Брошюра Владимира Жаботинского "Еврейское государство",
изданная в первый раз в Польше в 1937 г., гораздо менее известна, чем одноименное
сочинение Теодора Герцля. Впрочем, современные последователи Герцля и Жаботинского
оба сочинения цитируют одинаково редко, хотя, скорее всего, по разным причинам.
Написанную в 1895 г. книжку Герцля, название которой стало ритуальным для
созданного Герцлем движения, не трогают из-за невнятности, наивности, а часто
и абсурдности умозаключений автора.
Книгу Жаботинского сегодня не цитируют скорее из-за
чрезмерной определенности высказываний. Для пропагандистских идеологических
сочинений, каковой она является, ясность и продуманность аргументов часто
оборачивается недостатком - слишком много находится логических зацепок, позволяющих
несогласным раскрутить идеологический пафос в обратном направлении. И выявить
то, на что единомышленники и соратники предпочли бы не обратить внимания.
Жаботинский во многом антипод Герцля. И по части
литературных талантов - в отличие от Герцля его интересно читать и сегодня.
И по части остроумия и просто ума. Жаботинский вообще был глубже, шире, многограннее,
резче и умнее большинства своих тогдашних и сегодняшних последователей. Он
додумал до конца наивные мысли Герцля, придал им законченность - и нескрываемый
экстремизм. Книга Жаботинского - это пропаганда идеи еврейской колонизации
("колонизация" - термин Ж.) Палестины. В книге объяснено, почему и зачем это
необходимо. Поскольку термин "колонизация" уже и тогда вызывал отрицательные
ассоциации, Жаботинский в предисловии к польскому изданию писал:
"...<я> не буду доказывать, что дважды два есть четыре, что притеснять
кого-нибудь - это позор и бесправие, что нельзя насильственно изгонять кого
бы то ни было, и что правительство страны, где нет равноправия, обречено на
гибель. Все это будет "альфа-бетой" того языка, которым я буду пользоваться.
Другого я не знаю и не хотел бы знать".1
В какой степени благие намерения Жаботинского соответствовали
его собственной программе, мы выясним ниже.
Сионизм
Ключевой тезис Жаботинского: Палестина (по обе стороны
Иордана) достаточно велика, чтобы вместить несколько миллионов евреев (из
тех 16 миллионов, которые, по мнению Жаботинского, жили на земле), которые
захотят переехать в свое "национальное государство".
В краткой форме он сформулировал свою цель так: "Дайте
нам Палестину, и через несколько поколений в ней будет 8 миллионов евреев,
2 миллиона арабов и еще много свободного места - и мир на земле".2
По собственному заявлению Жаботинского, он сторонник
"гуманитарного сионизма". Его оппоненты внутри движения - сторонники "националистической"
идеи будущего еврейского государства, которое должно быть создано только самыми
лучшими, отобранными представителями диаспоры.
Жаботинский же видит свою задачу в как можно более
быстром переселении в Палестину всех, кто захочет и в как можно большем количестве.
В тот момент, когда в Палестине образуется еврейское
большинство, а арабы останутся в меньшинстве, будут заложены основы "еврейского
государства", а также прочного мира: "Еврейское большинство в Палестине
и, как естественный результат из этого, превращение Палестины в Еврейское
Государство, согласно этой концепции, являются первыми необходимыми факторами
в развитии гуманитарного сионизма. <…> Отмечу между прочим, что эта гуманитарная
концепция не менее националистичнее первой. Нужно думать, что жизнь в атмосфере
собственного государства вылечит понемногу евреев от криводушия и телесного
уродства, причиненных нам Галутом, и создаст постепенно тип этого "лучшего
еврея". 3
Необходимость покинуть "галут" и переселиться в собственное
"национальное государство" Жаботинский объясняет неожиданным для своих сторонником
образом - отнюдь не антисемитизмом.
Жаботинский не считал антисемитизм самим по себе
причиной еврейских несчастий. Точнее, он воспринимал антисемитизм не как отрицательное
явление, с которым следует бороться, а как закон природы, к которому следует
приспособиться. Он писал в "Еврейском государстве":
"Цель автора - выявить болезненную и вечно изменчивую
природу явления, которое он называет "антисемитизмом людей" и которое не следует
смешивать с "антисемитизмом обстоятельств". Последний неизменен, вечен, -
и потому наиболее страшен. Источник последнего - в инстинктивном чувстве неприязни
каждого нормального человека к "чужакам", к "не своим". Это даже не ненависть.
И не обязательно это идет от гордыни. Это чувство может спать в человеке долгие
годы, оно может не проявляться в обществе поколениями. Но оно проснется в
момент, когда "будет что делать". Когда надо будет сделать выбор между
"своими" и чужаками. Тогда проснется инстинкт самосохранения". 4
Специально заниматься борьбой с преследованиями евреев
Жаботинский считал бессмысленным, поскольку они - закономерное следствие обстоятельств:
"Ибо причина причин трагедии евреев в галуте - сам галут - "чужая земля".
5
Неспособность рода человеческого ужиться с чужаками-инородцами
Жаботинский считал неистребимым и даже не заслуживающим осуждения качеством:
"Это не борьба, не травля, не атака: Это безукоризненно
корректное по форме желание обходиться в своем кругу без нелюбимого элемента".
6
Возникновение сионистской идеи Жаботинский объяснял
не антисемитизмом как таковым, а его причиной - естественным желанием жить
без чужаков. Желанием равно свойственным всем людям на земле:
"Корень еврейской трагедии лежит не в плохом отношении
других народов к нам; не это является глубочайшей причиной сионизма. Настоящая
причина заключается в том, что еврейский народ сознательно, подсознательно
или бессознательно стремился к социальной независимости; в том, что ему никогда
не удавалось всецело акклиматизироваться в чужом социально-общественном окружении,
и что он не достигнет равновесия до тех пор, пока не будет восстановлена его
национальная государственность.7
То есть, нежелание жить вместе с другими народами
есть, согласно Жаботинскому, имманентное свойство еврейского народа. Слово
"народ" в предыдущем предложении следовало бы взять в кавычки, поскольку Жаботинский
(как и Герцль) использует его в особом, обусловленном их идеологией значении.
Раса
Дело в том, что Жаботинский - убежденный расист.
Конечно, он расист не в смысле выводов о неравенстве рас, которые делали немецкие
расисты из своей расовой теории, а в смысле согласия с фундаментальными основами
этой теории.
Жаботинский неоднократно подчеркивал, что не верит
в существование высших и низших рас. 8
Но он был глубоко убежден в существовании пород (рас) людей, обладающих специфическими
наследственными психическими свойствами. Тут его взгляды смыкались с принципами
нацистской расовой теории, чего он совершенно не скрывал:
"Вот я сижу и пытаюсь разрешить для себя этот
невероятно запутанный вопрос: что же такое еврейская раса, в чём её особенности,
в чём эстетическая ценность (и есть ли таковая) еврейского генотипа? В последние
годы у нас завёлся глупый обычай отвечать на этот вопрос, что, мол, нет никакого
особого еврейского типа, так как евреи - не "чистая" раса, а результат смешения,
и вообще нету чистых рас, а все они - сплошная мешанина. Это правда. И пустая
болтовня одновременно. Несомненно, любая раса - результат смешения. И мы -
дети Израиля - в особенности. Это вытекает из библейской истории, не говоря
уже о временах галута, и мы, вероятно, самая богатая раса по количеству составляющих,
хотя бы в силу древности нашей истории. Но это вовсе не значит, что наш "состав"
похож на "состав" германской или русской расы. Вода и воздух - тоже сложные
вещества, "смеси", но вода - это вода, а воздух - воздух. Ясно, что есть,
слава Богу, еврейская раса и есть у этой "смеси" свой "рецепт" - и физический,
и духовный, и это всё - у нас в крови. Глупо отвергать очевидные вещи, давным-давно
признанные всеми, только из-за того, что их употребили во зло в Мюнхене".9
Насчет того, что "эти вещи признаны всеми", Жаботинский
глубоко ошибался. И тогда, в 1940 г, когда он это писал, (и, тем более сегодня),
расовая теория считалась нелепостью, научным недоразумением. Давным-давно
доказано, что национально-психологические и культурные признаки по наследству
не передаются. Они приобретаются воспитанием в той или иной культурной среде.
А антропологические (то есть, расовые признаки в научном смысле) никакого
отношения к национально-культурным не имеют. Первые наследуются генетически,
а вторые нет. В современном научном понимании народ (этническая общность)
есть общность культурная и только. Сохранение культурных традиций никоим образом
не зависит от состава крови их носителей.
Это означает, что в реальности никаких национальных
пород людей, с "растворенными в крови национальными признаками" не существует.
Расовая теория, декларирующая их существование, неверна. Всего это Жаботинский
либо не знал, либо не хотел знать. В противном случае все его учение повисло
бы в воздухе.
Когда Жаботинский пишет "еврейский народ", он подразумевает
"еврейскую расу". А под "расой" понимает абсолютно то же самое, что и нацисты
- общность людей с наследственными культурно-психологическими чертами.
"Аппарат "психики" у различных народов создан
различно. Вопрос, почему это так, а не иначе, сам по себе значения не имеет.
Возможно, что душевная система зависит от расы, быть может, от истории каждого
народа; и это в настоящий момент не важно - важен тот факт, что эта психика
различна у разных народных коллективов.<…> Из факта, что психика является
высшим аппаратом нашей жизнедеятельности, и то, что эта психика различна у
разных народов, вытекает один результат: для каждого народного коллектива
удобнее жить в атмосфере и в социальном окружении, в котором всякая важная
мелочь создана его собственными руками, "по его образу и подобию", или, по
крайней мере, приноровлена к его вкусу. Идеальным условием к этому является:
собственная территория, близкое по крови население, самогосударственность.
<…> Вместе с этим необходимо отметить еще следующий факт. Главное в этой "национальной"
атмосфере и окружении не язык и не литература. Национальная особенность духа
и "духовная система нации" выражается, главным образом в хозяйственном режиме
и в, в особенности, в хозяйственной жизни".10
Из кажущегося ему очевидным факта существования различных
пород людей, Жаботинского делает, в общем-то, тот же вывод, что и нацисты:
эти породы должны для собственного блага жить по отдельности и не смешиваться.
Залог национального и культурного процветания для
Жаботинского - "национальное государство". Это такое государство, в котором
политическая власть принадлежит близкому по крови большинству.
Нежелание делить свой "национальным дом" с чужаками-инородцами
есть, согласно логике Жаботинского, свойство любого человеческого коллектива.
Причем с этим свойством не следует бороться, ему надо уступать. А жизнь любого
народа следует организовать так, чтобы у него была своя территория, которую
можно было бы назвать "национальным домом". Здесь мы сталкиваемся с главным
и принципиальным противоречием: в основе учения искреннего демократа и гуманиста
Жаботинского лежит примат ксенофобии - "благотворного" отторжения чужаков-инородцев.
Обособляемость
По Жаботинскому, одним из главных достоинств "еврейского
народа" была обособляемость: "Возможно, здесь все решилось в силу особого
состава крови, быть может, все случилось в силу особого чуда, берущего свое
начало в традициях Синая. Но это непоколебимый факт, что одним-единственным
стремлением, проходящим красной нитью через всю историю Галута, было - дифференциация,
обособляемость".11
Экономические, культурные, религиозные основы обособляемости
начали быстро разрушаться в XIX веке из-за ассимиляционных и процессов. Как
реакция на это возник сионизм:
"Все изменилось, все средства искусственного обособления
были расшатаны от повседневного соприкосновения с чужой улицей. Еврейская
молодежь массами шла в чужие школы. Целое поколение шло навстречу "ассимиляции"
(тогда еще не понимали, что под покрывалом "ассимиляции" угнетенные и подавленные
народы делали первый шаг к национальному возрождению). Все, казалось, шло
насмарку - 20 столетий защиты самостоятельности закончились полной капитуляцией.
В тот момент родился и организовался с неожиданной беспримерной силой активный
Государственный Сионизм. Так как все искусственные инструменты национального
обособления не могут более держаться, нужно и необходимо овладеть снова естественным
способом обособляемости: национальной территорией".12
Без собственной территории еврейское национальное
существование и возрождение национальной культуры, согласно Жаботинскому,
невозможно:
"...в основе сионизма лежит упрямый отказ или,
вернее, наша органическая неспособность коллективно примириться со всякой
социальной средой, кроме той социальной среды, которую создадим мы сами в
нашем собственном государстве".13
Эта "органическая неспособность" по существу то же
самое "инстинктивное чувство неприязни каждого нормального человека к "чужакам",
которым Жаботинский описывал антисемитизм.
Органическую неспособность ужиться с инородцами Жаботинский
приписывает всем, кого считает представителями "еврейской расы". Похожим образом
советские большевики верили, что пролетарским самосознанием, предписывавшим
органически ненавидеть буржуазию, обладают не только их товарищи по партии,
но и все пролетарии вообще.
Вообще-то, такая глобальная дифференциация человечества
на группы людей с якобы врожденными идеологическими пристрастиями - один из
симптомов тоталитарной идеологии.
Национальная самобытность
Возникает вопрос - что, собственно говоря, подразумевает
Жаботинский под "национальным существованием" и "национальной культурой"?
Жаботинский полагает национальную культуру врожденным
явлением:
"Невозможно усвоить чужую культуру, ментальность,
самосознание ни в течение одного поколения, ни в течение нескольких поколений.
Во всем будет выражаться моя "чуждость". Возможно, по прошествии многих и
многих лет мои режущие ухо и глаз "чуждые" черты несколько сгладятся, но пока
этого не произойдет, я буду оставаться неполноценным русским, ненастоящим
русским, "примазавшимся" к русским. <…> Еврей может быть сыном России первого
сорта, но русским - только второго. Таким будут видеть его другие и с неизбежностью
будет ощущать себя он сам".14
На первый взгляд можно предположить, что явный антисемитизм
окружающих, не желающих воспринимать "чужака" с "режущими ухо и глаз чертами"
(то есть, внешностью и выговором) за своего, огорчает Жаботинского. Однако,
это не так. Он ведь сам делит окружающих на "своих" и "чужих" не по реальной
родной культуре, а по внешности и крови. Более того, такой подход - основа
всей его теории.
Корни ее понятны. В Российской империи начала ХХ
века этнические и расистские предрассудки были очень сильны. В Западной Европе
они тогда уже ощущались гораздо слабее. Младший современник Жаботинского,
белоэмигрант Василий Яновский писал о французских впечатлениях русских эмигрантов
20-х годах: "Белый французский хлеб и красное винцо питали всех одинаково,
а римское восприятие национальности как юридической принадлежности, без критерия
расы или религии, оказалось настоящем откровением".15
Реакция на собственные предрассудки в ситуации выбора
оказывается различной. Одни люди от них отказываются, другие, наоборот берегут
и укрепляют. А некоторые превращают в знамя. Жаботинский, который как и Яновский,
прожил в эмиграции почти всю жизнь, принадлежал к последним.
Тезис Жаботинского о том, что чужую культуру невозможно
воспринять ни за одно, ни за несколько поколений, однозначно неверен. Скорость
восприятия любой национальной культуры зависит от степени вовлеченности в
нее и от возраста. Одного поколения вполне достаточно, даже нескольких лет,
если маленький ребенок попадает в однородное национальное окружение.
Жаботинский совершает классическую ошибку всех, страдающих
расистскими предрассудками - путает принадлежность к национальной культуре
и внешность, антропологические черты. Он сам уверен, что, грубо говоря, по
"форме носа" можно отличать представителей одного народа от другого, и не
сомневается, что все остальное человечество тоже пользуется этим нелепым методом.
"Теперь евреи ринулись делать русскую литературу,
прессу и театр, и мы с самого начала с математической точностью предсказывали
и на этом поприще крах. Он разыграется не в одну неделю, годы потребуются
для того, чтобы передовая русская интеллигенция окончательно отмахнулась от
услуг еврейского верноподданного, и много за эти годы горечи наглотается последний;
мы наперед знаем все унизительные мытарства, какие ждут его на этой наклонной
плоскости, конец которой в сорном ящике, и по человечеству и по кровному братству
больно нам за него".16
Эта цитата из статьи 1913 г. - характерный пример
пророчеств Жаботинского. Оно полностью ошибочно и при этом достаточно страстно
и правдоподобно, чтобы Жаботинского и через сто лет подкрепляли им собственные
предрассудки.
Обсуждать сегодня вопрос, потерпели или нет профессиональный
крах выходцы из еврейской среды, ставшие в начале ХХ века русскими писателями,
поэтами и художниками не приходится.
Несомненно, что существуют в русском обществе и сегодня
люди, считающие Мандельштама или Пастернака "чужаками" в русской культуре
из-за их происхождения. Несомненно, что себя они считают "передовой русской
интеллигенцией", хотя на самом деле являются чем-то прямо противоположным
- расистами, национал-патриотами. Но ведь и сто лет назад они были таковыми.
Считать их "передовой русской интеллигенцией" и тогда могли только их коллеги-единомышленники.
К числу которых, что очевидно, принадлежал и Жаботинский.
Собственная родная культура человека не играла для
Жаботинского никакой роли и не воспринималась им как национальная.17
Жаботинский называл себя националистом, но вряд ли он им был. Национализм
- это культ национальной культуры. Однако еврейская культура как таковая (в
любом из многочисленных и отличных друг от друга языковых вариантах) не представляла
для него никакой самостоятельной ценности. "Национальной культурой" Жаботинский
называл самосознание, расовое чувство, заставлявшее людей считать своими соплеменниками
всех "братьев по крови" независимо от родной культуры.
Последовательность реализации сионистской идеи по
Жаботинскому выглядит так: сначала "братья по крови" объединяются и создают
"свое государство", потом у них возникает некая общая национальная культура
- какая не важно. Главное - общая для всех.
Основу национальной самобытности Жаботинский видел
в совершенно других вещах:
"Несколько лет тому назад я спросил себя: откуда
берется в нас чувство национальной самобытности? Отчего нам так мил родной
язык <…>, отчего национальная мелодия, даже без слов, нас волнует особенным
волнением? <…> - И первый пришедший мне в голову ответ был: источник ее -
в воспитании каждого из нас. Уклад жизни, в котором мы воспитаны, дорого и
близок нам на всю жизнь. - Но я вгляделся и понял ошибочность такового ответа.<…>
Чувство национальной самобытности лежит "в крови" человека в его физически-расовом
типе, и только в нем".18
Процитированная выше статья Жаботинского была написана
в 1904 г. Тогда генетика находилась в зачаточном состоянии, а предрассудки
подобного рода были более или менее обычными. Но и через 30 лет, когда абсолютная
антинаучность расовой теории, стала очевидной для всех, кто интересовался
этой проблемой, Жаботинский своих взглядов не изменил.19
Его последователи исповедуют их до сих пор.
Комментатор и исследователь творчества Жаботинского
Моше Бела пишет в книге, изданной в девяностые годы "Жаботинский не верил,
что возможна полная ассимиляция. Специфически еврейское проявиться в человеке,
как бы он не старался преодолеть его в себе. Опасность настоящей ассимиляции
проявляется лишь в случае смешанных браков. Только массовые смешанные браки
смогут привести к "сглаживанию" национальной самобытности, ибо таким путем
меняется его генетический код. И этого невозможно избежать, если народ останется
в галуте <…> Лишь имея собственную территорию, на которой евреи будут большинством,
они смогут сохранить свою национальную самобытность"20
Эти расистские и абсолютно ложные с научной точки зрения тезисы и сегодня
являются движущей силой сионистского движения.
Так же как и Герцль, Жаботинский воспринимал ассимиляцию
народов не как смешение культур, а как смешение происхождений. Он видел в
смешанных браках чисто генетическую опасность, поскольку был убежден в наследственной
природе "национальной самобытности". В лексиконе Жаботинского и Герцля само
понятие "смешанный брак" имело только расистский смысл, поскольку подразумевало
размывание воображаемой генетической целостности, а культурная составляющая
не учитывалась вовсе.
Моше Бела внятно (гораздо более внятно, чем хотелось
бы, наверное, самому Жаботинскому), формулирует главную цель движения. Не
помощь людям, которым угрожают те или иные опасности, а концентрация на одной
территории как можно больше еврейского "генетического материала" и как можно
меньше чужаков-инородцев, чтобы воспрепятствовать размыванию еврейского "генетического
кода", и, как следствие, утрате национальной самобытности. Жаботинский всю
жизнь искренне верил в этот бред, как верят в него сегодня его последователи.
***
К собственно еврейским локальным культурам и языкам
- идишу, ладино, и т.д. - Жаботинский относился плохо. Он воспринимал их как
препятствия на пути к достижению национальной самобытности, а не как проявления
таковой. Национальным языком "еврейского народа", сконцентрированного на "национальной
территории" должен был стать одинаково чуждый всем мертвый тогда язык иврит.
В колонизации Палестины европейскими евреями совместно
с сефардами - выходцами из восточных стран - Жаботинский видел способ разрушения
всех локальных культур еврейских общин:
"...рост численности восточных евреев поможет ивриту быстрее завоевать главенствующие позиции, даже если большинство этих евреев изначально и не владеют ивритом. Всем известный секрет: когда ворота в Эрец Исраэль распахнутся, мы должны будем повести решительную борьбу со всевозможными "еврейскими" языками, и с идишем в том числе. Сила идиша в северной части диаспоры в том, что он - язык всем понятный <…> Сам по себе жаргон мы одолеем при помощи средней школы за одно поколение. Опасен не сам жаргон, а идеология жаргона, и бороться с ней можно и нужно активно, помогая восточным евреям занимать ключевые позиции в нашем обществе".21
Религия
Крайне интересно отношение атеиста Жаботинского к
религии. В молодости Жаботинский категорически отрицал религиозный характер
будущего еврейского государства и боролся с теми, кто этого желал. 22
Такой подход таил в себе идеологическую ловушку.
Сочетание антиклерикализма с "генетической" идентификацией национальной самобытности
и пренебрежением реальными национальными культурами еврейских общин означало,
что "еврейский народ" Жаботинского оставался вообще без традиционных культурных
ценностей. Предметом пропаганды и объектом любви оказывался генофонд как такой.
Национал-социалисты, эксплуатировавшие ту же антинаучную
методику, могли, по крайней мере, ссылаться на древние германские саги...
Поэтому, как пишет Моше Бела, "со временем в отношении
Жаботинского к религии произошел драматический поворот".23
В 1935 г. на рассмотрение конгресса Новой Сионистской организации был вынесен
проект Основного закона, подготовленный Жаботинским. Там говорилось: "Цель
сионизма - избавление Израиля и его земли, возрождение его языка и государства,
укоренение святых принципов Торы в жизни нации".24
"Укоренение святых принципов Торы в жизни нации"
- это декларация сращения религиозной догматики и государственной идеи. Одновременно
это капитуляция Жаботинского - не перед религией (он остался атеистом), а
перед противоречием, которое он сам же создал.
В чисто секулярном виде идея "государства евреев"
оставляла его потенциальных граждан без видимости национальной культуры и
традиционной этики.
Защищая в речи на конгрессе свой проект Основного
закона, Жаботинский заявлял: "Да, "церковь должна быть отделена от государства"
- в том смысле, что никто не может навязывать кому-либо свои взгляды - как
религиозные, так и атеистические. Но высший интерес "государства" и нации
- чтобы Вечный огонь не угас, чтобы среди всего, что сваливается ныне на голову
молодого человека, попадало к нему и представление о наших ценностях, чтобы
доходил до него Священный дух, дух нашей традиции". 25
Атеист, рассуждающий о Священном духе - это характерный
для сионизма парадокс. Но иного выхода из идеологической ловушки не было.
В "нееврейском" демократическом мире религиозная
мораль (любая) вполне мирно уживается с секулярной моралью многонационального
демократического общества. Для Жаботинского принять "наднациональные" принципы
существования цивилизованного мира означало бы отказаться от "обособления",
от идеи ложно понятой "национальной самобытности".
Единственным выходом из тупика было соглашение с
религией. Не переход в иудаизм, а именно соглашение. Предоставление религии
особой роли в будущем государстве, в обмен на право эксплуатации ее догматов
в качестве якобы секулярной национальной морали и якобы секулярных культурных
ценностей.
В письме сыну написанном во время конгресса, Жаботинский
пытался объяснить мучившее его противоречие: "Нет нужды говорить, что я
по-прежнему за принцип свободы совести и т.д. и не вижу ничего священного
в "ритуале". Идея глубже: "Всякий согласится, что в Торе есть священные принципы,
а все священное стоит "укоренить". С другой стороны, эти "святости" - все
из области этики, морали, любой атеист обеими руками за мораль, так зачем
же религиозная "упаковка"? Я думаю, в этом вся суть спора. Тысячу раз можно
преподать моральные правила без всякой связи с Божественным. Так делал и я
всю сознательную жизнь, но теперь я считаю, что правильнее все же рассматривать
основы этики, как нечто, данное изначально и свыше, как нечто недоступное
разуму исследователя". <…> ...ведь в конце концов Библия наш первоисточник,
так почему мы должны это скрывать? <…> Я считаю, что нам необходим религиозный
пафос сам по себе".<…> У меня нет сомнений, что наши друзья ортодоксы еще
натворят нам бед. Но я не боюсь. Надеюсь, мне удастся загнать их фанатизм
в рамки приличий".26
Объяснение неудовлетворительное. Общественная мораль
без "религиозной упаковки" была во времена Жаботинского совершенно естественным
и широко распространенным явлением. Но другого объяснения и другого выхода
нет. Без апелляции к Библии от "национальной самобытности" и моральных традиций
"еврейской расы" вообще ничего видимого не оставалось.
Сам Жаботинский сформулировал это двумя годами позже
удручающе точно:
"...Одно из двух: либо мы должны заявить, что
еврейство - примитивная раса, лишенная всякой культуры <…> либо мы должны
считаться с очевидным фактом, что библиотека нашей национальной культуры состоит
на 95% из книг "религиозных" и лишь на 5% из "светских". Почти все ценности
в области философии, этики, социальной справедливости, которыми мы обогатили
мир <…> - сотканы из шелковых нитей нашей традиции, рождены в беседе человека
с Богом, были осмыслены и выражены в лучах Божественного Духа. С такой могучей
скалой наследия невозможно бороться. Да и зачем "бороться"? Что тут обидного,
где тут унижение для народа, если народ считает, что его взгляды на мораль
связаны с глубочайшими тайнами вечности?".27
Обидного ничего. Но действительно нужен очень большой
заряд "религиозного пафоса", чтобы убедить себя и других в осмысленности и
непротиворечивости атеистического движения, осеняемого Божественным Духом.
Арабы
В брошюре "Еврейское государство" Жаботинский подробно
высказывается по поводу проблемы палестинских арабов. Его рассуждения - очень
любопытный клубок идеологических противоречий. Жаботинский ищет максимально
гуманный и демократический способ обхождения с арабами, дабы решить изначально
антидемократическую проблему - сделать Палестину только еврейским государством.
Его логические конструкции, однако, разваливаются
на глазах. Точнее, они убедительны только для тех, кто, как и сам Жаботинский,
очень хочет убедить себя в их устойчивости. Это логика для внутрипартийного
употребления. Жаботинский сразу отметает предположения, что он арабов не любит:
"Люблю", "не люблю", - этого у меня нет. Мое политическое кредо определяется
двумя фактами: во-первых, выселение арабов из Палестины в какой бы то ни было
форме, я считаю абсолютно невозможным. Во-вторых, я горжусь своим причастием
к той группе русских сионистов, которая 30 лет назад сформулировала "Гельсингфорскую
программу". Базисом этого плана является равноправие всех народов. <…> Но
совершенно в другой области лежит проблема о том, можно ли всегда достичь
этих дружелюбных отношений путем мирного соглашения. Это зависит не от нашего
отношения к арабам, а от отношения последних к сионизму".28
А отношение арабов к сионизму не может быть иначе
как плохим. Жаботинский сам объясняет почему:
"О возможности согласия палестинских арабов на
осуществление Сионизма, пока мы являемся в Палестине меньшинством, нечего
и говорить. <…> Все здравомыслящие люди <…> поняли давно, что достичь согласия
палестинских арабов по их доброй воле на превращение Палестины из арабской
страны в страну с еврейским большинством, является вещью совершенно невозможной.
У каждого человека, вероятно, имеется понятие об истории колонизации в разных
странах. Я предлагаю вспомнить изв6естные ему примеры. После того, как он
это сделает, пусть попытается найти, по крайней мере, один случай, где бы
колонизация проводилась с согласия туземцев. <…> Всякий народ-туземец, не
принимая во внимание, цивилизован он или дик, смотрит на свою страну как на
свой "Национальный Дом, и он стремится остаться в нем навсегда абсолютным
хозяином. <…> И самым неправильным аргументом является ссылка на то, что наша
колонизация приносит туземцам большую материальную пользу; это святая правда,
но ни один народ не продаст своих национальных аспираций ценой куска хлеба,
помазанного маслом".29
По поводу природы конфликта с арабами Жаботинский
не заблуждался. В речи перед британским парламентом 13 июля 1937 г. он так
ответил на вопрос о причине "ссоры между евреями и арабами":
"...это удел всякой колонизации. История мира
- это история колонизации.<…> Так как же можем мы, евреи, колонизовать Палестину
или Уганду, или какую-либо другую страну без столкновений с населением данного
места?" 30
Жаботинский вовсе не осуждает арабов за враждебность
к сионизму. На их месте он вел бы себя так же. Иллюзий, что в будущем государстве
возникнет взаимопонимание между "колонизаторами" и "туземцами" у него нет.
Не может оно возникнуть. Но объясняет он это странным образом:
"Взаимопонимание" невозможно из-за культурной
пропасти, лежащей между двумя народами.<…> Если существует объективная причина
к трению двух кругов населения, то чем больше будет точек соприкосновения,
тем хуже будет ситуация. <…> Создание хороших отношений между соседями - вещь
очень важная, но разрешу себе заявить, что больше пользы принесет вежливое
отдаление, чем сидение за общим столом культурной жизни".31
Объяснение невозможности взаимопонимания между "евреями"
и арабами "культурной пропастью" - не работает. Во-первых, история человечества
полна примеров мирного сосуществования разных народов. Во-вторых, культурные
перепады внутри "еврейской расы" Жаботинского никак не менее сильны, чем между
нею и арабами. Скажем, восточные евреи (например - бухарские) в культурном
смысле были гораздо дальше от Жаботинского с Герцлем, чем от палестинских
арабов. Но тут "культурная пропасть" не воспринималась Жаботинским как повод
для конфронтации.
Настоящую причину запрограммированной на будущее
взаимной ненависти Жаботинский сам же привел выше - это отношения "колонизаторов"
и "туземцев". И, как он справедливо сам же и отметил, культурный уровень тут
совершенно не при чем.
Пока "колонизаторы" смотрят на "туземцев", как на
чужаков в их лично "национальном доме", чужаков, которых нельзя подпускать
к власти и с которыми нельзя смешиваться, дабы не повредить "национальным
идеалам" - ненависть будет только прогрессировать.
Рецепт мирного сосуществования двух враждебных "кругов
населения", который дает Жаботинский - "отдаление", уменьшение "точек соприкосновения".
То есть, фактически, сегрегация. А это на деле - прямой и очевидный путь к
разрастанию социальных и этнических конфликтов до бесконечности.
Почему такой умный человек как Жаботинский надеялся,
что при таких исходных данных простой численный перевес "колонизаторов" над
"туземцами" сумеет обеспечить мир в "колонии", остается загадкой.
В общем, это загадка любого идеологического сознания,
выбирающего из всех возможных решений, не логичное, а удобное.
Отвечающее заветной мечте.
Мораль.
Фактически, Жаботинский предлагал силовой метод решения
арабской проблемы - принуждение. Но он искренний гуманист. Вопрос о моральности
такого решения для него очень важен. И начинается сомнительная игра с этикой:
"Все те, кому кажется, что эти умозаключения стоят
в противоречии с принципами морали, пусть поставят себе вопрос: если это аморально,
то, что тогда должен делать еврейский народ? <…> Незаселенных островов нет.
Куда бы мы ни сунулись, даже в недра пустыни, везде найдем туземца, живущего
там испокон веков и не желающего новых поселенцев, могущих образовать там
большинство, или просто пришедших в большом количестве колонизаторов".32
Отсюда вывод: "Короче говоря, если есть на свете безземельный народ, то
его чаяния к родине аморальны. Бездомные должны оставаться бездомными навсегда.
Все площади на земном шаре уже заняты - и конец. Так вот каковы результаты
"морали".33
Слово "мораль" в последней фразе Жаботинский берет
в кавычки - это уже якобы мораль. Право "еврейской расы" вернуться в Палестину
и получить там политическую власть стоит для Жаботинского выше такой морали.
"Кровь" без связи с "почвой" - в глазах Жаботинского это катастрофа.
Его собственная мораль основана на подсчетах: в Северной
Африке и на Ближнем Востоке, - территории размером в пол Европы и заселенной
арабами - плотность населения всего 16 чел. на кв. милю. А в Сицилии - 352
чел, в Англии - 669 чел. - "Вспомним еще и то, что Палестина представляет
из себя, приблизительно, одну двухсотую часть этой территории. Но когда бездомное
еврейство требует себе Палестину, то тут оказывается, что это "аморально"
только потому, что туземцы считают, что им будет неудобно. Морали такой место
только у людоедов, а не в цивилизованном мире".34
Пафос этих высказываний, безусловно, действовал (и
по-прежнему действует) на единомышленников Жаботинского с развитым расовым
чувством и мечтой о "национальном доме на родине предков".
На прочих представителей "цивилизованного мира" эта
логика вряд ли даже тогда производила серьезное впечатление, скорее сама выглядела
людоедской.
В конце тридцатых годов ХХ века, когда Жаботинский
писал свою книгу, развитие демократии в Европе зашло уже довольно далеко.
Цивилизованный демократический подход к политическим
проблемам совершенно исключал даже рассмотрение вопроса о том, какой конкретной
этнической, социальной или расовой группе должна принадлежать та или иная
территория.
"Безземельный народ" - это термин из антидемократического
лексикона. В интерпретации Жаботинского "безземельный народ" - это группа
людей с общим происхождением, которой не принадлежит единоличная политическая
власть ни в одной стране. Уже при жизни Жаботинского таких понятий в демократическом
мире не было. Попытка Гитлера сделать Германию государством "генетических
немцев" окончилась неудачно.
Власть в демократической стране может принадлежать
только всем ее жителям, без тех или иных этнических или расовых привилегий.
И, соответственно, цель той или иной идеологической группы получить власть
в стране, чтобы создать "государство для себя" - антидемократична. В государстве
"евреев", которое мечтал создать в Палестине Жаботинский реальное равенство
во власти всех жителей, "колонизаторов" и "туземцев", не предполагалось. Следовательно,
межэтнический, точнее расистский конфликт, был заложен в самой его идее.
Жаботинский не строил иллюзий насчет того, что конфликт
этот можно избежать. Он был уверен, что нельзя и рассчитывал только на силу:
"Мы заселяем эту страну "вопреки" желанию местного
населения, которое пока еще численно нас превышает. А потому колонизация может
протекать под покровительством вооруженной силы точно так же, как происходило
в истории других колонизаций".35
В речи перед британским парламентом Жаботинский заявлял:
"Вопрос может быть таков - необходима ли еврейская колонизация? Справедлива
ли она или нет? Если она необходима и справедлива, тогда каждому местному
жителю, который хочет помешать чему-либо необходимому и справедливому, должно
запретить употреблять насилие. Вот и вся ситуация".36
Упования на силу странно слышать от такого убежденного
и несгибаемого идейного борца. Самому Жаботинскому никакие официальные запреты
не помешали бы вести бесконечную вооруженную борьбу с сионизмом, окажись он
на месте палестинских арабов.
Не менее странны и упования Жаботинского на то, что
"еврейское большинство" не только сможет с военной точки зрения контролировать
Палестину, но и сделает легитимным и демократическим (то есть - морально оправданным)
силовое подавление "туземного" антисионизма.
Демократия
Как видно из процитированного в начале статьи предисловия
к польскому изданию "Еврейского государства",37
Жаботинский считал себя демократом, сторонником равноправия граждан любой
страны, в том числе и будущего "еврейского государства". Но его представления
о демократии были еще своеобразнее, чем представления о национальной самобытности
или религии.
Касаясь классового вопроса в будущем Израиле, Жаботинский
пишет:
"Понятно, что мы не воспрещаем каждому в глубине
его души разбираться, помимо сионистского идеала, еще и в других мировоззрениях
и вопросах или даже в разных второстепенных идеалах. Это личное каждого. Но
в нашем Герцлианском мировоззрении мы не признаем права гражданства ни за
каким идеалом, кроме одного-единственного: еврейское большинство по обеим
берегам Иордана в качестве первого шага для создания Еврейского Государства".38
Жаботинский видел свой идеал государством одной идеологии
- сионизма. Эту идеологию во всей ее полноте - от идеи еврейской генетической
самобытности до идеи "Национального дома" для всех представителей "еврейской
расы" на земле - должны были автоматически разделять все представители этой
"расы", переселившиеся в еврейское государство.
Интересно, что вождей сионизма Жаботинский вроде
бы вполне искренне считал "духовной расой" - людьми генетически предрасположенными
к соответствующему образу мыслей: "Мне давно казалось, что сионисты - это
особая "раса": особый прирожденный склад души, а может и особый какой-то состав
крови. Нельзя обратить человека в сионизм",39
"Сионистом можно только родиться. <…> Вера сиониста включает особые "элементы":
это и необычная сила воображения. Необычное восприятие реальности, которое
толпы насмешников назовут "витанием в облаках", и дерзость мыслей и поступках,
которые насмешники назовут "авантюризмом"..." 40
В этой романтической декламации, конечно, многое
от литературы, но грустная суть несомненна. "Еврейское государство" Жаботинского
- это государство одной политической идеи, а, следовательно, фактически одной
партии. Партийная борьба допустима в качестве фракционной - внутри сообщества
сионистов. Мысль о том, что "еврейские" граждане страны не обязательно могут
разделять эту идеологию, то есть мысль о политической борьбе между сионистами
и не сионистами, даже не обсуждается Жаботинским.
Он уверен, что "генетическая самобытность" еврейского
народа предопределяет лишь сионистский образ мыслей.
Вся эта фантастически социальная конструкция весьма
напоминает идею пролетарского государства с пролетарской партией во главе,
несменяемость власти которой гарантируется врожденным пролетарским самосознанием
населения.
Такое очевидное сходство, несомненно, давало основание
противникам Жаботинского обвинять его в склонности к тоталитаризму и фашизму.
Жаботинский защищался:
"Как и абсолютному большинству моих товарищей,
так и мне свойственна просто слепая ненависть к идее "Государство - это все".
И равно чужды нам и коммунизм и фашизм. Мы верим только в парламентаризм в
самом "старомодном" его понимании...<…> Мы верим в свободу слова и организаций,
и почти в любом столкновении интересов личности с дисциплиной и подчинением
я - на стороне личности".41
Протест Жаботинского не наигран. Он действительно
верил в парламентаризм, только понимал его не демократически, а охлакратически.
Не как обязательное соблюдение определенных демократических принципов и прав,
а как простую власть большинства. Отсюда и его стремление любой ценой обеспечить
в Палестине "еврейское большинство". Жаботинский полагал, что в такой ситуации
сионистское государство будет создано безупречным демократическим путем. Получившее
власть большинство "демократическим образом" образом примет удобные для себя
и своей идеологии законы, а оставшиеся в меньшинстве арабы не смогут этому
воспрепятствовать.
В том, что и в будущем государстве интересы "евреев"
и арабов не начнут совпадать, Жаботинский не сомневался. Его идеология заведомо
исключала создание государства без этнических и расовых противоречий. Такое
государство с его точки зрения не имело бы ни права, ни оснований называться
чьим бы то ни было "национальным домом". А его идея "национального дома еврейской
расы" не укладывалась ни в какой вариант действительно демократического законодательства.
Понимание Жаботинским демократии далеко от нормального.
Власть большинства, "демократически" принимающая и меняющая законы, направленные
на поддержание этой власти, - такой вариант государственности гораздо больше
похож на тоталитарную политическую диктатуру, чем на демократию. Жаботинский
этого либо не понимал, либо, что вероятнее, не хотел понимать. Логические
швы в его рассуждениях о том, что делать с палестинскими арабами и как превратить
сионизм в государственную идеологию, видны очень хорошо.
Перед самой смертью, в 1940 г., Жаботинский писал:
"Утверждение, что национальное меньшинство всегда и повсеместно есть угнетаемое
меньшинство, лишено каких-либо оснований. Шотландцы, уехавшие из Шотландии,
и валлийцы, оставившие Уэльс, живут по всей Англии и никто не считает их притесняемым
меньшинством".42
Это несомненное лукавство. Шотландцы и валлийцы мгновенно
превратились бы в притесняемое меньшинство, если бы Англия была объявлена
"государством чистокровных англичан", и "национальным домом английской расы",
если бы правительство начало классифицировать население по происхождению и
препятствовать смешанным бракам между "английским большинством" и всеми прочими.
Жаботинский же боролся - и в высшей степени успешно - именно за такой вариант
"демократического" государства.
В книге "Еврейского государства" есть глава, посвященная
разработанному Жаботинским десятилетнему плану колонизации Палестины. План
предусматривал переселение в Палестину 1,5 млн. человек, по 150 тыс. в год.
В разделе, озаглавленном "Обеспечение прав арабов", Жаботинский пишет: "...мы
принимаем на себя заботы о заселении Палестины миллионами евреев без того,
чтобы они вытеснили существующее арабское население и его естественный прирост.<…>
Характерным примером может служить сельское хозяйство - план утилизации земельных
государственных резервов, основанный на равноправии двух народов. Земельные
участки передаются, согласно этому плану, как евреям, так и палестинским арабам.
<…> Речь идет только о палестинских арабах и их поколении. Для арабской иммиграции
и, вообще, для какой-либо другой массовой иммиграции кроме еврейской, нет
места в Палестине, так как в этом случае сионистское дело не сможет осуществиться"
43
Равноправие равноправием, но одна группа жителей
страны получает привилегии, другая нет. Причем, в своих опасениях Жаботинский
совершенно прав. Если бы в законе об иммиграции не содержалось национальных
(а в действительности "расовых") привилегий, идея "еврейского большинства"
в Палестине была бы нереализуема. Не существовало бы механизма удержания власти
этой группой демократическим (как надеялся Жаботинский) путем.
***
Выше уже упоминалось, что Жаботинский воспринимал
демократию, как власть большинства, вольного принимать какие угодно удобные
для себя законы.
Одновременно он утверждал и нечто противоположное:
"...Существует ошибочное мнение, что любой режим,
опирающийся на волю большинства, уже в силу этого автоматически является демократическим.
<…> Подлинная демократия - это, прежде всего свобода. Что же до власти большинства,
то она вполне может оказаться и тиранической по отношению к отдельным лицам
и группам людей. <…> Здесь кроется некоторое противоречие, которое необходимо
разрешить. В еврейском государстве общественное устройство должно быть таким,
чтобы меньшинство в нем не осталось беззащитным. Цель демократии - гарантировать
меньшинству возможность также влиять на происходящее в стране".44
Ясно, что власть "этнического" большинства, озабоченного
тем, чтобы меньшинство не добралось до власти, Жаботинский не воспринимает
нарушением свободы и демократии. На создание демократической независимой Палестины
без "еврейского большинства" он был не согласен.
Следует помнить, что представления о демократии Жаботинского
включали в себя тезис о том, что у различных "этнических" групп заведомо различные
политические цели, и что право на политическую власть в стране, а, следовательно,
на устройство своего "национального дома" имеет только одна группа. От демократических
убеждений в цивилизованном европейском варианте эта политическая конструкция
очень далека.
Применительно к Палестине таким "демократическим"
правом, согласно Жаботинскому, обладает только "еврейство":
"Все же нужно отнестись честно к понятиям "представительство
народа" и "демократия". Нельзя с одной стороны верить в "сионизм", т. е. признать,
что в Палестине еще не находятся все те, кому дано право в ней поселиться,
и с другой стороны создать парламент только из тех людей, которые хотят закрыть
двери страны перед иммигрантами. Демократия требует передачу права руководства
страной всем, чьи гражданские интересы, личные или экономические, связаны
с судьбой этой страны. У нормальных народов, понятно, людьми, пользующимися
правами, являются те, кто действительно живут в ней. Но ведь если есть смысл
в сионизме и мандате, то он заключается в том, что мир признал национальное
положение евреев ненормальным ".45
Главной пропагандисткой задачей Жаботинского было
убедить весь мир, что его рассеянная по свету "еврейская раса" - это особый
народ, нуждающийся в изоляции, что весь мир в силу естественных обстоятельств
состоит из антисемитов, и что победить антисемитизм можно только, сконцентрировав
его жертвы на особой территории, отдав им там политическую власть и обособив
от инородцев. В 30-е годы еврейских переселенцев в Палестине было вдвое меньше,
чем арабов. И Жаботинский придумывает "демократические" варианты получения
ими власти. Один из самых анекдотических изложен в "Еврейском государстве":
"Если бы воистину хотели применить принцип демократии
к теперешней Палестине, то должна была быть принята резолюция в таком виде.
Палестина является сейчас по закону общим достоянием двух коллективов - один
из них туземцы, находящиеся в этой стране, а второй - этот тот "еврейский
народ", о котором говорится в Мандате. Одна сторона количественно немного
превышает один миллион, другая, во всяком случае, больше. Можно предположить
такую смелую мысль, которая бы установила представительство в Палестине на
основах этой пропорции. Быть может, это покажется вещью необычайной, неудобной,
но ведь это было бы в согласии с истиной и честностью".46
Мысль действительно смелая до безумия, но к ни к
демократии, ни к честности она отношения не имеет. И высказана явно от отчаяния,
от невозможности примирить демократические принципы и сионистскую идею. Фактически,
Жаботинский предлагает объявить всю гипотетическую "еврейскую расу" (в то
время - 16 миллионов условных носителей "еврейской" наследственности) гражданами
Палестины наравне с одним миллионом палестинских арабов и проводить выборы
исходя из пропорции 16:1. Что автоматически приводило бы к созданию в Палестине
правительства "еврейской расы".
Неясно, что могло бы помешать оппонентам Жаботинского,
даже если бы кому-нибудь из них пришло в голову согласиться с такой "расистской
демократией", потребовать равноправия "рас" и распространения одинаковых критериев
отбора граждан Палестины также и на арабов. Тогда на 16 млн. представителей
"еврейской расы" пришлось бы много десятков миллионов "арабской". Конечно,
это вздор, но не более очевидный, чем исходное предложение Жаботинского. Его
логика - характерный пример того, до каких дебрей бессмысленности может довести
даже очень умного и от природы честного человека неуклонное следование идеологии,
основанной на ряде заведомых нелепостей.
В конфликте между сионизмом и демократией Жаботинский
всегда и безоговорочно на стороне сионизма. Поскольку логика тут не помогает,
остается уповать на патетику. Предложение выделить в Палестине отдельные "кантоны"
с преобладающим еврейским населением. Жаботинский воспринимает с негодованием:
"В действительности вся эта система является ничем
иным, как насмешкой над еврейским идеализмом и еврейским горем. Из 26 тысяч
кв. километров западной Палестины дается нам кантон, содержащий только те
участки, где уже имеется еврейское большинство - в лучшем случае 3-4 тыс.
кв. километров. Из такого квартиранта даже "духовной нации" не выйдет, а о
возможности перевести туда страдающие еврейские массы Галута даже ребенок
не будет мечтать. На всех этих изобретениях лежит печать незрелой мысли -
просто взяли возвышенный идеал и превратили его в игру слов. <…> Есть такие
вещи, которыми играться не только потому, что это неприлично, а просто невозможно;
не выйдет и баста, несмотря ни на какие условия. Нельзя раздражать народ,
самый старый и самый несчастный на земле, чьи мытарства стали уже в глазах
всего мира (и даже в глазах врагов) символом человеческого горя. Нельзя вырвать
из Танаха те места, где содержаться пророчества, известные всему человечеству
о восстановлении еврейского народа. Нельзя сначала подтвердить на глазах всего
мира Божеский вексель Британской гарантией, а потом отказаться от всего этого.
<…> Англия, в конце концов, будет вынуждена отказаться от мандата или нести
груз до конца, то есть до восстановления Еврейского Государства, и не "в"
Палестине, а на всей территории страны к востоку и к западу от Иордана".47
За подобными заклинаниями уже невозможно разглядеть демократа и атеиста, каковым Жаботинский себя искренне считал. Цивилизованная логика отвалилась, оставив голую, не контролируемую интеллектом страсть и оскорбленное расовое чувство, не выбирающее аргументов.
***
Учение Жаботинского можно коротко сформулировать
таким образом.
Рассеянные по миру потомки древних евреев образуют
"еврейскую расу" объединенную общим наследственным национальным духом. Человечество
по природе своей не способно уживаться с чужаками, поэтому все народы (расы)
чувствуют себя хорошо только в изоляции от других народов.
Полноценное национальное существование любого народа
возможно только на территории, которую можно назвать своим "Национальным домом",
то есть на такой территории, где "близкие по крови" составляют большинство
и обладают политической властью.
Применительно к "еврейской расе" таким "Национальным
Домом" является Палестина, поскольку она, согласна Библии, была отдана Богом
евреям и этот факт должен быть признан в равной степени всем миром - верующими
и неверующими, "евреями" и "неевреями"
Палестинские арабы должны смириться с тем, что Палестина
является не их "Национальным Домом" и отдать политическую власть сионистам,
поскольку у их "кровных братьев" - арабов есть множество государств, где они
составляют большинство. Поэтому, любое из них они могут считать своим "Национальным
Домом"
Практически ни один из этих пунктов не выдерживает
мало-мальски цивилизованной критики - ни с научной точки зрения, ни с точки
зрения демократического устройства общества. Но все они - разве что с некоторой
сменой лексики - вошли в мировоззрение современных поклонников Жаботинского
и в государственную идеологию Израиля.
Примечания
1. В. Жаботинский.
"Еврейское государство", Тель-Авив, 1974, с.7. назад
к тексту>>>
2. Там же, с.12.
назад к тексту>>>
3. Там же, с.14.
назад к тексту>>>
4. Из книги "Фронт борьбы еврейского
народа", 1940. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с.
60. назад к тексту>>>
5. Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., С. 83. назад к тексту>>>
6. В. Жаботинский. "Еврейское государство",
Тель-Авив, 1974, с. 61. назад к тексту>>>
7. В. Жаботинский. "Еврейское государство",
Тель-Авив, 1974, с.15. назад к тексту>>>
8. "Я ведь не отрицатель рас, я
не спорю, что есть арийское начало и есть еврейское, и что они различны по
содержанию. Я только считаю нелепостью всякую попытку расценить оба эти начала,
установить, какое из них "высшее" и какое "низшее"". В.Жаботинский, "Фельетоны",
Санкт-Петербург, 1913 г., с. 188. назад к тексту>>>
9. "Между берегом и берегом", "ха-Машкив",
02.04.1940. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., С.114.
назад к тексту>>>
10. Там же, с.16.
назад к тексту>>>
11. Там же, с.17
назад к тексту>>>
12. Там же, с.19-20.
назад к тексту>>>
13. Там же, с.21.
назад к тексту>>>
14. Лекция по истории Израиля,
"Хайнт", 13.5.1932; в сб. "Нация и общество". Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с.156 назад к тексту>>>
15. В.Яновский, "Поля Елисейские",
С.-Петербург, 1993, с.52. назад к тексту>>>
16. "Дезертиры и хозяева", "Фельетоны",
1913, Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с.157
назад к тексту>>>
17. "Я прекрасно понимаю, что
в большинстве случаев ассимилированный еврей с известного возрастного рубежа
уже не способен изменить свой жизненный путь. Он свыкся с этой культурой,
и всякая другая для него - закрытая книга, и он не может обречь себя на духовный
голод. И никто не может этого требовать от человека. Речь сейчас не о каком-то
конкретном человек, но о политической линии. Мы не только проживаем свою частную
жизнь, но и определяем будущее развитие всей нации. <…> Творить нашу национальную
культуру, бороться за ее гегемонию в еврейской душе - это обязанность и тех,
кто не сподобился пить из ее источников. Пусть же он поможет своему сыну,
укажет верный путь потомству, более счастливому, чем он. И. Главное, пусть
всенародно признает, что его путь был ошибочен, пусть предостережет других
от подобных ошибок". Лекция по истории Израиля, "Хайнт", 13.5.1932; в сб.
"Нация и общество". Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992.,
с.157. назад к тексту>>>
18. "Письмо об автономизме", "Еврейская
жизнь", 1904. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с.199.
назад к тексту>>>
19. "Из того, что верховным орудием
жизнедеятельности народа является психика, и что психика эта у разных народов
разная, вытекает простой вывод: каждому этническому коллективу удобнее жить
в такой социальной атмосфере и обстановке, где каждая существенная мелочь
им создана...<…> Идеальное условие для этого называется своя земля, родственное
население, собственная государственность. <…> Причем надо подчеркнуть вот
что: главное в такой "национальной" обстановке и атмосфере не язык и не литература:
главное <…> - "психика" нации - есть государственный строй, и в особенности
хозяйство". Еврейское государство, рукопись, 1936. Цит. по: Моше Бела, "Мир
Жаботинского", Иерусалим, 1992., с.201-202. назад
к тексту>>>
20. Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с.200. назад к тексту>>>
21. "О мнении Национального профсоюза
"восточных евреев", "Херут" ("Свобода", иврит), 25.10.1932. Цит. по: Моше
Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 41.
назад к тексту>>>
22. "Мы объясняли, что еврейство
- нация, а не религиозная община. Мы разъясняли, что <...> человек может принадлежать
к нации, не имея никакого отношения к религии. Ныне мы сами опровергли все
это... Мы капитулировали перед клерикализмом, воюющим с равноправием женщин
- <…> принципом на котором построена наша организация. Эта организация ценой
невероятных усилий склонила на нашу сторону большинство еврейского народа,
просвещенный мир, наконец, и вот откуда-то из щелей выползают темные личности
и заявляют, что сионистская организация основывается на принципе, противоречащим
Торе, и мы послушно им уступаем. Мы дорого заплатим за эту слабость". "Здание"
(оригинал на иврите), "Хадашот ха-Арец" ("Новости страны"), 27.10.1919. Цит.
по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 125.
назад к тексту>>>
23. Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с. 126. назад к тексту>>>
24. Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с. 126. назад к тексту>>>
25. Речь на открытии конгресса
Новой сионистской организации, Вена, 7.9.1935; в сб. "Речи". Цит. по: Моше
Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 127.
назад к тексту>>>
26. Письмо Эри Жаботинскому, 14.9.1935.
Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 127-128.
назад к тексту>>>
27. "Фундамент Новой сионистской
организации", "Унзер вельт", 28.5.1937. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с. 130. назад к тексту>>>
28. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.36. назад к тексту>>>
29. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.36-37. назад к тексту>>>
30. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.76. назад к тексту>>>
31. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.39-40. назад к тексту>>>
32. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.40 назад к тексту>>>
33. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.40-41. назад к тексту>>>
34. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.41. назад к тексту>>>
35. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.43. назад к тексту>>>
36. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.77. назад к тексту>>>
37. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.7 назад к тексту>>>
38. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с. 45-46. назад к
тексту>>>
39. Слово о полку. Автобиография.
Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 115.
назад к тексту>>>
40. "Агентство", "ха-Арец", 27.8.1925.
Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 115.
назад к тексту>>>
41. "Повозка клейзмеров", "ха-Ярден",
8.4.1935; в сб. "На пути к государству". Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского",
Иерусалим, 1992., с. 220. назад к тексту>>>
42. Из кн. "Фронт борьбы еврейского
народа", 1940. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с.
166. назад к тексту>>>
43. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.55-56. назад к тексту>>>
44. "Общественный вопрос", "ха-Ярден",
21.10.1938. Цит. по: Моше Бела, "Мир Жаботинского", Иерусалим, 1992., с. 47.
назад к тексту>>>
45. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с.29-30. назад к тексту>>>
46. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с. 30. назад к тексту>>>
47. В. Жаботинский. "Еврейское
государство", Тель-Авив, 1974, с. 33-34. назад к
тексту>>>
