Иштван Харгиттаи
Наши судьбы. Встречи с учеными
Главы из книги
Перевод с английского Эрлена Федина
(продолжение. Начало в №№ 11(60) и сл.)
Филип Андерсон
Химией я заинтересовался потому, что мне были интересны
структуры, иными словами, то, каким образом из малых элементов выстраиваются
большие системы. Я увлекся молекулярными структурами, то есть проблемой пространственного
размещения атомов внутри молекул. Когда я приступил к исследованию молекул
в газах, я прочитал замечательный комментарий Филипа Андерсона (р. 1923),
предсказавшего, что в будущем наибольший интерес исследователей будут вызывать
плохо упорядоченные системы, а не те системы, где порядка больше. "Физика
твердого тела слишком долго была сосредоточена на регулярных, кристаллических
твердых телах; только теперь мы начинаем внимательно присматриваться к более
сложной проблеме нерегулярных твердых тел". Эти слова навели меня на мысль,
что еще интереснее исследовать нечто, не содержащее порядка совсем. В газе
порядок отсутствует, но молекулы обладают четко выраженной структурой.
Я был заворожен кристаллами и молекулами с высокой
степенью симметрии, обычно соответствующей высокой упорядоченности. Спросим
себя, кусочек графита или кусочек алмаза окажется долговечнее на протяжении
миллиардов лет? Структура графита менее упорядочена, чем структура алмаза,
однако через миллиард лет сегодняшний алмаз превратится в графит, но не наоборот.
Мы, конечно, живем в другой шкале времени, и сегодня никто не захочет поменять
свой алмаз чистой воды на графитовый карандаш. Тем не менее, если принято
считать, что "алмазы вечны", то полезно знать, что графит еще долговечнее,
чем алмаз.
Филип Андерсон
Вообще говоря, жизнь связана с оптимальным, а не
наивысшим порядком, и ученые используют выражение "кристаллизация есть смерть"
или "кристалл - молекулярное кладбище". Когда молекулы выстроены в идеальном
порядке, они не могут быть частью живой материи. Однако в наших организмах
даже наиболее важные для жизни молекулы, нуклеиновые кислоты и белки, имеют
структуру и определенную степень порядка. Именно поэтому мы можем выявлять
их архитектуру и постигать их функционирование.
Андерсон в 1977 году получил Нобелевскую премию по
физике за свои исследования твердых неупорядоченных систем, демонстрирующих
интересные свойства, например, сверхпроводимость. Сверхпроводимость - это
полное исчезновение сопротивления электрическому току. Андерсон исследовал
такие системы в течение десятилетий, пытаясь объяснить явление высокотемпературной
сверхпроводимости.
Твердое тело
Термин "физика твердого тела" однозначно понятен
лишь тем людям, которые его профессионально используют. Впервые услышав его,
я был слегка сбит с толку. Я уже был студентом, и я ассоциировал физику твердого
тела с описанием, например, того, что произойдет с кирпичом, пролетающим мимо.
Это было одновременно и разумно, и глупо. Разумно, поскольку кирпич, действительно,
есть кусок твердого вещества, а не газ и не жидкость, а глупо потому, что
нет необходимости думать о таких больших, макроскопических предметах, если
вы хотите представить себе твердое тело. Крупинка поваренной соли - тоже твердое
тело, построенное из положительных ионов натрия и отрицательных ионов хлора,
которые наиболее упорядоченным образом чередуются в структуре соли.
В четвертом классе, когда мне было десять лет, мы
начали изучать физику и биологию. Различие этих предметов сильно озадачило
меня. Их преподавали разные учителя. Мы узнали, что в биологии клетка, а в
физике атом - суть мельчайшие строительные блоки. Мы узнали также, что в клетке
есть ядро и в атоме есть ядро. Однако, вне всякого сомнения, речь шла о совершенно
разных объектах. Это мучило меня, ибо я не мог примирить два смысла одного
и того же слова. Связь между ними появилась бы через три года, когда мы в
курсе химии узнали бы, что из атомов построены молекулы, а все биологические
системы состоят из молекул. К счастью, эта связь прояснилась для меня раньше.
В пятом классе, 11-летним, я принял участие в математическом конкурсе, получив
в качестве приза книгу по химии, разрешившую для меня дилемму о строительных
блоках в химии и физике...
На церемонии вручения Нобелевской премии в присутствии
шведской королевской семьи один из членов шведской Королевской Академии кратко
излагал работы лауреатов. Представляя работы Андерсена, он, использовав аналогию,
принадлежащую Сент-Дьёрди, сказал: "Химические процессы в живых клетках похожи
на великую драму, разыгрываемую актерами-электронами на сцене, построенной
из биомолекул - с тем единственным отличием, что сцена и актеры в тысячу миллиардов
раз меньше, чем в Королевской Опере, где мы находимся". Эта аналогия указывает
на единство физики и биологии, но иллюстрирует также, насколько трудно объяснять
некоторые научные концепции на обиходном языке.
Я посетил Андерсона в его офисе в Принстонском университете
в 1999 году. Принстон богат Нобелевскими лауреатами по физике, их там больше,
чем Нобелевских лауреатов во всех развивающихся странах. Андерсон произвел
на меня впечатление спокойного человека - возможно, окружение из Нобелевских
лауреатов помогает каждому из них оставаться на земле. Я всегда думал, что
школы, подобные Принстону, - место искрометных интеллектуальных встреч, где
профессора разных специальностей собираются вместе для обсуждения тем, представляющих
общий интерес. Андерсон сказал мне, что в его случае это не так.
Во время своих визитов в Институт Сложных Систем
в Санта-Фе (Нью-Мексико) он видел, как решаются крупные проблемы, требующие
междисциплинарного подхода. Однако область интересов Андерсона настолько хорошо
организована и имеет столь хорошо сформулированные задачи, что он никогда
не обсуждал их в Санта Фе. Вместо этого ему нравилось беседовать там с археологами
и историками. В конце 80-х он даже заинтересовался экономикой и пытался решать
экономические проблемы методами физики.
Москва 1982
Андерсон - либерал. Я всегда находил это симпатичным
в условиях тоталитарного общества, но в свободном и демократическом окружении
либерализм мне подозрителен. Я чувствовал, что очень легко смотреть через
розовые очки на социальные эксперименты, часто развивающиеся в ужасающие события,
как это было в СССР и Восточной Европе, если вы находитесь в комфорте и безопасности,
даруемых западными демократиями. Однако, либерализм Андерсона восходит к эре
Маккарти в США, когда требовалась смелость, чтобы быть либералом. Он читал
Слепящую тьму Кестлера, "принял ее всерьез, никогда не имел никаких иллюзий
по поводу сталинского доктринального коммунизма и ненавидел Россию" во время
своего визита туда в 1958 году. Андерсон подчеркнул слово "ненавидел". Он
называет себя радикально-антикоммунистическим либералом, приравнивая это определение
к демократу стефенсоновского толка. Он удивил меня, когда объяснял, что в
начале 80-х СССР был бумажным тигром на границе коллапса. По его мнению "все
сообщения из России в начале 1980-х указывали на военную и психологическую
слабость". Однако коллапс Советского Союза постоянно предсказывали с самого
момента его образования. Слишком многое шло плохо в СССР в начале 80-х, но
я не думаю, что он был бумажным тигром тогда, и вряд ли серьезные эксперты
предсказывали его неминуемый коллапс.
Советский Союз был удушен стагнацией, как бы отражая
состояние здоровья своего почти парализованного лидера Леонида Брежнева. Он
был строго упорядочен и имел на международном уровне репутацию высокой предсказуемости.
Если демократию можно сравнить с неупорядоченным состоянием, то советская
система более напоминала кристалл. И казалось, что он вечен. Я помню прогулки
по Москве с русско-еврейской знакомой, которая смертельно страдала, решая
вопрос, подавать или не подавать заявление об эмиграции. Я ненадолго приехал
из Будапешта, а она примчалась из Харькова, чтобы посоветоваться со мной.
Заявление об эмиграции было опасным делом. Могли
последовать годы лишений и преследований, потеря работы и другие строгие меры,
которые распространялись также и на остающихся членов семей. То, что такое
множество людей все-таки подало заявления об эмиграции, демонстрировало их
твердое решение изменить свою судьбу. Я был тронут вопросом моей знакомой
и, в конце концов, сказал ей, что она должна попытаться покинуть Советский
Союз. Я жил в Венгрии, так что этот совет может показаться претенциозным западному
читателю, для которого мы оба находились по другую сторону железного занавеса,
но между нами существовало серьезное различие. Если СССР и был бумажным тигром,
то для своего народа у него имелся стальной капкан, и он представлялся бессмертным,
тогда как в Венгрии уже повсеместно появлялись признаки постепенной, хотя
и нерешительной либерализации.
Картер, Теллер и СССР…
В 90-х г.г. я часто изумлял своих американских собеседников
тем, что приписывал величайшие заслуги в разрушении Советского Союза Джимми
Картеру (р. 1924), президенту США в 1977-1980 г.г., и физику Эдварду Теллеру
(1908-2003). Я так и не нашел ни одного американца, который одновременно одобрял
бы и Картера, и Теллера. Для меня Картер - символ идейного государственного
деятеля; он проводил политику, резко контрастирующую с поведением его советского
партнера. Моральная позиция Картера была эффективным оружием против тоталитаризма,
если и не в США, то уж в Европе - несомненно. Он продемонстрировал политическую
проницательность, например, призвав к бойкоту олимпийских игр в Москве в ответ
на вторжение советских войск в Афганистан. Если что-нибудь вообще беспокоило
Советы, то это их международный престиж. Престиж очень сильно пострадал, когда
они получили неполные игры. Советский бойкот следующих игр 1984 года в Лос
Анжелесе был предсказуем. Предсказуемо было и участие в бойкоте большинства
восточноевропейских стран. Из них в играх приняла участие одна лишь Румыния.
Это сделало ее в глазах Запада чем-то вроде чемпиона, что стало сильным и
неожиданным пропагандистским ударом по румынскому режиму, одному из наиболее
репрессивных политических режимов того времени. Олимпийские игры, разумеется,
успешно использовались в политических целях и до этого - ярким примером являются
игры 1936 года в Берлине. Неудивительно поэтому, что Китай так настойчиво
пытался заполучить игры 2008 года. Отдать эти игры Китаю, с его скверной репутацией
в области прав человека, было новым упражнением в сфере политической целесообразности.
Образ Эдварда Теллера столь упорно демонизировался,
что довольно трудно взглянуть на него беспристрастно. Сбалансированное описание
проблемы Теллера дал повсеместно уважаемый принстонский физик Уилер (р. 1911).
Во время Второй мировой войны, когда развернулась работа по созданию первой
атомной бомбы, Теллер надоедал всем своим желанием создать водородную бомбу.
Это привело к конфликту со многими, кого Теллер оттолкнул своим неприятием
"лосаламосских" обычаев. Его предложение организовать вторую военную лабораторию
(Лоуренсовская лаборатория в Ливерморе) создало ему еще больше врагов. Но
наибольший вред он причинил себе, дав показания против Оппенгеймера на следствии
1954 года. Потом он разъяснял: "Я был против его тактики, но не против его
целей". Не думаю, что довольно несамокритичные теллеровские "Воспоминания"
помогут поправить его политическую репутацию.
Эдвард Теллер
Андерсон, никогда не действовавший по классическим
правилам, участвовал в публичных дебатах с Теллером на Национальном Радио.
Дебаты никогда не были выпущены в эфир, но Андерсон твердо уверен в своем
поражении. Он выяснил, что с Теллером невозможно спорить, и он в этом мнении
не одинок. Никто не сомневается в огромном интеллекте Теллера, но его имя
приобрело негативные коннотации среди многих интеллектуалов в США. По мнению
Андерсона, Теллер посвятил все свои силы созданию водородной бомбы, что обернулось
изумительной научной карьерой. Для меня Теллер символизирует вооруженное противостояние,
которое проверяло не только, насколько силен Советский Союз, но и - своими
технологическими инновациями -насколько он слаб. Единственным аргументом Андерсона
против водородной бомбы было то, что она не была использована, что для меня
является как раз достаточной причиной ее создания. Советский Союз в любом
случае изготовил бы ее.
Теллеровский антикоммунизм часто сопоставляют с его
предшествующими венгерскими впечатлениями. Однако его единственной непосредственной
встречей с коммунизмом в Венгрии были четыре месяца в 1919 году, когда ему
было 11 лет. Сам Теллер считает, что гораздо более глубокое впечатление на
него произвел антисемитизм, свидетелем которого он стал в Венгрии в начале
1920-х. В школе он сталкивался с ним в течение многих лет, а в Будапештском
университете в течение нескольких недель. Магди и я беседовали с Теллером
об этом периоде его жизни в 1996 году. Наш разговор начинался медленно - он
только что оправился от болезни и сначала очень вяло говорил о своей юности,
- но постепенно он разошелся. Поначалу он говорил настолько неохотно, что
в какой-то момент его жена обратилась к нему с просьбой: "Ну не будь же таким
недружелюбным". Она сказала это по-венгерски, но весь разговор шел на английском.
Не все знают, что когда Теллер был молодым ученым, он имел широкие политические
взгляды, делая исключение лишь для нацизма и фашизма. В 1926 году он решил
продолжить свое образование в Германии. В Венгрии ввели процентную норму для
евреев, а Германия была демократической страной. Тогда, в 1926-м, весь ужас
сталинского режима еще не проявил себя. Великая Депрессия, обрушившаяся в
конце 20-х на Америку и Западную Европу, порождала тогда у многих мнение,
что коммунизм может стать приемлемой альтернативой.
Наилучшим подтверждением тогдашнего теллеровского
непредвзятого мнения о коммунизме были его рассказы о друзьях. В Лейпциге,
где он учился одновременно с Вернером Гейзенбергом, сложилась группа студентов
из разных стран. Теллер дружил с двумя из них, немецким антикоммунистом Карлом
Фридрихом фон Вайцзеккером и русским коммунистом Львом Ландау. Ландау позже
полностью утратил свои коммунистические иллюзии, но во время дружбы с Теллером
еще сохранял их. Вайцзеккер был не только антикоммунистом, но и антинацистом,
но из двух этих зол он меньшим считал нацизм. Для Теллера же был невозможен
даже намек на флирт с нацизмом.
Определяющее влияние на формирование политических
взглядов Теллера оказала его дружба с Ласло Тиссой (р. 1907) в 1930-х. Они
встретились в Венгрии как победители научного конкурса. Тисса, как и Теллер,
продолжил свое образование в Германии. По рекомендации Теллера он в Лейпциге
связался с Гейзенбергом. Когда Тисса вернулся в Венгрию, друзья-коммунисты
привлекли его к своей деятельности. В результате он на год попал в тюрьму.
Теллер посещал его там во время своих коротких поездок на родину. Перед арестом
Тисса почти закончил свою докторскую диссертацию. Во время одного из посещений
Теллер передал ему венгерский текст диссертации и предложил Тиссе перевести
ее на немецкий язык, чтобы Теллер мог отвезти этот перевод в Германию. Тисса
лихорадочно трудился в тюрьме над этим переводом, который Теллер привез в
Германию, где и опубликовал диссертацию своего друга.
Когда Тисса освободился из тюрьмы, он не мог найти
работу. Теллер нашел ему место у Ландау в Харькове. Тисса успел покинуть СССР
перед началом сталинского террора в 1937 году. Теллер снова помог ему получить
место в Коллеж де Франс в Париже, где Тисса работал до немецкой оккупации.
Затем он приехал в США и стал профессором в Массачусетском Технологическом
институте. Его проверяло ФБР. Он отошел от своих левацких позиций. Хотя его
прошлое было известно, в США у него не возникло никаких трудностей, даже в
темные годы деятельности сенатора Джозефа Маккарти.
…а также Кёстлер
Разочарование в коммунизме, испытанное Тиссой, могло
повлиять на формирование теллеровского антикоммунизма, но решающее влияние
оказала книга Кёстлера Слепящая тьма. Теллер читал ее в Лос Анджелесе в 1943
году. С тех пор он считает себя антикоммунистом кестлеровской школы. Сам Кестлер,
прежде чем стать антикоммунистом, долгое время был весьма активным коммунистом.
Теллеру понадобилось много лет, чтобы выработать
свою политическую позицию, которая не основана на опыте детства и юности.
Теллер и Андерсон принадлежат к множеству людей, на которых оказала влияние
книга Кестлера. Она сильно повлияла и на меня - не своими откровениями, а
тем фактом, что Кестлер раскрыл сущность советской системы так рано. Он приобрел
свое понимание этой сущности во время открытых московских процессов 1937 года.
Подобные процессы возобновились и широко практиковались в конце 1940-х г.г.
не только в СССР, но и во всех государствах-сателлитах. История вновь и вновь
повторяется. По-моему, книга Кестнера не потеряла своей актуальности и после
падения Берлинской стены и развала Советского Союза. Не все тоталитарные режимы
исчезли и не так уж трудно восстановить такой режим в России и в других бывших
советских республиках.
Мне близка философия Кестлера, но не его поведение:
в своей жизни он допускал малопривлекательные поступки, в том числе постыдное
отношение к женщинам. В коммунистической Венгрии политические произведения
Кёстлера были запрещены, а другие его книги - мало доступны. Когда я в 1983
году начал преподавать физику в университете Коннектикута, я проглотил книгу
Кёстлера Лунатики - о Кеплере, Копернике и Галилее; она очень вдохновила меня.
Она помогла мне уяснить, как много мы можем почерпнуть из опыта науки давно
прошедших времен, в особенности из творческой биографии Кеплера. Кеплер был
редким примером ученого, который подробно описывает весь процесс, приведший
к открытию. Делая это, он показывает нам все препоны, огорчения, темные закоулки,
ложные умозаключения и - восторг, наслаждение, триумф. Мне кажется, что Кёстлер,
в какой-то степени, идентифицировал себя с Кеплером.
Кёстлер был журналистом, но делал больше, чем простой
репортер. Имея собственную философию и огромный запас знаний, он не просто
описывал факты, но выявлял взаимное сцепление событий и смысл истории. В невероятном
множестве случаев мы можем обратиться к нему - не столько за конкретным советом,
сколько за воодушевляющим наставлением. Например, это касается не только ученых
и их личных судеб, но и важности науки вообще, а также неудачи ассимиляции
евреев. Помимо этого, я включил бы Кёстлера (в первую очередь за его Слепящую
тьму) в список тех наиболее важных личностей, которые помогли разрушить СССР.
Он помог людям осознать, что противопоставить Советскому Союзу можно лишь
превосходящую силу.
Бомбить или не бомбить
В конце концов, мир научился жить с водородной бомбой;
она стала гарантией ненападения в печальной обстановке взаимной подозрительности
двух сверхдержав. Возобладала позиция тех, кто настаивал на преимуществах
позиции силы. Из того, что Вторая мировая война произошла вследствие отсутствия
сопротивления Гитлеру в самом начале его вызывающего поведения в Европе, был
извлечен урок - действия агрессора лучше предварить. Это было решающим доводом
во время косовского конфликта 1999 года, хотя мнения разделились. Бомбить
коммуникации и военные ресурсы Милошевича в 1999 году сочли необходимым, но
было больно видеть возникшую враждебность между Сербией и западными союзниками,
неохотно поддержанными Россией. Сербы героически сражались с немцами во время
Второй мировой войны. Я был удручен происходящим, но полагал превентивные
бомбардировки 1999 года законными.
В 1944 году не было ни бомбардировок железнодорожных
веток на Освенцим, ни бомбардировок фабрик смерти вообще. Я был потрясен,
когда Нобелевский лауреат в области биомедицины Джошуа Ледерберг (р. 1925)
объяснял мне это бездействие союзников. Он сказал мне, что применение ВВС
союзников для бомбежек Освенцима и соответствующих железных дорог было бы
плохим делом, ибо немцы могли бы тогда обвинить союзников в антисемитских
действиях. К тому же крематории и подъездные пути были бы отремонтированы
в считанные дни. Поэтому, - объяснял Ледерберг, - Рузвельт был совершенно
прав, тщательно избегая обвинений в том, что его действия направлены против
евреев.
Я твердо уверен, что надо было бомбить Освенцим и
надо было бомбить железные дороги, ведущие к фабрикам смерти. То, что это
не было сделано, должно послужить уроком. Почему мы должны бояться осудить
это бездействие союзников и, наоборот, оправдывать его теперь, более чем через
полвека? Кстати, Освенцим несколько раз бомбили. Итальянец Примо Леви, один
из моих героев, впоследствии ставший известным писателем, был узником одного
из многих лагерей в освенцимском комплексе. Будучи химиком, он работал на
заводе Буна, построенном для выпуска изделий из резины. За день до назначенного
срока пуска предприятия появился самолет союзников и разбомбил ключевые звенья
технологической цепи. Прекратилось снабжение водой и электроэнергией, а все
остальное осталось неповрежденным. Это была прецизионная бомбежка, как по
времени, так и по выбору целей, и предприятие Буна в Освенциме не смогло выпустить
ни одного килограмма своей предполагаемой продукции. А вот остановить освенцимскую
фабрику смерти никто не позаботился, и она убила миллионы евреев. В дискуссии
по евгенике лауреат Пулитцеровской премии Джонатан Вайнер писал: "Освенциму
позволили работать до самого конца войны, потому что многие враги немцев разделяли
немецкие предрассудки".
Дилемма Кастнера
То, как мы видим различные события, в большой степени
зависит от нашего собственного опыта. Я вырос в неверном, как оказалось, убеждении,
что мы спаслись от Освенцима из-за ужасного налета союзных ВВС. Согласно этим
ошибочным сообщениям, мы, где-то в Венгрии, сидели в поезде, находившемся
на пути в Освенцим, и бомбы разрушили этот путь. В этой бомбежке погибло много
евреев, но наш поезд не смог продолжить движение в Освенцим, и нас повернули
в Австрию. Я всегда вспоминал эту бомбежку с благодарностью. Я знал, что союзники
не бомбили ни Освенцим, ни подъездные пути к нему, так что мы стали счастливым
исключением. И лишь недавно я узнал, что дело было не так.
Мы действительно находились в поезде, направлявшемся
в Освенцим, но не попали туда по иной причине. В конце весны и в начале лета
1944 года, во время массовой депортации евреев из Венгрии, имели место деловые
переговоры между немецкими должностными лицами и группой венгерских евреев,
наиболее влиятельным из которых был Режё Кастнер. Они предложили немцам деньги
и ценности в обмен на спасение евреев. В это время в Австрии резко сократилось
производство из-за недостатка рабочей силы, и на евреев там появился большой
спрос. Кроме того, предвидя конец войны, высокопоставленные немцы хотели,
сохраняя евреям жизнь, заработать некие баллы в глазах союзников. В результате
эшелоны с несколькими тысячами евреев в самый последний момент свернули в
Австрию. Это была малая доля от тех сотен тысяч венгерских евреев, которые
погибли в Освенциме. Вот и наш поезд шел в Освенцим, а прибыл в Австрию. А
что касается бомбежки, то она действительно была, но потом, когда мы были
в другом поезде, около Вены. Союзники бомбили железнодорожный узел Вены, а
мы просто оказались там.
Однажды в конце 1998 года я заметил новую мемориальную
доску на модной улице Ваци в центре Будапешта. Она была посвящена памяти Кастнера.
Он был, говоря откровенно, противоречивой фигурой. Он и его помощники набирали
людей для специального эшелона, в котором предполагалось спасти около пятнадцати
тысяч евреев, увезя их в Швейцарию. Те, кого он спас, должны быть беспредельно
ему благодарны, но он неминуемо должен был вызвать вечную ненависть у родственников
тех, кого он не спас. Они подозревают его в грязной игре и обвиняют в сотрудничестве
с нацистами. После войны он уехал в Израиль. Там, по иронии судьбы, он пал
жертвой того самого судебного процесса, который сам возбудил против своих
обвинителей. Его застрелили на улице, как раз перед вынесением приговора,
который был в основном (но не целиком!) в его пользу. Я думаю, что Кастнер
находился в безвыходной ситуации, ибо человек не может брать на себя роль
Бога. Он принимал решения, принуждать к которым нельзя ни одно человеческое
существо, а ему приходилось делать это и брать на себя ответственность, нести
которую невозможно - среди множества приговоренных к смерти выбрать тех немногих,
кому возвратить жизнь.
Существует большая дистанция между исследованием
структур и разгулом злых политических сил. Но для меня они соседствуют, поскольку
касаются области моих научных интересов, истории моего раннего детства и различных
событий в современном мире. Наука и политика часто нераздельны. Я считаю верным
мнение израильского физика Ювала Неемана о том, что еврейское антинацистское
сопротивление проявилось не только в восстаниях Варшавского и Вильнюсского
гетто и в таких героях, как парашютистка Ханна Сенеш. Другим примером такого
сопротивления был Манхэттенский проект, когда Лео Сциллард старался найти
способ привлечь внимание президента США и когда Альберт Эйнштейн подписал
свое знаменитое письмо, которое сделало этот проект возможным. По такому же
сценарию действовали Рудольф Пайерлс и Отто Фриш в Великобритании.
Мне повезло, я вернулся из депортации и из лагеря.
Я сомневаюсь, должен ли я испытывать благодарность к кому-либо за свое спасение.
Эта мысль болезненна, пожимать плечами по этому поводу нелегко. Совсем недавно
у меня появилось чувство, что впредь я не должен ни испытывать благодарности,
ни полагать себя счастливчиком. Я испытываю лишь гнев по поводу того, что,
не дожив до трех лет, я был взят в концлагерь, где провел одни из наиболее
формирующих месяцев своей жизни. Этот заново приобретенный гнев делает меня
более чувствительным к тому, что я наблюдаю вокруг себя в нашем мире, все
еще способном приговорить к такой же судьбе любого трехлетнего ребенка.
(продолжение следует)
Domina Coral Bay Aquamarine Pool 5* Шарм-Эль-Шейх
