Минское гетто вошло в историю Второй мировой войны, как одно из самых крупных в Восточной Европе. Весной 1941 года в Минске проживало примерно 90 тысяч евреев. Во время фашистской оккупации их насчитывалось уже более 125 тысяч за счёт беженцев из Белостока, разных городков и местечек, а также евреев Германии, Австрии, Чехословакии, других стран, которых привозили туда.
Каждую ночь устраивались на его территории кровавые экзекуции. Солдаты и полицейские врывались в дома, грабили, насиловали, убивали. Проводились и специальные акции по уничтожению. Только во время одной из них, за четыре июльских дня 1942 года было замучено около 18 тысяч человек, а всего в Минском гетто погибло свыше 100 тысяч евреев.
Люди жили в постоянном страхе, охваченные ужасом преступных злодеяний нацистов.
В этих условиях в Минском гетто зародилось и действовало подпольное движение сопротивления, одним из руководителей которого был Михаил Гебелев – человек беспримерного мужества и отваги, спасший от смерти сотни его узников, в том числе и детей.
Схваченному и повешенному гестаповцами 15 августа 1942 года, ему было 37 лет. В 2005 году герою исполнилось бы 100...
Об его оборванной жизни, отданной людям, я беседую с младшей дочерью, журналистом Светланой Гебелевой, проживающей с мужем в г.Баффало, США.
- Светлана, ты появилась на свет за 18 дней до начала Великой Отечественной войны. Михаил Гебелев был казнён фашистами в твой годик с небольшим... Как и когда вошёл отец в твою жизнь?
- Отец вошёл в мою жизнь с детства. Я, самая младшая в семье, была всегда рядом с мамой. Она же всю жизнь посвятила тому, чтобы по крупицам собрать о нём что-то новое. Мы с мамой часто бывали в семьях бывших подпольщиков и узников гетто, сослуживцев и односельчан отца. Я хорошо помню этих прекрасных, отзывчивых людей: Екельчиков и Зельцеров, Пруслиных и Фельдманов, Кравчинских и Липских, Трусовых, сестёр Калашниковых – их рассказы об отце. Время было трудное, послевоенное. Они давали нам не только пищу духовную, но старались помочь и материально – в семье осталось три девочки-сиротки, а пенсию нам определили очень маленькую...
- Что повлияло на твой выбор профессии журналиста. Писала ли ты о Минском гетто?
- Я была ещё совсем мала, когда мы вернулись из эвакуации в Минск. Отец простился с семьёй в газоубежище на второй день войны. Он думал, как нам рассказывали, что жена и дочери погибли, а мамина сестра, Блюма, спасла нас, увезя на Кавказ, затем в Среднюю Азию.
Мама надеялась, что в Минске нас ждёт отец. Увы, вместо него к нам пришли двое мужчин. Один из них был Григорий Смоляр, организатор подполья в гетто. Он принёс свёрнутый в трубку, весь в трещинах портрет отца и извещение-похоронку из Штаба партизанского движения о его гибели.
А маме не верилось, она всё писала и писала, куда только могла, надеясь, что отец жив. Я ей в этом помогала, но ничего утешительного мы не нашли. Поиск же наш, обрастая всё новыми фактами и подробностями о неизвестном мне, но таком дорогом человеке, привёл меня в журналистику, а сердце моё наполнил любовью к отцу, которого я видела только на фотографиях. Всё, что я писала о гетто, было связано с его именем, но много лет написанное оставалось в моём столе, потому что тема подвига еврейского подполья была закрыта и только в 1993 году в минской газете «Авив» был опубликован мой очерк «Таким был Михаил Гебелев».
- М. Гебелев начал свою трудовую жизнь столяром-краснодеревщиком, но всё время учился. Он так любил читать, что даже на призывной пункт 23 июня 1941 года взял с собой чемодан, полный... книг. Как складывалась довоенная жизнь отца?
- Скажу сразу, дело даже не в том, что отец любил читать, а в том, что он постоянно учился. И наша небольшая комната, в которой жила семья, была полна учебников. Много книг было и в доме столяра-краснодеревщика Лейбы Гебелева. Хотя дед был простым кустарём и научил своему делу сыновей (их было у него четверо, да ещё столько же дочерей), Лейба старался дать всем образование. Он привлёк к этому сельского учителя, а его дом в местечке Узляны Минского района был избой-читальней, куда тянулась молодёжь.
В 1927 году, когда ему было 22, отца призвали в армию, где он стал командиром отделения. Демобилизовавшись, переехал в Минск с молодой женой Хасей, которую полюбил ещё во время службы в Бобруйске. Стали строить семью. Мама вела хозяйство, растила детей. Папа работал на заводе им. Молотова столяром, был избран председателем профкома. Вечерами учился на рабфаке, в Комвузе, преобразованном в Высшую партийную школу республики. После её окончания в 1939 году и до начала Великой Отечественной работал инструктором-пропагандистом Сталинского райкома Минска. В первые дни войны был призван на сборный воинский пункт Уручье, куда прибыл со своим бывшим сослуживцем и соседом Давидом Бельником.
Он рассказал мне, что отец взял с собой кусок хлеба и книги, как оказалось, учебники. На сборный пункт проникли диверсанты. Здесь царили паника и неразбериха. В этой обстановке отец сказал: «Я возвращаюсь в Минск, Давид. Так надо».
- Отвага и смелость отличали Михаила ещё в юношеские годы, о чём рассказывал его односельчанин П. М. Чарно...
- Да, папин односельчанин Пётр Маркович Чарно, который жив и по сей день, вспоминал, что в Узлянах и прилегающих к ним Полянах, каждый знал Михаила Гебелева, сероглазого паренька с открытым лицом, неизменной доброй улыбкой, организатора и заводилу всех интересных дел.
Он был секретарём комсомольской организации, членом сельсовета, активно работал в Узлянском добровольном пожарном обществе. Всё у него получалось. Отзывчивый и внимательный к людям, вежливый и скромный, Миша отличался также бесстрашием и отвагой. В 20-ом, когда под Узлянами стояли белополяки, надо было узнать каковы силы неприятеля. Помочь в этом красноармейцам вызвался Миша Гебелев, пятнадцатилетний паренёк. Он один проник в расположение белопольских войск и раздобыл важные сведения.
Позднее эти качества плюс необычайная смелость, вера в справедливость его дела и привели отца в подпольную организацию Минского гетто, которую он вскоре возглавил.
- Только двадцать лет спустя после окончания Второй мировой войны мир узнал правду о существовании подпольной организации Минского гетто. Одним из её руководителей был Михаил Гебелев, которого в народе прозвали «Бесстрашный Герман»...
- Хочу уточнить. Двадцать лет спустя после Второй мировой войны мир узнал правду о Минском подполье. Но ещё много лет советская пресса, особенно белорусская, хранила молчание о подпольной организации в Минском гетто, куда было согнано 50 процентов жителей этого города и тысячи евреев из стран Западной Европы.
Именно здесь, в гетто, зародилась подпольная борьба против гитлеровских захватчиков. Уже в августе 41-го на квартире связной Сони Певцовой-Ривкиной был создан оргцентр в составе Григория Смоляра, Якова Киркаешты и Натана Вайнгауза. Вскоре в руководящую тройку вошёл Михаил Гебелев, заменивший погибшего героя Я. Киркаешта. Организатор подполья в гетто Григорий Смоляр, партийный работник и журналист из Белостока, понимал, как нужен подполью именно такой человек, как Гебелев. Потому что и Смоляр, и руководитель Минского городского подпольного центра Исай Казинец (его настоящее имя узнали только после войны, а известен он был как «Славка» и «Победит») не были минчанами. Гебелев же хорошо знал город, людей в гетто и русских районах. Руководящему центру удалось вовлечь в подпольную борьбу свыше 300 человек. Работая в оружейных и пошивочных мастерских, на заводах, юденрате, каждый из подпольщиков добывал, что мог: оружие, одежду, медикаменты для военнопленных, уходивших в партизаны. Самые сложные задания выполнял сам Гебелев.
Я бережно храню книгу Григория Смоляра «Мстители гетто», написанную сразу после войны. Многие её страницы рассказывают об отце: «Мы снова отправили в город Михаила Гебелева – «Бесстрашного Германа», как называли его в подполье, - вспоминал Смоляр. - Он умел несколько раз в день пробираться в город, хотя враг подстерегал на каждом шагу. На всякий случай было приказано активистам быть настороже. Особенно это относилось к Михаилу Гебелеву, который за время работы в городе приобрёл много знакомых вне гетто. Мы просили его быть осторожным, но это не помогало. Его можно было увидеть везде: и в подполье у молодёжи, готовящейся к отправке в лес, и на нашей радиостанции, и на улице во время ухода групп в партизанские отряды».
На конспиративной квартире Антонины Мелентович отец встречался с Исаем Казинцом, от которого получал задания. Они приносили с собой и сводки Совинформбюро, которые распространяла эта женщина. Отец участвовал в создании первой подпольной типографии. Он спасал еврейских детей, отправляя их через надёжного человека Василия Орлова (русского по национальности), в детские дома русских районов Минска. В «малинах» гетто он прятал городских подпольщиков, которым грозил арест гестапо. Но главной его задачей была отправка военнопленных и других узников гетто в партизанские отряды. Он делал это, добывая для них аусвайсы и паспорта через подпольщиков Василия Сайчика, Захара Гало и других. Один из них, Алексей Котиков, дважды передал М. Гебелеву более 200 паспортов. Было это на конспиративной квартире И. Дементьева вблизи гетто. Из рассказа Котикова: «Когда я стал смотреть в прорезь занавески в доме Дементьева, то через некоторое время увидел Гебелева. Он уверенно шёл к колючей проволоке, которой был опоясан район гетто. Я увидел, как он достал из кармана кусачки, прорезал ими проход в проволоке и, осмотревшись по сторонам, вошёл в дом. Гебелев произвёл на меня большое впечатление своей смелостью».
В гетто у папы погибли 16 родных, в том числе и его отец Лейба. А ведь обладая документами, он мог бы спасти их...
Бывая с мамой после войны в семьях подпольщиков, я запомнила их рассказы о том, что некоторые «деятели» подполья, имея доступ к документам, продавали их. Михаил Гебелев относился к таким людям с презрением.
В мае 1942 года отец стал официальным руководителем подполья в гетто. На совещании подпольщиков города, где было создано пять подпольных райкомов, он был утверждён секретарём Тельмановского подпольного райкома (в гетто) по рекомендации секретаря подпольного горкома Ивана Ковалёва (Невского). Подпольщик А. Котиков подчёркивал, что Гебелев в должности руководителя подполья гетто себя оправдал.
- Как был арестован и погиб Михаил Гебелев, почему прекратилась деятельность подпольного райкома в гетто?
- Бесстрашно появляясь в разных районах города, отец не мог избежать слежки. Гестапо требовало от юденрата выдачи Гебелева и других подпольщиков. Но председатель юденрата М. Иоффе выполнить это требование отказался. Отец, конспирируясь, носил в подполье три фамилии. Поэтому гестаповцы были сбиты с толку. И всё-таки подпольный горком принял решение об уходе Гебелева в партизаны.
Когда он должен был отправиться с группой военнопленных в партизанский отряд имени Будённого, то в грузовике оставалось одно место, для него. Вдруг отец увидел среди остающихся своего земляка Симона Шнейдера. «Езжай, Симон, - сказал он, - я в следующий раз». Следующего раза не было.
Во время ареста отца у него с собой никакого удостоверения личности не было, а геттовский пиджак с документом на имя Русинова находился в тайнике. Немцы обнаружили его позже. Они обещали денежное вознаграждение тому, кто скажет, чей это пиджак и кто такой Русинов. Предателя не нашлось. Отец был заключён в тюрьму как русский.
Подпольщики стали готовить ему побег. В гетто и русских районах собрали большую сумму денег, золото, чтобы его выкупить. Нашли человека в тюрьме, который готов был всё организовать, но неожиданно отца перевели из тюрьмы в гестапо. После зверских пыток, не добившись признаний, Михаила Гебелева повесили. Ему было всего 37 лет.
После гибели М. Гебелева подпольный райком в гетто перестал действовать. К тому времени погибли 46 подпольщиков. Замены Гебелеву не нашлось. Григорий Смоляр после гибели отца ушёл из гетто на конспиративную квартиру, а затем – в партизаны. Подпольщик Давид Кисель был назначен секретарём, но... вот, что он поведал: «Гебелев был душой подполья. И его гибель была невосполнимой утратой. Когда Смоляр ушёл в партизанский отряд, я оставался секретарём подпольной группы. Но сделать что-то с горсткой людей обезглавленному подполью было трудно. 28 ноября 1942 года за нами явилась партизанская связная Броня Завало-Крайнович. Я создал группу из 19 человек, и мы вышли с рабочей колонной в сторону Грушовки».
- Десятки людей помогали и помогают восстанавливать героический образ отважного, самоотверженного «Германа». Это и участники подполья, и спасённые им узники гетто...
- Вскоре после того, как мы вернулись в Минск, к нам пришёл седой мужчина. Мама его сразу узнала. Это был Симон Шнейдер, односельчанин отца. Он обнял маму и нас, трёх девочек.
- Я был там на площади, откуда отправляли военнопленных в партизаны. Миша должен был ехать с ними, - вспоминал он, - но я этого не знал тогда. В машине оставалось одно место. И он уступил его мне. Я отказывался. Но он настоял. Он умел убеждать. Я сел в машину, а он... Его взяли, как только он отошёл от того места. Миша спас меня ценой своей жизни. Я много раз корил себя, но разве что-то изменишь...
Не передать, что пережили тогда мама и старшие сёстры. Я была ещё слишком мала, чтобы понять это.
В 70-х годах нас нашёл звукорежиссёр фирмы «Мелодия» Валентин Скобло. Он приехал из Москвы специально, чтобы познакомиться с семьёй Гебелева и других подпольщиков города. В гетто у Валентина погибла вся семья, а он, мальчишка, спасся благодаря Михаилу Гебелеву и Василию Орлову, который работал в отделе просвещения городской управы.
Идея спасения еврейских детей в русских районах возникла у Михаила Гебелева после зверского уничтожения детского дома в гетто. Было это во время погрома 2 марта 1942 года. Подпольщица Хася Пруслина подсказала ему, что есть в городской управе надёжный человек Василий Орлов.
Василий сразу отозвался на просьбу Гебелева. И стали поступать еврейские дети в городские детские дома с направлениями Орлова, в которые были вписаны русские или белорусские имена и фамилии.
Только в детский дом по Спортивному переулку было направлено 30 еврейских детей, а детских домов в Минске было 15. Валя Скобло под фамилией Прокопович попал в детский дом по улице Красивой.
В прошлом году я прочитала опубликованный в газете «Форвертс» очерк израильтянина Григория Розинского о таких же, как и он, ребятишках из гетто. А через короткое время Розинский прислал мне письмо с просьбой помочь в сборе материалов об этих чудом уцелевших детях. Я сразу отозвалась на эту просьбу.
Много новых деталей о подпольной деятельности папы раскрыла мне Татьяна Бойко, выполнявшая задания по его поручению. Она находится в Израиле, а познакомил нас заочно бывший минский журналист Евгений Мазо, который живёт теперь в США.
- Из бывших узников гетто было сформировано девять партизанских отрядов. Тем не менее, известно и антисемитское указание начальника штаба партизанского движения П.Пономаренко: «Евреев в партизаны не брать!» Подпольщики ежедневно рисковали своими жизнями, но в послевоенных публикациях приоритет отдавался партизанам...
- Как-то так сложилось, что в публикациях о войне больше восхвалялись партизаны. О подпольщиках писали очень скромно, особенно геттовских. А ведь в подполье действовать было намного опаснее, чем в партизанах. Каждый подпольщик словно ходил по лезвию бритвы.
Минский историк Эммануил Иоффе отметил, что сражаться в Минском гетто было намного тяжелей, чем в других: «...оккупанты ввели в Минском гетто круговую поруку. Кроме постоянных опознавательных знаков каждому жителю были присвоены индивидуальные номера, которые требовалось носить ниже жёлтой латы. Если кто-то исчезал, уничтожались все жители дома или квартиры. Это налагало особую ответственность на каждый шаг, каждое действие подпольщиков...».
А ещё доносы, предательство, когда, порой, свои же евреи-полицаи и убивали своих... Так погибли десятки подпольщиков. Провал постиг весь первый состав Минского подпольного горкома в конце марта 1942 года. Вместе с другими подпольщиками был казнён и секретарь горкома Исай Казинец, единственный из подпольщиков-евреев Белоруссии, удостоенный посмертно звания Героя Советского Союза.
Григорий Смоляр отмечал: «После мартовского провала Гебелев стал одним из главных организаторов подпольной работы в городе. Михель Гебелев работал без устали. Средь бела дня, когда улицы кишели гитлеровцами, и после полуночи, когда каждый шорох отдавался глухим эхом в замёрзшем городе, Гебелев пробирался в город и обратно. Не зная покоя, он взялся за организацию отправки военнопленных в партизанские отряды».
- Тема гетто в советское время продолжительный период оставалась под запретом. Ты рассказывала, как однажды тебе позвонила старший научный сотрудник Института истории АН БССР Анна Павловна Купреева...
- Мне как дочери, как журналисту всегда хотелось написать об этом необыкновенном человеке «Бесстрашном Германе» - моём отце. Но когда я обращалась к своим коллегам в республиканские газеты, они сочувственно говорили: «Ты же знаешь: гетто – эта тема не пройдёт». Я очень переживала, но надеялась, что придёт время, мне позвонят и скажут: «Напиши о своём отце...».
И вдруг звонок. Ласковый женский голос: «Мне нужна ваша помощь, Света. Я работаю над историей Минского гетто». Звонила Анна Павловна Купреева, старший научный сотрудник АН БССР. Она попросила помочь в сборе материалов об отце. Я с радостью откликнулась, стала записывать воспоминания родных, сослуживцев, односельчан отца, Для этого ездила по разным городам, разыскивая их. Общая работа сдружила нас. Анна Павловна была человеком редкой порядочности. Единственная в своём институте она не побоялась взяться за официально запрещённую тему. Работала над ней 15 лет, а когда закончила, её труд, скрывая от людских глаз, отправили в архив.
Только в октябре 1993 года, когда А. П. Купреева доживала свои последние дни, её монография, открывшая правду о героической борьбе подпольщиков, была опубликована в республиканском журнале «Беларуская мiнуйщына».
Замечательная белорусская женщина Анна Павловна спасла и отстояла честь и достоинство евреев Минского гетто. Жаль, что таким как она, не присваивают звание «Праведника народов мира». Мир её праху...
Анна Павловна завещала мне: «Света, вы должны продолжить мою работу. Ваш отец – герой. Несите людям правду о нём и о бесстрашии других героев Минского гетто». Я выполняю этот завет.
- Я знаком с твоими старшими сёстрами Зиной и Раей, их семьями. Знаю, как бережно относятся они к памяти об отце. Знаю и то, что всю сознательную жизнь ты посвятила сбору документов, книг, разных публикаций о нём. Расскажи о своём домашнем музее.
- Всё, о чём я пишу: об отце, гетто – подтверждено документально. В моём домашнем музее собраны документы из Штаба партизанского движения, различных архивов, в том числе Национального архива республики Беларусь, где я сделала фотокопии личного дела отца.
Есть много газет и журналов с публикациями о нём, вышедших в разных странах. В американских русскоязычных изданиях «Вестник», «Еврейский мир», «Форвертс», «Новое русское слово», «Вечерний Нью-Йорк», «Русская реклама» опубликованы как очерки об отце, так и репортажи с митингов и маршей в память Минского гетто на которые приглашали и меня в Нью-Йорк.
Храню я папку с монографией о Минском гетто А. П. Купреевой и разные материалы, которые она передала мне незадолго до её кончины.
Отдельно скажу о книгах. Я уже упоминала книгу Г. Смоляра «Минское гетто», которая была запрещена сразу после выхода в 1947 году. Эта книга в 2002 была переиздана в Минске на белорусском языке. Такая же участь постигла и «Чёрную книгу» под редакцией В. Гроссмана и И. Эренбурга, которая вновь увидела свет в 90-е годы. Немало в ней строк и о подвиге М. Гебелева. Валентин Скобло написал о гетто книгу «На уцелевшем челне», одним из главных героев которой стал отец. Она была напечатана с микроплёнок в Торонто, так как рукопись её была изъята в своё время ещё КГБ. Есть у меня документальная повесть Давида Гая «Десятый круг», совсем недавно переведенная и на английский; «Чёрная книга с красными страницами» Владимира Левина и Давида Мельцера, двухтомник «Война и судьбы», книги минского историка Эммануила Иоффе, «Дети Минского гетто» Григория Розинского и другие.
- 9 мая 2005 года весь мир будет отмечать 60-летие Победы над фашизмом. В этом же году исполнится 100 лет со дня рождения легендарного Михаила Гебелева, отдавшего свою жизнь в борьбе с ним, заслужив благодарную память потомков.
В составе Минского подполья действовало пять подпольных райкомов. Имена четырёх секретарей носят улицы города. Пятому, Гебелеву, в посмертной славе до сих пор отказано...
Будем надеяться, что справедливость всё же восторжествует. Как ты представляешь себе увековечение его памяти?
- Я считаю, что «Бесстрашный Герман», отдавший свою жизнь во имя спасения людей, должен быть увековечен в названии одной из улиц Минска на бывшей территории гетто. Каждая из них полита кровью людей, чья вина заключалась лишь в том, что они – евреи.
Было уже две попытки осуществить это. В 1993 году, когда в городе проходили Дни памяти Минского гетто, общественность республики направила ходатайство в горисполком с такой просьбой. Ответа не последовало.
Вторая попытка была сделана Еврейской ассоциацией бывших узников гетто и концлагерей на траурном митинге в Нью-Йорке в октябре 1998 года, принявшей обращение к руководству республики Беларусь о присвоении одной из улиц Минска имени Михаила Гебелева. Снова молчание.
И всё же я надеюсь, что наши голоса будут услышаны... .
