Михаил Хейфец

Арабы и евреи: конфликт культур

Особый взгляд

(продолжение. Начало в №№ 1(37) и сл.)

 

 

По моему авторскому ощущению, читателям исторических сочинений  интересны не столько мировые процессы сами по себе, но  характеры «действующих лиц», живые персонажи истории. Через образы  познаем мы прошлое, через людей приобщаем время к себе, к своему опыту... В моем распоряжении, увы, нет ярких  характеристик палестинцев того времени, я искал, но не нашел в доступной мне литературе... Зато среди евреев выявил два интересных характера –  тех вождей, что определили в 20-40-е годы судьбу нации.

Вот эти имена: Берл Кацнельсон и Давид Бен-Гурион.

            ...Через шестнадцать лет после скоропостижной смерти  Кацнельсона его вечный оппонент Аба Ахимеир (памятный автор   ревизионистской «Колонки фашиста») написал поразительную фразу:

«Все забыли о нем, кроме нескольких незадачливых празднословов, в их числе вашего покорного слуги. Даже Бен-Гурион, при жизни смотревший на него как ученик на учителя, – даже он позабыл... Берл, твоим товарищам по партии ты не нужен, но мне – мне не хватает тебя! Неужели наш диалог окончен?»

Такие фигуры лепились в XX веке из необычного материала – похожими выглядят Ганди,  Ленин, Троцкий, Мао, Аденауэр, Дэн Сяо-пин... Они соединяли духовную роль воспитателей народов с особым искусством организационно закрепить духовный вектор в форме «партии Нового Типа», как выражались в покойном СССР. В России –  РКП (б), в Индии  - Индийский национальный конгресс,  в Германии – христианско-демократический союз, в Палестине  - Гистадрут, Федерация профсоюзов.

Если продолжать сравнение с близкой русскому читателю историей СССР, то два  еврейских лидера  напоминают мне – по функциям, разумеется,  - пресловутую в 20-30-х гг. советскую пару вождей: Сталина, обычно скрывавшегося в тени, но возглавлявшего всё реальное, хотя практически малоизвестное  правительство страны (Политбюро), и Молотова, организатора, оформлявшего политику этой полутайной власти в  официальную форму.

Берл Кацнельсон (в моем видении, конечно) – местечковый еврей, с характерной  подозрительностью, враждебностью ко всякому, даже к лучшему чужаку, «гою», владыке, неважно – британцу, русскому, арабу. Его враждебность к чужим  естественна, как, скажем, идишская речь, как  абзац  Галахи, которую он заучил в детстве (когда-то мой друг по зоне, украинский националист, делился, как чем-то вполне естественным для разумного человека: «Не может  человек другой национальности честно работать для чужого народа»...). Я  задумался, откуда у честного и образованного мужика столь странный, столь исторически нелепый вывод? Вот до чего додумался. Борьба за свободу своего народа, если  она честна, требует от  сторонников безумного самопожертвования, безумного риска. Человеку, ввязавшемуся в схватку, кажется, что устоять в ней возможно, только если у тебя нет иного жизненного выбора, кроме смертельной драки. Скажем, рожден украинцем (как тот мой   друг) и у тебя нет иных вариантов, как быть украинцем, если не хочешь предать, отречься от родины. Нет физических возможностей стать кем-то другим, кроме той формы, какая дана тебе милостью природы. Поэтому в борьбе дойдешь до погибели, если это потребно... Но примкнувший к национальному авангарду иноплеменник, даже лично честный человек, у него же всегда сохраняется запасной выход – в безнадежной ситуации он может вспомнить, что  на деле чужой, что ему есть куда бежать от страшной борьбы, сохранив самоуважение... Понимание возможности такого выбора и заставляет аборигенов инстинктивно ждать от иноплеменника возможного, лишь возможного, но все-таки – предательства... Ожидать хотя бы на уровне некоего инстинкта.  

 Оговариваю сразу: нашего Берла, с его недоверием к русским, арабам,  англичанам (да что к чужакам! Он не уважал и евреев, которые хоть в чем-то, хоть в пустяке, полагались на обещания и честные слова «гоев»), ошибочно считать фанатиком, каким, наверно, кому-то подобный тип в человечестве может видеться. На свой лад и для своего времени он был человеком весьма высокой культуры. Вот цитата из его письма 1931 года:  «Кафка для меня – единственный. После величайшего русского писателя Достоевского никто из европейских писателей не захватывал меня так, как он». Мало похоже по стилю на «местечковую темноту», неправда ли? (А сколько образованных европейцев в 1931 году вообще слышали это имя - Кафка?) Про Горького   говорил так: человек, читая его книги, глубже поймет истоки социализма, чем при чтении  Плеханова! Когда создал рабочее издательство «Ам овед» («Трудовой народ»), отобрал для первых публикаций лиераторов, выделявшихся отнюдь не еврейской национальностью, а оригинальностью, гуманностью их взглядов. Опубликовал – первым - на иврите Руссо и Герцена, Прудона и Кропоткина, Мадзини и Ландауэра, даже... Даже Стендаля. Когда кто-то настучал «спонсору», мол, не стоит финансово поддерживать «буржуазный театр «Ха-бима»», раз  у нас есть «пролетарский театр «Охел», Берл отрезал доносчику: «Ха-бима» не классовое учреждение, а театр. Право любого театра на существование  диктуется  самобытностью драматургических трактовок, а не пролетарским происхождением»...

Так вот, этот вождь постоянно рождал новые, во всяком случае, для еврейских масс идеи. Революционные для того времени – в сфере духа. Например, такую: национальная солидарность как духовная ценность выше классовой солидарности (это показалось целым переворотом в марксистско-ленинскую-то эпоху). Рабочие, действительно, составляют авангард национальной борьбы, соглашался с товарищами,  они есть класс-гегемон. Но лишь потому, что конкретная, национальная буржуазия у евреев слаба, неспособна возглавить народ. Ну, исторически так сложилось! Но «гегемонизм» пролетариата есть следствие особых еврейских обстоятельств, и не более того. Отсюда выводилось, что «гегемон» не всегда и не всюду исторически и политически бывает прав. В памяти ишува сохранился забавный эпизод, когда обувщики компании «Батя» пригласили своего классового вождя  на митинг бастующих, и Берл явился с парой драных ботинок в руках (с клеймом «Сделано в Израиле») и начал читать борцам нудную мораль о скверном качестве выпускаемой ими продукции...  Таких фактов можно припомнить в его биографии немало. «Рабочее движение, ставящее своей целью строительство страны и народа, не может позволить себе романтических порывов, которыми так увлекаются рабочие России или Польши», - это его слова.

Отсюда выводилась идея единства рабочих со всеми классами, составляющими нацию, - включая национальную буржуазию. Все сплачиваются вокруг рабочих, все помогают им в общенациональных делах. Кацнельсон оригинально определял кредо: «Наше мирное и творческое движение есть нечто вроде Палестинского совета рабочих и солдатских депутатов»... Значит,  лидер толковал популярную идею Советов как «мирное и творческое общенародное Движение»?! Весьма своеобразное понимание Советов...

Отсюда – постоянное стремление ослабить, нейтрализовать столкновения социалистов с «ревизионистами» (конфликты же доходили до безобразных драк евреев с евреями.  Вообще люди, знакомые с характером и манерами моего народа, легко представят, насколько трудной оказалась задача Кацнельсона  - утишать столкновения земляков). Однажды он объяснил  Жаботинскому: «Когда я вижу противника, мне хочется знать, почему он против. И хоть в общем-то я уверен в своей правоте, в правильности пути своей партии, я все же склонен считать, что мой противник исходит из какого-то  моего просчета. Вы существуете потому, что в нас есть какой-то изъян»... 

Необычной выглядит подобная позиция для любого партийного лидера, а уж для социалистического лидера – более чем необычной. И - уникально толкование им роли Совета профсоюзов (Гистадрута) не как защитника прав рабочих, для чего профсоюзы, собственно, создают повсюду в мире, но как организатора экономической жизни народа. Своего рода - Госплана Палестины. Сегодня сей тезис кажется, видимо, нелепым, но если обратиться не к нашим с вами логичным выводам, а к конкретной ситуации эпохи... 

Представьте на минуту реальный частный капитал. Частный вкладчик предпочтет инвестицию в легкую промышленность, так бывало всюду в мире, ибо он любит заняться теми отраслями, которые быстрее вернут вложенный капитал обратно, сулят более легкую прибыль. А что, если Палестине понадобятся предприятия, не слишком выгодные, но жизненно важные для бытия нации? Скажем, автобусный маршрут в отдаленный киббуц, куда мало пассажиров поедет, а те, что едут, не могут платить нужную сумму за билеты? Как вынудить частника создать нечто нужное нации, да еще в ситуации, когда политическая власть находится в чужих руках – у англичан? Так вот, в Палестине национально ориентированные компании основывали сами рабочие, поскольку они строили государство, а не только боролись за  свой заработок.

Разумеется, с точки зрения логики это смотрится  абсурдом - профсоюз, ставший хозяином производства. Я понимаю. Но...  Повторю еще раз: история, как и природа, не договаривались с нами, что они обязуются следовать законам логики, по которым нам удобно мыслить... Как всегда, истинную правоту решает единственный  критерий - силовая практика истории. Победив и достигнув намеченных целей, то есть создав Еврейское государство и приняв в него евреев из любых стран мира, последователи Кацнельсона доказали, что прав в расчетах оказался их учитель, а не мы с вами, любители логики.

На традиционном, местечковом  национализме Берла покоилась  его позиция в отношениях с арабами. Он понимал арабов лучше кого бы то ни было в ишуве –  именно потому, что сам смотрелся в еврейской среде своего рода «арабом». И полагал невозможным найти компромисс с арабами, во всяком случае, быстрый... О чем, спрашивал он оппонентов-арабофилов, мечтаем мы, евреи, все - без исключения, даже вы, добренькие любители арабов? Хотите вы стать большинством в этой стране? Никто не желает ущемлять прав арабов, никто не хочет эксплуатировать кого-то (скорее уж наоборот, нам желателен только еврейский труд). Но даже вы, «арабофилы», сами себе в том не признаваясь, в душе не желаете, чтоб арабы диктовали вам напрашивающиеся изменения в стране... Кацнельсон, по-моему, сознательно отказывался вникать в любые, самые справедливые аргументы арабов, догадываясь, что «понимание» чужих целей неизбежно приведет к какому-то отказу от собственных идей (поэтому я и называю его «своего рода арабом»: это свойственно именно их менталитету – отказ от вникания в чужую позицию, если она в чем-то противоречит твоей).

Берл  вложил несколько важных организационных идей в  ишув. Прежде всего, сурово оценил печальный опыт послеоктябрьского Термидора в большевизме (Кацнельсон оценивал СССР по Троцкому, а не по Сталину). Главной опасностью в социализме виделось ему поэтому всесилие правящей номенклатуры с ее карьеризмом, приспособленчеством и наглостью. Берл пробовал изобретать «антибиотики» против номенклатуры – придумал, например, платить партаппарату жалованье, исходя из единственного критерия - из количества членов семьи, приходящихся на  иждивение чиновника.  Бен-Гурион, председатель Гистадрута, получал зарплату меньшую, чем сторож его конторы (у сторожа оказалось больше детей. Жена Бен-Гуриона, Поля, кормила муж и детей досыта, но сама нередко ложилась спать голодной). Кацнельсон демонстрировал  всем личный аскетизм: не купил автомобиля (пользовался тремпом у подчиненных), не имел дома холодильника,  жена на примусе готовила ему еду, не было у вождя евреев ручных часов (в то время, помню, часы считались в социалистическом мире  буржуазной роскошью, помню военнослужащих Красной армии, привозивших их на левой руке как шикарный трофей из ограбленной Германии). Будильник, который казался семье необходимым (для принятия  лекарств), подарил ему лечащий врач. Самое пикантное, что у редактора главной газеты в стране не имелось  радиоприемника, все новости  он узнавал во дворе, подслушивая их через окошко у соседа, обладателя такого «прибора».

И еще: Берл внедрял в еврейские массы всяческое сопротивление революционному насилию – что тоже  видится  наследием еврейского местечка. Пройдя через молоты русской революции, он инстинктом чувствовал, чем «справедливое насилие» способно обернуться в практической жизни народа. И внушал это неприятие другу своему, Бен-Гуриону (хотя совсем убедить - не смог). Самооборона,  да, это совершенно необходимо – но не более того. Он знал азартный, увлекающийся характер своего народа и, подобно старым раввинам, опасался притягательности активной силы, что способна внезапно привести нацию на край катастрофы.

Опять оговариваю: Берл не был пацифистом, - пожалуй, не найти в тогдашнем руководстве деятеля, который приложил бы большие усилия для добывания денег на закупку нелегального оружия, на тренировку тайных вооруженных отрядов. Но одновременно  всячески удерживал евреев от любых наступательных действий. Думается, Ицхаку  Садэ пришлось преодолевать в руководстве, прежде всего, сопротивление со стороны Берла.

Сила влияния Кацнельсона на окружающих, на ишув, включая    непримиримых его противников (вспомните Абу Ахимеира), объясняется  следующим обстоятельством:

как-то в реальной истории так обернулось, что  пессимистические, «местечковые» предвидения этого «еврейчика из Бобруйска», в конце концов, превращались в свершившиеся факты. Скажем,  он предостерег мудрого Вейцмана (искренно симпатизируя ему лично) от непомерного доверия к  «хорошим англичанам», мол,  рано или поздно, даже лучшие из них вас предадут. Он напоминал ему еврейскую притчу: «К больному приводят знаменитого профессора.  Тот лечит больного, как может. А рядом стоит родственник больного и делает свое дело: читает псалмы. Так и я на переговорах с британцами стою рядом с профессором Вейцманом – и читаю псалмы»... И оказался прав не мудрейший в еврействе политик и оратор Хаим Вейцман, а скептик из местечка... Британцы выдали-таки им «Белую книгу»! Такие уроки, возникавшие время от времени, сильно действовали на окружающих: опять этот малыш оказался провидцем. «Это человек, который на все смотрит своими глазами, - говорил один из самых умных его современников, - а много ли вы знаете людей, которые умеют смотреть на мир  своими глазами».

Вот один из примеров его логических выкладок. Он заострил до предела проблему, которую мы с вами обдумываем в этой книге, – арабо-еврейский конфликт. «Желание стать большинством в государстве, где уже имеется большинство другого народа, оно приемлемо или нет с точки зрения морали? Но нет ни одного еврея, который бы об этом не мечтал. Следовательно, мы должны сделать вывод, что мы - порочный народ по самой сути... Вы с этим согласны? Что? Утопична самая идея чисто еврейского государства? Она не более утопична, чем идея двунационального государства, которую проповедуете вы, мои оппоненты.... Когда еврейский народ проявляет тягу к государственности, он, по крайней мере, выражает собственное внутреннее стремление. Худо ли, хорошо, но это именно так. Народное стремление... А когда кто-то  заводит речь о двунациональном государстве, для такого проекта необходим партнер, а партнер не проявляет никакого интереса к сотрудничеству. Мне хотелось бы попросить добреньких сионистов, чтобы они не пытались всучить нам товар, который им не принадлежит». И ведь оказался прав он, а не оппоненты, умные и ученые профессора в еврействе, – по крайней мере, на ближайший век...

 

                        *            *          *

 

Бен-Гурион, второй по значению лидер ишува 20-30-х гг., после ухода Берла из жизни в 1944 году стал единоличным руководителем евреев Палестины. Это - личность абсолютно иная, противоположная. Властная, ехидная, самоуверенная, безумно энергичная... Тем не менее, трудно поверить, но вот факт, вошедший в историю: железный вождь, олицетворение власти, несгибаемый ни в каких обстоятельствах, Бен-Гурион, увидев  мертвого Берла,  упал без сознания. И, придя в себя, попросил оставить его наедине с телом соратника, долго сидел в горестном покое, а, выйдя из комнаты, сказал сыну: «Это был мой единственный настоящий друг».

В отличие от Кацнельсона, Бен-Гурион был одарен от Бога гениальным нюхом в политике,  в игре общин и классов, где куются судьбы народов. Он испытывал истинное удовольствие от реальной силы, от права управлять людьми, навязывая им свою волю, свое видение ситуации, прокладывая курс в штормах мировых течений,  умея угадать и сыграть так, что из картинки, являвшейся его уму, рождалось некое историческое явление, поначалу казавшееся невозможным даже в воображении.

Говорить о нем подробно здесь нет возможности (тома пишут!), возможно, я найду какое-то место в тексте позже, а здесь приведу для характеристики лидера три поразивших меня эпизода.

Первый заимствую из воспоминаний близкого помощника вождя, тогда ещё юного активиста Шимона Переса, позже премьера и лауреата Нобелевской премии мира.

Шимону по делам потребовалось ехать из Тель-авива в Хайфу, и он ловил тремп на выезде из города. И поймал: в Хайфу ехал на машине Сам! Это была их первая личная встреча.

Дорогой молчали. Бен-Гурион обдумывал какую-то проблему,  Перес, естественно, затаился, сидя рядом с «великим человеком»... И подъезжая к Хайфе, часа через два, Бен-Гурион без предисловия сказал молчавшему соседу.

- А все-таки прав был Ленин, а не Троцкий!

Оказывается, об этом он и думал всю дорогу...

- Почему?

- Что это за типично еврейская постановка вопроса – «Ни мира, ни войны». Если ты политик, если принимаешь решение, ты должен нести ответственность. Ответственность, если выбрал войну, и ответственность, если предпочел мир, – и платишь за то  и за другое положенную цену. Как бы ни была высока! А «ни мира – ни войны»... Это что такое? Троцкий был талантливым человеком, может быть, талантливее Ленина, но Ленин доказал, что вождь  народа - именно он.

Таким был этот политик – ехал два часа из Тель-авива в Хайфу в конце тридцатых годов и всё продолжал думать о Ленине с Троцким.

(В скобках не могу удержаться от  комментария: я-то решительно не согласен с Бен-Гурионом, ибо как раз «ни мира – ни войны» кажется мне идеальным решением для обеих сторон – ведь  Советской России оно позволяло выйти из войны, распустив бегущую по домам армию и сохраняя престиж в обществе, а Второй рейх мог, удержав все завоеванные территории, мгновенно перебросить свои армии на Западный фронт и успеть до прибытия американцев нанести поражение Антанте, сведя войну  хотя бы вничью. Троцкий не мог поверить, что у германских правителей элементарная империалистическая жадность, склонность к грабежу чужих земель, окажется сильнее инстинкта спасения нации, что они предпочтут пограбить Россию и особенно Украину и – проиграть из-за идиотской ненасытности войну целиком.)

Второй эпизод связан с конференцией еврейских организаций, которая проходила в мае 1942 года в гостинице «Билтмор» в Нью-Йорке... Тогда интуитивно Бен-Гурион угадал, что - пришел момент, когда позволено «во весь голос» объявить программу.... Чью? Да покойного оппонента, главного противника  во еврействе – Зеэва Жаботинского, которого сам же он обзывал «Владимиром Гитлером». Социалисты, да и почти все другие еврейские организации, опасались кричать вслух про реальную цель движения, про создание Еврейского государства. Почему? Откуда взялась эта несвойственная ни евреям, ни социалистам скромность и нерешительность?

Вслед за объявлением цели вставал конкретный политический вопрос, на который ни у кого не имелось ответа, вернее, не находилось смелости ответить честно: а что делать в этом варианте с палестинскими арабами? Если требовать создания «государства в Палестине» – предположим – то арабы окажутся в нем большинством, и о какой Еврейской стране вы заводите в этом варианте речь? Если же говорить о двунациональном государстве – то на это нет согласия арабов, а принимать решение без необходимой  составляющей невозможно... То есть реально оставался единственный выход – поделить страну. Но и для тех, и для других это значило - раздел родины. Думаю, нормально мыслящему читателю понятно, почему социалисты старались про конечную цель не заговаривать... У них возникал невыносимый разлад их политики с их совестью.

И вдруг в гостинице «Билтмор» Бен-Гурион перед 603 делегатами-евреями провозгласил конкретную политическую цель - немедленно после окончания войны приступить к переселению уцелевших в Европе евреев (тогда  думали, что их будет много-много, миллионы): по миллиону в год! И провозгласить национальное еврейское государство в Палестине. Он чувствовал гениальным нюхом – пришел исторический момент. Идет война, мировые империи  именно сейчас обдумывают послевоенное будущее. Потом, после войны, когда хрупкий мир будет создан, кто же захочет его ломать?!  Но сейчас – пока можно и нужно испробовать новые идеи.

...По-моему, делегаты, проголосовав «за», не очень поняли, о чем  речь, им просто нравились красивые фразы про «Еврейское отечество». Но когда лидер вернулся в Палестину... Против него ополчились, прежде всего, свои же. Левые, киббуцники. Они не могли, не в силах были  согласиться на раздел страны. Бен-Гуриона, правда, поддерживал Кацнельсон, вместе они сколотили большинство на съезде, но - раскололи партию. Треть  делегатов ушла прочь – за Табенкиным...

Как странно, на мой вкус, рассуждали  оппозиционеры-догматики. «Леваков» не пугали реальные заботы с миллионами иммигрантов, они вообще не боялись никаких трудностей в жизни. Сильные были люди! Не пугало и провозглашение государства (еще бы! Для чего живем и боремся?).  Даже вопрос о разделе можно было отодвинуть, стушевать  (в конце концов, пока речь шла лишь о проекте на будущее, не более того). Нет, «левых» смущало, что... Смущало, что то же самое предлагал Жаботинский. Раз проект изначально исходил от него, значит, «предложение - фашистское».  Долой!

Бен-Гурион безжалостно выставил их из своей партии. Партия для него выглядела не идеологическим объединением согласных друг с другом людей, какой она, возможно, видится нам с вами, но - инструментом для решения практических задач. «Я теперь понимаю, - комментировал ситуацию его союзник, Кацнельсон, - что люди, участвующие в исторических процессах, не понимают причин своих поступков. Вот я участвую в расколе партии и, поверьте, не знаю, зачем это делаю. И Табенкин – с той стороны – тоже не знает».

Третий эпизод связан с политическим следствием  из поразительного политическим инстинкта, проявленного Бен-Гурионом в гостинице «Билтмор». В конце войны кто-то из его информаторов сообщил «главеврею» Палестины, что на Ялтинской конференции Сталин мимоходом заметил: «Я поддерживаю сионистский план для Палестины» («Билтморскую программу»?). Казалось бы, ну, какое значение имеет мельком высказанное мнение Сталина, когда  в регионе нет его войск, нет российских традиций, нет политического влияния Союза ССР. Но «Старик» - так звали Бен-Гуриона в ишуве – восчувствовал мгновенно: настал момент практического решения. Мы можем одолеть Великобританию, опираясь на союз СССР и США.  И  начал активно действовать через  своих представителей на дипломатов Союза...

 

 *               *             *

 

О послевоенном ходе событий в Палестине написано очень много,  поэтому изложу их предельно кратко.

Первая мировая война с ее бессмысленной гибелью целого поколения британцев внушила народу Альбиона ощущение, что война, даже победоносная, есть отвратительное и безумное предприятие. Из этого благородного по сути чувства проистекла в Лондоне вся мюнхенская политика «умиротворения» агрессивных негодяев на континенте. Вторая мировая война, с ее дикими разрушениями, гибелью  городов и целых областей как бы открыла британцам новые горизонты мира. Пора заботиться не о благе человечества, но - о восстановлении и обновлении собственной страны,  заботиться о  благе метрополии, а не о колониях. Лейбористы, победившие на летних выборах 1945 г., назвали свой проект преобразования Британской империи «провиденциальным государством»...

Новое  правительство  Великобритании угадывало: скоро, совсем скоро  британской армии придется из Палестины уйти. На местах, как думали министры, надо содержать как можно меньше войск, а взамен завести больше сторонников среди аборигенов – такой выглядела  оригинальная политическая стратегия лейбористов в умиравшем колониальном мире.

Но завершить мандатный период в Палестине – хотя бы из национального самолюбия – им хотелось красиво. Не оставлять  подмандатную страну в потоке крови опекаемых Британией народов...  И заиметь напоследок нужных сторонников в регионе – тоже полезно и необходимо.

Политика «Белой книги», как виделось в Лондоне, оправдала себя. Арабы, хотя формально эту «книгу» отвергли (15 тысячам евреев в год разрешалось все-таки приезжать), вели себя относительно лояльно. Евреи активно помогали империи. Возникали, конечно, проблемы, но не в связи с самой Палестиной: поводом стали уцелевшие в гитлеровской Катастрофе лагерники и беглецы из гетто...  Британская администрация всей мощью опытной пограничной охраны преградила евреям путь к спасению на подконтрольной ей территории. Арабы, наблюдая ее политику со стороны, что редко с ними случалось, одобрительно всё оценивали. Правда, взбунтовались экстремисты-боевики в еврейской общине, терроризируя британскую полицию – в буквальном смысле слова терроризируя. «Лехи» («Борцы за свободу Израиля») попытались убить сурового английского губернатора, но профессионал оказался хорошо укрыт, и тогда, как  водится у террористов (евреи – не исключение в человечестве),  объектом для атак выбрали другого британца, того, что удара не ждал и потому не берегся. Два еврея из «Лехи» убили  в Каире министра, курировавшего  Средний Восток, - лорда Мойна. Бен-Гурион взбесился: как раз шли заочные переговоры с Черчиллем, и премьер уже обещал отменить «Белую книгу», посодействовать созданию еврейской республики... Внезапное убийство евреями министра и друга заморозило проекты... И –  Бен-Гурион отдал невероятный в еврейской среде приказ: «Эти люди действуют  как враги ишува! Если бы у нас была своя страна, мы сразу бы посадили их в тюрьмы. Но тюрем у нас нет... Значит, передаем в британские тюрьмы»... Мне приходилось разговаривать с одним из таких арестованных, в прошлом харбинским юношей, в будущем – послом Израиля и адвокатом Элияху (Ильей)  Ланкиным (его сослали тогда, если память не подводит, в Джибути). «Сволочь он был!» - на безукоризненном русском языке высказался в адрес покойного премьер-министра маститый собеседник...

Бен-Гуриону удалось «очиститься» от обвинений в терроризме, и Черчилль в 1944 году отдал важное распоряжение - создать из евреев-добровольцев Национальную Еврейскую бригаду. Пятитысячная  часть воевала под еврейским знаменем и гербом, сражалась в боях на итальянском фронте, но главное «сражение» развернулось после войны: солдаты-евреи создали в освобожденной Европе центры по переправке уцелевших земляков из «лагерей перемещенных лиц» на восток - в Палестину. Агенты Бен-Гуриона добывали в этой бригаде грузовики, выпрашивали бензин и продовольствие для прокормления беглецов в пути... Десятки тысяч «ДиПи» из Европы стекались в Палестину через сборные пункты, организованной  Еврейской бригадой.

Но в море корабли Королевского флота задерживали   «нарушителей границы» и переправляли их в особый пункт высылки, на ближний остров, Кипр. Лейбористское правительство, обдумав  ситуацию, пришло к выводу, что евреи в Палестине обречены: их просто уничтожат, если они начнут создавать свое государство, арабы  всех вырежут. Спасение для евреев плюс красивый выход для британцев –  сохранить «Белую книгу»: арабы успокоятся, поняв, что мандатории действительно готовят в Палестине государство арабского большинства и никого резать не станут – среди арабов хватит трезвых голов, понимающих хозяйственные выгоды от присутствия евреев в их будущей стране. Поэтому правительство Его Величества продолжало мешать просачиванию беглецов в Палестину. С августа 1945 года до 15 мая 1948 года (день, когда последние солдаты Его величества покинули порт Хайфы) к берегам Палестины плыло примерно 70 тысяч евреев, но 50 тысяч из них захватили пограничники и выслали на Кипр.

...Однако евреи, уцелевшие в Европе, ни на каких условиях не соглашалась жить в чужих государствах, вне своей Страны.  Они утеряли веру в «права человека» в демократических государствах. Правы или нет в этом убеждении, вопрос иной, дискуссионный, но именно так «DP» («перемещенные лица») в реальности ощущали мировой порядок после знакомства с системами фюрера Гитлера и товарища Сталина. Вдобавок, в Европе (да и в СССР тоже) возникали  имущественные конфликты вернувшихся евреев с аборигенами. Сегодня народы с наслаждением вспоминают, как мужественно боролись с нацистами, как страдали от  жутких и ужасных немцев... Но честная правда истории заключается в том, что - по многим историческим причинам – огромное число жителей Европы, ненемцев, извлекало немалую выгоду из нацистской власти и нацистских заказов (особливо  военных, на войне нажиться легче, чем на наркотиках). И добропорядочные обыватели в разных странах (и в союзных республиках тож) с удовольствием делили оставленное угнанными или убитыми евреями имущество, вселялись в их опустевшие дома и квартиры, присваивали чужие денежные вклады (скажем, швейцарские банки законно отказывались выдавать деньги со счетов убитых вкладчиков наследникам-детям, требуя справочку о смерти - из концлагеря, господа, – о внезапной смерти папы или мамы, довоенных обладателей счета). Появление вдруг - как бы с того света -  законных собственников имущества, вернувшихся из лагерей (или из Союза), вызвало у местного населения лютое озлобление... Новые хозяева за войну свыклись с еврейской собственностью, как с родной. В Польше и Чехии прогремели погромы – разумеется, не из-за имущества, нет, как вы можете людей подозревать в таком сраме, а из-за младенцев, убитых ради крови, совершенно необходимой для производства мацы... Короче, евреи в той ситуации старались любыми путями избавиться от бывших отечеств и массами пробирались на запад, в пункты, организованные Еврейской бригадой, а уж потом на скорлупках (откуда же взяться у сионистов настоящему флоту) плыли на восток, через  Средиземное море - домой,  в Палестину.

Примерно с сентября 1945 года все организации ишува объединились  во «Фронт Сопротивления» и развернули диверсионно-террористические акции  против  гарнизонов и полицейских частей британцев, задерживавших этих беженцев-«дипи». Отмечу, что  в те месяцы ядром Сопротивления оказался обученный британцами Пальмах. Для властей это проявилось неприятнейшим сюрпризом: к  ЭЦЕЛю и ЛЕХИ они уже как-то привыкли, знали примерно, как с ними ужиться и справляться, но участие в противостоянии всех евреев превратило ситуацию в  непредсказуемую. «Мы сразу, тем же утром, поняли, что за акциями стоит Пальмах, - рассказывал британский контрразведчик. - Свыше полутора сотен диверсий в одну ночь – и ни одного убитого. Это явный почерк Пальмаха». Пальмахники взорвали все железнодорожные мосты на границах Палестины, взорвали радар, которым прощупывалось море с судами для нелегальных иммигрантов, взлетели на воздух полицейские участки. Да и много чего похожего произошло...

Диверсионную деятельность и Пальмах, и союзные ему организации ЭЦЕЛ и ЛЕХИ проводили под политическим руководством Бен-Гуриона. Лидер поставил обдуманную цель: наносить англичанам как можно более звонкие оплеухи на глазах у общественности (британской, вестимо), но одновременно стараться, чтоб человеческих жертв оказывалось как можно меньше – опять-таки чтоб не вызвать возмущение в Лондоне и  окрестностях. Пусть они негодуют на свое правительство, которое зачем-то держит дорогих солдатиков в этой дурацкой Палестине...

Британцы могли разгромить еврейское Сопротивление, это вполне было им по силам - как в 1939 году разгромили Сопротивление арабское: требовалось только отдать войскам решительный приказ. Но... Но после войны все-таки казалось  несколько политически затруднительными репрессии против евреев: аналогия с гитлеровцами напрашивалась сама собой...

Но всякому терпению, как мы помним, приходит конец. В 1947 году британцы организовали решительную контртеррористическую операцию: за сутки окружены и обысканы подозрительные киббуцы, арестованы и заключены в лагеря три тысячи подозреваемых пальмахников. Туда же усадили почти всё официальное руководство ишува (кроме Бен-Гуриона, он находился в командировке за границей).

Но ловкие евреи сумели извлечь политическую пользу даже из британских репрессий. Из-за конспирации боевики на деле-то мало встречались ранее с политическим руководством ишува, знали лидеров по именам, по кличкам,  верили им, конечно, но... на слово. А здесь, в зоне, сидели все вместе, руководители читали молодежи лекции, объясняли ситуацию, смысл деятельности... Необходимым и своевременным оказалось  для единства действий невольное «мероприятие».

Британские комиссары вступили в переговоры с арестантами, с руководством ишува. Но им ли тягаться в играх с великими и искушенными в хитросплетениях политиканами?! Бен-Гурион обещал, что, да, он прекратит террор и диверсии «своих» (за оппозиционные группы, естественно, ручаться не мог) – но в обмен на освобождение  боевиков. Англичан такая договоренность устраивала,  собственно, она являлась их целью. И, действительно, активная борьба Пальмаха вроде бы прекратилась полностью.

Через много лет выяснились тайны, связанные с той  договоренностью.

Ицхак Рабин, тогда молодой, но перспективный замкомандира батальона, рассказал, как именно Бен-Гурион становил воинственный азарт Пальмаха и «Хаганы».

- Он собрал все руководство, начиная со среднего звена, и сказал... мне показалось, у меня крыша поехала! «Приказ: прекратить войну с англичанами. Они скоро без вас уйдут. Время и силы, которые сможете сейчас накопить, приказываю перенацелить - использовать для подготовки к новой войне. Вас ждет война с арабами. Готовьтесь к ней!».

Другая тайна оказалась связанной с величайшим терактом, когда-либо происходившим на территории Палестины. Боевики Менахема Бегина скрытно захватили столовую на первом этаже  того крыла здания, где размещалась британская военная администрация (в знаменитом отеле «Король Давид»). Они заложили взрывчатку и взорвали крыло. Погибло  90 человек – англичан, арабов и евреев, больше ста человек оказалось ранено. С тех пор за Бегиным всюду следовала грязная слава первого террориста региона, страшного врага Великобритании. Сплетничали, что, став премьер-министром, он не мог побывать в Лондоне: его могли там арестовать по обвинению в терроризме.

Между тем, как выяснилось, повторяю, через много лет, все происходило не совсем так, как это виделось со стороны. Захват столовой в «Короле Давиде» являлся не чистой акцией ЭЦЕЛя, но совместной диверсией подпольного ишува – «Хаганы», ЭЦЕЛя и ЛЕХИ. Самой заинтересованной в диверсии оказалась как раз «Хагана», подчинявшаяся не Бегину, а Бен-Гуриону. При обысках и арестах англичане захватили множество бумаг в Правлении Еврейского агентства и киббуцах, где имелись указания на «схроны» с оружием для будущей войны с арабами. Хранились эти документы в канцелярии над столовой, на втором этаже здания «Короля Давида». Расшифровать добычу англичане не успели (все-таки всё писалось на труднодоступном для чужеземцев иврите!). И в подполье возникла идея: быстренько уничтожить бумаги, пока до них не добрались дешифровщики «Интеллидженс Сервис». Предполагалось, что Бегин, практически руководивший совместной операцией,  предупредит губернатора о заложенной в резиденции бомбе, поэтому взрывчатка не тронет людей (диверсантов, напоминаю, интересовали только бумаги). Так и было сделано: по приказу Бегина девушка позвонила в приемную губернатора и предупредила  о взрыве, о необходимости эвакуировать всех-всех-всех... Чего планировщики (прежде всего, конечно, политический руководитель – Бегин) не учли в расчетах, - это британской гордости. Губернатор ответил на анонимное предупреждение о бомбе: «Я здесь сижу не для того, чтоб выполнять распоряжения евреев!» и приказал никого из здания не выпускать...

После взрыва Бен-Гурион, естественно, от него отрекся  (он и на  самом деле не планировал впутываться в массовое убийство). Но возмущенные вероломством его соратники по террору порвали с «предателем» отношения. Атаками на британские объекты занимались теперь исключительно ЭЦЕЛ и ЛЕХИ. Они буквально заперли британские силы в оцепленные колючей проволокой кварталы, прозванные «бевинградами» - по имени лондонского министра иностранных дел, человека упорного («если он принимал решение, то, независимо от того, правильное оно или нет, никогда от него не отступит. Чем больше его убеждать, тем больше он стоит на своем», писал о Бевине современник).

(Здесь опять захотелось, хотя это явится отступлением от темы, рассказать об одном теракте, в котором тогда  обвиняли Бегина. По его приказу повесили двух пленных английских сержантов. Через много лет премьер-министр отвечал на вопросы британского лорда-историка Бетелла:

- Британцы решили повесить двух наших людей. Все прошения общественных организаций не принимались во внимание. Я  приказал похитить двух заложников, британских офицеров, но мои люди сумели захватить лишь сержантов. Я объявил властям: если наши люди будут повешены, я повешу ваших. Вы, историк, понимаете, что такое подпольная борьба? Ты относишься к товарищам, как к своим детям. Разве легко принять решение о повешении двух невинных людей?! Но, согласитесь и вы: после той акции британцы никогда более не вешали евреев. То, чего я  добивался, – я добился...

- Да, - согласился Бетелл, - больше никого из евреев не вешали.)

Собственно, все кровавые разборки проистекали из одного-единственного противоречия: в лагерях «перемещенных лиц» в Европе сидело примерно сто тысяч евреев, которые  настоятельно требовали: отправьте нас в Палестину (те, кто предпочитал иной вариант судьбы,   лагеря быстро покидали). Британцы отказывались решение принять...  Наконец, предложили - отправить всех в... Америку.

Наверно, в том заключалась их роковая ошибка. После войны в Штатах существовали свои немалые трудности – с конверсией гигантской военной промышленности, с трудоустройством миллионов демобилизованных солдат – и взваливать на свои плечи еще сто тысяч голодных еврейских ртов, которые вдобавок вообще не хотели в Штаты переселяться,  президенту Трумэну казалось ну никак не с руки.  Выглядело просто наглостью со стороны союзников! Он вообще не мог понять, если этих «DP-шников» готовы принять и устроить земляки на свой кошт, почему Америка должна решать эту заботу вместо Великобритании? Конечно, США не желали Еврейского государства, ни конфликта с арабами, обладателями желанной нефти, но брать на шею сто тысяч дополнительных едоков – тоже не возникало у них никакого желания. Президент Трумэн настоятельно рекомендовал премьеру Эттли впустить их в Палестину и закрыть вопрос. А тот упорствовал, не желая подрывать основу «новой политики», – содержать меньше войск, но иметь как можно больше друзей. Премьер подозревал, что арабские местные владыки из сторонников могут превратиться в его же врагов, если он уступит рекомендациям президента.

Вот из-за допуска этих ста тысяч «перемещенных евреев» и заполыхал в Палестине террористический пожар, которые англичане не в силах оказались пригасить. И вообще не хотели слишком ретиво расправляться с евреями, зная, что все равно скоро уйдут – зачем  лишку стараться... Тем паче, что арабы с восхитительным и всегдашним упорством отказывались принимать любые английские компромиссы по Палестине, даже самые выгодные, они никак не содействовали зарождению каких-либо симпатий у лондонского начальства...

И министр Бевин придумал новый маневр: обратился в ООН с нотой, в которой сообщил Высокому сообществу, что Британия  исполнила долг по выданному мандату Лиги Наций и просит заново рассмотреть вопрос об устройстве Палестины. Как мне  думается, он рассчитывал последствия шага примерно так: поскольку конкретного решения не предвидится, арабы с евреями не договорятся ни при какой погоде,  у ООН не останется выхода, кроме как продлить Великобритании мандат, как говорят в политике, возобновить статус-кво... Такое решение требует времени - года, а то и больше... Глядишь, за сей срок казус с «перемещенными лицами»  рассосется. И можно будет что-то рассматривать, рекомендовать, где-то отказаться... То есть проводить привычную колониально-бюрократическую жизнь.

Министр, однако, не учел появления на средневосточной арене нового и, как выяснилось, решающего игрока. Того, что привел историю к исходу, к которому она, конечно, сама шла, но именно этому действующему лицу парадоксальным образом довелось сыграть главную роль в новом раскладе палестинской колоды.

«Ферзя», возникшего из ничего на геополитической доске Среднего Востока, звали Иосифом Сталиным, председателем Совета министров СССР.

 

                                   *               *             *

 

1947 год - не слишком удачный для генералиссимуса из Кремля.

Он проиграл, казалось бы, хорошо подготовленную игру по отторжению в Союз Иранского Азербайджана: шах-ин-шах обезвредил его заговорщиков. Проиграл гражданскую войну в Греции, где коммунистам сочувствовало местное население (кто-то шутил, что Москва всегда умеет навязать коммунизм там, где его никто не хочет, и упустить  победу там, где население коммунизма жаждет). Проиграл попытку отобрать у Турции Карс-Ардаганский пашалык, входивший некогда в состав Российской империи. Насколько понимаю психологию вождя, товарищ Сталин не мог не подумывать о реванше в этом регионе.

И – подвернулась на глазок Палестина.

Разумеется, в принципе вождь, мягко говоря, недолюбливал евреев – но это  касалось только своих. Чужие – иной коленкор, они пешки в сложных партиях. А к пешке не испытываешь чувств:  ею жертвуешь, снимаешь с доски, продвигаешь в ферзи – отношение зависит от позиции и обусловленной комбинации...

«О какой «общности судьбы» и национальной связности может быть речь, например, у грузинских, дагестанских, русских и американских евреев, совершенно оторванных друг от друга, живущих на разных территориях и говорящих на разных языках? Нет, не для таких бумажных «наций» составляет социал-демократия свою национальную программу, - писал т. Сталин в своем первом сочинении, подписанном этим псевдонимом. - Она может считаться  только с действительными нациями, действующими и двигающимися, и потому заставляющими считаться с собой».

«В последней фразе,- комментирует писатель А. Мелихов, - Сталин нечаянно выдает самую суть своих убеждений: считаться только с теми, кто заставляет считаться с собой... Сумеют евреи заставить считаться с собой – значит, они нация. Не сумеют – пусть не обижаются. Или обижаются, но так, чтобы  об этом никто не знал».

Как мог рассуждать Сталин, разглядывая в Кунцево политическую карту Среднего Востока?

В Египте - проанглийский король Фарук. В Иордании проанглийский король Аблаллах. В Ираке проанглийский король Фейсал. В Сирии профранцузский президент Куатли. Все вакансии  заняты.

Но есть Палестина...

В Палестине - арабы. Независимости, даже малой, земляки-короли им не дадут – приберут к рукам, ясен перец.  Палестина в случае арабского выигрыша останется проанглийской. Но...

Но там есть евреи. Они поджаривают англичан под пятки. Чуть не каждый день дают нам приятную информацию!

...В 1940 году докладывали о некоем Бегине, который боролся с британцами. Сегодня втемную работает на нас - диверсии, молодец, организует. Надо посоветовать Берия, чтоб к нему послали кого-то из наших - на связь (Элияху Ланкин рассказывал, как к нему, главному представителю Бегина в Париже, пришли люди из МГБ и предлагали любое количество оружия и денег – в обмен  за информацию об английских военных базах в Палестине. Не думаю, что этими базами кто-то особо интересовался в Москве – более важной виделась, конечно, возможность привязать влиятельную еврейскую политическую группу к советской разведмашине. «Я им ответил, что мы не шпионы, а борцы национального освобождения, - говорил мне Ланкин. – Ничего из  этого дела не вышло...»)

Кто еще? Социалисты? Социал-предатели? С ними справимся через Народный фронт (тактику ликвидации социалистов с помощью Народных фронтов т. Сталин задействовал по всей Восточной Европе, чем же Палестина хуже?). Спецслужба докладывает про евреев-агентов влияния? Их немало, особенно в военных структурах, а военные –  важная группа в борьбе за власть. Так что если кто-то шевельнется «против», мы найдем человечков, которые  управятся. Всюду находили, и там найдем...

Но об этом думать пока рано, это - следующая стадия игры. Пока имеется твердый шанс вставить англичанам пистон в некое место и вытурить их из небольшого, но стратегически важного района. Получить плацдарм для влияния. Возможно, для прямого присутствия. Идеологического, военного, политического... Шанс нельзя упустить.

Англичане, конечно, сыграют на арабской стороне – через новую структуру, через Лигу арабских стран... Кто еще? Французы? Эти могут помочь евреям. Они по традиции злы на британцев. Остается последнее по счету, но первое по важности – что решат американцы?

Могут поддержать  англичан? Могут. А могут и нет.  Литвинову знаком англо-саксонский мир, как никому у нас, и он писал в последней  докладной, что главное противоречие западного мира – англо-американский конфликт интересов. Проверим, прав ли  Максим Максимович, наш прославленный спец, или он вводит партию в заблуждение...

Сталин не торопился – был «гением дозировки», как определял Бухарин. Терпеливо выжидал выводов специальной комиссии, посланной в регион Советом Безопасности ООН. Комиссию составляли представители 11 стран, и многие симпатизировали арабам. Она приехала на место, и... И евреи стали ее обхаживать –  каждого отдельно и всех вместе. Даже заядлые экстремисты выглядели на  встречах с дипломатами агнцами, готовыми кивать  соображениям авторитетных господ... Евреи  показывали им великолепные плантации, фабрики, фирмы, банки, магазины - было  чем гордиться, какой товар представить лицом! Арабы...  Арабы  просто отказались разговаривать. Пренебрегли даже представителем мусульманской страны – иранцем. Раздраженный их глупостью, иранец высказался (в частном разговоре): «Надо просто все отдать евреям. Они из этой земли сделают райский сад, а арабы ее загубят».

Нужно ли дивиться, что комиссия привезла в ООН благоприятное для евреев решение: предложила поделить страну, чтобы 62% земли передать евреям. Рекомендация казалось излишне щедрой даже Совбезу ООН, и еврейский участок урезали до 55%. Но евреи и такое деление охотно приняли.

...Когда я думаю, почему арабы столь странно себя вели, почему заведомо,  демонстративно проигрышно сдавали противнику лучшие карты в той игре, что называется «дипломатия»,  в голову приходит  единственно возможное объяснение: они вообще не хотели никакого дипломатического решения, даже благоприятного для них. Они заранее не собирались ничего из рекомендованного Совбезом выполнять. Заранее выбрали вариант войны, как неизбежный, заранее поставили все на силу, жаждая получить всё. Подобное гордое воодушевление вполне в духе воинственного,  бесстрашного, но недальновидного народа – и до сих пор ситуация часто складывается примерно так же.

...Итак, восемь членов комиссии рекомендовали ООН создать два государства в Палестине. Индия, Иран и Югославия предложили   двунациональную федерацию: «Евреи принесут в нее социальный динамизм и научные методы, арабы добавят индивидуализм и интуитивное понимание жизни. В Палестине найдут воплощение общесемитские идеалы». ООН утвердила предложение большинства.

На имя Громыко прислали шифровку из МИДа:

«... когда предлагалось... для разрешения палестинского вопроса создание двуединого государства, то это делалось нами по тактическим соображениям... Вам следует поддержать мнение большинства, которое соответствует нашей основной установке по этому вопросу».

Громыко не заблуждался насчет автора «основной установки», и когда впоследствии израильский министр извинился перед знаменитым министром, что, мол, евреи не поблагодарили его после знаменитой речи в их поддержку, – «мы боялись своим поздравлением Вас скомпрометировать перед Вашим начальством», Андрей Андреевич мудро успокоил: «Напрасно боялись. Все было написано лично товарищем Сталиным».

Как решали свое будущее арабы в эти судьбоносные дни?

Президент Сирии Шукри Куатли пооткровенничал на эту тему с советским послом, а тот, естественно, сообщил его мнение в министерию, присовокупив заодно мнение ливанского премьер-министра. Сегодня, когда архивы российского МИДа частично приоткрылись,  источники известны:

«Арабы, если понадобится, будут бороться за сохранение Палестины в течение двухсот лет... Арабские страны еще и потому не согласятся на раздел Палестины, что он означает фактическое присоединение арабской части Палестины к Трансиордании. Это укрепит позиции эмира Абдаллаха и за ним стоящих».

То есть за арабской позицией стояло даже не просто желание подавить евреев – оно как бы само собой разумелось, но важным аргументом в пользу войны почиталось обязательство нагадить своему земляку из Трансиордании!

Решение ООН зависело теперь только от Америки.

 

                                   *              *           *

 

Главные министры в правительстве Трумэна (в Штатах ими считались государственный секретарь Дж. Маршалл и секретарь по обороне Джеймс Форрестол) придерживались  четко проарабской позиции.

Мотивы их, однако, не совпадали. 

Маршалл предполагал, что евреев нужно пожалеть и удержать от   Катастрофы, в которую они ввязываются по свойственному этому народу авантюризму: «Ведь Еврейское государство не сможет продержаться сколько-нибудь долго  в окружении арабского мира».  Кроме того, министр считал, что «в течение трех лет Еврейское государство превратится в коммунистическую марионетку», это тоже выглядело сильным аргументом в проарабской аргументации вашингтонского МИДа.

Форрестол, как положено министру обороны, внимательно читал донесения разведки, а разведка докладывала: «Коммунистические агенты усиливают активность на Среднем Востоке, включая нефтедобывающие страны, от которых зависит судьба свободного мира». Министр считался прагматиком: «Вы просто не понимаете, что сорок миллионов арабов столкнут в море четыреста тысяч евреев. Главное, подумайте о нефти. Мы должны быть на стороне нефти».  Так и высказал своё мнение!

То есть арабы легко могли заручиться содействием Штатов в  их акциях. Вашингтону вообще не хотелось объединяться с Москвой в чем бы то ни было, да еще против вернейшего друга, против Лондона.

Но арабы не хотели от ООН ничего – независимо, какие решения она примет или не примет. Даже провал решений, и то их не устраивал: провал означал возвращение мандата и, может быть, Великобритании, а этого у арабов не желал никто... Им хотелось разрубить узел быстро, а только прямая военная сила способна разрубать узлы быстро. Арабы, повторяю, мысленно приняли как данность, что впереди война, что она неизбежна, и желали как можно скорее ее провернуть, пока противник не готов.

Я потому уделяю событиям столь много внимания, что похожее мировосприятие  характерно для ментальности арабских народов и сегодня (хотя уже не для  их поумневших элит). Именно народы, а не элиты (которых, в конце концов, народы в провалах и обвинят – кто ж обвинит себя самого?), веруют, что разрубить мучающий и тревожащий конфликт силовым ударом – милое дело (соображение это относится не только к арабам: по-русски такое мировосприятие называется – «мочить в сортире» – и очень народу нравится.)

(Понять я понимаю, но все-таки обязан оговорить: если люди решились на самое страшное деяние из всех возможных - на войну, на массовые убийства, грабежи,  насилия над чужими и  своими гражданами, то те, кто принимают такое решение, должны  помнить про одну из вероятных возможностей: войну, бывает, кто- то проигрывает. И совсем необязательно это делает враг. Решившись на нее, ты можешь уплатить по жуткому счету сам. Еще галлы учили древних римлян, а через них Европу: «Горе побежденным!».   Арабские народы предвкушали неизбежную победу и никак не готовились к войне с противником грозным, опасным и самоотверженным.)

...Президент Трумэн, от воли которого зависело «окончательное решение палестинского вопроса», высказался так, что в принципе Америке нет дела до ближневосточных проблем. Он хотел только покончить с  лагерями «перемещенных лиц» в Европе – и это всё. Трумэн вообще смотрелся в глазах собственного аппарата неполноценным президентом:  не был избран, унаследовал пост от внезапно скончавшегося Рузвельта, через год ему предстояли перевыборы, на которых, по всеобщему убеждению (я это хорошо помню), обязательно победит кандидат-республиканец (как тот фукнулся, я тоже помню). Так что своих забот у президента хватало без еврейско-арабских дел. Самым желательным вариантом казалось пустить дело на самотек: как в ООН решат, так они пусть с Палестиной сами и справляются.

Но, допускаю, именно потому, что переизбрание вроде бы не  «светило» президенту, он вел себя более раскованно, чем делает обычный политик. Мог позволить прислушаться к велениям  совести, а не только к политическим расчетам, как в обычае у профессионалов. И ему  решительно не понравилось поведение его аппарата, «мальчиков в полосатых штанах», как он их презрительно атрибутировал.

Собственную позицию президент США сформулировал так: «Не нефть, а справедливость важна  для меня».

И вот, перед принятием окончательного решения, уступил просьбе старинного приятеля из Миссури, когда-то оказавшего ему важные услуги в первых избирательных кампания, торговца Джейкобсона, –  и принял в Белом Доме еврея, Хаима Вейцмана (рядом с тем кварталом, где я живу в Иерусалиме, тянется длинный-длинный проспект Трумэна, а заканчивается он маленькой-маленькой площадью Джейкобсона – на ней  расположены наша детская площадка и поликлиника...).

Много лет спустя, вспоминая встречу, президент сказал: «Вейцман был замечательным человеком, одним из самых мудрых людей, которых я когда-либо встречал. Настоящий лидер, единственный в своем роде». Главное, что интересовало президента в беседе: как  у вас, мистер Вейцман, складываются отношения с Советским Союзом и с агентурой коммунистов в вашем регионе?

- Если бы СССР хотел использовать еврейскую эмиграцию для пропаганды коммунизма, он бы давным-давно мог это сделать, - ответил Вейцман. -  Но люди, которые являются к нам с той стороны «занавеса» – сплошь беглецы от коммунизма. Они хотят высокого уровня жизни, а при коммунизме он по определению невозможен. Коммунизм будет еще распространяться, я не спорю, но среди неграмотных и бедных слоев мира. Мы принципиально иное общество.

И – убедил Трумэна... Президент распорядился: «Сделать то, что надо». И правительства, собиравшиеся голосовать «против» или «воздержаться», голосовали в ООН «за» раздел Палестины – на Еврейское государство и Государство арабов.

29 ноября 1947 года вечером (в Америке ещё стоял день) евреи столпились на площадях Палестины у громкоговорителей. В прямом эфире транслировалось заседание ООН. Кучки слушателей считали голоса по ходу дебатов – требовалось набрать не простое большинство, а квалифицированное, две трети членов Генеральной Ассамблеи.

Набрали.

Началось безумное веселье. Массовые танцы.

В ту ночь прошли первые боевые столкновения. Вскоре   они обернулись полноценной войной евреев с местными арабами.

 

                                   *             *            *

 

Я прочитал немало книг и документов о Войне за независимость (так называют в Израиле боевые действия, начатые в ноябре 1947 г., продолженные вторжением пяти арабских армий в мае 1948 г.  и завершившиеся перемирием Израиля с арабами в январе 1949 года. Арабы называют ту эпоху - Арабской Катастрофой).

Это - самая изнурительная из войн в истории новой Палестины.  Евреи потеряли шесть с половиной тысяч убитыми –  процент от всего населения ишува. Для сравнения - как если бы в Великую отечественную в СССР убили два миллиона человек... Конечно, по сравнению с общими потерями Союза в мировую войну – кажется, немного, лишь тринадцатая часть от фактических потерь советского народа, но все равно – колоссальное количество жертв. Число арабских жертв мне не известно, но одних беженцев насчитывалось  несколько сотен тысяч...  Сотни тысяч людей, потерявшие имущество, родину, землю и близких!

Я умышленно стараюсь избегать описания хода войн: моя цель  – не  фактология, а обнажение психологии, культурного облика  народов, проявившиеся в войнах, в толкованиях кампаний – с обеих сторон.

...Например, евреи. Они хотели избежать войны. Всячески. Бен-Гурион говорил, что если б имелся выбор, он предпочел бы отдать арабам часть предложенной территории в обмен за мир, лишь бы не воевать. Справедливо или нет, но евреи были убеждены в огромном превосходстве арабов: численном («ближние соседи» превосходили местное еврейство  раз в двадцать), в организационном (как-никак – нападала не община, а суверенные государства), в вооружении (регулярные армии имели возможность закупать любое оружие, нашлись бы деньги, а евреи в условиях  мандата, продолжавшегося до мая 1948 года, не вправе были ни солдат из Европы подвезти, ни оружие прикупить - губернатор не позволял). То есть евреи войны откровенно боялись...

«Мы никогда не скрывали, что военные действия начали мы», - признал в ООН представитель палестинской общины.

Государственный секретарь США Маршалл предупредил Моше Чертока (будущего министра иностранных дел Израиля, человека номер два в еврейском руководстве), что на прямую помощь США евреи рассчитывать не должны. Он советовал Чертоку отложить провозглашение государства...

Рекомендация уважаемого политика действовала сильнейшим образом. Черток приехал в Палестину и уговаривал Бен-Гуриона «погодить». На стороне «второго номера» в руководстве оказалось   большинство правящей еврейской элиты.

Бен-Гурион, однако, проявил себя искусным и волевым стратегом. Заразил мессианским вирусом колеблющихся товарищей (даже самого Чертока) и на решающем витке в Народном правлении (еврейском правительстве) победил, правда, минимальным числом голосов: шестеро против четырех. 14 мая 1948 года, в день вывода последних британских солдат, зачитал в Тель-авиве Декларацию Независимости.

В ту самую ночь египетская авиация бомбила Тель-авив. Наутро  придвинутые к границам армии шести арабских государств  начали плавное движение по направлению к Тель-авиву и Иерусалиму.

...Прежде, однако, чем мы обдумаем ход той войны, необходимо исполнить обещание и поговорить поподробнее о человеке, который сыграл главную роль в развернувшихся событиях на еврейской стороне – о Давиде Бен-Гурионе (литературный, а потом партийный псевдоним  Давида Грина. Родом из Плоньска, местечка под Варшавой).

 

                        *              *               *

 

Внешне путь выглядит обычным. Семья зажиточная, отец - адвокат. Отец писал обожаемому вождю Герцлю: «У меня растет сын необыкновенных способностей. Как хотелось бы, чтоб он продолжил учебу под наблюдением такого человека, как Вы... Хочу послать его учиться в Вену». Ответа не  последовало, и Бен-Гурион про письмо отца узнал на закате дней, будучи премьер-министром того самого государства, которое Герцль для него задумал..

Двадцатилетним юношей-социалистом приехал в Палестину. Работал в поле. Потом – юрфак университета (Стамбульского). Война, Еврейский легион. Помогал Кацнельсону создать единую организацию еврейских рабочих Палестины. Берл не любил партийных постов и формальной власти (влияние, напротив, любил и желал влиять буквально на все), поэтому властолюбивому организатору Бен-Гуриону поручили возглавить объединение профсоюзов Палестины - Гистадрут.

...В истории известен его ответ безработным, которые попросили в Гистадруте помощь хлебом: «Хлеба у меня нет. Но у меня есть мечта...» Возможно, великий бюрократ меньше увлекался мечтаниями, чем кто-либо из его сотоварищей, но в принципе – ну, мог ли человек выжить в той ситуации, сей интеллектуал, переодевшийся в рабочего, ставший рабочим, собирателем навоза, сборщиком апельсинов, давильщиком вина, если б его постоянно не поддерживала – мечта. Да какая  мечта... Создать  государство для народа, у которого не было своей страны две тысячи лет.

(Малый экскурс в частную жизнь лидера: единственные вещи, в изобилии наблюдаемые мною доме-музее Бен-Гуриона, – книги. Я видел их на всех стенах – от пола до потолка. Всю жизнь он любил учиться – самым невероятным предметам. Скажем, мало кто в ишуве так обдумывал текст Библии, как он. Многократно перечитывал трактаты Спинозы. Занимался йогой. Читал Платона в подлиннике -  и выучил для этого древнеэллинский язык. Хотел читать Сервантеса в оригинале и взял на службу испаноязычного секретаря (Ицхака Навона), чтобы тот научил его языку...)

Почему столь важной оказалась в его жизни фигура Кацнельсона, казалось бы, противоположного властолюбивому и авторитарному другу? Почему эта смерть стала для несентиментального вождя истинной трагедией («Берла нет, - стонал он, - как  жить без Берла»)?

...Даже гениальный политик (а Бен-Гурион - несомненный гений в политике, и государство Израиль – вечный памятник его Дару от Бога) нуждается в нравственной опоре, в аксиомах для своих силовых и дипломатических игр - чтоб «пораженье от победы» мог отличать. В хитросплетениях политики иногда кажется, что ты выиграл партию, а через какое-то время приз оборачивается крушением (так Гитлер осознал перед смертью, что начало его крушения – Мюнхен)... Случается  и наоборот – повернулась к тебе ликом жизненная Катастрофа, ты подавлен начисто, и в этот  момент незримо для себя выиграл свой жизненный промысел... Бен-Гурион почти по-детски обращался за оценкой своих инициатив и идей к Берлу – потому что в случае одобрения оставался уверен, что в игре, где рискует жизнью целого народа, -  прав. Не выигрывает он партию (случалось, что и проигрывал), но прав по сути. Если Берл возражал, он отказывался от замысла...

Лидер нации инстинктом и, главное, силой своего характера и энергии возвышался над товарищами – что чувствовал в ишуве любой... Даже враги. Бегин, обличавший его более, чем кто-либо из современников, тайно трепетал перед нюхом и волей «Старика»...

Пожалуй, Бен-Гурион – лучший в еврейской истории образ, действовавший по системе гениального политолога Макиавелли (когда-то оригиналом для «государя» служила великому итальянцу личность Чезаре Борджиа). Бен-Гурион открыл в себе качества  «Государя», человека, ставившего целью создание нового государства. Он принимал иногда страшные решения, если «князю» виделось, что того требуют интересы «княжества» (которого, напоминаю, еще не существовало, его только предстояло родить, как Борджиа мечтал о единой Италии в эпоху Макиавелли). В союзе с англичанами «Старик» укрощал «ревизионистов», срывавших ему - с пылким энтузиазмом патриотов - хитрые государственные маневры. В годы войны ничего (или почти ничего) он не сделал для спасения евреев Европы, про себя решив, что сил у ишува ничтожно мало, и несчастным землякам все равно не в состоянии существенно помочь, а то, что имеется в наличии, надо собрать в кулак для выстраивания будущего Еврейского государства. И подобных - жестких, судьбоносных, страшных решений наберется у «Старика» немало в его сложной жизни...

Тем не менее: создал государство. Нанес целую страну на карту мира. Много ли похожих людей наберется в человечестве?..

Иногда шутили, что евреи – народ, где каждый считает себя премьер-министром... Но ведь не только у евреев, повсюду демократия как тип организации власти интуитивно отвергает великих лидеров – начиная с изгнанных из Афин Аристида и Фемистокла и завершая провалившимися на выборах Черчиллем и на референдуме де Голлем. Тяжкое испытание неблагодарной демократией пришлось вынести и великому еврею – не минула и его чаша сия...

Бен-Гурион никогда не страдал либеральной мягкостью: израильский профессор Эли Барнави нашел для него великолепное определение  – это был «якобинский демократ». Забегая вперед, скажу, что он создал в Израиле социализм - систему гнетущей атмосферы и навязываемых народу решений. Но... ведь фактически во все годы его власти длилась непрерывная война, а в войну социализм – самый подходящий тип организации власти (выше писалось об этом). Только поэтому евреи терпели своего премьера! Куда удивительнее, что глава правительства ни разу, насколько я знаю, не посягнул на  учрежденные им самим демократические институты. Важные постановления всегда проходили через парламент (кнессет), даже если  выглядели сомнительными для премьера (случалось это не раз). С сожалением, но повиновался решениям Верховного суда: как раз в его эпоху сия Инстанция завоевала великое уважение в обществе, встав «во мнении народном» над парламентом и над правительством. Смирялся и повиновался «Старик» его приговорам...

В час, когда вождь объявил: «Государство Израиль создано» и раввин Фишман благословил собравшихся молитвой («Благодарю тебя, Господь, Царь вселенной, что дал нам пробыть,  и  дожить, и досуществовать до этого дня. Аминь!»), Бен-Гурион принял самое опасное в жизни решение (впрочем тут же, не задумываясь, «не отходя от кассы», провозгласил и первый декрет: «Белая книга» отменяется во всех ее параграфах»).

...Великой особенностью лидера явилось органичное соединение в нем двух талантов, которые обыватели склонны связывать воедино, а ведь это далеко-далеко не совпадающие человеческие качества. У него имелась  великая интуиция, острый и быстрый рефлекс политика,  - и мудрость государственного деятеля исключительного размаха. Сочетались в нем любовь к риску - с трезвостью расчета. Почему, например, в тот день, 14 мая, «Старик» провидел: жизненно необходимо провозгласить Израиль сегодня? Почему не пожелал ждать, осмотреться, как призывал Маршалл, мудрый человек, да и собственные, ближайшие товарищи?

Потому что случайным, мимолетно-эфемерным виделся лидеру невероятный союз - СССР и США. Такое чудо могло прекратиться в любой день, и, глядя из будущего, я верю, что через две недели объявить государство Израиль оказалось бы невозможным. Кто  знает? Могло произойти в истории и так, господа читатели... Он не мог из-за чрезмерной осторожности упустить  уникальный, едва ли не единственный момент политической истории XX века, когда две сверхдержавы внезапно объединились.

Вождь одновременно рассчитывал военные варианты. Положение оценивалось как сложное, но – не безнадежное. К маю 1948 г. его люди успели выиграть почти полугодовую кампанию с палестинцами, длившуюся с ноября, с решения ООН (иногда ту фазу борьбы называют  «предварительной войной», иногда - «гражданской войной»). Евреев насчитывалось в Палестине примерно 600 тысяч против двукратно превосходивших их числом палестинских арабов. Тем не менее, к маю 1948 года, к тому дню, когда англичане собрались уйти из Палестины, в тяжелейших боях от Галилеи до Негева, от Самарии до Средиземноморья, евреи, потеряв огромное (для них) число убитых, не раз переживая ужасные поражения, все-таки захватили сотню арабских сел (потеряв лишь несколько своих) и установили контроль над всей Галилеей (в том числе Западной, которая по плану ООН отходила к палестинцам). Они разблокировали 27 поселений, отрезанных в пустыне Негев, они взяли под власть большую половину страны, заняли важные перегоны на стратегической дороге Тель-авив-Иерусалим... Победы над стойким и мужественным противником объяснялись исключительно высокой организацией (в масштабах подполья, разумеется) еврейских вооруженных сил. Бен-Гурион, гений организации, мог предположить, что  это преимущество останется за  его людьми и в варианте, когда войска арабских стран вторгнутся в Палестину.

Он вписал войну в свой «Сионистский Проект» как страшную, но - неизбежность, хотя, Бог знает, как хотел такого варианта избежать. Но смирился, принял как данность...

Вот как выглядела армия шести союзников-арабов, описанная арабским профессором Даудом аль-Алами:

«Шесть тысяч со стороны Иордании, девять тысяч – Ирака, пять тысяч  - Египта, одна тысяча – Сирии, три тысячи Саудовской Аравии и, кроме того, три тысячи добровольцев из других арабских стран (добровольцами командовал экс-майор вермахта Фавзи аль-Каукджи, обогативший свой боевой опыт в сражениях 1936 г. – М. Х). На границе сосредоточились резервы: четыре тысячи в Иордании, одна тысяча – Ирака, восемь тысяч в Египте, полторы тысячи из Сирии, тысячи восьмисот из Ливана и три с половиной тысячи добровольцев из других арабских стран. Всего силы арабов насчитывали в Палестине сорок шесть тысяч человек».

Еврейские силы «Хаганы» и «Пальмаха» с примыкавшими  к ним боевиками ЭЦЕЛя и ЛЕХИ насчитывали к моменту провозглашения  Израиля примерно сорок пять тысяч штыков. То есть количественно совсем немного уступали соединенной военной мощи противника. Встает вопрос: почему же военные эксперты, все, без исключения, сводили еврейские шансы на победу к нулю, а арабские считали подавляющими?

...У евреев не имелось тяжелого вооружения (кажется, поначалу была одна пушка, купленная по случаю у вороватого британского военного. Потом появилось еще четыре орудия, вроде из музея, прозванные за древность «наполеончиками»). Ни одного танка, ни одного броневика, ни боевого самолета (откуда ж? Провезти нелегально или изготовить на месте автоматы, гранаты, патроны – да, дело доступное, но с пушками, танками, тем паче с самолетами – подобный эксперимент невозможен).  Но современную войну без тяжелого оружия не выиграть. Никак! Сирийцы  с севера двинули в Палестину две бригады на танках, иорданцы в центре прорвались на броневиках, у египтян имелись танки и авиация, она с первых часов начала бомбежку Тель-авива...

Но... Армиям противника не  за что умирать, понимал Бен-Гурион, у них нет главного мотива, необходимого для победы. Видимо, поэтому в читанных мною израильских описаниях войны самый трудный этап войны – не схватка с профессиональными армиями арабского вторжения, а как раз  предшествовавшая ей кампания против тех, кого в будущем назовут «палестинцами». Местные арабы воевали за себя, за свои деревни, и проиграли за счет лучшей организации сил и более умной тактики евреев – но они нередко выигрывали важные сражения. Дрались смело и насмерть! А за что было умирать египетскому феллаху или  ливанскому христианину? Грабить покорного врага, додушить трусливую еврейскую сволочь – о, на это многие были согласны... Но умирать на поле боя?!

Вот описание кампании глазами араба-современника, Мусы аль-Алами:

«В первый момент основной слабостью арабских войск оказалось то, что мы не подготовились, хотя нельзя сказать, что нас застали врасплох. Еврейские же войска были полностью подготовлены... Все делалось кое-как, не было ни единства, ни ясной стратегии, ни общего командования... Мы пребывали в хаосе: каждая страна воевала сама по себе. Только тот, кто вплотную соприкасался с евреями, тот и вступал в сражение. Евреи вели войну, имея разработанную стратегию, единое командование и всеобщую воинскую повинность. У нас было старое оружие, в то время, как противник был хорошо вооружен. Наши цели были смутными, часто противоположными. У евреев была только одна цель – выиграть сражение».

...Когда окидываешь ход той войны задним числом, видишь, как обе стороны дышали азотом мифологии,  какую накачали в них пропагандисты. Евреи, например, мистически были уверены, что у арабов колоссальное превосходство в живой силе и технике.  Да и как арабам не обладать перевесом? Всё в их пользу... Однако обратите внимание: подсчитывая свое воинство, арабский историк не принял в расчет... палестинских арабов. Миллион двести тысяч палестинцев могли поставить десятки тысяч воинов на фронт, они знали здешнюю местность, готовы были умирать, обладали  полугодовым опытом в боях с евреями - кто ж мог на еврейской стороне фронта предположить, что их запрут в лагеря беженцев, дабы не путались под ногами у королей и президентов, не мешали присваивать и делить Палестину – еврейскую, но арабскую тоже... Какой удобный  проход к Средиземному морю – через Галилею – можно получить для Ирака, верно? Да и Сирии не помешал бы...

До начала войны Бен-Гурион разослал лучших посланцев по диаспоре. В США хотел поехать сам, но не отпустили товарищи,  и победила на выборах Голда Меерсон, оратор-социалистка высшего класса. Она витийствовала на собраниях американских евреев: «Мы не просим советов, тем более – решений. Все сделаем сами: будем сражаться и погибать, независимо, что думаете по этому поводу вы, господа. От вас зависит одно: будем мы погибать безоружными или с оружием в руках. Это - все!» Она собрала пятьдесят миллионов долларов, баснословную по тем временам сумму, вдвое больше запланированной Бен-Гурионом, – и все доллары пошли на закупку оружия.

Итак, деньги у евреев нашлись. Но оружие даже за доллары  не продавали: Совет безопасности ввел эмбарго на поставки стволов в регион. Пятого февраля 1948 года Моше Черток побеседовал с Громыко и напрямую попросил содействия в продаже оружия. Вождь т. Сталин И. В. решение уже принял – и однозначное, и тов. Громыко не стал по обычаю, как говорят в России, «вола за хвост вертеть», а спросил Чертка легко и просто: а выгрузку сумеете организовать?

...Чехословакия продавала тогда оружие всем, кому Союз по каким-то дипломатическим причинам не мог поставлять его от себя. Например, греческим партизанам... У нее была приличная военная индустрия (сплетничали, что без чехов вермахт не мог полноценно воевать, как без датчан он сидел бы в окопах голодным). Кроме того, германские армии капитулировали в Чехии перед маршалом Коневым, и   трофейное оружие, сотни тысяч единиц, складировали на чешских складах. Бесполезным грузом лежало, а тут - за эти чужие железяки! - Праге предлагали желанные доллары,  баксы по-современному... Говорят, единственным человеком в чешском руководстве, кто  возразил против  продажи вооружения Израилю, оказался генеральный секретарь ЦК КПЧ Сланский (Зальцман), подтвердив тем самым дурную репутацию «евреев  во власти»  у своих земляков (через четыре года товарищ Сталин распорядился  его повесить –  за «связь с сионистами», разумеется).

Создали воздушный мост Ческе-Будейовицы - Югославия - Израиль. Когда Маршалл захотел выразить официальный протест против нарушения  постановления Совебеза ООН, посол в Праге объяснил шефу, что не поможет, ваша честь! Праге нужна валюта, ужасно она им нужна,  евреи платят за «мессершмидты» и прочее  долларами, отваливают, не скупясь... (Кстати, перевозили оружие американские летчики-евреи. Один вспоминал: «Мы должны были лететь две с половиной тысячи километров, а горючего в баках хватало только на две. Подвешивали дополнительный бак, от этого машина становилась очень тяжелой. Сесть можно было только там, куда летишь: если сядешь по дороге, в Греции, отберут и самолет, и груз, в арабских странах – просто убьют. Но зато в Израиле тебя ждали плохо одетые и небритые люди, которым нужно было это оружие, чтобы выжить. Ночью в гостинице вспоминаешь их... Они не позволят себя убить. Им надо помочь. И утром ты снова готов лететь, хотя каждый полет мог оказаться последним». Госдепартамент пригрозил лишить пилотов американских паспортов.)

...В Братиславе грузчики разбирали на части «Мессершмидты» (или «Спитфайры»), погружали  детали в транспортные самолеты и вывозили в Израиль. Там чехи-сборщики собирали аэропланы заново. Когда первая четверка «Мессершмидтов» обстреляла наступавшую египетскую бригаду, бомбежка вызвала шок: египтяне остановились, окопались, чтоб изучить неожиданную перемену в оперативной обстановке, а евреи воспользовались паузой и перебросили  резервы с севера (они уже взяли там Цфат и Акко) к обнаженному Тель-авиву. Египтяне не прошли.

Информация из книги Л. Млечина:

«На территории Чехословакии обучали не только летчиков. В Ческе-Будейовицах готовили танкистов и десантников. Полторы тысячи пехотинцев учили в Оломоуце, еще две тысячи – в Микулове... Медицинский персонал учили в Вельке-Штребле, радистов и телеграфистов в Либереце, электромехаников в Пардубице».

Советские инструкторы заодно читали евреям политико-воспитательные лекции. Как без этого добра? Советские иначе не умели...

На курсах учили не молодежь из Палестины:  за учебными столами сидели парни, мобилизованные в лагерях «перемещенных лиц» и зачисленные в Пальмах заочно, прямо в Европе. К концу войны свежее пополнение (их перебрасывали через Италию) составило четверть  вооруженных сил ишува! Они привнесли в безумно смелое, но вольное палестинское казачество непривычную европейскую подтянутость и деловитость в бою. «Не было случая, чтоб они получили приказ и не выполнили его», отозвался через полвека  их командир из «местных евреев».

Л. Млечин цитирует и отрывок из воспоминаний офицера египетской разведки, молодого полковника Гамаля Абдель Насера, воевавшего на юге Палестины:  «Я вспоминаю дни, которые провел в окопах. Я часто думал: вот мы сидим в этой земляной норе, окруженные врагами. Как обманули нас, втащив в войну, к которой мы не были готовы! Как играли нашей судьбой интриганы, стяжатели и честолюбцы! Это из-за них мы лежим здесь, безоружные, под огнем. Мы воевали в Палестине, но душой были в Египте. Наша родина испытывает такие же трудности и так же опустошена врагами. Ее так же обманули и вынудили сражаться без всякой подготовки!»

(Интересно все-таки, кто эти загадочные, но так и не названные враги, что послали египетскую армию в Палестину? Позже Насер сам посылал своих солдат в Палестину – и с тем же позорным для армии финалом, что у интриганов и стяжателей..)

Невозможно спорить – в чем-то он был прав: арабские армии, за исключением Иорданского легиона (с его британскими офицерами), оказались неготовыми к бесстрашному отпору... Генералы не отработали четкий план наступления, не имели налаженного снабжения, должной координации разных армий – но ведь для грабежа нацменской толпы считалось вполне достаточным подготовить лихой и устрашающий «набег».  Единственный правитель, который – согласовав эту идею с британцами – разработал для своих войск вполне реальную боевую задачу (приказал занять заселенную арабами часть Палестины с арабским районом Иерусалима в придачу), трансиорданский эмир Абдаллах, сумел  конкретную цель в  войне достигнуть.

Египтяне негодовали на своё правительство (массовые  демонстрации, и премьер-министр убит террористом), но на деле   военные, включая Насера, плохо воевали в Палестине – вяло, безинициативно, предпочитая вместо обдумывания ситуаций бросать солдат раз за разом в атаки на еврейские пулеметы, теряя людей массами, а  после поражений откатывались и  обвиняли в неудачах «врагов унутренних». Понимаю, искать врагов в тылу – легкий выход для терпящей неудачи армии, но самый неплодотворный.

...В конце войны египетские войска оказались окруженными. На юге, в пустыне Негев, кольцо вокруг «мешка» удерживали... два батальона Пальмаха! Им командовал киббуцник-пальмахник Сариг, скрывшийся под кличкой «Сергей», поэт войны... Его люди, как и египтяне, были отрезаны от основных сил Хаганы (он рассказывал: «Тогда говорили в Пальмахе: он поехал в Израиль, он вернулся из Израиля». Снабжение батальонов велось через маленькие транспортные самолеты, прозванные «примусами», они сбрасывали пальмахникам с воздуха боеприпасы и провиант). Но «Сергей» умудрялся каждую ночь проводить хищные налеты на аванпосты врага, создавая у египтян ощущение плотного кольца превосходящих  сил евреев с юга. Именно два «батальона любителей» заставили арабов-профессионалов (с Насером вкупе) бесцельно лежать в окопах, расходуя скудные боеприпасы – и располагая в разы большей живой силой, чем окружавший противник.

...В последние годы в Израиле набрали силу так называемые историки-«ревизионисты», протряхивающие мифы, с которыми связаны главные победы Израиля. Поистине, на мой вкус, славное занятие: много легенд растерли в жалкий порошок. Вот пример: историк Ури Мильштейн собрал материалы о том, как воевал в те годы легендарный герой Пальмаха Ицхак Рабин. Он доказал, что Рабин вовсе не был великим офицером, он совершал огромное количество непростительных ошибок на полях боев. Возможно, так  и есть, я заранее – без проверки - согласен. Но бригада Рабина побеждала врагов, иначе его карьера в будущем была бы невозможной... Толкованию Мильштейна, что арабы воевали еще хуже, что они спускали ошибки еврейского руководства  безнаказанными - верю им опять же на слово: «Наука побеждать» требует, прежде всего, не теории, а практических боевых занятий, а откуда  ж пальмахники, в частности, тот же Рабин, могли научиться искусству войны, если все, что делали раньше, сводилось к диверсионным действиям в масштабах, скажем, взвода или роты.... Конечно, они не в состоянии  были воевать подобно офицерам вермахта или британской армии, с квалификацией которых сравнивает историк-ревизионист. Так должно быть… Никто  не имел боевого опыта - ни с той, ни с другой стороны, ни евреи, ни арабы... Разница заключалась в следующем: евреи (включая Рабина) непрерывно учились. На собственных, часто кровавых и непростительных ошибках, каждый бой превращали в занятие, которое обдумывалось и из коего извлекались новые приемы тактики. В Израиле шутят, что «все наши войны выигрывали сержанты» (но, в сущности, вермахт до конца Второй мировой войны как военная машина превосходил Советскую армию – и дисциплиной, и организацией, но его воины уступали русским солдатам в инициативе снизу, в лихом маневре на месте, который не могло предусмотреть взором никакое мудрое немецкое начальство. И за кем все-таки осталась победа, а?). Сколько раз доводилось мне слышать рассказы ветеранов Израиля, сводившиеся к такой «майсе»: «Тут мы  подумали: да, приказ, конечно, есть приказ, но мы же видим, что  выполнить его невозможно, а начальство в штабе увидеть это никак не в состоянии. Мы и зашли с другой стороны и взяли эту высотку вон оттуда...» Тот же Рабин вспоминал, как ему, комбригу, генштаб запретил наступать на Иерусалим. Но приехали из столицы два члена Сионистского руководства, попросили ударить по арабскому району возле Рамат-Рахель: некем оборону держать, и полгорода с юга могут пасть. Он сослался на запрет генштаба, а они: «Что тебе генштаб? Мы - политическое руководство, мы приказываем, на нас  сошлешься». Он решился - ударил и... взял с налету важнейший район города, который с тех пор остался за евреями. (Конечно, это касалось лишь тактики боя или операции – в стратегии военные безоговорочно подчинялись авторитету Бен-Гуриона. Тот же Рабин вспомнил, как к концу войны восточный Иерусалим защищали превосходящие силы Иорданского легиона, но - «мы чувствовали – если поступит приказ, разобьем, весь Иерусалим будет нашим». Доложили план Бен-Гуриону... «Старик» сказал: не надо.. Великие державы все равно не дадут  евреям завладеть христианскими святынями. Зря людей положим. Все равно отберут назад». Ну, начальству виднее... Подчинились,  и Восточный Иерусалим ждал их прихода еще 19 лет.)

Нечто похожее произошло в Негеве к концу войны. «Сергей» провел блестящую наступательную операцию, окружив сектор Газы с юга. «Меня ожидал на месте Ицхак (Рабин – М. Х,) и передал: «Есть приказ от «Старика»: отступить. Ну, приказ есть приказ,  выполнили, хотя жаль – за что боролись?!» (Нынче известно, что британцы пригрозили ввести в бой свою армию, если евреи займут какую-то часть территории Египта).

Одним из важнейших последствий войны за Независимость мне видится проблема палестинских беженцев, собственно, и по сегодня она - одна из главных препон для замирения сторон. Напрямую же  связана и с нашей темой – с расхождением в менталитетах у евреев с арабами.

Уже в первые месяцы войны наблюдаем пока десятки тысяч беженцев-арабов, но евреи к сему делу рук не прикладывали: они, кажется, не сумели захватить ни одного арабского села... Не только по военным причинам евреи держались тогда пассивно:  все жила надежда, поданная эмиром Абдаллахом на тайной встрече с Гордой Меир, мол, не вступит Арабский легион в войну. Бен-Гуриону политически не хотелось срывать возможный мир с соседями, устроив  поток арабских беженцев.  Поначалу эти люди просто бежали от возможной войны, от разрухи (в отличие от евреев, арабы сильно экономически зависели от британских начальников и предпринимателей, а те все эвакуировались с войсками). Кто был из арабов побогаче, бежали – но не от евреев, а от своих боевиков: война есть дело в любом варианте страшное для состоятельных людей.

Бегство же масс, сотен тысяч палестинцев началось лишь на пятом месяце войны - после резни, случившейся в Дир-Ясине. Село в окрестностях Иерусалима атаковали совместные отряды ЭЦЕЛя (организации Менахема Бегина) и ЛЕХИ. Как можно понять из  воспоминаний, эти организации, сосредоточившие до войны всё  внимание на терактах против британских военных и полиции, оказались худо подготовлены к регулярным боям в обычной войне (это же совсем другое искусство). Но, естественно, хотелось показать себя с наилучшей стороны, и когда, наконец, обозначились (к весне ) яркие победы Пальмаха над арабами, эцельники решили в виде компенсации занять какое-нибудь важное арабское село, прикрывавшее столицу с юга. Но – не сумели собрать нужную информацию, провести оперативную подготовку и внезапно натолкнулись на стойкую оборону арабов. Понесли в бою огромные потери и, захватив село, пришли в неописуемую ярость, осознав, скольких товарищей потеряли при штурме. Со злости расстреляли пленных – кажется, 242 человека, включая в число мирных жителей.

И – в Палестине столкнулись две «пиаркомпании». Арабы, как водится, развернули бум относительно «злодеяний сионистов». Я думаю, сей простой и очевидный ход напрашивался  сам, без обдумываний. Но в схватке с изощренным хитрецом-политиком, вроде Бен-Гуриона, такие простые ходы оказывались часто ошибочными. Он провел элементарную контратаку: громко изобличал, страшно «ужасался» неслыханному еврейскому злодеянию. Раввинат по его наущению отлучил преступников-евреев от иудаизма. И трагедия Дир-Ясина обернулась чистой политической прибылью для  руководителя евреев: вот, мол, что может сотворить неуправляемая еврейская оппозиция, и, соответственно, власть и ответственность нужно передать только исключительно дисциплинированному и гуманному Бен-Гуриону. Использовав прибытие в Израиль судна «эцельников» с оружием и людьми (эпизод «Альталена»  - о нем я расскажу ниже), Бен-Гурион достиг  желанной ему цели – распустил военные части всех конкурировавших партий. Их солдат включил в обычные соединения «Хаганы» –  на общих основаниях. Вскоре он распустил и «собственный» Пальмах и создал деполитизированную Армию Обороны Израиля. По инициативе арабской пропаганды вождь сумел осуществить самую заветную политическую цель.

А что же делали арабы? Лидеру евреев повезло с их пропагандистами. Они запугали местное население «ужасами Дир-Ясина», цель  вроде бы ставилась им нормальная, логичная -  вызвать ненависть к жестокому и кровавому врагу. Но, увы, местные феллахи, испугавшись резни, бежали из сел, и Бен-Гурион извлек из «арабской пропаганды» чрезвычайно важную для себя выгоду. Отныне еврейские офицеры, захватывая арабские села (до ужаса запуганные «зверствами Дир-Ясина»), «великодушно разрешали» арабским жителям, в том числе старикам, женщинам и детям, - «идти к своим». Тех, кто медлил, – аккуратненько подталкивали автоматами в спину. Как же, гуманисты, они не убивают, они, напротив – «эвакуируют  мирных жителей к своим»...

Секрет тайных распоряжений еврейского лидера нынче очевиден. В границах, которые очертила для евреев ООН, палестинские арабы  составляли примерно 45% населения Израиля. Бен-Гурион учитывал возможный приезд евреев из стран диаспоры, но, зная прирост семей у арабов, можно предполагать: если б арабы не объявили  государству Израиль войну, оно могло самым естественным образом перестать быть еврейским – причем довольно скоро... Подвернувшаяся Бен-Гуриону удивительная возможность изгнать арабов под благовидным прикрытием, мол, «сами убежали, поддавшись призывам единоверцев» («Не виноватая я! Он сам пришел!». Вариант, повторяю,  не являлся чистой пропагандистской ложью – какая-то часть арабов, действительно, бежала от войны), так вот, возможность «гуманно» удалить арабов с территории Израиля была использована лидером процентов на семьдесят. На семьдесят – означает, что в деревнях, воздержавшихся от гражданской войны, арабов не трогали, поэтому в государстве Израиль сохранилось сотни тысяч палестинских арабов, нынешних граждан страны (их число сегодня  достигает 18-20% от всего населения)... Но две трети прежней общины либо бежали сами, либо были изгнаны еврейскими военными.

И – создалось в ходе войны еврейское большинство в Израиле, что явилось важнейшим результатом - в видении Бен-Гуриона, во всяком случае. Арабские пропагандисты славно на него поработали.

Легенда о «добровольном бегстве» арабов долго бытовала в израильском обществе, подкрепляемая документами (не фальшивыми. Повторяю, подобный вариант существовал в истории, только не был единственно возможным). Лишь благодаря историкам-ревизионистам подлинная действительность выплыла наружу.

Данный факт как раз дает возможность обдумать ментальную разницу между двумя народами и вернуться к теме нашей книги.

Первое. Выселение коренных жителей в то время юридически виделось миру законным актом. Россияне, скажем, выселили немцев из Восточной Пруссии, поляки – из Западной, чехи – из Судет (как  и сами немцы раньше выселили оттуда чехов), русские – японцев с Курил... И так далее.

Второе соображение. В менталитете западных и восточных людей существовала принципиальная разница в восприятии процесса выселения. На Западе лица, выселенные в ходе войны, теряли  право на прежнюю собственность. В СССР подобное правило распространялось даже на своих же граждан: когда моя семья вернулась из эвакуации в Ленинград, мы потеряли довоенную комнату в коммуналке, которую заняли уже другие жильцы. Это смотрелось вполне нормально моей матерью и городскими властями. Уехали, сбежали от блокады – ничего не положено вам возвращать.

Бен-Гурион презрительно высказался в адрес палестинцев: «Теперь каждому ясно, для кого эта земля родная, а для кого нет». Но он ошибался – именно как западный человек. На Востоке общепринятой нормой поведения считалось иная: во время войны можно бежать, а когда бои кончаются – возвращаться домой. Для беженцев-палестинцев шоком явилось как раз то, что на сей раз евреи применили к ним европейские правила пограничной политики...

Но – в порядке компенсации – на Западе считается действующей нормой, что  земляки обязаны помогать беглецам на новом месте. В ФРГ, например, предоставлены все права и многие возможности землякам из Судет и Силезии, в Японии – людям с Курил, в Пакистане – беглецам из Индии (и наоборот). А вот беженцы из Палестины полвека считаются во многих арабских странах кастой, лишенной гражданства и соответствующих прав (хотя настоящих беженцев осталось всего ничего – в основном-то, в  лагерях живут их дети и внуки, те арабы, которые Палестину не видели, родились в странах нынешнего проживания, говорят на диалектах этого же языка, живут в рамках той же культуры, этнически принадлежат к тому же народу, – в сущности, ничем не отличаются от коренных граждан).

Израильтянами такая ситуация  воспринимается, как если бы евреи, приезжающие в Израиль из арабских стран, не получили равных прав, как нечто немыслимое в рамках национального самосознания (хотя и евреи тоже покидали Ирак или Египет не слишком добровольно, отнюдь, но аккуратно подталкиваемые местными начальничками, да и соседями, в спины).

В Израиле воспринимают ситуацию с палестинскими беженцами как некий заговор с целью  держать наготове боевые отряды, всегда напоминая: да, мы потерпели поражение, проиграли кампанию, но – война продолжается. Всё впереди, и впереди реванш. Для израильтян проблема беженцев не связана с человеческим фактором, она смотрится лишь рычагом для арабского противостояния процессу замирения. Возможно, израильтяне ошибаются, это я допускаю, но думают они – именно так...

Евреи вспоминают, что на территории, занятой  арабами в Палестине, не осталось ни одного еврея, жившего там до войны (арабам удалось захватить несколько еврейских селений, скажем, четыре киббуца Гуш-Эцион под Иерусалимом или Старый город Иерусалима). Многих пленных евреев, взятых на месте, расстреляли... Существуют несомненные с юридической точки зрения  права евреев на земли во многих районах, занятых арабами (участки были куплены за наличные ещё бароном Ротшильдом). Но - что потеряно в войну, то потеряно, рассуждают евреи. И любят припоминать, что по условиям капитуляции Старого города в Иерусалиме командование Иорданского легиона обещало сохранить в неприкосновенности сдавшихся жителей (в основном, безоружных ортодоксов) и их недвижимую собственность. Офицеры-арабы вовсе не собирались договор нарушать, это правда, это факт... Но скоро поняли, что не в силах  спасти евреев от резни со стороны соседей – и предложили небоеспособным ортодоксам самим отселиться из Еврейского квартала в еврейскую часть города (боеспособных же отправили в лагеря военнопленных). А еврейский квартал они взорвали... Какие после этого у вас  претензии?! – спрашивают евреи арабов. Мы – вас так, но и вы нас так же…

Самый важный еврейский аргумент состоит в том, что произошел  процесс «переселения народов» - явление, привычное для мира в войнах XX-го столетия. Здесь мне придется выйти за временные пределы Войны за независимость (по-арабски - Катастрофы). Как только война кончилась, произошло тотальное выселение еврейских общин из арабских стран. За десять лет арабские страны покинуло 900 тысяч евреев, 620 тысяч из них приехало в Израиль (остальные - во Францию, Канаду, Италию, Бразилию и др.).  Евреи бросили дома, школы, синагоги, больницы, бизнесы, порвали деловые связи...  Кто возместит их убытки, спрашивают евреи... Арабские министры и дипломаты возражают в том духе, что, мол,  евреев не изгоняли, они уехали сами, и если захотят – могут сами вернуться, добро пожаловать! Это правда, но примерно такая же, как то, что  палестинские арабы сами убежали от войны. Для того, чтобы и арабов, и евреев вытолкнуть в эмиграцию, властями с обеих сторон  использовался, как сейчас выражаются, возможный «административный ресурс».

Считайте, что мы обменялись населением, – вот позиция евреев. Вы получили своих земляков, мы – своих. Им видится, что для арабов на деле вопрос о беженцах  есть только и исключительно рычаг для накачивания напряжения на переговорах. Возникнет Палестинское государство, и его территория будет открыта для любых беженцев, и они смогут (евреи согласны) получить щедрые компенсации  для начала новой жизни... В конце концов, крымские татары не настаивали, чтобы каждый выселенный получил тот дом, где его дед или отец жил прежде, народ в принципе волновало лишь  пребывание на своей родине, но как раз сей вопрос для палестинцев решаем – когда и если возникнет Палестинское государство.

Возможно, евреи ошибаются в оценке ощущений палестинцев,  повторяю... Возможно, я не способен понять комплексы людей, потерпевших поражение, для которых возвращение в свой дом должно оказаться символом реванша и – морального удовлетворения. Но... Но тогда победу надо одержать. Нельзя проиграть войну и притворяться, будто проигрыша не было, будто поражение перечеркнуто за столом переговоров. Так в реальной жизни не происходит. В спорах с арабами евреи иногда выражаются резко: «Воевать надо было лучше». И, как ни странно, такой  аргумент арабы понимают хорошо.

 

(продолжение следует)

    
   

 

Обогрев бункера

---

   

---

    
         

___Реклама___

---