Александр Шапиро
С писателем Юрием Гертом, вернее с его творчеством, я познакомился уже в эмиграции, прочитав рассказ, героями которого были мои современники. Они спорили и рассуждали на знакомые темы, но их мнения и поступки, особая (без подтекста) правда, увлекали, втягивали в мысленную дискуссию с ними...
(Статьи Юрия Герта печатались и на нашем сайте, еще до
создания журнала "Заметки по еврейской истории" и альманаха "Еврейская Старина".
Это "Антисемитизм...
с "человеческим лицом" и "Тень
фашизма. Открытое письмо Владилену Берденникову".
Они до сих пор не потеряли актуальности. - Прим. ред.).
Затем были другие книги Ю. Герта, социально острые, с запоминающимися характерами. Особо привлекла меня в его творчестве тема еврейства. Познав мальчишкой, в эвакуации, боль антисемитизма, он пронёс её через всю жизнь. Личные переживания перешли в исследование боли и судьбы своего народа, которые отразились в рассказах, повестях, романах. Страстная борьба с тоталитарным началом и национализмом во всех его проявлениях стала жизненным кредо писателя. В этом сила его публицистики. Нерв эпохи проходил через беспокойное сердце автора.
Последние годы жизни Юрий Герт провёл в Кливленде, штат Огайо. И тут он продолжал плодотворно писать, опубликовав в США новые книги: "Северное сияние", "Лазарь и Вера", "Семейный архив"...
В одной из статей С. Баймухаметова в журнале "Вестник" есть такие строки: "... в литературных кругах ходила легенда, что после разгрома "Нового мира", умирая, Твардовский сказал: "Ничего, есть ещё "Простор", есть ещё Иван Шухов...". В то время в нём работал и Юрий Герт.
Об этом периоде жизни и творчества писателя, его окружении, многом другом я беседую с вдовой Анной Герт, его первым критиком, учёным-экономистом и публицистом.
- С Казахстаном вашу семью связывали долгие годы работы, как Ю. Герт попал в алма-атинский журнал?
- Юрий Герт значительную часть жизни провёл в Казахстане, он автор романов "Кто, если не ты?..", "Лабиринт", "Ночь предопределений", "Приговор", сборников рассказов и повестей "Первое апреля", "Солнце и кошка", "Листья и камни", серии публицистических статей "Раскрепощение" и др. Во всех его произведениях получили отражение важнейшие проблемы современности: личность и общество, свобода и угнетение, человек и режим. Его книги вызывали постоянное недовольство властных структур и шельмование в печати.
В 1964 году, почти одновременно с изданием, роман "Кто, если не ты?.." печатался в сокращённом варианте в журнале "Простор". Тогда же Ю. Герт познакомился с его творческим коллективом и главным редактором Иваном Петровичем Шуховым. Вскоре после нашего переезда из Караганды в Алма-Ату, Шухов предложил Юре работать в журнале. Юра с радостью согласился. Он проработал в "Просторе" двадцать три года, с 1964 по 1987.
- Что представлял собой журнал "Простор" в то время?
- В шестидесятые и начале семидесятых шуховский "Простор" был известен всей стране. На его страницах впервые были опубликованы стихи полузапрещённых А. Ахматовой, М. Цветаевой, О. Мандельштама, неизвестные произведения А. Платонова и Б. Пастернака. Вот что пишет в связи с этим Ю. Герт в своей книге "Семейный архив": "В те годы, при Шухове, "Простор" был для нас чем-то вроде "островка свободы" - среди океана всяческой грязи и пакости. Мы трепетно ловили каждый звук, каждый шорох, долетавший из Москвы, каждую подробность столичных баталий - и стремились помочь осаждённой "новомировской" стороне, печатали "новомировских" авторов, перед которыми захлопывались двери "больших журналов".
Наряду с этим в "Просторе" публиковались произведения талантливых казахстанских авторов: О. Сулейменова, Г. Мусрепова, М. Симашко, Г. Черноголовиной, С. Муканова, И. Щеголихина, Р. Тамариной и многих других.
- Каковы были взаимоотношения Ю. Герта с сотрудниками журнала, был ли это союз единомышленников?
- Взаимоотношения между сотрудниками были исключительно дружескими. Многократные угрозы разгона редакции, постоянная напряжённость сближали, по сути, очень разных людей. В то время "шуховская команда" действовала сплочённо, и ничто тогда не предвещало всплеска националистических тенденций и возникшего, в связи с этим, раскола... С главным редактором у Герта отношения были доверительные. Он испытывал искреннее и глубокое уважение к Ивану Петровичу, который был не только талантливым писателем и прекрасным руководителем, но и человеком редкой порядочности и отзывчивости.
Когда в Алма-Ате и Павлодаре фабриковалось, так называемое, "еврейское дело", Юру вызвали в прокуратуру. В тот же день он рассказал обо всём Шухову и заявил, что не хочет подводить журнал, а потому пришёл подать заявление об уходе "по собственному желанию".
Шухов ему ответил: "Не надо, Юра, оставайтесь. Никуда вам не надо уходить. И, пожалуйста, никому обо всём этом не рассказывайте".
- Когда пишут и говорят о "времени застоя", обычно вспоминают известные всем события и имена, оставившие глубокий след в истории диссидентского движения. Но были и другие события, и совсем не известные их участники. Вы упомянули о попытках органов КГБ "сфабриковать" в Казахстане "еврейское дело"...
- В 1971-м году в Казахстане КГБ готовило "еврейское дело". С этой целью в Алма-Ате и Павлодаре была проведена серия обысков. Искали литературу об Израиле, т.е. так называемую сионистскую литературу, а также прочую "антисоветчину": рукописи Солженицына, кассеты с записями песен Галича, другой самиздат. Всё началось с Павлодара, где у преподавателя пединститута Шафера обнаружили румынский журнал с заметкой об Израиле. В Алма-Ате обыск был профессора КазГУ А. Жовтиса; преподавателя пединститута, кандидата филологических наук Е. Ландау; преподавателя мединститута, кандидата философских наук В. Штейна. За обысками следовали допросы. Причём, главной задачей органов КГБ было доказать не только наличие самиздата, но и антисоветской организации, созданной евреями для пропаганды сионистских настроений и распространения запрещённой литературы. Однако вся эта кагебешная затея с треском провалилась. Дело в том, что Е. Ландау, у которого нашли дневники с размышлениями об Израиле и судьбе еврейского народа, на следующее утро, услыхав звонок в дверь, понял, что это пришли за ним - и бросился вниз с четвёртого этажа...
Через два дня об этой истории уже знал весь город, так что органам пришлось её замять. Тем не менее, Шафер получил срок три года. В. Штейн, страдавший маниакально-депрессивным психозом, лёг в психбольницу, где его вместо лечения постоянно загоняли в депрессию. А. Жовтис, у которого нашли плёнки с записями песен Галича, отделался сравнительно лёгким испугом. Его выгнали из университета, и восемь лет он не имел возможности получить хоть какую-нибудь работу.
- Чем был вызван повышенный интерес органов к Ю. Герту, его вызов в прокуратуру?
- Повышенный интерес к Герту со стороны органов объяснялся тем, что им стало известно о посмертном завещании Ландау, которое он, будучи одиноким человеком, оставил у нас. После его самоубийства это завещание срочно понадобилось кагебешникам как доказательство того, что они никак не были причастны к вынужденной смерти Ландау, что планировал её он заранее, т. к., якобы, страдал каким-то психическим заболеванием.
Через два дня после смерти Ландау двое в штатском явились в редакцию и после короткого разговора повезли Герта сначала домой за завещанием, а затем на квартиру Ландау, где уже находился следователь КГБ. Он ожидал от Герта ответов, подтверждающих версию органов, но Юра сказал, что не замечал у Ландау каких-либо психических отклонений и, как ему известно, последние месяцы Ефим Иосифович успешно работал над примечаниям к некоторым стихам И. Эренбурга.
- Расскажите, пожалуйста, об И. П. Шухове. При нём журнал стал одним из очагов свободомыслия в бывшем СССР, но это продолжалось не долго... Как его уволили?
- Иван Петрович Шухов был известным писателем, о таланте которого ещё в двадцатые годы писал А. М. Горький. Он происходил из рода сибирских казаков и был, как я уже говорила, глубоко порядочным человеком. В нём, как и в Твардовском, преобладало исконно-русское крестьянское начало и глубокая вера в то, что в России настоящий писатель обязательно должен быть "властителем дум", просветителем и борцом за свободу. Шухов сумел создать удивительно сплочённый коллектив, каждый член которого ощущал себя человеком, способным на риск в единоборстве с тоталитарной системой.
Причиной или, быть может, поводом для его увольнения послужил, как ни странно, печатавшийся в "Просторе" захватывающий детектив американского писателя Ф. Форсайта "День шакала". Сюжет этого детектива был целиком придуман и не имел никакого отношения к реальной действительности. Он базировался на фантастической версии о, якобы, существовавшем заговоре, целью которого было убийство президента Франции Шарля де Голля.
После того, как один из номеров журнала, содержащий очередную порцию детектива, был отпечатан и должен был поступить в продажу, звонок из республиканского ЦК запретил его распространение, а Шухова вызвали на "ковёр" в это учреждение. Там ему прочли телеграмму от Суслова, в которой с возмущением указывалось, что в тот момент, когда Л. И. Брежнев собирается ехать в Казахстан, в "Просторе" публикуется подробный рецепт политического убийства.
ЦК отреагировал мгновенно. Печатать дальше детектив запретили, а редактора уволили.
- Уход Ю. Герта из "Простора" связан с публикацией на его страницах очерка М. Цветаевой "Вольный проезд". Почему очерк известной поэтессы, к тому же трагически погибшей, вызвал такое неприятие с его стороны? Мне приходилось читать разные инсинуации, в чём же истинная подоплёка этого события?
- В 1987 году, когда вместе с перестройкой повсеместно наблюдался мощный всплеск националистических и антисемитских настроений, в журнал был прислан очерк Марины Цветаевой "Вольный проезд". К тому времени состав редакции существенно изменился, а место главного редактора занял газетчик из номенклатурной обоймы Геннадий Толмачёв. Хотя Ю. Герт был главным редактором отдела прозы и членом редколлегии, об этом очерке он узнал последним, после того, как все остальные сотрудники редакции его прочитали и одобрили.
В очерке рассказывалось о том, как в сентябре голодного 1918-го Марина Цветаева поехала за продуктами в тульскую губернию и остановилась в доме, где жил командир продотряда, "еврей со слитком золота на шее". Непомерной страстью к золоту была преисполнена и его жена, разумеется, тоже еврейка. "Опричники", то бишь продотрядовцы, разбойничали и выжимали из страдающего народа всё до последней капли. Причём, главное в них не то, что они занимались грабежом и насилием, а то, что большинство из них были евреями. Впрочем, один из продотрядовцев, не лучше и не хуже других, но с яркой славянской внешностью и двумя Георгиями, даже вызвал у автора немалую симпатию, поскольку напоминал Стеньку Разина.
Ю. Герт был хорошо знаком с творчеством Марины Цветаевой, её трагической судьбой и страшным финалом. Безоглядная прямота и жизнь, полная страданий, делали её в его глазах почти святой. Тем не менее, он был категорически против публикации этого очерка, в котором евреи в угоду широко распространённым юдофобским стереотипам, опять, уже в который раз, изображались двоедушными, хищными и жестокими погубителями России. Как стало потом известно, публикации этого очерка в Париже, в 1924 году в русском журнале "Современные записки", Марина Цветаева предпослала стихотворение "Евреям", в котором она с "характерным цветаевским перехлёстом" неожиданно и убеждённо признаётся в любви всем евреям:
В любом из вас - хоть в том, что при огарке
Считает золотые в узелке, -
Христос слышнее говорит, чем в Марке,
Матвее, Иоанне и Луке.
Но этого стихотворения в "Простор" никто не присылал, о его существовании узнали много позже. А тогда Ю. Герт один выступил против публикации очерка, терпеливо и настойчиво объясняя свою позицию бывшим друзьям и коллегам. Однако, его никто не поддержал. Когда редакция, проигнорировав его мнение, приняла решение - печатать, он ушёл из журнала. О конфликте, переросшем редакционные рамки и происходившем на фоне тогдашних грандиозных потрясений и острых национальных междоусобиц, Ю. Герт рассказал в своей книге-эссе "Эллины и иудеи", издание которой было спонсировано "Джойнтом", а вышла она в России после его эмиграции.
- В своё время романы Ю. Герта "Кто, если не ты?..", "Лабиринт", повесть "Лгунья" и другие с трудом пробивались через цензуру. Все ли его книги опубликованы?
- Книги Юрия Герта, как правило, носили остросюжетный характер, поэтому путь к читателю для каждой из них был тяжёлым и долгим. Так, первый роман "Кто, если не ты?.." рассказывает о молодёжном бунте, драматической борьбе группы старшеклассников со сталинским тоталитаризмом. Этот роман приобрёл широкую известность далеко за пределами Казахстана, но долго не допускался к печати и был напечатан в 1964 году, в период "оттепели". В романе "Лабиринт" действие разворачивается в маленьком провинциальном городе, где происходящее в то время "дело врачей" кардинально меняет судьбы многих - евреев и не евреев, и приводит к трагической гибели главную героиню.
Роман не печатался более двадцати лет, сатирическая повесть "Лгунья" - более пятнадцати. Этот список можно было бы продолжить... В настоящее время почти всё написанное автором опубликовано.
- Что характерно для новых произведений писателя, появившихся в годы эмиграции, какая из книг, написанных а последний период, кажется Вам более значительной?
- Произведения Ю. Герта, написанные в последние годы, в основном посвящены еврейской тематике. Как всегда, для автора духовный мир его героев, их умение действовать и контролировать свои поступки с жёстких нравственных позиций гораздо важнее национальных, социальных или каких-либо других факторов. Сейчас невозможно себе представить творчество писателя без созданных в эмиграции "Лазаря и Веры", "Антисемита", "Северного сияния" и др. И всё же наиболее значительным, по-моему, стал его последний роман "Семейный архив", который является как бы ответом А. Солженицыну на его книгу "Двести лет вместе".
В противоположность А. Солженицыну, изображающему евреев мелкими и крупными жуликами, приспособленцами или просто мерзавцами, виноватыми буквально во всех бедах и неурядицах, постигших Россию за последние двести лет, Ю. Герт рассказал о шести поколениях одной еврейской семьи. В ней, как и в большинстве еврейских семей, не было ни торговцев сомнительной репутации, ни ростовщиков, ни банкиров. Это были обычные люди, они много и добросовестно работали на благо страны, которую считали своей, воевали, и с честью пронесли через всю жизнь тяжёлое бремя своего еврейства.
