, 36 лет[84] с женой и ее матерью[85]; сыновья Файве-Гирша: Меер (Мейка), 26 лет; Ефраим (Фройка), 31 года[86]

2

Два мальчика, латыши ‑ комсомольцы

 

2

 

Итого, не считая вернувшихся

42

 

Из них евреев

40

 

Когда мы прошли деревню, где жил хозяин нашего дома, литовец Балчунас, у которого мы снимали квартиру, платили квартплату, он говорит отцу:

‑ Мотке (отца звали Мордехай, по-литовски Мотке), зачем ты бежишь? Зайди ко мне с семьей, останетесь, пройдет война, и вернешься обратно.

‑ Нет! Немцы сюда придут! ‑ и мы пошли.

Раввин был Иосиф Шнайдер. Он с нами бежал вместе, нес детей на руках, им два-три года. В 1938 году он приехал. Очень красивый мужчина. Молодой человек, 32 года.

Мой отец сказал:

‑ Почему ты оставил евреев? Ты же раввин, и ты с нами идешь. Без тебя осталась кегила, ‑ он не выдержал. И он вернулся обратно.

Не он один. Авраам Флейшман вернулся. Он говорил:

‑ Что я буду? Дети устают, я лучше вернусь...

Несколько еще вернулось с дороги.

Когда дошли до перекрестка дорог ‑ одна ведет в Биржай, а другая в Ригу, начался спор. Все, которые шли пешком, говорят:

‑ Пойдем на Ригу!

Отец начал с ними спорить:

‑ Почему Ригу?

‑ Рига – большой город. В Риге есть власть. В Риге есть поезда. В Риге есть все! А здесь как мы поедем?

А отец говорит:

‑ Нет, поедем на Биржай, оттуда на Яунелгаву, туда, где меньше народа. Нам надо Даугаву перейти. Самое главное, ‑ и мы пошли. А все эти 250 беженцев из других мест оторвались от нас и пошли на Ригу. Из жеймяльцев с ними ушел только Гирш Кремер».

Отступление 8-й армии из Литвы предопределило судьбу евреев, оставшихся в  Жеймялисе. Что касается беженцев, то их судьба  теперь зависела от того, успеет или нет Манштейн перерезать им путь к Пскову и догонит ли их на этом пути Рейнхардт.

Об этой гонке на выживание ‑ в следующей главе.

 

Приложение

 

Таблица соответствия географических наименований

в тексте и на картах

Географическое наименование пункта в тексте

Географическое наименование на приводимых выше картах Литовской ССР, издания 1972 года[XVIII]

№ карты

Айрогола

Арёгала

 

Бальчишки

Бальчишке  – лесная деревушка невдалеке от железной дороги по другую сторону к Лапурвис и Юодпятряй

33в

Баргаляй

Баргайляй, деревушка между Шаукотас и Василишкис

24в

Бемила

Бемила – ныне река Немелас, течет с востока на запад и впадает в Юру впадает Юру пересекая Паюрис

21н

Бержулис

Буржули

Озеро Биржулис расположено северо-восточнее Варняй

 

Бомбалы

Бомбалы, ныне Бамбалай (83‑03) – деревушка 3 км южнее Ужвентиса

10н

Боричяй

Боричяй (карта 114н) – ныне Борисяй, деревня, расположенная на р. Кульпе неподалеку от ее впадения в р. Мушу

11н

Бубяй

Поселок Бубяй расположен на пересечении шоссе Таураге ‑ Шяуляй с Дубисой

11в

Бурбишкяй (Burbiskai)

Бурбишкяй– деревня при дороге, соединяющей Ляубарай с Жайгинис, примерно в 4 км севернее Таутушяй

23н

Вежайчяй

Вежайчай – поселок на шоссе Клайпеда – Ретавас

 

Вентос-Каналас

Вента-Каналас соединяет реки Вента и Дубиса и проходит чуть севернее шоссе Пашиленай – Куртувенай

 

Виджгиры

Воджгиры

Ваджгирис

 

Виесите

Река Виесите вытекает из озера Виеситес, течет с востока на запад примерно на широте Бауска и впадает в Мемеле

 

Вилкомерз

Вилкомир

Укмерге

 

Виндава

Вентспилс

 

Виштынец

Виштынец, ныне Виштитис – пограничный поселок на юг от Кибартая

 

Ворни

Варняй

Высота 106

Высота 106 (карта 23н, квадрат по широте 38‑40, по долготе 40‑42) расположена примерно в 5 км юго-восточнее Расейняя, с хутором Кебайчяй около вершины

23н

Высота 139

Высота 139,9– протяженная, изображена на обеих частях карты слева в зоне стыка

23в

23н

Высота 147

Высота 147 в полукилометре западнее Папушиниса

 

Гайжуны

Гайжюнай – станция на железной дороге Ионава – Вильнюс, расположенная перед ее разветвлением на Каунас

25н

Геделишкяй

Геделишкяй   – ныне Гяделишке, лесная деревушка на дороге  Дидкемис – Шилале

21н

Груджяй

Грузджяй

 

Гулбенэ

Гульбинай

 

Давеочай

Давеочай ныне Дауйочяй – деревушка примерно в 6 км западнее р. Бярже на широте Шяуленая

 

Дапкишкяй (Dapkiskiai)

Дапкишкяй – поселок на берегу р. Юра примерно в 5‑6 км северо-западнее Таураге

 

Даргужяй

Даргужяй – нежилые дома рядом (правее) железной дорогой Кедайняй – Радвилишкис, чуть южнее истока р. Даугивяны

12н

Дидкиемис

Дидкиемис 70—40) ныне Дидкемис ‑ поселок на северном берегу Юры, западнее Паграмантиса не той же широте

21н

Друскеники

Друскининкай

 

Дубисса

Река Дубиса

 

Екабпилс

Якобштадт

Екабпилс – город на Даугаве, включивший в свою черту Крустпилс

 

Жвирзде

Жвирзде, ныне Жвиргжджяй (83‑94) – деревушка примерно в километре северо-западнее истока Вянты

10н

Жвирэдели

Жвирздаляй (92– 64), деревушка в 12 км от Плунге на дороге в Мядингенай при ее пересечении ручьем Вешдауба

Жигайце

Жигайчай

 

Жилуттен (Szilutten)

Жилучяй – деревня юго-западнее шоссе неподалеку от Лауксаргяй

33в

Жиляй

Жиляй – деревня примерно в 2 км северо-западнее Кальтиненай

21в

Жлюбины

Жлибинай

 

Жораны

Жаренай

 

Западная Двина

Река Даугава (Зап. Двина)

 

Иецава

Поселок Иецава расположен на шоссе Бауск – Рига

 

Калжиненай

Калтиненай

Колтыняны

Кальтиненай

 

Кальвария

Калвария

 

Капчямиестис

Копцево

Капчямиестис, также Копцево,  ныне Капчяместис, – поселок на самом юге Литвы, западнее Друскининкай, на карте назван Копцево

 

Картена

Картяна

 

Кейданы

Кедайняй

 

Келме

Кёльме

Кельме

22в

Кибартеляй (Kybaryteliai)

Кибартеляй ‑ деревушка на левом берегу Дубисы на дороге Расейняй – Гринкишкис

23н

Кибарты

Кибартай

 

Ковно

Каунас

 

Колнун

Колнун – ныне Калнуяй поселок на шоссе к югу от Расейняя

35в

Коркляны

Каркленай

 

Крожи

Кряжай

Кражяй

 

Кулей

Куляй

 

Лавково

Лаукува

 

Лапурвас

Лапурвис – деревня, протянувшаяся от шоссе до железной дороги, чуть севернее станции Юодпятряй, вокруг леса, простирающейся по обеим сторонам шоссе до Таураге, местами болотистые

33в

Ленинград

Санкт-Петербург

 

Либава

Лиепая – порт в Латвии

 

Либешкяй

Либишкяй – поселок на шоссе Эржвилкас – Скаудвиле чуть южнее железной дороги

22н

Лидувенай

Лидувенай, поселок на берегу Дубисы, ныне станция железной дороги, соединяющей Таураге с Манкишкяй

24в

Линкайчяй

Станция Линкайчай расположена юго-восточнее Радвилишкис перед развилкой железной дороги на Паневежис и на Кедайняй

12н

Лиоляй

Лёляй

 

Лозьдзее

Лаздияй

 

Лукшта

Озеро Лукстас

 

Лягумай

Лигумай

 

Ляубарай (Liaubarai)

Ляубарай ‑ деревня при дороге между Таутушяй и Василишкис

23н

Меркине

Меркис

Мерч

Мяркине

 

Мешкине

Мяшкине – деревня западнее Шилале, расположенная при дороге между Шиляй и Тяняняй

20н

Мешкуйчяй

Мяшкуйчяй

 

Миняны

Миняны – ныне Минёняй  – деревушка на шоссе Расейняй ‑ Видукле

34н

Митава

Елгава

 

Мишейкяйский лес

Мишейкяй – хутор, примерно 2,5 км южнее Ломяй, вокруг леса, простирающегося по обеим сторонам шоссе до Таураге, местами болотистые

21н

Мяшкай

Мяшкай  – деревушка на берегу р. Шяшувис юго-восточнее Таураге

33в

Наумиестис

Науместис

 

Немакшчай

Немокшты

Нямакшчяй

 

Неман

Река Нямунас

 

Олита

Алитус

 

Ораны

Варена

 

Пайшлинис (Paislinis)

Пайшлинис (22\24-32) – поселок у устья Шлины, северного притока Шалтуоны на полпути от Эржвилкас в Расейняй

34в

Папушинас (Papusinis)

Папушинас – поселок примерно в 2 км юго-западнее Шаукотаса на дороге к Шилуве

23в

Пашиле

Пошиле

Пашиле ‑ поселок на широте Кражяй и долготе примерно Каркленай

22в

Первоняй

Певенай

 

Плателяй

Поселок Плателяй расположен у одноименного озера примерно в 20 км севернее Плунге

 

Плунгяны

Плунге

 

Плявинас

Плявиняс

 

Повентис

Павянчай – поселок при пересечении р. Венты железной дорогой Тельшяй – Шяуляй

10в

Поеглоне

Поеглон, ныне Паэглуонис – деревушка на шоссе Таураге – Шяуляй, юго-восточнее Ломяй

21н

Поневеж

Паневежис

 

Пошашис

Поселок Пошашис – ныне Пашяуше, расположен на дороге Кяуноряй – Базилёнай восточнее Дубисы

11н

Приенай

Пренай

 

Пришмантай (Prismantai)

Пришмантай – поселок примерно посредине между Жигайчяй и Аукштупяй на соединяющей их дороге

33в

Радишке

Радишке – деревня примерно в 3 км севернее Кальтиненай

21в

Риетавас

Ретавас

 

Россиены

Расейняй

 

Рудукшикяй

Рудукшикя, ныне Ридикишке – деревушка юго-западнее Ломяй

21н

Рукла

Рукла – поселок на берегу р. Нярис

25н

Саудининкай

Саудининкай обозначен на русских картах как Майроняй, на литовских как Саудининкай

23в

Сидеряй

Сидяряй

 

Скавдвили

Скаудвиле

 

Скирстымони

Скирстымони, видимо, Скирснямуне – поселок на берегу Немана на юг от Расейняя

34н

Сокайчай (Sokaiciai)

Сокайчяй  – деревушка в двух километрах западнее Ильгижяй при дороге на Бятигалу

23н

Стульги

Стульгяй

 

Сулинки

Сулинки ныне Сулинкяй ‑ хутор, примерно в километре северо-восточнее Шяуленай

11н

Сьвенцяны

Швенчёнис

 

Тверы

Твярай

 

Тельшай

Телшяй

Тельшяй

 

Теруаль (Terual)

Болото Тируляй

11н

Тильзит

Советск

 

Ужвенты

Ужвентис

 

Цераукасте

Цераукасте расположена в Латвии юго-восточнее Бауска

 

Цириники (Cyriniki)

Гирининкай – деревня в 10‑12 км западнее Таураге

33в

Цитовяны

Титувенай

 

Шаки

Шакяй

 

Шалоше

Шалоше – имеется в виду Салочяй

 

Шауляй

Шяуляй

 

Шилели

Шилале

 

Шилини

Шилини ‑ крошечная деревня или хутор на дороге Жукай – Таураге

 

Шлина

В источнике «Blyna», видимо опечатка. Ручей Шлина впадает у Пайшлинаса в реку Шалтуона, не которой стоит Эржвилкас. От него вверх по течению Шалтуоны по ее левому берегу имеются заболоченные леса

 

Эжяруона (Jeziorupa)

Ручей Эжяруона протекает через Жигайчяй и Аукштупяй, пересекает шоссе и впадает в Шяшувис юго-западнее Таураге

 

Юрбург

Юрбаркас

 

Юцайчай

Юцайчяй – поселок на дороге из Дидкемис примерно в 4 км южнее Шилале

21н

 



[I] Это утверждение ошибочно, так как немцы овладели городом 26 июня. Возможно, 25-го они достигли окраин Шяуляя.

            [II] В воспоминаниях И. Якушка о направлении проходивших частей есть некоторая нестабильность. 30 апреля 1999 г. он говорил, что «они ушли от Риги обратно, отступали. И они ночью прошли на Шауляй. А в Риге уже немцы были».

При повторной встрече 23.апреля 2000 года состоялся такой разговор:

А. Вы говорите, что наши войска, которые прошли в последний день через Жеймялис, отступали от Риги. Но ведь Рига была взята немцами лишь 1 июля?

И. Я думаю, что они отступали от Йонишкис, от Линкувы. Не от Риги. Рига была свободной еще. Они отступали с центральной части Литвы, с Шауляй. Шауляй раньше забрали, 24-го - 25-го.

Если истине соответствует первое утверждение, то, скорее всего, через Жеймялис в ночь с 24 на 25-е июня проходила часть 16-й стрелковой дивизии им. В.И. Киквидзе из состава 65-го стрелкового корпуса, упомянутого в пункте 2 приказа П.П. Собенникова, отданного им 24 июня в 21.15 (см. выше).

Василий Исидорович Киквидзе, чье имя было присвоено 16-й стрелковой дивизии,  родился 28 февраля 1895 года в Кутаиси, участник Гражданской войны. В мае 1918 года сформировал в Тамбове дивизию, впоследствии получившую наименование 16-й стрелковой, и был ее командиром. Убит в бою в 1919 г. Вероятно, в составе дивизии было много нацменов, что запомнилось Израилю Якушку.

[III] Описываемое Ривой Берман направление движения от Бауска к Линкову, то есть с севера на юг, также позволяет предполагать, что проходили части 16-й стрелковой дивизии.

[IV] В источнике 26 июня ‑ дата явно ошибочная (см. ниже). 25-м июня не помечено также ни одного из документов штаба фронта, воспроизводимых в Сборнике 34, что в условиях, описываемых Курочкиным, естественно.

[V] «К тому времени, когда вызывающий раздражение танк был уничтожен, боевая группа Рауса, усиленная подразделениями 1-ой танковой дивизии, выдвинулась в энергичной атаке по восточному берегу реки Дубиса из своего предмостного укрепления в южном направлении, отрезая путь отступления советской 2-й танковой дивизии. Только в секторе 6-ой танковой дивизии были выведены из строя 125 русских танков, включая 12 или 14 КВ-1» (Raus. С. 34).

[VI] По немецким источникам «Наступающая на левом фланге 1-го армейского корпуса 11-я пехотная дивизия отбила 24-го и 25-го июня фланговые удары 12-го механизированного корпуса, уничтожив более 70 советских танков, с незначительными собственными потерями». (Allmayer-Beck. С. 119).

[VII] Биографы Черняховского дают более подробные описания боя под Пашиле, несколько отличные от Иринархова, но итоги боя везде одинаковы (Кузнецов. С.18‑23; Шарипов А.А. Черняховский. Повествование о полководце. М. 1971. С. 92 ‑ 97).

[VIII] «Хирургическую работу возглавлял военврач 2-го ранга К.К. Гольдгаммер (потом доктор медицинских наук)… Благодаря умелому руководству начальника госпиталя военврача 3-го ранга А.Л. Розенберга и приданной группы военных врачей в операционной и перевязочных работало одновременно до 20 врачей» (Шамашкин. С. 241).

[IX] 21-й механизированный корпус Московского военного округа сформирован в апреле 1941 г. на базе 185-й стрелковой дивизии, 24-й танковой бригады и особой кавалерийской бригады. Корпус состоял из 42-й и 46-й танковых дивизий, 185-й мотострелковой дивизии и других частей. Он располагал 98 танками БТ-7 и Т-26. В конце апреля 1941 г. дивизии были выведены в лагеря: 42-я и 185-я в район Идрицы, 46-я – в район опочки (Д.Д. Лелюшенко. Боевые действия 21-го механизированного корпуса в начальный период Великой Отечественной войны (Воспоминания) // ВИЖ. 1959 №12. С. 54).

[X] Курочкин ошибочно датирует прибытие Военного совета в Даугавпилс 26 июня. Это могло произойти только 25 июня, так как в первой половине дня 26 июня город был занят немцами (см. ниже).

[XI] То есть русские погонят немцев назад – А.Х. Моше Якушок, родившийся в Жеймелях в 1914 году, ‑ старший брат Израиля Якушка.

[XII] Немцы вошли в Йонишкис лишь 27 июня.

[XIII] О казаках в Жеймялисе – см. Хаеш А. И. Выселение евреев из Литвы весной 1915 года (на примере местечка Жеймели) // Материалы Седьмой Ежегодной Международной Междисциплинарной конференции по иудаике. Часть 1. Академическая серия. Выпуск 6.  М., 2000. С. 129.

[XIV] Мотя (Мордехай) Якушок – отец семейства.

[XV] Лейзеру Хаешу было уже 74 года, и он плохо видел.

[XVI] «Ко всему сказанному следует добавить, что многие евреи верили своему жизненному опыту, а не радио, книгам и газетам. В представлении многих немцы были такими, какими они их знали по Первой мировой войне. Из всех режимов времен Гражданской войны, в оценке евреев, немецкий был одним из наиболее толерантных в отношении евреев. Это не означает, что немецкие оккупационные власти в 1918 году не были замечены в антисемитизме. Вовсе нет. Имели место даже убийства евреев. Но масштабы этого были значительно меньшими, чем со стороны петлюровских, белогвардейских и большевистских властей» (С. Швейбиш. «Эвакуация и советские евреи в годы Катастрофы». Вестник еврейского университета в Москве. №2(9). М., 1995. С. 48).

[XVII] Состав беженцев отчасти подтверждает Гирш Кремер: «Из местечка успели в начале войны бежать две еврейские семьи: семья Лакуниишок Лейзер, его жена и дети и Якушок Мордхе и Файве-Гирш с их семьями, успели эвакуироваться в Советский Союз» (Архив института Яд-Вашем. Фонд Конюховского. 0пись 71. Дело 107).

[XVIII] Наименования пунктов, отсутствующих на этих картах, приведены в соответствии с картами Литовской ССР, издания 1988 г. (масштаб 1:100 000). На основании тех же карт даны пояснения о местоположении этих пунктов. В правой колонке таблицы приведены номера карт.



[1] Зотов. С.176‑177.

[2] Allmayer-Beck. С. 120.

[3] Берман Ревекка. Аудиозапись Ор-Иехуда (Израиль) 23.05.2000.

[4] Raus. С. 29‑32.

[5] Курочкин. С. 202, 203.

[6] Raus. С. 32‑33.

[7] Сборник 34. С. 68.

[8] Осадчий. С. 56 ‑ 57.

[9] Stoves. С. 191‑192.

[10] Stoves. С. 192 ‑ 193

[11] Stoves. С. 193‑194.

[12] Сборник 33. С. 27.

[13] Сборник 33. С. 28.

[14] Сборник 33. С. 53.

[15] Сборник 33. С. 53.

[16] Иринархов. С. 333‑335.

[17] Кузнецов. С. 22, 23.

[18] Allmayer-Beck. С. 120 ‑ 121.

[19] Allmayer-Beck. С. 121.

[20] Шамашкин М.А. За жизнь и здоровье воинов // На Северо-Западном фронте 1941‑1943. М., 1969. C. 241.

[21] Белевитинов Р. Лось А. Крепость без фортов: Страницы героической обороны Лиепаи. М. 1966. С. 129.

[22] Борьба. С. 89.

[23] Лелюшенко Д. Боевые действия 21-го механизированного корпуса в начальный период Великой Отечественной войны (Воспоминания) // ВИЖ. 1959. № 19. С. 55‑56.

[24] Курочкин. С. 203‑205.

[25] Иринархов. С. 340, 541.

[26] Шапталов. С. 85.

[27] Бешанов. С. 218.

[28] Иринархов. С. 331, 339‑340.

[29] Гальдер. С. 41.

[30] Сообщения. С. 3.

[31] Якушок Моше. Аудиозапись. Кирьят-Ям (Израиле). 26.04.1999 г.

[32] Шапталов. С. 85.

[33] Бээкман. С. 52‑56.

[34] Манштейн. С. 200.

[35] Манштейн. С. 200‑201.

[36] Stoves. C. 194‑195

[37] Ротмистров. С. 54.

[38] Stoves. C. 195, 197.

[39] Glantz. С. 33..

[40] Сборник 33. С. 15.

[41] Осадчий. С. 57.

[42] Сборник 34. С. 72.

[43] Бешанов. С. 222.

[44] Кислинский. С. 9 ‑ 10.

[45] Бешанов. С. 222.

[46] Архив МО СССР, ф. 221, оп. 3928, д. 28. л. 34. Цит. по «Борьба за советскую Прибалтику…» С. 90.

[47] Stoves. C. 195‑196

[48] Гладыш. С. 29

[49] Иринархов. С. 352

[50] Иринархов. С. 349.

[51] Сборник 34. С. 205.

[52] Сборник 33. С. 54.

[53] Кузнецов. С. 23.

[54] Сборник 33. С. 54.

[55] Allmayer-Beck. С. 120.

[56] Лейба Липшиц. Шяуляйское гетто 18 июля 1941 г. – 24 июля 1944 г. // Шяуляйское гетто. Списки узников. 1942. Vilnius. 2002. С. 121.

[57] Бубнис. С. 141 – 142.

[58] Allmayer-Beck. С. 120 ‑ 121.

[59] Иринархов. С. 541.

[60] Сборник 34. С. 207.

[61] Белевитинов. С. 154.

[62] Хаеш И.Л. Аудиозапись. Ленинград. 10.09.1983. С. 43.

[63] Загорский. Запись 8.01.1983

[64] YIVO. F. 421. № 19386.

[65] YIVO. F. 421. № 19386.

[66] YIVO. F. 421. № 19386.

[67] YIVO. F. 421. № 19386; 1587 №. 72487.

[68] YIVO. F. 421. № 19386.

[69] YIVO. F. 421. № 19386.

[70] YIVO. F. 421. № 19386. 1587 №. 72487.

[71] YIVO. F. 421. № 19386.

[72] YIVO. F. 421. № 19386.

[73] YIVO. F. 1587. №. 72487.

[74] Mann Barry. Письмо автору от 22.06.2005

[75] Там же.

[76] Там же.

[77] Загорский

[78] Берл Каган. Идише штет, штетлех ун дорфише ишувим ин Лите (Еврейские города, местечки и деревни в Литве). Нью-Йорк. 1991. С. 173.

[79] YIVO. F. 421. № 19386.

[80] YIVO. F. 421. № 19386.

[81] YIVO. F. 1587. №. 72487.

[82] YIVO. F. 421. № 19386.

[83] YIVO. F. 421. № 19386.

[84] YIVO. F. 421. № 19386.

[85] YIVO. F. 421. № 19386.

[86] YIVO. F. 421. № 19386.

 

Полный текст статьи будет опубликован на сайте http://www.barrymann.net/zeimel/
 


   


    
         
___Реклама___