Shalit1.htm
"Заметки" "Старина" Архивы Авторы Темы Гостевая Форумы Киоск Ссылки Начало
©Альманах "Еврейская Старина"
Ноябрь-декабрь 2006 года

Шуламит Шалит

 


Дед Мендл, реб Берл и другие…

(О Борисе Чернякове, 1928-1996)

 

   



     Борис Черняков. Ленинград, 1967


     Его деда на самом деле звали Мендл. И вообще он почти ничего не придумал, а просто обратился памятью в детство. Вспоминал-вспоминал, и вдруг все встали перед глазами, как живые. Лучшим другом деда Мендла и вправду был реб Берл Хейфец, а и другие тоже были или соседи, или знакомые соседей, или родственники этих знакомых, или те, о ком они точно знали, что истории, приключившиеся с ними, самые что ни на есть подлинные… Но имена-то, имена… А прозвища? Редко кого, как деда Мендла, звали довольно почтительно - Мендл Огородник или Мендл Гордец - за лучшие в местечке овощи и за независимый характер, чаще прозвища были обидными, иногда скандальными… Бенче Кукареку-Скандал или Авремл-Пустослов - поживите вы с такими прозвищами! Или Нисон Болботун или Бенцион Огурчик, который фаянс называл фаянцем… Странно, что его не называли Бенцион Фаянец…

     А реб Берл Хейфец был не только лучшим другом деда Мендла, весельчаком и острословом, но и единственным из местечковых стариков, кто серьёзно относился к Береле Чернякову - и к самому мальчику и к его вопросам. Почему такая русская фамилия у еврейского мальчика? Он долго не знал, и реб Берл не сразу ответил…

     Перенесёмся на много десятилетий назад, в еврейское пространство, в белорусское местечко Лиозно… Это были годы перед Второй мировой войной, и хотя Лиозно уже не было местечком, знакомым нам по Ицхаку Лейбушу Перецу или Шолом-Алейхему - старики уходили из жизни, а молодёжь разъезжалась по большим городам, - но ещё водились степенные доморощенные философы и уважаемые знатоки Талмуда, весёлые лукавые мудрецы и хранители старинных хасидских песен.

     Мне хочется познакомить вас поближе не только с теми, кто уже назван, но и с разными другими людьми, добраться до Голопуповки, где проживал великий мастер кройки и шитья - портной Менаше, и представить вам лиозненского цадика… Если, как тогда говорили, бричка довезёт… Но кто еще слово такое помнит - бричка? Иногда реб Берл говорил лично с ним, любознательным внуком своего приятеля Мендла, а бывало, мальчик слушал его да и других стариков, когда они, крепкие весёлые евреи, один колоритнее другого, сходились вместе, а потом в своих спорах да байках так расходились, что вовсе забывали о примостившемся на краю скамеечки правнуке реб Велвла и реб Ицхака и внуке реб Мендла. А он, по праву друга реб Берла, сидит себе тихонько и слушает, слушает… Он не записывал их рассказов и разговоров, но по приезде в Израиль, и такое чудо происходит тут сплошь и рядом, всё в нём очнулось, он увидел их живыми, услыхал голоса, стал вспоминать характеры, привычки, даже манеру разговора…

     "Реб Берл знал великое множество "идише глайхвертлэх", неизменно пересыпая ими свою речь. "Калтэ фарфл", "цутрогн, ви Борух афн ярид", "клапн ин чайник", "гликлэх, ви ди рябэ кац" (счастлив как рябая кошка) или коротенький насмешливый стишок по адресу тех людей, особенно дачников, что уже изрядно подзабыли идиш: "штейн ди банкес мит варенье аф ди полкес ин чулан" - все эти, как и множество других поговорок и прибауток я впервые услышал именно от реб Берла. А ещё тот часто и всегда к месту употреблял в разговоре нечто вроде афоризмов собственного сочинения. Например: "И кошерным вином можно допиться до свинского состояния" или особенно нравившийся мне: "Евреи, хватит держать кукиш в кармане - пора его кому-нибудь показать!"

     Даже по прошествии стольких лет я слышу его глуховатый, с хрипотцой, голос: - Кто тебе сказал, что наш уважаемый кузнец реб Танхум пьяница? Кто, кто? Ах, Бенче Кукареку? Нашёл кого слушать! Ты разве не знаешь, что Бенче - из тех, про кого твой прадед реб Ицхак, всем нам на долгие годы, выражался так: "в голове нет - из задницы, извините, не добавишь!"

     Так вот, реб Танхум выпивал всего один раз в году, но как следует. Что значит, когда? Еврейский мальчик должен знать: такое можно позволить себе только в Пурим. Вот реб Танхум и позволял, Другие, между прочим, тоже не сидели с пустыми рюмками. Но самое интересное начиналось потом: наш кузнец шёл на улицу, запевал весёлую песню и танцевал прямо на снегу, а если была слякоть - так и в слякоти. Многие плясали вместе с ним и откалывали такие коленца, что словами не передашь - тут нужен Шагал.

     Что значит: какой Шагал? Послушай, чему это вас в школе учат? Думаешь, в мире есть всего один Шагал - глухой Давид, местечковый парикмахер? Так вот, запомни: наш Давид - двоюродный брат знаменитого еврейского художника Марка Шагала. Должен заметить, что когда тебя ещё на свете не было, я видел однажды в Витебске такой плакат: "Дай Бог, чтоб каждый так шагал, как Марк Захарович Шагал!" Что скажешь, а?
     Так говорил реб Берл. А совсем недавно, года три тому назад, попалась мне на глаза репродукция картины Марка Шагала "Брат Давид играет на мандолине". И я вспомнил рассказ реб Берла и увидел себя, сидящего в кресле глухого парикмахера, и услышал его неизменное к любому виду стрижки присловье: "Наступил торжественный момэнт - начинаем делать перманэнт". И сам этот "перманент", по поводу которого дед, в первый раз приведя его к Давиду, кричал ему в самое ухо: "Н?голо! Н?голо!"

     Тут мы подходим и к вопросу о фамилии. Когда еврей носит фамилию Амбург или Файнштейн, Циперсон, Эфрос и Хейфец - это понятно или уж, во всяком случае, привычно. Но откуда взялись в нашем местечке евреи Киселёвы и Барановы, Беловы и Ершовы, Песковы и Михайловские? Или жившие неподалеку от нас старики Романовы? Ничего себе еврейская фамилия!
     - Всё это идёт со времени службы в царской армии, - сказал реб Берл, - той, которая была ещё при Николае Первом. Евреям давали русские фамилии, с ними они служили, с ними и домой возвращались. Знаешь ли ты, что оба твои прадеда, реб Велвл и реб Ицхак, всем нам на долгие годы, были из николаевских солдат?"

     И тогда шёл рассказ о прадедах… И становилось понятней собственное происхождение. Ну, и фамилия, конечно.
     Всего несколько рассказов о дедушке Мендле и о реб Берле были напечатаны, когда мне впервые позвонил их автор, Борис Черняков. А вот те истории, которые я вам собираюсь сейчас поведать, он принес мне в рукописи… Возможно, некоторые покажутся вам знакомыми, автор называет их маленькими еврейскими историями, и выросли они из анекдотов, не анекдотов об евреях, а еврейских анекдотов, тех, что родились в черте оседлости и пропитаны бытом и нравами обитателей местечек. Еврейский фольклор, никогда не умирающий, переходящий из поколения в поколение и добравшийся и до Америки и до Израиля...


     Две истории из жизни Абраши Хейфеца, новобранца

     История первая


     Рядового Абрашу Хейфеца господин фельдфебель невзлюбил с первого взгляда.
     На следующий день после прибытия новобранцев господин фельдфебель выстроил их на полковом плацу. Там он сказал новобранцам речь. В ней упоминались враги внешние, враги внутренние, а также вера, царь и отечество. Заканчивая речь, господин фельдфебель предупредил, что солдатская служба сильно отличается от домашней жизни.
     - И запомните, сукины сыны, - сказал он новобранцам напоследок, - что тут вам солдатская казарма, а не мамкин дом. Стало быть, вставать будете в пять часов.
     Обходя строй, господин фельдфебель остановился перед Абрашей.

     - Кто таков? - спросил он. - Назовись!
     Весьма польщённый особым интересом высокого начальства к его скромной персоне, Абраша ответил в присущей ему манере, конечно.
     - Если вы интересуетесь моей фамилией, то моя фамилия всегда была Хейфец.
     - Из жидов?
     - Из евреев, - вежливо поправил фельдфебеля Абраша.
     Высокое начальство сунуло Абраше под нос здоровенный волосатый кулак.

     - А вот я тебе покажу, из каких ты евреев, жидовская твоя морда! А ну, повтори сей секунд, что я сейчас говорил перед строем?
     Новобранец Абраша Хейфец сильно перепугался. Но, сообразил он, раз господин фельдфебель спрашивает - надо что-то отвечать, потому что молчание может обойтись слишком дорого.
     И он ответил так:
     - Вы говорили, что у нас есть враги, которые что-то там имеют против веры, царя и отечества. Так что бы справиться с ними, нам всем теперь придётся вставать в пять часов. И хотя дома я привык спать до двенадцати, но если это так надо царю и отечеству - я могу полежать и до пяти.


     История вторая, короткая


     Когда новобранец Абраша Хейфец, находясь в Мазурских болотах, впервые попал под обстрел германских пушек, он вскочил на бруствер окопа, повернулся лицом к позициям противника и закричал:
     - Сумасшедшие, куда вы стреляете? Здесь же люди!

     вот несколько историй, имеющих прямое отношение к уму руднянского ребе…
     У Нохема-Абэ Фамильянта дохли куры. Вся торговля шла прахом. К кому обращается человек, когда ему нужен дельный совет? К ребе… С незапамятных времён и до наших дней, впрочем… Итак куры дохли. Дохли и дохли.
     - Что поделаешь, Фамильянт, что поделаешь, - вздохнул ребе, - в этом бренном мире все мы только гости.

     - Это, конечно, так, - согласился Нохем-Абэ. - Но когда каждое утро находишь в курятнике околевшую птицу - согласитесь, есть от чего прийти в отчаяние.
     Ребе ходил по комнате и, слушая горестные слова Фамильянта, сочувственно кивал. И вдруг остановился, осенённый какой-то мыслью.
     - А скажите-ка мне, уважаемый Фамильянт, - спросил он, - как вы кормите ваших птиц?
     - Странный вопрос, - ответил Нохем-Абэ. - Кормлю, как все кормят: беру из мешка пшено, сыплю горстями на землю, кричу "цып-цып-цып!" - вот и вся премудрость.

     - Не вся, Фамильянт, не вся! - сказал ребе. - Теперь мне ясно, почему дохнут ваши куры. Имейте в виду: пшено ни в коем случае нельзя рассыпать горстями как попало - его надо укладывать на земле ровной аккуратной ленточкой. Вы поняли мою мысль? Укладывайте пшено ленточкой.
     Но куры дохли. Через два дня он снова был у ребе.
     - Что нового в курятнике?
     - Не курятник, а кладбище.
     Потом он укладывал пшено зигзагом… Ребе его успокаивал: истина никогда не открывается сразу. Попробуйте кружочками, они спасут ваших кур…

     - Не кур, а курицу, - прошептал Фамильянт сквозь слёзы. - У меня осталась всего одна птичка.
     Через две недели судьба свела их на базаре.
     - Я вижу, что вы пришли прикупить для вашей курочки молодого петушка, - весело сказал ребе.
     - Не совсем так, - ответил Нохем-Абэ. - Не хотелось бы вас огорчать, но последняя курица тоже околела…
     - Что вы говорите? - удивился ребе. - Подумайте, какая жалость - а ведь у меня было ещё столько идей!

     Я знаю, что кое-кто готов рассказать другой анекдот с похожей концовкой, но у меня есть преимущество - вы меня не можете перебить…

     Поэтому слушайте ЕЩЕ ОДНУ ИСТОРИЮ:


     Однажды к руднянскому ребе пришла молодая женщина.
     - Ребе, - сказала она, - я приехала к вам издалека, потому что мне срочно надо решить очень важный вопрос. Дело в том, что я собралась замуж. Скажу вам больше: ко мне посватались сразу двое.
     - Примите мои поздравления, - сказал ребе, - и знайте: с вами случилось то, о чём вот уже двадцать лет мечтает наш лавочник Ошер-Нахман. Всякий раз, когда он приходит ко мне, я слышу от него один и тот же вопрос: "Ребе, настанет ли, наконец, такой день, когда в моей лавке спрос будет превышать предложение?" Так что вам сегодня лучше, чем Ошер-Нахману: в вашей лавке этот день уже настал. Впрочем, я отвлёкся. Так что же вас беспокоит в предстоящем бракосочетании?

     - Меня беспокоит, - ответила женщина, - что, как я недавно узнала, один из женихов - вор, а другой, извините, - насильник. Правда, всё это было в далёком прошлом, но я хотела бы всё-таки посоветоваться с вами, за кого из них выходить замуж.
     Руднянский ребе крепко задумался, потом удалился в соседнюю комнату, потому что именно там хранились толстые мудрые книги, в которых ребе обычно наводил нужные справки.
     Между тем, ребецн слышала весь разговор своего супруга с приезжей клиенткой. И когда ребе удалился, она сказала этой женщине так:
     - Я не собираюсь давать вам советы - это дело моего достопочтенного мужа. Но, как женщина женщине, скажу вам, конечно, по секрету, так: по-моему, так пусть меня лучше два раза изнасилуют, чем один раз обворуют...

     Кто такой шадхен, Вы знаете? Ну, конечно, сват. Нисон Болботун был такой шадхен, что умел заставить родителей поверить, будто бы к их дочке, которая уже сто лет на выданье, потому что у неё нижняя губа почти встречается с кончиком носа, а глаза смотрят в разные стороны, - сватается не кто иной, как принц Уэльский: когда другие родители, удивлённые, что расписная красавица готова пойти за их шлемазла Пиню - тут Нисон Болботун призвал на помощь не только своё красноречие, но и самого царя Соломона, сказавшего о своей любимой: ты стройна как кобылица в колеснице фараоновой, глаза твои - два голубя… Сражённые красотой будущей невесты, они всё-таки осторожно спросили: так-таки нет у неё никаких недостатков? На что наш шадхен, желая быть предельно честен, ответил так: один маленький недостаток у неё всё-таки есть: она капельку беременна…

     А пока он уговаривал тех и других, он там пообедал, а там осушил несколько рюмок наливки… Так и работал. И вот он приходит как-то вечером к своему давнему и очень неподатливому клиенту - старому холостяку Аврому-Иче.
     - Насколько я могу предположить, - сказал он, присаживаясь к столу, - вы всё ещё не надумали жениться, не так ли? Дело ваше, уважаемый Авром-Иче, дело ваше! Упаси меня Бог давать вам какие-то советы. Пусть в доме царят мрак и запустение, и некому подать стакан чая, и заштопать носки, и приготовить к субботе кусок фаршированной рыбы, - пусть будет так. В конце концов, что у вас - своей головы нет, что ли? Даже смешно!

     Я ведь просто зашёл на огонёк, как сосед к соседу. Не мной сказано, что два умных еврея всегда найдут, о чём поговорить, не так ли? Я у вас немного посижу, передохну - и пойду домой. Нет, благодарю вас, чаю не надо. Меня ждёт моя жена, моя Фейгл, и мне надо поторапливаться.
     Что бы я делал без неё - это даже трудно себе представить. Приходишь домой усталый, холодный, голодный - а жена уже тут как тут. Поможет снять пальто, подаст тёплые шлёпанцы, позовёт к столу. А на столе сияет начищенными боками самовар, он поёт, как кантор в праздничный вечер. Рядом с самоваром стоит горшочек топлёного молока с коричневой корочкой, и лежит свежая румяная хала. Это такая прелесть, уважаемый Авром-Иче!

     Я сажусь на своё место во главе стола, моя дорогая Фейгл садится напротив - и начинает рассказывать о том, что слышно на белом свете. А на белом свете, уважаемый Авром-Иче, всегда что-нибудь да слышно - и уж лучше моей жены об этом не знает никто.
     Я выпиваю один стакан - она говорит. Я выпиваю второй - она говорит. Я наливаю себе третий стакан, а моя дорогая Фейгл продолжает рассказывать. Она всё говорит, говорит, говорит - и ведь никакая хвороба не берёт эту бабу вместе с её разговорами!
     Уговорил…

     Как уже было сказано, молодёжь тянулась в город. А если не удавалось пристроиться, то хоть посмотреть, что такое большой город. И вот две истории, связанные с большими городами Витебском и Могилёвом и нашим священным обрядом обрезания. И - извините за деликатный характер темы.


     История первая


     Однажды колышанский пекарь Ошер Потягайло приехал в Витебск. Он впервые попал в большой город, и ему всё тут было интересно.
     На одной из улиц он увидел большую вывеску. На ней золотом сверкали слова: "Кауфман и сыновья. Посредническая контора по обрезанию". Прямо под вывеской располагалась широкая зеркальная витрина, а в ней Ошер увидел множество часов. Настенных, настольных, напольных, каминных. На подставках из мрамора и бронзы, в футлярах из красного и чёрного дерева.
     Он долго с удивлением смотрел то на вывеску, то на витрину. Наконец, не выдержал и вошёл внутрь.

     - Шолом-алейхем, - сказал Ошер маленькому человечку, поднявшемуся из-за конторки навстречу посетителю. - Я хотел бы видеть самого господина Кауфмана, если можно, или хотя бы кого-нибудь из его сыновей.
     - Алейхем-шолом, - ответил маленький человечек, - Кауфман это я. И он затараторил: наша посредническая контора к вашим услугам, мы высылаем специалиста по первому требованию, самые современные методы работы, полное соблюдение всех религиозных и гигиенических правил гарантируется…

     Выслушав Кауфмана, Ошер Потягайло сказал, что лично у него уже нет надобности в услугах конторы, он всего-навсего хотел бы, если это можно, задать один вопрос.
     Кауфман любезно разрешил. И тогда Ошер спросил:
     - Если ваше заведение называется посреднической конторой по обрезанию - почему в витрине выставлены часы?
     Хозяин конторы сказал:
     - Позвольте, господин любопытный прохожий, ответить вам по-еврейски - вопросом на вопрос: а что, по-вашему, мы должны были выставить в витрине?


     История вторая


     В семье молодого могилёвского помощника присяжного поверенного Израиля Эпштейна случилась большая радость: родился первенец. Вечером того же дня произошло ещё одно событие: отец мальчика, Эпштейн-младший, объявил деду первенца, Эпштейну-старшему, что обрезания не будет.
     - Изя, ты сошёл с ума, - сказал дед. - Когда ты ходишь с неприкрытой головой, не признаёшь пасхальной посуды и куришь в субботу - со всем этим я, в конце концов, уже как-то примирился. Но обрезание, Изя! Можно ли пренебречь нашей традицией?

     - Можно, - ответил Изя, - если традиция - варварская.
     - Ты плюёшь на обычаи предков, - сказал Эпштейн-старший, - и я предупреждаю тебя: это плохо кончится.
     - Наши предки жили в вонючем местечке, - парировал Эпштейн-младший, - а мы переехали в губернский город. Большая разница.
     Так они препирались три дня. Наконец, Эпштейн-старший сказал:

     - Изя, я устал с тобой спорить. Придётся идти к раввину.
     - Ещё чего не хватало! - сказал Эпштейн-младший. - Если уж на то пошло, спросим совета у твоей сестры тёти Фани. Извини меня, папа, но в свои восемьдесят пять лет она рассуждает более современно, чем ты в шестьдесят.
     Когда тётя Фаня появилась в доме, и ей изложили суть спора, она сказала, обращаясь к племяннику:
     - Изя, ты у нас большой человек, ты, может быть, скоро станешь присяжным поверенным, но тут ты неправ. Обрезание надо делать.

     Эпштейн-младший усадил тётю Фаню в кресло, сам сел напротив и сказал:
     - Ну, если и вы считаете так же, как и папа - придётся согласиться. Как гласит старая еврейская пословица: когда двое говорят тебе, что ты пьян - поди ляг и выспись. И всё-таки: почему вы считаете, что обрезание надо делать?
     На минутку задумавшись, тётя Фаня ответила так:
     - Видишь ли, Изя, здесь мы имеем несколько причин. Начнем с того, что это красиво...

     Удивительно и чудесно убеждаться снова и снова, что волна репатриации 90-х годов уже прошлого ХХ века прибила к нашим берегам людей - пусть подчас с исковерканными судьбами и биографиями, которые они бы себе не выбрали, но которые через десятки лет, через абсолютно другую жизнь и часто чуждую среду пронесли такой интерес и такую любовь к своему прошлому, к истории и литературе своего народа, его фольклору, народной музыке…

     Вот вам судьба еврейского сироты Береле Чернякова, который не знал своей матери, ибо она умерла, когда ему было два года, и рос без отца, потому что тот был репрессирован, когда мальчику было девять лет… Судьба Бориса Чернякова, журналиста по образованию - он закончил Ленинградский университет, ни одного дня не работал в газете, а был разметчиком на Кировском заводе, шутя, называл себя закройщиком по металлу... Его судьба - свидетельство неистребимой духовности еврейского народа. Мальчишка, уже не заставший еврейского местечка, потому что он родился в Лиозно в 1928 году, не живший еврейской жизнью, он пронёс в каких-то тайных уголках души и памяти своё, родное, драгоценное, неповторимое…

 

     Борис с отцом Вульфом Черняковым, перед первым арестом. Ташкент, 1937.
     В. Черняков был начальником ремонтной базы Туркестанского военного округа.
     Отсидел 10 лет, а в 1949 был арестован снова. Реабилитирован в 1955. Умер в 1973.

     Немцы пришли в местечко Лиозно Витебской области 16 июля 1941 года. В первый же день они забрали всё. Дом сгорел. Дед Мендл, бабушка Сорэ, их внук Береле и ещё три семьи перебрались к дяде… 24 февраля 1942 года с двух часов дня немцы и полицаи начали на машинах вывозить евреев… Борис с утра ушёл на поиски еды - ходил по дальним деревням, просил милостыню. В тот день он почему-то вернулся рано. Вдруг к нему бросился одноклассник Коля Левенков. "Не ходи домой!" - он встретил его на пригорке, а дом дяди стоял в низине… Кто-то спрятал его в уборной и заколотил двери. Но он убежал. И пошёл на выстрелы. Там был Адаменский ров, он упал в кустарник и всё видел. Бабушка ходила и кого-то искала поверх голов. Его, наверное. Потом они обнялись, его дедушка Мендл и бабушка Сорэ. И поцеловались. Они не изменили своей дружбе и любви даже в последние минуты жизни. Борису сверху все было видно...

 

     Боря с бабушкой Сорэ и дедом Мендлом. Лиозно, 1936


     Читаю в "Чёрной книге" И. Эренбурга и В. Гроссмана на стр.214: "После этого я долго лежал в снегу без памяти. У меня нет сил описать, что со мной было. Я даже плакать не мог".
     Что было дальше? Он вспомнил чей-то разговор, что если один из родителей русский, то стрелять не будут. И пошёл сам в полицейскую управу. Его упрятали в подвал, в кутузку, а утром следователь Леонид Посканев, мелкий советский чиновник, спросил: "Ты кто?" Он ответил: "Мой папа - русский". Следователь сказал: "Убирайся вон, и чтоб я тебя больше не видел".

     В 1955 году, когда Борис встретился с отцом, вернувшимся из заключения, и рассказал ему об этом случае, отец, Вульф Черняков, объяснил: есть такое понятие "храбрость неведения", но Лёня Посканев очень даже неплохо знал, кто ты, сынок, потому что знал, кто я, мы были с ним добрыми приятелями в детстве. Странный эпизод. Пожалел ли следователь сына своего приятеля или просто бездомного еврейского мальчонку? Спросить не у кого. Всё равно спасибо!.. И Боря убрался вон, а по дороге ему ещё раз улыбнулось счастье в лице тёти Фени, Феодосии Семёновны Дехтярёвой. Её муж, латыш, был репрессирован, и дед Мендл и бабушка Сорэ помогали ей, чем только могли. Она повела его к себе.
     - Тётя Феня, если немцам донесут, то и тебя и меня убьют?
     - Если бы твоя бабушка была на моём месте, а я на твоём, что бы она сделала?

     Вскоре оставил он тётю Феню и опять пошёл в сторону выстрелов… Это была пушечная канонада. Значит, где-то недалеко фронт… Он шёл три дня и три ночи и в Смоленской области, в селе Понизовье, вышел к передовым частям. А дальше - детский приёмник, ремесленное училище.
     Память не давала покоя. И тогда-то, в свои тринадцать лет, он написал про то, что видел, и как деда с бабой убили, и послал… Ну, кому он мог послать это письмо? Эренбурга он не знал и Василия Гроссмана - тоже. Он послал его своему любимому детскому поэту Самуилу Маршаку. Москва, советскому писателю... Думал, что пропало. Советский писатель Маршак ведь ему не ответил.

     Борис Черняков с отцом В. Черняковым и сыном Ильей. Ставрополь, 1967

     В 1943 году Борис попал в Калининский областной театр. Там ставили пьесу Алексея Каплера "Партизаны". Сразу после премьеры спектакль сняли, шептались, что автора за что-то арестовали… Через много лет Борис узнает о трагической для Каплера встрече с дочерью Сталина. А пока что Бориса приняли актёром вспомогательного состава. "Кем был, того и играл". По его словам, чаще беспризорников, а в "Слуге двух господ" Карло Гольдони мальчишку на побегушках… Потом служба в армии. А тут вдруг в Ленинграде нашёлся живой дядя, поехал к нему, устроился рабочим на Кировском заводе и... отработал на нём почти 50 лет - почти целую жизнь. В газетах печатали его очерки о рабочем классе, он хорошо знал тех, про кого писал. Но если его герой, передовик производства, талантливый рационализатор оказывался с неблагозвучной фамилией, то тут начинались проблемы... стиля. А я наивно вопрошала: откуда все-таки эта еврейская тема? Еврейский язык? Шутки-прибаутки? Один раз он все-таки сказал: "Всю жизнь берёг это в себе, читал и собирал еврейский фольклор, а тут, в Израиле, сама душа запросила слово…"

 

     Б. Черняков с внуками и Борисом Фрезинским перед отъездом
     в Израиль, ноябрь 1991. Фото М. Балцвиника.


     Как больно, что ему было отпущено так мало времени. Борис Черняков жил в Яффо. Кажется, совсем недавно ему можно было позвонить. А прошло уже десять лет, как его не стало. Рассказав о нём в радиопередаче, я назвала и номер его телефона. Он так радовался - ему позвонило множество людей. Среди них была и Дина Каган, с которой он когда-то учился в школе. Они встретились и вместе разглядывали себя и друг друга на снимке полувековой давности. "Я так счастлива была нашей встрече на земле Израиля. Встретила Борю и потеряла", - говорит Дина.

 

     Лучшие ученики средней школы в Лиозно. 1939. Третий слева во втором ряду
     - Боря Черняков. Дина Каган - рядом, вторая слева. Друзья не виделись
     полвека и встретились в Израиле после радиопередачи Ш.Шалит.


     Борис подарил мне замечательную фотографию Анны Ахматовой работы его большого друга Михаила Балцвиника1 и книгу Семёна Липкина "Жизнь и судьба Василия Гроссмана". Требовал, чтобы сделала передачу о том и о другом. Но их ведь все знают и о них много пишут, а мне захотелось поведать о нём самом. Как будто чувствовала, что надо спешить.
     "Чёрная книга" И. Эренбурга и В. Гроссмана впервые была опубликована в Израиле в 1980 году. Там, на страницах 213-214, опубликовано письмо мальчика-сироты Б. Чернякова и добавлено, что подготовил к печати Всеволод Иванов. Помню его в экзаменационной комиссии Литинститута, на защите моей дипломной работы. И тогда о нем говорили, что его бояться не надо, он студентов-евреев "не закладывает", об его участии в работе над "Черной книгой" мы понятия тогда не имели, но сам этот факт - свидетельство его благородства. Имени Самуила Маршака нет ни среди авторов, ни среди редакторов. Но, вот видите, он письмо незнакомого мальчика и сохранил и кому-то из них всё-таки передал. Всеволоду Иванову? А Борис Черняков увидел свой текст в напечатанном виде только в киевском издании 1991 года. Нашел его письмо в этой книге известный историк литературы, публикатор писательских архивов и большой друг Борис Фрезинский. Черняковы уже собирались в Израиль, это было перед самым отъездом. Я так счастлива, что успела что-то сделать для Бориса Чернякова при его жизни: рассказала о нем в радиопередаче, после чего его много интервьюировали и публиковали, помогла встретиться со старыми друзьями, издать первую и единственную книжечку "Маленькие еврейские истории".

     Жил рядом с нами человек, который через сиротство и одиночество, через десятилетия жизни в ассимилированном пространстве (это его выражение) пронёс в душе память о корнях, о своих дедах и погибших земляках, сумел передать их речь, их любовь к жизни, их шутки. Он с радостью дарил свою книжку, часть тиража, остальные книги остались у вдовы Доры и сына Ильи. В Израиле он был счастлив.

 

     Счастливый дедушка с внуками Галиной и Валей в Израиле. 1995

     Борис умер 17 декабря 1996 года, 67 лет от роду. Семья переехала, уже без него, в большую светлую квартиру. Повидать он ее успел, рассказывал, что в ней пять комнат. Две для них с Дорой, две для молодой семьи, ну, и гостиная, разумеется. Но пожить в ней ему не довелось.
     Предваряя свои "Маленькие еврейские истории", Борис Черняков писал: "Пусть эти страницы будут им скромным памятником. Им, лежащим в овраге, где мог лежать и я…"
     Мне все время слышится его голос. В последний вечер он был грустным. Он тихонечко запел по-еврейски:

     "Ву аhин зол их гейн,
     Вер вэт энтферн мир?
     Ву аhин зол их гейн,
     С'из фаршлосн едэр тир…"2

     - Радуйтесь, Борис, - сказала я, - вы же остались живы.
     - Кажется, остался...

    Примечание

     1. О нем недавно вышла книга (Михаил Балцвиник. "Здесь хорошо, хотя с погодой мне не повезло..." (Стихи. Письма. Фотографии. Воспоминания современников). СПб., изд-во Бельведер , 2006. Автор и составитель книги - Борис Фрезинский. М. Балцвиник создал уникальное фотособрание - иконографию поэзии двадцатого века. Стойку для его фотоаппарата "Зоркий" сделал на своем Кировском заводе Борис Черняков. назад к тексту >>>
     2. Куда мне идти, кто мне ответит? Куда мне идти, когда закрыты все двери (из популярной еврейской песни) назад к тексту >>>

    
   


   


    
         
___Реклама___