Спустя совсем немного после того, как было отмечено 60-летие освобождения Освенцима, дискуссии о событиях середины ХХ в. разгораются вновь. Что же символизируют юбилейные даты, подобные этой? Почему воспоминания о 1945 г. по-прежнему вызывают множество самых разных эмоций?
В отличие от 1995 г., организаторы церемонии на польской земле избежали конфликтов, более взвешенным было и ее освещение. Среди гостей был и российский президент, сказавший вполне уместную речь. Показательно, что западные журналисты, аккуратно приведшие фразу Путина о том, что ему стыдно за проявления антисемитизма в сегодняшней России, испытали необыкновенные трудности с соседним пассажем, в котором говорилось, что именно Россия понесла наибольшие потери в борьбе с фашизмом и сделала больше других, как для его поражения, так и для спасения евреев. Напечатать, что евреев спасла Россия, не смог никто – стыдливые информационные агентства отметили отсутствие этого фрагмента многоточием, а остальные – просто пропустили.
Само по себе это странно. Ведь сообщение исторического факта не делает никого ни лучше, ни хуже. То, что Россия выиграла Вторую Мировую войну, никак не может послужить отправной точкой оценки нынешнего российского президента. Или любого другого россиянина – и даже сегодняшней России в целом. Войну выиграли наши деды и прадеды – вот их поступки и их роль в мировой истории мы и можем теперь оценить.
Кажется впрочем, что совсем не нелюбовь к российскому президенту или к самой России – сознательная или подсознательная – была причиной подобной «цензуры». Дело в том, что трагедия Второй Мировой войны и, в частности, Холокост, продолжает оставаться тяжелым психологическим грузом для Европы, для западной цивилизации.
Людям свойственно смотреть на прошлое сквозь призму настоящего. Так, жизнь в симпатичном и благоустроенном государстве (а таковы ныне западноевропейские страны) наводит на мысль, что эти страны всегда были столь же добропорядочными и комфортабельными. Бытие же коммунистического общества брежневского разлива неминуемо побуждало отечественную публику к размышлениям о вековом характере российского рабства, воровства и цинизма – потому, что в 70-е гг. ХХ в. сервилизм, воровство и лицемерие получили на нашей родине особенно широкое распространение.
Психологические причины подобного взгляда на историю понятны, но от этого он не становится верным. Скажем больше, такой настрой является главным фактором исторической амнезии – когда общество не может сделать необходимых выводов из прошлого и продолжает наступать на те же грабли, что и много лет назад.
Холокост и Вторая Мировая война мешают существованию комфортной исторической памяти Европы. И если саму войну еще можно было бы в психологическом смысле «нейтрализовать», объявив, что число ее жертв было следствием роста населения, размеров армий и усовершенствованных средств поражения, то нейтрализовать Холокост невозможно. Он обречен выситься в совсем недавнем прошлом, явственно напоминая Европе, что всего несколько десятилетий назад она сделала что-то «не то», что-то полностью противоположное тому благостному образу, который, заглядывая в историческое зеркало, видит почти каждый европеец. Поэтому европейское сознание пробует, по рецепту великих психологов, «овладеть образом» Холокоста, ибо вытеснить его не получается. Овладение это осуществляется путем формальных действий (против каковых возражать трудно): открытия мемориалов, памятников, музеев и проведения церемоний, сходных с недавней освенцимовской, во время которой было произнесено много правильных слов. Однако ни слова, ни памятники не заменяют действий – стоит ли удивляться, что те же цивилизованные страны, в которых открываются указанные музеи и мемориалы, раз за разом пропускают мимо ушей крики о помощи из разных уголков планеты, а иногда и сами несут туда смерть.
Будем честны – европейцы извлекли из прошлого немало полезных уроков. В частности, современное западное общество стало много толерантнее. Но подсознательное чувство вины привело к тому, что маятник качнулся в противоположную сторону – не испытывая интеграционного давления, многие национальные общины стали жить по законам «анти-европейским»: показательно, что деятели террористического исламского подполья Германии, Голландии и даже Англии в них же и родились. Напомним и о браках с детьми, выписываемыми наложенным платежом из далеких восточных деревень, и известиях о публичных убийствах дочерей, посмевших ослушаться главу семьи (или выйти замуж за иноверца), доносящиеся из идеальнейших Швеции и Норвегии.
Кажется, что поиск политической «золотой середины» окажется невозможен, пока Европа не сумеет осознать, что Вторая Мировая война и уничтожение евреев явились логичным результатом развития европейского мышления, главной – и закономерной! – европейской историко-философской катастрофой. Под закономерностью мы не имеем в виду существование многовекового антисемитизма – он стал причиной того, что в первую очередь были уничтожены именно евреи, но конвейер уничтожения был бы построен в любом случае и функционировал бы вовсю и после них, и помимо них.
К концу XIX в. социальная эмансипация евреев шла вовсю. И доведись нам беседовать со средним антисемитски настроенным французом или поляком того времени и сообщить, что для решения известной проблемы нужно отправить в газовые камеры несколько миллионов человек, то он бы пришел в ужас, пролепетал бы, что вовсе не имел этого в виду, и перестал бы нас приглашать на суаре. А в 40-х годах ХХ в. средний европейский антисемит стал участником Холокоста. Или перестал быть антисемитом – третьего оказалось не дано. Численное соотношение этих категорий нас сейчас не интересует – в каждой нации оказались и праведники, и мерзавцы. Важнее попытаться понять, почему мерзавцев везде оказалось так много – не единицы, а десятки тысяч, и почему они оказались столь сильны?
Кажется, что главной причиной стало распространение рационального мышления, восходящего к эпохе Просвещения, но получившего особенную популярность после научных успехов конца XIX в. Многие тайны природы получили объяснение, религиозные институты стали терять авторитет и Европа быстро получила нового Бога – им стал Прогресс. Прогресс в первую очередь технический. Показалось, что все поддается расчету, а добро и зло – суть величины математические. Этика, мораль – об этих категориях задумывались немногие. Они остались уделом религиозных структур – и перестали восприниматься обществом. Плоды этого оказались ужасны. Потерявший этические ориентиры социум закономерно выбрал наиболее аморальные философские и политические системы. Победу тоталитаризма в Европе нельзя объяснить лишь хитростью нацистского руководства или мощью вермахта – ведь им сочувствовали миллионы. Уже первая Мировая война выявила глубину той бездны, в которую скатилась европейская мораль. Это было очевидно и наиболее тонким наблюдателям того времени. Однако западное общество не отказалось от интеллектуальных иллюзий и продолжило катиться вниз. Помогло и то, что события, подобного Холокосту, Первая Мировая война не знала, поэтому можно было закрыть глаза на преступления, несколько меньшие, или даже их героизировать. Например, непонятно, как можно ставить памятники генералам той войны, в основном прославившимся отправкой десятков тысяч солдат под расстрельный пулеметный огонь. А ведь ставили – с церемониями и оркестрами. Такое общество не могло не придти к войне много худшей. Не могло не придти к Холокосту.
Иной оказалась судьба России – казалось бы, находившейся в едва ли не худшей этико-политической яме. Однако быть под чьей-то пятой – не значит сдаться. В отличие от Европы, Россия не сдалась. То, что она в 1945 г. оказалась освободительницей – когда сама находилась во власти аморальной и преступной секты – есть событие неслучайное, свидетельствующее о победе общества над государством (что потом привело и к гибели коммунизма). И доказывает, что российская катастрофа начала ХХ в. стала возможной из-за духовного кризиса элиты, а не общества в целом. Ведь в то время, когда государство лгало о равенстве и братстве, общество старалось эти идеалы соблюсти. Победа во Второй Мировой войне – доказательство моральной стойкости российского общества середины ХХ в., вынужденного сражаться на два фронта – против сильнейшей армии мира и против своей же преступной власти. Потому для россиян 1945 г. навсегда останется годом величайшего триумфа – в первую очередь, триумфа морально-этического. Наоборот, в европейском календаре любая годовщина, восходящая к тому же моменту, тем более – освенцимская дата 27 января, занимает совсем другое место. Это – еще одно покаяние, еще одна попытка оправдаться в своих бесах с помощью красивых фраз. От которых до изгнания бесов – дистанция громадного размера. Ведь о философской логичности Холокоста, о том, что его причиной был не столько традиционный антисемитизм, сколько моральный упадок европейского общества, не сказал и не скажет никто. И тем более не сделает необходимых выводов.
Отсутствие моральных установлений освобождает худшее, что есть в человеке. В нашу задачу сейчас не входит анализ этого феномена. Достаточно признания того, что почти в каждом человеке существуют опаснейшие инстинкты и что каждый человек должен неустанно работать над тем, чтобы их контролировать. Даже в самых идеальных условиях это удается отнюдь не всегда.
Общество заинтересовано в уменьшении таких тенденций и создало ряд институтов, этому способствующих. В частности, трудно отрицать историческую роль церкви в поддержании морали. Как и то, что в нынешнюю эпоху она эту роль утратила. Заменителя ей общество не нашло – оно вообще забыло про мораль, будучи поглощено прелестями Прогресса. Потому, зная как себя вести в некоторых частных случаях (защищать нацменьшинства, запрещать неонацистские организации и т. п.), оно по-прежнему не в состоянии понять, что такое хорошо, а что такое плохо.
Воспитание моральных ценностей стало уделом семьи – и она пока справляется, хотя уже с большим трудом. Вечно так продолжаться не может. Данная проблема особенно серьезна в России – заменителем системы моральных ориентиров в Европе стали ценности культурные и политические. Их пропагандируют средства массовой информации, их отчасти поддерживает школа. Это не лучшее из лекарств, но хоть какое-то. В США по-прежнему сильна религиозная составляющая «морального знаменателя», хотя ее действие ограничено и будет ослабевать (как в Европе XIX в.). А в России, которая сейчас столкнулась с тяжелейшим ценностным кризисом, не действует ни один из этих институтов, за исключением семьи. Морально-этическая крепость россиян 40-х гг. не является гарантией того, что россияне 2005 г. окажутся достойными предков. Более того, по указанным выше причинам мораль российского общества за последние 60 лет заметно понизилась – рискнем предположить, что результаты голосования публики по недавним теледебатам двух генералов не были бы такими ни в 1965-м г., ни даже в 1985-м.
Церковь уже не сможет взять на себя всю тяжесть морального воспитания общества, школа от данного процесса устранилась, а говорить о средствах массовой информации даже не хочется. А ведь необходимо, чтобы новые поколения россиян могли воспринять этические установления не только путем кухонных бесед. Если их не станут проповедовать общественные институты – судьба России будет трагичной. Да, необходимо соблюдать моральные нормы в личной жизни. Однако вслед за этим должна последовать и жизнь профессиональная, и публичная. Если человек начинает кривить душой, выходя из дома, это быстро приводит к раздвоению личности, хорошо известному из недавних времен. Скрыть этот этический дефект не удастся – ни от себя, ни от близких. Худшего урока для «малых сих» придумать трудно. Ведь только если нашим детям не будет стыдно за нас, есть вероятность того, что и нам потом не будет стыдно за них.
_______________
Первый, сокращенный вариант данной статьи был
некоторое время назад опубликован на сайте "Глобалрус" (http://www.globalrus.ru/opinions/140319/)
